Вернувшись домой после встречи с Пинто, Липхорн понял, что история с бриллиантом так просто не кончится. И в покое его не оставят.

Лампочка на автоответчике мигала, причем второй звонок был от Ковбоя Дэши, помощника шерифа. Не иначе как насчет того алмаза.

Первой же ему звонила профессор Луиза Бурбонетт, и голос у нее был счастливый. Старая индианка, для встречи с которой Луиза приехала в Биттер-Спрингс, оказалась истинным кладезем легенд племени хавасупаи, к тому же эта старуха собиралась отвести Луизу к своему еще более старому дяде, знатоку фольклора племени пайютов.

— Я переночую здесь, а утром встречусь со стариком, посмотрю, что удастся записать. Завтра позвоню снова, скажу, когда меня ждать. Может, удастся найти нечто общее в преданиях о происхождении этих двух племен — хавасупаи и хопи. Жаль, тебя со мной завтра не будет.

Второй звонок был из тех, к которым отставники привыкают быстро.

— Лейтенант, — сказал Дэши, — двое ваших бывших работников решили наконец пожениться. Свадьба состоится через две недели в доме матери Берни Мануэлито, под Шипроком. Вы приглашены. Я буду шафером. Если вы еще не догадались, кого в конце концов выбрала Берни, так это Джим Чи.

Последовала недолгая пауза, а за ней — одна из тех просьб, которые обычно следуют за вежливым, приятным вступлением.

— И вот еще что, лейтенант, у меня тут возникла проблема. Может, вы мне что-нибудь посоветуете. Тот человек, которого арестовали в резервации Зуни за ограбление и убийство, ну, в общем, это мой двоюродный брат. Алмаз, который он хотел заложить, понимаете, он говорит, что держал этот алмаз у себя много лет. И в общем, он никого не грабил.

Дэши откашлялся.

— В общем, — проговорил он, — сержант Чи посоветовал обратиться к вам. Рассказал кое-что о человеке с фактории в Шорт-Маунтин, той, что между Туба-Сити и Пейджем, — Макгиннис, кажется. В общем, Чи сказал, что это одно из ваших старых дел: кража со взломом, а Макгиннис вроде заявил, что у него тогда похитили большой алмаз. Если у вас найдется время, может, расскажете мне об этом поподробнее? — И снова пауза. — Ну, в общем, заранее спасибо, сэр.

Если у него найдется время? Да сколько угодно времени! Липхорн набрал номер, оставленный Дэши, попал на автоответчик, оставил сообщение: да, время у него найдется. Куча времени. Помимо всего прочего, история с алмазом становилась все интереснее.

— Похоже, я сегодня окажусь на вашей территории, — сообщил он автоответчику. — Ближе к вечеру заеду пообедать в Культурный центр хопи. Хотите — ищите меня там. Если нет, я отправлюсь оттуда на старую факторию в Шорт-Маунтин. Можем там встретиться.

Затем он сел в свой старый грузовичок, размышляя о том, что у сержанта Чи хватило наконец ума сообразить, что Берни любит его. Подобные размышления привели его к мысли о том, не стоит ли еще раз предложить профессору Луизе Бурбонетт выйти за него замуж.

Один раз он ей такое предложение уже сделал — после того как разрешил ей использовать свой дом в Уиндоу-Роке как самый северный опорный пункт в ее нескончаемых фольклорных экспедициях. Луиза изучала мифологию индейцев навахо, юта, пайюта, зуни, хопи и так далее. Представителей этих племен она просила наговорить что-нибудь на диктофон.

В первый раз она отвергла его предложение руки и сердца коротко и решительно.

— Джо, — сказала она, — я уже была замужем, и мне не понравилось.

Когда он заговорил с нею об этом снова, она напомнила ему, что он все еще любит Эмму, что было чистой правдой, хотя к тому времени он уже десять лет был вдовцом. Луиза сказала, что дает ему еще десять лет, чтобы все взвесить.

Липхорн вздохнул, решил, что лучше об этом не думать, и покатил на запад по федеральной магистрали номер 264. Он остановился для заправки в Ганадо и провел следующий час в размышлениях о том, как поделикатнее объяснить Ковбою Дэши, что он понятия не имеет, как помочь его двоюродному брату. А потом решил восстановить естественную для всех навахо гармонию с окружающим миром — миром, где умирает слишком много старых друзей. И Коротышка Макгиннис в их числе.

Пикапа, в котором он в последний раз видел Дэши, на парковке Культурного центра хопи не наблюдалось, — жаль, но что поделаешь. Зато хорошенькая девушка, сидевшая при входе, признала его (первое приятное впечатление за весь этот день) и одарила широкой улыбкой. Ну да, конечно, она знает Дэши. Нет, он не заходил, но, разумеется, она скажет ему, что лейтенант Липхорн был здесь, а потом поехал в Шорт-Маунтин.

Липхорн выпил две чашки кофе, съел лепешку тако и покатил к Туба-Сити, к суровым просторам лежавших за ним многоцветных скал и каньонов.

За Туба-Сити он повернул на север. Северо-западную часть неба закрывала гряда кучевых облаков — высоких, точно белые замки. Обычный для конца лета «дождливый сезон» в этом году запаздывал. Может быть, недолго ждать осталось?

Проехав немного по ухабистому руслу Биг-Драй-Уош, он перевалил горную гряду и оказался в русле Бикахатсу-Уош, а по нему добрался до Блу-Мун-Бенч.

Все здешние строения принадлежали фактории Шорт-Маунтин: большой, обитый горбылем амбар, загон для овец и собственно магазин, он же склад, с двумя стоящими чуть поодаль бензоколонками. Единственным автомобилем на парковке был старый и ржавый «форд»-седан с выбитыми стеклами. Колес у «форда» не было.

Липхорн остановил машину, выключил двигатель и посидел, оглядываясь по сторонам в надежде отыскать какие-либо признаки жизни.

Длинная деревянная скамья на веранде, где прежде сидели покупатели, судачили и потягивали холодную газировку с сиропом, теперь опустела. Овец в загоне тоже видно не было. Вокруг — тишина.

Липхорн взглянул на часы. За это время Макгиннис вполне бы мог открыть дверь, выглянуть наружу и махнуть ему рукой, приглашая войти. Однако дверь не открылась.

Что ж, придется смириться с потерей. Макгинниса больше нет. Липхорн медлил лишь потому, что не желал поверить в это. И если уж быть до конца откровенным, то он проделал такой долгий путь для того лишь, чтобы убедиться, что Пинто ошибся, или найти кого-то, кто видел, как умер Макгиннис. Кого-то, с кем можно поговорить об умершем, помянуть его добрым словом. Но вот он приехал, а здесь — одна пустота и безмолвие.

Липхорн поднялся на веранду, постучал в дверь. Никто не ответил. Табличка на двери по-прежнему гласила: «ПРОДАЕТСЯ. СПРАВКИ ВНУТРИ». Может, факторию все-таки кто-то купил? Вряд ли.

Липхорн прошел по веранде к ближайшему окну, стер со стекла пыль и заглянул внутрь.

Ряды полупустых полок, в конце длинного прилавка — конторка, какой-то мерцающий свет. Липхорн пригляделся. Черно-белый телевизор показывал что-то вроде рекламы пива. Перед телевизором виднелась спинка кресла-качалки и чей-то затылок. Совершенно седой.

Липхорн вздохнул, вернулся к двери, постучал еще раз и подергал дверную ручку. Не заперто.

Он приоткрыл дверь, заглянул в полутемный торговый зал и радостно воскликнул:

— Макгиннис!

Да, это был Макгиннис, живой, в чем Липхорн уверился окончательно, лишь подойдя к нему на расстояние вытянутой руки.

Макгиннис поднял руку, чтобы поправить наушники. И только тогда заметил Липхорна и повернулся к нему.

— Ты что? — спросил Макгиннис. — Тебе разве не говорили, что, прежде чем входить в дом, надо стучаться?

Макгиннис с трудом встал с кресла-качалки и стянул с головы наушники.

— В Уиндоу-Роке полагают, что вы умерли, — сказал Липхорн. — Так мне там сказали.

— Говори громче, — произнес Макгиннис. — Плохо слышать стал. Так меня в покойники записали, а?

Макгиннис нацепил на нос очки и только теперь, кажется, узнал Липхорна.

— Постой-ка, — сказал он. — Ты ведь тот полицейский-навахо. Бывало, приезжал сюда, пил газировку и выведывал, где кого можно найти. Правильно?

— Мистер Макгиннис, — произнес Липхорн. — Знаете, я так рад, что вы живы, а не умерли.

— Если ты думал, что я умер, так какого же черта притащился сюда?

И не дожидаясь ответа, старик поковылял к двери, ведущей в жилые комнаты.

— Я тебе сейчас кофе сварю, — сказал он. — Если ты, конечно, не бросил эту дурацкую привычку отказываться от виски.

— Предпочитаю кофе, — сказал Липхорн, следуя за Макгиннисом.

Правда, при этом он не удержался от недовольной гримасы: вспомнил кошмарный привкус бурды, которую старик выдавал за кофе.

Макгиннис зажег горелку газовой плитки в закутке, служившем ему кухней, достал из навесного шкафчика чашку с оббитыми краями и фирменный стакан с эмблемой «Кока-колы». Потом поставил на огонь кофейник, извлек из буфета бутылку виски «Джек Дэниелс». Открыв ее, стал аккуратно наполнять стакан, остановившись, когда уровень виски в стакане достиг нижнего края красной эмблемы.

— Присаживайся, — сказал он. — Пока кофе варится, я успею сделать пару глотков, а ты расскажешь, что тебе нужно от меня на этот раз.

— Ну, во-первых, я хотел узнать, как ваши дела. Похоже, торговлю все еще не забросили. И по-прежнему ворчите на всех.

Макгиннис фыркнул, сделал глоток виски, за ним второй.

— Торговлю? — переспросил он. — Какая теперь торговля? Все мои покупатели либо голодают, либо ездят в Пейдж и покупки делают там. Разве что иногда кто-нибудь заглянет. Да и то, как правило, потому, что надеется мне что-нибудь продать. Так что у меня теперь только одно занятие. Избавляюсь понемногу от старых запасов. А людей вижу редко. Ладно, это мы с тобой обсудили, теперь говори, что ты хочешь узнать.

— Ладно, — сказал Липхорн. — Я хочу знать про ограбление, от которого вы пострадали.

— Да какое там ограбление. Ограбление — это когда на тебя наставляют пистолет и отбирают все, что есть. Ты же коп, должен знать разницу. Тут не ограбление, а кража со взломом. Пока я спал, кто-то залез в дом и унес ящик мясных консервов, сахар и все такое, да еще деньги выгреб из кассы. Ты это хотел узнать? А больше мне рассказывать нечего. Я тогда даже не проснулся.

Старик сконфуженно улыбнулся Липхорну.

— Вернуть ничего не удалось?

Макгиннис рассмеялся:

— Конечно, нет.

— Вы не упомянули о бриллианте.

— О бриллианте?

— Бриллианте ценой в десять тысяч долларов.

Макгиннис нахмурился.

— А, вот ты о чем, — сказал он.

— Вам его вернули?

— Нет.

— А страховая компания вам за него заплатила?

Макгиннис поморгал слезящимися голубыми глазами, поставил стакан на стол и вздохнул:

— Помню, как ты много лет назад приехал сюда, искал женщину-шамана. И я сказал тебе, из какого она рода, рассказал о ритуале посвящения в женщины, который устраивают для одной из девочек ее семьи, а ты смекнул, что шаманка должна будет участвовать в ритуале, — вот так мы с тобой и познакомились.

Закончив эту речь, имевшую целью напомнить Липхорну о совершенном им, Макгиннисом, добром деле, старик кивнул, давая Липхорну понять, что тот может тоже сказать что-нибудь. Правила вежливости, принятые у навахо, запрещают перебивать собеседника.

Затем старик налил гостю кофе.

— Я все это помню, — сказал Липхорн. — Вы также сказали, что знали моего деда. И что его звали Хостин-Кли, Лягающийся Конь. Когда я пересказал наш разговор матери, она рассердилась.

— Не следует рассказывать матушкам такие вещи, — произнес Макгиннис. — Так или иначе, в тот день мы разговаривали скорее как два друга. Ты и я. Ты вел себя не как представитель закона.

И старик вопрошающе уставился на Липхорна:

— Ты и сейчас пришел как друг?

Липхорн, поразмыслив, ответил:

— Когда капитан Пинто сказал мне, что вы умерли, я не хотел ему верить. Слишком много старых друзей я потерял в последнее время. На самом деле я не думал, что смогу узнать здесь что-либо о том бриллианте. Я просто хотел вспомнить те давние времена, когда я был настоящим полицейским. Может быть, это помогло бы мне жить в согласии с миром, где уже нет многих моих друзей.

Макгиннис приподнял стакан, словно произнося безмолвный тост, сделал глоток.

Липхорн попробовал кофе. Память его, к сожалению, не подвела: бурда в чашке отчетливо пахла химией.

Взгляд Макгинниса посерьезнел.

— Ну так скажи, что именно ты хочешь от меня узнать.

— Хорошо, — сказал Липхорн. — Вы, может быть, читали о недавнем ограблении в индейской резервации Зуни. О нем писали в газетах.

— Какой-то малый застрелил владельца сувенирного магазина, ты об этом? — сказал Макгиннис. — Слышал в новостях по радио. Парень забрал кое-какие деньги и унес с собой кучу всякого добра.

— Правильно, — подтвердил Липхорн. — Ну так вот, сейчас в гэллапской тюрьме сидит подозреваемый. Хопи, который пытался заложить бриллиант ценой примерно в двадцать тысяч всего за двадцать долларов. ФБР считает, что алмаз он прихватил во время ограбления. Однако хопи уверяет, что много лет назад получил этот камень от какого-то человека в Большом каньоне. Этого хопи зовут Билли Туве, он двоюродный брат Ковбоя Дэши. Помните Ковбоя?

Макгиннис кивнул.

— Дэши говорит, что Туве невиновен. А капитан Пинто обратил внимание на бриллиант, который вы упомянули в страховой претензии. Бриллианты в этих местах — большая редкость. Вот я и подумал, может, вам еще что-нибудь известно.

— Так-так, — сказал Макгиннис. — Интересно. Значит, Туве уверяет, что алмаз ему дал незнакомый человек из Большого каньона, так?

Макгиннис встал и вышел за дверь.

Липхорн сидел, размышляя о том, как постарел Макгиннис. О том, что он и его магазин словно бы умирают вместе.

Макгиннис вернулся с мешочком, сшитым, судя по всему, из оленьей кожи. И, снова усевшись в кресло, взглянул на Липхорна.

— Я расскажу одну историю. А уж ты решай, поможет она тебе чем-нибудь или нет. Скорее всего, не поможет.

Липхорн кивнул.

— Давно это было. Зима выдалась холодная. И вот заявился сюда один малый, сказал, что его зовут Рино, — лет тридцати с чем-то, на лошади, весь укутанный. Попросил еды, а еще хотел позвонить от меня по телефону. Телефон мой не работал, и я сказал ему: скачи в Биттер-Спрингс, а если там магазин закрыт, тогда в Пейдж. Он кое-что взял у меня с полки, а я разогрел ему банку свинины с бобами. Потом он попросил подбросить его в Пейдж и признался, что денег у него нет, но в уплату за все он оставит мне лошадь и седло.

Макгиннис хмыкнул.

— Лошаденка у него была так себе и совсем заезженная. Седло, правда, хорошее. Я спросил его, откуда он. И вот теперь пойдет самое интересное. Он сказал, что был в каньоне, сбился с дороги и заблудился. И, пытаясь выбраться наверх, встретил старого индейца. Старик сказал ему, что расщелина, по которой он поднимается, заканчивается тупиком, и показал, как добраться до тропы, по которой пройдет лошадь. А после спросил, нет ли у него хорошего ножа или топорика, с которым ему не жаль расстаться. По словам Рино, он показал старику нож и сказал, что отдаст его за десять долларов. Но у индейца денег не было, и он предложил обмен.

Макгиннис поднял мешочек и начал развязывать ремешок, которым тот был стянут.

Спросил Липхорна:

— Ты такие раньше видел?

— Похож на мешочек для ритуальной пыльцы, — сказал Липхорн. — Или для кукурузной муки, которую используют в обрядах. А вот фигурки, вышитой на коже, я что-то не узнаю. Немного смахивает на бейсбольного рефери в защитном нагруднике. Старик в каньоне из какого племени был? Хопи? Хавасупаи? Юма? Все они пользуются мешочками для снадобий.

— Тот ковбой, Рино, сказал, что в индейцах разбирается плохо. Но, по его словам, тот старик много говорил о Маасау, или как там вы называете этого духа. Как бы там ни было, хопи о нем знают, и, думаю, кое-кто из индейцев юма, живущих в каньоне, тоже. И племя супаи. Некоторые называют его Человек-Скелет. Он считается духом-хранителем Подземного мира, который приветствовал первых хопи, когда они вышли на свет из тьмы. А хопи особо почитают его еще и потому, что он научил их не бояться смерти.

Макгиннис помолчал, глотнул виски.

— Что-то голос осип, — сказал он. — Давно уже не говорил так много.

Он еще помолчал.

— Ты об этом хотел услышать?

— А что было в мешочке?

— Да уж не пыльца, — ответил Макгиннис и достал из мешочка маленькую круглую жестянку, поцарапанную. «По-настоящему сладкий», — было написано красными буквами на плоской крышке.

«Коробка из-под табака», — подумал Липхорн.

Макгиннис открыл крышку и вынул из жестянки прозрачный, голубовато-белый камень размером со стеклянный шарик, какими играют дети.

Старик держал камень большим и указательным пальцами, поворачивая его в луче света. Камень так и искрился, рассыпая повсюду разноцветные блики.

— Когда вытрясаешь из такого мешочка цветочную пыльцу, — сказал Макгиннис, — то вытрясаешь благословение. Это символ вновь зарождающейся жизни. Доброго, здорового, естественного начала. Вытряси вот эту маленькую дрянь, и получишь символ жадности.

Он по-прежнему держал камень в луче света, любуясь им.

— Ого, — улыбнулся Липхорн. — Мистер Макгиннис, вы говорите как настоящий навахо.

Макгиннис спрятал камень обратно в жестянку, а жестянку в мешочек для снадобий.

— Кто-то сказал, — заметил он, — что деньги — корень всех зол. Не знаю, не проверял: разбогатеть мне так и не удалось.

Он вложил мешочек в ладонь Липхорну:

— Взгляни на него еще раз. Вблизи. Красивый камушек, но ради него не стоит садиться в тюрьму.

Липхорн вытащил алмаз, осмотрел его.

— Похоже, камень гранили для какого-то ожерелья. Для подвески. Так вы отдали за него кое-какие продукты, а в придачу получили еще и лошадь? — спросил он. — Неплохая сделка.

Макгиннис сделал обиженное лицо:

— В твоем изложении все выглядит хуже, чем было на самом деле. Но бриллиант-то оказался подделкой. Что и подтвердил сам Рино.

— Ничего себе! — воскликнул Липхорн. — Как же получилось, что вы после кражи оценили его в десять тысяч долларов?

— Мы все еще разговариваем по-дружески? Или ты вернулся к роли копа?

— Пусть будет по-дружески.

— Тогда ладно. Я сказал тому парню, что не вчера родился и все об этих искусственных бриллиантах знаю. Цирконы — так они, кажется, называются. Неужели он и впрямь думает, что я поверю, будто он отдаст мне настоящий бриллиант за кормежку и за то, что я подвезу его в город? А он ответил: по правде сказать, он и не рассчитывал, что я поверю. И он тоже догадался, что этот камень не настоящий.

— То есть он признался, что это подделка?

Макгиннис кивнул:

— Ну да. Рино сказал, что старик, который дал ему камень, либо псих, либо религиозный маньяк. Что он пытается возродить здесь что-то вроде культа Человека-Скелета.

— Однако вы указали в страховой претензии, что у вас похитили дорогой бриллиант. Не знай я вас так давно, это меня удивило бы.

— Ну, после кражи я подумал и решил, что, может, я был не прав и бриллиант — настоящий.

— А что потом? — спросил Липхорн. — Вы нашли камень уже после того, как составили список украденного? Или вор принес его обратно?

— Думайте что хотите, — ответил Макгиннис. — Страховая компания мою претензию все равно отвергла.

— А нет ли у вас адреса этого Рино?

Макгиннис рассмеялся:

— Я спросил у него: «Ты откуда родом, сынок?» — а он ответил: «Из Рино, потому меня так и прозвали».

Липхорн еще раз посмотрел на камень:

— Вообще-то цирконы мне видеть приходилось. Этот больше похож на бриллиант.

— Я тоже так думаю, — ответил Макгиннис. — Но тот ковбой, или кто он там был, сказал: откуда у старого, живущего в каньоне индейца бриллиант? Да это просто нелепость!

Макгиннис уложил камень назад в жестянку и указал на мешочек.

— Ты вот на это взгляни, Джо, — сказал он. — По-моему, на коже вышита какая-то ящерка. Однако я такой никогда не видел. А на другой стороне еще какое-то злющее насекомое.

— Показать бы его Луизе, — предложил Липхорн.

— Ну тогда оставь мешочек у себя, — сказал Макгиннис. — Так хочешь послушать, что еще рассказал мне тот парень?

— За тем я и приехал, — ответил Липхорн. — Двоюродный брат Ковбоя Дэши тоже уверяет, что получил свой камушек от старика из каньона.

— Начало этой истории я тебе уже рассказал, — напомнил Макгиннис.

— Я бы хотел послушать ее еще раз.

Макгиннис кивнул:

— Может, я что-то и пропустил. Ну так вот, по словам этого Рино, шел мокрый снег, и он свернул в одну из узких расщелин, надеясь добраться по ней до самого верха каньона. Едет он так на лошади и видит под выступом скалы человека, укрывшегося от непогоды. Мой ковбой скатывает себе сигаретку, и старику тоже. А старик спрашивает, нет ли у него на обмен ножа или топорика. Рино показывает ему свой большой складной нож. Старику нож нравится. Он удаляется куда-то в глубь пещеры и возвращается с красивой плоской коробочкой. В ней — куча маленьких жестянок из-под нюхательного табака. Старик открывает одну из них, достает из нее камушек и протягивает ковбою, вроде как меняться предлагает. Рино качает головой: нет. Старик достает камень побольше. Рино прикидывает, что камушек этот должен стоить никак не меньше старого ножа, да и подружке его он, пожалуй, понравится. И соглашается на обмен.

— И все?

— Конец истории, — подтвердил Макгиннис.

— То есть Рино видел в той красивой коробке не один бриллиант?

Макгиннис поразмыслил.

— Ну да. Он что-то такое говорил о куче табачных жестянок. Старик хранил в них бриллианты.

— А откуда взялась коробка?

— Рино спросил об этом у старика. По-английски индеец не говорил, но он изобразил жестами самолет и вроде даже крушение, показал, как из самолета падают люди. А потом изобразил большой огонь.

Липхорн обдумал услышанное.

— Мистер Макгиннис, — сказал он. — Вы уже жили в этих краях в… дайте подумать… да, в пятьдесят шестом?

Макгиннис рассмеялся.

— Я все смотрю на тебя и жду: сообразишь или нет? Но ты молодец, догадался. Это случилось в августе, в сезон дождей. Самая страшная на то время авиакатастрофа.

— И произошла она вон там, — сказал Липхорн, указывая за окно, в сторону Мраморного каньона, находящегося не более чем в тридцати километрах отсюда.

Макгиннис усмехнулся:

— Когда я поселился здесь, воспоминания были еще живы. Два пассажирских самолета столкнулись в воздухе, и останки людей попа́дали в каньон.

— И багаж их тоже, — добавил Липхорн.

— И ты думаешь, среди багажа могла находиться набитая драгоценностями коробка?

— Именно так я и думаю, — признался Липхорн.

— По правде сказать, мне такая мысль тоже приходила в голову, — сказал Макгиннис. — И вряд ли торгующий драгоценностями коммивояжер стал бы возить в красивой коробке простые цирконы.