43

В тот момент, когда Джейсон сказал Генри, что все улажено, Генри загорелся идеей немедленно вернуться в Даллас. В результате новая «Студия Старков» продолжала бездействовать. А согласно теории Джейсона Старка, все, что бездействует, быстро деградирует. Кроме того, я могла видеть, что Джейсон был похож на скаковую лошадь, закусившую удила, а торговые центры, Акрон, Огайо, коли на то пошло, были скачками вчерашнего дня.

Через пару недель он сказал:

— Кэтти, я все привел в движение. Что я теперь хочу — это отправиться на побережье немедленно, а тебе позволить разделаться со всеми здесь и сделать необходимые приготовления для переезда.

Меня охватила паника при мысли о том, что Джейсон уедет вперед без меня.

— Почему бы нам всем не поехать сейчас — тебе, мне и детям, а все приготовления и разбирательства оставить Джорджу? В любом случае, Энн не заберет своих детей до конца учебного года.

— Джордж будет полностью занят управлением Галереями, что бы все спокойно функционировало до того, как мы найдем покупателя, а потом не может быть и речи о приостановлении работ в Кантоне. Ты должна помочь ему и позаботиться обо всем. Приведи в порядок наши личные дела: дом, все остальное. Это не займет больше двух месяцев. Возможно, когда мы найдем покупателя, Джорджу придется остаться на переходный период. Это цена, которую мы должны заплатить за непрерывное функционирование предприятия закрытого типа все эти годы.

Он не мог не видеть, что я была очень расстроена.

— Это ненадолго. Я буду летать туда-обратно… Я буду приезжать на уик-энд.

— Но где мы будем жить? — спросила я, будто это меня больше всего интересовало. — Ты найдешь для нас дом?

— У меня не будет времени на поиски дома: Но я брошу все ради тебя, когда ты приедешь туда. Я забронирую номер в отеле. Возможно, один из бунгало в Беверли Хиллз.

«Ну, хорошо, — подумала я со злорадством. — Почему же ты все же не делаешь этого? Я надеюсь, все-таки что ты сделаешь это, и еще я надеюсь, что Сесиллия остановится там тоже, и она испортит тебе жизнь, ежедневно осаждая тебя своими причитаниями. Это будет тебе как раз за то, что ты оставил меня тут».

Я представила, какие масштабы могут принять атаки Сесиллии, но возможны и вариации. Во время нашего посещения столицы кино случилось так, что я оказалась в магазине, специализирующемся на реликвиях Голливуда: немного мелких предметов, таких, как туалетная бумага с чертовым лого Гуччи и поздравлениями. Одна была такая: Старфакер! Сесиллия — Старфакер!

Потом мне стало стыдно. Я почувствовала, что мои тревоги мелки, незначительны и ничтожны. Сесиллия может и хороша как старфакер, но я знала, что она что-то чувствовала ко мне — привязанность, переходящую в настоящую дружбу. И кроме того, в году 1977 она получила только двойку за танго. И если у меня не было полной уверенности в Сесиллии, я полностью доверяла своей большой любви — моему Джейсону.

Таким образом, Джейсон улетел, пообещав мне вернуться через несколько дней на уик-энд. А я подумала: «Ну, если окажется чертовской ошибкой то, что я поддалась уговорам Джейсона, тогда этот период должен стать очищением».

В первый же вечер своего отсутствия Джейсон позвонил из отеля «Эрмитаж». Он сказал, что сначала приехал в «Беверли Хиллз Отель», но, когда узнал, что в одном из бунгало остановилась Сесиллия, он его покинул.

— Я решил, что это будет исключительно в моих интересах — жить где-то в другом месте. Как только я представил ее, колотившую в мою дверь утром и вечером, с рассказами о своих несчастьях, мне не понадобилось ничего больше представлять.

— Я не думаю, что найдешь от нее убежище, меняя отели. Если Сесиллия захочет найти тебя, она это сделает.

— Но по крайней мере она не сможет колотить в мою дверь в три часа утра.

— Нет? — Я не была уверена в этом. — Сесиллия получит свое чего бы это ни стоило.

Однако Джейсон сообщил, что за несколько дней Сесиллия позвонила ему только однажды. Казалось, она не слишком заинтересована в съемках, во всяком случае, пока. Она была занята очень страстным адвокатом — неким Ли Филипсом — и они все время работали над подготовкой к бракоразводному процессу.

— Они неразлучны, — сказал Джейсон.

— Они живут вместе? Ты это имеешь в виду?

— Нет, не формально, во всяком случае. Даже тупой адвокат, а Филипс не болван, знал бы лучше него. Они собираются потребовать 20 миллионов долларов.

— На самом деле? Для меня это звучит безумно. Ведь они были женаты с Генри где-то около года.

— Разве это может остановить нашу девочку? А также Филипса. Я слышал, он всегда требует 20 миллионов. Это только его стартовая цена.

Мы оба рассмеялись.

— Я полагаю, Генри тоже наймет себе адвоката с 20 миллионами долларов, — сказала я, и Джейсон согласился.

— Смотри, когда все дела с разводом закончатся, Сесиллия снова поселится у тебя на пороге. Ты давал или не давал ей обязательств по контракту?

— Нет, кажется, Генри, как муж, имел с ней только джентльменское соглашение. Но мы имеем контракт с Джо сроком на сем лет. И контракт на производство тринадцати серий сериала Джо «Голливуд и вино». Кажется, рейтинг шоу падает и будет отменен, но Генри скупил их. А сейчас у нас тоже есть контракт с Грегом Наваресом.

В этот момент меня не интересовали эти контракты, мои мысли все еще были заняты Сесиллией.

— Что ты будешь делать, когда Сесиллия в конце концов потребует картину? Она это сделает независимо от того, имеет она контракт или нет. Я боюсь, что любая картина с ее участием будет иметь множество сложностей. Да и как ты сможешь ей отказать?

Джейсон вздохнул.

— Почему бы нам не подождать, пока это пройдет?

Я хотела, чтобы Джейсон приезжал домой на уик-энд, как он это обещал, так как меня беспокоило другое его обещание — обещание, которое мы дали друг другу в том, чтобы иметь пятерых детей. Настало время заняться делом. Мне было уже за тридцать. Я собиралась начать новую жизнь в новом доме и уже решила, что не желаю участвовать в делах студии. Я планировала быть только матерью и женой… если Джейсон позволит.

Я встретила его самолет, и Джейсон показался мне непохожим на себя, я сначала никак не могла понять — почему. Потом я догадалась: это был загар. За недельный период он приобрел густой бронзовый загар. Но я знала, что он не был ни на каком пляже и не загорал. Откуда же это у него?

— На студии. Прямо напротив моего офиса находится гимнастический зал, и он оборудован тремя лампами различной мощности.

Это был студийный загар.

— Ты знаешь, произошла забавнейшая вещь. В первый день, как я приехал туда, я отправился обедать с Джо. Это был ресторан под названием «Ла Мэйсон»…

Я хотела прервать его, сказать, что я была в этом ресторане с Сесиллией за несколько дней до ее свадьбы, сразу после того, как Генри объявил, что он купил студию, и что когда мы вошли в обеденный зал, все встали и аплодировали ей.

— …Случилась удивительная вещь. Как только мы вошли, все встали и приветствовали меня овациями. Я даже не знал этих людей, а они аплодировали мне! Как будто я был на самом деле король…

Именно так, именно так. Я только желала, чтобы ты смог им остаться.

Джейсон приехал домой на следующий уик-энд только через три недели. Он не мог говорит ни о чем, кроме как о Голливуде, о студии, о проектах развития. В своей обычной стремительной манере он покупал различные предметы собственности — выброшенные и исчезнувшие телесериалы, которые давно уже не транслировались.

— Я собираюсь придать им блеск, такое великолепие, чтобы они умирали для того, чтобы их покупали снова.

Я слушала его в одно ухо. В голове у меня все еще был другой план развития темы, и я должна была убедить Джейсона забыть студию на несколько часов, что оказалось трудным делом.

И я спросила его о новостях у Джейн, Сесиллии и Джесики.

— Я был так занят, что никого не видел, кроме Джо и Грега. Кусочки из «Голливуда и вина» начинают приобретать форму. Только они начали получать оценки, как Джо уже приступил к фильму «Любовь и предательство». Если Джо снова станет директором и будет руководить сценарием, фильм снова выйдет победителем. О, да, я был у Джейн на обеде. Она и Джо много раз приглашали меня, и я не мог отказать им. Вспомнил: я обедал в ресторане с Сесиллией и ее другом-адвокатом. Она прямо льнула к нему и терлась своей щекой о его руку, прямо как кошка. Но Джесика? Нет. Я ее совсем не видел.

44

В это утро Джесика вошла в дом через заднюю дверь, ведущую из квартиры прислуги в главный дом, как это она делала теперь каждый день в течение последних недель. Она спешила в переднюю часть дома с небольшим чемоданчиком, где было все необходимое для обработки золота. Джесика решила восстановить большое квадратное зеркало, которое занимало почти всю стену у входа. Она села на пол, покрытый черно-белым кафелем и открыла чемоданчик, достала оттуда крошечную щеточку из волосков соболя, тонюсенькие полосочки золотого листа, масло и клей. Сегодня ей можно поработать часа два до того, как идти в музей. Так она работала, начиная с того дня, когда получила возможность войти в этот дом… день, когда она получила доступ в эту удивительную фантастическую страну.

Она неторопливо шла через служебные помещения, внимательно рассматривая комнаты, стараясь растянуть удовольствие. Потом она прошла через кухню, просторную, обставленную в старинном стиле, с полом, покрытым белой плиткой, через буфетную со шкафами, заполненными красивыми тарелками в белый и голубой цветочек; белыми блюдами с золотыми ободками; цветы в стиле Лемож; первосортные хрустальные кубки; и затем она вошла в столовую. Она задержала дыхание, села за стол из полированного дерева, расположенный в центре комнаты под шарообразной люстрой, отделанной хрусталем с двадцатью подвесками, свисающей с окрашенного в желтый цвет потолка. Она осторожно дотронулась до стола — он был покрыт тонким слоем пыли.

Джесика прошла через коридор и ступила в официальную гостиную. Она была благодарна за годы, проведенные в музее, потому что знала, что кресло, в которое она села (о, так осторожно) было Китайским Чипендей и что оно было обито генуэзским вельветом; коврик, по которому она прошлась на цыпочках, был Савонери, изготовленный в стиле «Лев Лиона» — краски белые, красные, синие, черные, лишь слегка выгоревшие.

В этот день она заставила себя закончить на этом осмотр и уйти, но на следующий день утром вернулась и доставила себе удовольствие, в первый раз осмотрев библиотеку. Она касалась дрожащими пальцами изумительной панельной обшивки из черкесского орехового дерева, боясь дотронуться до дамасских драпировок из итальянского шелка, изделия столь деликатной структуры, что она опасалась разрушить ее своими руками, как рассыпающуюся паутину. Она смотрела на ряды томов в кожаных переплетах с золотым тиснением, попробовала на цыпочках ступить на позолоченную бронзовую лестницу в виде спирали, ведущую на галерею, и с трепетом рассматривала огромную аллегорическую роспись на холсте, простирающуюся через весь потолок. Она была почти уверена, что узнала кисть Джованни Антонио Пелегрини, который умер более двух тысячелетий тому назад. Затем она решила, что будет стараться опознать каждый брусочек мебели в доме и каждое произведение искусства. Она могла бы это сделать: для этого у нее были необходимые книги. Ей нужно сделать список. Все записывать.

Ей даже и в голову не могло прийти, что дом, в котором она находилась, был легендарным Блэкстоун Манон, и он намного больше ее розового замка. Но она даже не думала об этом, так как это не имело значения. Это был ее собственный дом.

Однако еще многое надо было понять даже в этот ее второй визит.

Она вернулась на следующий день и сразу же поднялась наверх, прошла одну за другой спальни, пока не попала в детскую — клоуны и плюшевые мишки сидели на полках, обозревая комнату, мячи разных размеров лежали в углу. На столе стояли первоклассные солдатики в состоянии готовности. Да, в этом доме жил ребенок — и это был мальчик. Здесь не было кукол. Она вспомнила пожарную машину, которую нашла в купальне во дворе.

О, если бы она могла иметь ребенка — ребенка от Грега — которого она могла привести сюда. Она бы могла готовить на кухне, есть в прекрасной столовой, укладывать ребенка спать в кроватку, сделанную в старом стиле с белым муслиновым пологом. Материал слегка постарел и был покрыт пылью.

В этот день она подумала, что эта работа как раз для нее. Прежде всего надо все тщательно очистить. Если она будет приходить сюда к шести часам утра, то может работать, по крайней мере, два часа. После очистки она сможет выполнить любую реставрацию сама со своими ограниченными возможностями и финансами. Она не сомневалась, что Грег едва ли заметит ее отсутствие в ранние часы, а если это и произойдет, она сможет всегда сказать что занимается бегом вместе с другими любителями утренних пробежек. Или поставить ему встречный вопрос: а где он бывает поздно вечером или рано утром?

О, если бы она могла иметь ребенка безупречного происхождения! Ей ничего не оставалось, как посмеяться над собой; и все равно она чувствовала, что еще не все потеряно в этой жизни.

Она легко касалась своей кисточкой тонкого кусочка золотого листа, когда услышала какой-то звук позади себя на лестнице, сделанной из бронзы и камня Каэн. Она резко повернулась. На лестнице стоял — не Дженни Элман, не призрак Джона Старра Уинфилда, а живой мужчина. У него были сонные глаза, взъерошенные темно-русые волосы и на нем был короткий махровый халат. Он не был напуган и не был призраком.

— Надеюсь, я не напугал вас, — чуть улыбаясь, сказал он. Он медленно приближался к ней, и она смогла увидеть его высокие скулы и ярко-голубые глаза. — Я все время спрашивал, кто та леди, которая убирает здесь. Все-таки я знал, что это — леди. — Он протянул свою руку. — Я — Кристофер Марлоу. Могу я узнать, кто вы?

После первой встречи с Крисом Марлоу Джесика много раз думала о том, что он, наверное, считает ее сумасшедшей; кто еще может приходить сюда все это время: убирать, чистить щеткой, вытирать пыль, подтирать, полировать, работать с картинами, обрабатывать рамки картины и зеркала, чинить тонкие разрезы на шелковых драпировках, мыть, отбеливать, крахмалить, гладить кружевные кухонные и буфетные занавески. Но он, во всяком случае, не осуждал ее, и, казалось, принимал как должное все, что озадачило и обеспокоило бы обычного человека.

Он рассказал ей о себе. Он преподавал историю в университете в Стэнфорде; и в розовом дворце не был 23 года — с тех пор, как ему исполнилось 9 лет, после чего он уехал с матерью в Европу и возвратился в Соединенные Штаты уже в 18 лет, чтобы поступить в Стэнфорд. Его мать умерла в Швейцарии, и теперь, получив отпуск в университете, он собирается посвятить это время реставрации своего дома собственными силами.

— Любимое дело, — сказал он, криво улыбаясь, — возвращать вещи к жизни. — Естественно, затем он собирался его продать.

Продать дом, ее дом? Джесика была встревожена, даже напугана. Что же она будет делать, когда у нее не станет этого дома? Потом она подумала, возможно, он этого не сделает. Возможно, он изменит свое мнение, когда дом будет полностью восстановлен и станет просто великолепным. Возможно, она сможет помочь ему изменить свое решение.

— Может, вы измените свое мнение и оставите дом?

Она не смогла ничего прочесть в его глазах: высокие скулы превратили их в длинные узкие щели.

— Будучи историком, я научился одной вещи, — сказал он ей. — Бывают времена, когда нужно закрыть книгу прошлого, чтобы вступить в будущее с ясной и чистой перспективой. На самом деле мне не легко находиться здесь. Здесь столько всего произошло — вещи, которые мне просто тяжело видеть. Вещи, которые я не понимал.

Ее томил один вопрос, который не выходил из головы. Имела ли его мать намерение убить его отца? Но этот вопрос не задает посторонний, а они еще были столь далеки — даже больше, чем чужие.

— Мой отец был историком, — сказала она. — Он был приятным человеком, он преподавал в УКЛА… до того, как стать хранителем музея в Уинфилд.

Она продолжала ходить в замок каждое утро, и он настолько приспособился к этому, что когда она приходила, он готовил завтрак на двоих. После еды они работали вместе, все время разговаривали. И она с таким удовольствием делала это, как будто наверстывала упущенное, как будто все эти годы совсем ни с кем не разговаривала.

Джесика приходила вечером домой из музея и видела, что ее сад тоже постепенно приобретает приличный вид: все изгороди аккуратно, симметрично подстрижены, ее плющ безукоризненно обрезан, лужайка гладкая, фикус подстрижен в виде больших шаров, и нигде не видно сорной травы. Однажды она пришла домой и обнаружила целую кровать роз, лежащих в старинной манере — целый английский сад, разноцветный, слепящий глаза — розовый, оттенки розоватого и малинового, желтый, белый и бледно-лиловый. Стрижка, уборка сорной травы — все это ответные услуги доброго соседа в знак благодарности. Но розы — о, они были знаком любви!

Она стала убеждать себя, что ее мертворожденный ребенок, ее последующие неудачи, а в дальнейшем — ее неспособность забеременеть вообще — все это было составляющие какого-то грандиозного плана, воля Природы или милосердного Бога, защищающих ее от несчастья произвести на свет неполноценного ребенка с дефективными генами. Но сейчас она знала, что ей следует делать. Она собиралась забеременеть и выносить прекрасное дитя: красивое генетически, духовно и физически, достойное любви, способное давать любовь, любящее, как и его отец. И это она хотела сделать не для своей матери, а только для себя.

В этот уик-энд Грег отправился на съемки, а она упаковала небольшую сумку и пешком отправилась вверх по дороге в розовый замок. Криса не было дома — его небольшой красный «МДЖ» отсутствовал, но она знала, что он скоро вернется. Те несколько раз, когда он уезжал с вечера, он всегда говорил ей об этом заранее.

Она знала, Крис восхищается ею…. жалеет ее, хотя даже ни единым словом, ни единым жестом он этого не продемонстрировал. Он не относился к тому типу мужчин, которые могут позволить подобные действия в отношении женщины, живущей с другим мужчиной. Они почти никогда не обсуждали Грега, но она полагала, что ему известно, каково ей жить с Грегом. Теперь они с Крисом были друзьями, а друзья чувствуют подобные вещи. Ей казалось, Крис понимал даже ее отношения с матерью.

Она ждала в хозяйской спальне, пока он не появился. Она услышала, как он поднимался по лестнице — два шага за раз. Неужели он догадался, что она здесь? Уже стемнело, но она не зажгла свет. Затаив дыхание, она ждала.

Он открыл дверь. Она шагнула вперед, чтобы встретить его: не говоря ни слова, обнаженная, ее длинные светлые волосы и белые груди как бы мерцали в тусклом свете сумерек, улыбка на ее губах, распростертые объятия. В его глазах она не заметила удивления, только радость. Некоторое время он только обнимал ее, тесно прижимая к себе. Затем легко поднял, отнес на кровать и нежно и медленно любил ее, как будто они оба были немыми, как будто они впервые занимались (каждый из них) любовью, как будто всю остальную жизнь они собирались быть вместе. Ее глаза были широко открыты, ей не страшно было смотреть в его глаза, так как в них она видела любовь.

45

Потом все произошло быстро. Нашелся покупатель Галерей, и новые хозяева — целый конгломерат — переехали быстро. Они даже не пожелали оставить Джорджа на переходный период: у них для этого были свои люди. Через три дня все, что осталось от династии торгового центра, — это только имя — Галерея Старка — на каждом центре, да и это со временем должно было исчезнуть, как только новые хозяева постепенно получат признание покупателей.

Итак, мы все вместе отправились на побережье. Лу, я и мои дети. Джейсон, которые приехал сюда для подписания необходимых бумаг, Джоржд и Энн и их дети.

Я и Энн вместе отправились искать себе дом. Консультантом мы взяли Джейн, а ее мать Эллен в качестве агента по недвижимости. Я выбрала средиземноморскую виллу Бенедикт с бассейном и теннисным кортом, так как, по мнению Джейсона, главе студии необходим: огромный дом в Беверли Хиллз со всем личным снаряжением — вроде передовых позиций фронте. А Энн выбрала Энчино в Вэлли, так как она хотела растить детей ближе к загороду, а не в лишенном простоты метрополисе — ближе к природе, как она объяснила. И, несмотря на то, что я скорее бы хотела, чтобы мы жили дверь в дверь, чем в 20–30 минутах езды друг от друга, я не могла противостоять ее логике. Джейн с презрением фыркнула. У Вэлли не было отличительного знака, а Эллен Вилсон тянула носом воздух, как будто чувствовала неприятный запах. Но Энн спокойно сказала: «Если вы не сможете договориться насчет дома в Вэлли, то, возможно, я найду себе другого брокера». После чего Эллен вынуждена была вести себя по-другому.

Я только хихикала по этому поводу. Я была на первом месяце беременности, и мне все казалось забавным. Но я сильно волновалась за Джесику, которая сказала мне, что тоже беременна.

Я предпринимала все, чтобы оградить себя от каждодневной суматохи на студии, старалась оставаться только женой, матерью, а сейчас уже — беременной дамой. Однако Джейсон настаивал на том, что он должен советоваться со мной по большинству вопросов.

— Так всегда было и так должно быть, — сказал он. — Я не могу себе представить, как буду принимать решения без тебя. Ты меня сделала зависимым.

Подобные заявления заставляли мое сердце биться чаще, я внутренне трепетала от волнения, но я противилась этому.

— Ты говоришь обо мне как о наркотике.

И он ответил в манере Хэмфри Богарта:

— Ты и есть наркотик, малышка. Ты в моей крови, и я никогда не избавлюсь от тебя. — После этих слов мой пульс участился еще больше.

Я обставляла дом, покупала мебель, водила детей в школу, пыталась найти прислугу на неполный день, чтобы содержать огромный дом в порядке (так как Лу отказалась заниматься домашним хозяйством целый день). Мне оставалось воспринимать все это как забаву. Как владельцы студии мы должны были иметь полный светский распорядок. Кроме обычных вечеринок сюда входили просмотры, обеды в честь награжденных, благотворительные мероприятия. И Джейсон никогда бы не позволил мне отпроситься, даже когда мой живот, обгоняя меня, первым входил в комнату.

— Мы всегда все делаем вместе, и ничего не должно меняться только потому, что мы в Голливуде, — повторял он снова и снова.

Но я поклялась, что, как бы ни была занята, я всегда должна оставлять время для моих друзей. Поэтому я часто навещала Джесику, так как моя беременность протекала легко, а Джесике было предписано придерживаться строгого домашнего режима (из-за ее прошлых выкидышей).

Но мне не пришлось застать ее удрученной. Она оборудовала для себя спальню внизу, чтобы не подниматься по лестнице, и бодро топала своими босыми ногами по нижнему этажу дома в цветастых платьях, с распущенными длинными светлыми волосами. Внезапно она превратилась в цветущую розу, как принято говорить, улыбающегося цветущего ребенка, в подлинном смысле этого слова, хотя цветущие дети сейчас и не в моде. И удивительно, что она даже не сомневалась, что ребенок, которого она носит и которого будет рожать, сильный, здоровый ребенок, хотя я раньше думала, что она будет сгустком нервов и тревог.

В это утро я приехала к Джесике около одиннадцати часов. Убедившись, что машины Грега нет поблизости, припарковала свою машину. А около полудня, когда мы сели на кухне пить чай, появился мужчина — светлый, высокий, загорелый, одетый в джинсы и футболку — настоящий викинг; он появился без какого-либо предупреждения (что сразу же говорило о чем-то, будь я повнимательней). Но увидев его, я потеряла дар речи — от разительного сходства с Йоном Войтом. Неужели здесь все похожи на каких-то актеров? Или только я так все воспринимаю?

Затем я заметила, что он принес букет пионов в одной руке и двухлитровую кружку с чем-то похожим на куриный суп — в другой. От смущения я улыбнулась. Такие подарки Джейсон делал мне до того, как стал приносить золотые браслеты и различные безделушки, украшенные драгоценными камнями.

Джесика представила нас:

— Моя подруга, моя хорошая подруга — Кэтти Старк, — сказала она так, будто сигнализировала ему о том, что я — на ее стороне. А потом повернулась ко мне:

— А это мой хороший сосед — Крис Марлоу. Крис живет в розовом замке на холме, — сказала она восторженно.

А потом я поняла все, что должна была понять. И мне пришло на ум, уже не в первый раз, что жизнь в действительности имитирует искусство больше, чем что-либо другое. Если бы Крис и Грег появились вместе в кино, никто из публики не спутал бы их. Грег — темный угрюмый злодей, а Крис — сильный молчаливый герой. Возможно, в этом и состояла проблема фильма «Голливуд и вино», который студия пыталась реанимировать; причина того, почему сериал был вначале успешным, а затем нет. Возможно, потому, что Грег был неприемлем как герой-полицейский.

Но если все, что я предполагала — правда, тогда почему эти два идиота пребывают в эйфории, когда постоянное присутствие Грега мрачно довлеет над ними? Говорила ли об этом Джесика своему герою, и почему он не заберет ее и не увезет отсюда, что положено делать героям в подобных случаях? Есть ли у него на это силы? Достаточно сил, чтобы уничтожить власть Патриции над своей дочерью и противостоять бешеной атаке злобного негодяя. Я знала, Грег Наварес — не из тех, кто легко расстается с тем, чем владеет, несмотря на то, дорого это для него или нет.

Или я была просто жертвой своих собственных утрированных представлений, а Йон Войт-Крис — был ли он только тем, чем, казалось, должен был быть? Очень приятным красивым соседом, который приносит с собой куриный суп?

Я находила время, чтобы навещать Джесику, зато Джейн сама навещала меня и делала это довольно часто. Было ли внимание Джейн выражением дружбы? Я сомневалась в этом. Неужели она взяла меня под свое крыло — советуя мне лучшего гинеколога, лучшего парикмахера, рассказывая о правилах светских приличий на ланче в Ла Мэйсон, которые лучше проводить по пятницам, чем по понедельникам, — только потому, что я была ее хорошей подругой и не совсем своей в городе? Или же она уделяла мне внимание только потому, что ее муж работал на моего мужа и ее будущее и благополучие зависели от нашей любезности?

«О, наступила паранойя, — бранила я себя. — Голливудская паранойя». Какой же циничной я стала, думая, что Джейн действует только в собственных интересах. Возможно, Джейн нуждалась в друге, которому она могла бы довериться и на которого могла положиться, друге, которому она могла бы излить душу. Очень трудно быть Джейн, чтобы всегда жить с вывеской «играй с энтузиазмом».

Она поведала мне историю — безобидную небольшую историю о том, как она сделала что-то для Джо, что-то незначительное. И, не имея ничего определенного в виду, я мимоходом заметила, что она очень хорошая жена.

И вдруг она сболтнула:

— Однажды я ушла от Джо. Это была простая ссора. Ему не понравилось что-то, что я сделала. Я даже не помню, что это было. Но он сказал, что если уж я не великая красавица, то мне стоило хотя бы делать вид. А потом он ушел, а я размышляла над тем, что он сказал. Я думала, что здесь я действительно выглядела ужасной, и он вынужден был мне сказать то, что сказал. Я поняла, что это не имело значения, красавица я или нет. Просто было трудно признать, что Джо подлый. Я размышляла над этим, меня это мучило. И я приняла решение. Я подумала: «Пусть он сам увидит, как хорошо он сможет жить без меня». Потом, у меня была Мария, которой я полностью доверяла, я поднялась к ней и оставила у нее детей. Если бы мне пришлось взять с собой детей, то я не смогла бы пойти в отель: мне пришлось бы отправиться к матери. Но именно этого я не хотела делать. Я представила, как она повторяет снова и снова о том, как чудесно, что я вышла замуж за Джо, и я бы задушила ее. А ты знаешь мать: она никогда не оступится. Итак, я оставила детей с Марией, а сама отправилась в отель «Бэл Эар». Здесь спокойнее, знаешь, что не встретишь кого-нибудь из знакомых. Но из отеля я позвонила Марии и сказала ей, где я — на всякий пожарный случай. Но, конечно, чего я действительно хотела — чтобы она сказала об этом Джо, когда он вернется домой и обнаружит мое отсутствие, он сойдет с ума и будет искать меня — он будет умолять меня вернуться домой, просить меня на коленях!

— И что он? Он умолял тебя?

— Нет. Я уже никогда не узнаю, что бы он сделал тогда. Я устроилась в гостинице, позвонила Марии, распаковала сумку, заказала себе ланч, включила телевизор. Я уставилась в телевизор, ничего не ела, а потом запаниковала. Представь, Джо приходит домой, видит, что меня нет, и… не делает никакой трагедии из этого! Какого черта я тогда буду делать? Так я сложила свои вещи в сумку и приехала домой, как сумасшедшая женщина, до того, как Джо обнаружил, что я уходила.

После этого я никогда не обманывала себя насчет того, чтобы бросить его. Как бы то ни было, но это чувство вновь охватило меня. Я кусаю губы я жду, пока оно пройдет. Я думаю: предположим, я действительно ушла бы от Джо. Что я стала бы делать?

Мне нечего было сказать — у меня не было ответа. Кроме того, кому-то другому, может быть, было легче советовать, что она должна делать.

Потом Джейн смеялась так, как это делают люди после того, как они раскроют душу близкому другу и уже просят прощения за это.

— Боже, ты, наверное, думаешь, что я была несчастна… что у меня никогда не было по-настоящему чудесной жизни.

Сесиллия, казалось, жила совершенно потрясающей жизнью. Не потому, что я видела ее часто. Она была тесно связана со своим адвокатом и другом — Ли Филипсом. Когда я их видела вместе, она казалось мне по-настоящему влюбленной. И она была другой. Я полагала, что именно Ли делал ее непохожей на себя. Он не был старомодным, как мы в юности называли действительно привлекательных мужчин, но, как его представила Энн, он был приятным. Очень приятным. С первого взгляда я положила на него глаз, я была просто поражена. Он был точная копия Джека Николссона! Я знала, что снова попала в ловушку, видя здесь во всех определенных актеров, но в данном случае это было неоспоримое сходство. Он носил темные очки всегда, и так же постоянно, как и костюм-тройку. (Я случайно обнаружила, что он также носил тренировочный костюм из бархата для бега и бриджи для езды верхом.) Энн сказала, что она не доверяет людям, увлекающимся темными очками, что они за ними что-то скрывают — и что они скрывают? А Джейн сказала, что в Лос-Анджелесе только два сорта мужчин носят костюм — театральные агенты и адвокаты. Я полагаю, она была права. Ведь Ли и был адвокатом. Но как насчет костюма и темных очков? Что это могло значить?

И когда Ли Филипс носил костюм-тройку, Сесиллия носила костюм Адолфос или прекрасно скроенные блейзеры с юбками приличной длины и шелковые блузы сорочечного типа. А когда Ли занимался бегом в своем коронном черно-белом бархатном костюме, Сесиллия делала то же самое. Сейчас они стали почти близнецами.

Сесиллия бегает? Невероятно. Но так оно и было. Она стала совсем другой.

— О, это прекрасно! — с восторгом говорила она. — Кислород заполняет твою грудь, и ты чувствует, что летишь! Только мои неприличные груди мешаются. Очень трудно бегать с грудями, ты знаешь это? — Она пялилась глазами на мои полные груди с вежливым презрением. — Вот поэтому Ли называет их непотребными. Я подумываю о пластической операции, но Ли не разрешает мне делать что то поспешно, необдуманно. Но очень трудно выглядеть как леди с этими. Это все вина Генри. Раньше я была элегантной, а теперь я… вульгарна.

— Вовсе нет! И я не думаю, что тебе следует вновь изменять свои груди.

— О, ничего. Чтобы сделать их больше, их имплантировали, а теперь все это надо убрать. И тогда я смогу лучше бегать. Говорю тебе, Кэтти, если тебе захочется бегать, тебе придется уменьшить свои груди.

— Я не думаю о беге, особенно сейчас, Сесиллия. Я зациклена сейчас на том, чтобы доносить этот сверток, а ему или ей потребуется, возможно, большой контейнер молока.

— Действительно, Кэтти! Вульгарна! — Не знаю, относилось это к моему замечанию или к моим грудям. — Даже если у тебя есть ребенок, обязательно надо делать какие-нибудь упражнения. Все должны что-то делать.

— По правде говоря, я думаю забеременеть сразу же после рождения этого.

— Ты что — сумасшедшая? Ради Бога, ты ведь не католичка. Кроме этого ничто в наши дни не может иметь значения. Никто не имеет больше одного ребенка. И прямо сразу? Подумай о своей стерилизации!

На самом деле именно в этот момент я думала о стерилизации, которую она сама себе устроила раньше, и она еще называет меня сумасшедшей. Но, по крайней мере, она больше не называла свое тело «Храмом», и я была благодарна ей хотя бы за это.

— Я думаю о моей, как ты элегантно выразилась, стерилизации. Он каждый день становится старше, и после этого ребенка я собираюсь иметь не одного, а еще двух.

— Пять детей? Ты безумная. Если Голливуд так влияет на тебя, возможно, тебе лучше вернуться в Огайо.

Я решила больше не продолжать разговор, и она барабанила своими гладко отполированными пальцами по кофейному столику.

— Я думаю пригласить тебя и Джейсона в Санта-Барбару на ранчо к Ли на уик-энд. Конечно, ты будешь сидеть на запасной скамейке, но Джейсон мог бы покататься верхом. Что ты об этом думаешь? Верховая езда — необычайное занятие, и очень в моде в наши дни. На самом деле Ли играет в поло. Оно снова становится модным. Почему бы не попросить Ли как-то вытащить Джейсона?

— Джейсон как будто занят эти дни — очень трудно будет его вытащить, я думаю.

— Вероятно. Как идут дела на студии? — спросила она безразличным тоном.

— Хорошо…

«Так, — думала я, — теперь Сесиллия, кажется, больше похожа на жену а ля Голливуд, чем на голливудскую суперзвезду». Казалось, получи сейчас Сесиллия свой развод и двадцать миллионов долларов, она и Ли уехали бы на пони-поло высоко в горы.

Спустя месяц или около этого, у меня появился на свет мой сын — Мэттью. А через три недели Джесика родила девочку, которую она назвала Дженнифер, и я вспомнила, что так звали леди, которая однажды жила в розовом замке — Дженни Элман, мать Криса Старр Марлоу. И если у меня и были сомнения относительно того, кто является отцом ребенка Джесики, то сейчас они исчезли совсем.

Я знала, что отпуск Криса подходил к концу и затаив дыхание ждала, что этот мужчина, которого я называла героем, возьмет свою женщину и ребенка и уедет на север. Но мне следовало знать и другое. Если он попытается сделать это, он проиграет, поэтому, сказала мне Джесика, Крис принял «временное назначение» в УКЛА. И я почему-то подумала, что хороший парень уже проиграл.

46

Я снова забеременела уже через несколько месяцев после рождения Мэттью, и тогда моим наиболее громогласным криком стала Энн.

— Как ты можешь думать о рождении еще одного ребенка в этом мире ядерного разрушения, я никак не пойму.

— У тебя двое детей, — заметила я, защищаясь.

— Если бы мне пришлось все делать снова, то, возможно, у меня не было бы ни одного.

— Ты говоришь ужасные вещи.

— Это мир ужасен вокруг нас.

— Действительно, Энн, я не знаю, как Джордж ладит с тобой. Ты всегда была пророком судьбы, но раньше ты немного смеялась и много улыбалась. Но чем старше ты становишься, тем хуже. Только более озлобленная.

Энн рассмеялась над этим.

— О, Кэтти, прости меня. Я уверена, что этот ребенок будет таким же чудесным, как Мэган, Митч и Мэтти.

Джесика считала восхитительным, что я снова беременна. Сама она пребывала в эйфории от рождения ребенка и ни о чем другом не думала. Казалось, она игнорирует тот факт, что существует Грег, который время от времени появляется дома. Она все еще ходила босиком, ее волосы так же свисали на спине в виде косы, а ее деревенское платье почти превратилось в половую тряпку. Она таскалась с ребенком везде целый день, он держался на подвязке, прижатый к ее груди, а когда приходило время кормления, она расстегивала платье и делала это безо всяких хлопот.

— Что сказал Грег по поводу всего этого? — Я имела в виду постоянные визиты Криса.

— О, я думаю, он рад ребенку. Практически он только и говорит со мной о ребенке. Я пошла проведать мать с Дженни, и после этого он спросил меня, что сказала мама о его ребенке… ее внучке.

— А что говорит она?

— Ничего особенного. Она не страдает избытком чувств. Она продолжает рассматривать лицо Дженни и старательно ищет сходства. Она говорит: «Подождем, увидим». А затем она как обычно с усмешкой спрашивает о карьере Грега.

— Ничего нового здесь нет, — вздохнула я и продолжала настаивать. — А что она говорит об Крисе? И что говорит Грег о Крисе?

Джесика посмотрела на меня довольна холодно.

— Что может мама сказать о Крисе? Она даже не знает о его существовании. Что касается Грега то он только знает, что такой существует на свете. Грег знает только, что кто-то есть. Он доволен тем, что является наследником Уинфилда, вот и все. Дело в том, что он почти здесь не бывает. У него есть скромное жилье в Голливуде. Он сказал, что хочет быть ближе к студии, так как по утрам ему слишком рано вставать. Я думаю, что рейтинг шоу-программ повысился. Это правда?

Но я не собиралась отклоняться от начатого разговора.

— Что-то такое говорит Джейсон, — промямлила я. — Но Грег должен что-то предполагать относительно тебя и Криса.

Она уже не хотела говорить об этом и ответила с некоторым раздражением на мою настойчивость:

— Он думает о Крисе с презрением. Он считает его дураком, потому что он работает в саду не за плату.

— Но разве его не удивляет то, почему он работает бесплатно?

Джесика нервно засмеялась.

— Ты хочешь сказать, разве не удивился бы он, если бы узнал, что мы любовники?

Я посмотрела на нее, ничего не ответив.

— Нет, его не удивляет. А знаешь, почему? Потому, что он думает, что я изначально безвольное существо, вот почему. Он считает, что у меня не хватит духу, чтобы завести любовника. И знаешь еще что? Даже если бы моя мать знала о существовании Криса, она тоже считала бы, что у меня не хватит духу. Моя мать и Грег — у них есть нечто общее. Они оба думают, что я безвольное существо.

Крис… ребенок… до сих пор, статус-кво.

Джейн также считала меня сумасшедшей из-за новой беременности, но она об этом ничего не сказала. Даже не обмолвилась. В этот раз она была одета в ковбойскую шляпу, бриджи и ковбойские ботинки цвета хаки. Она нервно носилась по комнате, очевидно, что-то обдумывая. Наконец выпалила:

— Ты знаешь, что говорят в городе о «Студии Старка»?

— Что?

— Что мы на самом деле представляем телестудию, а не настоящую киностудию.

— Какое это имеет значение сейчас, Джейн?

— Это значит, что люди думают, что «Студия Старка» не имеет никакого отношения к кино, не делает фильмы… только материал для телепрограмм. Сериалы, клипы, фильмы «Сделано-для-ТВ». Циклически повторяющиеся сериалы и клипы. Кино, настоящее кино, которое создается у Старка — это то, которое далается независимыми художниками, которые только арендуют благоприятные условия студии. А что, если Старк собирается раздать их? Но раздачей не создашь фильмов, не так ли?

С одной стороны, я симпатизировала Джейн. Она отдавала столько сил, чтобы достойно представлять киностудию, ее интересы, и этот разговор ее волновал лично. Я также понимала, что она снова выступает как эмиссар Джо; он процветал на «Студии Старка», переделывая, вновь воссоздавая и создавая телефильмы, но все еще не был удовлетворен своим признанием и мастерством — он хотел быть сценаристом и директором настоящего кино. Я думаю, на него действовала атмосфера Голливуда и не могла осуждать его.

Но с другой стороны, как она осмелилась прийти ко мне со своим хныканьем, со своей критикой в адрес Джейсона и того, что он делает со «Студией Старка»?

— Если студия должна существовать и расти, она должна делать деньги, Джейн, — сказала я, стараясь сдерживать свой гнев. — Джейсон поставил студию снова на ноги после провала «Любви и предательства», — сказала я многозначительно. — И, несмотря на созидательные качества Джо, он, конечно же, причастен к этому провалу, не так ли? И я полагаю, Джейсон особую энергию вложил в создание финансовой стабильности «Студии Старка». И мне наплевать, что люди в этом городе называют нас телестудией, а не киностудией. И если это раздражает тебя и Джо, то я не думаю, что Джейсон будет удерживать Джо по контракту. Если Джо хочет найти другое место, более престижное, чем это, я думаю, что мы сможем с этим смириться.

От моих слов глаза Джейн расширились. Она была в шоке, даже напугана моими словами.

— Я не понимаю, почему ты так со мной разговариваешь, Кэтти. Я думала, мы друзья. — Она огляделась вокруг, как будто искала возможность спрятаться, как будто хотела избавиться от меня.

— Мы друзья, Джейн. Я надеюсь, мы останемся друзьями.

Она засмеялась неуверенно.

— Но ты говоришь как… как говорят люди, которые находятся у власти. Ты угрожаешь мне, Кэтти, угрожаешь его работой.

— Нет, Джейн, я не угрожаю. Я только говорю тебе все, как есть. Честно. Что касается моего пребывания у власти, то разве не ты говорила мне, что этот город любит власть? И если ты хочешь здесь выжить, ты должен жить по правилам этого города?

— Когда я говорила, я ничего особенного не имела в виду. Я только сказала тебе то, что говорят люди о нас… всех нас в «Студии Старка». Знаешь ли ты, почему мы вряд ли сможем найти кого-то, кто предоставит нам возможность заниматься теннисом по воскресеньям?

— Мне жаль слышать это. Может быть, я могу что-нибудь сделать для вас? У нас здесь отличный корт. Практически мы им не пользуемся. Может быть, вы будете проводить свои воскресные теннисные занятия у нас в доме? Может быть, главе «Студии Старка» больше посчастливится в привлечении кого-то.

Наши взгляды совпали. Джейн была права. Я изменилась. Я пребывала у власти. Но я думала, что я была просто беременна.

Уходя, она сказала примирительно:

— Все всегда говорили, что Джейсон — гений. Финансовый гений. Я полагаю, именно это позволило ему добиться успеха здесь, в эти дни. Финансовый гений, но все-таки он не обязательно творческий гений.

Я пересказала Джейсону разговор с Джейн. Я думала, он посмеется над этим, но мне следовало знать его лучше. Он выглядел подавленным.

— Послушай, Джей, но мы здесь всего лишь чуть больше года. И ты поставил эту проклятую студию на ноги. Она приносит деньги! Ты заставил работать много людей…

Он улыбнулся с грустью.

— У меня много людей работало в Огайо. Я приехал сюда не для того, чтобы быть только хорошим бизнесменом. Я мог остаться в Огайо и делать то же самое. Если тебе не удается создать что-то поистине хорошее, поистине большое, тогда что тебе делать в бизнесе?

— Все, что ты делаешь, ты делаешь великолепно!

Он покачал головой.

— «Месть воскресной ночи»? — Он упомянул фильм, который только что продал телекомпании для показа по субботним вечерам. — Или наш первый боевик — «Ребенок сатаны»?

— Ты делал их со вкусом!

Он улыбался, качая головой.

— Действительно, классный проект, вот что есть на самом деле. «Кровь и кишки и визги подростков».

— Ты сделал великолепно!

— Нет, Кэтти. Что значит великолепно? Полный удивления, полный благоговения! Я не сделал ничего внушительного, не так ли?

Ох, как я болела за него! Я обняла его и крепко прижалась. Ох, Джейсон, я полна благоговения перед тобой! Я нахожу благоговейным то, что ты есть у меня… Я полна благоговения как никогда. Ох, Джейсон, моя любовь к тебе — благоговейная штука!

47

После месяцев отсрочек и недель слушаний свидетелей сторон бракоразводный процесс Сесиллии подходил к концу. На тот день, когда Ли Филипс должен был выступить с заключительной речью, она попросила меня сопровождать ее в суд.

— Мы собираемся устроить большой вечер после всего у Джимми. Настоящий праздник, можешь быть уверена. Так что посмотри, что тебе надеть, чтобы как-то уменьшить твой позор.

— Мой позор?

— Да. Когда ты прогуливаешься, демонстрируя свой большой беременный живот, все знают: его сделала ты! Ты объявляешь всему миру: Я была пьяна! — поддразнивала она.

Я хотела спросить ее, что думает весь свет, когда она прогуливается, демонстрируя свои большие, сверх обычного размера груди, но я не стала делать это. Она стала все же более застенчивой относительно своих сверх меры больших привесок, с тех пор как познакомилась с Ли Филипсом, и каждый раз, когда мы виделись, она ругала их. Она собиралась сделать операцию после того, как закончится суд, после того, как она соберет свои миллионы и выйдет замуж за своего обходительного адвоката. Но я не собираюсь портить удовольствие, которое ей доставляли постоянные уколы в мой адрес.

Когда она заехала за мной, я была более чем удивлена ее экипировкой. Я, конечно, не знала, в каком виде она отправляется в суд в другие дни, но полагала, что она одевается так же, как и обычно, когда гуляет с Филипсом: костюм в стиле Шанель, скромного покроя блузки, лодочки на низком каблуке. Сейчас она стояла передо мной в коротеньком платье, скроенном из небольшого куска материи и стянутом ремнем в стиле «спагетти», ее огромные груди туго натягивали легкий трикотажный материал. Этому наряду соответствовали и туфли — они были белого цвета и на очень высоких каблуках, а волосы были уложены в какое-то большое сооружение, которое вышло из моды уже лет двадцать. Сесиллия вовсе не выглядела как модель высшего класса или как эффектная актриса. Она даже не была похожа на девушку из высшего класса — она была похожа на уличную девку, которых вы встречаете ежедневно на всех улицах.

Я не находила слов.

— Это что, Ли посоветовал тебе так одеться? — Но когда Сесиллия кивнула головой, я все-таки не могла себе представить, что же он задумал.

— Он сам принес это платье. Я каждый день надевала в суд одежду, немного похожую на эту, но это — просто образец противодействия всем сомнениям, можно так сказать. Я думаю, он хочет, чтобы судья увидел все красоты, которыми обладал Генри, а потом упустил. — Сначала она улыбалась, как бы получая удовольствие от того ошеломляющего эффекта, который она производит на меня. Потом ее улыбка стала менее уверенной. — Я чувствую себя глуповато. Мне хочется снять все это, снять и вернуть груди в нормальное состояние.

В зале судебных заседаний Ли Филипс стоял на очень высокой трибуне, а ассистент устанавливал на дисплее увеличенный фотоснимок Сесиллии — цветной фотоснимок размером с человеческий рост, изображающий Сесиллию, продающую парфюмерию в вечернем платье ошеломляющей элегантности. Потом он убрал этот снимок и поставил другой, такой же большой — Сесиллия в длинном меховом пальто такого же высшего класса. Фотоснимки сменяли друг друга, демонстрируя изысканную, утонченную, со вкусом, выразительно эффектную, шикарную, изящно соблазнительную Сесиллию. Они были очаровательны. Я посмотрела на Сесиллию. Ее рот был открыт, а янтарные глаза светились безумием.

Затем Ли Филипс позвал:

— Сесиллия, пожалуйста! Вы не могли бы встать сюда?

Сесиллия неуверенно поднялась и посмотрела на меня, а я сразу же поняла задумку Ли Филипса.

— Нет, Сесиллия! Не ходи! — Я вскочила с места и взяла ее за руку. — Нет, Сесиллия! Не ходи туда!

Филипс повторил ласковым голосом:

— Сесиллия, — вызывая ее, и она, еще секунду поколебавшись, пошла, как лунатик, направляясь к трибуне. Ли Филипс положил свою руку на ее плечо, удерживая ее рядом с собой.

Свидетельские показания предыдущих дней стали сенсацией, и зал судебных заседаний был заполнен газетчиками, но сейчас здесь установилась зловещая тишина. Я была благодарна только тому, что здесь не присутствовал Генри.

— Ваша честь, — тихо начал Филипс, — вы уже здесь видели, кем была Сесиллия до того, как Генри Шмидт женился на ней. А теперь я представляю вам то, что он из нее сделал, — его голос звучал громче.

Кто-то тихо захихикал, но потом зал заседаний просто взбесился! Я рвалась к Сесиллии, желая только одного — скорее утащить ее отсюда. Ее рот был открыт, голова откинута назад, а глаза дико вращались.

Но затем ужасный визг сотряс все ее тело, горестный плач, пронзительный животный вопль: «Он меня изнасиловал!»

Я чувствовала, что мы с ней были двое против всего мира, когда проталкивались из зала заседаний, и я расчищала путь, стараясь не смотреть на эти любопытные, злорадные лица. Сесиллия была беспомощна, как кукла, а я, плача, беременная, была ее стражем, вооруженная только моей дамской сумочкой, которой мне приходилось отбиваться от толпы, давившей на нас. И не было никого, кому я бы смогла крикнуть, чтобы нам взяли машину. Как будто весь мир атаковал только нас. Я изо всех сил тащила Сесиллию, все время отбиваясь от камер, направленных на нас. Неважно, что еще произошло, но никто не собирался получить карточку Сесиллии в этом платье!

В конце концов мне удалось найти водителя Сесиллии и подогнать машину, мы нырнули в нее, а я попросила отвезти нас ко мне домой. Лу открыла нам дверь, и я ей только сказала: «Случилось нечто ужасное!» — и Лу взяла Сесиллию и помогла ей подняться наверх. Я позвонила Джейсону в студию, но новости, казалось, распространились уже по всему городу, Джейсон был в пути домой.

Несколько дней мы не отвечали на телефонные звонки и даже наняли охрану, чтобы никто не приближался к нашему дому, а Сесиллия даже в доме ни с кем не разговаривала. Я боялась, что она никогда не заговорит снова. Звонил Ли Филипс, и Джейсон разговаривал с ним. Я слышала, как он сказал ему: «Если я когда-нибудь вас встречу, постарайтесь не попадаться мне на пути, иначе я могу убить вас!»

Он покачал головой и сказал мне:

— В любом случае, он не смог бы выиграть для нее 20 миллионов.

— Так много? — спросила я.

— Приняв все во внимание, я бы сказал — ничтожная сумма.

Казалось, Сесиллия уже никогда не станет прежней. Джейсон не переставал повторять ей:

— У меня есть грандиозная идея сделать с тобой фильм, Сесиллия, — но никакого интереса, никакого ответа. Он описывал будущую картину, сопровождая свой рассказ подробностями сюжета, даже цитировал отдельные строки из сценария, но все было бесполезно.

— Я не имела понятия, что вы планируете фильм таких масштабов. Когда был написан сценарий?

Джейсон беспомощно развел руками.

— Как только я получу ответ, в тот же момент я посажу Джо за него.

Мы решили, что Сесиллии необходима помощь доктора и предложили ей подумать о том, чтобы показаться психотерапевту. Но она решила уехать из города в небольшой санаторий в Палм Спрингс. Мы отвезли ее туда, и я обещала регулярно навещать ее. Она поцеловала меня, затем Джейсона:

— Вы были моими друзьями — моими единственными настоящими друзьями. Кроме… — она скривила рот в гримасе, приподняв плечи. — Хорошо, единственный для меня по-настоящему хороший день был тот, когда я пришла к тебе в комнату. Друзья на всю жизнь?

Я кивнула.

— Друзья на всю жизнь.

48

Этим летом родился мой сын Майкл, и я поздравляла себя с тем, что продолжаю придерживаться графика, который более или менее установила для себя: я была в Калифорнии немногим более двух лет и уже прибавила двух представителей семьи Старков. Оставался еще один.

Джесика навестила меня, принесла в подарок подвязку, в которой мамы носят ребенка на груди, в подобной подвязке она носила Дженни.

— Как у тебя дела? — спросила я ее.

— Великолепно. Дженни великолепна.

— А что Крис? Как у него дела?

— У него все великолепно.

Она все еще пребывала в эйфории, подумала я. И она все еще избегала решительных шагов, чтобы изменить свое положение.

— Я рада, что у него все великолепно, — сказала я слегка саркастически. — И что он терпелив. Его год в УКЛА заканчивается?

— Он подписал контракт еще на один год. Крис говорит, изучение истории учит терпению.

— Как прекрасно для вас обоих. А Грег? Он великолепен? — Я специально это сделала для Джесики, чтобы разбить мыльный пузырь ее фальшивого счастья, но мне это не удалось. Я хотела заставить ее действовать, сделать что-то, чтобы наступило продолжительное счастье.

— О, я почти не вижу Грега. Я говорила тебе, у него квартира в Голливуде. Получается, что мы с ним женаты только формально.

Я хотела встряхнуть ее. Она готова была всегда плыть по течению, лишь бы никоим образом не противостоять своей матери. Но я сердилась и на Криса тоже. Он, как идиот, мирился с этой ситуацией. Это как проблема со студентами, которые изучают древнюю историю. Они совершенно не понимают современный мир… Не понимают, как одна вещь может оказывать воздействие на другую, и как мир может взорваться у тебя на глазах… вдруг… в одно мгновение… так, как случилось с Сесиллией. Но Сесиллия была стойкой, выносливой, не то что рожденные в благополучии Джесика и Крис. Она была полевым цветком, а они — тепличными растениями. И если она загнулась, то как же им уцелеть?

Относительно Сесиллии я была права. Она была стойкой и выжила. Спустя три месяца она вернулась почти такой же Сесиллией, дерзкой, самоуверенной, полной энтузиазма — отчасти. Но душой она теперь была не совсем та же. Не совсем та же и телом. Ее груди изменились, а от избытка сладостей изменился и ее зад, как она мне сказала.

— Боже, ты знаешь поговорку: держи старого дурака высоко в воздухе. Кто когда-либо слышал о кинозвезде с отвислым задом?

Она спросила, может ли остановиться у нас на некоторое время, пока не приведет свои дела в порядок и снова не приступит к своей работе.

— Джейсон, ты скоро сделаешь фильм для меня, не так ли?

Я заверила ее, что она может оставаться у нас, а Джейсон заверил ее, что обязательно что-нибудь сделает для нее. По крайней мере, каждый из нас делал все возможное.

Энн посчитала меня сумасшедшей, когда узнала, что Сесиллия снова живет у нас.

— Разрешить ей переехать к вам — это все равно, что разрешить ей распоряжаться вашими жизнями? Безумие! Она пользуется вами.

— Давай, Энн! Всю жизнь ты только ищешь всякие поводы, чтобы осудить ее, и все они беспочвенны и безнадежны, но это не останавливает тебя: ты продолжаешь делать то, что ты считаешь нужным. Джей и я — мы не отвернемся от Сесиллии, когда она в беде.

— Сесиллия не в беде. Это вы двое в беде, — заявила она угрожающе.

Тьфу-тьфу на нее. Но я была слегка обеспокоена. Я не была полностью уверена, что Сесиллия не использует свой переезд к нам как искусный способ шантажа — гарантию того, что Джейсон постарается побыстрее дать ей роль в фильме.

Я наняла прислугу на полный день с проживанием, она была иммигранткой из Мексики и немного говорила по-английски. Я это сделала для Лу, но вопреки ее желанию. С появлением в доме Сесиллии появилось много дополнительной работы, с которой невозможно было справиться без чьей-то помощи. Чтобы не портить настроение Лу, я поселила Роситу в квартире шофера над гаражом, а не в маленькой комнате для прислуги рядом с ее комнатой. Все равно у нас не было шофера.

В доме произошли и другие изменения. Сесиллия сразу заключила союз с Мэган, которая была просто очарована Сесиллией. Сесиллия рассказывала ей забавные истории и одаривала безделушками из ювелирных гарнитуров, цветастыми шарфами, подарила ей лайковый кошелек золотистого цвета. Она говорила Мэган примерно такие вещи: «Было бы великолепно, если бы твой папочка дал мне большую роль в большом фильме?» И, конечно, Мэган затем обращалась к Джейсону укоризненным тоном: «Почему ты этого не делаешь, папа? Сесиллия так прекрасна».

Это делало Джейсона очень нервным. Он был еще не готов к тому, чтобы вложить средства студии в создание действительно большого, действительного крупного кино, и в то же время понимал, что это необходимо. Это было похоже на борьбу его с самим собой — борьбу с природной осторожностью, которую он ощущал, все еще продолжая работать на телевидении, которое приносило ему деньги. Но он уже обещал Сесиллии звездную роль, а ее присутствие в доме стало постоянным стимулом для него в продвижении к намеченной цели. Но если все же он это сделает — действительно большой фильм — и дать Сесиллии заглавную роль, сможет ли она справиться с ней? А если справится, можно ли надеяться, что она не возомнит себя примадонной? Примадонна должна быть не только великолепной актрисой, но и покрывать издержки производства. Когда он разрешит эту проблему с собой, то он начнет меньше, чем теперь, бывать дома. Присутствие Сесиллии было теперь постоянным поводом для раздражения.

А Сесиллия, когда-то изучавшая испанский язык, заключила союз с Роситой, которая буквально распахнула перед ней свое сердце: рассказывала ей о гонениях со стороны грубой Лу, о пугающих ее звуках, которые она постоянно слышит в своей одинокой квартире над гаражом, отделенная от остального дома и домочадцев. Именно Сесиллия могла понять ее и успокоить теплым словом, подарками — вечерним платьем из сатина, платком с розовым марабу, полбутылкой Арпеджа — дело дошло до того, что казалось, будто Росита работает исключительно для Сесиллии, без конца подавая и доставляя ей что-то, готовя ей ванны, расчесывая щеткой ее длинные роскошные волосы, гладя ей одежду. Росита забыла о существовании всех остальных в доме — о Джейсоне и обо мне, о трех больших детях, о маленькой Лу, которая вопреки всему успевала делать очень много, и няне малыша, которая тоже рассчитывала на некоторую помощь.

Я решила, что наступило время вмешаться в это дело мне, и сказала Джейсону:

— У тебя есть такие картины, которые ты еще обдумываешь, сидя за чертежной доской. Сделай одну из них для Сесиллии!

— Но я не могу принимать решения такого масштаба, исходя только из соображений семьи. Могу ли я? Я даже не могу дать ей такого шанса ни в одной из них — я боюсь ее капризов. Кроме того, Джо говорит, что она не способна к утонченной манере поведения. Джо говорит, что все, что она может — это вульгарная мелодрама.

— Джо! — я усмехалась с презрением.

— Мне наплевать, что он собой представляет как личность, но когда дело касается создания фильмов, то я уважаю его мнение. Дело в том, что у Джо есть замысел для телефильма, который может удовлетворять требованиям. О молодой актрисе, которую преследует и приведет в ужас один психопат.

— Ура Джо! Это именно то, что я бы назвала действительно оригинальная идея.

Мой сарказм вызвал улыбку у Джейсона.

— Это естественно для небольшого бюджета. Мы могли бы почти полностью снять его на территории киностудии. И здесь Сесиллии будет о чем поторговаться. А так как я решил вычеркнуть раз и навсегда «Голливуд и вино» — а мы все еще связаны обязательством по контракту с Грегом Наваресом — он сыграет этого ужасного психопата; ты должна согласиться. Эта особенность мрачного погружения в раздумья. И мы можем снять его быстро. Прямо сейчас Грег имеет высокий рейтинг среди телевизионной аудитории. И для Сесиллии тоже лучше, если мы сделаем быстро. Мы бы прямо сейчас сэкономили, по крайней мере, два года, чтобы как следует поработать над созданием полнометражного фильма для кинозрителей, а Сесиллии нужно что-нибудь прямо сейчас, разве ты не видишь? — Он обратился ко мне: — Я могу продать эту идею завтра одной из компаний и легко заработаю деньги… для всех.

— И ты назначишь Джо директором? После…

— А почему нет? В этом городе все работают с людьми, с теми самыми людьми, с которыми находятся в состоянии вражды; актеры работают у продюсера, даже если они возбудили против него уголовное дело за вымогательство пяти процентов чистого дохода, полученного ими от последней картины. Да, нам нужно, чтобы работали все вместе — Джо, Сесиллия и Грег. И я смогу выполнить свое обещание Сесиллии. А это важно, не так ли?

Да, я считала, что для Джейсона важно сдержать свое обещание Сесиллии. И я была рада за Джесику, что Грег будет занят в фильме, хотя бы и в телефильме, так как его сериал аннулируется. Я надеялась, также для ее пользы, что его участие в фильме будет иметь большой успех, так что у нее тогда не будет повода продолжать противоборство со своей матерью. Я была убеждена, что она мазохистка, которая действительно не хочет ничего решать в своей жизни. Чо касается Криса, то я перестала понимать и его тоже. Он стал для меня большим разочарованием. Я так хотела, чтобы он все взял в свои руки, но он не спешил этого делать.

Я предполагала, что Сесиллия устроит грандиозный скандал по поводу того, что вместо настоящего кино они будут снимать телефильм. Но она была рада. И я потом поняла: от ее былой самоуверенности ничего не осталось. В телефильме ей, конечно, не очень хотелось сниматься, но это было хоть что-то. И она сказала, что употребит время, необходимое на подготовку сценария для съемок, на то, чтобы найти себе какое-нибудь жилье.

Я предложила ей купить кондо: и как выгодное вложение денег, и как удобное жилье для одинокой женщины. Для этого она воспользовалась услугами Эллен Вилсон. Кстати, она купила себе жилье в том самом доме, где жила сама Эллен — в фешенебельном районе Уилшир. Она готовилась нас оставить.

— Это забавно: я переезжаю в квартиру одинокой самостоятельной девушки. Ли… — Впервые после нашего бегства из зала суда она упомянула его имя. — Ли говорил мне, что мы купим тот дом шейха на Сансет… тот, который мне всегда нравился. Ты знаешь, Кэтти, я думаю, что я действительно была влюблена в него. И я думала, что и он любит меня. Какая я была дура. — Говоря об этом, она выглядела уставшей.

— Не надо смотреть назад, Сесиллия. — Я сжимала ее ладонь. — Давай двигаться только вперед — к большей мечте, — ласково сказала я.

Потом она захихикала.

— Что с тобой? Что смешного?

— Знаешь, что я больше всего запомнила о Ли?

— Что?

— У него был самый большой кок. Ты бы не поверила.

И я тоже начала смеяться. Мы смотрели друг на друга, смеялись и не могли остановиться.

Это был невероятный мир. Сесиллия любезно попросила Джейн помочь ей обставить свою новую квартиру, и та любезно согласилась. Джейн знала, где и что можно купить и как быстрее доставить. На этот раз они купили в основном белую мебель, щедро украшенную кожаными подушками серебристого цвета, которые Сесиллия просто обожала.

— Очень a la mode, — заявила она, — очень au courant!

Когда она уезжала, она взяла с собой Роситу, и ни я, ни Лу, на самом деле, не были против. Но для приличия все же могла бы спросить.

49

«Сталкинг» передавался по телевидению весной и имел потрясающий успех. Казалось, он понравился всем: миллионам людей у экранов телевизоров, критикам, которые обычно уничтожали такого рода продукцию, об этом свидетельствовали и рейтинги. Он возглавлял список. Обозреватели восторженно говорили о Греге, приравнивая его исполнение злодея к классическим образцам его сценического воплощения — типа хорошенького Питера Лорра. И хотя они были более сдержанны относительно характеристики Сесиллии в роли терроризированной молодой звезды, они высоко оценили ее великолепную красоту, красоту в традициях звезд 30-х-40-х годов, красоту, которая, к сожалению, утрачена среди современных принцесс экрана. Что касается Джона Тайсона в качестве директора и сценариста, то его наградили такими определениями, как утонченность и класс, за то, что он устоял от искушения сделать нечто простое и очевидное, что может сделать любой ремесленник.

Читая это, Джейсон заявил:

— Это как раз то, что я делал. Я ухватился за дешевый и очевидный доллар, когда я мог бы демонстрировать этот фильм в кинотеатрах. Мне бы следовало действительно стремиться к этому.

— Не говори глупостей, — я тут же встала на его защиту. — Ты сделал отличный фильм. Что плохого в том, что он вышел по телевидению? Ты, возможно, даже получишь Эмми!

— Но как ты не понимаешь? Если я кинопромышленник, то почему я не делаю полнометражный фильм? Потому что на телевидении легче… легко заработать. Но мне следовало использовать шанс. Мне следовало понять, что Грег сможет играть и на большом экране. Мне следовало понять, что внешность Сесиллии достаточно уникальна в наши дни, что очень важно, что по меньшей мере может восполнить безукоризненное исполнение. Они привыкли говорить, что в Голливуде хорошеньких девушек одна на дюжину. Но сегодня хорошо подготовленных актрис изобилие — хороших актрис с обыкновенной внешностью. Но сколько поистине красивых? Женщина с шармом, с достоинствами звезды?

Меня это раздражало, потому что, в первый раз в нашей жизни, обсуждая очевидную красоту Сесиллии, Джейсон не предварил свое высказывание словами «помогать только твоим». Но я упорствовала:

— Если это правда, если у нее действительно все качества звезды, то почему кроме Генри никто не подцепил ее, не привел в кино? Сейчас у нее остался практически последний шанс. Ей уже за тридцать.

— Я не думаю, что это что-то значит, — ответил Джейсон задумчиво. — Мэрилин Монро было приблизительно столько же, и почти до тридцати лет никто не оценил ее возможности.

При чем тут Мэрилин Монро? Только к тридцати годам она осуществила свои возможности, а умерла почти в сорок? И в разгар солнечного утра я еле сдерживала дрожь.

Джейсон продолжал разговаривать сам с собой довольно громко.

— Что касается сценария Джо, то мне не стыдно дать ему любую должность. А как директор он даже лучше, чем писатель. Ты не понимаешь, Кэтти. У меня есть все необходимое — актриса, актер, сценарист и директор. Мне следовало попробовать, но я не сделал этого. У меня была возможность, и я ее упустил!

Он просто обезумел, и я стремилась его утешить, развеять его переживания.

— Ну, хорошо, пусть сейчас ты упустил возможность, но все закончится Эмми. В другой раз ты не упустишь и выиграешь Оскара. О’кей?

Он уныло усмехнулся и желтый свет от люстры блеснул в его карих глазах.

— О’кей, — говорила я нежно, когда он шептал мне на ухо:

— У меня самая прекрасная жена на свете, самая прекрасная из женщин. Но и я хочу быть лучшим. Неужели это ужасно?

О, Джейсон, ты самый лучший!

— Нет, это не ужасно. Я скажу тебе — это чудесно.

А позже, когда я вспоминала этот момент, мне казалось, что именно в этот момент я дала свое согласие на все то, что последовало потом.

Джейсон видел, что все критики отмечают способности Грега. Сам он ходил с важным видом, гордился собой, чувствуя себя знаменитым и желаемым, и Джейсон понимал, что, несмотря на их контракт, который пока позволял Грегу быстро и легко зарабатывать, он может сейчас разнюхивать что-нибудь получше и побольше где-то на стороне. Поэтому Джейсон дал ему почитать сценарий, исходя из того, что Грег — звезда самого высокого масштаба и поэтому у него есть привилегия выбора сценария и решающего слова. В то же время Джейсон заверил его, что они все вместе постараются закрепить ведущее положение Грега среди кинозвезд.

Естественно, мне нравилась самоуверенность Грега, мне нравилось, что его считали звездой высшего масштаба. Поскольку Джесика не собиралась предпринимать никаких шагов, было бы неплохо, думала я, если бы Грег сделал первый шаг.

Это могло бы произойти. Амбиции могли привести его к мысли, что он теперь слишком великий и важный, чтобы больше не нуждаться в деньгах Уинфилда, Уинфилдском дворце или Уинфилдском наследстве.

Джейсон обязал Джо поспешить с написанием хорошего сценария — оригинального или экранизации — для двух звезд в главных ролях — Грега и Сесиллии.

— И я буду директором? Ты можешь рассчитывать на меня, Джейсон. — И Джо начал действовать.

Для Джейсона только положение Сесиллии оставалось неясным. Он не хотел поддаваться ее нетерпению: кто знает, сколько пройдет времени, пока сценарий будет готов? Может быть, это было ошибкой — его столь неопределенное отношение к Сесиллии? Он только сказал ей:

— Я работаю над большой вещью. Крупным произведением. Но ты знаешь, как много времени может уйти на это. Раньше ты всегда была здесь. Я долго думал о том, чем бы тебе заняться между съемками. Мы не хотели бы, чтобы люди забывали твое имя… твое существование. Помнишь, как Генри составил для тебя план турне — Вегас акт. Почему бы нам вновь не возобновить этот акт? Найди себе менеджера и закажи билеты в Лас-Вегас? Сногсшибательный успех в Вегасе после сногсшибательного успеха на телевидении превратило бы тебя действительно в величайший талант.

Она лукаво спросила:

— А ты уверен, что не пытаешься просто отделаться от меня? — Потом обратилась ко мне: — Ведь он не пытается избавиться от меня, не так ли?

— Но только ненадолго. Мы уверены, ты покоришь их в Вегасе.

50

Дженни, все еще в фартучке после кормления, выдвинула нижние ящики стола и смахнула стоявшие там кружки и банки, в то время как Джесика разбирала продукты, которые она купила в бакалейной лавке по пути домой из Уинфилда — обычно она ездила туда раз в месяц или того реже. Как только с продуктами было покончено, Джесика переодела малышку. Сама же пока оставалась в парадной одежде: на ней были блейзер, свитер, юбка, открытые туфли на среднем каблуке и, конечно же, тонкие чулки: Патриция не признавала голые коленки.

И тут она увидела в дверях Криса. Ее лицо засияло:

— Крис! Я только переоденусь и сразу же поднимусь к тебе.

Но он вовсе не улыбался, а его глаза настолько сузились, что по ним невозможно было ничего понять. Ее охватило беспокойство.

— Что-то случилось?

— Как сказать! Ответь мне, ты говорила, своей матери, что ушла от Грега? Кстати, у него недавно был крупный успех, не так ли? А это то, что ты так долго ждала, не так ли?

— Нет, Крис, это не так. Ты не понимаешь. Мама никогда не считала карьеру на телевидении успешной. — Она солгала. Крис выглядел таким чужим, злым. Раньше она просила его подождать, хотя бы немного. — Все равно это не имеет никакого значения. Просто Джейсон пообещал Грегу, что предоставит ему главную роль в такой картине, которая должна стать картиной года. А Джейсон всегда держит обещание. Именно этого мы ждали, и, наконец, это действительно произошло.

— Неправда, — сказал он. — Это то, что ты ждала или внушила себе, что именно этого ты ждешь. А я? Я ждал, когда ты подрастешь и наконец станешь настоящей сильной женщиной, а не съежившимся пугливым ребенком. Я все время ждал, когда встанешь во весь рост и пошлешь их обоих к черту — Грега, и особенно свою мамашу. Я ждал, когда ты пошлешь ее, куда подальше.

Дженни изо всех сил дернула его за ногу, и он взял ее на руки, прижался к ней и поцеловал в щечку.

Джесика уставилась на него, напуганная, похолодевшая. Раньше Крис никогда не разговаривал с ней в таком тоне.

— О, Крис, ты был такой великодушный, такой выдержанный. Но, я понимаю, всему бывает конец, ожиданию тоже. Кино… сейчас осталась самая малость. У нас есть время…

Дженни дотронулась до его щеки и засмеялась.

— Крис, — сказала она и засмеялась.

— Нет, Джесика, сказал он, — у нас нет времени. Ты не слушаешь. Ты должна сделать это сейчас, до того, как Грегу удастся осуществить эту несбыточную мечту, о которой ты все время говоришь. Иначе это действительно уже не будет иметь никакого значения. Именно сейчас ты должна выступить против нее, чтобы стать действительно свободной. Никогда эта проблема не была твоей и Грега. Всегда эта проблема была твоя и твоей матери!

— Крис! — снова позвала его Дженни.

Он посмотрел на маленькую девочку, и его лицо передернулось. Затем он снова посмотрел на Джесику.

— Ты только подумай! Если мама Дженни подрастет и станет настоящей женщиной, то Дженни сможет называть меня папой. Это будет действительно прекрасно для нее, если у нее будет настоящий папа.

Потом он опустил девочку на пол и вышел из дома.

Джесика приехала навестить меня, по я бы не могла сказать, что это был обычный визит в середине дня. Она была возбуждена, и когда я ей предложила чай или кофе, она попросила выпить что-нибудь покрепче.

— Дело житейское, — сказала я и отправила Дженни на кухню к Лу и Мэтти выпить молока и съесть печенья; а мы с Джесикой пошли в бар.

Она передала мне весь разговор с Крисом, и я подумала: «Ну, наконец-то! Мой неповоротливый немногословный герой наконец проявил себя».

— Но он не прав, Кэтти. Скажи, мне разве он прав?

— Как же я могу сказать, что он прав. Он сказал лишь то, о чем я твержу тебе уже несколько лет. Я думаю, он на высоте. Все эти годы ты выжидала: ты была просто калекой. Ты потратила эти годы вместо того, чтобы жить и любить. И если ты собираешься выжидать дальше, пока пустой триумф от выхода этого большого фильма не поразит твою мать — ну, что ж, тогда тебе придется и дальше ползти, оставаясь калекой. Крис прав. Тогда это уже не будет иметь значения. Ты должна сейчас продумать, что это значит. А вдруг что-то произойдет? А что, если Грег уйдет от тебя первым, разведется с тобой? Если к нему действительно придет успех, он может позволить себе сделать это. Он может подумать, что уже не нужен тебе больше. Когда же это у тебя пройдет? Никакого удовлетворения, будет еще хуже, чем сейчас. И потом в глазах своей ехидно усмехающейся матери ты будешь выглядеть неудачницей. Ты даже неспособна удержать никчемного мужа. А что, если терпению Криса приходит конец? Это и так длится слишком долго, Джесика. Не теряй его, — умоляла я ее. — Если у тебя не хватает смелости защитить себя перед лицом Патриции, то сделай это ради Криса, ради Дженни!

Но она только плакала. Она была беспомощна. Слишком много лет ее пронизывал страх.

Я старалась придумать, что сказать ей еще. Чтобы вывести ее из этого состояния.

— И еще, Джесика. Этот фильм может стать длинной историей. До того как он выйдет, что-то еще может произойти вопреки тебе. Что-то такое, что не сможет оправдать тебя перед твоей матерью. Эти сплетни вокруг Грега, появляющиеся в газетах, о том, что он связывается с молоденькими девочками. Джейсон говорил с ним об этом, но Грег отрицает это, говорит, что это неправда. Он такой самоуверенный, таким он раньше не был. Кто знает, правда это или нет? Брось его до того, как разразится общественный скандал. Ты его не бросаешь только из-за матери? Ну, подумай о Дженни. Ведь все думают, что ее отец — Грег! Что же потом?

— Я убью его!

Я знала, что это просто истерика и не восприняла это серьезно, хотя слышать эти слова из беспомощных сладких губ Джесики было ужасным. Именно тогда я вспомнила историю о Дженни Элман, проклинающей своего мужа… а в ванной комнате Джесики находилось в бездействии ружье… ожидая своей очереди.

Потом мне показалось, что Джесика ничего не сказала относительно достоверности слухов, казалось, ее это не волновало, как если бы эти обвинения не могли быть предметом спора и что она сама знает правду.

Кроме того, Джейсон, готовясь к большой работе с Грегом Наваресом в главной роли, был уверен в неправдоподобности этих слухов. Грег Наварес — слишком честолюбивый и себе на уме, чтобы рисковать всем ради дешевого разврата.

Но был ли он действительно таким? Насколько может быть себе на уме эгоманьяк — эгоманьяк, который считает себя совершенно неуязвимым?

Я поняла, что я никогда бы не хотела ничего слышать о Греге Наваресе. А Джейсон, чтобы никогда бы и не думал делать с ним картину. Грег Наварес — это качество не постоянное… он всегда может выкинуть что-нибудь неожиданное для всех нас.

51

Прошло несколько месяцев, и Сесиллия наконец-то завершила подготовку своей программы. Это был результат упорных репетиций. И она много работала над этим — оттачивая все, что было начато еще Генри. Затем с помощью Джейсона она нашла себе импресарио, купила билеты и отправилась в Лас-Вегас. А три недели спустя мы — Джейсон и я, Джейн и Джо, Джордж и Энн поехали следом на открытие. Энн только в качестве исключения согласилась отправиться без детей — тем более в Лас-Вегас. Она неоднократно повторяла, что делает это только ради Джорджа: как руководителю производства ему просто необходим перерыв в рутинной работе.

Мы уселись за передним столом банкетного зала вместе со старыми друзьями Сесиллии: Перси, ее мужем Хью Хьюлартом, и их другом, представительным мужчиной средних лет с искусственным загаром и прекрасной головой украшенной седевшими черными волосами. Его звали Гард Пруденс.

Энн почему-то принялась изучать Пруденса, а я в это время была полностью поглощена мыслями о Перси. Я слышала так много историй о ее похождениях, что у меня уже сложился стереотип представлений о ней как о грубой, постоянно жующей жвачную резинку, с вульгарным ртом «милашка», скрытой блеском Лас-Вегаса. Она была одета консервативно, в длинное платье для ужина, с длинными обтягивающими перчатками и открытой шеей с высоким воротом, и только тонкая нитка бриллиантов украшала ее шею. Ее черные, как ночь, волосы были туго стянуты узлом на затылке, на ее лице не было заметно никакой косметики, за исключением серого угольного карандаша для глаз и, возможно, туши для ресниц. Ее лицо было совершенно белым, как если бы его никогда не касались солнечные лучи, и только глаза излучали жизнь — они были устремлены глубоко внутрь, ее взгляд говорил об истинной интеллигентности. Она была великолепна своей необычайной женской внешностью.

У ее мужа было лицо молодого и счастливого мальчика с великолепно подстриженными белокурыми волосами средней длины и ртом, заполненным великолепно сделанными зубами, который, не переставая ни на минуту, обнажался, как будто он был создан не для того, чтобы петь, а только улыбаться. Только цвет лица выдавал его возраст. Он не был того красновато-коричневого оттенка, который бывает у мальчиков, рожденных под солнцем Лас-Вегаса. Он был оранжевого оттенка. Я догадалась: лампа для загара, скорректированная гримом. Я слышала, что он одно время растолстел и стал жертвой безудержного аппетита, но сейчас он не выглядел толстым. Его лицо было слегка обрюзгшим, но его тело, облаченное в безупречно сшитый белый жакет для ужина, не выдавало признаков тучности. Он скорее был плотного сложения, как футболист, который в настоящее время перестал играть.

Я спросила его, где он в настоящее время появляется, сказала ему, что мы любим его песни, и он, внезапно устремив свой взгляд на стол, жестикулируя руками, прикрыв глаза и откинув голову, пропел отрывок из слов, которые я недостаточно точно поняла.

— Мы только что вернулись, пару недель тому назад, — быстро заметила Перси, при этом улыбался только ее бледный рот, а не ее проницательные глаза. — В данный момент Хью отдыхает… — она сделала паузу, — перерыв. — Затем откинулась в своем кресле, как бы обдумывая слова, которые только что произнесла, а Хью продолжал барабанить по столу, прикрыв глаза и только кивая в такт головой, нашептывая губами слова к мелодии, которая была у него в голове.

Когда официант взял наш заказ, Хью выставил палец и начал что-то говорить, но Перси опередила его:

— Нам ничего не нужно. — И Гард Пруденс улыбнулся.

Я чувствовала невероятное напряжение за столом и ждала, когда Джейсон начнет говорить. Он умел вести беседу, и каждому становилось уютно от этого. Но он обдумывал что-то насчет Хью, Хью и Джо. И затем я заметила, что Перси, не скрываясь, изучает Джейсона. Джордж добрый старина Джордж, разговаривал с Гардом Пруденсом. Я наклонилась над Хью, пытаясь, втянуть в беседу Перси, и в то же время привлечь сюда же Джейн и Энн, но безуспешно. Затем Джейсон наклонился к Джорджу Гарду, чтобы присоединиться к их беседе, а Джо, казалось, впал в раздумье, наблюдая за Хью. А Джейн, обычно чересчур общительная на подобных сборищах, казалось, была прикована к своему месту, безмолвно уставившись на столовый прибор, как будто он ее зачаровал. И Энн разглядывала Хью, как будто он ее тоже очаровал.

Комедийный актер, ведущий программы, был готов начать. Джейсон оглядел большой зал.

— Можно сказать, зал полон, — сказал он, порадовавшись за Сесиллию.

Гард засмеялся.

— Первое время роль ведущего программы исполнял Хью, я вызвал тысячу друзей, чтобы заполнить зал контрамарочниками. Только я не знал, что Перси целый день продержалась на Стрип, выдавая Энди Джексонсу, — тут он огляделся вокруг стола и продолжил, — двадцатидолларовые программки, сократив их стоимость наполовину. Люди должны были приходить на концерт, чтобы получить другую половину, но только после того, как заплатят свои входные билеты. Мы молились только, чтобы не было бунта, но вечер удался на славу.

Все смеялись, кроме Перси, на лице которой застыла таинственная улыбка. Либо она не любила смеяться, либо ей не нравилось, что ее вспоминают в связи с теми днями, когда она должна была вышвырнуть все оторванные двадцатидолларовые программки. Действительно, очень трудно было для меня связать эту женщину с томными глазами с энергичным человеком тех прошлых дней.

Ведущий продолжал свое выступление, а мы с Энн отправились в дамскую комнату. Энн была в трансе.

— Боже мой! Ты слышала эти отвратительные вещи?

— Это же Вегас, Энн.

— А это Хью Хьюларт!

— Он? Но он же не сказал ни одного дурного слова?

— Куда уж ему? Он слишком накачан наркотиками, чтобы говорить!

— Сесиллия всегда говорила, что он не очень смышленый. Может быть, поэтому. Во всяком случае, я бы не сказала, что он именно накачан. Скорее всего… он слегка навеселе.

— Слегка навеселе?

Я засмеялась.

— Что ты знаешь о таких вещах? Невинная Энн!

— Ну, конечно! Я тоже выросла в шестидесятые. Но это ни в кой мере не означает, что если я не употребляла наркотики, то я ничего об этом не знаю. Любой имеющий детей должен быть осведомлен на этот счет даже лучше.

— Но твои дети слишком малы, чтобы ты беспокоилась.

— Они никогда не слишком малы, и беспокоиться об этом никогда не рано. Этот человек… этот Гард Пруденс. Чем он занимается? Никто не сказал. Держу пари, он торговец наркотиками.

Я рассмеялась.

— Ты все драматизируешь, Энн. И ты всегда переигрываешь. Я думаю, бизнес Гарда Пруденса связан с Перси Хьюларт. Я полагаю, что он занят в шоу-бизнесе.

Когда мы вернулись к нашему столу, Хью поднялся.

— Пардон, — пробормотал он.

Перси поднялась тоже.

Хью рассмеялся, как непослушный ребенок.

— Мне нужно сходить в туалет, — сказал он. — Ты не можешь пойти в мужской туалет, Перси.

Перси огляделась вокруг, явно смущаясь, а потом села. «Не такой уж он бессловесный», — подумала я. Он перехитрил своего охранника. Хью, торжествуя, удалялся, качаясь и лавируя между столами, приветствуя публику по пути.

Хью еще не вернулся, когда раздались потрясающие фанфары. Страстная, пламенная музыка… ракеты и салюты… хор мальчиков с огненно яркими хвостами вышли, растягиваясь по сцене. «Сесиллия в огне!» — так называлась шоу.

В черной, как смоль, темноте, когда только взрывы, исходящие со сцены, освещали различные части зала по очереди, я смогла увидеть лицо Перси Хьюларт, искаженное яростью и тревогой. Хью еще не вернулся, и в течение небольшого времени двери в зал не открывались.

Затем на сцене появилась Сесиллия сцена была объята кольцом пламени, а Сесиллия в костюме из оранжевого, розового и красного была просто поразительна!

И вдруг в конце зала у дверей произошла суматоха, которая только на какое-то время привлекла внимание сидящих в зале. Все мы тоже обернулись и увидели Хью Хьюларта, дерущегося с десятью членами администрации. Перси как молния метнулась туда, выдернула Хью из свалки и привела его, торжествующего, обратно к нашему столу. Ее губы были плотно сжаты, в то время как он являл собой величественную приветливость. Теперь я была согласна с Энн. Если тогда он был слегка пьян, то сейчас накачан сверх меры.

Перси толкнула его на место, и в следующий момент я отвела свой взгляд от сцены и посмотрела вниз: я увидела ее руку у него на колене и подумала, что она держит его за руку, но нет — его руки были на столе. Очевидно, она ласкала различные части его тела.

Сесиллия появлялась то в одном ослепительном наряде, то в другом, в бликах яркого огня. Она пела; она танцевала; в один момент она даже говорила глубоким, страстным, с придыханием голосом, декламируя своего рода колдовскую поэзию. Все годы занятий на различных театральных курсах не прошли даром. Публика была зачарована. Я увидела, что Джейсон и Джо обмениваются многозначительными взглядами, а лицо Гарда Пруденса было покрыто потом, как будто он поддался интенсивному пару и возбуждению исходящим от сцены.

Сесиллия поклялась, что она собирается превзойти Анн-Маргрет, это любимицу Лас-Вегаса, но я не могла бы сказать, сделала она это или нет, так как никогда не видела выступление Анн-Маргрет. Но я знала одну вещь, как и многие, я думаю, другие в этом зале — в город приехала потрясающая звезда.

Во рту у Перси пересохло, будто все было опалено. Она хотела убить Хью за то, что он сделал вечером, именно тогда, когда она надеялась, что он поразит Джейсона Старка своим сценическим потенциалом. Но когда она заметила, что Гард ни на минуту не отводит своего взгляда от сцены — конечно же, не хор мальчиков привлек его внимание — Гард, который никогда не потел и которого никогда никто и ничто не волновало, тут к ней пришла одна идея. Мысль о власти. И когда все поднялись после финальной части, аплодируя звезде, задрапированной сейчас в маленькие кусочки пурпурно-сине-красного шифона, она поняла, что права. Гард Пруденс едва сдерживал свое возбуждение.

Это был знаменательный вечер для всех нас, и, хотя Джейсон не сказал Сесиллии ничего о готовящемся сценарии, было уже решено, что ее роль будет такой, за которую самая крупная звезда Голливуда отдала бы жизнь. Я точно знала, что это было ошибкой. Чтобы дать шанс Грегу, Джейсон вновь заверил его относительно контракта и семизначной суммы и гарантировал ему обещанную ведущую роль. В этом смысле Сесиллия была более крупной звездой, но ее будущее королевы кино было более неопределенным и могло превратиться в бесконечное и беспокойное ожидание.

Сделай это Джей, — твердила я ему.

— Нет. Если я скажу ей, что в ближайшее время сценарий будет готов, она тут же прекратит свою работу здесь и отправится в Голливуд, чтобы помочь нам завершить сценарий. Я хочу, чтобы она продолжала свое турне по стране с этой программой и чтобы появление ее на экране стало желанным для всех. Ты знаешь Сесиллию. После Лас-Вегаса ей станет надоедать это турне. Все, что я смогу сделать, это сказать. Если я скажу ей хотя бы одно слово, она отменит Джерси, и Рено, и Чикаго. Она вообразит, что сможет обойтись без этих городов, что она уже испила чашу низкопоклонства сполна.

Я много раз принимала решение не вмешиваться в дела студии, насколько это возможно, так я и поступала, но у меня были плохие предчувствия. Никто не знал Сесиллию так, как я. И я знала, что за этой внешней бравадой и блеском было скрыто испуганное существо. Такие люди могут совершать необъяснимые вещи.

Меня еще беспокоило следующее: каким образом Джо и Джейсон собирались рассматривать кандидатуру Хью и отношение к нему публики — даже вне сцены. Неужели Джейсон не понимал, что даже если женщине удастся присвоить его себе, ты не сможешь доверять мальчику-мужчине, который сначала бывает пьян, а потом накачан наркотиками и который только и мечтает о том, как украдкой ускользнуть от женщины, пытающейся протолкнуть его в звезды кино?

52

За все время пребывания в Лас-Вегасе мы с Джейн едва перемолвились одним словом, и после возвращения я отправилась навестить ее.

Она была ненакрашена, одета в старый серый свитер и в выгоревшие вельветовые джинсы от Кальвэна. В первый раз я видела ненакрашенную Джейн в неофициальной одежде. Даже ее волосы выглядели тусклыми.

— Джо уходит от меня, — выпалила она.

Я не могла поверить.

— Когда это все случилось?

— У него есть любовница, — сказала она безжизненным голосом, глаза были сухими, как будто ей уже не хватало слез. — Он иногда с ней видится. Ее зовут Бабетт Таун — она разведена с Хьюстоном. Эти разведенные женщины в свои тридцать или сорок лет — самое худшее, не то что симпатичные юные двадцатилетние штучки. Разведенные женщины на пороге среднего возраста просто жаждут крови, именно они действительно охотятся за мужьями других женщин. Бабетт Таун богата! Просто изобилие денег. Теперь я действительно потеряла Джо.

Я хотела сказать: «Не велика потеря», но сейчас было не время.

— Но он все еще с тобой. Ты только что ездила в Лас-Вегас с ним.

— Все равно он уходит от меня. Бабетт купила дом в Бэл Эар. Поместье. Семь с половиной акров. Мне все рассказал Джо. Он сказал, что там корт лучше нашего. Но у нее двое детей, и она не разрешит ему переехать к ней до тех пор, пока он не разведется и они не поженятся. Таким образом, он остается здесь, пока мы не разведемся.

Мне стало трудно дышать. Это было неслыханным нахальством, даже для Джо.

— Я знаю, что ты думаешь о Джо, — пробубнила она. — Ты считаешь его рыхлым мужем. Но знаешь ли ты, что до того самого момента с Сесиллией он никогда не изменял мне. На этот раз в Джо что-то пришло в движение, как они говорят, что-то, что потенциально вызывает рак в наших организмах. После Сесиллии он отправился искать работу — своего рода попытка оглядеться. Я знала это, но ничего не сказала. Я просто пыталась все в доме сделать более привлекательным и удобным для него. И больше устраивать вечеров, — она захныкала, — потому что он это очень любит. И я пыталась, чтобы дети были с ним более нежными. Так бы он захотел больше бывать дома. И я думала, что сделала все для этого. Но потом он встретил Бабетт, и все было кончено. Он не смог устоять — слишком много денег, слишком высокий класс — она всегда носит все бежевое.

— Что это означает? Все бежевое?

— О, она занимает высокое положение в обществе. Я не говорила об этом? Она занимает высокое положение в обществе… как настоящая леди и носит все бежевое. Всегда. Джо сказал мне: бежевое от головы (ее волосы тоже бежевые) до ног.

— Мне просто скучно слушать. Ты не думаешь, что это может пройти? Я имею в виду Бабетт? Не поэтому ли ты позволяешь Джо оставаться дома?

— Нет. Я не думаю, что это пройдет. Бабетт — это то, о чем Джо мечтал всегда. Настоящая принцесса в 24 карата. Ты знаешь, раньше ему я всегда была нужна. Я могла делать что-то, заниматься всем. А у Джо всегда были проблемы. Но сейчас Джейсон гарантирует ему участие в пяти фильмах в течение последующих семи лет, дал ему обязательство. И Джо стал высоко парить в облаках. Он даже не думает, что ему необходимо что-то или кто-то помимо Бабетт, что придаст ему стиль. Он говорит, что я слишком нью-йоркская.

Но что это означает?

— Что как только я открываю рот, всем становится ясно, что я из Нью-Йорка. И что я слишком агрессивная.

— Но ты ведь не из Нью-Йорка — ты из Нью-Джерси, — я глупо заспорила.

— Джо сказал, что это одно и то же.

— Она хорошенькая? Она лучше Сесиллии? — Слова выходили из меня сами собой, и в данных условиях они выглядели более чем нетактичными. Я шлепнула себя по губам.

Но Джейн даже ничего не заметила.

— О Боже, нет! Я видела ее только однажды на вечере. Она… смотрится аккуратно… и очень скромно. Но никто бы не назвал ее хорошенькой. Ты не понимаешь Джо. Он никогда бы не стал спать с Сесиллией, если бы не думал, что это в его интересах, в интересах его карьеры. Внешность никогда для Джо ничего не значила. Ты знаешь, как Сесиллия ребячилась: называла себя слегка постаревшей деревенщиной из Кентукки. Ну, так же и Джо думал о ней: как о деревенщине, не имевшей положения в обществе. По крайней мере, я, — Джейн слегка возгордилась собой, — была воспитана, чтобы жить как леди, даже если мы не были, как вы теперь это называете, из общества…

Я действительно разозлилась.

— Джейн, неужели ты никогда не чувствовала, что уже не можешь безучастно относится ко всему? Что особенно сейчас ты не должна соглашаться с тем, что говорит Джо? Если он разводится с тобой, пошли его ко всем чертям!

— О, нет. Джо говорит, что нет смысла тратить лишние деньги на содержание двух домов. Развод может затянуться. И Джо сказал, что будет лучше для детей, если он пока останется дома.

— Лучше для детей? Он собирается переехать только тогда, когда эта женщина разрешит ему это, не так ли? Какие веские причины существовали для этого? — Мой голос становился все громче и резче с каждым мгновением. Джо сказал бы, что у меня не тот класс.

— Мать говорит, что мне следует протянуть как можно дольше. Даже после начала бракоразводного процесса может все измениться. Мама говорит, что я должна сделать жизнь Джо в доме более приятной. — Джейн смутилась и выдохнула: — Мама ездила в Голливуд и купила у Фредерика для меня сексуальное белье.

Теперь я уже не знала, злиться мне или смеяться. Представить себе Эллен Вилсон, небрежно перебирающую пояса, подвязки и тесемки — это было уж слишком.

— Послушай, Джейн. Я выслушала, что хочет Джо. И я выслушала, что хочет от тебя твоя мать. Но что на самом деле хочешь ты?

Джейн начала реветь.

— Я не хочу никаких перемен в моей жизни. Вот что я хочу. Что мне делать, Кэтти? — Она жалобно сопела, хныкала и ревела. — Я стану одинокой женщиной в глазах людей, бывающих на торжественных обедах. А все ненавидят одиноких, разведенных женщин. Они любят одиноких разведенных мужчин и по-настоящему ненавидят свободных женщин. О, ты еще не знаешь.

Нет, я не знала. Я не знала многих вещей. Я не знала, почему Джейсон должен был гарантировать Джо участие в пяти фильмах, так, что последний возомнил себя королем среди директоров Голливуда. И я не знала, почему Бабетт Таун с ее необъяснимым бежевым цветом хочет всецело завладеть Джо. И я не знала, почему Эллен хочет, чтобы ее дочь затягивала отношения с человеком, который так бесцеремонно отвергает ее.

53

Одно время Перси подумывала заставить Гарда скормить Сесиллию Старику, шутки ради и в качестве маленькой мести за прошлые неуважение и пренебрежение. Но она отбросила эту идею как нестоящую, так как у нее было много настоящих проблем. И это было до того, как Гард увидел Сесиллию… до того, как она очаровала его… до того, как он начал посещать выступления Сесиллии каждый вечер. Сейчас у нее был определенный план, не имеющий ничего общего со Стариком, касающийся только Гарда и Сесиллии, и Сесиллия будет в Вегасе некоторое время… достаточное время, чтобы что-то осуществить.

Сесиллия вошла в комнату, жалуясь на крайнее изнеможение и опустошение, и Перси быстро насыпала немного порошка на стеклянный маленький столик, быстро перемешала его лезвием бритвы, затем разделила на две длинные тонкие белые полосы.

— Я не знаю, — сказала Сесиллия, — я никогда не пробовала кокаин. Я слышала, он может испортить нос… провалить перегородку.

— Не говори глупости. Тебе придется долго стараться, прежде чем это случится. Кроме того, пластическая операция вернет все на свои места за несколько минут. Так что ничего страшного.

Сесиллия все еще колебалась:

— Ты уверена, что это не войдет в привычку? Я не люблю приобретать плохие привычки.

Перси рассмеялась:

— Все знают, что кокаин не наркотик. Поэтому все его и употребляют. Ты получаешь удовольствие безо всякой боли. Вот почему он так хорош для артистов. Ты испытаешь наивысшую остроту ощущений там, на сцене, и никаких неприятных последствий. Это высшее наслаждение.

— Я не знаю. А ты собираешься сделать это вместе со мной?

— Моя проклятая аллергия. Я покрываюсь сыпью. Но это моя проблема. Тебя это не должно останавливать.

Сесиллия опустилась на колени и наклонилась к белым полоскам. — Подставь ноздрю к полоске и втяни порошок, — инструктировала Перси, — поочередно… вот так!

Сесиллия опустилась на пятки.

— Хорошо! — сказала она.

— Я дам тебе немного с собой для сегодняшнего шоу.

54

Прошел почти год, хотя это казалось невероятным, с тех пор, когда телевизионный фильм «Сталкинг» вышел на экраны. Я отсчитала назад месяцы. Да, это было весной 80-го, и сейчас снова была уже почти весна. За это время Джейсон пристроил Грега в «небольшой» фильм, который оказался неплохим; Сесиллия по-прежнему выступала в программах: и было по крайней мере двадцать версий «Белой Лилии», «большого» фильма, на главные роли в котором планировались Грег и Сесиллия. Были приглашены несколько сценаристов, чтобы подправить сценарий. В конце концов все было отшлифовано. Я чувствовала, что Джейсон испытывает определенную неуверенность, хотя никогда в своей жизни он не сомневался, что его собственные решения являются правильными.

Но наконец он сказал мне:

— Думаю, мы его добили. Что-то вроде смеси «Звезда рождается» с «Пигмалионом»…

— Но уже была «Моя прекрасная леди» по «Пигмалиону» и три версии «Звезда рождается», не так ли? И разве последняя с Барбарой Стрейзанд не провалилась? Ты думаешь, что после всего этого у Джо может возникнуть более оригинальная идея?

Джейсон обиделся.

— Я не сказал, что мы собираемся просто переснимать фильм, — у нас похожая идея, вот и все. И я анализировал, почему картина со Стрейзанд провалилась. Анализ неудач — моя сильная сторона, ты же помнишь, — сказал он немного натянуто. — Я думаю, что это случилось потому, что герой был слишком отрицательный. Было трудно испытывать к нему симпатию. И когда он умер, зрители как бы даже развеселились — к черту, в задницу его. И потом они не могли скорбеть вместе с героиней. Она удачно избавилась от него. Героям разрешается иметь только очень незначительные пороки. Может быть, даже один.

В словах Джейсона что-то было. Он был прав насчет героев. В глубине души каждая девушка, каждая женщина хотела бы верить в героя, и герой должен быть полноценным. Если уж кто это знал, так это я. Разве я не выбрала героя, когда мне было только восемнадцать? И я выбрала героя без единого недостатка. Сколько женщин могли бы сказать это? Может быть, Энн. Она выбрала Джорджа, и он был милым, хорошим, искренним. Я подумала о Джейн. Она выбрала героя, просто пронизанного пороками. Как же он мог не отвалить от нее, если в нем было столько дыр? Может, проблема была в том, что он был больше героем Эллен, чем Джейн, здесь был разрыв поколений. Может, разным поколениям нужны разные герои.

Сесиллия? Нельзя принимать во внимание Сесиллию. Она не была полностью сама собой. И она не имела понятия, каким должен быть герой. Или героиня. Я знала, что никто бы со мной не согласился, но тем не менее я чувствовала, что если бы Сесиллия знала, что значит быть героиней, она бы еще больше старалась отвечать всем требованиям.

Что касается Джесики — бедной, милой Джесики — она была почта так же не уверена в себе, как Сесиллия. И так же, как и Сесиллия, которая позволила Генри уйти, Джесика позволила своему герою ускользнуть сквозь пальцы. Она позволила ему вернуться в Стэнфордский Университет без нее, она позволила ему бросить ее. Может, он оставил ее только на время? Может, он снова покажется на холмах Бэл Эар на белом коне и спасет ее?

— Моя идея состоит в том, чтобы сделать из Сесиллии равнодушную проститутку, устало занимающуюся своим ремеслом. А Грег будет профессором Хиггинсом шоу бизнеса. Он распознает возможности героини и постарается научить ее постоять за себя, обучает ее — превращает ее в звезду. Он настоящий герой, хотя ни героиня, ни зрители этого еще не понимают. Понимаешь, он не такой исключительный, как профессор Хиггинс. Он жесткий и непокладистый и не вызывает симпатии у аудитории… но не сначала.

— А кто же?

— Другой мужчина. Певец, поющий в стиле кантри, в которого наша героиня, как она думает, влюблена. Он — милый, привлекательный, но слабый — и это его единственный недостаток. — Джейсон ходил по комнате взад и вперед, а мое сердце замерло. Он думал о Хью Хьюларте, которого я все еще боялась.

— Наша героиня становится сильнее из-за слабости певца. Она борется, чтобы спасти его, не понимая, что порок слишком велик. И пока она тщетно ведет борьбу, другой герой, Грег, создает ее, бывая иногда жестким и неприятным, но так необходимо. И она опирается на него, рассчитывает на его силу, хотя порицает его жесткость. Провинциальный певец тащит героиню на дно, его слабость преобладает над его привлекательностью, и, наконец, эта слабость предает их обоих — певца и девушку. Только потом она осознает великую истину — не то чтобы она не любила певца по-настоящему, но это все происходило не так, как должно быть. Женщина не так должна любить мужчину, настоящего мужчину, настоящего героя. На самом деле она всегда любила Грега, потому что он был подлинным героем… без пороков, за исключением незначительного — его жесткости. И когда она ставит все на свои места, она добивается успеха и счастья. — Он ликовал. — Видишь, это ни «Пигмалион», ни «Звезда рождается». Это история о героинях и героях, сказка. Ведь ты всегда любила сказки.

Он был прав. Я очень любила сказки со счастливым концом. Но в сценарии Джейсона был один бросающийся в глаза недостаток. Мой собственный герой выбрал Грега Навареса в качестве настоящего героя, что было ошибкой. Не говоря уже о выборе актера на роль провинциального певца.

— И кто будет играть порочного героя… провинциального певца? — спросила я, делая вид, что не догадываюсь. Мы приобрели все его пластинки и альбомы, вышедшие за последние месяцы, и слушали их по нескольку раз.

Джейсон улыбнулся:

— Хью Хьюларт, кто же еще? Он один из лучших певцов. И идол. Когда он уезжает в турне, его окружает толпа поклонников, они рвут его на части.

Я все-таки сделала попытку и сказала:

— Но он… он не настоящий. Он карикатура. Как он собирается делать картину? Ты видел его на премьере Сесиллии в Вегасе. Он был накачан наркотиками. И потом, он тупой. Как ты можешь включать его в картину, стоящую миллионы?

Улыбка Джейсона была самодовольной, почти самоуверенной.

— Но это то, что надо. Все, что он должен делать, — быть самим собой.

— А как насчет фактора надежности? Без этого ты ничего не получишь. Ничего, кроме неприятностей.

— Для этого есть его жена. Перси, женщина-дракон. Она водит его по кругу в Вегасе. Я говорю тебе, что не хотел бы сердить ее. Ты видела ее глаза? И я слышал, что она страстно желает, чтобы он снялся в кино, — желает достаточно страстно, чтобы держать его на коротком поводке. Но я не собираюсь обсуждать с ней это, пока сценарий не будет готов. Осталось недолго. Сейчас нет смысла говорить с ней об этом… Я не хочу дать ей время придумать, как расстроить мои планы. Я дам его ей в последнюю минуту, и ей придется решать очень быстро, если она хочет роль для Хью, а я думаю, она очень этого хочет и не будет создавать нам проблемы.

— Тем временем я включу Грега в другую картину, на которую у меня большие надежды. Джо закончил сценарий, и я рассчитываю, что он принесет большую прибыль. И он сделает из Грега настоящего героя. Затем с Сесиллией, которая находится на вершине успеха как концертная звезда, «Белая Лилия» не может провалиться. Клянусь жизнью, Кэтти, я не вижу, как это может произойти.

Его энтузиазм был похож на тот, с каким он говорил о торговых центрах в прежние времена… И я не могла заставить себя выразить свои сомнения. Я не могла погасить этот огонь, этот счастливый оптимизм. Все, что я сказала, было:

— Ты собираешься оставить название таким же — «Белая Лилия»?

— Да. Лилия — это имя героини, а белый цвет означает чистоту, потому что несмотря на грязь, через которую ей пришлось пройти на ее пути к вершине, она осталась чистой в душе. Вот твоя прекрасная сказка, Кэтти. Современная. Я не вижу, как она может провалиться, — сказал он снова.

Его глаза были полны света, его лицо оживилось волнением борьбы. Я любила видеть его таким. И настоящая героиня, и хорошая жена должны знать, когда промолчать. Но я не смогла.

— Сесиллия! — сказала я Джейсону. — Ты должен сказать ей, что скоро собираешься начать съемки. Ты должен. Она совершенно подавлена. Когда я говорила с ней по телефону, она сказала мне, что ненавидит гастроли, что ей до смерти хочется вернуться в Голливуд, что она одинока и чувствует себя очень плохо.

— Ну, Кэтти, она выдержит еще пару месяцев. Кроме того, не совсем хорошо аннулировать контракты. И если она вернется сюда сейчас, она захочет посмотреть сценарий… посмотреть, чья роль лучше — Грега или ее. И, таким образом, для нее будет приятный сюрприз. Я дам ей возможность закончить в Вегасе и отработать еще несколько приглашений на Востоке, а затем я скажу не включать ее больше в программы. И она позвонит и скажет, почему она не получает новые приглашения в программы выступлений, и мы скажем: «Сюрприз! Приезжай за ним, Силли!»

Мне идея понравилась. И я надеялась, что она доставит удовольствие Сесиллии, причем скоро.

Глотая желчь, поднявшуюся из горла, Перси открыла дверь в свою спальню. Она должна была проверить, что Сесиллия следует правилам — она не должна была касаться лица или рук, тех частей Хью, которые могли быть видны публике. И она не должна была использовать ничего, что могло бы оставить какую-либо серьезную отметину или рану. В первый раз, когда она оставила их вдвоем, это была сигарета, горевшая на бедрах Хью. В другой раз она отобрала ремни с металлическими наконечниками от дорожной сумки Сесиллии. Да, Сесиллия уже пристрастилась… она уже пристрастилась к кокаину… Перси знала, что с ней это произойдет.

С трудом заставляя себя заглянуть в комнату, она увидела распростертого на кровати Хью, со связанными руками и ногами, его стоны заглушал кляп, забитый в рот. Только его голова моталась из стороны в сторону, в то время, как Сесиллия с резиновой дубинкой в руках стояла над ним, на ней были только черные чулки и черные ботинки. Волосы Сесиллии были растрепаны и потускнели от пота: по телу ее также стекал пот и капал на Хью. Она подняла руку, чтобы ударить еще раз, изрыгая ругательства. Потом, когда струя белой молочной жидкости вырвалась из Хью, поток непристойностей прекратился, тело Сесиллии сотряслось от конвульсий, и она застонала в мучительном восторге.

Тело Перси обвисло на дверном косяке. Она хотела, чтобы ее стошнило в ванной, но ей пришлось подождать. Она дотащилась с трудом до кровати, едва сдерживая слезы, пролить которые она не могла себе позволить.

— Теперь убери это! — приказала она Сесиллии, которая медленно намазывала руки липким веществом, покрывавшим бедра и поясницу Хью, а затем, один за другим, облизала дочиста свои пальцы.

Да, подумала Перси. Сесиллия была почти готова. Гард, который никогда прежде в своей жизни не волочился за женщинами, страстно желал Сесиллию. И она обещала доставить Сесиллию ему — целиком и полностью — за определенную цену: свободу для себя и Хью.

55

Джейн позвонила мне в семь часов утра. Она была в истерике.

— Я только что вышвырнула Джо из дома!

Я хотела подбодрить ее, но было слишком рано для такого восторженного ответа. Вместо этого я пообещала, что как только мои домочадцы разойдутся по делам и придет няня для Мэтти и Мики, я сразу же приеду.

— Вот видишь, я только сидела и ждала. Все очень спокойно. Похоже на статус-кво. Я думала, может, Джо все обдумает, может, даже изменит свое решение насчет развода. Поэтому я сама ничего не делала. Я все еще старалась держать дела в порядке, заботясь, чтобы Джо чувствовал себя комфортно, когда он бывал дома. А потом я обнаружила, что делал этот червяк, пока я просто сидела и ждала, что положение изменится к лучшему.

— И что же?

— Все это время он встречался с адвокатами. С десятью или двенадцатью!

— Не понимаю. Зачем так много?

— А-а! В том-то все и дело. Почему действительно? — она начала говорить более громко. — Он беседовал с ними. Очевидно, чтобы нанять одного для себя. Что он делал, так это беседовал с каждым лучшим адвокатом города! — Она поднялась, сложила руки на груди и ждала моей реакции. А я ждала дальнейших разъяснений.

— Что из этого? — сказала я.

— Что из этого? — завопила она. — Неужели ты до сих пор не поняла? Если Джо беседовал с этими адвокатами, то теперь они закрыты для меня. Теперь они не могут представлять меня. Если одна сторона, участвующая в бракоразводном процессе, обсуждает дело с адвокатом, то этот адвокат не может впоследствии представлять другую сторону. И это трахнутое ничтожество позаботилось о том, чтобы обсудить дело с каждым лучшим адвокатом, ведущим бракоразводные процессы в городе, и теперь мне остались одни неумехи. И все это время он оставался в моем доме, ел мою стряпню, позволял мне о нем заботиться, даже позволял мне приносить ему электрическую ножную ванну, полную горячей воды. Каждую ночь я массировала его больную шею, пока он перерезал мне глотку!

«Это было самой большой подлостью, которую я когда-нибудь слышала, даже для Джо, даже для Голливуда», — подумала я.

— Как ты все узнала насчет адвокатов?

— Какая-то женщина позвонила моей маме и сказала, что продает дом. Она оформляла развод и была вынуждена продать, чтобы они могли поделить общую собственность. Она рассказала моей матери, что именно это сделал ее муж. Побеседовал с каждым адвокатом в городе, и ей остались только второстепенные. Иначе они могли бы найти способ оставить дом ей. Потом — подожди, пока поймешь, — не зная, что моя мама — это моя мама, она рассказала ей, что слышала о режиссере, Джоне Тайсоне, который проделывает то же самое! Чертова практика распространяется по всему Беверли Хиллз! Это уже становится тенденцией! — Затем Джейн неприятно улыбнулась. — Ну, если моей матери и нужно было что-то, чтобы сообразить, в чем дело, так это было именно то! Она быстро пришла прямо сюда после разговора с этой женщиной. Она сказала: «Джейн, если ты не хочешь потерять свой дом, тебе лучше побыстрей найти адвоката!» — Джейн мотала головой вверх и вниз. — Я никогда не думала, что доживу до такого дня.

— Итак, ты знаешь, кого в конце концов выбрал Джо из всех адвокатов?

— Да, я выяснила. И ты знаешь, как? Когда Джо пришел домой вчера вечером, я ждала его с ножом!

— Джейн!

— Да, с ножом. Я захватила его врасплох и приставила нож к горлу. И я сказала: «Скажи мне, Джо. Скажи мне, кто твой адвокат и перечисли всех адвокатов в городе, с которыми ты говорил». Он все сразу рассказал. Он стал цвета горохового супа, этот сукин сын! И моя мать, будь проклято ее маленькое хныкающее сердце. Она присмирела. Ей повезло, что я не приставила нож к ее горлу тоже.

— Джейн!

Ее лицо, обезображенное гневом, было отвратительно. — Это было самым лучшим, что я сделала за эти годы. Полюбоваться, как Джо корячится. Как извивается этот червь.

— Ну, и кто его адвокат?

— Ли Филипс… Сесиллин ли Филипс.

Я задумалась на минутку.

— Так это хорошо, Джейн. Посмотри, что он сделал Сесиллии. Может, он сделает что-то подобное Джо.

— Да, но Джо все равно. Пока он не дает мне возможность получить мои деньги, его не будет интересовать, как Филипс представит его. И Филипс выиграл дело Сесиллии для нее, разве нет? Он раздобыл для нее ее деньги. Вот о чем будет беспокоиться Джо.

Я хотела подбодрить ее.

— О, он раздобыл для нее совсем не то, что они просили. Пустяковую сумму, на самом деле.

— Сколько? — Джейн пришпилила меня взглядом к дивану.

Я знала, что сумма расстроит ее.

— Я не могу сказать. Я обещала Сесиллии. Но сумма минимальная.

— Но подумай, что я могла бы получить, если бы Филипс был на моей стороне. Сесиллии было особенно не на что рассчитывать. Она устроила адюльтер, и они были женаты немногим более года. По закону она не должна была бы получить и десяти центов. Я замужем за Джо пятнадцать лет! У меня двое детей, и все, что Джо накопил, было накоплено, когда я была за ним замужем… помогая ему на каждом шагу, черт бы его побрал. Я должна получить не только за последние пятнадцать лет, но и за следующие пятнадцать тоже. Где был бы Джо без меня? Боже мой, что я сделала для этого мужчины! Продала свою чистоту! Кроме того, посмотри, кто представлял Генри. Адвокаты, стоящие миллион долларов, целая фирма. И все знают, что адвокаты из Техаса хитрее тех, которые может представить Лос-Анджелес.

— Джейн! Если Джо поговорил со всеми хорошими адвокатами в городе и это значит, что ты не можешь воспользоваться их услугами, то как насчет тех техасских адвокатов, стоящих миллион долларов? Если они могли законно представлять Генри здесь, разве они не могут представить тебя тоже?

Кровожадный блеск появился в глазах Джейн.

— Конечно, они могут! Конечно! Они должны выиграть! Генри мог позволить себе воспользоваться их услугами, почему я не могу?

— Конечно, ты можешь. Их гонорар выплачивается по завершении дела. И в конце концов, Джо придется им платить, не так ли? — Я не могла не удержаться от самодовольной улыбки.

И Джейн улыбнулась мне в ответ с таким же злобным удовлетворением:

— Так как именно Джо закрыл мне дорогу к местным адвокатам, то он именно этого и заслуживает. И это будут только цветочки.

Когда я вопросительно взглянула на нее, она повела меня наверх в свою спальню.

— Я вышвырнула Джо вчера вечером. Он хотел уложить свои вещи, но я сказала «нет»: он должен убраться немедленно, или я убью его; как только он устроится с жильем, я вышлю ему его вещи. И сделаю это, как только я их все соберу.

Она распахнула дверь спальни. По всему полу были разбросаны вещи Джо — его джинсы, смокинги, теннисные ракетки и одежда для тенниса, книги, документы, бумаги, даже бутылка средства для бритья и одеколоны после бритья — все разорванное, изрезанное, искромсанное, сломанное, разбитое вдребезги.

Когда я рассказала эту историю Джейсону, он затрясся от смеха, пока я не сказала, что я посоветовала Джейн нанять адвокатов Генри. Тогда он сказал:

— Я не думаю, что ты должна была вмешиваться и давать ей советы.

— Почему нет? — обиделась я.

— Потому что при разводе посторонние не должны вмешиваться. Ты принимаешь одну из сторон, а я не считаю, что мы должны это делать. Мы должны оставаться нейтральными.

— Кем нам следует быть — предателями или друзьями? — спросила я возмущенно.

— Вот именно. Мы друзья… и мужа и жены. Вот почему мы должны остаться в стороне.

— Ты не прав. В деле развода в конце концов всегда приходится занять какую-либо сторону. И я знаю, что сторона права. И ты тоже знаешь. Многие годы ты занимал определенную позицию в отношении проблем нашего друга Джо… И вдруг ты не знаешь, кто прав, а кто не прав? Вдруг ты не можешь занять позицию?

— Меня связывают с Джо профессиональные интересы. А это меняет дело, Кэтти, и если ты этого не можешь понять, тогда ты крайне недальновидная.

— В чем дело, Джейсон? В Голливуде появились проблемы словарного запаса? Теперь слово «честность» обозначает недальновидность?

Я забралась в постель и улеглась на краю. Достаточно далеко от середины. Я была оглушена всем этим. Что происходит с позицией героев по отношению к девушкам, оказавшимся в беде? Джейн вряд ли походила на девушку, но она определенно была в беде.

В течение многих лет у нас были споры, но мы никогда не ложились в постель рассерженными. Джейсон забрался в постель и придвинулся ко мне.

— Скарлетт, дорогая, я очень люблю смотреть, как блестят твои изумрудные зеленые глаза, когда ты сердишься — самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

Я рассмеялась облегченно:

— Как ты можешь видеть это в темноте? — и я знала, что он скажет мне. Тем не менее, теперь я знала разницу между честностью, Скарлетт и изумрудными зелеными глазами.

В конце концов мы договорились, что постараемся остаться по возможности нейтральными в деле «Тайсон против Тайсон». Однако спустя пару дней Джейсон сказал, что он хотел бы поехать в Рено посмотреть выступление Хью Хьюларта и что Джо поедет с нами. Он хотел, чтобы Джо посмотрел выступление Хью тоже.

И Хью, и Сесиллия имели ангажементы в разных отелях, и Джейсон, желая смягчить неприятное сообщение о совместной поездке с Джо в ответ на мое недоумение: «Конечно мы решили быть нейтральными, как же я так быстро состыковалась с Джо?» — сказал:

— Дела, Кэтти, дела. Я хочу попросить мою секретаршу забронировать для нас номер на уик-энд.

Я вздохнула:

— Все правильно. Но мы не будем жить в одном номере с Джо, а?

Джейсон попытался улыбнуться, но не думаю, что это его развеселило.

56

— Я так устала от всего, Перси. Рено мне нравится не больше, чем Вегас или Тао. Я не знаю, что буду делать, если график гастролей не изменится. Я хочу вернуться в Голливуд, — Сесиллия начала плакать. — О, если бы только я не потеряла Генри. Генри не позволил бы мне так завять.

Перси начала узнавать симптомы. Это было утро после большой хандры. Сесиллия начнет клянчить свой маленький кайф, как она это очаровательно называла, приблизительно через две минуты. Она может поспорить на это.

— Ну, и что слышно от твоего мальчика Джейсона? Ты ведь знаешь, что он держит тебя на гастролях.

— О, всякий раз, когда я разговариваю с ним по телефону, это обычное «терпение, терпение, терпение», Сесиллия. — Она откинулась назад. — Дай мне немножко кайфа, Перси, дорогая, по-ожалуйста.

— Подожди немного, — сказала Перси отрывисто. — Тебе бы лучше серьезно обдумать, что ты собираешься делать. Тебя тошнит от Вегаса, тебя тошнит от Рено, Джерси и Уичита. А твой папуля Старк продолжает отговариваться всякой чепухой. Уже несколько месяцев он говорит «еще немного, скоро… терпение».

— Кэтти сказала мне, что они собираются приехать в Рено посмотреть мое выступление. Может, у него есть, что сказать мне сейчас.

— Он собирается сказать тебе ерунду. Не то, что Гард.

— Гард? — спросила Сесиллия раздраженно. — Я встречалась с ним, как ты просила, но кроме нескольких подарков, он ни черта для меня не сделал.

— Дело не в том, что он сделал для тебя — намного важнее, что он мог бы сделать для тебя. Разве ты не знаешь, что Джейсон Старк — мелочь по сравнению с Гардом? Даже твой экс-папуля Генри — мелочь по сравнению с Гардом. Гард и его друзья, люди, подобные ему — вот кто действительно контролирует наш бизнес. Они являются движущей силой за сценой. Они финансисты. Ты понимаешь это? У них денег больше, чем у всей толпы на Уолл Стрит. Они контролируют все!

Сесиллия трясла головой в изумлении:

— Неужели? Но Гард никогда не говорил мне ничего подобного. Он приехал сюда, в Рено, но так ничего и не говорит.

— Почему он должен говорить? При теперешнем положении вещей? — Гард — человек, который хочет получить сразу все.

Сесиллия задумалась на секунду:

— Я подумаю об этом позже. А теперь давай мне, пожалуйста, мой маленький кайф, Перси, дорогая.

— Хорошо, — Перси встала. — Но тебе лучше обдумать все поскорее. Ты быстро стареешь на гастролях, Сесиллия, а мы собираемся в Джерси по этой влажности, а потом назад в Вегас. Пустынная жара… пустынные ветры. И этот песок вокруг. Какой тут к черту цвет лица!

Они вдвоем опустились на колени у кофейного столика. Перси насыпала на свой длинный закругленный ноготь немного белого порошка, но не дала его Сесиллии.

— Я собираюсь подцепить Гарда для тебя. Я хочу сделать для тебя все. Но, конечно, и ты должна сыграть свою роль. Ты должна будешь подцепить Джея Старка для меня.

Сесиллия смотрела на ноготь Перси:

— Но почему ты хочешь, чтобы я это сделала? Джейсон дурит меня, а Гард уже твой друг.

Перси колебалась, поднося все ближе свой палец.

— Да, но Гард не сделает для Хью то, что он сделал бы для тебя. Хью и я — мы друзья Гарда, но мы не зависим от него. Клянусь, я могла бы убедить Гарда достать для тебя звезды с неба. Если я сделаю это для тебя, может, ты могла бы добиться от Старка чего-то для меня, — она придвинула ноготь еще ближе. Она рассмеялась. — Может, ты смогла бы соблазнить твоего старого приятеля Джейсона Старка, сделать что-то для нас — если уж ничего не получится.

Взгляд Сесиллии был устремлен на ноготь, когда она сказала:

— О, я не могла бы это сделать. Джейсона невозможно соблазнить, он неприступен, как скала. И Кэтлин — моя лучшая подруга. Она всегда была моей лучшей подругой, даже когда все другие покинули меня.

В конце концов, ноготь был уже в четверти дюйма от ее носа.

— Нет, Сесиллия, — Перси прошипела свирепо, — это я всегда была твоей лучшей подругой. — Она поднесла ноготь к ноздре Сесиллии. — Давай!

57

Джейсон, Джо и я сидели, как оказалось, за самым лучшим столиком в зале вместе с Перси Хьюларт, Сесиллией и другом Перси, Гардом Пруденсом. Хотя Гард был только приглашенным в Рено, тем не менее ему удалось стать хозяином вечера, хотя это, конечно, не входило в намерения Джейсона.

Джейсон и Джо внимательно следили за выступлением Хью, который, должна это признать, был на сцене просто огонь. Он танцевал, прыгал, трясся с возбуждающей животной сексуальностью. Потом, когда он пел романтические баллады, в зале воцарилась тишина, и трудно было поверить, но некоторые женщины были растроганы до слез. И одной из них была Перси Хьюларт. Когда она увидела, что я смотрю на нее, она улыбнулась почти застенчиво.

— Со мной это случилось в первый раз, когда я услышала, как он поет… много лет назад. — Впервые я увидела, как этот жестокий взгляд затуманился. — Иногда я забываю, какой у него приятный голос, как у сладкоголосой птицы.

И потом, когда Хью, пританцовывая, спустился со сцены в последний раз, и она поднялась и пошла за кулисы, лицо ее было непроницаемо. Может, мне привиделись эти слезы, эти слова. Потом мое внимание привлекла рука Гарда, скользящая по обнаженной белой руке Сесиллии, вверх и вниз, движение за движением, вдоль обнаженной белой спины Сесиллии. Я вспомнила Генри Шмидта, который делал то же самое не так давно. Но Гард Пруденс далеко не Генри, и я надеялась, что Сесиллия тоже понимала это. Она улыбалась, но как будто в изумлении как мне показалось, ее улыбка сбивала с толку.

Я покрылась гусиной кожей. Сесиллия повернулась ко мне, как будто она это почувствовала, и улыбнулась мне умоляюще. Я испытывала страстное желание положить свою руку на ее и успокоить: «Джейсон задумал замечательную картину для тебя, картину, в которой ты будешь танцевать, и петь, и смеяться, и плакать… картину, которая сделает тебя самой большой звездой со времен „Унесенных ветром“».

Я уже хотела протянуть руку, но затем отдернула ее с содроганием. Его рука уже была там, загорелая рука, поросшая черными волосами. Момент был упущен.

Мы вернулись в наш номер в отеле, и я уже упаковала все наши вещи, чтобы утром сразу уехать. Как-то мне очень хотелось уехать из Лос-Анджелеса назад в Огайо, сейчас мне очень хотелось вернуться назад, в Лос-Анджелес, из Рено. Все относительно.

— Ты говорил с Перси Хьюларт о фильме?

— Да нет. Я только прощупал ее. Она очень этого хочет, я знаю. Но, должен тебе сказать, не горю желанием иметь дело с этой тигрицей.

Я подумала об ее слезах, когда Хью пел:

— Я мечтаю, чтобы ты могла любить меня так же, как я любил тебя…

— Может, под этой отлакированной жесткой отделкой таится кошечка.

— Не думаю. Могу поклясться, что кошечка кусается.

Я засмеялась благодушно:

— И когда ты собираешься приняться за нее?

— Скоро. Думаю, она знает, что мы дико заинтересованы. Но пусть она немного покипит. Я не скажу ничего определенного до тех пор, пока контракт не будет готов для ее подписи. Затем я быстро все обговорю. Откровенно говоря, я не хочу давать ей много времени для выработки стратегии сделки.

— А ты сказал что-нибудь Сесиллии? Она показалась мне рассеянной.

— Разве это не обычное ее состояние? Она включена в программу выступлений в Атлантик Сити на несколько недель, затем она вернется в Вегас. А затем конец. Она за кончит со всем этим. И мы будем готовы начать съемки к тому времени.

Он говорил это уже так много месяцев. Мне казалось, что мы могли бы построить два торговых центра быстрее, чем это потребовалось для создания нового фильма.

— Хьюларты тоже направляются в Атлантик Сити? — Мне казалось странным, что куда бы Сесиллия ни ехала, Хьюларты обязательно следовали за ней. — Наверняка, они не остались бы в Вегасе на летние месяцы. Так жарко. Даже с их домом, это все равно дискомфорт.

— Думаю, они поедут в Джерси тоже.

Интересно, а где будет Гард Пруденс — путешествующие руки. Несомненно, в летнюю жару больших денег в Вегасе не заработаешь, а я была уверена, что Гард всегда был с большими деньгами.

Я упаковала все, кроме наших халатов, туалетных принадлежностей и одежды, которая нам понадобится завтра утром. Я также упаковала противозачаточный колпачок, но оставила прозрачную черную ночную рубашку, чулки в сеточку и кружевной пояс, который купила днем в одном из магазинов пассажа при отеле. Может, если бы я начала сегодня вечером еще один свой собственный проект, я бы начала съемки «Белой Лилии» через пару месяцев и, наверняка, закончила бы на много месяцев раньше.

Джейсон стоял на террасе, неотрывно смотря на яркие огни. Я вышла к нему, чтобы продемонстрировать себя в наряде девушки из варьете, абсолютно уверенная в его одобрении. И я его получила. Я посмотрела на небо Невады, темное и беззвездное сегодня, потом на неоновые огни Рено. Все же, подумала я, сегодня ночью могло бы начаться что-то хорошее.

58

В лифте Хью был угрюм. Он хотел, чтобы Сесиллия вернулась с ними. Перси кусала губы, пытаясь объяснить, что Гарду и Сесиллии необходимо обсудить некоторые дела.

— Я не дам и дерьма за их дела, — сказал он злобно.

Она сильно удивилась и кое-что поняла. Сама она изменилась, но по какой-то причине продолжала думать, что Хью остался, в основном, тем же — что, несмотря на его успех и преклонение публики, наркотики и все причуды, он остался милым, дурашливым, добродушным мальчиком, которого она знала с тех пор, когда ей было пятнадцать.

А дурой-то оказалась именно она.

Она просунула руку под его ремень, прижалась губами к его уху.

— Помнишь старые деньки, когда мы обычно возвращались домой в пикапе? — Она взяла в руку его яйца, нежно их сжимая, и заглянула в его глаза за ответом.

Он повернулся к ней, лицо его было угрюмо и — что было неожиданностью — с проблеском разума, и огрызнулся:

— Отвали, Перси! Это было чертовски давно. — А его невинные голубые глаза показались старыми и уставшими.

О, Боже! Неужели слишком поздно? Она получила такие хорошие новости сегодня от Старка! Ей понравилось то, что она увидела в его лице, когда он наблюдал за выступлением Хью. И у нее была Сесиллия, чтобы все уладить. Одним лишь толчком со стороны Сесиллии, все могло бы удачно сложиться. И если бы они поехали в Голливуд, бросили гастроли и всю суету, связанную с этим, может быть, все и пошло бы так, как могло бы быть, а не так, как было.

Когда они оказались в номере, он скинул одежду по дороге в спальню, бросился на кровать, ожидая, что она подойдет к нему и сделает для него то, что так хорошо научилась делать Сесиллия.

Решив сделать все на этот раз по-другому, Перси надела короткую розовую рубашку.

— Помнишь, когда мы раньше играли, ты обычно был незнакомцем, проникшим в дом, и собирался изнасиловать меня? — Она сладко, соблазнительно улыбнулась.

— Я не помню, — сказал он упрямо, этот рассерженный ребенок.

— Уверена, что помнишь!

— Нет! — Потом он хитро улыбнулся, как мог бы сделать это ребенок. — Я мог бы вспомнить что-то по-настоящему хорошее, если бы ты дала мне что-то.

Она колебалась, но потом пошла в ванную, открыла большой ящик, который был миниатюрным сейфом и вытащила два «квоалюдес». После того, как он их проглотил, она немного подождала, затем, притворяясь испуганной сказала:

— Что вы делаете в моем доме? Вы хотите изнасиловать меня? О, пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не насилуйте меня!

Он должен был сказать: «О, да, малышка. Я хочу изнасиловать тебя». Так должно было быть по сценарию, много лет назад. Но сейчас он сказал:

— Я уверен, что даже черт не хочет изнасиловать тебя. Ты хочешь изнасиловать меня, — сказал он уверенно. Потом голос его стал жалобным, хныкающим: — Вы хотите изнасиловать меня?

Взбешенная, она вскочила на него, села верхом, сжала его ногами и начала изо всех сил хлестать по лицу, туда, сюда, туда, сюда, до тех пор, пока не почувствовала и не увидела ярко красные рубцы, появившиеся на его прекрасном детском лице. При виде красных рубцов она стала еще свирепее и изо всех сил стала бить его в лицо кулаком снова и снова, пока не почувствовала, что он кончил и что она сама была близка к оргазму. И она получила его.

Потом разум ненадолго вернулся к нему, и с кровоточащей, треснутой в углу губой он мягко спросил:

— Почему ты плачешь, Перси?

59

Джейн и я решили закусить в Ла Скала Вотик, в одном из любимых мест для ленча из списка Джейн. Я знала, что у нее на самом деле имелись такие списки. Лучшие Места для Ленча. Лучшие Места для Обеда. Лучшие Места для Ужина.

Предварительные заказы на ленч не принимались, и мы ждали свободной кабины. Кабинки у окна пользовались большим спросом, чем столики в зале, и Джейн начала проявлять нетерпение. Пьеретта, очаровательная хозяйка, подняла палец вверх, показывая Джейн, что она должна быть терпеливой — у нее не было любимчиков, но если бы были, то Джейн была бы одним из них.

К тому времени, когда мы проскользнули в нашу кабину, ту самую, которую хотела Джейн — она рассказала мне, что Сьюзен Плешетт бывает здесь за ленчем каждую субботу — у меня появилась отличная идея.

— Я знаю, что ты должна делать, Джейн! Стать профессиональным организатором вечеринок и помогать людям, которым нужна такая услуга. Ты могла бы делать это для них у них дома или в ресторанах. Ты бы устраивала свадьбы, официальные завтраки и все, что клиент пожелает. Ты могла бы использовать все свои таланты — оформление, выбор блюд, цветы и свои большие организаторские способности. Ты могла бы сделать карьеру!

— О, Кэтти, я бы с удовольствием. Я действительно хотела бы этого, но я не могу заняться этим сейчас.

— Почему не можешь?

Она сдвинула солнцезащитные очки от Порше на макушку.

— Потому что я не могу пойти в суд и доказывать, что я умею зарабатывать на жизнь. В суде к женщинам относятся все пристрастней и пристрастней. Судьи-мужчины ударяются в другую крайность, чтобы быть справедливыми к таким же, как они сами, — она засмеялась. — Вот что движение за освобождение сделало для нас — заставило нас выкручиваться в суде. Раньше, если ты была замужем хотя бы несколько лет, ты получала содержание на всю жизнь или до тех пор, пока снова не вышла замуж, что было достаточно глупо. Но сейчас, все, что ты должна делать — это выглядеть так, что ты могла бы пойти мыть посуду, чтобы обеспечить себе существование, и можешь забыть обо всяком содержании. А если ты уже работаешь, то, пожалуй, они заставят тебя содержать твоего бывшего мужа, сукина сына. Нет, я должна казаться неспособной зарабатывать на жизнь, как пятилетний ребенок.

— Подожди. Есть же общая собственность. Ты ведь собираешься получить половину всего?

— Еще бы! Половину всего, что Джо не сможет спрятать.

— А ты будешь получать алименты на детей?

— Можешь не сомневаться!

— Ну, тогда зачем тебе нужно содержание? Не лучше ли взять половину имущества, алименты на детей и быть независимой? Не лучше ли сделать карьеру? Зарабатывать себе на жизнь и быть гордой, чувствовать уважение к себе?

Она озорно улыбнулась мне, глаза ее сверкали.

— Я хотела бы работать, но не могу. О чем я сейчас думаю, так это о моей гордости и самоуважении. Если я не получу содержания, если я не досажу ему всеми способами, на которые способна, я не смогу взглянуть на себя в зеркало.

Потом улыбка ее исчезла, и она сказала снова жестоко:

— Совместная собственность — это прошедшие года. А как насчет будущего? Как насчет всех денег, которые Джо заработает в будущем, в том числе большие бабки, которые он получит за «Белую Лилию»? — Она ткнула указательным пальцем в грудь. — Я уже поработала для будущего Джо, проложила ему дорогу своим потом и трудом. Сделала всю грязную работу, проливая собственную кровь. — Она покачала головой. — Нет, Кэтти, я не могу позволить ему соскочить с крючка целехоньким!

Она положила в рот полную вилку деликатесного салата, яростно жевала кусочки сыра, и салями, и салата латука, как будто они были сделаны из железа. — Тебе легко говорить, Кэтти. У тебя есть Джейс, и нет ни одного чертова шанса, что он сделает с тобой то же, что Джо со мной сделал. Джей только что купил для тебя домик на побережье в Колонии и записал его на твое имя.

Я удивилась:

— Откуда ты знаешь?

Она казалась немного смущенной:

— Меня мучило любопытство, и я спросила Джейсона. Просто для себя лично. Дело в том, что ты никогда не пройдешь через то, через что пройду я. Ты никогда не испытаешь мое одиночество, мое неприятие, мой стыд. Ты никогда не узнаешь, как себя чувствует человек в такой ситуации. Но если бы это случилось, тебе лучше знать — ты не должна закатывать рукава и зарабатывать себе на жизнь. Ты должна выжать из него каждый чертов цент, ободрать его дочиста, оставить после себя только кровь!

Я наклонилась над салатом, а Джейн заказала еще один бокал белого вина. Я всегда хотела видеть Джейн на высоте, чувствующей себя настоящим человеком, но я никогда не хотела видеть, как она превращается в хищника.

60

Джесика следила в бинокль за Крисом в то время, как он занимался живой изгородью, тянувшейся вдоль верхних террас розового замка. Сама она стояла за французскими дверями внутри небольшого рабочего кабинета, поэтому он не мог бы увидеть, что она следит за ним. Она знала, что он вернется, сказала она сама себе… если даже только на выходные. Он не окончательно покинул ее.

Тем не менее, конец был близок. Она видела Грега приблизительно раз в месяц, когда он приходил забрать что-то, но в какое именно время, она не помнила. Он обычно оставлял чек для нее на кухонном столе, иногда на большую сумму, иногда на меньшую. Для нее это не имело значения. Когда денег было меньше, она и Дженни ели яйца вместо рыбы, или только овощи, которые она выращивала позади дома. Если было достаточно денег, она оплачивала счета за электричество и газ, если же нет, она просто отсылала счета на квартиру Грега без комментария. Пару раз она оставалась без электричества и жгла свечи. У нее было достаточно одежды для себя — она никуда не ходила, где нужно было быть одетой по последней моде, и она научилась шить для Дженни.

Она предполагала, что Грег все еще платит за дом, так как никто не приходил, чтобы выселить ее. Она думала, что он не будет рисковать и терять такую ценную часть их собственности, тем более, что цены на недвижимость в их районе удваивались каждый год.

Так как она уже больше не читала газеты, она даже не знала, что последняя картина Грега, в которой он сыграл частного сыщика, была выпущена и имела большой успех. Кэтти, которая иногда навещала ее и рассказывала последние новости, была в ярости. — Неужели ты даже не смотришь телевизор? По некоторым каналам показывают фильмы, ты ведь знаешь.

Тогда ей пришлось сказать Кэтти, что ее телевизор разбит и вряд ли она его когда-нибудь починит. И тогда Кэтти предложила ей деньги. Она отказалась их принять. Она подумала, что Кэтти не понимает, что это не из-за гордости и не потому, что она не хочет никого ни о чем просить, ни Грега, ни свою мать, ни даже свою дорогую подругу Кэтти. Кэтти сказала, что она понимает, понимает, чем забита голова Джесики.

— Ты не можешь прятаться, Джесика. Ты также не можешь прятать Дженни. Вы обе не можете продолжать жить как в таинственной сказке. Внешний мир вторгнется в ваше существование. Грег может воспользоваться тобой, как-то. Или твоя мать заболеет и тебе придется признать, что она может умереть, прежде чем ты докажешь, что ты была права. И Дженни, она скоро должна пойти в школу, должна выходить в свет. Время подкрадывается к нам. Все меняется. Люди меняются. Может, Крис женится на ком-нибудь еще, и где тогда ты будешь? Не надо мечтать о счастливом конце. Что происходит со сказкой, когда нет счастливого конца?

На этот раз ей нечего было ответить Кэтти, и она просто улыбнулась ей. В следующий свой визит Кэтти рассказала ей, что подготовительные работы к «Белой Лилии» начались, поэтому счастливый конец был близок. Сейчас это уже вопрос нескольких месяцев — и все будет закончено. Это будет «Увидимся, мама?» и «До свиданья, Грег», и будет счастливый конец с Крисом. Было еще не слишком поздно. Если бы Крис действительно ее бросил, то он бы не был там наверху, на холме, в их розовом замке, и не обрезал бы самшитовые изгороди.

Она увидела, как он срезал несколько розовых роз и вошел в дом. Поставит ли он их в воду? Может, он хочет увидеть ее и принести ей их сюда вниз?

Подошла Дженни и потянула ее за юбку, требуя к себе внимания.

— Мамочка, поиграй со мной.

— Подожди, Дженни, — сказала она, — через несколько минут, Дженни, дорогая.

Она хотела увидеть, выйдет ли Крис из дома снова… продолжит ли работать с ножницами. Или спустится с холма с розами в руке. Через несколько минут, разочарованная, она опустила бинокль. Очевидно, он не собирался ни выходить снова из дома, ни звонить ей.

61

Я уговорила Энн позавтракать со мной, но на самом деле, мне хотелось, чтобы она покинула Вэллей и встретилась со мной в Бистро Гарден. За ленчем мы заметили двух друзей Нэнси Рейган за соседним столиком — Бетси Блумингдэйл и Джэерри Зипкин — и это сразу же испортило настроение Энн. Она все еще была политически ориентирована, и у меня возникла идея. Не так давно она жаловалась, что Джордж очень занят на киностудии и что он проводит очень мало времени с ней и с детьми дома. Все, что нужно было Энн — это чем-то ее занять.

— Почему бы тебе не заняться политикой, Энн? Я имею ввиду по-настоящему. Управлять чем-то. Начни на местном уровне. Ты ведь занималась контролем за арендной платой. Это могло бы послужить тебе базой для начала.

— А как же дети?

— Ну, они уже не маленькие. Бекки — девять, а Пети — сколько… четырнадцать? Тебе бы лучше подумать о синдроме опустевшего гнезда.

Энн покраснела от смущения и слабо улыбнулась:

— На самом деле, я подумывала об этом. Но я не имела ввиду политику. Я больше думала о чем-то связанном с общественным питанием… что я могла бы делать дома, где я могла бы по-прежнему присматривать за детьми и управляться по дому. Я говорила об этом с Джорджем.

— Ну, и? — спросила я быстро. — Что он сказал?

— Он думает, что это прекрасная идея. Он считает, что работа сделает меня более интересным человеком. Он всегда говорит, что любой с моей энергией должен иметь больше сфер деятельности.

— Джордж прав.

— У тебя тоже полно энергии, Кэтти, но ты не очень-то занята на киностудии. Может, тебе подумать о том, чтобы вместе со мной создать предприятие общепита? Я бы готовила, а ты бы доводила дело до конца.

О, Энн, я бы с удовольствием, если бы я не была… беременной.

Я увидела, что лицо Энн стало почти бешеным:

— С тобой все в порядке? О чем ты думаешь? Любая женщина с четырьмя детьми, которая только бы подумала о пятом ребенке в твоем возрасте, должна была бы проверить, все ли у нее в порядке с головой.

— А чем тебе не нравится мой возраст? Я не такая уж древняя. Когда ребенок родится, мне будет только тридцать шесть. Сейчас женщины рожают даже после сорока. Существуют всевозможные тесты.

— Но зачем? Что ты пытаешься доказать?

— Я не пытаюсь ничего доказать. Мы — Джей и я — можем дать ребенку так много — нашу любовь, братиков и сестренку, наш хороший, счастливый дом и, конечно, полное материальное благополучие. Люди, которые могут себе это позволить, должны иметь большие семьи.

Энн обратилась к меню и не глядела на меня, пока я говорила.

— Не знаю, Кэтти. Иногда я думаю, что ты боишься, несмотря на свою смелую речь. Каждый ребенок для тебя — спасательная веревка — это дает тебе уверенность, что Джейсон надежно привязан к тебе навечно.

Она подняла глаза от меню, посмотрела на меня и серьезно сказала:

— Ты должна знать, что это делается не так… Думаю, я закажу паштет. Хочу попробовать, хорош ли он здесь. — И потом она улыбнулась и мягко сказала: — Хотя ты и беременна, но ты не захочешь послушать совета своей старшей сестры о воздержании, давай закажем бутылку шампанского и выпьем за нового маленького Старка, который должен появиться на свет.

Я заказала шампанского, но я знала, что Энн ошибалась. Я не старалась привязать Джейсона к себе еще крепче. В этом не было нужды. Мы были одним целым сейчас, даже больше, чем это было в самом начале. Я хотела этого ребенка, потому что мы обещали его друг другу! Этот ребенок заменит того, которого мы потеряли под ножом акушерки в первые годы, когда нам пришлось пожертвовать настоящим ради будущего.

Энн пробовала паштет с интересом ученого. — Неплохо… Я думаю отведать здесь коньяк. Но какой?

— Возможно, ты могла бы заказать…

— Думаю, я проэкспериментирую сама. Это очень волнует. Ты будешь удивлена.

— Нет… Я думаю, я понимаю…

— Поговорим о понимании, Кэтти. Я хотела бы понять, что происходит с этой картиной? «Белой Лилией»? Почему они так долго возятся с ней?

— Таков кинобизнес, Энн. Я думаю, что вся подготовительная суета занимает больше времени, чем все остальное. Как только они начнут съемки, вероятно, все пойдет более быстро и гладко. Разве Джордж не объяснял это тебе?

Энн не спеша намазала маслом кусочек поджаренного хлеба и с хрустом откусила его.

— Нет, не думаю, что Джордж знает, как это происходит. Он пытается позаботиться обо всем остальном для Джейсона, в то время как Джейсон полностью поглощен фильмом.

Всегда чувствительная к критике в отношении Джейсона, я остро взглянула на Энн:

— Конечно, Джей полностью захвачен работой. Это самая большая вещь, какую он пытается сделать с тех пор, как имеет киностудию. Очень много затрачено для успеха фильма. Миллионы и миллионы до того, как он будет закончен.

Мы посмотрели друг на друга, думая об одном и том же. Но я не беспокоилась. Я помнила: Джейсон сказал мне однажды что-то о том, что не надо ставить на карту все. Я была уверена, что у Джейсона было прикрытие на случай неудачи.

Энн потягивала шампанское и ковыряла вилкой в салате, выбирая отдельные кусочки вместо того, чтобы есть все подряд. Ее медлительность слегка раздражала.

— Почему ты не можешь есть нормально? — выпалила я.

Энн удивленно подняла брови:

— Надеюсь, ты не собираешься устраивать себе стрессы во время беременности, Кэтти? С тобой этого прежде не случалось. Это вредно для ребенка.

Мне хотелось заорать.

— А что происходит с Сесиллией и Хью Хьюлартом? Джордж сказал, что они первыми подпишут контракты. Не слишком ли уж поздно?

— У Джейсона есть на то причины. Кроме того, оба они будут в Вегасе приблизительно через десять дней. Джейсон поедет туда, чтобы подписать с ними обоими контракт.

— А потом?

— А потом все начнется с божьей помощью. Что ты будешь на десерт? Думаю, ты должна заказать клубничный пирог и мусс. И ты съешь это за нас обеих, так как я должна следить за весом. Доктор не хочет, чтобы я набрала больше пятнадцати фунтов.

— Не одобряю, — твердо сказала Энн. — От этого дети рождаются мелкими. Я думаю, что крупные дети — здоровые дети.

— Я обязательно передам это доктору.

— Но я думала о словах Энн о том, что было слишком поздно для подписания контрактов с Сесиллией и Хью. Я не могла с этим не согласиться. И это беспокоило меня. Я умоляла Джейсона подписать с ними контракты намного раньше, но он все откладывал, как будто не хотел заниматься этим.

62

Перси знала эти гребаные признаки слишком хорошо. После всех этих лет, когда она должна была быть вне опасности, у нее опять сифилис! Это означало, что, несмотря на то, что она двадцать четыре часа в сутки не спускала глаз с Хью, он умудрился ускользнуть от нее… наделал бог знает что без необходимых мер предосторожности, которые она пыталась вдолбить в его тупую башку.

Она схватила вазу с цветами и швырнула ее в стену, наблюдая, как цветы, кусочки фарфора и вода разлетаются в разные стороны. Ну, сейчас это действительно конец. Она упаковывает все — Хью, гитару, самое себя — кладет конец гастролям навсегда. Без выполнения оставшихся обязательств. Она не дала бы и дерьма за оставшиеся девять дней. Пошли они все к черту! Пусть подают на нее в суд! У нее под рукой был Гард, у нее была Сесиллия, готовая для Гарда, и она хотела быть свободной и поехать в любое место, куда пожелала бы. Она хотела наверстать все за те проклятые годы, которые Гард заставлял ее оставаться в Вегасе. С фильмом или без, она и Хью поедут в Голливуд. И она и Хью должны быть респектабельными. Хью займет это место в обществе, даже если это убьет их обоих.

Что касается Джейсона Старка, то он быстренько примчится, когда узнает, что Сесиллия не завершила турне, что она уволила агента и менеджера, которых он нанял для нее, что она вернулась в Вегас намного раньше срока. Как только он появится в Вегасе, она увидит, что можно сделать с ним. Одно время ее план состоял в том, чтобы Сесиллия соблазнила Джейсона, и держа этот соблазн над его головой, она Перси, ухитрилась бы вытянуть из него контракт. Но каждый раз, когда она заводила об этом речь, святая Сесиллия возражала — ссылаясь на свою большую привязанность к Джейсону и его трахнутой высокомерной жене, которая думала, что она была такой большой леди, что ее дерьмо не воняло! Вероятно, она могла бы все еще уговорить Сесиллию согласиться сделать то, что она ей говорила. Но кто может сказать, сделала бы она это? Кокаиновые головы, как известно, ненадежны. Поэтому план игры изменился. Она покупает свою свободу с помощью Сесиллии через Гарда. Что касается Джейсона Старка, она сама с ним разберется. Она знала, что может рассчитывать только на себя. После всех этих лет — только на себя.

Перси подошла к телефону. Сесиллия остановилась в отеле за два квартала от Перси. Она только сказала Сесиллии, что она и Хью уезжают из Джерси на следующий день. Она повесила трубку и посмотрела на часы. Приблизительно через десять минут Сесиллия подкатит сюда. Только ненормальный может расстаться с комфортом роскошного отеля, чтобы пройтись по взрывоопасным улицам Атлантик Сити.

Сесиллия была в панике, узнав, что Перси и Хью возвращаются в Вегас.

— Но Хью должен был остаться еще на неделю…

— Я все аннулирую.

— Они подадут на тебя в суд.

— Ну и пусть. Хью — звезда, а звезды делают, что хотят.

— Но Вегас! Там сейчас больше ста градусов!

— О, неделю мы там продержимся. Мы будем только в тех местах, где есть кондиционеры.

— Неделю? — Сесиллия пришла в замешательство, что часто с ней случалось в эти дни.

— Да, неделю. Сейчас я уезжаю туда, а затем я уеду из Вегаса. Навсегда. Дней десять Хью и я поживем в отеле Беверли Хиллз, пока я куплю дом. Знаешь, какой дом мне нравится? Тот, на Сансет, со статуями… тот арабский особняк. Он сейчас забит досками, но я думаю, что куплю его. Отремонтирую. Сделаю там студию звукозаписи, конечно. Он мне ужасно нравится! Как раз на Бульваре!

Сесиллия была поражена.

— О, но это был мой дом! — простонала она. — Генри хотел купить его для меня. Те арабы выкрасили его в ужасный зеленый цвет. Мы хотели сделать его снова белым. Но Генри сказал… — она пыталась вспомнить. — Генри сказал, что он не продается.

— Забудь Генри. Он развелся с тобой, не так ли? И ты знаешь, что Гард всегда говорит?

— Гард? Что?

— Он говорит, что все продается… если цена подходящая.

— Я думаю… — сказала Сесиллия, запинаясь, — я думаю, что Генри именно так говорил…

— Забудь Генри, мы говорим о Гарде. Он богаче Генри и в тысячу раз могущественней. Он может купить все, что захочет. И тебе повезло. Думаю, я смогу уговорить Гарда жениться на тебе.

— Жениться? — Она совсем не была уверена, что хочет выйти замуж за Гарда. Совсем не уверена. Ей не нравились его глаза. Глаза Генри были такими ласковыми, когда он смотрел на нее. А глаза Гарда — никогда.

— Да. Думаю, он женится на тебе, если ты будешь быстрей поворачиваться. И тогда ты сможешь послать всех к черту, включая Джейсона Старка.

Глаза Сесиллии широко раскрылись.

— Но Джейсон — мой лучший друг. Он и Кэтти всегда присматривали за мной.

— Да? Что Джейсон сделал для тебя, кроме того, что водил тебя за нос? Где фильм, который он обещал? Единственный раз у тебя было приглашение в Лос-Анджелес на неделю много месяцев назад. Я твой друг, Сесиллия. Разве я не заботилась о тебе?

— Да…

— И сейчас я хочу позаботиться о тебе по-настоящему. Я уговорю Гарда жениться на тебе, и он возьмет тебя в Голливуд и сделает настоящей звездой. Он не ограничится одними разговорами, как твой друг Джейсон. И, возможно, если ты захочешь этот арабский особняк, Гард купит его для тебя.

— Но ты сказала, что сама хотела купить его…

— О, да, но у Гарда намного больше денег, чем у меня. Миллиарды. Он мог бы легко перебить мою цену.

— А как же мои выступления здесь? Мой агент… мой менеджер… Они взбесятся.

— Уволь их! Послушай, Сесиллия, я уезжаю завтра. Ты хочешь вернуться со мной или ты хочешь остаться здесь одна? Совсем одна?

63

Джейсон позвонил мне из офиса.

— Я срочно уезжаю в Вегас. Не могла бы ты собрать мне вещи и выслать их?

— Что за спешка?

— Только что звонил Рейли. Кажется, Сесиллия забастовала в Джерси. Она выставила Рейли и Макса Нэнфта тоже. Рейли говорит, что она свихнулась. Поэтому я вылетаю туда с ее контрактом. Надеюсь, это успокоит ее. Я беру с собой и контракт Хьюларта. Я не могу это больше откладывать. Мне не очень-то хочется пререкаться с Перси, этой женщиной-убийцей, но я действительно очень беспокоюсь о Сесиллии. Сдается мне, я вел неправильную игру. Ты была права. Мне следовало отдать ей этот проклятый контракт много месяцев назад.

— А как насчет Пепси? Ты поедешь туда с контрактом, не сказав ей ни слова? Почему ты так уверен, что она захочет, чтобы Хью снялся в фильме?

— Ей до смерти этого хочется, я чувствую. И контракт принесет достаточно денег, так что спорить она не будет. Я плачу Хью намного больше, чем Сесиллии и Грегу — он ведь суперзвезда. Но, в то же время, я всегда смогу найти другого провинциального певца. Я очень беспокоюсь о Сесиллии. Ее нервы на пределе. Может, ты хочешь поехать со мной?

— Я бы с удовольствием, но я уже давно обещала детям отвезти их в Диснейленд. И мы собирались сделать это завтра. Я возьму Дженни тоже. Я наконец-то уговорила Джесику разрешить ей выйти из дома. Пети и Бекки тоже идут. Мэган и Пети будут моими помощниками. Но ты прекрасно обойдешься без меня. И послушай, Джейсон, не уговаривай Сесиллию вернуться в Атлантик Сити. Привези ее с собой сюда. Мы приютим ее на несколько недель, пока ее глаза не засверкают, как звезды…

Знаменитые последние слова.

Джейсон позвонил из Вегаса несколько часов спустя, и, как только я взяла трубку, у меня появилось предчувствие.

— Сесиллия выходит замуж! — выпалил Джейсон. — За Гарда Пруденса.

— О, нет!

— Боюсь, что так.

— А как же контракт?

— Он подписан. Пруденс посмотрел на него с минуту и сказал Сесиллии подписать его.

— Только минуту? Как странно! Я думала, что такой человек, как он, будет спорить по каждому предложению.

Джейсон глухо засмеялся.

— Ты так думала? Я думаю, он дал ясно понять, что контракты не имеют для него большого значения. Это может создать проблемы. Не могу тебе даже сказать, как мне нехорошо из-за этого… этого замужества Сесиллии. Если бы я только послушался тебя — если бы я дал Сесиллии ее контракт намного раньше, то, мне кажется, она никогда бы не вышла замуж за Гарда.

— Ну, не вини себя. Сесиллия — большая девочка. Она должна бы знать, за кого хочет выйти замуж. А ты виделся уже с Перси Хьюларт? Она подписала контракт Хью?

— Я сейчас собираюсь увидеться с ней. Она ожидает меня. Сесиллия пойдет со мной. Кажется, у Гарда дела. Он едет в Джерси. Так что я остаюсь один с ними двумя. Пожелай мне удачи! У меня уже сейчас жутко трещит голова. К тому времени, когда я закончу с Перси Хьюларт, мне, вероятно, нужно будет делать операцию на мозге.

— Бедняжка. Я уверена, Сесиллия поможет тебе с Перси.

— Сесиллия? Не думаю, что Сесиллия может кому-нибудь помочь. Она ведет себя так, как будто ей уже оперировали голову — сделали лоботомию. Честно говоря, Кэтти, я бы много дал за то, чтобы бросить все это.

«Белую Лилию», Сесиллию, Грега — этого самовлюбленного маньяка — и Перси и Хью Хьюларта! Я, должен быть, потерял все свои винтики и шарики, когда затеял это…

— Брось это тогда! — ответила я быстро. — Брось сию же минуту!

— Не могу, не могу. Мы уже слишком много вложили. И по контракту Грега — нужно или играть, или платить.

— Тогда заплати. Ты всегда говорил мне, что нужно знать, когда проиграть…

— Слишком много, Кэтти… слишком много. И слишком поздно сейчас.

— Позвони мне позднее. Позвони мне после встречи с Перси. Передай Сесиллии, что я люблю ее. И надеюсь, ты передашь ей мои поздравления.

— Я не буду звонить тебе сегодня. Будет поздно. А у тебя завтра сложный день в Диснейленде. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Ты должна выспаться за двоих. Постарайся забыть обо всем. Какого черта? Это только деньги… — засмеялся он. — Все будет хорошо. Я уверен. Я немного нервничаю, что теперь Гард будет в нашей компании — мысленно, если не во плоти, и что сейчас я встречусь лицом к лицу с миссис Хьюларт. Но все будет о’кей. Спокойной ночи, Кэтти. Спи хорошо. Я люблю тебя, Кэтти-Кэт!

Он повесил трубку.

Я люблю тебя, Джей!

64

Перси наблюдала за Джейсоном и Сесиллией в то время, как они сидели в ее гостиной. Ей хотелось рассмеяться, но она была достаточно осторожной, чтобы не сделать этого. Они оба были такие тихие! Она догадывалась, что он все еще был сильно потрясен известием о замужестве Сесиллии. Было ли это связано с заботой о Сесиллии? Или с тем, что теперь ему придется иметь дело с Гардом? Она пожала плечами. Теперь ей было на это плевать.

Она знала, что хотела Сесиллия. Она ждала ее, Перси, чтобы поговорить с ней наедине пару минут и просить ее, умолять ее дать ей что-нибудь, все равно что, несколько таблеток, безразлично каких. Сесиллия уже не была привередливой. У нее никогда не было мужества доставать наркотики где-нибудь еще. Она полагалась на свою добрую подругу Перси. И конечно, Перси помогала ей. Но сейчас все было кончено. Теперь она могла просить Гарда о том, что хочет. И она посмотрит, как это у нее получится. Черта с два! Гард не употреблял наркотики ни в какой форме.

Джейсон протянул Перси контракты. Она быстро их просмотрела и подписала с росчерком все экземпляры. Потом он дал ей один экземпляр для нее, остальные убрал в свой кейс. Конечно! Чертовски легко! Она не могла поверить, как легко! Ей ни черта не пришлось сделать для этого самой.

— Думаю, за это стоит выпить, — сказала она. — Обычно я пью только вино — что будете вы? У меня есть все!

Сесиллия оживилась на минуту, но затем посмотрела вокруг, на Джейсона, и в полном унынии попросила шотландский виски и опять тяжело опустилась в свое кресло.

Джейсон покачал головой.

— Работа всегда вызывает у меня сильную головную боль.

— Неужели? — сказала Перси. — У меня тоже. Но я живу здесь уже много лет. И у меня есть отличное лекарство. Берешь немного водки — она расширяет сосуды, а затем берешь замечательные таблетки от головной боли, которые прописал мой доктор. Я никогда не принимаю ничего, что не прописано моим доктором. Ну, и через пару минут кажется, что головная боль тебе только снилась. Хочешь попробовать?

Джейсон устало улыбнулся.

— Конечно. Почему бы и нет?

Хуже, чем сейчас, он уже не мог себя чувствовать. В конце концов самое плохое уже позади. Каким бы странным это ни казалось, она подписала контракты безропотно. Она даже не спорила о деньгах.

Он думал, что она захочет обсудить эти контракты со своими адвокатами. Почему она этого не сделала? Но его голова так сильно болела, что он не мог об этом думать сейчас. Он был рад, что все закончено.

— Испытаем твое лекарство.

— Хорошо, — она взяла контракт и поднялась на ноги. Я схожу за таблетками. — Она запрет свой контракт в сейф. Это самое ценное ее приобретение… не считая Хью.

Она прошла через спальню в туалетную комнату, где стоял сейф. Она улыбнулась, глядя на Хью, растянувшегося на кровати и крепко спящего после снотворного, которое она дала ему перед приходом Джейсона и Сесиллии. Он выглядел таким милым, все невзгоды дня исчезли с его лица. Он был похож на юношу. Невинного юношу.

— Теперь все закончено, Хью. Мы поедем в страну с молочными реками и кисельными берегами.

Она открыла сейф. Она не могла поверить, что все произошло без ее участия, не считая замужества Сесиллии. Расчет был точен. Она выдала Сесиллию за Гарда и получила бумаги, дающие ей независимость. До подписания контракта это было невозможно. Все могло произойти сегодня ночью. Все так непостоянно (она выучила это слово и оно ей нравилось). И все эти непостоянные люди… Гард, Сесиллия и в не меньшей степени Хью.

Нет, ей не пришлось больше ничего делать. Ей не нужна была Сесиллия, чтобы давить на Джейсона, ей не нужно было самой пытаться соблазнить Джейсона, когда он примчался в Вегас к Сесиллии. Не то чтобы она была уверена, что это сработает. Но это все само шло ей на руки.

«Квоалюдес», которые она собиралась дать Джейсону, точная копия таблеток от головной боли — были чертовски подходящи для этого случая. Смеха ради. Когда она клала контракт на полку, она наткнулась на золоченый флакон для духов Сесиллии, который она стянула у нее много лет назад. Она подумала: а почему бы и нет? Завтра она пойдет к врачу, чтобы он назначил лечение от сифилиса, который она недавно подцепила. Почему бы не уйти в блеске славы? Подбросить такой подарочек высокомерной жене Джейсона Старка и сыграть последнюю шутку с Сесиллией. Будет ли достаточен один «людес» и глоток водки? Два «людеса» подумала она. Отлично для возбуждения, а как насчет той бесцветной жидкости, которую она хранила, но никогда не использовала? Хью она наверняка никогда не была нужна. Наркотик уже устаревший. Но он отлично подойдет для водки Джейсона. А что до Сесиллии, ей, вероятно, много не понадобится, чтобы поймать кайф и потом напиться вдрызг. И Сесиллии ничего не нужно будет для возбуждения. Нет. Все, что старой Силли нужно будет сделать, это поймать кайф и вырубиться, чтобы ничего не помнить завтра. Старушке Силли не придется сегодня трахаться. Она сама и мистер Старк будут заниматься этим. А завтра утром, когда Сесиллия и Джейсон проснутся вместе, никто не будет знать наверняка, что произошло, кто кому что сделал.

Что бы еще для верности бросить в это снадобье? Она не могла придумать.

«Ени, мени, мейни, мо… поймай член за конец!»

Лу распаковала сумку Джейсона, в то время как я отбирала вещи для химчистки. Она вытащила бежевую кашемировую спортивную куртку Джейсона, критически осмотрела ее, потерла коричневое пятно на воротнике.

— Дай ее мне, Лу. Я ее положу с другими вещами для химчистки.

Она что-то пробормотала и отбросила ее. Машинально я проверила карманы. Золотой флакон для духов Сесиллии. Она, должно быть, дала его Джейсону подержать в какой-то момент. Может, они ходили куда-нибудь выпить, после того как закончили дела с Перси? Я положила его в ящик стола. Я верну его ей, когда она и ее новый муж приедут в город. Они прибудут на этой неделе.

65

У нее был контракт, у нее был новый муж, она переезжала в дом шейха на бульваре Сансет, съемки «Белой Лилии» начинались, и Сесиллия хотела только одного — выкурить трубку с опиумом и забыть свой кошмар. Она томительно думала о тех днях в Нью-Йорке с Бобом, о нем, который после каждого долгого дня массировал ей ноги и целовал каждый пальчик. Она мучительно думала о днях, проведенных с Генри, который всегда смеялся и безумно хотел всего, что хотела она. Если она говорила, что хочет пить, Генри исходил слюной и мог бы сдвинуть горы, чтобы достать для нее стакан чего-нибудь холодного, звенящего кусочками льда.

А Гард… Он и пальцем не пошевелит ради того, что она хочет. Он только знает, что хочет сам, красивая ледышка. Как может он смотреть на нее так холодно и желать ее так страстно? Как может он заставлять ее ходить по комнате обнаженной, взад, вперед, взад, вперед, рассматривая, чем он обладает, и потом так бесцеремонно овладевать ею, совершенно не интересуясь, как она относится к нему? Обычно он приказывал ей лечь в постель, пробегал руками по ее телу, затем заглядывал ей в глаза и говорил, чтобы она перевернулась. И когда он внедрялся в нее, делая только то, что хотел сам, она прижимала лицо к подушке и орошала ее слезами. О, Генри, Генри.

Как им было весело! Генри хотел только того, что хотела она, и она обычно требовала того, чтобы быть сверху. Она садилась на него верхом, выкрикивая: «Давай! Давай, лошадка!» И Генри любил это так же сильно, как и она, потому, что ей так нравилось! И они оба так много смеялись. И после всего он купал ее и целовал. Почему он покинул ее и оставил на милость Гарда… Гарда, который спал с револьвером под подушкой. И всякий раз, когда она прятала лицо в подушку, которая становилась мокрой от ее страданий, ей казалось, что она чувствовала его, холодного и жесткого. И она чувствовала его не у лица, а между бедер — его ледяной ствол, вонзающийся в нее… в ее теплую, влажную сокровенную глубину.

Если только у нее было что-то, думала она, она могла бы выносить это. Но было бесполезно умолять Гарда: «Дай мне, дай мне мой маленький кайф, Гард…» — как она прежде просила Перси, эту сучку. Он не разрешил бы ей даже выпить. Он хотел, чтобы она была совершенной и чистой, и только для него. Она думала, что сходит с ума. Какой смысл быть кинозвездой, быть частью этого общества и жить в этом большом доме на Сансет, если она сходит с ума… выжатая каждую ночь курносым, блестящим, серебристо-холодным твердым пистолетом?

Как только она сможет, она расскажет Джейсону и Кэтти расскажет им все о Гарде и пистолете, о кошмаре, и они помогут ей. Кэтти и Джей, они не позволят ему так обращаться с ней, разве нет?

66

Мы переехали на лето в наш новый дом на побережье, несмотря на то, что Джейсону приходилось покрывать приличное расстояние каждый день, чтобы добраться до Голливуда. Сейчас, когда наконец-то начались съемки «Белой Лилии», он был полностью погружен в работу. Он работал даже по субботам и воскресеньям, когда все в Малибу выезжали позавтракать куда-нибудь. Но там было хорошо, тихо, как в другом мире. Лу была с нами, и молодой студент колледжа помогал нам с мальчиками, присматривал за ними на берегу и плавал с ними. Мэган обещала помогать, но трудно удержать дома с братьями тринадцатилетнюю девочку, когда за окном целый новый мир, с уроками тенниса, верховой ездой и другими хихикающими подростками в бикини. Она стала совсем кокеткой, и я была только рада, что, кажется, она не привлекала нашего серьезного студента из колледжа. Это могло бы создать проблему.

Это были чудесные дни. Приезжали Энн и даже Джесика с Дженни на машине, которая уже стала реликвией. Джейн приезжала тоже рассказать последние новости о своем разводе — удар за ударом. Именно Джейн рассказала мне, что с фильмом какие-то проблемы. Вскоре после того, как начались съемки, рассказала она, Гард поместил Сесиллию в санаторий.

Я не могу этому поверить! Джейсон не сказал мне ни слова! И Энн также!

— Как ты мог не сказать мне! — требовала я от Джейсона.

— Потому что я не хотел, чтобы ты нервничала. Как сейчас. Посмотри на себя! Тебя трясет. Ты должна думать о ребенке.

— Конечно, меня трясет. Что случилось с Сесиллией? Я хочу знать всю правду.

— Гард сказал, что у нее проблемы с наркотиками. Он сказал, что пытался сам ей помочь, но не смог. Кажется, Перси Хьюларт снабжала ее всем, чем она хотела.

— Перси? О, боже! Ты думаешь, Гард говорит правду?

— Я не знаю, Перси говорит, что это ложь. Она сказала, что, должно быть, Гард давал ей наркотики. Чтобы сделать ее зависимой от него и чтобы она вышла за него замуж. Перси сказала, что и не имела понятия, что Сесиллия наркоманка. Но мне следовало знать. Мы видели, что она ведет себя странно. Мы должны были догадаться. Но я был так чертовски занят с фильмом, что был совершенно слеп!

— Мы оба были слепы! Не вини себя. Я хочу навестить ее. Где она?

— В Пальм-Спрингс. Но Гард говорит, что мы не можем навестить ее. Мне кажется, у нее еще что-то вроде нервного расстройства.

— Ты веришь ему?

— Приходится.

— Но что с фильмом? Ты закрыл съемки?

— Нет. Еще нет. Мы только начали. Я стараюсь снимать то, где она не занята.

— И как долго это будет?

Джейсон пожал плечами.

— Гард говорит, может быть, пару месяцев.

Теперь это уже «Гард говорит».

— Ты можешь позволить себе дожидаться ее? Может, это продлится дольше.

— Мне придется, Кэтти. Нам придется. Я чувствую себя ответственным. Я был нечувствителен к ее нуждам.

Я сжала его руку.

— Мы были бесчувственны к ее нуждам. Ты делаешь все правильно. — Я была так горда им, что хотелось плакать. Он ставил Сесиллию превыше картины, превыше денег, превыше киностудии. Я так гордилась им и так сильно любила его, что могла бы умереть от любви.

И в эту ночь я молилась за Сесиллию так же усердно, как и за своих детей, и за Джейсона, и за ребенка, которого я носила.

67

Я ездила в город к акушеру, потом мне позвонили из его офиса и попросили приехать снова, так как им необходимо было взять какие-то анализы. Джейсон настоял, чтобы я поехала с ним, потом позанималась бы своими делами, пока он не позвонит и мы вернемся вместе. Дама в моем положении, сказал он, не должна бросать вызов опасностям в час пик на Пасифик Коаст-Хайуэй.

Они взяли у меня кровь на анализ и попросили зайти через пару часов. Я побродила по улице до Нейман Маркус, купила несколько вещей для детей, но магазин напомнил мне о Генри, и я почувствовала себя подавленной.

Доктор Харвей появился озабоченным, казалось, что ему трудно было сказать мне то, что его беспокоило. Его тревога внушила мне страх. Я старалась успокоить себя, успокаивая его.

— О, доктор, не может быть, чтобы что-то было плохо.

— Осложнение, Кэтти.

— О’кей. Скажите мне.

— Кажется, вы заразились сифилисом.

Я засмеялась.

— Это то, что вас беспокоит? Тогда все в порядке, потому что ваша лаборатория ошиблась.

— Нет, Кэтти.

Мне уже было не смешно.

— Да, доктор. Ваша лаборатория сделала какую-то ошибку. И я думаю, это ужасно. Напугали до чертиков!

— Кэтти, здесь нет ошибки. В прошлый раз, когда вы были здесь, мы сделали анализ и получили положительную реакцию. Вот почему мы вызвали вас сегодня. Мы снова взяли пробы и отправили их в лабораторию. Они сделали несколько проверок.

— Послушайте, доктор, здесь что-то не так. Я понимаю, что теория насчет туалетных сидений уже устарела, но тогда как я… Я не сплю с большим количеством…

Он взял несколько листков со стола.

— Послушайте, Кэтти. Вот результаты первого анализа. А вот результаты сегодняшнего. Если вы посмотрите, Кэтти, вы увидите…

Я не стала смотреть. Я поднялась на ноги.

— Мне нехорошо, доктор. Мне нужно ехать домой.

— Вам придется смириться с этим. Вам придется принять это, чтобы мы смогли что-нибудь сделать.

Я снова села. Я вспомнила золотой флакончик для духов в кармане куртки Джейсона.

— Извините, доктор, меня сейчас стошнит.

Одна из сестер проводила меня в туалетную комнату и осталась со мной. Когда я вернулась, доктор Харвей все еще был один и ждал меня. Я посидела пару минут, в то время как он с грустью глядел на меня. Мне было трудно дышать. В конце концов я поняла, что мне ничего не оставалось, как принять слова лучшего акушера, который знал обо всем этом намного больше, чем я. Разве Джейн не уверяла меня, что он лучший акушер во всем Лос-Анджелесе? Акушер для звезд, сказала Джейн. И что я могу противопоставить его словам? Семнадцать лет абсолютной любви и полного доверия? Что это значило в девятом десятилетии двадцатого века в Лос-Анджелесе, в Калифорнии?

Я попыталась точно вспомнить лицо Джейсона, когда он вернулся из поездки в Лас-Вегас. Что оно скрывало такого, чего я не смогла заметить? Он был бледен, сказал, что чувствует себя неважно. Я настаивала, чтобы он сходил к врачу. Он сказал, что сходит, когда у него будет побольше времени. Что еще? Я снова попыталась воспроизвести его лицо. Но не смогла. Это было, как будто он умер, и я не могла больше сосредоточиться на его лице (сфокусировать его лицо). Но я ошибалась. Он не умер. Это я умерла и ребенок, которого я носила — помечен смертью. Джейсон Старк убил нас обоих.

— Я умерла, — пробормотала я.

— Что вы сказали? — спросил доктор Харвей.

— У моей тети Эмили была фраза… «Я умерла».

«Доктор Харвей начинает терять терпение», — подумала я.

— Нет, вы не умерли, Кэтти. У вас истерика. Такое случается.

«С другими людьми, не со мной, счастливицей, доктор. Со мной никогда это не случалось прежде, честно, доктор».

— Нам нужно принять решение, Кэтти. Существует несколько…

— Не нужно, Стив. Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас Стивом? Вас же зовут Стив. И вы не собираетесь быть моим доктором надолго, не так ли? Вырежьте его, Стив. Ничего не надо. Просто вырежьте его!

— Он может не…

— Не может! Совершенно необходимо сделать, как я говорю. Я хочу поехать в больницу немедленно. И пусть это будет Седарс, Стив! Это определенно «au courant». Узнайте, есть ли там свободная палата. Мне нужна самая лучшая. Я всегда имею все самое лучшее. Мой муж приучил меня к этому.

Он грустно улыбнулся.

— И узнайте, могу ли я получить договор на лечение без конечного срока. Я не знаю, как долго я там останусь.

Я была спокойна за своих детей, которые оставались в Малибу. С ними была Лу и Роберт, слывший отличным пловцом. Он был олимпийской надеждой, как говорили мои дети. И Мэган было уже тринадцать. Она могла помочь Лу. Таким образом, я могла остаться в Седарс на все лето.

Джейсон без кровинки в лице упал на мою постель. Я предположила, что он был без кровинки в лице. Я не взглянула на него. Он был посторонним… чем-то чужеродным в моем мире. Я думала, что уже никогда не взгляну на него.

— Я не хотела бы, чтобы ты ехал домой и пачкал туалетные сиденья, которыми пользуются мои дети. Боже мой, это же надо, сифилис! Почему не лишай, по крайней мере?

— Кэтти, я ничего не помню! Какой-то провал памяти!

Я усмехнулась, глядя все еще в стену.

— Мог бы придумать более оригинальный сценарий. Ты всегда был такой творческой натурой. Возможно, если бы вы с Джо вместе пошевелили мозгами…

Не имело никакого значения, что он сказал. Как говорится, он потерял доверие к себе. Я закрыла голову подушкой. Потом убрала ее и посмотрела на него. Я думала, что сделала так, потому что хотела запомнить его лицо в этот момент.

— Запомни правило, Джейсон Старк! Я не разрешаю говорить со мной об этом никогда! Никогда! Если тебе вообще будет разрешено говорить со мной. — И я снова отвернулась к стене.

Будут и другие правила. У меня будет целое лето, чтобы обдумать их. И я не буду разговаривать с ним или смотреть на него, если я так решу. Я умерла, а у мертвых есть определенные привилегии. У них есть право на покой. И право не слушать больше прекрасных сказок, которые рассказывают посторонние.

Я вызвала звонком медсестру. Когда она пришла, я попросила ее вывести из палаты утирающего слезы мужчину… если необходимо, силой.

— Я отменил картину, — закричал он. — Сегодня я уже закрыл съемки.

Я снова повернулась к нему. Я могла смотреть на него, если я так хотела. Теперь я устанавливала правила и могла менять их, если пожелаю.

— О, нет! Если необходимо уже ты умрешь за эту картину! Правило номер два! «Белая Лилия» живет! Ты не сможешь так легко от нее отделаться — просто уничтожить картину!

— Ты не можешь сделать этого, Кэтти! Ты не можешь разрушить все, что у нас было, из-за того, что случилось, когда я не был даже…

— Вон!

— Ты не можешь разрушить наш брак! Я люблю тебя!

Я отвернулась к стене уже и он, наконец, позволил медсестре увести его.

Любит меня, сказал он. Если бы он изучал поэзию вместо бухгалтерского учета, он бы знал строчку — «Всегда убивают того, кого любят». Или что-то в этом роде.

Он был не прав в том, что я разрушаю наш брак. И все это не имело ничего общего с неубедительной историей о провале памяти! Невероятная наглость! Сначала он убивает меня, затем оскорбляет мой разум! Но у меня нет намерения что-либо разрушать до тех пор, пока у меня будет нож, который с всажу в него и буду вращать его… вращать… вращать… до конца его жизни.

Джейн оставалась с Джо, потому что она хотела сохранить брак ради самого брака. Джесика оставалась с мужем, чтобы не признаться матери в своей ошибке. Разве месть менее убедительный предлог для сохранения брака?

Да, этот брак будет продолжаться. До тех пор, пока Кэтлин Бьюис Старк будет жить. О, да. Но это будет кто-то другой, только внешне напоминающий Кэтлин Старк, едущую по Сансет Бульвар, гуляющую по улицам Родео Драйв. И никто не узнает, что настоящая Кэтти — живой труп, как в фильме с таким же названием.

Когда я перестала валять дурака, быть мстительной и истеричной, я думала: «О, боже, что мне делать с моей жизнью? Как я смогу жить без него?» Вся радость ушла из моей жизни, и неважно, что случилось — прежнего уже не будет, ничего стоящего уже не будет. Если бы я любила меньше, я бы меньше ненавидела. Если бы я любила меньше, я смогла бы продолжать.