Наступил декабрь, и с ним пришли снегопады, мороз, заносы. Джозеф пытался предугадать, как подействуют на Аннабет трудности жизни зимой в горах. Вдруг она уедет в город? Сейчас, когда ей все в новинку и она восхищается зимним пейзажем, может и нет. А лет так через пять? Она же говорит, что собирается остаться здесь надолго. Так многие считают поначалу. Так было и с Кэролайн. Джозеф нуждался в доказательствах того, что Аннабет не похожа на Кэролайн. Новых и новых доказательствах. Он стыдился своего недоверия, но ничего не мог с собой поделать.

Джозеф уже заканчивал работу во дворе, когда началась настоящая метель. Он пошел к мельнице. Приветливо светился огонек в окне, а из трубы валил дым. Как там сейчас тепло и уютно… И Аннабет уже заждалась его к ужину. На крыльце он счистил снег с куртки и вошёл. Он уже не стучал в дверь, как раньше. Это был его дом. Аннабет на кухне разогревала обед, Она поцеловала его и сняла с него шапку. Ну просто семейная сцена. Вот жена встречает мужа с работы, они поедят, поболтают, пойдут наверх, в постель.

Но Аннабет не была его женой, а Джозеф и сам толком не знал, хочет ли он еще раз жениться.

– Как от тебя пахнет снегом! – сказала Аннабет, обнимая его.

– Скажешь тоже! Разве снег пахнет?

– Конечно. Свежестью, чистотой, холодом.

– Холодом? А хочешь, чтобы тебе стало холодно?

Джозеф приподнял ее свитер, и сделал вид, будто собирается дотронуться до нее холодными, как лед, руками. Аннабет с хохотом; отскочила в сторону.

– Сначала согрей руки, а потом можешь меня трогать где угодно.

Джозеф уселся на диван и посмотрел на книги и бумаги, разбросанные на столике.

– Ты снова читаешь дневник Эмили?

Аннабет кивнула.

– Мне кажется, у тебя к ней особое отношение?. И знаешь почему? Ты видишь в ней себя.

– Почему, ты так решил? – удивилась Аннабел.

– Ты на нее похожа – сильная, решительная, неунывающая и упрямая.

– С тобой приходится быть такой, – рассмеялась Аннабел.

– Но, кроме шуток, Эмили и я приехали сюда из города! И мы обе любим детей.

– Но Эмили приехала в долину с намерением умереть здесь, – довольно мрачно заметил Джозеф.

Аннабет стала серьезной.

– А я, Джезеф, приехала сюда с намерением жить здесь.

Она вышла из кухни накрывать на стол. Джозеф мешкал. Надо было бы найти какие-то слова, чтобы поддержать Аннабет, дать ей понять, что она вольна, поступать так, как хочет, но ничего не изменив в их отношениях. Он не мог предложить ей большего, чем быть любовниками. Он не мог жениться на ней, иметь детей и связать с ней будущее, а потом разочароваться. Потерять любовницу – это можно пережить, но потерять еще одну жену…

Потом они сели обедать. Разговор пошел о предстоящем Рождестве. Аннабет было интересно, как его празднуют в Корнере. Она не собиралась уезжать домой, а это означало, что они с Джозефом будут вместе.

– Отдохни немного! – предложила она, когда ужин закончился. – Я уберу со стола и помою посуду. И еще у меня есть дело.

Аннабет поставила чайник на плиту, где уже стояла большая кастрюля с горячей водой. Потом она притащила ванну и стала наполнять ее. Джозеф с улыбкой наблюдал за ней. Аннабет нравилось купаться в комнате рядом с раскаленной печкой. Она даже отказывалась пользоваться ванной в доме Джозефа. Аннабет переоделась наверху в длинный халат, заколола волосы и снова предстала перед глазами Джозефа, который от всего этого стал понемногу возбуждаться.

– Я не понимал, почему ты принимаешь ванну в мое отсутствие. Теперь знаю.

– Ну? – усмехнулась Аннабет, скидывая халат.

– Да потому что при мне ты не домоешься. Тебе будет не до этого, а мне даже не придется подниматься с тобой в спальню.

– Понятно. Ну, так потерпи! Насколько, интересно, тебя хватит, а? Посиди, почитай мои заметки.

Джозеф стал листать толстую тетрадку. Он просмотрел интервью Аннабет с тетушкой Милли, известной в городе старой повитухой. Аннабет поразил ее рассказ. Сейчас, когда медицина достигла такого высокого уровня, трудно представить, как можно было родить ребенка в домашних условиях.

Аннабет посвятила несколько страниц своим размышлениям по этому поводу и о родах и беременности вообще. Для Джозефа, который с интересом прочел записи, Аннабет предстала в новом свете. Он никогда не думал о ней как о будущей матери.

– Джозеф! – позвала Аннабет. – Скажи, а зачем тут крюк на потолке?

Джозеф посмотрел вверх.

– Их должно быть четыре.

– Точно. Вот они. Они использовались для работы?

– Нет.

– А зачем?

Джозеф закрыл тетрадь и подошел к Аннабет. Он сделал серьезное лицо:

– Думаю, бабушка с дедушкой использовали их для неких эротических игр. Ну там все эти корсеты, веревки, цепи для продления удовольствия, но без причинения боли.

– Джозеф! – Аннабет брызнула на него водой. Джозеф закатал рукава, встал на колени у ванны и стал деловито намыливать мочалку.

– Попробую вызвать у тебя гамму новых ощущений. Ты теперь в моих руках.

– Конечно. Сижу абсолютно голая! А ты тут одетый.

– Ничего.

Джозеф стал осторожно тереть мочалкой ее плечи, потом грудь. У Аннабет перехватило дыхание. Это было ни с чем не сравнимое ощущение: прикосновение ткани, сквозь которую она чувствовала его сильную ласковую ладонь. Мыльная пена ровно ложилась на кожу, и вскоре видны были только соски, до них Джозеф почти не дотрагивался. Потом он медленно смывал мыло водой и наблюдал, как по ее трепетному телу сбегают быстрые струйки. Аннабет закрыла глаза, ожидая нового наслаждения, Она почувствовала его губы на груда, нежные, а потом жадные поцелуи. Она застонала, выгнула спину, отдаваясь этим желанным ласкам. Ну, хватит, хватит… еще… еще, думала Аннабет, дрожа всем телом.

Вдруг Джозеф остановился. Аннабет подумала, что он разденется, и протянула руки к его джинсам. Он улыбнулся, взял ее за руки и помог подняться.

– Потерпи, дорогая! – сказал он, – Посмотрим, насколько у тебя хватит выдержки.

И продолжал усердно мыть ее. Аннабет закусила губу и постаралась отвлечься. Но когда его руки коснулись ее бедер, а потом пальцы скользнули между ними и начали ласкать ее там, где он нужен был ей большие всего, Аннабет застонала от прилива нового возбуждения. Она уже не контролировала себя. Не в силах шевельнуться, она готова была стоять так вечно, только бы чувствовать все, что он делал с ней. Джчвзеф завернул ее в полотенце и понес наверх.

– Как хорошо, Джозеф, милый – шептала она.

Он положил ее на кровать и быстро разделся. Затем развернул полотенце. Глаза его сверкали.

– Это еще не все, милая Энни, – сказал 0» и оказался уже рядом… сверху… внутри… Любовная игра, которой, казалось, не будет конца.

Когда позже, расслабившись они отдыхали Аннабет спросила:

– Так для чего же все-таки те крюки в потолке? Неужели…

– Да ну, – перебил он ее со смехом, это для того, чтобы подвешивать рамы для растяжки.

Через несколько дней снег растаял, и Аннабет отправилась в город повидаться с мисс Хильдой. Они вместе пообедали, поболтали о том о сем и распрощались. Аннабет решила заглянуть в банк. В этот день он закрывался рано, и она подумала, что Стюарт сможет поводить ее по городу, как обещал. После семейного праздника они виделись с ним всего один раз, случайно в магазине. Стюарт тогда явно обратил внимание на количество продуктов в ее корзине. Но ничего не сказал: наверное понял, в каких она теперь отношениях с Джозефом, и решил не вмешиваться. А что бы он спросил? И волновало ли его это хоть в какой-то мере?

Сейчас Аннабет застала Стюарта, когда он выходил из банка. Он растерялся.

– Не ожидал встретить тебя сегодня.

– Плохо без телефона – ни о чем невозможно договориться. Ты занят?

– Собирался домой. А что?

– Помнишь, ты обещал мне кое-что показать в городе. Ну то, что связано с Дотанами.

Стюарт задумался. Вид у него был нерешительный.

– Ладно, забудь об этом, – Аниабет махнула рукой. – Когда тебе будет удобно, дай мне знать.

– Нет, давай сегодня, – сказал он вдруг. – У меня нет никаких планов, да и Мэри Луизы нет дома. – Она поехала за рождественскими покупками в Юрека Спрингс. – С чего начнем?

Аннабет была готова к этому вопросу.

– С кладбища. Семейные могилы.

– С тобой не соскучишься. Почему такое мрачное начало?

– Кладбища существуют для живых. Там тихо, чисто, живописно. Люди приходят, приносят цветы, читают эпитафии.

Кладбище располагалось неподалеку. Вход был не в лучшем состоянии, да и некоторые могилы выглядели заброшенными.

– В давние времена у каждой семьи было свое кладбище, – начал рассказывать Стюарт. – Генри, первый из Дотанов, поселившихся здесь, решил сделать по-другому. Он решил, что все поселение должно выглядеть цивилизованно, так как предвидел, что на этом месте потом будет город. Он купил землю под общее кладбище. По воле судьбы их с Эмили сын Джеффри был первым, кого здесь похоронили.

Стюарт привел Аннабет к могилам предков – Генри и Эмили Дотан и их детей. Аннабет высчитала, что Эмили умерла около ста лет назад. Ей было семьдесят. Она родила шестерых детей, и у нее был двадцать один внук. Да, подумала Аннабет. Эмили умерла счастливой в кругу большой и крепкой семьи.

Наконец они подошли к могиле Герберта Дотана, отца Стюарта.

– А он знал о существовании внучки? – спросила Аннабет.

– Нет. Он и так был зол на меня за роман с Лайнет. А если бы ему стало известно о ребенке…

– Так он знал о вас? – поразилась Аннабет. Она считала, что это было тайной. – А еще кто знал?

– Многие. Мы с женой чуть было не развелись. Хотя я и старался быть осторожным, но Корнен слишком маленький город. Здесь трудно спрятаться. До отца дошли слухи, и у нас был серьезный разговор. Он угрожал мне. Герберт был сильным и властным человеком. И беспощадным. Если бы я не послушался, он мог сделать с Лайнет что угодно, даже упечь ее в тюрьму.

– Но за что?

– Да за то, что мешала Герберту Дотану. Причина бы нашлась. Вот ты со своим характером могла бы дать ему отпор, а твоя мать – нет. Она была слишком деликатной и слабой.

Не только она, подумала Аннабет.

– Значит, по приказу отца ты сам бросил маму еще до того, как узнал, что она беременна?

– Из-за него и из-за Мэри Луизы. Хочешь верь, хочешь нет, но я любил жену и не хотел обидеть ее.

– И маме ты говорил, что любишь ее.

– Да. Тогда да. Она была другая. Удивительная. Ни на кого не похожая. Не такая, как я. – Стюарт внимательно посмотрел на дочь. – Кажется, я относился к ней так же, как Джозеф к тебе.

Аннабет покачала головой.

– Ты ошибаешься, Стюарт. Тебя привлекала мама, потому что вы были разные. А Джозеф вообще не придает этому значения.

Они пошли молча. Стюарт наконец спросил:

– Что ты думаешь делать на Рождество?

– Я буду здесь.

– А твоя семья? Они соскучились, наверное.

– Надеюсь.

– Знаешь, как раньше праздновали Рождество? В городе ставили огромную елку, украшали ее, зажигали огни. Со всей долины съезжались люди на торжество. Разжигали костры, делали общее угощение. Тогда люди жили небогато и не могли позволить себе домашний праздник. А так, когда все вместе, получалось весело и всем было одинаково хорошо. Ну, а потом интерес к этому пропал. Стало традицией отмечать праздник дома, в кругу семьи. Мы уже поженились с Мэри Луизой, когда все еще существовало неписаное правило: все взрослые дети обедали с родителями по воскресеньям и праздникам. А что теперь? Родители могут жить по соседству от своих детей, а видеть их раз-два в месяц.

Я это к тому, что вот и ты не поехала домой, к своим на День Благодарения. Теперь и на Рождество не едешь.

– Там и так соберется много народу. Им будет хорошо и без меня.

– Что ты говоришь, Аннабет? Любая мать, окруженная и двадцатью детьми, в праздник будет тосковать по двадцать первому, который не смог приехать. И ты знаешь это.

Они уже садились в машину. Аннабет ответила:

– Да, им будет меня не хватать. Но мама и папа понимают: все рано или поздно меняется. Мама знает, что я собиралась уехать из Чарльстона навсегда и поселиться в горах.

Стюарт как-то странно посмотрел на Аннабет.

– Что? – спросила она.

– Ты называешь ее мужа «папой»? – Аннабет не ожидала упрека. Ведь это Стюарт бросил ее!

– Фрэнк – единственный отец, которого я знаю. И, конечно, я называю его папой.

– Конечно!

Стюарт вел машину по проселочной дороге.

– Сам не знаю, почему мне это показалось странным. Я ведь не был тебе отцом. Оказывается, одно дело помнить, что где-то у тебя есть ребенок, и совсем другое дело узнать, что этот ребенок называет, казалось бы, чужого мужчину папой.

– Чем ты занималась? – спросил Джозеф после ужина.

– Обедала с мисс Хильдой. Была на кладбище. Каталась немного по долине. – Аннабет убирала посуду.

– Ничем не выдающийся день. Но мне удалось узнать кое-что интересное.

Они собирались пить чай, и Аннабет достала из холодильника торт, который испекла по заказу Джозефа, – его любимый, с кокосовой начинкой.

– Я тебе сейчас расскажу одну историю, – сказала она. – Очень интересная.

По ее взгляду и хитрой улыбке Джозеф сразу догадался, что она узнала про милашку Энни. Но он не подал виду и дал Аннабет возможность высказаться.

– Долина Датчмен расположена в кольце гор, и только с востока и запада в нее ведут узкие проходы. Сейчас на западе построили дорогу, но сто лет назад, когда только появились первые поселенцы, люди пробирались сюда тропой через восточное ущелье.

Джозеф подумал, что зря скрыл от нее эту историю. Скорее всего, любопытная и неугомонная Аннабет узнала все от мисс Хильды.

– Согласно легенде, Энни и ее муж прибыли с востока и обосновались на участке прямо возле ущелья. Случилось несчастье, и муж Энни умер молодым. Женщина осталась одна. Энни была общительна и не любила коротать ночи в одиночестве. Она пускала к себе на ночлег всех, кто ехал мимо. Особенно она любила приваживать тех, кто путешествовал без жен. Да, именно одиноких поселенцев. Чтобы некому было ревновать.

Аннабет особо выделила последние фразы. Она сидела теперь рядом с Джозефом на диване, повернувшись так, чтобы хорошо видеть его лицо. Джозеф то поглядывал на нее, то смотрел в окно…

– Энни оказывала мужчинам такое радушное гостеприимстве, что прославилась на всю округу. Не было человека, кто, собираясь в долину, не выбрал бы именно эту дорогу, мимо ее дома. Всем было известно, что, если хочешь получить хорошую еду и постель с… утехами, обязательно наведайся к Энни. Правда, надо тебе заметить, соседям это не нравилось и они не очень-то жаловали Энни. В конце концов они потребовали от нее, чтобы она уехала. Энни не стала скандалить и покинула долину. Больше ее никто не видел. Но в честь ее больших талантов ущелье это было названо Тропинкой Милой Энни. Вот так.

Джозеф вздохнул, предчувствуя, что сейчас последует. И не ошибся.

– Джозеф Миллер! Эта Энни была шлюхой. Я что, тоже похожа на шлюху? Ты меня считаешь шлюхой?

– Милашка Энни не была шлюхой, – сказал Джозеф, обняв Аннабет.

– Она спала с мужчинами и этим зарабатывала на жизнь.

– Она была красивой, доброй, щедрой женщиной и давала мужчинам радость и наслаждение.

– Каждому из них? Их были десятки.

– Да уж не меньше. Может, и сотни. Они специально шли к ней через горы, прослышав о ее достоинствах.

Джозеф улыбнулся и поцеловал Аннабет в шею. Она оттолкнула его.

– Так что я, по-твоему, на нее похожа?

– Ты – сладкая как мед, милая, любимая и единственная. И ты приносишь мне наслаждение. Смотреть на тебя, говорить с тобой, слышать твой смех, дотрагиваться, целовать, любить, просто знать тебя и быть с тобой рядом – величайшее наслаждение, Энни.

Джозеф хотел обнять ее, но Аннабет взяла его руки в свои и, глядя ему в глаза, сказала:

– Я люблю тебя, Джозеф.

Она сказала это тихо и спокойно. Не в порыве страсти, а как утверждение. Как клятву. «Я люблю тебя». Для Джозефа это были дорогие слова. И она сама дорога ему. Два таких человека в его жизни – Кайли и Аннабет. Но, с другой стороны, он предпочел бы не слышать этого. Не знать. Пусть у них будет просто небольшое любовное приключение. Но без большой любви. Она ведь уедет, обязательно уедет, и легче расстаться без клятв и признаний. Но где-то в глубине его души возникла потребность услышать эти слова снова. И ответить: «Я люблю тебя, Энни». Он так хотел любить ее. И любил ее, но боялся в этом сознаться. Если бы только знать наверняка, что она останется. Если бы для него существовало понятие «навсегда». Если бы не червь недоверия и страх, что она бросит его, как Кэролайн с Кайли.

Джозеф виновато улыбнулся и прижал Аннабет к себе.

– Энни… – начал он и запнулся.

Что сказать ей? Может ли он сказать то, что она хочет услышать? Когда женщина признается в любви, нужно ответить ей тем же. Другие слова все разрушат… Но он не мог.

Джозеф встал и вышел за дверь. Он стоял на крыльце, опершись о перила, и всматривался в ночь. Аннабет вышла за ним. Она встала в дверях. Джозеф посмотрел на нее.

– Прости меня, – только и смог он сказать.

– За что? За то, что ты не притворяешься и продолжаешь сомневаться, не предам ли я тебя, как Кэролайн?

– Я знаю, ты хочешь…

– Я не хочу торопить события. Дай мне шанс.

Вот и все.

Шанс, Казалось бы, пусть себе верит, что он у нее есть. Но он не мог этого допустить. Было бы жестоко дать ей возможность надеяться, что он полюбит ее, если она подольше задержится и побольше приложит усилий.

– Энни, я не могу…

Она снова не дала ему договорить.

– Я ничего не прошу, Джозеф. Мне достаточно того, что есть.

«Достаточно». Само это слово больно отозвалось у него в груди. Ни супружеской жизни, ни детей, ни любви, ни обещаний, ни будущего. Только секс и приятная болтовня. И она согласна на эту малость, хотя заслуживает большего. Но, Бог свидетель, он не может ей этого дать.

– С кем-то другим тебе, наверное, повезло бы больше, – заметил Джозеф с горечью.

Она улыбнулась.

– Я уже была с другими, Джозеф. Лучше быть с тобой.

– Тебе нужен муж. Дети.

Во взгляде Аннабет появилась боль. Но она сказала твердо:

– Мне нужен ты.

Тут она передернула плечами от холода. И попыталась улыбнуться. Потом взяла его под руку.

– Пойдем в дом, Джозеф. Мы уже все обсудили.