Когда закончилось пение Гимна, мы под бурные овации направились во дворец.
Среди товарищей, находившихся в Зеркальном зале, я увидел Хорхе Энрике Мендосу, начальника отделения Национального института аграрной реформы в провинции Камагуой. Он был одет в оливковую форму, на голове — черный берет, на котором поблескивали отличительные знаки капитана Повстанческой армии.
Так как меня всегда привлекала история, я обратился к известному диктору повстанческого радио, военному судье района Ла-Плата в Сьерра-Маэстре с просьбой рассказать о том, как был раскрыт и подавлен мятеж предателя Уберта Матоса.
Мендоса согласился удовлетворить мое любопытство, и мы перешли в свободный зал, где я услышал интереснейший рассказ очевидца тех событий.
— Матос уже давно начал свою антикоммунистическую, реакционную кампанию. Убедившись, что Матос предательски ведет себя по отношению к революции и что его выступления можно ожидать в ближайшие часы, я позвонил Фиделю из Камагуэя.
Как ты знаешь, Матос, готовя контрреволюционный заговор, решил направить Фиделю «личное» письмо с просьбой об отставке. Однако перед тем, как отослать письмо, он снял с него копии и через своих пособников разослал их людям, известным своими реакционными убеждениями, а также колеблющимся, плохо ориентирующимся в нынешней политической ситуации, с тем чтобы как можно более широкий круг людей узнал об антикоммунистической направленности данного письма. Таким образом, письмо перестало быть «личным», поскольку оно было получено офицерами гарнизона, членами провинциального руководства «Движения 26 июля», Конфедерации кубинских трудящихся, студенческими и крестьянскими организациями, членами суда, другими служащими.
С каждым часом все больше людей в провинции узнавало о заявлении об отставке. Уже 20 октября группа офицеров Повстанческой армии подала в отставку, солидаризируясь с предателем и действуя явно в провокационных целях. Почти все провинциальное руководство, в свое время назначенное Убертом, также готовилось подать в отставку и подобным образом дискредитировать Революционное правительство. Положение настолько осложнилось, что даже стали раздаваться отдельные голоса, требующие разъяснить причины отставки Матоса и определить идеологическую направленность революции, ее границы.
Вечером 20 октября, около 22.00, на площади Лас-Мерседес открылся митинг по случаю очередной годовщины со дня убийства крестьянского лидера Сабино Пупо. Митинг начался так поздно потому, что руководители движения и профцентра ожидали прибытия на него предателя. Однако Матос решил не присутствовать на митинге, пытаясь таким образом создать вокруг себя ореол «жертвы». Выступления на митинге носили очень нерешительный характер, и я предложил капитану Орестесу Валере выступить перед собравшимися и разъяспить истинную позицию революции в вопросе об аграрной реформе и по другим проблемам. Так мы и сделали. Сторонники Матоса не посмели помешать нашему выступлению.
Положение было весьма сложным, и, убежденный в том, что отставка Матоса стала общеизвестна, я после митинга вернулся домой и немедленно позвонил Фиделю, ничуть не сомневаясь в предательстве Матоса.
К телефону подошла Селия и сказала, что Главнокомандующего нет на квартире, попросив меня, однако, не выходить из дому и не занимать линию.
Через несколько минут раздался звонок, и я услышал знакомый голос Фиделя, который попросил детально обрисовать ситуацию. Рассказав о положении в городе и о том, что все в Камагуэе уже знают об отставке Матоса, я высказал мнение, что приводимая в письме аргументация о коммунистическом проникновении в правительство является не чем иным, как предлогом для выступлений против проведения аграрной реформы. Кроме того, я доложил Фиделю, что часть студенческих вожаков готовит что-то подозрительное на завтрашний день и что действия провинциального секретаря профцентра не внушают доверия.
Фидель согласился с моей оценкой ситуации и сказал, что надо немедленно принимать меры. Поинтересовался, какие военные части наименее охвачены заразой предательства.
Я сказал, что среди таких частей — тактические силы Повстанческой армии и полиция. Отвечая на вопрос Фиделя, высказал мнение, что прежде всего следует прибегнуть к помощи полиции и что в моем распоряжении на данный момент находится шесть верных товарищей, вооруженных винтовками.
Выслушав меня, Фидель приказал направиться в провинциальную комендатуру полиции Камагуэя и без кровопролития попытаться убедить находящихся там товарищей встать на нашу сторону. При этом он сделал упор на то, что комендатура во что бы то ни стало должна быть занята и стать опорным пунктом революции для оказания сопротивления силам предателей.
Я и еще пять товарищей вошли в полицейский участок. Здесь я увидел сержанта Хуана Гарсия Молину, моего знакомого по совместной подпольной работе в Камагуэе. Он в это время был дежурным по участку. Хуан сразу же согласился выполнять приказы революции. Собрав полицейских, находящихся в то время в участке, я объяснил им, в чем заключается предательство Матоса, и все высказались в поддержку Фиделя. Быстро разыскали по домам остальных офицеров и рядовых полицейских, большинство которых положительно восприняло наше обращение.
По просьбе Главнокомандующего звоню ему из полицейского участка и докладываю о выполнении приказа. Он поручает мне передать полиции Камагуэя благодарность за верность революции.
Согласно новым инструкциям, полученным от Фиделя, направляю лейтенанта Антонио (Тони) Хинеста и моего брата Мануэля, тоже лейтенанта полиции, во второй полицейский участок, личный состав которого также присоединился к нам.
Хинеста раньше командовал отрядом, который во время забастовки 9 апреля совершил дерзкий налет на электростанцию Камагуэя. Он недавно перенес инфаркт, но, несмотря на это, в числе первых прибыл в комендатуру. Его действия поистине были героическими.
Далее вместе с капитаном Орестесом Валерой, моим двоюродным братом Роберто и Сесаром Салемой мы зашли в дом капитана Арнольдо Перны, командира тактических сил, который, ни секунды не колеблясь, подчиняется приказу Фиделя. Вместе с ним и его женой мы выехали в казармы тактических сил, расположенные за городом. Прибыв на место, проводим беседы с командирами рот и солдатами. Только один из трех офицеров колеблется и заявляет о своем нейтралитете по отношению к Фиделю и Матосу. Капитан Перна выхватывает пистолет и пытается выстрелить в него, но я встаю между ними и, отведя Перну в сторону, убеждаю его, что лучше пусть офицер останется нейтральным, чем станет нашим врагом.
С двумя сотнями бойцов из двух верных революции рот возвращаемся в Камагуэй. Снова звоню Фиделю, который хочет знать о выполнении его указаний шаг за шагом. После этого он приказывает нашему отряду занять радиостанцию и телецентр города, телефонную станцию, аэропорт, больницу, электростанцию и аптеку для обеспечения себя медикаментами в случае начала боевых действий.
Во время перехода через город задерживаем шесть военных джипов, патрулирующих улицы, и требуем от солдат после кратких разъяснений определиться, на чьей они стороне. Экипажи четырех джипов высказались за Фиделя, остальных мы подвергли аресту и разоружили.
Выполнив последний приказ Фиделя, снова звоню ему в Гавану. На этот раз он предлагает мне взять под контроль одну из редакций газет, а также радиостанцию, способную вести передачи на всю провинцию, и выступить на рассвете с заявлением, разоблачающим предательство. После беседы, проведенной нами в редакции «Аделанте», рабочие типографии заявили о своей готовности подчиниться революционным приказам. С их помощью мы реквизируем подготовленный утренний выпуск газеты с сообщением об отставке Матоса. Эта информация явно отвечала целям заговорщиков. Сняв оттиски с двух статей, я их передал позже Фиделю, поскольку они могли пригодиться впоследствии на судебном процессе против Матоса.
Одна из статей была написана политиканом Фаустино Миро Мартинесом для редакционной колонки этой газеты. В ней говорилось: «Сообщение об отставке майора Уберта Матоса Бенитеса с поста, занимаемого им в провинции, потрясло общественность. И хотя эта информация не была еще подтверждена официально, наблюдались проявления недовольства и слышались выражения солидарности с командиром 9-й колонны имени Антонио Гитераса. Симпатии народа — высшая заслуга майора Уберта Матоса Бенитеса. И хотя он родился не на земле Камагуэя, он пользуется широкой поддержкой и искренней признательностью среди населения провинции. Его боль и радость отражаются на настроении народа, который восхищается им и уважает его».
В другой статье говорилось: «Провинциальная федерация учащихся старших классов Камагуэя, узнав из сообщений прессы об отставке доктора Уберта Матоса Бенитеса, командующего военным гарнизоном Камагуэя, проявляя заботу об укреплении революции, полностью исходя из гуманных и национальных чувств, за которые отдали жизнь столько патриотов, зная о больших заслугах доктора Уберта Матоса, сообщает учащимся и населению провинции в целом, что она в настоящее время находится в боевой готовности, ожидая официального сообщения Революционного правительства».
Далее там же указывалось следующее: «Доводится до сведения всех учащихся техникума, педагогического и коммерческого училищ, училища воспитателей дошкольных учреждений, школы художественных ремесел, а также всех студентов Камагуэя, что их присутствие обязательно на внеочередном заседании генеральной ассамблеи федерации, которое состоится в 20.00 в помещении коммерческого училища. Ввиду важности этого чрезвычайного заседания просим всех принять в нем активное участие».
Заявление подписали семь местных руководителей федерации, и это еще раз подтверждало, что письмо Матоса с просьбой об отставке полностью утратило «личный» характер, поскольку его автор постарался, чтобы о нем узнали все, в том числе учащиеся, утверждавшие, что видели это письмо опубликованным в печати. Ни в какой печати они не могли его увидеть. Упомянутое заявление красноречиво само по себе: они знали, что текст письма должен быть опубликован в печати на следующий день.
Из редакции газеты я и семь бойцов направились на радиостанцию «Лехендарио», располагавшуюся на третьем этаже здания по улице Республики. В ушах у меня еще звучали последние слова, сказанные по телефону Фиделем: «Займи радиостанцию и удерживай ее во что бы то ни стало».
В одном из предыдущих разговоров Фидель также сказал: «К вам направляется Камило…»
21 октября с первыми лучами солнца мы начали вести передачи по радио «Лехепдарио», разоблачая предательство. Так что уже рано утром Камагуэй узнал о хитроумных и черпых замыслах контрреволюционеров, возглавляемых кучкой интриганов и изменников.
Несколько позже один из товарищей, запыхавшись, вбежал в кабину, откуда я вел передачу, и сообщил, что Фидель, безоружный, сопровождаемый толпой народа, идет по улице Республики по направлению к нашей радиостанции. Быстро спускаемся, чтобы присоединиться к Фиделю.
Он приказал нам объявить по радио о своем прибытии в Камагуэй и назначить сбор всех революционеров провинции возле здания Национального института аграрной реформы.
Вновь поднимаюсь в студию и выполняю его указания. Через несколько минут мне звонят из ИHPА и передают приказ Фиделя прибыть туда.
На подходах к ИНРА уже собрались тысячи камагуэйцев, выражающих свою непоколебимую преданность революции.
Во внутреннем дворике здания института встречаюсь с Фиделем и Камило. Фидель отдает приказ выступить без оружия маршем по направлению к военной комендатуре провинции и сам становится во главе колонны. На полпути его догоняет грузовик, на котором он и продолжает путь.
Караульные военной крепости попытались было загородить дорогу, но одного жеста Фиделя было достаточно, чтобы ворота крепости распахнулись перед народом Камагуэя.
Народ Камагуэя во главе с Фиделем нанес сокрушительный удар предателям!