Чужая невеста

Хингл Метси

Он похитил ее прямо из церкви, где она должна была венчаться с другим. Что же ты делаешь, Джек Сторм? Когда-то бросил ее беременную, без объяснений и исчез на десять лет. Но Джек уверен, что поступает совершенно правильно, что Лорелей Мейсон должна принадлежать только ему. А что думает похищенная невеста?

 

Глава первая

— Знаешь, тебе не обязательно на это идти. Еще не поздно отказаться.

Лорелей Мейсон с трудом оторвала взгляд от будущей свекрови, стоявшей у входа в церковь, и посмотрела на младшую сестру. Дезире, в розовом платье, выгодно оттенявшем нежную кожу и рыжеватое золото волос, с тревогой смотрела на нее.

— Отказаться от чего?

— От свадьбы, — пояснила Дезире, покосившись на церковные двери. — Если тебе неохота выходить замуж за Герберта, то и не надо. Еще не поздно сказать, что ты передумала.

— С чего ты взяла, что мне неохота? — спросила Лорелей, чувствуя, как внутри все сжимается. Сестра права. Она долго обдумывала, выходить ли ей замуж за Герберта ван Оуэна III, и не сомневалась, что приняла правильное решение, пока две недели назад Джек Сторм не появился в Месе. Негодяй. Она надеялась никогда его больше не видеть. Что понадобилось этому пирату в пустыне Аризоны? И именно сейчас?

— Потому что ты не похожа на невесту.

Лорелей отбросила мысли о Джеке и оглядела себя. Длинное белое свадебное платье, которое она заказала в магазине «Феникс» за бешеные деньги, белые туфли, букет белых лилий и роз. Подняв брови, она одарила сестру взглядом превосходства и мудрости, дарованной двумя годами разницы в возрасте.

— Интересно. А по-моему, я выгляжу как раз так, как надо. И одета вполне соответствующе.

Дезире издала драматический вздох, выдающий профессию актрисы.

— Ты все понимаешь слишком буквально, Лорелей. Я не о платье. Я говорю о тебе. Ты выглядишь не так, как должна выглядеть невеста в день свадьбы.

— Ну и как же я должна выглядеть? — надменно вопросила Лорелей. Сестрица-малолетка не заставит ее снова сомневаться. Она уже высказала свое решение выйти замуж за Герберта, взвесив все за и против.

Под ложечкой засосало, но Лорелей подавила тоскливое чувство. Это все нервы, сказала она себе. Надо пережить эту свадьбу, и все. Она впилась взглядом в вестибюль. Куда запропастились отец и старшая сестра? Неужели так долго надеть ленту через плечо?

— Ты должна выглядеть... счастливой.

Лорелей опять переключила внимание на сестру.

— Я счастлива, — сообщила она.

— Но ты не сияешь. В день свадьбы невеста должна сиять, — мечтательно сказала Дезире.

Лорелей моргнула. Сиять? Как можно сиять, когда ее больше всего заботит, не хлынет ли из нее тот кофе с тостом, который она заставила себя выпить днем?

— Знаешь, я тебе не лампочка. Нет такой женщины, чтобы светилась в день свадьбы или в любой другой день. — Кроме, пожалуй, их матери. Вокруг матери и правда бывает какое-то сияние, когда она смотрит на отца. — Это одна из дурацких идей, которые телевизор и газеты вбивают в головы несчастных невест, чтобы они накупили побольше ненужных вещей.

— Ну уж нет. — Дезире суетливо оглядывалась, сжимая букет роз. Лорелей нахмурилась. Что это с ней? Дезире раньше никогда не суетилась. Только в детстве, когда чувствовала за собой какую-то вину. — Телевизор тут ни при чем. — И повторила, как заведенная: — На свадьбе невеста должна сиять от счастья. А ты не сияешь.

Ну ладно, не сияю, молча согласилась Лорелей. В этом нет ничего удивительного. Ей почти двадцать девять лет, она не сопливая девчонка, которая верит во всякую романтическую чушь. Она здравомыслящая, ответственная женщина.

— Дезире, душечка, ты сыграла слишком много лирических ролей.

— Мой актерский репертуар тут ни при чем.

— А что при чем? И ради Бога, перестань трепыхаться. Чего ты так нервничаешь? Не ты выходишь замуж, а я.

— О, Лорелей! — Дезире сжала ей руку. От искренней озабоченности в голосе сестры у Лорелей по спине пробежал неприятный холодок.

— Что такое? В чем дело?

Дезире сморгнула слезы.

— Я люблю тебя, ты моя сестра. Я не могу спокойно смотреть, как ты совершаешь ошибку, о которой будешь жалеть всю жизнь.

Вот это да!

— Почему ты считаешь, что я пожалею о своем браке с Гербертом?

— Потому что ты его не любишь. А значит, не должна выходить за него.

— Не смеши меня. — Лорелей высвободила руку.

— Это не смешно. Я верю, ты хочешь любить Герберта. Но не можешь, потому что все еще любишь Джека и...

— Не смей упоминать имя этого... негодяя, — приказала Лорелей, не в силах сдержать горячность. Меньше всего ей хотелось в день своей свадьбы вспоминать о Джеке Сторме и о том, какая она была тогда дура.

— Но...

— Ты готова? — Подошли отец и старшая сестра Клер.

— Да, — сказала Лорелей и взяла себя в руки. Взглядом она дала понять Дезире, что дискуссия окончена.

— Тогда идем, — сказал Генри Мейсон.

— Что с тобой? — спросила Клер. — У тебя такой расстроенный вид...

— Просто хочется, чтобы скорее все закончилось. — Увидев, как Клер подняла брови, Лорелей смягчила тон и добавила: — Извини. Естественная нервозность перед венцом, я полагаю.

Лорелей изобразила на лице улыбку и кивнула органисту. Церковь наполнилась музыкой, Клер вышла на середину прохода, готовая двинуться к алтарю, и у Лорелей в животе опять что-то колыхнулось.

— Бутоньерка! — воскликнул Генри Мейсон. — Я забыл ее в комнате.

— Папочка, не беспокойся. Она не нужна.

— Чушь. Я не могу вести свою девочку к алтарю в неподобающем виде. Ваша мама будет меня без конца пилить. Я быстро.

У Лорелей взмокли ладони, когда старшая сестра двинулась вперед. Цветы в руках задрожали, и она крепче стиснула их. Ей было жарко. Ей было холодно. В голове жужжало. Она прижала руку к животу, чувствуя, что там идет война. Прекрати, скомандовала Лорелей и постаралась взять себя в руки. Так всегда бывает перед венцом. Конечно, она хочет выйти за Герберта. Они знакомы четыре года и два года как помолвлены.

Ты не можешь любить Герберта.

Слова Дезире всплыли в памяти, но она затолкала их обратно. Ладно, допустим, между ними не вспыхивает огонь, когда Герберт ее целует, но это не значит, что она его не любит. Конечно, любит. И сейчас они поженятся.

Клер дошла до середины, Дезире встала в дверях, готовая сопровождать сестру к алтарю, где ее ждал Герберт.

Лорелей глубоко вздохнула, органист сделал знак Дезире, что подошла ее очередь. Дезире обернулась к ней с виноватым выражением лица.

— Извини, Лорелей. Я желаю тебе счастья. Надеюсь, ты простишь меня.

Сбитая с толку, Лорелей уставилась на сестру.

— Простить за что?

— За то, что помешала тебе выйти замуж не за того, за кого надо, — раздался знакомый до боли голос. Джек...

Лорелей обернулась и замерла. Он стоял у задней стены, огромный, в линялых джинсах и хлопчатобумажной рубашке, черные волосы спускались на плечи, а глаза озорно блестели. В загорелых руках он держал что-то вроде покрывала.

— Привет, красавица, — сказал он, подходя, и на лице его вспыхнула улыбка. Фамильярное обращение привело ее в чувство.

— Что ты здесь...

Джек накинул покрывало ей на голову. Лорелей уронила букет и вцепилась в покрывало, стараясь сорвать его.

— А-а-а... — Она попыталась закричать, но покрывало забилось в рот. Она почувствовала, как ее подняли, перекинули через плечо и понесли.

При первых тактах свадебного марша ее обожгла июльская жара, и она поняла, что ее вынесли из церкви. Не может быть, не может быть! Она возобновила попытки освободиться.

— Тихо! — скомандовал Джек и шлепнул ее.

Лорелей задохнулась и заглотнула еще кусок покрывала. Разозлившись, она лягнула Джека, и тут же отреагировал желудок, который мучил ее весь день. Так ему и надо, если она его всего облюет. Но будет испорчено свадебное платье... Свадьба! Он похитил ее прямо со свадьбы! Церковная музыка звучала уже вдалеке, и Лорелей снова лягнула его и снова заработала шлепок. Она с ненавистью изготовилась лягнуть еще раз, но тут ее швырнули на сиденье автомобиля и пристегнули ремнем безопасности.

Рядом с ней захлопнулась дверца, другая открылась слева, заработал мотор. Она возобновила борьбу с покрывалом и свадебной вуалью и наконец освободила голову. Правый глаз заслоняла длинная прядь светло-каштановых волос — погибла сложная и дорогостоящая прическа. Откинув волосы, она уставилась на Джека.

— Как ты смеешь!

Он подал машину назад и развернулся, отчего Лорелей качнулась и схватилась за живот.

— Ты соображаешь, что натворил? — Она освобождалась от остатков пут.

— Я уже сказал тебе, — у него на губах опять мелькнула дьявольская улыбка. — Не дал тебе выйти замуж не за того парня. — Он нажал на газ, и машина, набирая скорость, помчалась мимо церкви.

— Ты с ума сошел!

— Может быть.

Лорелей съежилась, и прядь снова упала ей на лицо. Отодвигая ее, она успела увидеть Дезире, стоявшую на ступенях церкви с виноватым выражением лица.

При крутом повороте свадебная вуаль слетела на колени Лорелей. Она посмотрела на порванный тюль с крапинками жемчужин и оглянулась на церковь, быстро исчезавшую из виду. Что подумают родители? Что подумает Герберт?

Герберт! О Господи, он с матерью стоит в церкви и ждет. При мысли о грозной миссис ван Оуэн III Лорелей застонала. Эта женщина никогда не простит, если она испортит Герберту свадьбу.

— Стой! Я требую, чтобы ты немедленно остановился!

Джек как будто и не слышал.

— Джек Сторм, или ты сейчас же развернешь машину, или я... или я выпрыгну.

— Не советую, — спокойно сказал он, давя на газ. — Ты расплющишь об асфальт свое хорошенькое личико, а я подберу тебя и все равно увезу.

Лорелей посмотрела на спидометр и проглотила комок в горле — стрелка приближалась к восьмидесяти милям. До чего же у Джека самодовольная физиономия...

Ну уж нет, она не даст себя запугать.

— Ты понял, Джек? Останови, или я прыгаю.

Ноль внимания. Не верит. Думает, кишка тонка. Примерно в этом он обвинил ее две недели назад, когда она отказалась с ним встретиться. Сейчас она ему покажет. Интересно, будет очень больно? Каскадеры делают это всю жизнь, она сто раз видала в кино, надо прыгнуть и покатиться. Вот и все, что ей надо сделать. Прыгнуть и покатиться. Глубоко вздохнув, Лорелей нажала на ручку и толкнула дверь.

Ничего не произошло. Она видела, как Джек ухмыльнулся. Еще более решительно она выдернула кнопку, нажала на ручку — и снова пустой щелчок.

Джек отвел руку от панели управления и опять положил на руль. Блеснув улыбкой, сказал:

— Замечательная штука — автоматика. Надо будет написать на завод и поблагодарить их.

Злость переросла в ярость. Лорелей сжала кулаки. Хотелось ударить его, но нет, она не доставит ему этого удовольствия. Она уже не та шальная девчонка, что десять лет назад. Она стала старше, мудрее и не поддается взрыву эмоций.

— Джек, я требую, чтобы ты сейчас же отвез меня обратно.

— Извини, красавица, не могу. Иначе ты выйдешь замуж за этого напыщенного болвана Герберта.

— Но я хочу выйти за него. И он не напыщенный болван.

Джек фыркнул.

— Кто же еще станет надевать костюм с галстуком в будний день, в такую жару? — Это он об их встрече две недели назад.

— По крайней мере у него есть костюм и галстук, — парировала Лорелей.

Джек пожал плечами, безразличный к укусу.

— Он неженка. Когда он пожимал мне руку, мне показалось, что я держусь за попку младенца. Ручаюсь, он даже делает маникюр.

— А мне нравится, как Герберт одевается и какие у него руки!

— Что ж, если это тебя подогревает, заведу костюм и галстук. Но не более того. Ничто не заставит меня мазать руки душистым кремом.

Лорелей посмотрела на руки Джека, сжимавшие руль. Большие, сильные, на правой руке шрам. Про руки Джека Сторма никто никогда не скажет, что они милые и мягкие. Это руки мужчины, огрубевшие от физического труда. И все-таки она знала, какими нежными они могут быть. Как бережно могут вынимать хрупкую раковину из мокрого песка. Как нежно ласкают тело женщины.

От воспоминаний Лорелей вспыхнула и заставила себя вернуться к настоящему.

— Нелепый спор. Мне дела нет, как ты одеваешься и что делаешь со своими руками. Немедленно разворачивайся и вези меня на свадьбу.

— Извини, красавица. Этого я сделать не могу.

— Почему?

Они встретились взглядами — в его голубых глазах не было веселья, он был смертельно серьезен. Редкий случай.

— Потому что, голубушка, ты давным-давно обещала выйти замуж за меня, и я решил, что пора тебе сдержать свое слово.

Он поразил ее. Джек видел это по выражению ее лица, по тому, как она открыла рот, но так ничего и не сказала.

— Ты это не всерьез говоришь, — наконец произнесла она.

— Уверяю тебя, я вполне серьезен. — Несмотря на убежденность в голосе, Джек вовсе не был уверен, что ему удастся довести дело до конца. Но он чувствовал нутром — а инстинкт не раз спасал ему шкуру во время охоты за сокровищами, — что надо попытаться. Потому что понял с того момента, как снова ее увидел, что всю жизнь ему не хватало ее. Что из всех сокровищ, что он нашел и потерял, сожалеет только об этой потере.

— Это было сто лет назад. Мы были детьми.

— Это было десять лет назад, и наши отношения были совсем не детскими, как и чувства. Ты отдалась мне. Сказала, что любишь, и обещала стать моей женой.

— Не я забыла прийти на свадьбу.

Вспыхнув, Джек со стыдом и сожалением пробормотал:

— Я опоздал. Я...

— Я ждала тебя в доме судьи, — надтреснутым голосом сказала Лорелей. — Я сидела на старом сломанном стуле в маленькой комнатке, а его жена с жалостью смотрела на меня. Я ждала весь день и всю ночь. А когда встало солнце, поняла, что ты не придешь.

Боль в ее голосе пронзила его. Джек резко свернул к обочине и, остановившись, повернулся к ней, но она смотрела в сторону. В груди у него защемило, и поделом.

— Лорелей, послушай... Я пришел. — Он осторожно повернул к себе ее лицо — лицо, которое преследовало его, когда он продирался сквозь джунгли Колумбии, лез по горам Перу, спускался на дно Атлантики. Какая-то часть ее всегда была с ним... удерживала его на верном пути. Он знал, что наступит день — и он после большой победы найдет ее и все вернет на свои места. Но годы как-то скользили мимо, а большой победы не получалось. И вот он зашел в книжный магазин и увидел ее. И сразу понял, что она не только остается любовью всей его жизни — она его Госпожа Удача. Если Лорелей будет с ним, он найдет сокровище. Судьба снова дала ему ее, а Джек никогда не спорил с судьбой.

Он смотрел в ее светло-карие глаза. Он сделает ее счастливой, ему нужен только шанс, и сегодня он этот шанс для себя украл.

— Я пришел, Лорелей. Это правда. На следующий день. Я только опоздал. Мне предложили пойти на погружение, там был затопленный корабль испанского флота...

— Подонок! Бесчувственный тупица! Из-за тебя я соврала родителям и сестрам, что не хочу проводить каникулы с ними, потому что поеду с друзьями. Я их обидела ради того, чтобы сбежать с тобой. А теперь ты говоришь, что оставил меня ждать в этой забытой Богом судейской дыре, потому что играл в охотников за сокровищами.

— Лорелей, я не играл. Я был на катере и не имел возможности позвонить.

— Ты не должен был звонить! Ты должен был прийти!

— Говорю же тебе, я пришел. Но опоздал. Дорогая, я же знал, что тебя беспокоит наше будущее. На что мы будем жить...

— Ах, так это я виновата? Искатель сокровищ — не самая надежная профессия.

— Я хотел сделать тебе сюрприз, — сказал он, сдерживая нарастающую злость от ощущения, что она права. Тогда, десять лет назад, у него ничего не было. Сейчас стало не намного больше — но у него есть карта, он нутром чует, что найдет эту шахту. Шахта — залог их будущего. — За то погружение я заработал тысячу баксов и...

— Ты чуть не погубил мою жизнь, Джек. Я любила тебя, верила тебе, а ты думал только о том, чтобы найти треклятое сокровище.

— Это неправда! Лорелей, я...

— Хватит с меня путешествий в прошлое. Оно меня больше не интересует, — холодно сказала она. — Вези меня обратно к церкви, чтобы я могла выйти замуж за Герберта.

Перед глазами Джека возникла картина, как она стоит в дверях церкви, вся в белом, прекрасная до умопомрачения. И готовится выйти за другого.

Скрипнув зубами, он тронул машину с места, вывел на дорогу и взглянул в зеркало заднего вида. Город растаял, исчез из виду, его «эксплорер» мчался по шоссе к Тропе Апачей и Заколдованным горам.

— Джек, я сказала, поворачивай. Отвези меня в церковь. Я хочу выйти замуж за Герберта.

— Не выйдет, я уж постараюсь этого не допустить.

 

Глава вторая

— Джек, это безумие. Ты не можешь похитить меня со свадьбы.

— Но, дорогая, я это уже сделал.

— Тебе это с рук не сойдет. Как только Герберт поймет, что случилось, он кинется за мной, — предупредила Лорелей, желая хоть вполовину верить тому, что говорит. Насколько она знает Герберта, он сначала будет долго успокаивать свою мамашу.

— Я бы на твоем месте не слишком на это рассчитывал. Герберт не произвел на меня впечатления человека, который поддается порыву чувств. Иначе он бы размазал меня по стенке, как только вошел в магазин и увидел, что я тебя целую.

Лорелей вспомнила, как оторвала глаза от книг, которые расставляла на витрине, и увидела Джека. Сердце ее остановилось. За эти годы он снился ей много раз, с бесшабашной улыбкой на лице, с авантюрным блеском в голубых глазах. Джек во плоти оказался еще более захватывающим. Та же обворожительная улыбка, те же голубые глаза, но в них появилась опасная жесткость. Тело двадцатитрехлетнего юноши, которое казалось таким сексуальным, когда они шли в обнимку по пляжу Флориды, спустя десять лет стало еще сексуальнее. Обозначились мускулы, кожа покрылась темным загаром. Красивый мальчик, которого она любила, превратился в невероятно привлекательного мужчину. Она невольно окликнула его.

В мгновение ока он пересек магазин, и она оказалась в его руках, а его губы накрыли ей рот. Неожиданный поцелуй так потряс ее, что она не слышала звонка, возвещавшего о том, что кто-то еще вошел, не слышала ничего, пока наконец до нее не дошел голос шокированного Герберта: «Лорелей!» Герберт, конечно, сразу же принял объяснение про старого друга и вместо того, чтобы разорвать Джека на части, обменялся с ним рукопожатием.

— А если старина Герберт решит, что тебя надо спасать, — продолжал Джек, — думаю, рассказ Дезире его переубедит.

Лорелей нахмурилась:

— Какой рассказ?

— А тот, что она сейчас излагает ему и родителям.

— И о чем же она им рассказывает?

— О том, что десять лет назад мы были безумно влюблены, но вынуждены были расстаться, когда твоя семья переехала.

— Ты же знаешь, что мы не по этой причине расстались!

Он как будто не слышал и продолжал:

— А когда мы недавно случайно встретились, то поняли, что наши чувства остались прежними, и ты задумалась, выходить ли тебе замуж за Герберта.

— Я не задумывалась!

— Разве нет?

— Нет. И Герберт никогда не поверит в твою историю. И родители. Никто не поверит.

— Даже после того, как Дезире объяснит, что мы были помолвлены? Что собирались сбежать? Но вмешалась судьба и разрушила наши планы.

— Судьба тут ни при чем. Про планы сбежать никто не знал; я никому не говорила, даже сестрам.

— Теперь знают, — ответил Джек. — На днях я все рассказал Дезире и попросил помочь. Она нам очень сочувствует. Думаешь, почему она согласилась мне помогать?

— Потому что Дезире очень доверчива и ее легко растрогать. — Лорелей молча пообещала убить сестру в тот же момент, как вернется в Месу. — Зная, как ты умеешь плести байки, я не сомневаюсь, что ты заморочил ей голову. Она обожает романтические бредни. Сама бы она такую глупость не совершила. Если бы знала правду... как ты меня бросил.

— Я тебя не бросал, Лорелей. Я пришел, — повторил он грозно, и глаза его накалились. — Я опоздал, а когда пришел, тебя уже не было. Я неправильно рассудил и, верь мне, сожалел об этом больше, чем ты можешь себе представить. Я бы все тогда же объяснил, если б ты из упрямства не отказалась взять трубку.

— Мне не нужны были объяснения. Если бы я для тебя что-то значила, ты бы пришел сам. Сказал бы мне в глаза, почему не появился. — Она тогда в глубине души молилась об этом, надеясь, что все станет на свои места. Но он не пришел.

— Я не мог. Катер отходил в тот же вечер. Я собирался позже все тебе рассказать, но, когда вернулся, вас уже не было. Вся семья собралась и уехала куда-то на Запад. — Он взъерошил волосы. — Я чуть с ума не сошел.

Лорелей смотрела в сторону. Она ожесточила свое сердце, не позволяя растрогать себя.

— Не нужно слов, Джек. Твое отсутствие все объяснило. Какой смысл теперь извиняться!

— Черт возьми, Лорелей, дай мне сказать.

Она резко повернулась на сиденье.

— Прибереги свои оправдания для других, Джек! Мне безразличны твои доводы. Ты можешь дурачить Дезире сказкой про разлученных любовников. Но ее легко одурачить. Меня — нет. И Герберта — нет. Он не поверит ни одному слову.

— Нет?

— Нет. — Лорелей вскинула голову.

— Не стоит быть такой уверенной, сердце мое. Мужчина способен на странные вещи, когда задета его гордость. Если бы я был на месте Герберта и ты исчезла бы со свадьбы с мужчиной, с которым когда-то была помолвлена и собиралась бежать, я бы спросил себя, почему наша свадьба задержалась на два года. И еще спросил бы себя: почему ты когда-то так рвалась за кого-то замуж, а теперь если наша свадьба вообще состоится, то только потому, что я настаиваю. А не ты. Для меня это означало бы, что ты по-прежнему жаждешь выйти за того парня.

Лорелей чуть не застонала. Сколько же Дезире успела ему рассказать?

— Вот в чем разница между Гербертом и тобой. У тебя подозрительный и ограниченный склад ума. Герберт не такой. Он знает, что я его люблю, и верит мне.

— Да ну!

— Вот именно.

— Тогда он еще больший дурак, чем я думал.

— Герберт не дурак! Он не поверит ни одному слову из той сказки, которой Дезире будет пичкать окружающих!

— Похоже, ты забыла, что твоя сестричка — хорошая актриса. Очень хорошая актриса, можешь мне поверить.

Да, это правда. Дезире рождена для сцены. Из трех сестер она одна унаследовала актерские таланты родителей.

— Я заметил ее в небольшой роли в театре Нового Орлеана. Зашел к ней за кулисы. Разве она тебе не говорила?

Дезире говорила ей, что заходил Джек и расспрашивал о ней, но Лорелей не захотела слушать. Одно только имя Джека выбивало ее из колеи.

— Твоя сестра играла очень хорошо, и я решил, что в сцене с Гербертом она будет еще убедительнее — ведь она с чистым сердцем скажет, что ты в последнее время сама не своя. Не такая, какой должна быть счастливая невеста.

— Я счастлива! По крайней мере была, пока ты не выкинул этот трюк. Я и сейчас очень надеюсь выйти за Герберта и сделаю это, как только вернусь в Месу.

— Поверь мне, Лорелей, когда я привезу тебя в Месу, ты не сможешь выйти за Герберта.

От его собственнического взгляда у Лорелей подскочил пульс. Злясь на себя, она уставилась на дорогу впереди и вынудила себя сосредоточиться на своем положении. В голову сразу же пришла мысль о родителях.

— Родители будут беспокоиться, что бы ни наговорила Дезире.

— Как я понял, твоя мать больше всего беспокоилась, что ты без восторга идешь под венец с Гербертом.

— Откуда ты знаешь, что беспокоит мою маму?

— Я завтракал с ней и твоим отцом. Разве я тебе не говорил?

— Нет. — Родители тоже не сказали.

Он пожал плечами.

— Я увидел их в ресторане. Поскольку мы старые знакомые, я подумал, что нет ничего неприличного в том, чтобы пригласить их за свой стол. Они идеальная пара. Конечно же, оба настояли на том, чтобы я пришел на свадьбу.

Ну конечно. Это вполне в их духе. Они открыты, щедры и благожелательны.

— Если бы мои родители знали, что ты замышляешь, они бы отменили приглашение.

Краска разлилась по его лицу и шее.

— Надеюсь, теперь они поймут, что я не мог рассказать им о своих планах. Но думаю, они не слишком удивились.

— Ты считаешь, их не удивило то, что ты похитил меня со свадьбы?

— Твою маму — нет. Она сказала, что после отъезда семьи на Запад ты долго хандрила, и считает, что причиной тому был я. Подозревает, что мы были любовниками. — Он стрельнул в нее глазами. — Ты скучала по мне, Лорелей?

— Я уже говорила, я была почти ребенком. И просто играла в любовь.

Джек так взглянул на нее, что она вжалась в кресло. С ним шутки плохи.

— Не обманывай себя, Лорелей. Мы не были детьми, и наши чувства были вполне реальны. Ты любила меня душой женщины и телом женщины. Я любил тебя так же. — Он замолчал и помрачнел. — Я и сейчас люблю тебя. Всегда любил.

У Лорелей комок стоял в горле. Невидимый кулак сжал сердце и не отпускал.

— Джек...

Раздался гудок встречной машины. Джек ругнулся, крутанул руль, потом вернулся на прежнюю полосу.

Лорелей тискала атлас широкой юбки. Нет, она ему не поддастся, он известный соблазнитель, она как-то говорила ему, что, живи он в другое время, непременно стал бы пиратом. Только этому обаятельному пирату пассажиры сами отдавали бы свое золото.

Колеса захрустели по гравию, и машина остановилась на обочине.

— Лорелей, дай мне еще один шанс.

В его глазах и голосе была мольба, но она замкнула сердце наглухо. У него уже был шанс — она его любила, и он чуть не погубил ее. Одной ошибки достаточно.

— Шанс еще раз меня ранить?

Она уловила его волнение, но осталась непреклонна. Ей нужна спокойная, надежная гавань. Значит, нельзя впускать Джека Сторма в свою жизнь.

— Шанс доказать, что я тот, кто тебе нужен. А не Герберт.

— Ошибаешься.

— Нет. Судя по нашему поцелую две недели назад, ты и сама это знаешь. Прошло десять лет, но ничего не изменилось. Тот же огонь, та же страсть между нами. Ты не признаешься только из упрямства.

При напоминании о поцелуе сердце у нее екнуло. Нет, она не уступит, не поддастся этому безумию. Стараясь, чтобы голос не дрожал, Лорелей сказала:

— Это ты упрямишься. Повторяю: я люблю Герберта, а не тебя.

В голубых глазах вспыхнула молния, и, прежде чем она успела опомниться, он отстегнул ремень и рванулся к ней.

— Нет, Джек!

— Да, — сказал он, обеими руками взял ее голову, вплел пальцы в волосы. — Так надо. — Медленно, о, как медленно его губы потерлись о ее губы — дразняще, искушающе. Язык обвел контур рта, и ее пронизала дрожь желания. Он приподнял голову и посмотрел ей в глаза. — Лорелей. Моя дивная, чудная Лорелей, — прошептал он. — Я люблю тебя.

Когда их губы снова соприкоснулись, она закрыла глаза и с запозданием подумала, что так нельзя, это ошибка...

Поцелуй длился вечность...

— Господи, как мне тебя не хватало. Как только подумаю, что чуть не потерял тебя навсегда... — Его голос дрогнул, и он прижал ее к себе. — Нам суждено быть вместе, Лорелей. Сама судьба дала мне в руки эту карту, чтобы я приехал и нашел тебя.

Лорелей заморгала, напрягая затуманенную поцелуем голову. Что он говорит? Карта?

— Какая карта?

— Где указано, как найти затерянную золотую шахту. Если бы я не выиграл ее в покер, я бы, возможно, так и не приехал в Аризону, а когда стал бы тебя искать, было бы слишком поздно... ты бы уже вышла замуж за Герберта.

Лорелей окаменела. Так он приехал сюда из-за золотой шахты? О Господи, что же она за дура! Как можно было целовать его, даже просто слушать? Нет, это же самоубийство! Она оттолкнула его.

— Что-то не так? — озабоченно спросил Джек.

— Я идиотка, вот что не так. Должно быть, рассудок потеряла. Джек, что бы ни было между нами раньше, все кончено. Все ушло в прошлое. Я больше не девчонка, ополоумевшая от любви. Той Лорелей Мейсон больше нет. У меня другая жизнь, я ею довольна. И в ней для тебя нет места.

Она увидела вспыхнувшие яростью глаза. Однодневную щетину, покрывавшую подбородок. Ходившие на щеках желваки.

— Ну нет. Лорелей Мейсон, которую я знал и любил, существует. Ты ее глубоко закопала, но она живет в тебе. Последние сомнения у меня отпали, когда ты целовала меня. — Стиснув руками руль, он бросил на нее острый взгляд, и Лорелей опять ощутила исходящую от него угрозу. — Мы принадлежим друг другу, и я тебе это докажу.

— Как?

Он уже выводил свой джип на дорогу.

— Сделаю то, что должен был сделать десять лет назад, — возьму тебя с собой.

Лорелей вспомнила их нелепые ребячьи планы. Она любила его, и он заморочил ей голову сказками, как они будут ездить по всему миру, искать забытые клады. Эти мечты она похоронила, когда он разбил ей сердце, бросив на пороге алтаря.

Машина мчалась вперед, и Лорелей впервые заметила, как изменился пейзаж. По сторонам тянулись пустыня и невысокие скалистые горы, впереди Заколдованные горы, как замок какого-то древнего бога, закрывали горизонт. Они были прорезаны глубокими, отвесными каньонами.

— Джек, это несерьезно.

— Вполне серьезно, дорогая, — сказал он и свернул под знаком «Развилка Апачей». — Я как-то говорил тебе, что за обличьем пай-девочки, которую я любил, скрывается и рвется на свободу искательница приключений. Она все еще там, и я найду ее.

— Джек, постой...

— Я говорил, что если мы поженимся, то наступит день, когда мы станем богаты и я рассыплю золото у твоих ног. Теперь я собираюсь сдержать обещание.

Да, он говорил это, безрассудный искатель приключений, считавший, что весь мир принадлежит ему.

— И как же ты это сделаешь? Ограбишь банк?

— Лучше. Я найду золотую шахту Пропавшего Голландца.

— Псих.

— А ты мне в этом поможешь.

— Ты и впрямь сошел с ума, если на это рассчитываешь.

Он не слышал.

— А как только мы найдем эту шахту, я заставлю тебя выполнить свое обещание и мы поженимся.

— Ты, как всегда, шутишь.

— В том, что касается поиска сокровищ, я не шучу, ты же знаешь.

В общем-то, это была единственная вещь, к которой Джек относился серьезно. С тех пор как в десятилетнем возрасте отец взял его с собой и они ныряли к затонувшему испанскому галиону, поиск сокровищ стал единственным делом, которое его интересовало в жизни. Тогда он нутром почувствовал, что в этом корабле есть золото, и хотя отец знаком приказал ему подниматься вместе со всеми, он не послушался и опустился еще глубже, внутрь корабля. И оказался прав. Когда его наконец вытащили, в сумке у него была пригоршня золотых дублонов. Он помнил выражение отцовского лица — смесь гордости и озабоченности.

— Джеми, у тебя храбрый парнишка, — старый Мэрфи хлопнул отца по спине. — Всех нас посрамил.

— Ох, уж и не знаю. У парня нет чувства страха. Меня беспокоит, что его захватит золотая лихорадка.

Мэрфи засмеялся.

— А чего ты ждал? У него в жилах течет твоя кровь.

— Да, да. Но я обещал его матери, что у парня будет другая жизнь.

Для единственного сына хочешь большего, чем вечной охоты за сокровищами.

Надо признать, отец пытался направить его по другому пути. Заставил ходить в школу и даже поступить в колледж. Но когда Джеми Сторм погиб при очередном погружении, мир Джека рухнул. Он бросил колледж, безуспешно пытался примкнуть к каким-то партиям, занимавшимся поисками кладов, служил во флоте. Шесть месяцев после окончания службы кое-как барахтался, пока не встретил Лорелей. Заметив ее на пляже в первый раз, он почувствовал такой же толчок, как при виде золотых дублонов в затонувшем корабле. Всем своим существом он почувствовал, что Лорелей — его сокровище.

Это был поворотный момент. Впервые после смерти отца Джек ожил, и тут же удача повернулась к нему лицом — он отправился с командой на поиск клада, где его ждала первая удачная находка.

Но при этом он потерял Лорелей. Потом ему снова не везло. Пока он не выиграл карту затерянной шахты и судьба не подбросила ему встречу с Лорелей. Теперь уж он ее не отпустит. Но сначала надо убедить ее в том, что она должна остаться с ним.

— Джек, ты меня не слушаешь?

— Извини. Что ты сказала?

— Я спросила, зачем ты это делаешь? Что ты хочешь доказать, когда тащишь меня в горы искать золотую шахту, которой, скорее всего, вообще не существует?

— О, она существует, и у меня есть карта, как туда добраться.

— Вот и ищи свою проклятую шахту. Я тебе для этого не нужна.

— Нужна!

— Ты меня даже не знаешь теперь.

— Знаю достаточно, чтобы понять, что ты не создана для того, чтобы зарыть себя в городишке посреди пустыни и стать женой банкира.

— Мы с Гербертом любим друг друга.

— Прекрасно. Только, когда вы поцеловались на прощанье, от вас исходило столько же тепла, сколько дает мокрая газета и сырые спички.

Лорелей вспыхнула.

— Мы были в общественном месте!

— Но это не помешало нам с тобой целоваться так, что в воздухе носились разряды. Как и несколько минут назад.

— Брак — это больше, чем секс. Мы с Гербертом уважаем друг друга, у нас общие интересы и цели.

— Больше похоже на деловое соглашение. Бизнес, а не брак, я бы сказал.

— А тебя никто и не спрашивает, — взвилась она. Нелепый разговор, нелепая ситуация. — Ты просто ненормальный!

— Может быть. Но я верю своим чувствам. Увидев тебя в магазине две недели назад, я почувствовал то же самое, что десять лет назад при первой встрече.

— О, могу догадаться! Ты почувствовал, что это судьба, правильно? Что мы созданы друг для друга!

— Да.

— Все то же ты говорил при первой встрече. Но если это подействовало на наивную девчонку, то с двадцативосьмилетней женщиной не пройдет. Меня не купишь ни на это, ни на твою идиотскую карту.

— Смейся, если хочешь, но я знаю, что мы найдем шахту Пропавшего Голландца. И еще знаю, что Герберт не для тебя, тебе нужен я. — Он еще раз повернул руль; они взобрались в самое сердце гор. — К тому времени, как мы вернемся в город, ты тоже будешь это знать, обещаю.

Джек мысленно взмолился, чтобы так оно и было, и въехал в заброшенный городок золотоискателей.

Лорелей ехидно сказала:

— О, великолепно. Город Дикого Запада?

— В этом городе живет шестое поколение Флэтсов. В начале века здесь был перевалочный пункт для рабочих Соленой реки. Теперь это более или менее сносная дыра, обслуживающая туристический маршрут Тропы Апачей.

Лорелей разглядывала странную группу домишек, которые, казалось, опирались друг на друга, чтобы устоять. Она прожила в Аризоне четыре года, но подобных городов не видела. Промелькнула хвастливая вывеска: «Здесь Якоб Вальц наслаждался домашней стряпней "Тортилла-Флэтса"».

— Я догадываюсь, почему ты так много знаешь про это место. Ты натыкался на него всякий раз, как отправлялся искать воображаемую золотую шахту Голландца.

— Золотая шахта существует. Что до вывески, так это просто ради рекламы. Этого местечка еще не было, когда старина Якоб искал в горах золото. А еда у них хорошая. Отличные бургеры и чили.

При упоминании о еде у Лорелей подвело живот. Она ничего не ела после утреннего тоста с кофе, а сейчас уже больше шести часов.

— Не знаю, как ты, а я умираю с голоду. Давай остановимся перекусить.

— Я бы предпочла свадебный обед.

— Извини, не выйдет. — Джек припарковал машину перед салуном «Старый Запад» и обернулся к ней. — Здесь последняя точка, где можно пообедать. Досадно, что ты отказываешься, лишь бы позлить меня.

— Я вовсе не отказываюсь. Мне надо подкрепить силы, чтобы добраться с этих проклятых гор до Месы.

Джек медленно сжал и разжал руки, лежавшие на руле.

— Тебе не придется самой добираться до Месы. Я отвезу тебя. После того, как найдем шахту. — Джек коснулся ее лица. Голос его снизился до шепота. — И не спорь.

Лорелей отвернулась. Она никогда не могла устоять перед этой смесью безрассудства и нежности.

— Хорошо бы тебе не только поесть, но и переодеться во что-то более пригодное для путешествий. Через пять минут начнутся ухабы, а там и горы.

— Очень разумно. Но я, видишь ли, сейчас должна быть на свадебном приеме, а не лазить по горам, так что мне не во что переодеться.

— Не горюй, Дезире тебе кое-что собрала, — усмехнулся он. — В чемодане на заднем сиденье ты найдешь джинсы, рубашки и туристские ботинки.

За это сестре тоже достанется, решила Лорелей. Джек вылез из машины, обошел ее, открыл перед ней дверцу и помог спуститься с высокой ступеньки. Следом за ней вывалился на землю шлейф длинного платья и край фаты, взбив облачко красноватой пыли. Лорелей подхватила шлейф и перекинула его через руку.

Джек вытащил с заднего сиденья чемодан.

— Можешь переодеться, пока я буду делать заказ.

Он вел себя так, будто нет ничего более естественного, чем их шествие по городу: она в свадебном платье, он — в джинсах. Подозревая, что на них глазеют из окон, Лорелей сказала:

— Мне очень жаль указывать на очевидное, но боюсь, кто-нибудь заметит, что на мне свадебное платье.

— Еще бы не заметить. Ты — прекраснейшая из невест.

— Я не это имела в виду. — Она чуть не топнула ногой.

— Я знаю. Но видишь ли, здесь постоянно живут только шесть человек, остальные — туристы или рабочие. С местными я подружился — в том числе с владельцем салуна. Я им сказал, что скоро женюсь и медовый месяц мы проведем в горах. Пообещал, что по пути в горы мы к ним заедем.

Лорелей остановилась посреди улицы.

— Ты это серьезно?

— Конечно. А что тут такого?

— Невозможно поверить, что я согласилась бы на медовый месяц в этих горах, и совсем уж абсурдна идея, что я могу выйти за тебя замуж.

— Ничего абсурдного. Ты уже согласилась.

— Десять лет назад.

— У нас вышла долгая помолвка. Это бывает.

— Мы не помолвлены, — возразила она.

— Помолвлены. Ты не расторгала помолвку, и вот кольца, которыми мы обменялись. — Джек сунул руку в карман, достал ювелирную коробочку и вытряхнул на ладонь ее содержимое — два тонких золотых колечка.

Лорелей проглотила ком в горле. Она вспомнила, как они выбирали эти кольца в маленьком магазинчике в Форт-Лодердейле.

— Ты их хранил?

— Конечно.

— Зачем?

— Потому что я никогда не переставал любить тебя. Я всегда считал, что разыщу тебя и женюсь. Только не думал, что получится так долго. — Он вставил кольца обратно в ячейки и сунул коробочку в карман. — Помнишь, мы собирались нырять к тому затонувшему кораблю близ берега? Это был бы твой первый выход. Ты так радовалась...

Да, она радовалась — и тому, что они поженятся, и тому, что будет нырять за сокровищами. Эта идея выявила в ней черту, какой она раньше за собой не знала, — страсть к приключениям. Но в Джеке та же страсть была совсем уж безрассудна. Сейчас, глядя в его глаза, горевшие возбуждением, она вспоминала, о чем они тогда мечтали, как она его тогда любила.

— Разве ты не видишь? Шахта Голландца — это то же самое, только мы будем искать сокровища не в океане, а в горах.

Лорелей чувствовала, что вот-вот поддастся искушению. Что за глупость — снова дать втянуть себя в дурацкие фантазии!

— Меня совершенно не интересуют поиски золотой шахты.

— Заинтересуют, — сказал Джек и потянул ее к дверям. — В тебе сохранилось гораздо больше от прежней Лорелей, чем ты это сознаешь.

Она выдернула руку и первой вошла в салун. Пришлось подождать, пока глаза привыкнут к полумраку. Из темноты выступили деревянные столы и стулья — обстановка в стиле Старого Запада.

— А если я расскажу этим людям правду? Что ты меня похитил и притащил сюда против воли?

— Валяй. Тебе никто не поверит. Я предупреждал, что ты большая шутница. А жена хозяина считает меня неотразимым.

— Еще бы!

— Джек! — воскликнула черноволосая женщина за стойкой. — А вот и твоя очаровательная невеста!

— Привет, Изабель. Ты великолепна, как всегда. — Он поцеловал ее в щеку. — Может, бросишь своего Альберто и сбежишь со мной?

Женщина засмеялась и чмокнула Джека.

— Веди себя прилично, бандит. Представь меня своей девушке.

— Изабель, это Лорелей. Лорелей, Изабель.

— Как ты и говорил, она красавица. Добро пожаловать в «Тортилла-Флэтс», Лорелей. — Она обняла ее так, что чуть не раздавила. — Вы здесь как звезда, упавшая с неба. Наверное, сами знаете.

— Я...

— Заказ готов, — раздалось из кухни. — Джек, amigo! — Черноглазый седеющий мужчина помахал ему рукой. — Все же ты уговорил ее поехать в горы.

— Привет, Альберто. Да, уговорил.

— Для тебя и твоей невесты я приготовлю что-нибудь особенное. Изабель, проводи Джека и его леди к столику и иди помоги Марии.

Изабель ответила что-то по-испански и закатила глаза к небу.

— Джек, садитесь вот тут, подальше от шума. Ваш заказ я скоро принесу, а сейчас помогу Марии, пока эти дьяволята не разнесли все вокруг.

Лорелей оглянулась и увидала семью с пятерыми детьми. Изабель и еще одна женщина несли подносы, и при виде горшочков с дымящимся чили у Лорелей потекли слюнки.

— Дамская комната в конце зала, первая дверь налево, — сообщил Джек. Лорелей протянула руку к чемодану, но Джек перехватил ее. — На случай, если станешь искать заднюю дверь, так ее нет. А если через пятнадцать минут не вернешься, я пойду тебя искать.

Лорелей выдернула у него чемодан и ринулась в конец зала. Перед дверью дамского туалета задержалась, оглянулась и увидала, что Джек стоит, расставив ноги, и смотрит ей вслед. Свет из зала оставлял в тени нахмуренное лицо, и сейчас он более всего походил на пирата. Лорелей вскинула голову, вошла и захлопнула за собой дверь.

Комната оказалась маленькой, но чистой — две кабинки, раковина с зеркалом, узкая полка вдоль стены и высокое овальное зеркало. Над полкой было узкое окно. «Вот бы мне такие бедра, как у Клер!» — подумала Лорелей. Впрочем, если снять свадебное платье, она, пожалуй, пролезет. Но надо спешить.

Лорелей поставила на полку чемодан, вытащила джинсовые шорты, футболку и туристские ботинки. Дезире укладывала — она с ней еще разберется. Лорелей сбросила туфли, дотянулась до крючков, отцепила шлейф и затолкала его в сумку. Дальше надо было расстегнуть мелкие, обтянутые шелком пуговки на спине.

Через несколько минут руки уже не слушались, а удалось расстегнуть всего полдюжины пуговиц. Лорелей стала дергать ткань, надеясь, что пуговицы оторвутся, — не тут-то было. «Господи, как меня угораздило купить такое платье с этими несчастными пуговицами!»

«Тебе не придется расстегивать их самой». Так сказала Дезире. Лорелей ничего не имела против того, чтобы Герберт расстегнул их.

Она посмотрела на часы. Прошло двенадцать минут, а она не только не сбежала через окно, но даже не переоделась.

Раздался стук в дверь.

— Лорелей?

— Убирайся, — сказала она Джеку.

— Ты что так долго?

— Ничего. Скоро приду.

Она глубоко вздохнула, изогнулась, дернула — ничего. Наверно, пришито проволокой.

— Помочь?

Лорелей чуть не подпрыгнула. В зеркале отразилось лицо Джека.

— Дурацкое платье не расстегивается.

— Хочешь, я расстегну? — спросил он, улыбаясь во весь рот. — А то ты до завтра провозишься.

Не в силах вымолвить ни слова, она скрутила волосы, упавшие на шею, и подставила спину. Джек придвинулся и стал расстегивать пуговицы. Одна, вторая, третья... Пальцы спускались, скользили по голой спине, щекотали. Лорелей прикусила губу, чтобы промолчать.

— У тебя всегда была прекрасная кожа. — Он погладил ее спину. — Мягкая. Шелковая. В море я иной раз ночами лежал, глядел в небо и вспоминал, какая у тебя прекрасная кожа.

Лорелей уловила нотку желания в его голосе. Подняв глаза, увидела, как он смотрит на нее. Последняя пуговица была расстегнута, платье упало с плеч, и только узкий лифчик без бретелей придерживал грудь.

Его глаза горели страстью.

— Лорелей... — прошептал он и приложился губами к ее плечу.

Она задохнулась. Ощущение было так эротично, так знакомо... Ее охватил прилив желания.

— Входи, Сара, сейчас мама тебя умоет... — Дверь распахнулась, мать пятерых детей, стоя в дверях, таращилась на них. — О, простите. Извиняюсь. Я думала, это дамская комната.

— Так и есть, — Джек обернулся, загораживая Лорелей. — Я помогал жене справиться с платьем. Дорогая, я буду ждать тебя за столом.

Он ушел. Избегая понимающих глаз женщины, Лорелей втиснулась в кабинку. Господи, о чем она думает? Она вылезла из длинного платья, перебросила его через дверь, торопливо натянула шорты, футболку и, сев на унитаз, надела носки и ботинки. Надо бежать. Сейчас же.

Она подождала в кабинке, пока уйдут женщина и девочка. Потом влезла на полку и ребром ладони отбила шпингалет. Подергала окно раз, другой, выругалась, сломав ноготь, но наконец открыла. В лицо пахнуло жарой, хотя небо уже потемнело.

С бьющимся сердцем Лорелей просунула в узкое окно одну ногу, другую; глубоко вздохнув, спрыгнула и шлепнулась на землю.

Сделано! Свобода! Она поднялась на ноги.

— Куда-то собралась? — спросил Джек, выходя из тени.

 

Глава третья

Лорелей оттолкнула его руку и встала. Отряхнулась.

— Как ты догадался?

— Я видел окно. Нетрудно было предположить, что ты постараешься через него бежать. — Он помолчал. — У тебя нет ни денег, ни кредитной карточки, что бы ты делала? Пошла пешком через горы?

— И пошла бы, — с вызовом сказала она. — Кто-нибудь меня бы подбросил.

Джек вскипел и, не удержавшись, схватил ее за плечи и тряхнул.

— Идиотка! Ты что, не знаешь, как это опасно? Представляешь, в каком положении ты могла очутиться? Сломать ногу, заблудиться! А что, если подвезти тебя вызвался бы какой-то псих и Бог знает что с тобой сделал? — От одной этой мысли ему сделалось плохо. — Обещай, что ты больше не выкинешь такую штуку.

— Ничего я тебе не обещаю. Как только представится возможность, я вернусь в Месу.

Джек в отчаянии вздохнул и посмотрел ей в глаза. Господи, до чего эта женщина упряма! Еще упрямее, чем раньше. Но он должен пробить это упрямство и доказать, что прежняя Лорелей жива и принадлежит ему. Без нее его жизнь пуста.

— Что ж, значит, такой возможности тебе не представится. — Обхватив ее за плечи, он повел ее ко входу, где стоял «эксплорер».

— Куда мы едем? — спросила она. Он открыл машину и жестом предложил ей садиться. — Мы же собирались пообедать?

— Кажется, ты не чувствовала голода, когда собиралась удрать.

— Я хочу есть. Без обеда никуда не поеду.

При виде ее обиженного лица он чуть не засмеялся, поцеловал ее в лоб и заработал еще один хмурый взгляд.

— Не бойся, радость моя, я тебя накормлю. Но минут двадцать придется потерпеть.

— Почему? — прищурилась она.

— Потому что ненавижу ездить ночью по горам, а мы еще не так далеко забрались, как я рассчитывал. Надо тебе было назначить свадьбу на утро.

— Можешь быть уверен, если бы я знала о твоих планах, я бы назначила ее на ночь.

— Ни секунды не сомневаюсь. А теперь полезай в машину, или я тебя туда затолкаю собственными руками. В самом деле, — Джек понизил голос, окидывая ее взглядом с ног до головы, — может, не так уж плоха идея?

Лорелей залезла в машину.

— Куда мы едем?

— Недалеко. Переночуем в хижине милях в десяти отсюда. Она принадлежит Изабель и Альберто. Они сами предложили мне ее для первой брачной ночи.

— Никакой брачной ночи не будет. Мы не женаты.

— Готов исправить это по первому твоему слову.

— Не мечтай. — Лорелей пристегнула ремень. — А где мой чемодан? Свадебное платье? Они остались в туалете.

— Знаю. — Джек сел на свое место и пристегнулся.

— Платье очень дорогое, оно мне понадобится!

— Для чего?

— Я его надену, когда вернусь в Месу и пойду к алтарю с Гербертом!

Джек скрипнул зубами и, сдерживая себя, произнес:

— Если ты еще раз наденешь это платье, то не для венчания с Гербертом.

— Джек, отдай мое платье и мой чемодан!

Он включил зажигание.

— Они в багажнике. Изабель положила. Там и обед. — Машина рванула с места, вздымая тучи пыли.

Некоторое время Лорелей обдумывала ситуацию.

— Что же ты им сказал? Как объяснил, почему я не вернулась обедать?

— Я уже говорил, они считают, что ты большая шутница. Сбежать через окно вполне в твоем духе. К тому же я им сказал, что ты не хочешь есть, а рвешься поскорей провести первую брачную ночь.

Лорелей залилась краской, как он и рассчитывал.

— Бессовестный!

— А что? — Он улыбался ее ужасу. — После того как я расстегнул тебе платье, по моему виду они все поняли.

Лорелей одарила его уничтожающим взглядом, скрестила руки на груди и стала смотреть вперед.

Джек сказал правду: помогая Лорелей снять платье, он пережил ад и рай. Голова пошла кругом. Даже сейчас при воспоминании о том, как она выглядела — щеки пылают, глаза горят, волосы разметались по плечам, — у него натянулись джинсы. Если бы и впрямь она была его невеста и их ждала брачная ночь!

Это только первый шаг, сказал себе Джек. Он вызывает в ней желание, а значит, и чувства. Для начала достаточно. Он заставит ее снова полюбить его. Джек похлопал по карману, где лежали кольца. Она принесет ему удачу, он найдет сокровища и тогда сумеет заслужить ее любовь. Он должен дать ей больше, чем только себя и свои мечты, — должен дать ей обеспеченное будущее.

Он найдет сокровища и сможет купить то небольшое предприятие во Флориде, где когда-то работал. Там ремонтировали и продавали мелкие суда. Владелец, добрый малый, дважды предлагал ему купить фирму. Он ее купит. В душе у Джека потеплело от этой мысли. Ради Лорелей он пустит корни. Но раньше надо найти золотую шахту.

Машина подскочила на ухабе, и Лорелей швырнуло о стенку.

— Я вижу, ты не соврал. Дорога и впрямь ухабистая.

— Это еще ничего. Завтра будет хуже.

— Хуже этой? — Лорелей вскрикнула от следующего рывка и подвигала челюстью, чтобы проверить, не сломана ли.

— Хижина где-то справа. Альберто сказал, что издали видно трубу.

Небо быстро темнело.

— По-моему, это там, — Лорелей показала на одинокий кипарис у подножия ржавой скалы, уткнувшей свою пику в небо.

— Похоже, ты права.

Покрышки джипа скрипели по гравию, и наконец он остановился перед простой маленькой хижиной.

— Оставайся здесь, пока я отопру и запущу генератор.

Небо совсем почернело, и утешением для Лорелей служили только луна да свет фар. Вдали угрожающе высились Заколдованные горы. Ей вдруг стало одиноко в машине, и она вышла, чтобы размять занемевшее тело. В двух шагах от нее в кустах что-то завозилось, и она съежилась. Нет уж, черт с ним, лучше оставаться в машине. Она взялась за дверцу, и тут тишину ночи прорезал ужасный вой. Лорелей кинулась к хижине.

— Джек! — звала она, шаря по стене в поисках двери. — Джек, ты где?..

Сзади послышался какой-то звук, она обернулась и вскрикнула при виде качнувшейся тени. С воплем она кинулась бежать, но сильные руки схватили ее за талию. С душераздирающим криком она стала отбиваться.

— Господи, Лорелей, это же я, Джек.

Она затихла.

— Джек?

Она повернулась и посмотрела ему в лицо. Джек. Синие полночные глаза, нахмуренный лоб. Ее тело обмякло, она припала к нему, обхватила руками.

— Ну-ну, детка, все в порядке. Что случилось? Что тебя напугало? — говорил он, поглаживая ее по спине.

— Там в кустах кто-то возится...

— Наверно, ящерица или геккон.

— Кто-то выл. — Она задрожала.

— Всего лишь койот.

Лорелей замерла.

— А что, здесь водятся койоты?

— Конечно. В горах они еще есть. Но тебе не о чем беспокоиться, они боятся приближаться к домам.

— Видимо, один из них рискнул. Он был совсем близко, Джек. По-моему, вон в той гуще деревьев за машиной.

— Вряд ли. Но даже если и так, ничего страшного.

— Ничего страшного? Он мог меня загрызть!

Джек заговорил медленно, урезонивающим тоном:

— Лорелей, койот не тронет тебя, если только у тебя нет курицы или кролика. У тебя нет в чемодане курицы или кролика?

— Сам знаешь, что нет.

— Тогда успокойся. Койот слишком труслив, чтобы рыскать вокруг хижины.

Как бы наперекор ему, койот снова завыл, и Лорелей опять кинулась Джеку в объятия.

— Знаешь, этот приятель храбрее, чем ты о нем думаешь.

Грудь Джека затряслась, Лорелей подняла голову и увидела, что он сжимает губы, чтобы не расхохотаться.

— Негодяй! — оттолкнула она его. — Я до смерти боюсь, что на нас нападет дикий зверь, а тебе смешно?

— Извини. В самом деле... — Он постарался придать лицу серьезное выражение, но не сумел.

— Джек, это не смешно!

— Я понимаю, извини. — Он провел рукой по лицу, как бы стирая смех; ему это почти удалось, только в глазах остались веселые искорки. — Я не хотел над тобой смеяться. Просто ты давно живешь в Аризоне, и я думал, что ты привыкла к звукам пустыни.

— Я не в пустыне живу. Я живу в городе, — доложила она. Считается, что половина, а то и две трети штата представляют собой пустыню, но она не собиралась этого признавать,

— Ну ладно, в городе. Но ты же бывала в горах.

— Не слишком часто. — По правде говоря, впервые приехав в Аризону, Лорелей пришла в восторг от ее гор. В начале мая она ездила на экскурсию в Каньон посмотреть на колибри; тогда же видела цветущие кактусы, дикий мак, веретенообразные деревья, усыпанные желтыми цветами. Даже деревянные стрелы окотилоса были в огненно-оранжевых цветах, а на знакомых по домашним подоконникам кактусах красовались желто-розовые цветы размером с кофейную чашку.

— Как же это вышло?

— Что «как вышло»?

— Как вышло, что ты мало бывала в горах? Ты была такой любопытной, помнится, облазила все побережье. Почему же не пыталась облазить горы?

Потому что Герберт не разделял ее восторга перед горами и не хотел по ним лазать. Он предпочитал проводить время в загородном клубе.

— Потому что не хотела. Говорю тебе, я изменилась, а ты не веришь.

— Мне трудно поверить, чтобы ты могла так сильно измениться. Когда мы говорили о том, как будем разъезжать и искать сокровища, ты была в не меньшем восторге, чем я. Неужели тебя совсем не интересовала шахта Пропавшего Голландца?

Конечно, интересовала. Она прочла все рассказы о Заколдованных горах и шахте Пропавшего Голландца. Нельзя жить в Аризоне и не знать здешних сказок — можно сказать, истории штата. Но она ни за что не призналась бы в этом Джеку.

— Это ты искатель сокровищ, а не я.

— А зачем же ты приехала в Аризону? Я думал, ты устроишься во Флориде. Ты любила песок и море. Мы с тобой собирались там жить.

— Мне надоело побережье.

— И ты переехала в пустыню?

— Я переехала в Месу, потому что мне тут нравится, и люди нравятся. — Было видно, что он ей не поверил. Но ни за что на свете Лорелей не призналась бы, что уехала от моря потому, что оно слишком напоминало ей о нем. — Генератор работает? — спросила она, желая переменить тему.

— Должен. Пойдем посмотрим. — Он обхватил Лорелей за плечи, но она сбросила его руку и пошла на шаг позади. — Я включу свет и притащу все, что нужно на ночь. Ты сама принесешь чемодан или это сделать мне?

— Сама.

Джек отпер хижину, и в окнах засветился мягкий, приветливый свет. Лорелей подошла, он взял у нее чемодан, поставил за дверь и повернулся. Как растопленное масло обливает горячий попкорн, так взгляд Джека обволакивал ее.

Она узнала этот взгляд. Так он смотрел на нее десять лет назад, когда они впервые встретились на пляже, так смотрел две недели назад, когда они снова повстречались. Как будто человек долго шел по безводной пустыне и наконец встретил горный ручей. Он хочет ее. Она не желала, чтобы в ее груди вспыхнул ответный огонь, но он вспыхнул.

— Поскольку предполагается, что это наша брачная ночь, может, мне перенести тебя через порог на руках?

— Уйди с дороги, Сторм, — холодно сказала она, несмотря на разгоряченную кровь, и, оттолкнув его, прошла в хижину — и оторопела.

Первое, что поразило ее — не считая того, что там было так же жарко, как и снаружи, — это размер. Помещение было маленьким даже по представлению женщины, которая выросла в одной комнате с двумя сестрами. Слишком тесно, решила Лорелей. И слишком уютно.

На полу лежал индейский ковер, сверкая яркими красками на фоне темных деревянных стен. Главенствовал камин; Лорелей представила себе, как холодными зимними ночами его огонь согревает любовников, свернувшихся на ковре.

Из высокого расписного горшка торчал громадный букет засохших мальв. Напротив камина стояла широкая тахта с разбросанными яркими подушками. Кухонный уголок представлял собой плитку, раковину и стол с двумя стульями. Закрытая дверь вела, видимо, в спальню. Вспомнив, как предательское тело отреагировало на Джека, Лорелей побледнела от мысли, что им придется провести ночь вместе на таком крошечном пятачке.

— Кушать подано! — сказал Джек, входя с кастрюльками. Он ногой захлопнул дверь, прошел в угол и поставил кастрюльки на стол. — Духовки здесь нет, но еда еще теплая, так что предлагаю побыстрее ее съесть, пока не остыла, а потом укладываться спать.

От этой перспективы у нее вспотели ладони.

— Я не могу есть в такую жару.

— Я включил кондиционер. Скоро станет прохладно.

— А что завтра? Судя по той палатке, что пристегнута в машине, нам не придется жить в гостинице, пока будем искать твои сокровища.

— Наши сокровища, — уточнил он. — Плохо не будет. Когда мы заберемся выше, станет прохладнее. Что будешь пить? Содовая, чай, вода в бутылках?

— Воду. Пожалуйста.

Джек отвинтил крышку и подал ей бутылку.

— Спасибо.

— Изабель сказала, здесь есть посуда, так что если тебе нужен стакан...

— Бутылка лучше. — Она глотнула прохладную жидкость и с облегчением вздохнула.

Джек сел напротив и стал пить из своей бутылки. Теперь, в тесной хижине, когда не отвлекала дорожная тряска, Лорелей могла спокойно его рассмотреть. Как зачарованная, следила она за тем, как он пьет, потом перевела взгляд на раскрытый ворот рубашки, загорелую шею, курчавые волосы на груди. Невольно она вспомнила, как лежала голая на этой груди, чувствуя жар его тела.

— Я думал, ты хочешь есть.

Боже милосердный, я сошла с ума. Сижу незнамо где, смотрю на Джека Сторма влюбленными глазами и вспоминаю, как мы занимались любовью!

— Хочу. — Она сняла с кастрюли крышку. Запах бургеров и чили наполнил комнату. Вскрыв пакетик, она достала пластмассовый нож и отрезала половину бургера.

— Альберто прекрасно делает бургеры, — с набитым ртом говорил Джек. — Но чили у него еще лучше. Попробуй.

Она попробовала и даже раза два откусила от бургера, пока Джек вел одностороннюю беседу.

— Помнишь, какие бургеры мы ели в Форт-Уолтоне? Ты была в восторге. Даже хотела взять с собой на наш пляж.

Наш пляж. Уединенный участок песка и прибоя, стиснутый между дюнами, маленький, удаленный от курортных и туристских мест. Они наткнулись на него во время прогулки. Были так увлечены разговорами о путешествиях и поисках сокровищ, что не заметили, как ушли очень далеко.

Это стал «их пляж». Место, где они уединялись, мечтали о будущем. Здесь он впервые сказал ей, что любит, и просил стать его женой. Здесь они в первый раз занимались любовью.

— Помнишь, ты придумала пикник при луне? Тогда я впервые был на пикнике.

Лорелей почувствовала в этих словах отзвук одиночества, тоски, и ее потянуло к нему. Она заставила себя отвернуться.

— С тех пор я ни разу не был на пикнике и даже не ходил ночью на берег, — сказал он охрипшим голосом.

Лорелей подняла на него глаза и почувствовала ненужный толчок желания.

— До конца своих дней не забуду ту ночь. На тебе были шорты и бледно-зеленая футболка, а волосы стянуты резинкой. — Голос звучал нежно, ласкал, соблазнял, и Лорелей перестала притворяться, что она ест. Опустив бургер, она смотрела на Джека. И незаметно для себя унеслась следом за ним в то лето, когда они остались одни на пляже...

— Что я говорила? Прекрасное место для пикника! — Лорелей прикончила остаток гамбургера и облизнула кончики пальцев.

— Да. Ты права, как всегда. — Джек схватил ее за руку. Она была в восторге. Возбужденная, счастливая, любящая. — Какая ты красивая...

— Ты тоже. — Она дерзко опрокинула его на одеяло, на котором лежала. — Поцелуй меня.

Джек наклонился над ней и потерся губами.

— Милая. Я люблю тебя, — пробормотал он.

Лорелей обхватила руками его лицо.

— И я люблю тебя.

— Всегда будешь любить?

—Всегда, — пообещала она и потянулась к нему.

Язык его нырнул меж ее губ, обдав жаром желания. Мерный шум волн, набегающих на берег, вызвал в ней бешеное сердцебиение. Рот ее приоткрылся. Джек вплел пальцы ей в волосы и подержал голову, сделав паузу, потом наклонился и взял то, что она ему предлагала. Он брал. Он давал. Он брал еще больше. Она всем своим существом впитывала его. Он придавил ее своим телом, она слышала тяжелое дыхание и ощущала твердый предмет, прижавшийся к ее животу.

Они и прежде целовались, но такого никогда не было. Он целовал ее отчаянно, дико, опасно, и в ней возникло опасное и дикое желание. Рука Джека поднималась вверх от ее бедра на талию, под футболку, на живот, на ребра. Он замер, когда понял, что на ней нет лифчика.

Под его руками ее груди напряглись, она невольно прогнулась, она хотела, чтобы он ее трогал, гладил, — кажется, она это сказала вслух.

Джек застонал, сдавил грудь руками, поцелуй его стал агрессивнее. Лорелей чуть с ума не сходила от эротического чувства, которое в ней вызывали эти руки, ласкающие голое тело. В ней нарастала боль, она высвободила руку и опустила ее ниже, чтобы сквозь ткань слаксов сжать этот твердый предмет.

Джек оторвался от нее и глотал воздух, как после марафона. Глаза пылали синим пламенем.

— Лорелей, милая, извини. Я не должен был заходить так далеко.

Она не сразу справилась с дыханием.

— Ничего, Джек. Все нормально. Нормально? У нее все болело — рот, грудь,

между бедер. Они же любят друг друга. Почему любящие не могут заниматься любовью? Джек взъерошил волосы.

— Лучше я отвезу тебя домой. Уже поздно. — Голос был какой-то скрипучий и измученный.

— Еще не поздно. Я не хочу домой, Джек. Поцелуй меня.

Лунный свет падал на его лицо. Черные кудри легли на воротник. Глаза потемнели от желания. Со сжатыми зубами он был особенно похож на опасного пирата.

— Дорогая, это неудачная мысль. Я не смогу остановиться, а я знаю, что ты думаешь о сексе до свадьбы.

— Я считаю, что мы женаты. Люби меня, Джек. Люби меня.

— Лорелей! Лорелей!

Она с трудом вернулась в настоящее. Джек смотрел на нее в упор.

— Что с тобой? Не понравился обед?

Она посмотрела на недоеденный гамбургер и сунула его в кастрюльку.

— Еда превосходная. Просто я устала больше, чем думала. — Ей надо убраться от него подальше, сбить это настроение, пока она не сделала какую-нибудь глупость. — Я думаю, нет смысла спрашивать, не отвезешь ли ты меня в Месу.

— Нет.

— Тогда я пошла спать. — Лорелей оттолкнула стул и встала. Стряхнула крошки со стола, высыпала их в мусорное ведро и пошла к двери в спальню. Чем скорее между ней и Джеком увеличится дистанция, тем лучше.

— Гм, Лорелей, надо кое-что обсудить.

— Подождет до завтра. Я вымоталась.

— Боюсь, это ждать не может.

— Ладно, — она обернулась. — В чем дело?

— Здесь только одна кровать.

 

Глава четвертая

— Значит, ты будешь спать на тахте, — заявила Лорелей и снова двинулась к закрытой двери.

— Лорелей!

— Что — еще?

— Тахта — это и есть кровать.

Она переводила взгляд с кушетки на Джека и обратно.

— Но я думала... — Она толкнула дверь, за которой, как она считала, находилась спальня, но обнаружила ванну и туалет. Она повернулась к нему, вспыхнув от злости, и свирепо выкрикнула: — Ты это специально подстроил!

— Нет.

— Я тебе не верю.

— И зря. — Джек начинал терять терпение. — Это правда, клянусь. Я вообще не думал, что мы будем здесь ночевать. Сейчас мы уже должны были быть в горах. Если б ты не упрямилась...

— Что?! Ты обвиняешь меня?! Ты, который похитил меня со свадьбы?

Джек вспыхнул.

— А что мне было делать? Ты отказалась со мной разговаривать, не дала даже объяснить. — Он понимал, что это не совсем справедливо, но не мог себе позволить опять ее потерять. — Я сделал то, что должен был сделать, — не позволил тебе выйти замуж за Герберта, не попытавшись сперва убедить, что это будет ошибкой.

— Единственная ошибка, которую я сделала, — это когда согласилась стать твоей женой.

Джек поморщился, как от боли, и скрипнул зубами.

— По крайней мере ты на это согласилась потому, что любила меня, а не потому, что у нас общие литературные вкусы.

— Ты ничего не знаешь про меня и Герберта!

— Кое-что знаю. Знаю, что вы не испытываете страсти. Той страсти, что была между нами десять лет назад и остается теперь, хочешь ты это признавать или нет. В следующие десять дней я тебе это докажу.

— Десять дней! Джек, ты шутишь.

При виде ужаса на ее лице в Джеке зашевелились укоры совести, но он быстро подавил их.

— Нисколько. Я хочу попытаться изменить твое мнение обо мне, о нас.

— Нет никаких «нас».

— Это мы и должны выяснить.

Она прищурилась.

— А через десять дней ты отвезешь меня в Месу?

— Если у тебя еще останется желание. Если за это время я не смогу убедить тебя, что мы созданы друг для друга, я отвезу тебя к Герберту и исчезну из твоей жизни. — От одной этой мысли у него замутило в животе.

— Мне не нужно десять дней. Я могу прямо сейчас сказать, что не передумаю.

— Это мы и должны вместе выяснить.

Она вскинула голову.

— А что, если я не поеду с тобой?

— У тебя нет выбора, — твердо сказал он. Он был уверен, что они принадлежат друг другу, — как и в том, что его карта настоящая и приведет его к сокровищам Голландца. — Или ты сама пойдешь, или, если придется, я тебя потащу. Знаешь, а это неплохая идея, — он сверкнул улыбкой, надеясь настроить ее на благодушный лад, — мне всегда нравилось держать тебя в руках.

Она одарила его яростным взглядом, схватила сумку и распахнула дверь ванной.

— Ты помойся, а я пока тут приберу, — сказал Джек и моргнул от стука захлопнувшейся перед его носом двери. Он вздохнул. Битва еще не окончена, и Лорелей еще может попытаться сбежать, но хотя бы не спорит уже по вопросу о кровати.

Джек выключил свет и стал застилать тахту простынями. Он покончил с этим, а Лорелей все не выходила из ванной. Вода давно перестала шуметь. Вдруг эта дурочка улизнула? Когда он включал генератор, то заметил окошко, но оно слишком маленькое, и не сумасшедшая же она — убегать в темноте. Но с ней ни в чем нельзя быть уверенным. Несмотря на ее утверждения, что она стала взрослой и не поддается на выходки вроде охоты за сокровищами, в Лорелей оставался дух приключений и риска.

— Лорелей, как ты там?

— Плохо! — Судя по голосу, она была вне себя.

— А в чем дело?

Дверь рывком отворилась.

— Дело в том, что моя сестрица положила только это. — В лицо ему полетел кусок черного шелка. Джек поймал его на лету, посмотрел и решил, что такая ночная рубашка прикрывает тело не лучше, чем полиэтиленовая обертка. — Ну? Что скажешь?

Держа ночнушку в вытянутой руке, Джек прикидывал, как она будет смотреться на Лорелей.

— Джек!

— Можешь не надевать, я не настаиваю. — Он не скрывал усмешку.

Лорелей с воплем вырвала у него из рук предмет ссоры.

— Ты должен дать мне свою рубашку.

Джек не стал спорить. Потому что спать рядом с Лорелей, одетой в эту штуку, было бы нелегко. Он порылся в своих вещах и достал клетчатую черно-красную рубашку. Она вырвала ее у него и снова скрылась в ванной, хлопнув дверью.

Когда она вышла, Джек подумал, что это не лучше, чем прозрачная ночнушка. Вид Лорелей в его рубашке будил воображение. Каштановые волосы, лицо в форме сердечка, рот, созданный для поцелуев, глаза цвета жженого сахара. Нежная молочно-белая кожа, длинная грациозная шея над чопорно застегнутым воротничком. Рубашка мягко облегает полную грудь, нависает над тонкой талией, ложится на круглые бедра и заканчивается над коленями.

Джек с удивлением подумал, как он мог прожить десять лет, не занимаясь любовью с Лорелей, если не знает, как прожить одну ночь. Вот он одну за другой расстегивает на ней пуговицы, снимает с плеч рубашку, наклоняется губами к одной груди, потом к другой, потом...

— Ты будешь спать в машине.

Джек очнулся. Лорелей, подбоченясь, враждебно уставилась на него.

Конец лучезарным мечтаниям.

— И не подумаю. Кровать королевских размеров, хватит места для обоих.

— Тогда я буду спать в машине, — с вызовом сказала она.

— Чушь.

— Не чушь, если я это говорю! Я не собираюсь спать с тобой в одной кровати!

Он расплылся в улыбке.

— В чем дело, дорогая? Боишься, что не сможешь удержаться и примешься меня обнимать?

— А ты бы хотел!

— О да. Ты не представляешь себе, как я этого хочу. — Если бы вернуться на десять лет назад! Тогда он не пошел бы нырять за кладом, сколько бы денег это ни сулило. Помчался бы в ту судейскую комнату и женился на ней. Грудь сжимало тоской, когда он смотрел на нее и думал, как много потерял, сделав тогда неверный выбор. Ну что ж, прошлое не вернешь, но это не значит, что нельзя исправить положение. Карта шахты привела его снова к ней, а похитив Лорелей, он украл для себя еще один шанс, и на этот раз не упустит его. Ради них обоих.

С такими мыслями Джек подхватил свои шмотки и направился в ванную. Он заметил, что Лорелей смотрит на стол, куда он бросил ключи от машины, но не остановился. Включив душ, разделся, считая при этом от двадцати в обратном направлении. Когда дошел до единицы, обвязал полотенцем бедра и открыл дверь в комнату. Лорелей стояла у стола, протягивая руку к ключам. Гул кондиционера и шум воды заглушали его шаги, и он подошел вплотную.

— Собралась в ночной круиз?

Лорелей резко обернулась и уткнулась ему в грудь. Джек выхватил ключи у нее из-под рук. Она судорожно вздохнула. Сквозь разделявшую их ткань рубашки он ощущал острые соски. Бедром она задела его ноги, и тело Джека мгновенно отреагировало, мужской орган уткнулся ей в живот, и глаза ее округлились, а во рту пересохло.

— Я думала, ты в душе, — напала она первой.

— Пошел в душ, но решил, что ключи лучше взять с собой. Я буду в восторге, если ты зайдешь ко мне, чтобы снова их стащить.

— Остуди получше голову, Сторм, — съязвила она и отвернулась от него.

Когда пятнадцать минут спустя он вышел из ванной, он не только голову остудил, но и все тело долго продержал под холодной водой. Не помогло. Не брала ни дневная усталость, ни предыдущая короткая ночь — он спал только четыре часа, потому что после того, как удалось уговорить Дезире, пришлось носиться быстрее, чем ищейка на охоте, чтобы все устроить. Похищение Лорелей и необходимость целый день с ней сражаться только распалили его.

Щелкнув выключателем, Джек тихо двинулся к тахте. Лунный свет, пробивавшийся в окно, омывал мягкие линии ее тела. Она свернулась в дальнем углу кровати спиной к нему. Золотистые волосы рассыпались по плечам и подушке.

Стараясь не потревожить ее, Джек растянулся на постели, но только голова его коснулась подушки, как он уловил ее запах — не избитый запах роз или маргариток, а что-то вроде аромата свежескошенного сена.

Лорелей тихо спала рядом с ним, простыня облегала длинные стройные ноги. Джек вздохнул. Он закинул руки за голову и уставился в потолок. Надо было подготовиться. Впереди его ждала очень длинная ночь.

Лорелей во сне прижалась поближе к теплу и улыбнулась, наслаждаясь ощущением сильных рук, обнявших ее, и теплой ладони на ягодице.

Ладонь на ягодице?!

Глаза ее распахнулись, и она увидела рядом спящего Джека — красивый темноволосый ангел, с острыми скулами, густыми черными ресницами и ртом поэта.

О Господи, как же я тут очутилась?

Она вспомнила, как среди ночи, озябнув, придвинулась к чему-то теплому в постели — выходит, это был Джек.

Не снимая руку с его груди, Лорелей попыталась высвободить ногу. Джек шевельнулся во сне и прижал ее ладонью еще плотнее.

Прикусив губу, Лорелей обдумывала, как быть. Нельзя, чтобы он проснулся и застал ее в таком положении. Она вгляделась в спящее лицо и заметила тонкие морщинки в уголках глаз. Раньше их не было. В темных волосах сверкали серебряные пряди, а на левом виске появился бледный шрам.

Десять лет назад при виде этого рта у нее подгибались коленки, и теперь ее пронизала дрожь при воспоминании о том, каким он вчера был жарким и требовательным.

Ее охватила паника. Надо бежать. Так или иначе. Она не вынесет десять дней в горах и раскроет себя. Он и так уже понял, что ее влечет к нему. Сильнейшее чувство, которое она к нему испытывала, как-то ухитрилось выжить после нанесенного оскорбления.

Он не пришел, и ей было так больно, что она не могла с ним даже говорить, когда он наконец позвонил. А потом шли дни за днями, он не появлялся и не звонил, и она поняла, что только дура может доверять Джеку. Ее беспокоило, как сказать родителям, что она беременна и брошена.

Но говорить не пришлось — она потеряла ребенка. Лорелей зажмурилась от боли, охватившей ее при этом воспоминании. Пусть ему было только шесть недель и Джек не знал, что она беременна. С горькой усмешкой она вспомнила, как решила не говорить ему о ребенке, пока они не поженятся, хотела убедиться, что он женится по любви, а не из чувства долга. Все было напрасно. Он просто не пришел.

Она поклялась, что никогда больше не даст так себя ранить, никогда никого не полюбит так, как любила Джека. Это ей удалось.

А когда он вошел в книжный магазин, обнял ее и поцеловал, она была потрясена открытием, что не сумела вырвать его из сердца. Джек Сторм был для нее так же опасен, как десять лет назад. Нельзя дать себе снова его полюбить. Десять дней в горах? О нет. Риск слишком велик.

У нее под рукой ровно билось сердце, мерно дышала грудь — Джек крепко спал. Заснул от изнеможения, решила Лорелей. Ночью он долго вертелся с боку на бок; дважды она, просыпаясь, видела, что он вставал и выходил. Теперь спит мертвым сном. Если бежать, то сейчас.

Она осторожно высвободила ногу — он не проснулся. Сняла руку с его груди и отодвинулась. Переложила его руку со своего плеча ему на ногу. Он пошевелился, и рука легла ей на бедро.

Лорелей замерла, прислушиваясь к его дыханию. Когда показалось, что он снова впал в глубокий сон, сняла руку — и он тотчас положил ее ей на грудь. Округлившимися глазами Лорелей смотрела, как его пальцы, пользуясь тем, что ее рубашка расстегнута, медленно подкрадывались к соску.

Чтобы остановить волны наслаждения и пытки, Лорелей ухватила его запястье, сняла с себя руку и откатилась. Рука Джека накрыла ее, подтащила к себе и прижала к нижней части тела — очень напряженной части тела.

Лорелей вскипела от ярости. Отпрянув, она вскочила и уставилась в смеющиеся синие глаза Джека.

— Доброе утро, красавица, — на губах его сверкнула улыбка, он приподнялся и чмокнул ее в губы.

— Ты... ты негодяй! Всё твои паршивые трюки! Я думала, ты спишь!

— Я спал. Но проснулся, вижу — ты лежишь в моих руках, и подумал, что умер и оказался в раю. — Он похлопал рукой по кровати. — Иди сюда, прижмись ко мне, я хочу опять заснуть.

Лорелей швырнула в него подушку.

— Я старалась не разбудить тебя, дурак! Я знала, что ты не спал ночью.

— Эй, я тут ни при чем, это ты виновата, что я не спал.

— Почему это я?

— Я все время думал, впору ли тебе пришлась моя рубашка. — Он оглядел ее и засмеялся. — Черт возьми, прекрасно смотрится! — Голос его вдруг охрип, и ей стало так же тяжело дышать, как и ему.

Она опустила глаза и увидела, что верхние пуговицы расстегнуты и открывают грудь. Залившись краской, она отвернулась и сжала ворот.

— Лорелей... — Джек прошептал ее имя с такой мольбой, что она еле удержалась, чтобы не обернуться. Он нежно сжал ее сзади за плечи и приподнял волосы, накрывающие шею.

Не надо. Но слова застряли в горле. Она закрыла глаза, и он тихо поцеловал ее в шею.

— Я хочу тебя, Лорелей, а ты хочешь меня.

— Неправда. — Однако это было так. Помоги мне, Господи, его прикосновения жгут как огнем.

— Правда. Иди в кровать, дорогая. Мы оба этого хотим.

Да, она этого хочет. Как приятно будет отдаться сладкому жару в груди и заняться любовью с Джеком... Его руки прошлись по спине и спустились к талии. Она ослабела, ноги подкосились, а он прижал ее к себе, продолжая целовать в чувствительную точку на шее.

— Позволь мне любить тебя, — пробормотал он, лаская языком ушную раковину. Потом повернул ее к себе лицом. — Посмотри на меня, Лорелей.

Она с усилием открыла глаза и погладила его по щеке. Он перехватил ее пальцы и поднес к губам. Ей показалось, она тонет. Она теснее прижалась к нему.

— Джек. — Опять коснулась лица.

Вдруг глаза его расширились, лицо побледнело, и он издал оглушительный вопль.

 

Глава пятая

Да здравствуют пауки, подумала Лорелей, глядя, как Джек попятился от угла, где сидел тарантул. Если бы он не углядел это мохнатое черно-оранжевое чудовище, она бы поддалась искушению и забралась к нему в постель.

Не дай Бог. Неизвестно, что хуже — укус тарантула или занятие любовью с Джеком. Судя по ее аллергической реакции на укусы насекомых, этот волосатый урод может оказаться для нее смертельным; но можно воспользоваться им как средством заставить Джека вернуться в Месу.

Лорелей захлопнула чемодан и защелкнула замки. Она забавлялась зрелищем ужаса, написанного на лице Джека, его бесчисленными «О Господи», «Черт побери» и «Ну надо же», пока он не толкнул ее обратно на тахту. Смена настроения у Джека привела ее в чувство. За все время, что она знала Джека, ей и в голову не приходило, что он боится пауков.

— Ты готова ехать? — спросил он, косясь в угол, где тарантул метнулся к щели в полу и скрылся.

— Готова, — сказала она и хихикнула.

— Ничего смешного. — Он взял чемодан.

— И все же смешно.

С покрасневшим лицом он вышел из хижины, запер ее на ключ и отнес чемодан в машину.

— Кто бы мог подумать, что огромный парень Джек Сторм, храбрейший в мире охотник за сокровищами, испугался малюсенького паука!

— Он был не маленький. Он был огромный.

— Тебе виднее, — усмехнулась она, глядя, как Джек засовывает ключ от хижины под горшок с кактусом. Вообще-то паук был величиной с кулак, и она тоже испугалась бы, если бы на него смотрела, но, к счастью, была поглощена поцелуем и только краем глаза видела что-то оранжево-черное, а когда пришла в себя, паук уже скрылся, оставив Джека с вытаращенными глазами и побелевшим лицом. Она до сих пор содрогалась от мысли, что Джек оставил попытку соблазнить ее — а это ему почти удалось — только из-за того, что испугался паука.

— И все-таки он был огромный, — настойчиво повторил Джек и сел в машину. — И очень опасный. Представляешь, если бы эта тварь кого-нибудь из нас укусила? Укус тарантула очень болезненный, а ближайшая больница осталась на Развилке Апачей.

Лорелей знала, что он прав. Когда она переехала в Аризону и впервые отправилась в пустыню, ее предупредили, что геккон и ящерица-ядозуб не слишком опасны, а укус тарантула хоть и очень болезненный, но не всегда смертельный. Для нее-то он точно будет смертельным, она знала это по детскому опыту, когда ее укусила пчела. Поэтому старалась с ними не встречаться.

— Послушай, Джек, может, ты передумаешь тащиться в горы на поиски этой выдуманной золотой шахты?

— Шахта Голландца — не выдумка, она существует. И мы ее найдем, — твердо заключил он, и джип тронулся в путь.

— Я слышала, там в горах полно всяких пауков.

— Будем держаться от них подальше.

— Подготовь же меня, скажи, чего ты еще боишься? Может быть, ящериц? Или змей? — По правде говоря, от одной мысли об этих созданиях ее бросало в дрожь.

— Их я не боюсь, — он стрельнул в нее игривым взглядом. — Если придется искать пропитание, у змей очень вкусное мясо.

Лорелей содрогнулась.

— Не то что есть змею — даже увидеть ее для меня то же, что для тебя увидеть тарантула.

— Как я понимаю, ты позволишь мне защищать тебя от змей?

— А кто защитит тебя от пауков? — выпалила она. И кто защитит ее от него?

Джек расплылся в улыбке.

— Придется довериться тебе.

— На твоем месте я бы на это не слишком рассчитывала.

— Признайся, дорогая, ты по-прежнему питаешь ко мне кое-какие чувства.

— Чувство презрения тебя устроит?

Он не рассердился.

— Если бы я был тебе неприятен и ты действительно хотела бежать, надо было это сделать ночью, когда я спал как убитый.

— Ты себя недооцениваешь, Сторм. Ты спрятал ключи. Или забыл?

— Надо было опять их стащить.

Эта мысль приходила ей в голову, но Джек сунул ключи в карман, а она не рискнула вытащить их из штанов, в которых он лег спать. Но она не станет в этом признаваться.

— Я решила, что не стоит рисковать головой, ночью разыскивая дорогу в горах.

— Значит, я могу не бояться, что ты убьешь меня во сне, чтобы украсть машину.

— Я могла бы убить тебя, Джек, только прикидываю, стоит ли, ведь потом придется сидеть в тюрьме.

— Так-то ты разговариваешь с человеком, за которого собираешься замуж?

— Джек! — проскрежетала она.

Он хохотнул.

— Смотри правде в лицо, Лорелей: ты любишь меня так же, как я тебя.

Она рассвирепела — отчасти потому, что это была правда. Чем иначе можно объяснить тоску в груди при мысли о нем, сердцебиение от одного его взгляда? Но любить Джека Сторма опасно! Сколько бы он ни любил ее, она всегда будет у него на втором месте. На первом — приключения. Это он уже однажды доказал.

— Любишь ты фантазировать.

— Очень, особенно про то, как мы поженимся.

— Я выйду замуж только за Герберта. Джек опять рассмеялся.

— Как хорошо, что актрисой стала твоя сестрица, а не ты. Потому что притворщица из тебя никудышная. Думаешь, я забыл, как ты меня вчера целовала? — Он перестал смеяться. — Не обманывай себя. Если бы не появился этот мохнатый монстр, мы бы сейчас были в хижине, и я бы погрузился в тебя, а ты повторяла бы мое имя. — Он бросил на нее мрачный и пугающий взгляд. — Могу поспорить: когда в следующий раз ты окажешься в моих руках, горячая, льнущая, меня не остановят целые полчища пауков.

Дрожь возбуждения прокатилась по ее телу. Нет уж, к черту.

— Следующего раза не будет, — пообещала она. — Я сбегу при первой же возможности.

— Что ж, значит, у тебя не будет этой возможности.

И следующие несколько часов возможности не было. Джек гнал машину через лес, полный москитов, по бесконечной, пыльной, зубодробительной дороге. А когда наконец остановился и предложил размять ноги, Лорелей охотно согласилась.

Но только она вышла из машины, где был кондиционер, в лицо ударил зной, чуть не выбив из нее дух.

— Не хочешь пройтись? — предложил Джек.

— А если не хочу? — с вызовом сказала она, удивляясь, почему жара на него не действует.

— Можно поесть и в машине, но неподалеку есть прелестное местечко среди деревьев, и будет жаль, если ты его не увидишь только из желания досадить мне.

Господи, неужели ее так легко раскусить?

— Ладно, все равно размять ноги необходимо.

Лорелей огляделась. Перед ними простирался широкий каньон. Черное с прозеленью скалистое образование поднималось как пальцы, указывающие в белесое от зноя небо. Она вспомнила о том, как индейцы пима боялись этих гор, их суеверия и дали название горам.

— Эй, городская девочка, ты идешь?

Джек пристегнул к ремню фляжку, достал рюкзак и выудил оттуда футляр с солнечными щитками.

— Надень, если не хочешь обгореть. Я знаю, как ты не любишь, когда нос шелушится.

Лорелей протянула руку, но он не сразу отдал. С усмешкой смерил ее взглядом с головы до ног и спросил:

— Может, лучше я сам их на тебя нацеплю?

Лорелей вырвала у него футляр и отвернулась. Сев на камень, быстро прикрепила щитки к рукам, ногам и на нос, спиной ощущая жар — от солнца, конечно, а не оттого, что Джек на нее смотрит. Злая как черт, она встала.

— Ты собираешься идти или до конца дня будешь тут стоять и пялиться на меня, как какой-то молокосос?

Джек опять смерил ее взглядом и поскреб челюсть, как бы размышляя.

— Джек!

— Ну ладно, идем, — смилостивился он.

Неохотно взяв Джека за руку, Лорелей пробралась следом за ним через трещину в скале в глубь каньона. Они прошли по нижней площадке мимо огромных кактусов и деревьев чолас, утыканных шипами, и когда поднялись наверх, при виде открывшейся картины она забыла обо всем. Вылизанный ветрами горный хребет извивался, как желто-лиловый флаг. Над ним вздымались пятидесятифутовые каменные пальцы, создавая запутанный лабиринт проходов. Ей нестерпимо захотелось узнать, куда ведет каждый из них.

— Впечатляет? — спросил Джек. Он расположился на площадке под утесом и распаковывал рюкзак.

— Да, — сказала Лорелей, принимая у него из рук хлеб, сыр и сосиску. — Ручаюсь, весной это еще более захватывающее зрелище. — Она представила себе, как скальные террасы покроет высокая трава и цветы размером с десертную ложку будут колыхаться на ветру.

— Приедем весной и посмотрим.

Упоминание о будущем сразу вернуло Лорелей к мыслям о настоящем. Опять она попалась в сети, которые Джек так ловко расставляет. Нет, она не поддастся его обаянию; это будет так же болезненно, как укус тарантула. Надо бежать.

* * *

Джек вел машину и краем глаза поглядывал на Лорелей. Казалось, было видно, как в голове у нее крутятся шарики, когда она вот так молча сидит, смотрит, изучает окрестности, оглядывается на дорогу, по которой проехали.

Как бы проникнуть в эту головку на пяток минут? Неужели она не понимает, что он все видит? Неужели думает, что он ее отпустит?

Джек нахмурился. По мере того как они углублялись в горы, ехать становилось все труднее. Смесь гравия с землей перешла в пыль, дорога сузилась. Черт побери, он опытный водитель, но и он не поехал бы здесь в темноте. Однако, зная упрямство Лорелей, Джек сомневался, что ее остановит такой пустяк, как темнота; а судя по тому, как солнце играет с ними за западным хребтом, то накрывая тенью, то выпуская на свет, скоро дорога, еле различимая и при дневном свете, погрузится в чернильную темноту ночи.

Полчаса спустя на белесом небе появилась луна, и Джек остановил джип возле поляны.

— Считаем, что день закончен; будем устраиваться на ночлег. — Оставив ключи в замке, он вышел из машины и осмотрел ее. Отметил взгляд, который Лорелей бросила на ключи, и стал разгружать багажник. — Пойду поставлю палатку. Вон в той сумке продукты. Может, приготовишь пока что-нибудь поесть?

— Что именно?

— Без разницы. Я ем все, — сказал он и, опять отметив взгляд, брошенный на ключи, обошел машину, выдернул их и сунул в карман. — Чуть не забыл.

— Боишься, что я украду машину, а тебя брошу здесь?

— А ты можешь?

Она вздернула подбородок.

— Нет. Но не из-за угрызений совести.

— Я на это и не рассчитывал, — сказал Джек, взвалив на плечо палатку.

— Как я уже тебе говорила, я не идиотка, чтобы искать дорогу в темноте. Подожду до утра.

— Что ж, значит, не придется на ночь надевать на тебя наручники.

— Что-о-о?

— Вообще-то я думал связать тебя. Но раз ты говоришь, что не собираешься удирать, то не буду этого делать. — Забавляясь ее потрясенным видом, Джек чмокнул ее в приоткрытый рот. — А пока взяла бы ты этот пакет с продуктами.

Не оглядываясь, он пошел вниз на поляну. Под ногами хрустели камушки. Услышав, как хлопнула дверца джипа, он ухмыльнулся. Лорелей пробурчала что-то насчет тупоголовых пиратов и пошла следом за ним.

Пока он, насвистывая, ставил палатку, она вынимала и раскладывала продукты.

— Как продвигается обед?

— Единственное более или менее аппетитное — это тушенка.

— Прекрасная вещь тушенка.

— Твое одобрение не требуется. Будем есть из банки или подогреем?

Джек забил еще один колышек.

— Решай сама. Если хочешь подогреть — в машине есть плитка. А если наберешь хвороста, я разожгу костер. Или ешь холодную. Выбирай.

К счастью, Лорелей выбрала горячее. Опускалось солнце, а с ним и температура воздуха. Даже ходьба становилась чем-то вроде упражнения по аэробике с погружением в прохладные потоки воздуха.

— Замерзла? — спросил Джек, глядя, как Лорелей потирает руки.

— Немножко. — Она придвинулась к огню и налила себе кружку кофе.

— Радуйся, пока можно. Встанет солнце, и опять будет жара.

Лорелей застонала.

— Кажется, нет смысла еще раз просить тебя бросить свою безумную идею насчет шахты?

— Нет.

— Ты хоть знаешь, куда ехать? Или просто будешь таскать меня за собой еще восемь дней?

— Я знаю, куда ехать. По крайней мере общее направление. Не волнуйся, уже недалеко. Завтра мы доберемся до места, где у нас будет базовый лагерь. Дальше пешком.

Лорелей застыла, не донеся кружку до рта.

— Мы бросим машину?

Он кивнул.

— Машина там не пройдет. Хорошо еще, если найдется тропинка.

— Джек, но это безумие! Люди ищут шахту Голландца сотню лет, и никому не удалось найти.

— У них не было карты. У меня есть.

— Половина магазинов Аризоны продает эти паршивые карты!

— А у меня настоящая. Та, которую Якоб Вальц, умирая, дал Джулии Томас.

Лорелей нахмурилась.

— Этой булочнице, которая ухаживала за ним во время болезни?

— Да, — ответил Джек, довольный, что ей известна легенда.

— Ты хочешь сказать, что всю эту охоту за дикими гусями устроил потому, что у тебя в руках бумажка с какими-то каракулями и считается, что сам Голландец дал ее булочнице?

— Ее дал он, — твердо сказал Джек. Они много лет дружили, он был благодарен ей за уход. Он знал, что умирает, что сам никогда больше не попадет туда, и отдал ей карту, на которой обозначено, где находится шахта.

— Джек, Джек...

— Это правда. И карта теперь у меня. — В доказательство Джек вынул из рюкзака пластиковый пакет с потрепанным, блеклым листом. — Вот она. Смотри.

Лорелей посмотрела на корявый рисунок и вернула его.

Она не верит, что он подлинный, это видно по ее глазам. Джека охватили сомнения. Неужели он ошибается? И все это, как она сказала, — охота за дикими гусями?

— Если карта подлинная, почему же твоя Джулия Томас сама не пошла искать золото Голландца? Почему никто другой не нашел шахту?

— Потому что они — это не я. И у них не было тебя на счастье. Ты — моя фортуна, Лорелей. — Он намотал на палец прядь ее волос. — Как только я увидел тебя в магазине, то сразу понял, что карта настоящая. На этот раз я отхвачу здоровый куш. Карта привела меня к тебе, а с тобой я найду шахту.

— Нет. — Лорелей увернулась от поцелуя и встала. В ее надтреснутом голосе, в ее глазах Джек уловил страдание. — Вот, значит, почему я оказалась здесь? Потому что якобы притягиваю удачу?

Отбросив карту, он встал, подошел к ней и обнял за плечи. Пролетел порыв ветра, и огонь затрепетал на ветру.

— Ты оказалась здесь потому, что я люблю тебя. Дай мне попробовать еще раз.

— Попробовать что? Снова разбить мне сердце?

— Меньше всего на свете я хочу обидеть тебя.

— Тогда почему же тебе понадобилось десять лет, чтобы прийти?

В глазах ее были злость и презрение, и он понимал, что заслуживает то и другое.

— Я звонил...

— Два раза. Ты позвонил два раза. Мне было слишком больно, я отказалась с тобой разговаривать, а ты не потрудился позвонить еще раз. Тем более прийти.

— Я не мог. Корабль стоял только три часа, надо было грузить оборудование. Я вернулся через месяц, но тебя уже не было. — Он вспомнил, какая его охватила паника. — Я написал письмо, надеялся, что тебе передадут.

— Передали.

— Да, но ты его не читала. Вернула нераспечатанным.

— Ты меня обвиняешь?

— Нет, — упавшим голосом сказал Джек. Он обвинял себя. — Я понимал, что ты имеешь полное право злиться, даже ненавидеть меня. Поэтому и решил тогда не гнаться сразу за тобой. Решил, что лучше дать нам обоим время.

— Это могло бы меня сокрушить, но уверяю тебя, Джек, мне не понадобилось десять лет, чтобы переступить через тебя.

— Я не это имел в виду.

— Мне хватило нескольких недель, чтобы понять, какую ошибку я чуть не совершила.

— Черт побери, это не ошибка.

— Тогда почему же тебя не было десять лет?

— Потому что я хотел... — Джек осекся. Он хотел прежде добиться победы. Прийти к ней победителем, доказать, что его обещания не были пустыми. — Хотел иметь возможность предложить тебе больше, чем мечты и обещания.

— И что же ты предлагаешь мне теперь?

Слова были острыми, как клинок, и разили прямо в сердце.

— Если я окажусь прав, я отдам тебе золото Голландца.

— Не хочу. Меня никогда не интересовали деньги. Мне не нужно это проклятое золото.

— Чушь. Я его найду и отдам тебе. Честное слово. — Он взял ее лицо в ладони и склонился над ней.

— Не надо, — прошептала она, сжав пальцами его запястья.

— Надо. Потому что я люблю тебя. Всегда любил. Всегда буду любить. Пожалуйста, Лорелей, дай мне еще шанс.

На миг ему показалось, что она откажется, и сердце его остановилось. Но она закрыла глаза, тело ее обмякло, и она прильнула к нему. В нем вскипело такое желание, что задрожали руки, но он пересилил себя и поцеловал ее медленно и нежно. Когда она раздвинула губы, он застонал.

Дикий звериный крик прорезал тишину ночи, и Лорелей отпрянула.

— Ч-что это такое?

Его тело было натянуто, как тетива, а он глотал воздух, как после марафона.

— Какой-то койот нашел добычу.

Лорелей содрогнулась.

— Спасибо. Мало того, что я не буду спать, опасаясь, как бы в палатку не залезли пауки и змеи, теперь еще имею приятную перспективу стать добычей койота.

Джек не видел причины отказываться от возможностей, которые ему предоставил ее страх. Он притянул ее поближе, гладил вверх и вниз по спине.

— Не бойся. Койоты нас не тронут.

— Откуда ты знаешь? Я слышала, они ходят стаями. Даже нападают на собак крупнее себя. Что им мешает прийти сюда?

— Не придут, — пробормотал он и поцеловал чувствительное место под ушком. — Во-первых, у них и так много тварей на поживу. Во-вторых, их отпугнет костер.

— А если... если он погаснет? — Голос ее был хриплый и жаркий. Джек изнывал. Тело напряглось, стало каменным, а он всего лишь поцеловал ее.

— Тогда койоту придется сначала съесть меня, потому что я не выпущу тебя из рук.

Лорелей слегка отстранилась и подозрительно уставилась на него.

— Что это значит?

— Это значит, что мы будем спать в одной палатке, — расплылся в улыбке Джек. — А если ты все равно боишься, можем залезть в один спальный мешок.

Лорелей уперлась руками ему в грудь.

— И не мечтай. Лучше койоты.

 

Глава шестая

Лорелей не спала почти всю ночь. То она выглядывала, нет ли койотов, то смотрела на мирно спящего Джека и прислушивалась к его ровному дыханию. Да и кто бы заснул рядом с таким возбуждающим, полуголым красавцем?

Назойливое насекомое щекотало уголок рта — на этот раз не мотылек. Мужские губы! Лорелей открыла глаза.

— Доброе утро, красавица, — улыбнулся Джек и поцеловал ее. — Пора вставать.

— Убирайся. — Она закрыла глаза. Она была не из тех, кто рано встает, и не верила, что можно начинать день с ясными глазами и бодрой улыбкой.

— Не уберусь. — Он поцеловал ее покрепче.

Теплые губы были так соблазнительны... Лорелей застонала и повернулась на другой бок. От этого застонали все мышцы, бурно протестуя против лежания на твердой земле.

— Тот, кто пустил слух, что хорошо спать в палатке, садист и лжец.

— Ну что ты, лапочка. Я спал как бревно. Что может быть лучше, чем провести ночь под звездами, вдыхая чистый горный воздух!

— Джек!

— Да?

— Пойди прыгни с утеса.

— Да мы, кажется, не выспались? — весело спросил он.

Лорелей снова застонала и свернулась калачиком, мечтая еще поспать.

— Ничего, следующая ночь будет лучше.

— У меня еще эта не закончилась, — сообщила она с закрытыми глазами. — Еще солнце не вставало.

Джек засмеялся.

— Дорогая, очень не хочется тебя огорчать, но это не луна светит, это солнце. Уже почти шесть часов.

— Неужели? Я только что заснула. — Лорелей зевнула. — Может, ты пойдешь поищешь сокровища, а меня разбудишь через два часа?

— Извини, не могу. Мы вместе ищем сокровища Голландца, а раз так, то надо идти вместе. Так что вставай — и вперед.

Она не шелохнулась, и он шлепнул ее по заду.

Лорелей повернулась, и мышцы снова высказали свое неодобрение. Она взмолилась:

— Придержи свои руки, Сторм. Или я сама сброшу тебя с утеса.

Он отпрянул как бы в испуге.

— Да ты никак со мной заигрываешь? Отлично, я вступаю в игру!

Лорелей зажмурилась. Несносный человек. От его дьявольской улыбки и игривой шуточки у нее участился пульс.

— Как ни соблазнительна идея предаться любви, с этим придется подождать. Нам пора двигаться. — Он впечатал поцелуй в ее губы. — Кофе горячий. Вставай, одевайся, а я пока приготовлю тебе завтрак.

Он ушел, оставив на губах вкус поцелуя. Лорелей потрогала рот. Что толку обманывать себя — она испытывает сильнейшее чувство к Джеку. Притяжение между ними сейчас не меньше, чем десять лет назад; даже сильнее, потому что теперь она больше знает.

Прекрати, приказала себе Лорелей. Вылезла из спального мешка, достала из рюкзака шорты и блузку и надела. Села завязать шнурки на ботинках — и увидела возле рюкзака бумажник и ключи.

С бьющимся сердцем Лорелей бросила взгляд на открытый полог палатки. Джек, насвистывая, колдовал над костром. Если бежать, то сейчас. Еще один день с ним — и никто не знает, на что толкнут ее проклятые гормоны.

— Лорелей!

Она подскочила, оглянулась и обнаружила, что рядом его нет.

— Что? — откликнулась она, сдерживая биение сердца.

— Я начинаю делать яичницу. Если через две минуты ты не придешь, я принесу ее в палатку и накормлю тебя с ложечки. А после этого залезу к тебе в мешок.

— Иду, — отозвалась она, схватила ключи, сунула их в карман и вышла из палатки.

— Я так и знал, что это заставит тебя пошевелиться, — приветствовал ее у костра Джек. Лорелей молча прошла к пятачку, который вчера был объявлен обеденным столом, ощущая тяжесть ключей в кармане и опасаясь, что в любую минуту Джек может обнаружить пропажу.

Но он только посмотрел на нее, как бы лаская взглядом, и она занервничала совсем по другому поводу. Да нет, решила она, все правильно. Надо бежать, пока совсем в него не влюбилась.

— Как ты себя чувствуешь? Ты раскраснелась.

— Возможно, оттого, что сейчас у меня должен был начаться медовый месяц, а я таскаюсь по горам, потому что тебе взбрело в голову искать золотую шахту.

Джек закусил губы. По шее и напряженному лицу разлилась краска. Неужели он все-таки чувствует себя виноватым?

— Ты что-то говорил про кофе, — она перешла на более безопасную тему.

Он подал ей кружку, и она обхватила ее обеими руками, чтобы он не увидел, как дрожат у нее пальцы.

— Пожалуйста. Глазунья с беконом с хрустящей корочкой, как ты любишь.

— А ты почему не ешь?

— Я поел еще час назад. Составлю тебе компанию, когда будешь пить кофе.

Ничего себе! Как же она подберется к джипу, если он будет тут сидеть и смотреть? Лорелей ела и обдумывала, как быть дальше. Она в хорошей форме, но ей его не обогнать. Он весь состоит из мускулов, накачанных отнюдь не в спортзале.

— Ты сегодня очень тихая. — Он налил себе кофе и сел напротив нее.

— По утрам я не склонна болтать.

Джек отставил кружку, закинул руки за голову и прислонился к скале, вытянув длинные ноги.

— Да, я помню, тебя до полудня нельзя было вытащить на пляж.

— Не вижу смысла плавать по утрам и студить задницу.

— Ага. А я еще предлагал согреть твой хорошенький задик. Я и сейчас не прочь. — Темные волосы упали ему на лоб. Дерзок и соблазнителен как черт.

— Нет уж, спасибо. — Лорелей уткнулась взглядом в тарелку. Ну почему он такой красивый? И почему так забилось сердце при словах, что он ее согреет?

— Как яичница? — Джек решил не давить на нее.

— Прекрасно. — Лорелей с трудом проглотила еще кусок.

— Ну вот и хорошо. Набирайся сил. Жара в пустыне — не то что в городе, она жестокая, отбирает всю энергию. А у нас впереди целый день работы.

Значит, если она собралась бежать, у нее мало времени.

— Ты что, будешь сегодня искать шахту?

— Завтра. Ехать недолго, но мы должны поставить базовый лагерь. Потом, может, ты посмотришь со мной карту и решишь, откуда начать.

— Ты хочешь, чтобы я помогла решить, где искать?

— Вот именно. Раньше ты любила разбираться в картах, и тебе это хорошо удавалось.

— Откуда ты знаешь? Мы же никогда не искали то, о чем говорили.

— Помнишь те три испанских корабля? Мы смотрели журналы и пытались угадать, где они затонули.

— А, там еще была молодая аристократка, которая украла фамильное изумрудное ожерелье из своего приданого и отправилась к любовнику?

— Да.

— Согласно легенде, корабли были захвачены пиратами, которых наняла семья, чтобы вернуть женщину домой. Вместо этого они ее убили, а корабли потопили.

— И драгоценности так и не были найдены.

Лорелей вспомнила, как они целыми днями изучали журналы и строили планы, как найти пропавшие корабли. С невольным волнением она спросила:

— Ты нашел корабли? И драгоценности?

— Не совсем. Головной корабль и драгоценности я не нашел, зато отыскал один из меньших кораблей, а на нем — сундучок с золотыми дублонами. Он лежал как раз там, где ты говорила.

Значит, она оказалась права. Ее охватила досада. Хотя сейчас трудно представить, что когда-то она готова была пуститься в эту авантюру, ей стало жаль, что ее не было с ним, когда он нашел корабль. С невольной грустью она подумала об аристократке и о том мужчине, который ее не дождался. И куда подевались драгоценности?.. Она отбросила глупые мысли.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Ну как же! Если бы не ты, я не нашел бы корабль. А теперь мы вместе найдем шахту Голландца. Все будет как раньше — ты и я, одна команда. Только на этот раз все сделаем вместе.

Она подавила всплеск эмоций, вызванных его словами.

— Нет! Мы не можем вернуться в прошлое. Я не хочу возвращаться. Все уже иначе, мы изменились. Я не та девчонка, что десять лет назад влюбилась в тебя.

Он потемнел.

— Это так. Но вчера меня целовала та же женщина, которая десять лет назад сказала, что любит и выйдет за меня замуж. — Он выплеснул остатки кофе и встал. — Заканчивай завтрак. Я начинаю грузить все в машину.

— Подожди! — Лорелею охватила паника. — Что?

— Я уже закончила. — Она одним глотком выпила кофе и встала.

— Отлично. Убери посуду, пока я загружаюсь.

— Терпеть не могу кухонную работу. — Нервы у нее напряглись до предела.

— Душечка, я с огромным сожалением вынужден напомнить, что здесь не кухня, а лагерь.

— Все равно не люблю. В детстве наубиралась.

— Потому что сестры помыкали тобой.

Это было правдой, но сейчас не имело никакого отношения к делу.

— Я соберу вещи, а ты вымой посуду.

Джек помедлил.

— Ладно. Пойду вымою ее в ручье под скалой, а ты пока таскай свои вещи в машину. О палатке не беспокойся, я сложу ее, когда закончу дежурство по кухне.

Джек собрал тарелки, а Лорелей взяла из палатки рюкзак и пошла к машине, сдерживаясь, чтобы не бежать. Закинула вещи на заднее сиденье, села на водительское место. Сердце стучало. В ушах стоял такой гром, как будто лошади мчались по треку. Она взглянула в зеркало, ожидая, что в любой момент над краем обрыва покажется голова Джека. Ничего, потом пришлет за ним его друзей из Тортилла-Флэтса. Дрожащими руками Лорелей вставила ключ зажигания и повернула его.

Мотор взревел, нарушив тишину гор, и заглох. Вытерев мокрые ладони о штаны, Лорелей еще раз повернула ключ.

Опять мотор завелся и тут же заглох.

— Ну же, ну, давай. Пошел.

— Вот с этим он будет работать лучше.

В открытое окно она увидала улыбающегося Джека с какой-то штучкой в руках.

— Свеча, — объяснил он, открыв дверцу. — Без нее мотор не заработает.

Лорелей взорвалась.

— Негодяй!

Она распахнула дверцу, навалилась на него всем телом и с удовлетворением услышала, что смех превратился в хрюканье. Он махал руками, стараясь удержать равновесие.

— Я покажу тебе, как со мной играть...

Он схватил ее за руку, потянул на себя. Чувствуя, что ноги отрываются от земли, она закричала: «Пусти!»

— Ни за что, — сказал он, завладел ее губами, и... оба покатились под горку.

Джек чувствовал тело Лорелей на себе и раз, и два, и три раза, пока они не докатились до подножия горки. Когда они остановились, он лежал на спине, на нем распласталась Лорелей. В спину врезался острый камушек — будет синяк. Но сейчас его это не беспокоило — по крайней мере пока грудь Лорелей давила на него, а ноги были зажаты у него между ног.

— Знаешь, дорогая, когда я говорил про заигрывание, я шутил, но теперь мне кажется, что это неплохая мысль.

— Идиот! — Лорелей оттолкнулась от него, и камень впился сильнее. — Всё твои дурацкие штучки! Мы могли разбиться! — Она встала, продолжая кричать на него.

Джек с наслаждением слушал, какими она его награждает эпитетами, и ждал, когда их запас иссякнет. За это время он сумел вынуть камень из-под спины.

— Ну чего ты ждешь? Вставай!

Он не двинулся. Она подошла ближе.

— Джек, ты меня слышишь? Я сказала, вставай.

Он пошевелился и застонал. Вообще-то лежать на камнях было неудобно, но что делать.

— Ты ранен? Что с тобой? Что-нибудь сломал, когда мы катились?

— Ничего страшного.

Ее губки были сжаты, на щеке — полоска красной грязи, золотисто-каштановые волосы выбились из «конского хвоста» и беспорядочно лежали на плечах, а расстегнувшиеся пуговицы блузки открывали соблазнительную картину.

— Тогда почему же ты не встаешь? — Уперев руки в бока и расставив ноги, она стояла над ним и хмуро смотрела сверху вниз. — Что, так и будешь весь день валяться?

— Неплохая мысль, если только ты ляжешь рядом со мной. Что скажешь, моя прелесть? Приходилось заниматься любовью у подножия горы?

Вспыхнув, она нацелила ботинок ему в ребро. Он схватил ногу и поставил себе на грудь.

— Отпусти!

— Ни за что.

— Ты меня надул! Дал стащить ключи, зная, что машина не заведется. — Она ударила его кулачком в плечо.

— Ох. — Он опрокинул ее на спину и посмотрел в злобное лицо. — Неужели я стал бы тебе доверять? Ты же сама сказала, что постараешься сбежать. — Она вырывалась и этим только подогревала его. — Я обещал отвезти тебя в Месу, как только мы найдем золото или истекут десять дней. До этого я тебя не отпущу.

— Тебе приходится иногда спать, Сторм, и когда ты заснешь, я сбегу!

Она извивалась под ним, и Джек сгорал от желания.

— Дорогая, чтобы ты не могла сделать такую глупость, будем спать вместе.

— Скорее я буду спать с гремучей змеей!

Поскольку он наслаждался и словесной перепалкой, и телом Лорелей в своих руках, успокоились они не скоро. Он поцеловал ее в кончик носа.

— Мы с тобой хотим друг друга и рано или поздно окажемся в одной постели.

— Только если ты затащишь меня силой.

— Сама знаешь, силу я применять не буду.

— Только силой можно затащить меня к тебе в постель.

— Лорелей, это что, вызов? — Он медленно улыбнулся. — Ты же знаешь, как я люблю вызовы.

Он поймал выражение неуверенности в ее глазах. Она пробормотала:

— Это констатация факта. Только силой можно затащить меня к тебе в постель.

— Жаль, нет времени доказать тебе, что ты врешь. Нам действительно надо ехать. Ничего, подождем. Если тебя это интересует, не пройдет и недели, как ты будешь в моих руках, будешь цепляться за меня и умолять заняться любовью.

— Скажи спасибо, что я не из тех, кто цепляется, иначе на тебе уже не было бы рубашки, Сторм.

— Я бы не возражал остаться без рубашки.

Она прицелилась коленом ему в пах, и Джек счел благоразумным встать. Он подал ей руку, она ее оттолкнула и поднялась сама. Отряхнув ноги и шорты, сказала:

— Скорее снег пойдет в июле, чем я окажусь в твоих руках и буду цепляться и хоть чего-нибудь просить.

Прошло одиннадцать часов, был все еще июль, и снег не пошел, а она кинулась в руки к Джеку и вцепилась в него. Два койота выли, перекликаясь, она дрожала и прижималась к нему.

— Не бойся, радость моя, они нас не тронут. Даже если они голодные, их не подпустит костер.

— Я знаю, знаю. Но там гнездо гремучих змей...

Лорелей содрогнулась, и Джек поцеловал ее в висок. Постепенно она стала расслабляться. Он продолжал гладить и похлопывать ее по спине.

— Ну как, лучше?

— Да, спасибо. — Она подняла на него глаза.

— Пожалуйста. Может, пора ложиться спать?

Лорелей кивнула. Потом принюхалась.

— Кажется, что-то горит. Я имею в виду не дрова.

Джек понюхал воздух и замер. Ледяная дрожь прокатилась по спине. Он резко обернулся и увидел, что карта, залог их будущего, лежит возле огня, края ее свернулись и пламя лижет углы.

 

Глава седьмая

— Карта! — Джек кинулся к костру, выхватил ее из огня и стал сбивать пламя руками.

— Перестань! — взвизгнула Лорелей. — Обожжешься!

Не обращая на ее крик внимания, он бил руками по огню, пока не потушил. Потом сел и уставился на то, что осталось от карты, поглаживая пальцами обугленный край бумаги.

Лорелей опустилась рядом на колени и коснулась его плеча.

— Дай посмотрю руки.

— С руками все в порядке. — Взгляд его не отрывался от карты, словно у него на глазах умирал друг.

— Ничего не в порядке. Ты обжегся.

— Пройдет. Погибла часть карты.

У Лорелей надрывалось сердце от жалости — столько отчаяния было в его голосе.

— Забудь проклятую карту! — Она вырвала ее у него из рук и отшвырнула. Он было потянулся за ней, но она сжала ему запястье.

— Я сказала, забудь про карту. Тут уж ничего не поделаешь. — Таким тоном она говорила обычно со школьниками, заходившими в книжный магазин, где она работала.

Джек посмотрел на нее. Страдание, которое она слышала в его голосе, отражалось и в глазах. Она перевернула его руки ладонями кверху. Сквозь грязь и пепел было видно, как на ладонях вздуваются розовые волдыри.

— О, Джек, посмотри, что ты наделал.

— Не беда. Легкий ожог. На корабле случалось и похуже.

Что ж, возможно. У него были руки человека, зарабатывающего на хлеб физическим трудом. Линию жизни и любви пересекали несколько шрамов. Размывая сажу по ладони, сочилась кровь. Лорелей взорвалась:

— Что за глупость! Сотворить такое из-за клочка бумаги! Ты просто идиот!

Он вырвал у нее руки и взял карту.

— Да, я идиот, потому что не сберег ее.

Спорить с ним не имело смысла.

— Где аптечка первой помощи?

— Говорю тебе, это ерунда. До свадьбы заживет.

— А я говорю, нет. Ты здорово обжегся, через несколько минут почувствуешь ужасную боль. Говори, где аптечка.

— В машине, — сказал он, не отрывая глаз от остатков карты.

— У нас есть еще лед?

Джек пожал плечами.

— Вряд ли.

— Дай ключи.

Он колебался, глядя на ее протянутую руку. Лорелей резко отчеканила:

— Как это ни соблазнительно, я не могу удрать на машине, бросив тебя, когда ты ранен.

— Думаешь, я тебе поверю? Ты уже дважды пыталась.

— У тебя нет выбора. Давай ключи.

— В правом кармане. — Он посмотрел на свои руки. — Тебе придется достать их самой.

Он поднял руки над головой. Лорелей просунула левую руку в карман. От Джека пахло костром и потом. Втискивая руку в уютную щель, Лорелей прижалась грудью к его плечу. Искры пробежали по позвоночнику. Увидев вспышку в его глазах, она поняла, что он тоже испытал удар тока. Наконец она нащупала металлический диск и выдернула из кармана ключи.

— Я быстро.

Но Джек обхватил ее и прижал к твердой груди.

— Обещай, что не сбежишь.

Сердце у нее колотилось, как у лошади на финишной прямой. Сбежать — это было бы самое мудрое решение.

— Обещаю, что не сбегу.

Он выпустил ее, и Лорелей помчалась к джипу. Секунду она стояла, сжимая ключи в руке. Обещание обещанием, но нельзя не воспользоваться случаем. С каждым часом ей все труднее сопротивляться Джеку. Легко допустить какую-нибудь глупость. Ведь она стала относиться к нему явно мягче!

Она посмотрела на поляну, где оставила Джека. Тот сидел на земле и все смотрел на останки карты. Комок подкатил к горлу. Разумно или нет, но она дала ему слово. К тому же бросить больного подло.

— Ты первостатейная дура, Лорелей Мейсон, — пробормотала она, вытаскивая аптечку. Лед растаял, но вода была еще холодная. Она окунула в нее полотенце и побежала вниз. У нее еще будет шанс, обязательно будет. Но сейчас Джек в ней нуждается. Что, у нее совсем уж сердца нет — бросать его, когда ему нужна помощь?

Джек коротко взглянул на нее и опять обратился к карте. На этот раз перед ним было два листка бумаги. По второму он с трудом водил карандашом, зажав его обожженными пальцами.

Лорелей поставила рядом флягу с водой.

— Протяни руки.

Он не отвечал, и она отняла у него карандаш, положила его поверх карты и взяла за руки. Глаза его раздраженно сверкнули. Он вырвал руки.

— Я пытаюсь зарисовать то, что помню из карты.

— С этим придется подождать, сначала я промою ожоги.

— Мне не нужна нянька.

— Ерунда, — ответила она, позаимствовав у него выражение протеста. — Ну, давай же руки.

— Оставь меня! Как ты не понимаешь? Я пытаюсь восстановить план. Без него мы не сможем найти шахту Голландца.

— Далась тебе эта шахта! Обойдешься без нее.

— Не обойдусь. Я тебе говорил: золотая шахта — мой второй шанс.

Взгляд у него был такой удрученный, что сердце у нее дрогнуло.

— Ты найдешь эту шахту, Джек. С картой или без. Если кто и сможет ее найти, так это ты.

— Ты действительно в это веришь?

— Да. — Она вдруг поняла, что так оно и будет. Если шахта существует, Джек ее найдет. — Ты как-то сказал мне, что по части поиска сокровищ тебе равных нет.

— Да. Такое на меня похоже.

Она стала обмывать ему руки, поливая из фляги. Оказалось, что все не так страшно. Левая рука чуть-чуть распухла, а на правой вздулось несколько волдырей.

— Помню, ты еще говорил, что какой-то старый хрыч во Флориде пытался продать тебе металлоискатель, и ты сказал, что инстинкт Сторма лучше любого прибора.

Улыбка тронула его губы.

— Я был здорово самонадеянный в те времена.

— Сейчас тоже.

— Странно, что ты помнишь такие вещи.

Она вложила ему в руку мокрое полотенце и загнула пальцы в кулак.

— Наглая самоуверенность мужчин производит на девчонок сильное впечатление. Ты был безрассудный, отчаянный. Отчасти тем и привлек меня.

— Ты меня любила.

— Я была увлечена тобой. — Она убрала полотенце, смазала ожоги мазью и стала забинтовывать.

— И это все? Увлечена?

— Да, — солгала она. — Ты был старше, опытнее, ты возбуждал мое воображение — такое сочетание непреодолимо для девушки восемнадцати лет.

— Не возражаешь, если я проведу небольшой эксперимент? Сейчас тебе двадцать восемь...

— Какой еще эксперимент?

— Посмотрим, говорят ли в тебе только гормоны или это что-то более глубокое.

Прежде чем она сумела встать, он дернул ее за лодыжку и опрокинул себе на колени.

— Джек!

Он отнял ее руки от лица и тихо поцеловал в шею. Она хотела протестовать, но слова замерли на губах. Черная щетина небритых щек колола чувствительную кожу, разжигая огонь в крови.

Лорелей пылала. Его руки жгли ей тело. Она ощущала твердый предмет, вдавившийся в нее, и между бедер возникла предательская боль.

— Лорелей, давай займемся любовью, — коварно шепнул он. — Ты же хочешь.

— Секс ничего не изменит, Джек. Хотеть тебя — не значит любить.

— Ты меня любишь.

— Я люблю Герберта.

Сверля ее потемневшими от злости и боли глазами, он заявил:

— Я тебе докажу, что ты лжешь. — Вкрадчивый тон делал его угрозу еще опаснее. — Как только я войду в тебя, ты забудешь даже имя Герберта.

Кровь ее забурлила, но, стараясь сдерживать голос, она сказала:

— Я назвала тебя пиратом за похищение со свадьбы. Я не знала, что похитить — значит к тому же изнасиловать.

Джек отпрянул, словно его ударили. С проклятьем он откатился и пнул кулаком спальный мешок, но тут же схватился за руку и снова выругался.

Лорелей вскочила, быстро застегнула пуговицы на блузке. Все еще дрожа от пережитого возбуждения, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и украдкой взглянула на Джека. Ему приходилось вдвое хуже, он прижимал к груди больную руку.

— Как ты? — Он не ответил, и Лорелей опустилась рядом с ним на колени. — Дай посмотрю. — Она взяла его руку, повернула ладонью вверх; белый бинт быстро намокал кровью. — У тебя идет кровь.

Он увернулся и спрятал раненую руку.

— Все в порядке.

— Ничего не в порядке. Это лопнули волдыри. Можно занести инфекцию. Давай я перевяжу...

— Я сам перевяжу.

— Лучше я.

— Нет. Иди спать, Лорелей, — сказал он, рывком поднялся на ноги и ушел в ночную темноту.

Джек шел и шел в темноте при свете луны, пока боль в руке не пересилила душевную боль. Он наконец забрался в палатку, но сон не приходил. Ворочаясь в спальном мешке, он старался найти положение, в котором мог бы отдохнуть и избавиться от мыслей о Лорелей. До чего же он все запутал... Правая рука нестерпимо болела.

Но еще нестерпимее было то, что Лорелей любит другого. Последний удар она нанесла словом «изнасиловать». Он никогда в жизни не принуждал женщину, одно предположение о том, что он мог так поступить, было невыносимо.

Джек повернулся на другой бок и открыл глаза. В лунном свете ему было видно ее бледное лицо, полуоткрытые губы. Золотистые волосы струились по щеке и подушке. Он разрывался от желания протянуть руку, погладить ее, прильнуть к приоткрытому рту.

Отбросив покрывало, он вскочил и надел джинсы. Потом расстегнул палатку и вышел на холод.

Рассвет наступит только через час, так что до жары еще далеко. Самое время заняться восстановлением карты. Джек пошевелил пальцами правой руки. Опухли, болят, но, как говорится, больной будет жить. К сожалению, этого не скажешь про карту. Проклиная себя за беспечность, он еще раз пошевелил пальцами. По крайней мере могут держать карандаш, не то что вчера.

Джек подложил в потухший костер веток и, чиркнув спичкой, подождал, пока пламя займется, и поставил чайник. Скоро можно будет заварить кофе. Он сел, прислонившись к скале, и огляделся. Вокруг высились горы, словно загадочные враждебные, темные существа. И в сердце одного из этих существ находится его золотая шахта. Найдет ли он ее?

«Ты найдешь эту шахту, Джек. С картой или без. Если кто и сможет ее найти, так это ты», — вспомнились ему слова Лорелей. Он должен найти. Это главное. Конечно, нет никаких разумных оснований полагать, что без Лорелей он не найдет шахту, а без шахты не добьется Лорелей, но внутреннее чутье говорит ему, что это так. Значит, шахту нужно отыскать. У него остается шесть дней.

Расстелив на земле остаток карты и прихлебывая кофе, Джек сосредоточенно, по памяти восстанавливал чертеж. Он не слышал, как Лорелей вышла из палатки. Ни звука, ни слова — но он нутром почуял, что она рядом.

— Как спалось? — спросил он, не отрываясь от чертежа.

— Хорошо... А откуда ты знаешь, что я здесь?

Джек про себя улыбнулся. Если сказать правду, она не поверит. Стоит ей приблизиться на три метра — и все его тело напрягается. Прямо радар. Недавно внутреннее чутье нашептало ему, что карта подлинная и ради нее стоит ввязаться в рискованную карточную игру; сейчас то же чутье сказало, что Лорелей стоит за спиной. Нет, не поверит.

— Я учуял запах жимолости. Твоя кожа всегда пахнет жимолостью. А раз поблизости кустов жимолости нет, я понял, что это ты.

— Гм. Это, наверно, лосьон.

— Может быть. — Он продолжал сосредоточенно разглядывать и подправлять карту.

— Как рука?

Джек отложил карандаш и распрямил пальцы.

— Лучше. Немного болит, но заметно лучше.

Лорелей осторожно потрогала разлохматившиеся бинты.

— Похоже, лучше, но надо сделать перевязку.

— Пара волдырей — не ножевая рана.

— Ты же не хочешь заработать инфекцию? — Она заглянула ему в глаза. — Я принесу аптечку и перевяжу, ладно?

Джек не стал спорить. Ему нравилось, когда Лорелей дотрагивалась до него. Это не то, что ласки любовницы, но для начала тоже неплохо.

Закончив, она убрала марлю и бинт и сказала:

— Может, ты все же откажешься от поисков шахты Голландца? Ты покалечился, карта наполовину сгорела.

— Мне уж было подумалось, ты веришь, что я найду шахту, с картой или без, — сказал он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала обида.

— Я верю. — Она вздохнула. — Только беспокоюсь за тебя. За себя. А что, если бы ты покалечился серьезнее?

— Лорелей, это всего лишь легкий ожог.

Она встала.

— Но могут случиться вещи и похуже. Например, пока мы спим, загорится палатка.

Он положил руки ей на плечи, привлек к себе.

— Ничего такого не случилось и не случится.

— Знаешь, о чем я подумала, когда смотрела, как ты руками тушишь огонь? Вспомнила рассказы про тех, кто искал шахту Голландца и погиб в этих горах. Тридцать шесть, Джек. Тридцать шесть человек погибли из-за этой проклятой шахты. Я не хочу, чтобы кто-то из нас стал тридцать седьмым.

Джек погладил ее, поцеловал в макушку.

— Я этого не допущу. Мы так долго ждали, и такая большая жизнь нас ждет впереди.

Она отстранилась от него.

— Повторяю тебе, мы не можем вернуться к прошлому. Я не хочу туда возвращаться. Я хочу вернуться к своей жизни в Месе и к Герберту.

При упоминании этого имени ревность схватила Джека за горло. Он с трудом подавил ярость.

— Лорелей, тебе следует быть поосторожнее, нечего мне тыкать этим Гербертом. Хоть ты и была с ним помолвлена, но ты его не любила — не настолько, во всяком случае, чтобы спать с ним.

— Откуда ты знаешь? — взвилась она.

— Твоя сестрица сказала.

Лорелей поджала губы.

— Герберт знал, что я хочу подождать, пока мы не поженимся, а он уважал меня и не настаивал.

— Вот в чем разница между мной и Гербертом. Мне не пришлось давить на тебя, потому что мы оба не хотели ждать до свадьбы. И когда снова займемся любовью — а мы этим займемся, — опять не будем ждать до свадьбы.

Вскинув голову, она сказала, глядя ему в глаза:

— Надо было мне вчера сбежать, пока имелась возможность.

— Теперь уже поздно.

— Это ты так думаешь. В следующий раз, когда представится случай, я им воспользуюсь.

Случай представился на следующий же день. Наглядевшись на карту и дорисовав последний недостающий участок, Джек прошелся по списку подсказок, сделанных Голландцем. Набор смешных прибауток выглядел бессмысленным — но не для Джека, который твердо решил разгадать головоломку.

— Начнем отсюда, — объявил он. Поневоле она пошла с ним на поиски шахты, нагруженная продуктами и флягами.

Жара была нестерпимая. Лорелей с притворным безразличием выслушивала размышления Джека о том, как применить подсказки к изучению очередного участка горы. По правде говоря, ее увлекли поиски, и она испытывала острое разочарование всякий раз, когда они утыкались в пустышку. Но сейчас, усталая, голодная, изнывающая от жары, она проклинала себя и Джека. С нее хватит.

— Дальше не полезу, — объявила она.

Он посмотрел на нее с высоты скалы.

— Ладно. Проверим последнюю пещеру и вернемся в лагерь.

— Нет. Я больше не поднимусь ни на дюйм. Отсюда пойду только вниз.

Сняв шляпу, Джек вытер пот со лба. До чего же он красив! Крутые мышцы, бронзовые от солнца, цвет глаз перекликается с цветом темно-синего неба. Потрепанная шляпа, драные джинсы, распахнутая рубашка, открытая волосатая грудь... весь он — воплощение девичьей мечты. Сердце Лорелей забилось, но она убедила себя, что, видно, перегрелась на солнце.

— Ну, лапочка, еще только одну пещеру, — убеждал ее тем временем Джек, одаряя одной из своих неотразимых улыбок.

— Нет. Больше не сделаю ни шагу. Я выдохлась.

Он посмотрел на солнце, которое все еще светило, как лампочка в миллион ватт, и напялил шляпу.

— Ладно. Ты победила. День закончен.

Но Лорелей совсем не чувствовала себя победительницей. Она была расстроена, потому что очень надеялась найти шахту.

Два часа спустя они добрались до лагеря. Лорелей устала, была голодна и настроена очень воинственно.

— Ты, верно, ждешь, что я буду готовить обед, — начала она, вздернув подбородок и подбоченясь.

Джек снял шляпу и вытер платком лицо.

— Твоя очередь. Я готовил завтрак.

Это правда, он делал завтрак и даже ленч.

— Не хмурься, милая, морщинки заработаешь на красивом лобике.

Лорелей сердито уставилась на него, но он засмеялся и поцеловал ее.

— Сделай что-нибудь попроще. Меня устроит сандвич или банка горошка. Посуду вымою я.

— А если я откажусь?

— Тогда приготовлю что-нибудь сам, когда вернусь. Я иду мыться. — Он спустился к ручью, а Лорелей осталась стоять, злясь, что не с кем поругаться.

Потом все-таки взялась за дело. Порывшись в рюкзаке, решила опять разогреть тушенку. Вывалила ее в кастрюльку, поставила на плитку, поднесла зажженную спичку. Не горит. Она безуспешно попробовала еще несколько спичек, отшвырнула коробок и пошла искать Джека.

Он стоял в ручье, по пояс голый, плескал воду на голову. Сверкающие струи, догоняя друг друга, сбегали по мощным плечам.

— А, какого черта! — пробурчал он и стал снимать джинсы.

Лорелей отступила в тень деревьев. Она говорила себе, что нехорошо подсматривать, но не в силах была уйти. Затаив дыхание, смотрела, как он снял трусы. Так и есть, загар ровный по всему телу. Ее охватило предательское томление.

Джек зашел на глубину и нырнул.

Лорелей зажмурилась и представила, как ее тело сплетается с золотым, обнаженным, мокрым телом Джека. Услышав плеск воды, она открыла глаза и увидела, что он, рассекая гладкую поверхность, плывет к противоположному берегу.

Она глубоко втянула в себя воздух. Надо бежать от него. Его джинсы лежат на камне, а сам он метрах в шести от берега. Она выхватит ключи, побежит к джипу и, пока он будет вылезать из воды и надевать штаны, успеет завести мотор, уговаривала себя Лорелей. Еще одну ночь с ним наедине ей не выдержать.

С бьющимся сердцем она выжидала момент. Как только Джек снова нырнул, ринулась на поляну, схватила джинсы, дрожащими руками отыскала карман и наткнулась на коробочку с обручальными кольцами. Она чуть не вскрикнула.

Сунув коробку обратно, она обшарила второй карман, нашла ключи и зажала их в кулаке.

— Лорелей! Что ты делаешь, черт тебя побери?!

Джек с ошеломленным видом остановился посреди ручья.

— Извини, Джек.

— Лорелей, подожди! — Она увидела, что он поплыл к берегу.

— Я пришлю за тобой кого-нибудь, честное слово! — прокричала она, швырнула на землю джинсы и кинулась бежать. Но, споткнувшись о его ботинки, упала и выронила ключи.

Морщась от боли, она встала на колени, оглянулась, увидала, что Джек подплыл к берегу, и мощный выброс адреналина поднял ее на ноги. Схватив ключи, она бросилась через поляну.

— Стой, Лорелей, вернись!

Джек не стал терять времени, надевая штаны. Она почти добежала до конца поляны, когда он схватил ее и опрокинул на землю.

— Пусти! — Она визжала и отбивалась, пытаясь высвободиться из рук, стиснувших ее, как смирительная рубашка.

— Нет, — сказал Джек. Вместе с ней он поднялся на ноги и повел ее к камню, на котором лежали джинсы. — Ты соображаешь, что делаешь?

— Удираю от тебя, — доложила она и лягнула его ногой.

— Ой! Черт! Лорелей, я сказал тебе, прекрати!

— Нет. Я хочу в Месу.

Не выпуская ее из рук, он подобрал джинсы.

— Я сказал, ты пробудешь со мной еще пять дней.

— Не хочу я ждать пять дней! — Разве сможет она провести с ним еще столько времени и не поддаться ему? Его нагота действовала на нервы. С ужасом она почувствовала: дело не только в этом — она готова снова влюбиться по уши.

— Ерунда. Придется подождать. А теперь стой тихо, дай надеть штаны.

Джек ослабил хватку, но только просунул ногу в штанину, как она вырвалась. Бросив джинсы, он схватил ее за руку, и она по инерции развернулась.

— Какой бес в тебя вселился?

Он в нее вселился! Она не хочет в него влюбиться! Когда ее кулак коснулся его челюсти, оба вскрикнули. Неизвестно, кто больше удивился, он или она. Лорелей застыла, глядя в его помрачневшее лицо.

— Вот что, чертенок... — Джек сгреб ее в охапку и понес к ручью. — Не знаю, что с тобой такое, почему ты решила изувечить меня, но пора тебя остудить.

Она извивалась, колотила его руками и ногами.

— Немедленно отпусти меня!

— Как скажешь, милая. — И он бросил ее в воду.

 

Глава восьмая

Лорелей выскочила, отплевываясь.

— Негодяй, — прошипела она и откинула со лба мокрые волосы.

На фоне воды, вечернего солнца и темнеющей зелени она была прекрасна, как никогда. Мокрая до нитки, кипевшая от злости.

— Похоже, одного купания недостаточно, чтобы охладить тебя. Придется повторить.

Лорелей с криком кинулась на него... и снова полетела в воду. Вода ручьями стекала по лицу и шее, волосы цвета старого золота покрывали плечи королевским плащом, губы сжались в тонкую линию, щеки раскраснелись от гнева.

— Ты за это заплатишь, Джек Сторм, клянусь!

— Да ну? И кто же заставит меня платить? Ты? — дразнил ее Джек.

Рассвирепевшая Лорелей нравилась ему гораздо больше, чем та равнодушная особа, которая днем таскалась за ним по горам.

— Да. — Она будто выплюнула это слово.

Скрестив руки на груди, Джек улыбался.

— Милости просим. Заставь меня заплатить, радость моя.

Она опять бросилась на него, и опять он отразил атаку живого снаряда.

Когда ее голова показалась над водой, он ее приветствовал:

— Я все еще жду, Лорелей!

На этот раз она стояла на мелком месте, и Джек видел перед собой не только ее лицо, но и тело. Расцветшее тело женщины. У него пересохло во рту, и он отвернулся. И не заметил ее маневра.

Она в третий раз налетела на него и на этот раз столкнула в воду. Инстинктивно он уцепился за нее и увлек за собой. Оба вынырнули, откашливаясь и отплевываясь, и не успел он перевести дыхание, как Лорелей уже молотила его кулаками.

— Негодяй! Надменный тупица!

Джек схватил ее за руки и прижал к себе. Она билась и извивалась. Даже ледяная горная вода не могла охладить его пыл. Боже, как он желал ее... Она укусила его за плечо, заставив вскрикнуть.

— Ой! Ты дерешься, как девчонка.

— Я и есть девчонка. То есть женщина.

— Это я заметил. — Он взял в руки ее красивое лицо и осыпал его поцелуями. Как изголодавшийся странник, он впивал ее — ртом, зубами, языком. Желание рвалось из него, как лава из вулкана. Чувствуя, что теряет контроль над собой, еще миг — и он будет умолять ее или, того хуже, не дождется, когда она скажет «да», Джек отстранился, приподнял ее и отставил от себя, а сам пошел к берегу.

Лорелей позади раздраженно вскрикнула и послала ему вдогонку фонтан брызг. Он бы засмеялся, когда бы не боль в нижней части тела. Он мог бы взять ее, это чувствовалось. Лорелей всегда отзывалась на его жажду, и сейчас тоже. Но Джек вдруг понял, что хочет от нее не просто секса. Он хочет ее любви.

Джек вылез на берег. Ничего себе пират, издевался он над собой. Уходит от единственной женщины, которая ему нужна, потому что ему мало покорить ее тело — нужна ее любовь.

Не успел он сделать несколько шагов, как сзади послышался плеск воды; Лорелей снова налетела и свалила его в воду. Когда оба всплыли, она выпалила:

— Как ты смеешь сначала целовать меня, а потом бросать в воду, как... как дохлую рыбу!

— Стоп! Лорелей, я... — Она замахнулась, он перехватил кулак и, пока они боролись, зажал ее ноги у себя между ног, и она затихла.

Желание горело в ее глазах, окрашивая их в цвет жженого сахара. Губы дрожали.

— Лорелей, ты с кем сражаешься? Со мной или с собой? Ты же хочешь меня, милая, так же, как я тебя.

Она издала странный гортанный звук и потянулась к нему ртом. Застонав, Джек отстранился от нее.

— Дай мне услышать, как ты скажешь это. Признайся, что любишь меня, Лорелей.

Руки ее гладили его спину, бедра, ягодицы. Когда они осторожно коснулись заветного места, он зарычал. Не осталось ни слов, ни мыслей. Слова подождут. Джек стал расстегивать ее блузку. Ледяная вода омывала их тела, но он горел от внутреннего жара. Раздвинув блузку, он накрыл ладонями полные груди. Она прогнулась и выдохнула: «Джек!»

Дрожащими пальцами он боролся с застежкой на шортах и, когда ему удалось спустить их, почувствовал себя победителем Олимпиады. Заставляя себя не спешить, он проник к потаенному отверстию. Она вскрикнула и впилась зубами ему в плечо.

Неподалеку раздался всплеск. Лорелей окаменела. Джек повернул голову. «Черт!» Он заслонил собой Лорелей и уставился на старика, который в нескольких метрах от них наполнял флягу водой.

— Не обращайте на меня внимания, ребятки, — сказал он, завинтил крышку, отставил флягу и взял другую.

— Какого черта вы тут делаете?

Из-под нависших бровей смотрели выцветшие глаза; морщинистое лицо, седые усы — старику могло быть от пятидесяти до восьмидесяти лет.

— Разве не видишь? Наполняю фляги, сынок. Потом унесу их, и занимайтесь своим делом дальше.

А чем они занимались? Любовью. За спиной Джека Лорелей торопливо застегивала шорты и блузку. Она старалась не встречаться с ним глазами, и он понял, что она уже жалеет о том, что чуть не произошло.

— Такое больше не повторится, да?

Лорелей быстро взглянула на него. Что было в этом взгляде — желание? Сожаление? Трудно сказать. Она пригладила волосы и оглянулась.

— Скажи спасибо, что появился этот дед, иначе мы бы сделали ошибку, о которой потом пожалели бы. — Она вылезла на берег. Он выскочил из воды, не смущаясь своей наготы. У него нет ничего такого, чего старый хрыч не видел бы раньше. По дрожанию ее голоса было понятно, что случившееся потрясло ее. Но он не даст ей сбежать.

— Собираешься удрать?

— Нет. Я решила все вынести.

Тиски, сжимавшие ему грудь, ослабили хватку.

— Дорогая, осталось совсем немного. Как только мы найдем...

— Я иду на это, чтобы доказать, что я не приношу удачи и что судьба тут ни при чем. Нет никакого «мы». И не будет. Еще пять дней, Джек. С золотом или без золота, но я надеюсь, что ты сдержишь слово и отвезешь меня в Месу.

Старик раскашлялся, и Джек кинул на него свирепый взгляд; тот все еще наполнял бесконечные фляги. А Лорелей вдруг сказала:

— Похоже, ему не мешало бы поесть. Может, нам надо пригласить его на ужин?

— Смеешься? Пусть радуется, что я не разорвал его в клочья.

— Джек!

Он вздохнул.

— О Господи. Да не трону я этого старикашку.

Старик распрямился и потер поясницу.

— Джек, ну пожалуйста. Позови его к нам поесть.

— А в чем дело? Боишься остаться со мной наедине?

Вообще-то это он боялся. Что не найдет шахту. Что она не даст ему еще один шанс. Что, даже если он будет умолять ее на коленях, она все равно уйдет.

Лорелей раздраженно сказала:

— Нет. Просто неплохо было бы для разнообразия провести время за умной беседой, а не в разговорах о золотой шахте.

Могла бы сообразить, думала Лорелей, слушая, как Бенджамин Тимс рассказывает очередную историю про затерянную шахту. Какой же еще псих может оказаться в июле в этих горах, кроме искателя сокровищ?

— Джек, тебе здорово повезло, что эта милая леди пошла с тобой. Сам знаешь, таких немного найдется. — Дед зачерпнул еще ложку тушенки.

— Да, она такая. Я с первого взгляда понял, что это единственная женщина, которая мне нужна.

У Лорелей сжалось сердце. Может ли это быть? Может ли Джек так любить ее?

— Если... когда мы найдем шахту, я буду просить ее стать моей женой.

Боясь взглянуть на Джека, она повернулась к Бену:

— Бен, а вы женаты?

— Нет. Сейчас нет. Хотя у меня были жена и дочка.

— А что случилось? — спросила она и тут же пожалела, увидав, как он приуныл.

— Моя Мэри-Лу была не такая сильная женщина, как вы. Она была хорошая, лучше не найти. Это из-за меня у нас ничего не получилось. — Дед выпил кофе и уставился в кружку, будто углядел там что-то, невидимое для других.

— После того как у нас родился ребенок, Мэри-Лу захотелось более надежной жизни. Так бывает со всеми женщинами. Захотелось свить гнездышко. Купить домик. Присмотрела хорошенький, будто пряничный, домик в Алабаме. Мечтала, как она там все устроит, разукрасит. — Улыбка скривила ему губы.

— И что же было дальше? — хмуро спросил Джек.

— Мне представилась возможность купить карту шахты Голландца. Не ту дрянь для туристов, которую продают повсюду, а подлинную. При ней даже был документ о подлинности. — Он тяжело вздохнул. — Я хотел ее купить, а Мэри-Лу была решительно против. Мы ужасно ругались.

Джек напрягся. Глаза потемнели, помрачнели. Не осталось и следа от лихого, неунывающего искателя приключений.

— Что же вы сделали?

— Взял деньги, отложенные на домик, и купил карту. А шахты так и не нашел.

— А жена? — почти шепотом спросил Джек.

— Ушла от меня. Взяла ребенка и уехала на восток. Потом развелась, стала работать учительницей.

Убитое лицо Джека надрывало Лорелей сердце.

— Извините, Бен. Как это грустно.

— Мне некого винить, кроме себя самого. Я был так уверен, что карта приведет меня к этой шахте...

— А ваша дочь? — спросила Лорелей, надеясь хоть чуть развеять тоску, нависшую над ними, как полдневная жара.

— С тех пор я ее не видел. А потом Мэри-Лу прислала мне на подпись бумаги — она вышла за бухгалтера, который готов был удочерить девочку.

Джек помрачнел еще больше.

— И вы согласились, — прошептала Лорелей.

— Решил, что так будет лучше.

— Как жаль, Бен. — Ей действительно было жаль одинокого старика.

— Я причинил столько страданий ее матери. Вообразил, что могу что-то ей дать. Посмотрите на меня. Мне шестьдесят четыре года. Пятьдесят лет работал где придется. Нигде не задерживался надолго и все, что зарабатывал, тратил на поиски золота. Я и спросил себя: каким же отцом я стану для этой крошки?

— Вы поступили как очень хороший отец, — сказала Лорелей.

Бен смахнул слезы.

— Спасибо на добром слове, Лорелей. Я тоже так думаю. — Он встал и взял шляпу. — Пожалуй, я пойду, ребятки, не буду надоедать.

— Вам не обязательно уходить. Можете переночевать у нас. — Лорелей, конечно, было жаль старика, но скорее она боялась остаться наедине с Джеком.

Слишком сильно было желание разгладить складку у него на лбу и целовать его, целовать, пока не уйдет из его глаз тоска.

— Правда, Бен, оставайтесь, — поддержал ее Джек.

— Премного благодарен, сынок. Хороша была и ваша молодая компания, и мясо, но я привык быть один. Чем старше становлюсь, тем больше меня устраивает моя собственная компания.

— Куда же вы пойдете? Уже темно.

— Не волнуйтесь за Бенджамина Тимса, маленькая леди. Светит полная луна, и я знаю эти горы как свои пять пальцев. Моя машина вон за тем обрывом. На закате я видел облака, и, насколько могу судить, завтра будет дождь. Сильный дождь.

— По крайней мере передохнем от жары. Так вы не останетесь?

— Нет, спасибо вам. — Он нахлобучил шляпу и повесил на плечо связку фляг.

— Может, я помогу вам донести фляги? — спросил Джек. — Мне не мешает размять ноги. Завтра полезем в гору, надо попрактиковаться.

— Ну что ж...

Джек переложил себе на плечо тяжелую поклажу. Бен приподнял шляпу.

— Прощайте, Лорелей.

— Прощайте, Бен. Желаю удачи.

К тому времени, как Джек вернулся, она убрала посуду и расстелила в палатке оба спальника.

— Я думал, ты уже спишь, — сказал Джек.

— Как раз собралась ложиться. — На ней была уже байковая рубашка, которую она конфисковала у Джека. Она залезла в мешок. Впервые они остались наедине после того, как чуть не занялись любовью в ручье. Возможно, Джек снова попытается ее соблазнить, она хотела этого и боялась.

Джек повозился с рюкзаком, потом некоторое время сидел, размышляя над картой. Лорелей ждала. Сон не шел. Посмотрела на него — сидит одетый на расстеленном спальнике с картой в руке. Почувствовав ее взгляд, он поднял глаза, и у Лорелей зачастил пульс.

Он быстро отвел глаза. Провел рукой по волосам, встал и пошел к выходу.

— Ты куда?

— Подышать свежим воздухом.

— А спать не собираешься? — Она сама удивилась, как просительно прозвучал ее голос.

Не оборачиваясь, Джек сказал:

— Хочу еще раз просмотреть карту перед завтрашним выходом.

— Уже поздно, Джек. Может, отложишь до утра и ляжешь спать?

Он круто повернулся и обжег ее взглядом.

— Ты приглашаешь меня спать с тобой? — спросил он необыкновенно тихим голосом.

Лорелей проглотила ком в горле. К чему отрицать? Конечно, придется сказать Герберту, что она пока не может выйти за него замуж. Пока все еще жаждет Джека. Он был ее первым любовником. Единственным любовником. Сейчас она старше, мудрее, так что не станет вводить себя в заблуждение и называть это любовью. Не позволит себе любить его.

— Я... я хочу тебя, Джек. Какой смысл отрицать это после того, что случилось?

Джек подошел к ней и упал на колени. Коснулся пальцем бьющейся жилки на шее. Палец его сполз на ключицу, к рубашке и остановился возле верхней пуговицы.

— Лорелей, скажи внятно, что ты предлагаешь?

— Любовную связь. — Вот. Она это произнесла. Голо, прямо, потому что задыхалась от его близости, оттого, что его пальцы играли с пуговицами ее рубашки.

— Связь, — повторил он, и Лорелей чуть не закричала, когда он расстегнул вторую пуговицу, третью, задевая при этом грудь.

— Да, — прошептала она.

Его палец прочертил линию по ложбинке, медленно нарисовал завитки под грудями.

— Извини. Не могу оказать тебе эту услугу, — сказал он и запахнул рубашку.

— Что? — Лорелей раскрыла глаза.

— Я сказал, что просто секс меня не интересует.

Краска залила ей лицо. Он сказал это таким холодным и пустым голосом... Она вскинула голову. Да как он смеет? Она ему не какая-нибудь дешевка!

— А что в этом плохого? Десять лет назад у нас он был. Несколько часов назад ты его хотел!

Он сжал губы, и глаза его потемнели.

— Десять лет назад я был молод и глуп и не понимал, что имею. Но и тогда это не был для меня только секс, не будет и сейчас, по крайней мере с моей стороны.

— Что же тебе от меня надо? — раздраженно спросила Лорелей.

— То, что ты давала мне десять лет назад. Любовь.

Она крепко обхватила себя руками и опустила глаза.

— Не уверена, что могла бы ее дать, даже если бы хотела.

— Тогда у нас проблема, радость моя. Потому что на меньшее я не согласен. — Джек встал, собираясь выйти из палатки.

Лорелей не могла поверить. Он отверг ее. В ярости она запустила в него ботинком. Тот просвистел над ухом Джека и ударился о стенку палатки.

— Хороший бросок, дорогая. Но, боюсь, ты промахнулась.

— Иди к черту, Джек!

 

Глава девятая

Опять ничего. Джек сбросил рюкзак и сел у выхода из узкой щели каньона, не замечая красноватой пыли и острых камней. Уронив голову на руки, он зажмурился.

Перед ним возник образ Бенджамина Тимса. Мысли о старом золотоискателе неотступно преследовали его. История, рассказанная стариком, ударила его, как товарный поезд. Не пошел ли он по той же дорожке? Десять лет назад он потерял Лорелей, потому что погнался за возможностью найти клад. А сколько раз отдавал все свои сбережения в обмен на шанс отыскать коренную жилу! Даже то судовое предприятие не стал покупать потому, что погнался за шахтой Голландца!

Через тридцать лет он станет таким же, как Бен Тимс, — одиноким стариком, который потратил жизнь на поиски иллюзорных кладов, теряя при этом истинные сокровища.

Почему в течение десяти лет он самонадеянно считал, что Лорелей продолжает его любить, раз он сам ее любит? О, вчера он мог соблазнить ее, это же ясно. Он с ума сходил от желания и чувствовал себя нахальным бандитом, как она его обозвала, но знал, что ему мало покорить ее тело. Он хотел того, что потерял, — хотел любви. В отместку идет сегодня за ним с холодным, чужим взглядом и почти не разговаривает. Может, это и к лучшему? Так ему легче удержаться от искушения поцеловать ее и надавать обещаний — может быть, пустых. Не просить же ее о свадьбе, когда у него ничего нет!

Вот если бы удалось найти шахту, он пришел бы к ней не с пустыми руками, попросил бы у нее прощения — и любви. Он знает Лорелей, наверняка в ней сохранилась искра любви к нему. А тогда уж он даст ей то, что по глупости не успел сделать Бен Тимс: навсегда прекратит охоту за сокровищами. Купит лодочную станцию, станет респектабельным бизнесменом, и она сможет им гордиться.

Надвинув шляпу, Джек вернулся к валуну, на котором сидела Лорелей, глядя в небо. Солнце накрыли тучи. Стало не так жарко.

— Удача? — встретила она его зимним взглядом.

— Нет. — Джек взъерошил волосы. — Я был так уверен, что шахта здесь! Вся карта, все подсказки вели к этому участку. Я нутром чувствую, что она здесь.

— А нутро тебя никогда не подводит, — процедила Лорелей.

— Ни в этих делах, ни в чувствах. Я люблю тебя, Лорелей.

— Оставь. — Она окаменела.

— Ничего не могу с собой поделать, — прошептал Джек, подошел и взял ее за сильные плечи. — Я люблю тебя. Отчаянно, безнадежно.

— Вчера ты меня не захотел.

— Хотел, Лорелей. Вчера, месяц, год назад. Сейчас хочу. Всегда хочу.

— Тогда почему отверг меня? — В голосе ее слышалось страдание, то же он видел в глазах, пока она их не опустила.

— Потому что ты отдавала мне только тело. Мне этого мало. Мне нужно, чтобы ты любила меня, Лорелей.

— Однажды я тебя уже любила, и что из этого вышло? Ты бросил меня. Разбил мне сердце, и я потеряла... — Она прерывисто и глубоко вздохнула. — Знаешь, Джек, почему я не стала с тобой разговаривать, когда ты позвонил?

— Я обидел тебя. Господи, если бы я мог все вернуть назад!

— Но назад ничего не вернуть, вот в чем дело. Да, ты обидел меня, Джек, но мне было очень страшно.

Он замер.

— Страшно? Почему тебе было страшно?

— Я была беременна! Я носила нашего ребенка!

У него подкосились ноги.

— Как это? — спросил он и тут же отругал себя за дурацкий вопрос. — Черт, я знаю, как. Но почему ты мне не сказала?

Ее глаза наполнились слезами.

— Потому что не хотела, чтобы ты женился на мне по обязанности.

Джек вскипел и выругался.

— Лорелей! Я хотел жениться на тебе! А... а как же ребенок? Ты?..

— Нет! Я его потеряла. У меня случился выкидыш через две недели после того, как... ты не пришел.

Джек протянул было к ней руку, но уронил ее.

— Боже, ты должна была меня ненавидеть. Я сам себя ненавижу.

— Нет. У меня нет ненависти, я...

Порыв ветра промчался по каньону, взметая клубы красноватой пыли. Джек прижал ее к себе, прикрывая от жалящей пыли, и посмотрел на небо. Там клубились темные, тяжелые облака.

— Что такое? — спросила она, оглядываясь.

— Будет дождь.

— Ну и ладно, отдохнем от жары.

— Это не тот дождь. Надо отсюда убираться. — Черт, давно надо было спуститься в лагерь. Теперь уже поздно. — Вдали гремел гром, словно огромный рассерженный зверь, подтверждая его худшие опасения. — Скоро начнется дождь, и он будет не похож на легкий душ. До лагеря нам не успеть. Надо забиться в какую-нибудь дыру.

Джек не хотел ее пугать, но вид неба ему очень не нравился. Их ждет мгновенное наводнение. Воздух пропитался запахом надвигающегося ливня.

— Пошли наверх, вон там по краю хребта. — Он надеялся на другой стороне найти пещеру.

Лорелей посмотрела на узкую кромку на морщинистом склоне горы над ущельем.

— Там очень узко. Мы упадем.

— Я не дам тебе упасть. Держись. — Он подал ей руку. Надо было спешить.

Первые тяжелые капли дождя упали на сухую землю и скалы. Через несколько минут по каньону просвистит ветер и швырнет на них дождь, как заряд дроби.

Прижимаясь к стене, Джек медленно двинулся по уступу, крепко держа за руку Лорелей.

— Как ты?

— Страшно.

— Ты отлично держишься. Осталось совсем немного. Надо обогнуть этот выступ, там будет другое ущелье. — Джек подозревал, что там есть пещера, и молил Бога, чтобы он не ошибся.

Небеса разверзлись над ними; ледяной дождь лупил так, будто стрелял из пулемета. Вода стремительным потоком мчалась с гор, захватывая камни и унося их вниз, в долину. События развивались слишком быстро. Теперь они не смогут подняться наверх. Надо искать что-то другое.

Джек остановился под небольшим навесом. Под неустанную дробь дождя он всматривался в стену чуть правее их. Там что-то темнело. Джек протер глаза.

Пещера. В изломе горы над каменной плитой была пещера. Там они могли бы укрыться — если сумеют добраться.

Уступчик кончался через несколько метров. Выбора не было. Надо прыгать и молить Бога, чтобы край площадки выдержал. Он посмотрел на Лорелей.

— Ты сможешь перебраться на ту площадку?

— Как? Наш край горы туда не достает, — ответила она, прикрывая глаза от потоков воды.

— Нам надо подойти как можно ближе и прыгнуть.

— Я готова на все, лишь бы спрятаться от дождя.

— Вот это умница! — Джек поцеловал ее в мокрые губы. — Я прыгну первым и буду ловить тебя.

Лорелей кивнула, но, когда он двинулся, остановила его за руку.

— Джек, будь осторожен. Я не хочу смотреть, как ты упадешь и расквасишь свое красивое лицо.

— Не волнуйся. У меня есть амулет. Со мной ничего не случится. — Джек молился, чтобы так и было. Дойдя до края обрыва, он вгляделся в противоположную сторону и убедился, что пещера там есть.

— Джек, тут широко. Ты сможешь?

Он послал ей воздушный поцелуй и улыбнулся.

— Пара пустяков. Я перепрыгивал через ручьи пошире этой щели.

— Врешь.

— Честное скаутское.

Она хихикнула. Сегодня он впервые увидал на ее лице улыбку.

— Ты никогда не был бойскаутом.

— Неважно. Я перепрыгивал через ручьи. — Только тогда он был на двадцать лет моложе и на безоблачном небе светило солнце.

С рюкзаком не допрыгнуть, решил Джек. Сняв рюкзак, он подумал о карте и связанных с ней надеждах. Мечты о кладах стоили жизни его ребенку. Джек швырнул рюкзак на ту сторону, он шлепнулся о край площадки, покачался — и свалился вниз. Джек смотрел, как он исчезает в изломах красно-коричневых скал.

— Джек, надо спешить, — со страхом сказала Лорелей. — Скала позади меня... она разрушается.

Он оглянулся. Там, где они стояли десять минут назад, несся поток воды, смешанный с красноватыми камнями. У них оставалось две-три минуты до того, как поток настигнет их. Джек быстро и крепко поцеловал Лорелей.

— Что бы ни случилось, знай, что я люблю тебя. Всегда любил. — Он повернулся и прыгнул.

Ботинки ударили о край площадки, и камни стали осыпаться. Лорелей завизжала, когда его ноги скользнули вниз и тело шлепнулось о камень.

— Джек, Джек!

Джек ударился головой, искры посыпались из глаз, но он ухватился за выступ и выбрался на площадку. Боль резала, как ножом, целый взвод пневматических молотков буравил ему голову, кровь мешалась с дождем, стекая по руке, что-то теплое текло по левому виску. Голова кружилась, тошнило, но нельзя было терять время.

— Кидай рюкзак, Лорелей!

Она бросила, он поймал и перекинул его к входу в пещеру.

— Быстро, но осторожно подходи к краю. Прекрасно. Молодец. Я считаю до трех. По счету три вытяни руки подальше и прыгай. Готова? Раз. Два. Три!

Лорелей прыгнула. Нога скользнула по мокрой площадке.

— Джек!

Он схватил ее за руки. Ее тело висело над узкой трещиной. Она кричала и плакала, и не разобрать было, где дождь, а где слезы. До боли в груди Джек втиснулся в расщелинку за спиной, уперся ногами и стал ее вытаскивать.

«Ангел-хранитель, услышь мои молитвы...» — повторял он, моля, чтобы ему хватило сил спасти единственное в мире сокровище — Лорелей.

Когда ее плечи показались над краем обрыва, она закинула ногу и дальше выбралась сама. Джек прижал ее к стене. Она дрожала.

Посмотрев на Джека, она спросила:

— Как ты?

— Лучше и быть не может. — Он попытался улыбнуться. — Пойдем. Увидишь пещеру. Не знаю, как ты, а с меня на сегодня хватит дождя.

Он провел ее через щель в горе на кривую узкую тропинку, и в шести метрах от обрыва, где оба чуть не лишились жизни, она увидела пещеру.

— Ты оказался прав, — сказала Лорелей, когда они подошли к входу.

— Инстинкт Сторма. Никогда не подводит, — похвастался он, подмигнул ей, улыбнулся и свалился без сознания.

Майкой, которая у нее была надета под рубашкой, Лорелей промыла Джеку рану на голове. Лицо его под загаром было бледно. Когда он упал к ее ногам, она испугалась, что он умер, и ей тоже захотелось умереть, потому что, несмотря на все ее страхи и протесты, она любила его. Теперь можно сказать себе правду: она всегда любила Джека и будет любить. Как ужасно, что для того, чтобы понять эту правду, ей пришлось пережить миг, когда она думала, что потеряла его.

Ей удалось затащить его в пещеру. Теперь главное — не дать ему умереть. У них впереди целая жизнь, она скажет ему, как много он для нее значит. Он просил у нее шанс — теперь она сама молит, чтобы у нее был шанс. Шанс сказать ему, доказать, что она любит его.

Она развела небольшой костерок, чтобы согреться. Из своего рюкзака достала одежду, одеяло и аптечку первой помощи. Обработала раны, на более серьезные наложила повязку. Сколько времени он лежит без сознания? Час? Два? Три? Слишком долго, сказал ей внутренний голос.

— Джек, пожалуйста. Джек, дорогой, очнись.

Джек застонал.

— Джек! Ты меня слышишь?

Он снова застонал и открыл глаза.

— Лорелей...

— Я здесь, Джек. Я здесь. — Она взяла его за руку.

— Черт, меня будто грузовик сшиб.

— Горы, — сообщила она и нежно погладила по лицу. — У нас в аптечке есть аспирин. Проглотишь?

— Да. Помоги мне сесть, пожалуйста.

Приняв аспирин, он снова лег.

— Что произошло? — спросил он.

Лорелей подоткнула вокруг него одеяло.

— А что последнее ты помнишь?

Он попытался улыбнуться, но вышла гримаса.

— Я молился ангелу-хранителю, чтобы он спас тебя. — Он перехватил руку, погладившую его по лбу, и поднес к губам. — У меня есть ангел-хранитель. Он мне помог. Потому что, хотя я не умер и не попал в рай — а меня туда и не пустили бы, — ты со мной. Ты спасена. И красива, как никто на свете.

— О, Джек. — Она и без зеркала знала, как сейчас выглядит: растрепанная, без макияжа, в синяках и ссадинах, закутанная в зеленое одеяло, — а он говорит, что она красива. Но он всегда держался с ней так, что она чувствовала себя красивой. — Кажется, тебя сильно ударило по башке.

— Прости меня, Лорелей.

— За что?

— За все. Что упустил тебя десять лет назад. Что не был с тобой, когда ты потеряла ребенка. Что чуть не погубил тебя.

Она погладила его по щеке.

— Благодаря тебе я осталась жива. — Он попытался заговорить, но она накрыла ему рот ладонью. — Знаешь, каких двух вещей я боялась, когда висела и думала, что сейчас упаду?

— Каких же?

— Первое — что я так и не смогу сказать тебе, что люблю тебя.

Он закрыл глаза.

— Я не заслуживаю твоей любви, Лорелей, после всего, что причинил тебе.

— Ты ничего мне не причинил. Джек, ты любишь говорить о судьбе. Знаешь... может, этому ребенку не суждено было появиться на свет. Но сейчас судьба дает нам второй шанс. Я люблю тебя. Люблю.

Он глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Что ж ты не спросишь, чего я еще боялась?

— Чего ты еще боялась?

— Что умру, так и не успев заняться с тобой любовью.

Страх смерти еще не отпустил тело. Проблема выживания еще стоит перед ними. В своей пещере они отрезаны от мира, сплошной поток дождя смыл дорогу в горах, и продуктов у них в лучшем случае на два дня. Но если ей суждено умереть, она хочет умереть в его объятиях.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, Джек.

 

Глава десятая

— Но сейчас тебе нужно отдохнуть. Нам обоим нужно. Давай поспим. — Лорелей устроилась рядом с ним и подоткнула одеяло.

Джек приподнялся, опираясь на локоть.

— Ты думаешь, после такого я смогу заснуть? — Женщина, которую он любит, сказала, что любит его и хочет заниматься с ним любовью, а он повернется на бок и заснет?!

Глаза ее мерцали, как выдержанный коньяк в хрустальном бокале. Она потрепала его по щеке.

— Да. Завтра ты будешь чувствовать себя лучше, тогда и разберешься с этим.

Джек перекатился на нее и накрыл своим телом.

— Счастье мое, — голос его прерывался от нежности, — поверь, во мне достаточно сил, чтобы сейчас же с этим разобраться.

Она уперлась руками в его грудь, покрытую синяками.

— Тебя чуть не убило. Не сосчитать синяков и порезов. На голове ужасная шишка, и ты несколько часов был без сознания. Я боялась, что ты никогда не очнешься, — шептала она с тревогой.

— Я знаю. Знаю. Но хотя я весь в синяках и шишках, мое главное оборудование в полном порядке. — В доказательство он прижался к ней и с улыбкой отметил удивление в ее глазах.

— Да, это очевидно... Но все же я думаю...

— Я хочу тебя, Лорелей. Ничего в жизни так не хотел. Я понимаю, что мы тут застряли не на шутку. Надо будет искать, как выбраться, и множество других вещей преодолеть, но сейчас я ни о чем не могу думать, кроме как о нас с тобой. И о том, как я тебя люблю.

— Покажи мне, как ты меня любишь. — Она откинула одеяло и впустила его к себе.

Вспышка молнии осветила пещеру и ту, что для него дороже любых сокровищ. Ту, что принадлежит ему.

— Открой глаза, Лорелей. Дай мне убедиться, что это не сон. Что ты реальна. Что ты моя.

— Твоя, — прошептала она, обвила его ногами, и Джек почувствовал, как их закружил какой-то вихрь. — Только твоя.

— Моя, — повторил он, и вихрь унес их ввысь, к вершинам счастья.

Лорелей потянулась. С улыбкой отметила восхитительную боль в особых местах и живо вспомнила, откуда она взялась. Посмотрела на спящего рядом мужчину. Господи, как она его любит... Как много они потеряли времени...

Конечно, кое о чем им придется поговорить. О ребенке, которого они потеряли. Напрасно она не сказала тогда Джеку, они бы вместе переживали это горе. Но у них будут и другие дети.

Стараясь его не потревожить, Лорелей выскользнула из его рук и подошла к выходу из пещеры. Было еще темно, но дождь прекратился. Луна висела в небе золотистым шаром. Звезды рассыпались, как новогодние огоньки на полночном покрывале. На горизонте темнели Заколдованные горы, словно изготовились для внезапного нападения. Лорелей передернуло.

Она повернулась к Джеку и, подавив крик, бросилась к нему.

— Господи, ты испугала меня до полусмерти. Я не слышал, как ты встала. — Он обнял ее и погладил по спине.

Она уткнулась ему в грудь.

— Я не могла спать.

— У меня есть отличное средство от бессонницы.

Услышав веселые нотки в его голосе, Лорелей подняла голову и укоризненно посмотрела на него.

— Джек Сторм, у тебя одностороннее мышление.

— Только в отношении тебя.

У Лорелей забилось сердце. Она смотрела на великолепные, широкие плечи, крепкую грудь, живот, твердый, как стиральная доска, полоску темных волос, сбегающих вниз...

— На этот раз, — прошептал он, укладывая ее в центр одеяла, служившего им кроватью, — на этот раз торопиться не будем.

Джек осторожно целовал ее, а умные руки, лаская, спускались ниже, по животу, к курчавым волоскам, дальше, и палец стал медленно и осторожно гладить чувствительный бутон в центре. Лорелей вскрикнула, чувства нахлынули на нее, как дождь в горах. Он продолжал сладкую пытку, и она уже рыдала, сотрясаемая волнами наслаждения.

— Черт тебя побери, Джек, войди в меня.

Глаза на загорелом лице были безумно синими.

— Рано. Я еще не кончил первую часть.

Лорелей почувствовала прикосновение щетины усов, потом его рот, тело ее затрепетало. Она за волосы подтащила к себе его голову, перекатила его на спину и стала проделывать над ним ту же пытку, которую он устроил ей.

— Г-где ты этому научилась? — на выдохе спросил он.

— У тебя, — улыбнулась она.

— Больше не могу, — доложил он, приподнял ее и водрузил на себя, соединившись с ней самым элементарным и древним способом.

Когда Джек наконец раскрыл глаза, солнце уже вставало. Он посмотрел на спящую рядом женщину, его пронизало желание, и он отбросил одеяло. Если они еще минуту пролежат рядом, ей не придется спать. А ей это необходимо.

Стараясь не разбудить ее, он встал, снял с камней одежду, которую Лорелей развесила просушить, оделся и помассировал плечи.

Под золотыми лучами солнца горы сверкали как драгоценные камни. По изогнутому краю обрыва перед пещерой больше не мчался устрашающий поток. Головоломное предгорье каньона напоминало серо-зеленые волны спокойного моря.

Джек подумал о потерянном рюкзаке и карте. Теперь их уже не найти. Он подумал о Лорелей — никакие сокровища не сравнятся с тем, что он снова обрел ее любовь.

Но какое будущее их ждет? Он надеялся на шахту. Что он может дать ей теперь? В раздражении он отбросил эти мысли. Лучше подумать, как отсюда выбраться. Разглядывая каньон, Джек остановился взглядом на том, что можно было принять за старую военную дорогу, по которой некогда волокли орудия. На ум пришла подсказка Голландца. От моей шахты видно военную дорогу, но с дороги шахту не видно. Видна ли их пещера с дороги? Вряд ли. До вчерашнего дня он не видел даже этот край горы.

Моя шахта находится на северной стороне каньона. Он огляделся; пещера находилась на северной стороне каньона. Перед моей шахтой каменная площадка. Ага! Это та площадка, на которую он вчера прыгал. Джек возбужденно оглядывался. Никакой шахтер не отыщет мою шахту. Подсказки вспоминались одна за другой. Лучи заходящего солнца освещают вход. Джек разочарованно побрел назад: вход смотрит на восток, заходящее солнце не будет попадать в пещеру. Дорога к шахте имеет один трюк. Джек почесал в затылке. Может, скрытая пещера? Пещера с тайным выходом на запад?

Джека словно что-то толкнуло. Золотая шахта находится где-то здесь.

Лорелей раскладывала на одеяле остатки продуктов. Она подняла на него глаза.

— Что случилось?

— Кажется, я знаю, где находится шахта Голландца. — Джек поцеловал ее в раскрывшийся рот.

— Где?

— Или в нашей пещере, или где-то рядом. Все прибаутки Голландца указывают на это место.

Джек быстро повторил ей свои догадки, вывел из пещеры и показал военную дорогу.

— Джек, но это же будут долгие поиски. Может, лучше вернуться в лагерь, а потом прийти, запасясь продовольствием?

— У нас нет времени. Я не уверен даже, сумеем ли мы снова найти это место.

Не бойся, мы уйдем задолго до темноты. Но сначала поищем шахту. — Он посмотрел ей в глаза. — Я люблю тебя. И хочу, чтобы мы всю жизнь были вместе. Но без этих сокровищ мне нечего тебе дать.

— Мне ничего не нужно.

— Я хочу жениться на тебе, иметь детей. Но я должен дать тебе нечто большее, чем любовь и обещания.

— Мне нужна только любовь. У меня есть работа.

— Нет. Я не собираюсь жить за твой счет. Видишь ли, во Флориде я временами работал в одной компании. Мне там нравилось, и у меня неплохо получалось. Мне предлагают купить дело, но нужны деньги. Если б я нашел шахту, я бы ее купил и мог просить тебя стать моей женой.

— Джек, для этого не нужна шахта. У меня есть кое-какие деньги, а если их не хватит, можно занять.

Он поцеловал ей пальцы.

— Спасибо, но я не возьму у тебя деньги. Я должен иметь сам.

— А если ты не найдешь шахту, что тогда? Мы все равно поженимся?

— Придется подождать.

— Сколько?

— Сколько понадобится. Попытайся меня понять. Я не могу во второй раз являться к тебе с пустыми руками, я перестану себя уважать.

— Кажется, история повторяется...

— Нет, не повторяется! На этот раз ты со мной. Мы найдем эту шахту, я куплю дело, и мы поженимся.

— Ты уверен, Джек? Я боюсь опять тебя потерять.

— Поверь мне, дорогая. Шахта здесь. Я нутром чую.

— А нутро тебя никогда не подводит, — закончила она и вздохнула. — Ладно. Куда мне идти?

— Вот это умница! — Он поцеловал ее. — Ты начнешь здесь, от входа в пещеру, а я поищу другой выход.

Лорелей колебалась.

— Ты действительно веришь, что шахта здесь?

— Я чувствую ее даже костями.

Четыре часа спустя Лорелей выпрямилась и отерла пот подолом рубашки. Если шахта здесь, то хорошо спрятана. Она отряхнула руки и вошла в пещеру за флягой.

Напившись, завинтила крышку и наклонилась над рюкзаком отыскать повязку для волос. В дальнем конце пещеры что-то блеснуло.

Со вчерашнего дня у нее еще не было возможности осмотреть пещеру изнутри.

Маленькая, размером с комнату. В ней уже бывали люди: в углу виден след старого костра и высохшие палки. Лорелей старалась не глядеть на нечто вроде скелета в самом темном углу.

Она сделала шаг, и снова что-то блеснуло. Она затрепетала. Прошла дальше, и ей на глаза попался череп. Вспомнились истории о пропавших искателях шахты. Может, это блеснул золотой зуб умершего здесь золотоискателя?

От этой мысли Лорелей передернуло, но она подошла поближе. На ум некстати пришли сказки о духах, стерегущих сокровища. Местные старики говорят, что дух самого Голландца охраняет шахту от прытких охотников за золотом.

— Не будь смешной, — буркнула она себе и пнула череп ногой. Под камнем что-то сверкнуло, и сердце у нее подпрыгнуло до самого горла.

Она отцепила от ремня фонарик и посветила. Потрогала стену. Мокрая. Двигая лучом, поискала точку, где впервые увидела блеск. Здесь, слева от другой кучки камней, что-то снова блеснуло. Лорелей нагнулась и подняла кусочек золота размером с грецкий орех.

— О Господи, — прошептала она. Зажав самородок в кулаке, она ринулась из пещеры, зовя Джека.

Джек перехватил ее у входа в пещеру и со страхом сгреб в охапку.

— Что такое? Что случилось? Ты ушиблась?

Лорелей разразилась смехом. Она была счастлива, возбуждена и испугана до смерти.

— Боже правый, Лорелей, скажи, что случилось!

— Вот. — Она не могла говорить. Молча протянула ему кусок золота.

— Что? — Он смотрел на нее, опасаясь, что она сошла с ума.

— Вот, — повторила она и поводила у него перед носом самородком.

— Золотой самородок, — медленно выговорил Джек.

Она расхохоталась и обняла его.

— Джек, по-моему, я нашла золотую шахту Пропавшего Голландца!

 

Глава одиннадцатая

— Ты права, — сказал Джек.

Маленькой киркой, которая чудом удержалась на ремне во время шторма, он отковырнул трухлявую доску. Посыпалась пыль, и открылся вход в маленький тоннель. Чихая, Джек отстранил Лорелей и отодрал еще одну доску.

— О'кей. Посвети.

Лорелей выдохнула:

— Золото!

— Да, — подтвердил Джек.

Куски породы с проблесками золота, размером в мужской кулак, казалось, только и ждали, когда их вынут из стен шахты. Они нашли шахту Пропавшего Голландца! Для Джека это был момент триумфа. Каждый охотник за сокровищами мечтает о такой вот грандиозной находке. И все благодаря Лорелей. Годами он искал коренную жилу, и Лорелей привела его к ней.

Он расплылся в улыбке и грязными ладонями обнял ее прекрасное лицо.

— Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Да, — со смехом сказала она. — Это значит, что у тебя больше нет отговорок и тебе придется жениться.

Он поцеловал ее долгим, крепким поцелуем, радуясь тому, что теперь их будущее обеспечено.

— Ну, что будем делать? — спросила она.

— Ты будешь стоять здесь, светить мне и красоваться, а я — выковыривать залог нашего будущего.

— Но я хочу помогать!

— Счастье мое, больше всего ты поможешь мне, если будешь стоять снаружи. Тоннель может обрушиться в любую минуту. Если ты будешь здесь, я начну нервничать и не смогу работать.

— Но, Джек, ты же один не справишься.

— Я не жадный, не собираюсь унести все. Наберу столько, сколько надо для покупки компании и для старта моего бизнеса. Я быстро. Держи. — Он протянул ей коробочку с кольцами. — Сиди и обдумывай, как организовать нашу свадьбу. Только чтобы на этой неделе. Я десять лет ждал и больше не могу ждать ни минуты.

Джек вошел в тоннель и взялся за дело. Он осторожными ударами расковыривал стены, стараясь не вызвать обвал. Прошло несколько часов, натруженные плечи ныли, но он не останавливался. Нужно набрать столько золота, чтобы обеспечить хороший старт новой жизни. Шахта дрожала и осыпала его пылью при каждом ударе.

Наконец он сложил все набранное в рубашку, которую снял с себя, и двинулся к выходу из тоннеля.

Но тут раздался крик Лорелей. Джек побежал, споткнулся, упал, но тут же вскочил на ноги и кинулся к ней, бросив золото.

Она лежала на площадке у входа в тоннель, скрючившись и зажимая левой рукой правую.

— Что случилось? — бросился к ней Джек.

— П-паук укусил, — еле выговорила она, побледнев от боли. — Тарантул. Укусил, когда я сдвинула камень.

Тарантул. Джек помертвел. Это не смертельно, но очень болезненно.

— Дай посмотрю. — Он увидел красное пятно; рука уже распухала. — Я знаю, детка, это очень больно.

Он поцеловал место укуса и отнес Лорелей на одеяло, на котором они провели ночь.

— Сейчас дам тебе аспирину. Это не самое лучшее, но уменьшит боль.

Не обращая внимания на грохот, донесшийся из тоннеля, он вложил ей в рот таблетки и поднес к губам флягу.

— Джек, — она схватилась за горло, — надо в больницу. У меня аллергия.

— Аллергия на пауков? — У него замерло сердце.

— Да... Такое уже было. — Она с трудом дышала. — Надо в больницу. Горло. Задохнусь. Умру.

Больница находится у подножия горы!

— Не бойся, ты не умрешь, я не дам тебе умереть. Я доставлю тебя в больницу.

Кто знает, слышит ли она его? Он прицепил к ремню флягу, надел рюкзак и поднял Лорелей на руки. Вынес на свет. Лицо ее было бело как мел, и на лбу выступил холодный пот. Не теряя времени, Джек двинулся по краю обрыва вниз, к военной дороге, которая должна была привести их к лагерю.

— Лорелей, ты меня слышишь?

Она была без сознания. Джек разрывался между страхом за ее состояние и облегчением, что она хоть на время не будет страдать от боли.

— Пить...

Джек опустил ее на землю, прислонил к валуну и дал напиться. У него самого пересохло во рту, но он не стал пить, оставляя воду ей.

— Ты взял золото? — спросила она, когда он снова понес ее.

— Нет.

— Но как же шахта? Ты говорил, мы в другой раз не сумеем ее найти.

— Не думай о шахте. Черт с ним, с золотом. Главное — доставить тебя в больницу.

Зачем ему сотня золотых шахт, если она умрет? А ведь во всем виноват он сам. Лорелей как-то сказала, что он, видно, так и не повзрослел, раз все еще охотится за сокровищами. И она была права. Он отдал свою жизнь планам скорого обогащения, вместо того чтобы упорно работать и стать человеком. Даже когда судьба дала ему второй шанс начать жизнь с Лорелей, он не ухватился за него — нет, ему понадобилось сделать еще одну попытку быстро разбогатеть.

И вот чего им это стоило.

— Больно. — Лорелей скрючилась у него в руках. — Все болит.

— Потерпи, дорогая. Еще немного потерпи. Уже скоро.

Боже милосердный, взмолился он. Пусть она будет жить. Если ты оставишь ее жить, я навсегда уберусь из ее жизни.

Когда он спустился на дно каньона, солнце садилось. Лицо Лорелей посерело, волосы взмокли, кожа горела. Подгоняя себя, он прошел оставшийся путь, и сердце его упало. Палатку унесло. Остались только какие-то клочья да плитка, расплющенная о скалу.

Джек вскарабкался на дорогу, где он оставил «эксплорер». Если джипа нет, ему не добраться вовремя до цивилизованных мест.

Увидав джип невредимым, он готов был упасть на колени и возблагодарить Бога. Достав из-под переднего бампера ключ, который спрятал на случай неожиданностей, он положил Лорелей в машину, пристегнул ее ремнем, завел мотор и направился по темнеющей дороге на Развилку Апачей.

Подъехав наконец к больнице, он, не обращая внимания на крики сторожа, остановился у входа, ногой толкнул дверь и внес Лорелей. Дежурная вытаращила на них глаза.

— Мне нужен врач. Немедленно, — резко добавил Джек, видя, что она все еще таращится.

Дежурная выскочила из комнаты и вернулась с каким-то недоростком в белом халате.

— Вы врач? — недоверчиво спросил Джек.

— Так меня называют. В чем дело?

— Ее укусил паук. Тарантул.

Человек в халате поморщился.

— Скверно.

— Более чем скверно — смертельно. У нее аллергия.

Больше врач не медлил. Он провел Джека в отделение скорой помощи, велел опустить больную на кушетку, приложил к ее груди стетоскоп, проверил пульс. Вынув из ушей наконечники, сказал:

— Давление пониженное. Она в шоке. — Он приподнял ей веки.

Лорелей была так бледна, с синими губами, что у Джека на минуту помутилось сознание.

— Ваше имя?

— Джек. Джек Сторм.

— Это ваша жена, Джек? — Врач продолжал исследовать девушку.

— Нет. Невеста. — Боль сжимала ему грудь. Была невестой. Он заключил сделку со Всевышним и сдержит слово. Если Лорелей останется жива, он сделает единственный неэгоистичный шаг в жизни — уйдет от нее.

— Имя вашей невесты?

— Лорелей. Ее зовут Лорелей Мейсон.

— Красивое имя для красивой леди.

Джек вынужден был признать, что недоросток свое дело знает. Спокойно разговаривая, он продолжал обследовать Лорелей. Открыл ей рот, шпателем придавил язык.

— Эсофагус увеличенный, дыхание поверхностное. — Он повернулся к медсестре. — Пять кубиков эпинефрина.

Сестра мгновенно подала ему шприц. Джек смотрел, как Лорелей делают укол. Врач и медсестра работали, а он стоял, чувствуя свою беспомощность. Хуже того — вину. Из-за него Лорелей лежит здесь. Если бы он не был таким эгоистом, сейчас она была бы женой ван Оуэна, а не находилась бы между жизнью и смертью.

— Введите глюконат кальция, — приказал врач сестре. — Когда был укус?

— Не знаю. Шесть, может, семь часов назад.

— Где?

— В Заколдованных горах, наверху. — Джек в общих чертах объяснил, где они были.

— У нее есть аллергия на какие-то лекарства? — Голос врача был спокоен, но руки двигались быстро. На штативе для внутривенных вливаний появился новый флакон, и шприц был введен в вену. Врач щелкнул пальцем по трубке.

— Не знаю. Может, родители или сестры скажут. Я могу им позвонить.

— Так звоните. И сообщите необходимую информацию о мисс Мейсон дежурной в приемном покое.

— Док, она будет жить?

— Надо надеяться, Джек. Надо надеяться. Не знаю, как вы сумели так скоро добраться. Наверное, всю дорогу несли ее на руках? В любом случае вы спасли ей жизнь. Еще час, и...

Врач не договорил, но Джек понял: и Лорелей бы умерла. По его вине. Он снова спросил:

— Она выживет?

— Если переносит лекарства, то да. Джек, вы сделали все, что могли. А теперь позвоните родителям, примите душ и переоденьтесь.

На Джеке была рубашка, которую он нашел в машине и не потрудился застегнуть. Джинсы порвались, тело было покрыто красной грязью, и он не брился несколько дней. Джек подумал, что выглядит как ненормальный. Ну и пусть.

— Я позвоню, вымоюсь, но не уйду отсюда, пока не буду знать, что она в порядке.

В мужском туалете Джек ополоснул лицо и постарался соскрести горный грим.

Звонок к матери Лорелей дался ему нелегко. Но та отнеслась к нему лучше, чем он заслуживал.

Вытянувшись над раковиной, Джек вгляделся в свое лицо. Тусклые запавшие глаза, темная щетина на щеках и подбородке, мокрые волосы — он их вымыл под краном. Ни дать ни взять пират, как его назвала однажды Лорелей...

Хуже, чем пират. Он чуть не разрушил нечто драгоценное и доброе. Помоги ему Бог это восстановить.

Лорелей открыла глаза и, моргая, посмотрела на людей, стоявших в изножье кровати.

— Мама? Папа?

— Слава Богу! — мать кинулась к ней. Дрожащей рукой она погладила ее по щеке. — О, бедная моя деточка. Как ты себя чувствуешь?

— Хочу пить. — Отец поднес ей стакан, и она попыталась сесть. Вода была прохладная и ласкала горло. — Спасибо. — Она откинулась на подушки. — Где я?

— В больнице на Развилке Апачей, — ответил отец.

— В больнице, — повторила Лорелей, оглядывая белые стены и занавески, трубки, сбегающие к руке.

— Тебя укусил паук, и Джек тащил тебя на руках через горы...

Мать что-то еще говорила, а у нее в голове стали восстанавливаться события.

Потоп. Она и Джек занимаются любовью. Обнаружение золотой шахты. Укус паука. Звук рушащегося тоннеля. Потрясенное лицо Джека, выносящего ее из пещеры. А где Джек?

— Где Джек? — с внезапным испугом спросила она.

— Ждет за дверью, — сказала мать.

— Парень заслуживает, чтобы его выпороли вожжами, — сказал отец, пыхтя, как Спенсер Трейси в своей последней роли. — Я бы и выпорол его, если бы он не выглядел так, будто готов сам себя выпороть.

У Лорелей сжалось сердце. Конечно, этот дуралей винит во всем себя.

— Папа, — прервала она отца, который приготовился произнести еще один монолог Спенсера Трейси, — позови Джека. Мне нужно с ним поговорить.

— Уж и не знаю, деточка. Ты еще слаба, и сестры ждут очереди повидаться с тобой.

— Папа, мне нужно видеть Джека.

— Я должен посоветоваться с врачом...

— Папа, или ты приведешь Джека, или я встану и сама к нему выйду.

Отец заморгал и сделал строгое лицо.

— Как ты со мной разговариваешь, юная леди? Я мог ожидать такого тона от твоих сестер, но не от тебя. Ты всегда была доброй, чуткой девочкой.

— О, Генри, ради Бога! Успокойся и позови парня.

— Спасибо, мама, — сказала Лорелей, когда отец с царственным видом вышел.

— Пустяки. Иногда отца бывает трудно прервать. Сейчас он участвует в римейке старого фильма Спенсера Трейси. Он там играет всего лишь гостя на свадьбе, но, боюсь, влияние старика Трейси слишком велико.

Лорелей невольно засмеялась. Ее родители неподражаемы. Прожив вместе всю жизнь, увлекаясь работой в кино, они до сих пор любят друг друга так же, как в молодости. Такая вот нескончаемая любовь. Вот если б у них с Джеком было так же...

Мать отвела ей с лица волосы.

— Ты любишь его?

— Да. Люблю всей душой. Думаю, всегда любила, даже когда ненавидела.

Мать улыбнулась.

— Так бывает. Хотя временами твой отец сводит меня с ума и я готова убить его, я не представляю себе жизни без него. И не хочу жизни без него.

— Вот и я тоже. Не хочу ни минуты жизни без Джейка.

— Тогда тебе придется потрудиться. Он ужасно винит себя за то, что случилось в горах.

— Но разве он виноват, что меня укусил паук?

— Тебе придется его в этом убедить. Если любишь, борись за него, Лорелей.

Все-таки ее мать — замечательная женщина. В свои пятьдесят два года она еще очень красива — золотые волосы, карие глаза. И не только красива — изящна.

Лорелей не успела ей это сказать — вошел Джек. Он выглядел измученным, убитым, как человек, приговоренный к виселице. Красивое лицо было мрачно, не осталось ни следа дерзкой улыбки, которую она так любила. Глаза по-прежнему были безумно синими, но исчезла озорная искра, смешинка — они стали тусклыми и мертвыми.

— Привет, красавица. Как ты себя чувствуешь? — спросил он, оставаясь в дверях.

— Лучше. Как заново родилась.

— Пойду скажу врачу и сестрам, что ты очнулась, — сказала мать и выскользнула из комнаты, буркнув: — Желаю удачи.

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем вчера, — сообщил Джейк.

— Жаль, что этого не скажешь о тебе. Когда ты последний раз спал?

Он пожал плечами.

— Соснул на кушетке в приемном покое.

— И, насколько я тебя знаю, все это время бичевал себя за то, что случилось со мной.

— Вовсе нет. — Лорелей подняла брови, и он решил не врать. — Да, ну и что из того? У меня есть для этого все основания. Я чуть не погубил тебя.

— Может, ты закроешь дверь и войдешь?

— Ну, как вы себя чувствуете, мисс Мейсон? — спросил молодой врач, входя в комнату. На кармашке халата можно было прочесть имя Стивенс. — Вчера вы нас напугали. Особенно Джека. Медсестры и сейчас судачат, как полуголый горец притащил вас на руках и грозно потребовал врача.

Он вставил ей в рот градусник, проверил пульс, сделал отметку на температурном листе и приказал открыть рот.

— А-а, лучше. Гораздо лучше. Я думаю, внутривенное можно прекратить.

— Когда мне можно будет уйти? — удалось наконец задать вопрос Лорелей.

— Если основные показатели останутся в норме, думаю, завтра можно выписывать. Скажу вашим сестрам, что они могут войти. — Врач положил руку Джеку на плечо. — Последите за нашей пациенткой, Джек. Не давайте ей утомляться.

— Постараюсь.

В комнату ворвались сестры.

— О, Лорелей, простишь ли ты меня?

Актриса по натуре, Дезире плакала и вообще вела себя как героиня романа.

— Закрой водопровод, Дезире, — приказала Клер. Нахмурившись, она посмотрела на Джека и повернулась к Лорелей. — Хочешь, я его вышвырну?

Видя серьезное выражение ее лица, а также зная, как мало старшая сестра ценит мужское племя, Лорелей сказала:

— Спасибо, не надо. Я решила оставить его при себе.

Клер нахмурилась.

— А Герберт?

— Уехал с матерью в Европу, чтобы избежать скандала, — объяснила Дезире.

— Скандала? — повторила Лорелей.

— Ну да. Из-за того, что Герберт остался стоять у алтаря. — Дезире хихикнула. — Моя вина!

— Клер, Дезире, я хочу поговорить с Джеком. Наедине.

Клер обвела обоих взглядом.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Уверена. — Только Джек ей и нужен.

— Ладно. Пошли, сестренка. — Клер отерла слезы с лица Дезире. — Тебе надо навести красоту, а то этот красавчик доктор уже спрашивал маму про тебя.

— Да что ты! — И они вышли.

— Джек...

— Лорелей...

— Сначала ты, — сказала Лорелей.

— Я хотел извиниться. Я понимаю, что поздно и что слова не исправят зло, которое я тебе причинил. Видит Бог, его хватило бы на две жизни. — Он шагал взад-вперед у кровати.

— За что же ты извиняешься, Джек?

— За все.

— И за то, что сказал, как ты любишь меня? За то, что занимался со мной любовью? Да?

— Нет. — Джек остановился и провел руками по волосам. — Об этом я не могу жалеть. Ты — самое лучшее, что у меня в жизни было.

Когда он в следующий раз проходил мимо, она поймала его за руку. Посмотрела ему в глаза. Как ей хотелось убрать из них эту боль, это чувство вины!

— А ты — самое лучшее, что есть у меня, Джек. Самое лучшее.

— Как ты можешь это говорить?

— Очень просто. Я люблю тебя.

Он опять было шагнул, но она его удержала.

— Джек, я не отпущу тебя. Ты сказал, что, если мы найдем шахту, ты на мне женишься. Ну вот, я нашла шахту. Только из-за меня ты потерял золото...

— Не хочу слышать про это проклятое золото. Я тебя чуть не погубил.

— Ты спас мне жизнь.

Джек фыркнул:

— Ага, после того, как чуть не погубил.

— Я не дам тебе улизнуть, Джек Сторм. Ты должен на мне жениться.

Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

— Ты в своем уме? Неужели все еще хочешь выйти за меня замуж? Я приношу тебе только горе. Я бросил тебя десять лет назад. Я не был с тобой, когда ты... — он резко выдохнул, — потеряла ребенка. Не дал тебе выйти за хорошего человека. Человека, который что-то сделал в жизни. Который может дать тебе больше, чем безрассудные мечты. — Он помотал головой. — Ты чуть не поплатилась жизнью из-за меня. Я не дам тебе все потерять из-за меня. Я слишком тебя люблю. Я собираюсь поговорить с ван Оуэном. Объясню ему, что во всем виноват только я, что ты не хотела сбегать со мной. Тогда вы сможете все наладить.

Он готов пожертвовать собой, поняла она.

— Я не хочу ничего налаживать с Гербертом.

— Хочешь. Я поговорю за тебя. А теперь отдохни, я еще навещу тебя до выписки.

— Трус! — крикнула Лорелей ему вдогонку.

Джек вышел из палаты и прислонился к двери. Нужно дать ей уйти. Это самое правильное. И он обязан это сделать ради нее. Для начала надо объясниться с Гербертом, как он и обещал.

Так он и сделал. Дозвонился Герберту в Париж и предложил ему позвонить Лорелей в больницу. Чувство было такое, будто он дал отрезать себе правую руку. Как после этого жить? У него не хватит сил отпустить Лорелей.

Нет, он все сделал правильно, убеждал себя Джек на следующее утро, идя по коридору больницы.

— А, Джек, — приветствовал его доктор Стивенс. — Сегодня я собираюсь отпустить вашу невесту.

— Прекрасно, док.

— Пять минут — и забирайте ее. Готовьтесь к свадьбе. Я слышал, барышня решила не терять времени, ее мать говорит, свадьба назначена на этот уикенд.

Джек остановился как вкопанный. Стоило так беспокоиться за Герберта. Лорелей живо все с ним утрясла.

Да нет, он ее не обвиняет, сказал себе Джек, чувствуя горький привкус во рту. Он же пришел, чтобы попрощаться. Глубоко вдохнув, он толкнул дверь в ее комнату и замер, видя, как Лорелей весело болтает с врачом.

— Не забудьте, я хочу, чтобы вы непременно пришли. Свадьба в субботу в десять часов.

— Я приду, — сказал доктор Стивенс. Дав ей последние инструкции, он вышел.

— А я как раз думала, придешь ли ты.

— Я же сказал, что приду. — Ему не удалось сдержать надрыв в голосе.

— Очень мило, что ты позвонил Герберту. — Лорелей кончила расчесывать волосы и сунула щетку в сумочку.

— Похоже, все утряслось.

— Похоже. — Она посмотрела на него с улыбкой сирены, и он почувствовал слабость в ногах. — Ты слышал — в субботу я выхожу замуж.

— Да, слышал. — Ревность клещами сжала ему грудь. — Вижу, ты не теряла даром времени.

— Как ты можешь меня упрекать? Я дважды собиралась, оба раза сорвалось. Теперь решила, что нужно действовать побыстрее, пока жених не передумал.

Она взяла сумку, зашла в туалет и переоделась.

— Ты еще не сказал, будешь ли снова искать шахту Голландца, — бросила она, аккуратно складывая рубашку, в которой Джек притащил ее с гор.

— Еще не решил. — Как можно думать о поисках шахты? Он потерял единственное сокровище, которое ему было нужно.

— Неужели так и не попытаешься найти?

— Поиски сокровищ потеряли свою привлекательность. — Ему хотелось сгрести ее в объятия, целовать до бесчувствия, сказать, что он не даст ей выйти замуж ни за кого, кроме себя.

— А как же компания во Флориде? Ведь тебе нужны деньги, чтобы купить ее.

Он пожал плечами.

— Может быть, сумею договориться с владельцем и получу ссуду в банке, когда туда вернусь.

— Когда это будет?

— Что?

— Когда ты поедешь во Флориду?

— Не знаю. Через несколько дней. — Он провел рукой по волосам.

— Значит, ты еще будешь здесь в конце недели?

— Да. Наверное. — Если она пригласит его на свадьбу, он ее задушит.

— Сколько тебе нужно денег, чтобы купить ту компанию? — спросила она, укладывая в сумку ботинки.

— Раза в два больше, чем у меня есть. А что?

Лорелей сунула руку в карман слаксов, лежавших в сумке, и вытащила горсть золотых самородков. С улыбкой подошла к Джеку.

— Смотри. Это поможет? Я подобрала их в шахте.

Ошеломленный, Джек сердито уставился на самородки.

— Не нужно мне твое чертово золото! Думаешь откупиться, чтобы я опять не испортил тебе свадьбу? Неужели полагаешь, что я останусь и буду смотреть, как ты выходишь замуж за другого? В субботу меня здесь и близко не будет.

— Подожди, Джек, — окликнула она его, видя, что он устремился к двери.

Он не остановился. Если остановится, то нарушит все свои клятвы, упадет к ее ногам и будет молить дать ему еще один шанс.

— Джек! — Лорелей схватила его за руку, когда он уже взялся за дверь.

— Ну что? — Он не смотрел на нее.

Она руками повернула к себе его лицо.

— Если ты уедешь до субботы, ты причинишь мне немало хлопот. Родители, а особенно отец, будут в ярости, если ты уедешь.

Джек хмурился, пытаясь понять, о чем это она.

— Почему?

Она достала из кармана коробочку с кольцами.

— Потому что жених — это ты, и я собираюсь в субботу выйти замуж за тебя. Я люблю тебя, Джек Сторм. Только тебя. И хочу прожить с тобой всю жизнь.

— Погоди, мне надо сесть, — сказал он и уселся прямо на пол. — А ван Оуэн? Я думал, тебе нужен именно он. Надежный, ответственный. Имеет хорошую работу.

Она села рядом с ним.

— И скучный. Пока тебя не было, я думала, что хочу того, о чем ты говоришь. Но ты прав, в душе я осталась искательницей приключений. И мне нужно только одно — знать, что ты меня любишь.

— Лорелей, я не лгал, когда говорил, что у меня ничего нет. Я не уверен даже, согласится ли какой-нибудь банк выдать мне кредит на покупку фирмы во Флориде.

— Найдем другой банк. А еще лучше — другую золотую шахту...

— Ты сошла с ума, ты знаешь это?

— Сошла с ума от любви к тебе.

— А дом? Покой и надежность?

— Ты мой дом, Джек. Я люблю тебя.

— Пошли! — Джек вскочил, поднял ее и подхватил на руки.

— Куда? — смеясь спросила Лорелей.

Джек поцеловал ее и улыбнулся своей пиратской улыбкой.

— Я тебя похищаю, красотка.

— Опять?

— Опять.

— Куда на этот раз?

— Искать ближайшего священника.