Да здравствуют пауки, подумала Лорелей, глядя, как Джек попятился от угла, где сидел тарантул. Если бы он не углядел это мохнатое черно-оранжевое чудовище, она бы поддалась искушению и забралась к нему в постель.

Не дай Бог. Неизвестно, что хуже — укус тарантула или занятие любовью с Джеком. Судя по ее аллергической реакции на укусы насекомых, этот волосатый урод может оказаться для нее смертельным; но можно воспользоваться им как средством заставить Джека вернуться в Месу.

Лорелей захлопнула чемодан и защелкнула замки. Она забавлялась зрелищем ужаса, написанного на лице Джека, его бесчисленными «О Господи», «Черт побери» и «Ну надо же», пока он не толкнул ее обратно на тахту. Смена настроения у Джека привела ее в чувство. За все время, что она знала Джека, ей и в голову не приходило, что он боится пауков.

— Ты готова ехать? — спросил он, косясь в угол, где тарантул метнулся к щели в полу и скрылся.

— Готова, — сказала она и хихикнула.

— Ничего смешного. — Он взял чемодан.

— И все же смешно.

С покрасневшим лицом он вышел из хижины, запер ее на ключ и отнес чемодан в машину.

— Кто бы мог подумать, что огромный парень Джек Сторм, храбрейший в мире охотник за сокровищами, испугался малюсенького паука!

— Он был не маленький. Он был огромный.

— Тебе виднее, — усмехнулась она, глядя, как Джек засовывает ключ от хижины под горшок с кактусом. Вообще-то паук был величиной с кулак, и она тоже испугалась бы, если бы на него смотрела, но, к счастью, была поглощена поцелуем и только краем глаза видела что-то оранжево-черное, а когда пришла в себя, паук уже скрылся, оставив Джека с вытаращенными глазами и побелевшим лицом. Она до сих пор содрогалась от мысли, что Джек оставил попытку соблазнить ее — а это ему почти удалось — только из-за того, что испугался паука.

— И все-таки он был огромный, — настойчиво повторил Джек и сел в машину. — И очень опасный. Представляешь, если бы эта тварь кого-нибудь из нас укусила? Укус тарантула очень болезненный, а ближайшая больница осталась на Развилке Апачей.

Лорелей знала, что он прав. Когда она переехала в Аризону и впервые отправилась в пустыню, ее предупредили, что геккон и ящерица-ядозуб не слишком опасны, а укус тарантула хоть и очень болезненный, но не всегда смертельный. Для нее-то он точно будет смертельным, она знала это по детскому опыту, когда ее укусила пчела. Поэтому старалась с ними не встречаться.

— Послушай, Джек, может, ты передумаешь тащиться в горы на поиски этой выдуманной золотой шахты?

— Шахта Голландца — не выдумка, она существует. И мы ее найдем, — твердо заключил он, и джип тронулся в путь.

— Я слышала, там в горах полно всяких пауков.

— Будем держаться от них подальше.

— Подготовь же меня, скажи, чего ты еще боишься? Может быть, ящериц? Или змей? — По правде говоря, от одной мысли об этих созданиях ее бросало в дрожь.

— Их я не боюсь, — он стрельнул в нее игривым взглядом. — Если придется искать пропитание, у змей очень вкусное мясо.

Лорелей содрогнулась.

— Не то что есть змею — даже увидеть ее для меня то же, что для тебя увидеть тарантула.

— Как я понимаю, ты позволишь мне защищать тебя от змей?

— А кто защитит тебя от пауков? — выпалила она. И кто защитит ее от него?

Джек расплылся в улыбке.

— Придется довериться тебе.

— На твоем месте я бы на это не слишком рассчитывала.

— Признайся, дорогая, ты по-прежнему питаешь ко мне кое-какие чувства.

— Чувство презрения тебя устроит?

Он не рассердился.

— Если бы я был тебе неприятен и ты действительно хотела бежать, надо было это сделать ночью, когда я спал как убитый.

— Ты себя недооцениваешь, Сторм. Ты спрятал ключи. Или забыл?

— Надо было опять их стащить.

Эта мысль приходила ей в голову, но Джек сунул ключи в карман, а она не рискнула вытащить их из штанов, в которых он лег спать. Но она не станет в этом признаваться.

— Я решила, что не стоит рисковать головой, ночью разыскивая дорогу в горах.

— Значит, я могу не бояться, что ты убьешь меня во сне, чтобы украсть машину.

— Я могла бы убить тебя, Джек, только прикидываю, стоит ли, ведь потом придется сидеть в тюрьме.

— Так-то ты разговариваешь с человеком, за которого собираешься замуж?

— Джек! — проскрежетала она.

Он хохотнул.

— Смотри правде в лицо, Лорелей: ты любишь меня так же, как я тебя.

Она рассвирепела — отчасти потому, что это была правда. Чем иначе можно объяснить тоску в груди при мысли о нем, сердцебиение от одного его взгляда? Но любить Джека Сторма опасно! Сколько бы он ни любил ее, она всегда будет у него на втором месте. На первом — приключения. Это он уже однажды доказал.

— Любишь ты фантазировать.

— Очень, особенно про то, как мы поженимся.

— Я выйду замуж только за Герберта. Джек опять рассмеялся.

— Как хорошо, что актрисой стала твоя сестрица, а не ты. Потому что притворщица из тебя никудышная. Думаешь, я забыл, как ты меня вчера целовала? — Он перестал смеяться. — Не обманывай себя. Если бы не появился этот мохнатый монстр, мы бы сейчас были в хижине, и я бы погрузился в тебя, а ты повторяла бы мое имя. — Он бросил на нее мрачный и пугающий взгляд. — Могу поспорить: когда в следующий раз ты окажешься в моих руках, горячая, льнущая, меня не остановят целые полчища пауков.

Дрожь возбуждения прокатилась по ее телу. Нет уж, к черту.

— Следующего раза не будет, — пообещала она. — Я сбегу при первой же возможности.

— Что ж, значит, у тебя не будет этой возможности.

И следующие несколько часов возможности не было. Джек гнал машину через лес, полный москитов, по бесконечной, пыльной, зубодробительной дороге. А когда наконец остановился и предложил размять ноги, Лорелей охотно согласилась.

Но только она вышла из машины, где был кондиционер, в лицо ударил зной, чуть не выбив из нее дух.

— Не хочешь пройтись? — предложил Джек.

— А если не хочу? — с вызовом сказала она, удивляясь, почему жара на него не действует.

— Можно поесть и в машине, но неподалеку есть прелестное местечко среди деревьев, и будет жаль, если ты его не увидишь только из желания досадить мне.

Господи, неужели ее так легко раскусить?

— Ладно, все равно размять ноги необходимо.

Лорелей огляделась. Перед ними простирался широкий каньон. Черное с прозеленью скалистое образование поднималось как пальцы, указывающие в белесое от зноя небо. Она вспомнила о том, как индейцы пима боялись этих гор, их суеверия и дали название горам.

— Эй, городская девочка, ты идешь?

Джек пристегнул к ремню фляжку, достал рюкзак и выудил оттуда футляр с солнечными щитками.

— Надень, если не хочешь обгореть. Я знаю, как ты не любишь, когда нос шелушится.

Лорелей протянула руку, но он не сразу отдал. С усмешкой смерил ее взглядом с головы до ног и спросил:

— Может, лучше я сам их на тебя нацеплю?

Лорелей вырвала у него футляр и отвернулась. Сев на камень, быстро прикрепила щитки к рукам, ногам и на нос, спиной ощущая жар — от солнца, конечно, а не оттого, что Джек на нее смотрит. Злая как черт, она встала.

— Ты собираешься идти или до конца дня будешь тут стоять и пялиться на меня, как какой-то молокосос?

Джек опять смерил ее взглядом и поскреб челюсть, как бы размышляя.

— Джек!

— Ну ладно, идем, — смилостивился он.

Неохотно взяв Джека за руку, Лорелей пробралась следом за ним через трещину в скале в глубь каньона. Они прошли по нижней площадке мимо огромных кактусов и деревьев чолас, утыканных шипами, и когда поднялись наверх, при виде открывшейся картины она забыла обо всем. Вылизанный ветрами горный хребет извивался, как желто-лиловый флаг. Над ним вздымались пятидесятифутовые каменные пальцы, создавая запутанный лабиринт проходов. Ей нестерпимо захотелось узнать, куда ведет каждый из них.

— Впечатляет? — спросил Джек. Он расположился на площадке под утесом и распаковывал рюкзак.

— Да, — сказала Лорелей, принимая у него из рук хлеб, сыр и сосиску. — Ручаюсь, весной это еще более захватывающее зрелище. — Она представила себе, как скальные террасы покроет высокая трава и цветы размером с десертную ложку будут колыхаться на ветру.

— Приедем весной и посмотрим.

Упоминание о будущем сразу вернуло Лорелей к мыслям о настоящем. Опять она попалась в сети, которые Джек так ловко расставляет. Нет, она не поддастся его обаянию; это будет так же болезненно, как укус тарантула. Надо бежать.

* * *

Джек вел машину и краем глаза поглядывал на Лорелей. Казалось, было видно, как в голове у нее крутятся шарики, когда она вот так молча сидит, смотрит, изучает окрестности, оглядывается на дорогу, по которой проехали.

Как бы проникнуть в эту головку на пяток минут? Неужели она не понимает, что он все видит? Неужели думает, что он ее отпустит?

Джек нахмурился. По мере того как они углублялись в горы, ехать становилось все труднее. Смесь гравия с землей перешла в пыль, дорога сузилась. Черт побери, он опытный водитель, но и он не поехал бы здесь в темноте. Однако, зная упрямство Лорелей, Джек сомневался, что ее остановит такой пустяк, как темнота; а судя по тому, как солнце играет с ними за западным хребтом, то накрывая тенью, то выпуская на свет, скоро дорога, еле различимая и при дневном свете, погрузится в чернильную темноту ночи.

Полчаса спустя на белесом небе появилась луна, и Джек остановил джип возле поляны.

— Считаем, что день закончен; будем устраиваться на ночлег. — Оставив ключи в замке, он вышел из машины и осмотрел ее. Отметил взгляд, который Лорелей бросила на ключи, и стал разгружать багажник. — Пойду поставлю палатку. Вон в той сумке продукты. Может, приготовишь пока что-нибудь поесть?

— Что именно?

— Без разницы. Я ем все, — сказал он и, опять отметив взгляд, брошенный на ключи, обошел машину, выдернул их и сунул в карман. — Чуть не забыл.

— Боишься, что я украду машину, а тебя брошу здесь?

— А ты можешь?

Она вздернула подбородок.

— Нет. Но не из-за угрызений совести.

— Я на это и не рассчитывал, — сказал Джек, взвалив на плечо палатку.

— Как я уже тебе говорила, я не идиотка, чтобы искать дорогу в темноте. Подожду до утра.

— Что ж, значит, не придется на ночь надевать на тебя наручники.

— Что-о-о?

— Вообще-то я думал связать тебя. Но раз ты говоришь, что не собираешься удирать, то не буду этого делать. — Забавляясь ее потрясенным видом, Джек чмокнул ее в приоткрытый рот. — А пока взяла бы ты этот пакет с продуктами.

Не оглядываясь, он пошел вниз на поляну. Под ногами хрустели камушки. Услышав, как хлопнула дверца джипа, он ухмыльнулся. Лорелей пробурчала что-то насчет тупоголовых пиратов и пошла следом за ним.

Пока он, насвистывая, ставил палатку, она вынимала и раскладывала продукты.

— Как продвигается обед?

— Единственное более или менее аппетитное — это тушенка.

— Прекрасная вещь тушенка.

— Твое одобрение не требуется. Будем есть из банки или подогреем?

Джек забил еще один колышек.

— Решай сама. Если хочешь подогреть — в машине есть плитка. А если наберешь хвороста, я разожгу костер. Или ешь холодную. Выбирай.

К счастью, Лорелей выбрала горячее. Опускалось солнце, а с ним и температура воздуха. Даже ходьба становилась чем-то вроде упражнения по аэробике с погружением в прохладные потоки воздуха.

— Замерзла? — спросил Джек, глядя, как Лорелей потирает руки.

— Немножко. — Она придвинулась к огню и налила себе кружку кофе.

— Радуйся, пока можно. Встанет солнце, и опять будет жара.

Лорелей застонала.

— Кажется, нет смысла еще раз просить тебя бросить свою безумную идею насчет шахты?

— Нет.

— Ты хоть знаешь, куда ехать? Или просто будешь таскать меня за собой еще восемь дней?

— Я знаю, куда ехать. По крайней мере общее направление. Не волнуйся, уже недалеко. Завтра мы доберемся до места, где у нас будет базовый лагерь. Дальше пешком.

Лорелей застыла, не донеся кружку до рта.

— Мы бросим машину?

Он кивнул.

— Машина там не пройдет. Хорошо еще, если найдется тропинка.

— Джек, но это безумие! Люди ищут шахту Голландца сотню лет, и никому не удалось найти.

— У них не было карты. У меня есть.

— Половина магазинов Аризоны продает эти паршивые карты!

— А у меня настоящая. Та, которую Якоб Вальц, умирая, дал Джулии Томас.

Лорелей нахмурилась.

— Этой булочнице, которая ухаживала за ним во время болезни?

— Да, — ответил Джек, довольный, что ей известна легенда.

— Ты хочешь сказать, что всю эту охоту за дикими гусями устроил потому, что у тебя в руках бумажка с какими-то каракулями и считается, что сам Голландец дал ее булочнице?

— Ее дал он, — твердо сказал Джек. Они много лет дружили, он был благодарен ей за уход. Он знал, что умирает, что сам никогда больше не попадет туда, и отдал ей карту, на которой обозначено, где находится шахта.

— Джек, Джек...

— Это правда. И карта теперь у меня. — В доказательство Джек вынул из рюкзака пластиковый пакет с потрепанным, блеклым листом. — Вот она. Смотри.

Лорелей посмотрела на корявый рисунок и вернула его.

Она не верит, что он подлинный, это видно по ее глазам. Джека охватили сомнения. Неужели он ошибается? И все это, как она сказала, — охота за дикими гусями?

— Если карта подлинная, почему же твоя Джулия Томас сама не пошла искать золото Голландца? Почему никто другой не нашел шахту?

— Потому что они — это не я. И у них не было тебя на счастье. Ты — моя фортуна, Лорелей. — Он намотал на палец прядь ее волос. — Как только я увидел тебя в магазине, то сразу понял, что карта настоящая. На этот раз я отхвачу здоровый куш. Карта привела меня к тебе, а с тобой я найду шахту.

— Нет. — Лорелей увернулась от поцелуя и встала. В ее надтреснутом голосе, в ее глазах Джек уловил страдание. — Вот, значит, почему я оказалась здесь? Потому что якобы притягиваю удачу?

Отбросив карту, он встал, подошел к ней и обнял за плечи. Пролетел порыв ветра, и огонь затрепетал на ветру.

— Ты оказалась здесь потому, что я люблю тебя. Дай мне попробовать еще раз.

— Попробовать что? Снова разбить мне сердце?

— Меньше всего на свете я хочу обидеть тебя.

— Тогда почему же тебе понадобилось десять лет, чтобы прийти?

В глазах ее были злость и презрение, и он понимал, что заслуживает то и другое.

— Я звонил...

— Два раза. Ты позвонил два раза. Мне было слишком больно, я отказалась с тобой разговаривать, а ты не потрудился позвонить еще раз. Тем более прийти.

— Я не мог. Корабль стоял только три часа, надо было грузить оборудование. Я вернулся через месяц, но тебя уже не было. — Он вспомнил, какая его охватила паника. — Я написал письмо, надеялся, что тебе передадут.

— Передали.

— Да, но ты его не читала. Вернула нераспечатанным.

— Ты меня обвиняешь?

— Нет, — упавшим голосом сказал Джек. Он обвинял себя. — Я понимал, что ты имеешь полное право злиться, даже ненавидеть меня. Поэтому и решил тогда не гнаться сразу за тобой. Решил, что лучше дать нам обоим время.

— Это могло бы меня сокрушить, но уверяю тебя, Джек, мне не понадобилось десять лет, чтобы переступить через тебя.

— Я не это имел в виду.

— Мне хватило нескольких недель, чтобы понять, какую ошибку я чуть не совершила.

— Черт побери, это не ошибка.

— Тогда почему же тебя не было десять лет?

— Потому что я хотел... — Джек осекся. Он хотел прежде добиться победы. Прийти к ней победителем, доказать, что его обещания не были пустыми. — Хотел иметь возможность предложить тебе больше, чем мечты и обещания.

— И что же ты предлагаешь мне теперь?

Слова были острыми, как клинок, и разили прямо в сердце.

— Если я окажусь прав, я отдам тебе золото Голландца.

— Не хочу. Меня никогда не интересовали деньги. Мне не нужно это проклятое золото.

— Чушь. Я его найду и отдам тебе. Честное слово. — Он взял ее лицо в ладони и склонился над ней.

— Не надо, — прошептала она, сжав пальцами его запястья.

— Надо. Потому что я люблю тебя. Всегда любил. Всегда буду любить. Пожалуйста, Лорелей, дай мне еще шанс.

На миг ему показалось, что она откажется, и сердце его остановилось. Но она закрыла глаза, тело ее обмякло, и она прильнула к нему. В нем вскипело такое желание, что задрожали руки, но он пересилил себя и поцеловал ее медленно и нежно. Когда она раздвинула губы, он застонал.

Дикий звериный крик прорезал тишину ночи, и Лорелей отпрянула.

— Ч-что это такое?

Его тело было натянуто, как тетива, а он глотал воздух, как после марафона.

— Какой-то койот нашел добычу.

Лорелей содрогнулась.

— Спасибо. Мало того, что я не буду спать, опасаясь, как бы в палатку не залезли пауки и змеи, теперь еще имею приятную перспективу стать добычей койота.

Джек не видел причины отказываться от возможностей, которые ему предоставил ее страх. Он притянул ее поближе, гладил вверх и вниз по спине.

— Не бойся. Койоты нас не тронут.

— Откуда ты знаешь? Я слышала, они ходят стаями. Даже нападают на собак крупнее себя. Что им мешает прийти сюда?

— Не придут, — пробормотал он и поцеловал чувствительное место под ушком. — Во-первых, у них и так много тварей на поживу. Во-вторых, их отпугнет костер.

— А если... если он погаснет? — Голос ее был хриплый и жаркий. Джек изнывал. Тело напряглось, стало каменным, а он всего лишь поцеловал ее.

— Тогда койоту придется сначала съесть меня, потому что я не выпущу тебя из рук.

Лорелей слегка отстранилась и подозрительно уставилась на него.

— Что это значит?

— Это значит, что мы будем спать в одной палатке, — расплылся в улыбке Джек. — А если ты все равно боишься, можем залезть в один спальный мешок.

Лорелей уперлась руками ему в грудь.

— И не мечтай. Лучше койоты.