Лорелей выскочила, отплевываясь.

— Негодяй, — прошипела она и откинула со лба мокрые волосы.

На фоне воды, вечернего солнца и темнеющей зелени она была прекрасна, как никогда. Мокрая до нитки, кипевшая от злости.

— Похоже, одного купания недостаточно, чтобы охладить тебя. Придется повторить.

Лорелей с криком кинулась на него... и снова полетела в воду. Вода ручьями стекала по лицу и шее, волосы цвета старого золота покрывали плечи королевским плащом, губы сжались в тонкую линию, щеки раскраснелись от гнева.

— Ты за это заплатишь, Джек Сторм, клянусь!

— Да ну? И кто же заставит меня платить? Ты? — дразнил ее Джек.

Рассвирепевшая Лорелей нравилась ему гораздо больше, чем та равнодушная особа, которая днем таскалась за ним по горам.

— Да. — Она будто выплюнула это слово.

Скрестив руки на груди, Джек улыбался.

— Милости просим. Заставь меня заплатить, радость моя.

Она опять бросилась на него, и опять он отразил атаку живого снаряда.

Когда ее голова показалась над водой, он ее приветствовал:

— Я все еще жду, Лорелей!

На этот раз она стояла на мелком месте, и Джек видел перед собой не только ее лицо, но и тело. Расцветшее тело женщины. У него пересохло во рту, и он отвернулся. И не заметил ее маневра.

Она в третий раз налетела на него и на этот раз столкнула в воду. Инстинктивно он уцепился за нее и увлек за собой. Оба вынырнули, откашливаясь и отплевываясь, и не успел он перевести дыхание, как Лорелей уже молотила его кулаками.

— Негодяй! Надменный тупица!

Джек схватил ее за руки и прижал к себе. Она билась и извивалась. Даже ледяная горная вода не могла охладить его пыл. Боже, как он желал ее... Она укусила его за плечо, заставив вскрикнуть.

— Ой! Ты дерешься, как девчонка.

— Я и есть девчонка. То есть женщина.

— Это я заметил. — Он взял в руки ее красивое лицо и осыпал его поцелуями. Как изголодавшийся странник, он впивал ее — ртом, зубами, языком. Желание рвалось из него, как лава из вулкана. Чувствуя, что теряет контроль над собой, еще миг — и он будет умолять ее или, того хуже, не дождется, когда она скажет «да», Джек отстранился, приподнял ее и отставил от себя, а сам пошел к берегу.

Лорелей позади раздраженно вскрикнула и послала ему вдогонку фонтан брызг. Он бы засмеялся, когда бы не боль в нижней части тела. Он мог бы взять ее, это чувствовалось. Лорелей всегда отзывалась на его жажду, и сейчас тоже. Но Джек вдруг понял, что хочет от нее не просто секса. Он хочет ее любви.

Джек вылез на берег. Ничего себе пират, издевался он над собой. Уходит от единственной женщины, которая ему нужна, потому что ему мало покорить ее тело — нужна ее любовь.

Не успел он сделать несколько шагов, как сзади послышался плеск воды; Лорелей снова налетела и свалила его в воду. Когда оба всплыли, она выпалила:

— Как ты смеешь сначала целовать меня, а потом бросать в воду, как... как дохлую рыбу!

— Стоп! Лорелей, я... — Она замахнулась, он перехватил кулак и, пока они боролись, зажал ее ноги у себя между ног, и она затихла.

Желание горело в ее глазах, окрашивая их в цвет жженого сахара. Губы дрожали.

— Лорелей, ты с кем сражаешься? Со мной или с собой? Ты же хочешь меня, милая, так же, как я тебя.

Она издала странный гортанный звук и потянулась к нему ртом. Застонав, Джек отстранился от нее.

— Дай мне услышать, как ты скажешь это. Признайся, что любишь меня, Лорелей.

Руки ее гладили его спину, бедра, ягодицы. Когда они осторожно коснулись заветного места, он зарычал. Не осталось ни слов, ни мыслей. Слова подождут. Джек стал расстегивать ее блузку. Ледяная вода омывала их тела, но он горел от внутреннего жара. Раздвинув блузку, он накрыл ладонями полные груди. Она прогнулась и выдохнула: «Джек!»

Дрожащими пальцами он боролся с застежкой на шортах и, когда ему удалось спустить их, почувствовал себя победителем Олимпиады. Заставляя себя не спешить, он проник к потаенному отверстию. Она вскрикнула и впилась зубами ему в плечо.

Неподалеку раздался всплеск. Лорелей окаменела. Джек повернул голову. «Черт!» Он заслонил собой Лорелей и уставился на старика, который в нескольких метрах от них наполнял флягу водой.

— Не обращайте на меня внимания, ребятки, — сказал он, завинтил крышку, отставил флягу и взял другую.

— Какого черта вы тут делаете?

Из-под нависших бровей смотрели выцветшие глаза; морщинистое лицо, седые усы — старику могло быть от пятидесяти до восьмидесяти лет.

— Разве не видишь? Наполняю фляги, сынок. Потом унесу их, и занимайтесь своим делом дальше.

А чем они занимались? Любовью. За спиной Джека Лорелей торопливо застегивала шорты и блузку. Она старалась не встречаться с ним глазами, и он понял, что она уже жалеет о том, что чуть не произошло.

— Такое больше не повторится, да?

Лорелей быстро взглянула на него. Что было в этом взгляде — желание? Сожаление? Трудно сказать. Она пригладила волосы и оглянулась.

— Скажи спасибо, что появился этот дед, иначе мы бы сделали ошибку, о которой потом пожалели бы. — Она вылезла на берег. Он выскочил из воды, не смущаясь своей наготы. У него нет ничего такого, чего старый хрыч не видел бы раньше. По дрожанию ее голоса было понятно, что случившееся потрясло ее. Но он не даст ей сбежать.

— Собираешься удрать?

— Нет. Я решила все вынести.

Тиски, сжимавшие ему грудь, ослабили хватку.

— Дорогая, осталось совсем немного. Как только мы найдем...

— Я иду на это, чтобы доказать, что я не приношу удачи и что судьба тут ни при чем. Нет никакого «мы». И не будет. Еще пять дней, Джек. С золотом или без золота, но я надеюсь, что ты сдержишь слово и отвезешь меня в Месу.

Старик раскашлялся, и Джек кинул на него свирепый взгляд; тот все еще наполнял бесконечные фляги. А Лорелей вдруг сказала:

— Похоже, ему не мешало бы поесть. Может, нам надо пригласить его на ужин?

— Смеешься? Пусть радуется, что я не разорвал его в клочья.

— Джек!

Он вздохнул.

— О Господи. Да не трону я этого старикашку.

Старик распрямился и потер поясницу.

— Джек, ну пожалуйста. Позови его к нам поесть.

— А в чем дело? Боишься остаться со мной наедине?

Вообще-то это он боялся. Что не найдет шахту. Что она не даст ему еще один шанс. Что, даже если он будет умолять ее на коленях, она все равно уйдет.

Лорелей раздраженно сказала:

— Нет. Просто неплохо было бы для разнообразия провести время за умной беседой, а не в разговорах о золотой шахте.

Могла бы сообразить, думала Лорелей, слушая, как Бенджамин Тимс рассказывает очередную историю про затерянную шахту. Какой же еще псих может оказаться в июле в этих горах, кроме искателя сокровищ?

— Джек, тебе здорово повезло, что эта милая леди пошла с тобой. Сам знаешь, таких немного найдется. — Дед зачерпнул еще ложку тушенки.

— Да, она такая. Я с первого взгляда понял, что это единственная женщина, которая мне нужна.

У Лорелей сжалось сердце. Может ли это быть? Может ли Джек так любить ее?

— Если... когда мы найдем шахту, я буду просить ее стать моей женой.

Боясь взглянуть на Джека, она повернулась к Бену:

— Бен, а вы женаты?

— Нет. Сейчас нет. Хотя у меня были жена и дочка.

— А что случилось? — спросила она и тут же пожалела, увидав, как он приуныл.

— Моя Мэри-Лу была не такая сильная женщина, как вы. Она была хорошая, лучше не найти. Это из-за меня у нас ничего не получилось. — Дед выпил кофе и уставился в кружку, будто углядел там что-то, невидимое для других.

— После того как у нас родился ребенок, Мэри-Лу захотелось более надежной жизни. Так бывает со всеми женщинами. Захотелось свить гнездышко. Купить домик. Присмотрела хорошенький, будто пряничный, домик в Алабаме. Мечтала, как она там все устроит, разукрасит. — Улыбка скривила ему губы.

— И что же было дальше? — хмуро спросил Джек.

— Мне представилась возможность купить карту шахты Голландца. Не ту дрянь для туристов, которую продают повсюду, а подлинную. При ней даже был документ о подлинности. — Он тяжело вздохнул. — Я хотел ее купить, а Мэри-Лу была решительно против. Мы ужасно ругались.

Джек напрягся. Глаза потемнели, помрачнели. Не осталось и следа от лихого, неунывающего искателя приключений.

— Что же вы сделали?

— Взял деньги, отложенные на домик, и купил карту. А шахты так и не нашел.

— А жена? — почти шепотом спросил Джек.

— Ушла от меня. Взяла ребенка и уехала на восток. Потом развелась, стала работать учительницей.

Убитое лицо Джека надрывало Лорелей сердце.

— Извините, Бен. Как это грустно.

— Мне некого винить, кроме себя самого. Я был так уверен, что карта приведет меня к этой шахте...

— А ваша дочь? — спросила Лорелей, надеясь хоть чуть развеять тоску, нависшую над ними, как полдневная жара.

— С тех пор я ее не видел. А потом Мэри-Лу прислала мне на подпись бумаги — она вышла за бухгалтера, который готов был удочерить девочку.

Джек помрачнел еще больше.

— И вы согласились, — прошептала Лорелей.

— Решил, что так будет лучше.

— Как жаль, Бен. — Ей действительно было жаль одинокого старика.

— Я причинил столько страданий ее матери. Вообразил, что могу что-то ей дать. Посмотрите на меня. Мне шестьдесят четыре года. Пятьдесят лет работал где придется. Нигде не задерживался надолго и все, что зарабатывал, тратил на поиски золота. Я и спросил себя: каким же отцом я стану для этой крошки?

— Вы поступили как очень хороший отец, — сказала Лорелей.

Бен смахнул слезы.

— Спасибо на добром слове, Лорелей. Я тоже так думаю. — Он встал и взял шляпу. — Пожалуй, я пойду, ребятки, не буду надоедать.

— Вам не обязательно уходить. Можете переночевать у нас. — Лорелей, конечно, было жаль старика, но скорее она боялась остаться наедине с Джеком.

Слишком сильно было желание разгладить складку у него на лбу и целовать его, целовать, пока не уйдет из его глаз тоска.

— Правда, Бен, оставайтесь, — поддержал ее Джек.

— Премного благодарен, сынок. Хороша была и ваша молодая компания, и мясо, но я привык быть один. Чем старше становлюсь, тем больше меня устраивает моя собственная компания.

— Куда же вы пойдете? Уже темно.

— Не волнуйтесь за Бенджамина Тимса, маленькая леди. Светит полная луна, и я знаю эти горы как свои пять пальцев. Моя машина вон за тем обрывом. На закате я видел облака, и, насколько могу судить, завтра будет дождь. Сильный дождь.

— По крайней мере передохнем от жары. Так вы не останетесь?

— Нет, спасибо вам. — Он нахлобучил шляпу и повесил на плечо связку фляг.

— Может, я помогу вам донести фляги? — спросил Джек. — Мне не мешает размять ноги. Завтра полезем в гору, надо попрактиковаться.

— Ну что ж...

Джек переложил себе на плечо тяжелую поклажу. Бен приподнял шляпу.

— Прощайте, Лорелей.

— Прощайте, Бен. Желаю удачи.

К тому времени, как Джек вернулся, она убрала посуду и расстелила в палатке оба спальника.

— Я думал, ты уже спишь, — сказал Джек.

— Как раз собралась ложиться. — На ней была уже байковая рубашка, которую она конфисковала у Джека. Она залезла в мешок. Впервые они остались наедине после того, как чуть не занялись любовью в ручье. Возможно, Джек снова попытается ее соблазнить, она хотела этого и боялась.

Джек повозился с рюкзаком, потом некоторое время сидел, размышляя над картой. Лорелей ждала. Сон не шел. Посмотрела на него — сидит одетый на расстеленном спальнике с картой в руке. Почувствовав ее взгляд, он поднял глаза, и у Лорелей зачастил пульс.

Он быстро отвел глаза. Провел рукой по волосам, встал и пошел к выходу.

— Ты куда?

— Подышать свежим воздухом.

— А спать не собираешься? — Она сама удивилась, как просительно прозвучал ее голос.

Не оборачиваясь, Джек сказал:

— Хочу еще раз просмотреть карту перед завтрашним выходом.

— Уже поздно, Джек. Может, отложишь до утра и ляжешь спать?

Он круто повернулся и обжег ее взглядом.

— Ты приглашаешь меня спать с тобой? — спросил он необыкновенно тихим голосом.

Лорелей проглотила ком в горле. К чему отрицать? Конечно, придется сказать Герберту, что она пока не может выйти за него замуж. Пока все еще жаждет Джека. Он был ее первым любовником. Единственным любовником. Сейчас она старше, мудрее, так что не станет вводить себя в заблуждение и называть это любовью. Не позволит себе любить его.

— Я... я хочу тебя, Джек. Какой смысл отрицать это после того, что случилось?

Джек подошел к ней и упал на колени. Коснулся пальцем бьющейся жилки на шее. Палец его сполз на ключицу, к рубашке и остановился возле верхней пуговицы.

— Лорелей, скажи внятно, что ты предлагаешь?

— Любовную связь. — Вот. Она это произнесла. Голо, прямо, потому что задыхалась от его близости, оттого, что его пальцы играли с пуговицами ее рубашки.

— Связь, — повторил он, и Лорелей чуть не закричала, когда он расстегнул вторую пуговицу, третью, задевая при этом грудь.

— Да, — прошептала она.

Его палец прочертил линию по ложбинке, медленно нарисовал завитки под грудями.

— Извини. Не могу оказать тебе эту услугу, — сказал он и запахнул рубашку.

— Что? — Лорелей раскрыла глаза.

— Я сказал, что просто секс меня не интересует.

Краска залила ей лицо. Он сказал это таким холодным и пустым голосом... Она вскинула голову. Да как он смеет? Она ему не какая-нибудь дешевка!

— А что в этом плохого? Десять лет назад у нас он был. Несколько часов назад ты его хотел!

Он сжал губы, и глаза его потемнели.

— Десять лет назад я был молод и глуп и не понимал, что имею. Но и тогда это не был для меня только секс, не будет и сейчас, по крайней мере с моей стороны.

— Что же тебе от меня надо? — раздраженно спросила Лорелей.

— То, что ты давала мне десять лет назад. Любовь.

Она крепко обхватила себя руками и опустила глаза.

— Не уверена, что могла бы ее дать, даже если бы хотела.

— Тогда у нас проблема, радость моя. Потому что на меньшее я не согласен. — Джек встал, собираясь выйти из палатки.

Лорелей не могла поверить. Он отверг ее. В ярости она запустила в него ботинком. Тот просвистел над ухом Джека и ударился о стенку палатки.

— Хороший бросок, дорогая. Но, боюсь, ты промахнулась.

— Иди к черту, Джек!