Рыба красного цвета. История одной тайной войны
Хинкл Уоррен
Тернер Уильям
Книга подробно рассказывает о Карибском кризисе, который едва не привел мир к третьей мировой войне. Рассматриваются также ряд покушений, которые были подготовлены ЦРУ для физического устранения Фиделя Кастро. Книга названа авторами по коду операции в "заливе свиней".
Книга вышла в свет в 1981 году в нью-йоркском издательстве "Харпер энд Роу". Её авторами являются обозреватель газеты "Сан-Франциско кроникл" Уоррен Хинкл и бывший агент ФБР, ведавший вопросами, связанных с деятельностью тайных вооруженных группировок США, Уильям Тернер.
У. Хинкл и У. Тернер использовали для написания книги многочисленные документы, включая неопубликованные, которые им удалось разыскать в архивах конгресса США, ЦРУ и ФБР, а также в Университете штата Калифорния. Авторы опросили почти 200 участников «тайной войны» против Кубы, как кубинских контрреволюционных эмигрантов, так и штатных агентов ЦРУ, которые непосредственно участвовали в преступных антикубинских действиях.
Воды Рио-Гранде, приближаясь к Мексиканскому заливу, превращаются в пенящуюся шоколадно-коричневую жижу, четырехсотметровой полосой расплескавшуюся между Соединенными Штатами и Мексикой. Голые обрывистые берега реки покрыты буровато-серой щетиной редких кустов. На первый взгляд совсем неподходящее место для купания. Однако жарким сентябрьским полднем 1956 года высокий мужчина, одетый, как мексиканский батрак, выскочил из видавшей виды автомашины и, спотыкаясь, сбежал по крутому склону к реке. Он скинул одежду и без колебаний бросился в грязную, мутную от песка воду, словно курортник, окупающийся в прохладные голубые волны Ривьеры.
Он плыл брассом в сильных уверенных движениях чувствовался искусный пловец. Позади остался пропыленный мексиканский пограничный городишко Рейноса, впереди сквозь знойное марево, окутывающее американский берег, проступал городок скотоводов Мак-Аллеп — оазис техасского гостеприимства на плодородных угодьях долины Рио-Гранде. Вблизи северного берега пловец пырнул и на несколько минут исчез из виду.
Затем он появился на поверхности среди группы купальщиков — это были буровики, которые прямо в спецовках плескались и дурачились на взбаламученном мелководье. Они окружили пловца, радостно похлопывая ого по голым плечам. Мозолистые ладони опускались в приветствии на мокрую спину. Заплыв был тщательно подготовлен. Нефтяники собрались здесь для отвода глаз, заранее припрятав необходимую чистую одежду. Таинственного мексиканского батрака, нелегально пробравшегося в Соединенные Штаты, звали Фидель Кастро.
В мужчине, вошедшем в холл отеля «Каса де пальмас» в Мак-Аллене, вряд ли можно было узнать того пловца, который четыре часа назад вышел из речной воды. Автомобильная поездка в город совершенно преобразила его: из батрака он превратился в респектабельного джентльмена, возвращающегося после гольфа в загородном клубе. Полуулыбка, то и дело трогающая его сочные пунцовые губы, и сигара, которой «джентльмен» самодовольно попыхивал, наводили на мысль о том, что сегодня он играл лучше обычного. Однако наблюдательный человек заметил бы определенное сходство между этим игроком в гольф и пловцом-чужестранцем, незаконно проникшим в США: осанна атлета, широкого в плечах и узкого в талии, длинный прямой нос, приковывающие внимание карие глаза и каштановая шевелюра, которой он имел привычку встряхивать так, как вздергивает голову породистая с норовом лошадь. Он был гладко выбрит — за исключением тоненькой щеточки усов, выглядевшей как-то странно на талом крупном лицо, играющем упругим румянцем молодости. Мужчина дал бы ему около тридцати. Женщина, поддавшись обаянию, могла бы дать двадцать шесть, но прав был бы мужчина. Он был высок, очень высок. Казалось, что он выше своих 188 сантиметров. Даже без шляпы этот оливковокожий гигант возвышался над толпившимися в холле техасцами в стетсонах, как буровая вышка над хлопчатником. Иллюзия создавалась исходящей от пего притягательной силой, которая привлекала всеобщее внимание и одновременно вызывала уважение.
У портье, этого одетого в блейзер стража гостиничного уюта, отвечающего на докучливые расспросы обычно официально и с оттенком скуки, голос чудесным образом изменился. Сеньор и есть тот самый гость, которого ожидает сеньор Прио? Прекрасно. Пусть сеньор сразу поднимается. А он сейчас же позвонит, чтобы предупредить о его приходе. Фидель Кастро вошел в лифт — сейчас он выглядел скорее членом теннисного клуба, нежели революционером.
Дверь лучших апартаментов «Каса де пальмас» ему открыл джентльмен средних лет с изысканными манерами. В его глазах, когда они встретили взгляд гостя, вспыхнул огонь, но тут же погас. На лице джентльмена появилась заученная на тысячах государственных приемов теплая улыбка. Доктор Карлос Прио Соккаррас,бывший президент Республики Куба, мультимиллионер, любитель красиво пожить, величественным жестом руки указал гостю на мягкую цветастую софу. Фидель предпочел стул с жесткой спинкой.
Оба были одеты в спортивные рубашки и брюки. Грубоватую одежду Фиделя явно приобрели в лавке военных излишков в Браунсвиллском порту. Элегантность туалета Прио напоминала о существовании в Майами дорогих магазинов мужской одежды, Каждый, не торопясь, присматривался к другому. На Кубе они были политическими противниками. Теперь же оба находились в изгнании. Впервые в жизни у них появилось что-то общее. Ненависть. Ее объектом стал диктатор Фульхенсио Батиста, этот кубинский Калигула, бывший армейский сержант, который правил их райским островом силой оружия и превратил его и камеру пыток. Оба дали обет уничтожить чудовище, изувечившее жемчужину Антильских островов. Борьбе с Батистой Фидель Кастро поклялся отдать свою жизнь, а Карлос Прио — свое состояние.
Оба были не в ладах с властями. Над Прио висело обвинительное заключение, предъявленное в суде Майами в связи с нарушениями закона о нейтралитете США: он контрабандой доставлял на Кубу оружие с именем Батисты на патронах. Что касается Кастро, то он жил в Мексике, как в западне. В свое время мексиканцы уже подвергали его аресту и изъяли все оружие, когда застали за обучением кубинских отрядов вторжения близ Мехико у вулкана Попокатепетль. Кастро рвался осуществить высадку на Кубу до того, как мексиканцы снова доберутся до него. Ему было до тошноты противно обращаться к Прио, но он нуждался в деньгах. Причем настолько сильно, что решился пробраться в США нелегальным маршрутом мексиканских батраков — через Рио-Гранде. Визу на въезд в Соединенные Штаты молодой революционер получить не мог, а бывшему президенту не позволяло покинуть их пределы ждавшее судебного разбирательства обвинительное заключение. Встреча в Мак-Аллене была своего рода компромиссом, хотя Кастро прекрасно понимал, что именно ему придется первому сделать решительный шаг навстречу. Но когда речь шла о революции, он забывал о гордости. И все же существовали пределы уступок бывшему противнику, который в случае победы революции вновь, несомненно, станет врагом. Попрошайничать Кастро не станет, но просить будет. Если Париж стоил мессы, то Гавана стоила купания.
Разница между кубинцами была не просто внешней. В настоящий момент изгнание и прочие беды вроде бы сблизили их, но они отличались друг от друга так же сильно, как горожанин от селянина, искушенный от простака, а изобилие от нищеты.
Фидель Кастро был рожден, чтобы занять привилегированное положение, но он отказался от пего. В годы возмужания юный революционер тщетно пытался сохранить постепенно тающее уважение к буржуазным свободам и в то же время служить делу пролетарской революции в стране, где большинство деревенской детворы страдало от голода и болезней, на богатейшем острове, ресурсы которого полностью выкачивались иностранными хозяевами.
Подобно Фиделю, Прио с пеленок предназначалось вкушать изысканные яства богачей, и он не изменил своим тонким вкусам. Прио стал президентом, что отвечало его натуре, складу души. Он создал кубинский Камелот для тех, кому это было по карману, и мечтал свергнуть Батисту лишь для того, чтобы снова вернуться в свое любимое имение «Чата», где устроил рай в миниатюре. В «Чате», на многие мили окруженной зарослями бугенвилей, гардении, гибискусов и роз, были и трепещущие радугой фонтаны, и мраморные полы, и собственная парикмахерская на шесть кресел. Искусственный водопад с грохотом обрушивался в самый глубокий на Кубе плавательный бассейн, за обеденные столы могли усесться сотни гостей, а дайкири лился рекой. Прио держал скаковых лошадей. он разводил бойцовых петухов, отдаваясь этой страсти до такой степени, что если на состязаниях голубая лента доставалась чужому петуху, то на следующее утро злополучную птицу, как правило, обнаруживали со свернутой шеей.
До того как Батиста захватил власть в свои руки, страной в течение восьми лет правила партия аутентиков — партия Прио. Аутентики были ставленниками привилегированных кругов, и никого из них, похоже, это не смущало. Взяточничество и коррупция достигли поразительного размаха. В государственной казне перевелась даже моль. Никогда ещё в истории западной демократии не отнималось так много у столь широких слоев ради выгоды столь малочисленной горстки богачей.
К моменту, когда срок президентства Прио был неожиданно оборван переворотом Батисты 10 марта 1952 года, он стал баснословно богат. Размеры его состояния оценивались по-разному — от 50 до 100 миллионов долларов. Ходило много слухов о том, каким образом тот «верный сын» Кубы сумел скопить такие богатства за недолгий срок служения обществу в качестве сенатора и четырехлетнего пребывания на посту президента Республики Куба, получая всего 25 тысяч долларов в год. Согласно одной из версий, которая была особенно по душе его противникам, перекачивать кубинскую казну и карман Прио помогали его братья: Франсиско и Антонио. Франсиско Прио при содействии бывшего кубинского гангстера, назначенного президентом Прио шефом чайной полиции и смотревшего сквозь пальцы на все его проделки, восстановил бойкую торговлю наркотиками на Кубе, притихшую было с высылкой с острова «Счастливчика» Лучано в 1947 году. Антонио Прио, известный прожигатель жизни, в течение некоторого времени был министром финансов в администрации брата. По рассказам недовольных из партии аутентиков, братья Прио своей жадностью не уступали братьям Джеймс и, ничуть не смущаясь, грели руки на махинациях с изымаемыми из обращения деньгами. Пришедшие в негодность монеты, которые сдавали в министерство финансов для уничтожения, они тайком присваивали мешками, а истершиеся бумажные деньги килограммами переводили на (пои банковские счета.
Прио, любивший порисоваться, провозгласил себя реформатором. Он поклялся излечить нацию от гангстеризма, который, как болезнь, разъедал политическую жизнь Кубы еще с «ревущих двадцатых» — со времен тирана Херардо Мачадо, в прошлом промышлявшего кражей скота. Но упрятав за решетку в качестве козлов отпущения нескольких мелких жуликов, Прио вступил в сговор с их боссами. Он запретил дуэли чести (два старых дуэльных шрама его отнюдь не украшали), а также издал указ, разрешающий машинное изготовление кубинских сигар). На этом его реформаторская деятельность кончилась. Этот президент «по зову сердца» тем не менее со спокойной душой прислуживал именно тем из своих сограждан, кто имел долю в прибылях монополий и выстраивался в очередь к государственной кормушке. По различным оценкам, от 40 до 60 процентов кубинской казны уплывало в частные руки — армейским офицерам, полицейским, чиновникам, деятелям просвещения, лидерам студенческих организаций, мелким и средним бизнесменам, а также гангстерам: профессионалам и любителям, количество которых исчислялось не сотнями, а тысячами. В XVIII веке в Карибском море хозяйничало до 10 тысяч пиратов, многие из них обосновались на кубинском острове Пинос. К XX веку они, похоже, переодевшись в строгие деловые костюмы, перебрались в Гавану. Бывший посол США на Кубе Филип Бонсал как-то заметил: «Среди стран, стиль жизни которых напоминает западный, я не знаю ни одной, где злоупотребления государственными средствами в целях личного обогащения достигали бы такого размаха, как в Кубинской республике».
По оказывается, и этого было мало. Утверждали, что Прио принял от Майера Лански, этого Дж. Моргана организованной преступности, четверть миллиона долларов в качестве взятки за разрешение Батисте — близкому другу Лански и бывшему диктатору, обожавшему белые костюмы, туфли на высоченных каблуках и фильмы ужасов,— вернуться на Кубу из его комфортабельной ссылки в роскошном флоридском особняке. Прио предоставил Батисте военную охрану для обеспечения его безопасности. (Когда бывший сержант захватил бразды правления на Кубе, поставив у власти армию, Прио пожалел о своей щедрости. Батиста нашел весьма простой способ завоевать популярность у военных: он удвоил им жалованье.)
Для Прио Майами стал своего рода антильской Швейцарией; он исследовал примеру полчищ правительственных чиновников, которые переводили полученные в виде взяток деньги в банки Майами, где не задавали лишних вопросов. Особенно преуспел в этом Хосе Мануэль Алеман, министр просвещения в администрации президента Рамона Грау Сан-Мартина, мрачного предшественника Прио. Рамону Грау Сан-Мартину принадлежит исполненный философского смысла афоризм: «Править — значит распределять». Когда сеньора Алемана спросили, как ему удалось всего лишь за два года пребывания на своём посту утащить из кубинской казны 20 миллионов долларов, он ответил: «В чемоданах». Прио вместе с Алеманом и другими ловкими дельцами Гаваны вкладывал крупные средства в недвижимость в Майами. И в «Каса де пальмас» в Мак-Аллене его принимали с тем традиционным уважением, которое один владелец отеля неизменно оказывает другому: в Майами, на Коллинз-авеню, Прио принадлежал отель «Вендом», где он постоянно и проживал.
...За окном апартаментов Прио жаркое, несмотря на конец лета, солнце выбеливало буйные краски долгого техасского полудня. Двое кубинцев говорили и говорили. Темой была революция. Оба приобрели некоторый опыт. Со времени изгнания в 1952 году Прио финансировал все заговоры против Батисты — подобно тому, как игрок делает новые и новые ставки в надежде на то, что какая-нибудь из них в конце концов принесет желанный выигрыш. Прио боролся с Батистой, не выходя из своего дома. Таких, как Прио, Кастро презрительно называл «героями издалека», хотя в тот день он подобных выражений избегал.
Кастро проявлял нетерпение. Ходил из угла в угол. Он заявил, что его люди готовы сразиться с Батистой. Нужны только деньги, Прио смотрел на темпераментного молодого кубинца со свойственным пожилому человеку скептицизмом. В свои тридцать лет Кастро уже заслужил репутацию редкостного смельчака. В двадцать одни год Кастро был среди тех, кто предпринял неудачную попытку свергнуть в Доминиканской Республике власть тирана Трухильо. Ему удалось избежать ареста: он бросился в кишевший акулами залив и переплыл его с автоматом на шее. Когда Батиста захватил власть на Кубе и отменил назначенные на 1952 год президентские выборы, Кастро проявил не меньшую смелость. Начинающий гаванский адвокат Кастро направил лично Батисте письмо, обвинив его во всех смертных грехах, а затем подал на диктатора в суд, требуя от пришедших в полное смятение судей приговорить его за нарушение кубинской конституции 1940 года к тюремному заключению сроком на 108 лет - ни больше, ни меньше.
Угрозы Кастро в адрес Батисты были отнюдь не пустым звуком. «Когда зло царит, бряцая оружием, надо самому браться за оружие, чтобы бороться за добро»,— говорил он. А 26 июля 1953 года Кастро возглавил атаку на казармы Монкада в Сантьяго-де-Куба. Его люди были вооружены в основном охотничьими ружьями и в десять раз уступали противнику по численности. Половина из 160 смельчаков тут же попала в плен. Армейские офицеры и агенты тайной полиции Батисты истязали их, а потом убили. Находившиеся под контролем Батисты газеты опубликовали фотографии погибших, переодетых в чистую одежду уже после того, как их замучили,— неуклюжая попытка представить дело так, будто они были убиты в бою. За эти чудовищные преступления Батиста снискал репутацию злодея. Атака Монкады стала легендой.
Никто на Кубе не мог превзойти Фиделя Кастро в кулачном бою, беге, плавании, верховой езде. Он в совершенстве владел ораторским искусством, в чем Прио имел в тот день возможность убедиться. Сейчас с Прио разговаривал человек, который, представ перед батистовским судом, разоблачал своих тюремщиков, выступив с пятичасовой импровизированной речью. Он не просил о снисхождении, он отстаивал дело революции, излагая историю эксплуатации Кубы, громя режим кровавого террора «этого монстра Батисты», цитируя по памяти Фому Аквинского, Томаса Пейна, испанского иезуита Мариану. Перетрусившим судьям Кастро объявил, что его ничуть не беспокоит их обвинительный приговор. «История меня оправдает»,— заявил он в своей речи, текст которой тайком выносили из тюрьмы на клочках бумаги, спрятанных в спичечных коробках, или переписывали лимонным соком между строк в письмах к друзьям. Его речь стала своего рода «Геттисбергским обращением» кубинской революции. Сейчас Кастро уговаривал Прио. Ему мало было добиться от него согласия дать деньги, в которых он так нуждался; Фидель не собирался умолкать до тех пор, пока не заставит Прио поверить в успех своего невероятного плана.
Для большей убедительности Кастро даже пересел на софу — поближе к Прио. Он говорил, тыча пальцем в грудь бывшего президента, который вплотную у своего лица видел горящие карие глаза Кастро. Он говорил необыкновенно быстро, весь — энергия, энтузиазм и собранность. Когда он закончил, наступил вечер, а Прио согласился дать 100 тысяч долларов.
Кастро едва скрывал свою радость. С такими деньгами он мог снова приобрести оружие взамен конфискованного и «подмазать» мексиканцев, дабы они оставили его в покое, купить судно, чтобы достичь Кубы.
Кастро поднялся на ноги: пора идти к товарищам, которые должны переправить его через границу обратно в Мексику. У самого порога Прио задержал его. Еще одна, последняя деталь: необходим единый фронт против Батисты. Бывший президент великодушно пообещал возглавить такой фронт. Он пустил в ход все свое необыкновенное обаяние, чтобы хоть как-то обуздать этого непреклонного революционера. Он вырвал у Кастро обещание известить его, когда тот отправится на Кубу. «Мы будем координировать наши действия»,— настаивал Прио. Кастро согласно кивнул. Даже в мыслях он не допускал, что этот торговец должностями, несмотря на оказанные услуги, будет осуществлять руководство. Но предположение о том, что Кастро его обманывает, тоже не отвечало истине. В иезуитской школе Кастро узнал термин, весьма подходящий для подобной ситуации: он делает «мысленную оговорку».
У Прио тоже были свои маленькие секреты. Он не сказал Кастро, что совместно с диктатором Трухильо уже давно готовит вторжение на Кубу с территории Доминиканской Республики. Да он готов был объединиться с самим дьяволом, лишь бы вернуться к власти! В душе он надеялся, что опередит с решающим ударом своего нового союзника. Для Прио был характерен деловой подход ко всему: революции не составляли исключения. Деньги, которые он дал Кастро, были его стотысячной страховкой на непредвиденный случай.
Ссылки
В этой книге рассказывается о том, как США держат Кубу под дулом пистолета. Начало подобного курса относится к временам первого срока президентства Франклина Рузвельта, когда Куба стала первой страной полушария, в которой Соединенные Штаты свергли правительство, не прибегая прямо к военной силе. Отказ Рузвельта от традиционного подхода («послать морскую пехоту») к отношениям с Латинской Америкой назвали «политикой добрососедства» — как теперь представляется, с изрядной долей иронии. (Рузвельт, насколько известно, был также и первым американским президентом, сумевшим — причем по недорогой цене — привлечь к патриотическим деяниям мафию. ЦРУ лишь последовало его примеру.) Американское вмешательство в дела Кубы по новому типу: экономический шантаж, политические заговоры, манипулирование военными, профсоюзными, студенческими группировками в целях устранения «нестабильных», то есть отказывающихся раболепствовать перед Вашингтоном правительств,— политиканы Рузвельта начали осуществлять еще в 1933 году, последовательно устанавливая на Кубе один продажный режим за другим, в результате в конце 50-х годов это привело к революции под руководством Кастро. Курс США в отношении Кубы стал основой для разработанной впоследствии, правда более тонкой, тактики ЦРУ в Латинской Америке, тактики, которая достигла к 60-м годам своего апофеоза в Эквадоре, где агентами ЦРУ стали многочисленные правительственные чиновники, руководители политических партий, редакторы ведущих газет, армейские офицеры, профсоюзные и студенческие лидеры... и даже сам вице-президент.
Многое изменилось в США с той поры, как государственный секретарь Генри Стимсон прикрыл «черную комнату» (так называли дешифровальный отдел, созданный в госдепартаменте после первой мировой войны) на том основании, что «джентльмены чужую почту не читают». Подобно насилию, ставшему таким же неотъемлемым атрибутом Америки, как и яблочный пирог, «шпионаж» является понятием настолько же чисто американским, как «индейцы». Интересно, что в лекциях, которые читают в ЦРУ по искусству шпионажа, отдают дань умению индейцев вести разведку на местности. Эрудированные лекторы ЦРУ, правда, предпочитают умалчивать о том, как лазутчики кавалерии США раздавали индейцам племен, считавшихся враждебными, зараженные одеяла из туберкулезных бараков. «Американской шизофренией» называл Бен Хект [11] скрытую глубоко в национальном подсознании идею с том, что если и необходимо заниматься темными делами, то обделывать их лучше всего за границей, руками шпионов. Одно дело, когда ЦРУ содержит 35-тысячную подпольную армию в Лаосе. И совершенно другое, когда ЦРУ пакостит на родном континенте. Именно это произошло в случае с Кубой.
Уставом и мандатом ЦРУ запрещено проводить тайные операции на территории Соединенных Штатов. Тем не менее оно их проводит. И порой попадается. В середине 60-х годов обнаружилось, что агенты ЦРУ разъезжают по стране, словно коммивояжеры, подкупая интеллигенцию, вербуя студентов, арендуя здания университетов и профсоюзных организаций в качестве «крыш». При этом использовалась сеть подставных учреждений и фондов, располагавших миллиардами, через которые американским организациям, готовым оказывать услуги ЦРУ, выплачивались десятки миллионов долларов. Помимо денежного вознаграждения, ЦРУ гарантировало всякого рода льготы и привилегии. Среди прочих разоблачительных материалов, представленных в 1967 году журналом «Рэмпартс» по поводу длившегося 15 лет субсидирования Студенческой ассоциации США Центральным разведывательным управленцем, фигурировали отсрочки от призыва на военную службу в связи с «исполнением должности, жизненно важной для национальных интересов», которые ЦРУ устраивало сотрудничавшим с ним лидерам ассоциации.
Разоблачения деятельности ЦРУ в середине 70-х годов обрушились подобно шквалу. Они подтвердили, что управление вело слежку за радикально или либерально настроенными и прочими неугодными властям американцами, включая участниц движения за женское равноправие. Комиссия по расследованию деятельности ЦРУ и специальная сенатская комиссия по расследованию деятельности разведывательных органов установили, что во время бурных событий 60-х годов шпионские методы, ранее применявшиеся исключительно против иностранцев, были использованы против широких слоев американских граждан, занимающихся абсолютно законной политической деятельностью. ЦРУ заложило данные на 1 500 000 американцев в один компьютер и на 300 000 — в другой; в течение 1969—1970 годов управление собрало досье на 50 000 членов только одной Калифорнийской партии мира и свободы. Шпики ЦРУ рыскали по студенческим городкам, управление вело массированную кампанию перлюстрации почты (оно вскрыло четверть миллиона писем, отправляемых и получаемых американцами, включая корреспонденцию Джона Стейнбека и бывшего сенатора Фрэнка Черча). Аналогичным образом действовало и ФБР — до тех пор пока Эдгар Гувер, этот старый хитрый филин, не почуял неладное и не приказал в 1966 году сотрудникам ФБР прекратить вскрытие почты. (Справедливости ради надо отметить, что ЦРУ надругалось над конституцией не совсем по своей воле. Имел место нажим со стороны президентов Джонсона и Никсона, других влиятельных лиц.)
В столь неблагоприятных условиях, когда разоблачения следовали одно за другим, ЦРУ обнаружило изворотливость и живучесть. В 1975 году бывший тогда директором ЦРУ Уильям Колби, этот глава бойскаутов с глазами стального отлива, руководитель печально известной программы «Феникс», предусматривавшей массовые убийства во Вьетнаме, бил себя кулаком в грудь и приносил сенаторам извинения за столь понятные и простительные грешки. Присев в угодливом реверансе перед конгрессом и согласившись на проверку, ЦРУ избежало массовых арестов среди своих людей и сохранило свое самое ценное достояние — разветвленную сеть частных компаний-«ширм» внутри страны, секретные полувоенные базы и бессчетное множество платных агентов — все это давало ЦРУ возможность буквально в считанные часы вмешиваться в чужие дела. Пока сенат вел расследование деятельности ЦРУ, управление активно занималось «дестабилизацией» Анголы. Доклад Черча в 1967 году весьма пессимистически оценивал шансы конгресса когда-либо разобраться в хитросплетениях ЦРУ внутри США: «...До тех пор пока детали организационной структуры ЦРУ будут оставаться засекреченными, выявить неофициальные филиалы управления будет невозможно».
Из секретнейших операций ЦРУ, которые в 60-е годы осуществлялись на территории США, наименее известна наиболее крупная. В ЦРУ ее называли «Кубинским проектом».
«Кубинский проект» был стратегической программой тайных военных действий, саботажа, политических и экономических диверсий. Она предусматривала и выпуск фальшивых денег, и биологическую войну, и организацию убийств. Ее осуществление началось в 1959 году при администрации Эйзенхауэра, достигло своих высот при братьях Кеннеди и, хотя приостановилось во времена Линдона Джонсона, получило широкий размах при Ричарде Никсоне: рудиментарные органы оказались вполне жизнеспособными.
История «Кубинского проекта», описанная в этой книге,— это история о том, как Америка вела крупную войну — войну, которую не объявлял конгресс, в которой не признавался Вашингтон, о которой не писали в печати.
Это было самое претенциозное предприятие тех сил, которые Говард Хант любит называть «тайными службами» Соединенных Штатов. И это был также самый дорогостоящий провал ЦРУ. В долларах он стоил более миллиарда, но стране обошелся дороже денег. Тайная война разложила американские институты до такой степени, что привела к падению двух президентов. Случилось так, как и предсказывали авторы законодательства, учредившего ЦРУ в 1947 году: заряжая пистолет шпионажа внутри страны, никогда нельзя знать точно, куда он будет нацелен. Наилучшим подтверждением этому служит тот факт, что во времена Джона Кеннеди он был направлен в президента. Ричард Никсон навел его на правительство, а он выстрелил в него самого.
Всепоглощающей заботой заговорщиков — составителей «Кубинского проекта» было одно: все, что бы они ни делали, должно быть, как любил говорить Говард Хант, «правдоподобно опровергаемым» — фраза, унаследованная от администрации Эйзенхауэра. Обеспечить возможность таких опровержений стало, как ни странно, даже важнее, чем достичь успеха. Поскольку все, что бы ни предпринималось, так или иначе нарушало международное право и различные законы США (авантюры ЦРУ по осуществлению «Кубинского проекта» нарушали — помимо законодательства, регулирующего деятельность самого управления,— закон о нейтралитете, правила Федерального управления авиации и Финансового управления, таможенные и иммиграционные правила, законы полудюжины штатов), задачей первостепенной важности считалось проводить операции внутри страны таким образом, чтобы нельзя было ни проследить, ни отыскать стоящих за ними руководителей в федеральной столице.
Чтобы еще больше замаскировать свою тайную войну, ЦРУ щедро расходовало неподотчетные фонды, создавая на территории США полувоенный оперативный аппарат. Среди «крыш» и специальных агентов, задействованных ЦРУ по «Кубинскому проекту», были фирмы и частные лица, связанные с организованной преступностью и фанатиками из крайне правых полувоенных группировок. А с течением времени стало просто невозможно отделить зерна разведки от плевел уголовщины.
Несмотря на целый ряд грубейших оперативных просчетов, «Кубинский проект» оставался одной из самых строго охраняемых тайн ЦРУ. Он был так тщательно расчленен на составные части, что многие даже высокопоставленные сотрудники ЦРУ знали о нем только понаслышке. Внутри управления подразделения изолированно друг от друга выполняли отдельные части программы, не подозревая о ее существовании в целом, а вне стен ЦРУ проект был столь «правдоподобно опровергаем» в конечном звене намеренно запутанной цепи подчиненности, что отдел специальных операций ЦРУ зачастую утрачивал контроль над происходящим. «Черный кардинал» секретных операций в Лэнгли [12] мог считать, что события развиваются в одном направлении в то время, как его наемные служки, собравшись по сигналу с оружием на Сток-Айленде близ Ки-Уэста, двигались совершенно в другом. И если это абсурдное раздвоение снижало шансы на успех, то по меньшей мере существовала уверенность, что оно повышает вероятность сокрытия провала.
Эмблемой отдела специальных операций ЦРУ вполне мог бы стать череп со скрещенными костями. Интеллектуалы управления относятся к нему с некоторым презрением, считая боевиков, набранных из доживающих свой век сорви-голов заграничных спецслужб, безработных диверсантов из числа «зеленых беретов» и ищущих заработок наемников, прискорбным, но неизбежным довеском к их рыцарской профессии — разведке. Однако именно этот отдел делает для ЦРУ всю грязную работу, а грязная работа в последнее время составляет львиную долю всей деятельности управления. Такую точку зрения высказали Виктор Маркетти и Джон Маркс, авторы нашумевшей книги-разоблачения «ЦРУ и культ разведки», Они утверждают, что на секретные операции ЦРУ расходует две трети выделяемых ему государством средств — чуть менее миллиарда долларов в год (плюс пять миллиардов долларов или около того, которые расходуются на секретные операции по статьям, скрытым в бюджетах других правительственных учреждений). В проведении таких операций задействовано от 11 300 до 16 500 сотрудников ЦРУ, существование которых управление признает — сюда не входит вдвое большее число внештатных агентов, работающих по контракту, и служащих частных компаний, сотрудничающих с ЦРУ.
Диверсионная служба ЦРУ резко возросла в количественном отношении при администрации Кеннеди. Это, вероятно, отражало чисто бюрократическую потребность расширения управления в соответствии с пристрастием Кеннеди к различного рода авантюрам. Короли разведки с их классическими методами шпионажа к концу 50-х годов уступили место самолетам-шпионам и электронным средствам массового подслушивания.
Почему аппарат ЦРУ был так непомерно раздут, объяснил Ричард Биссел [13] , ученый и неизлечимый прожектер, Клаузевиц [14] вторжения в Заливе свиней, Биссел охарактеризовал функции «секретных служб» ЦРУ как «усилия влиять на внутренние дела других стран тайными методами, которые иногда называют „вмешательством“». На долю Генри Киссинджера [15] выпало изобрести словесную маскировку таких «усилий». Касаясь как-то подготовленного ЦРУ по указке администрации Никсона свержения правительства Альенде в Чили, Киссинджер с нетипичной для него лаконичностью заявил: «Не понимаю, почему мы должны стоять в стороне и смотреть, как какая-нибудь страна из-за безответственности ее собственного народа становится коммунистической».
Бухгалтеры ЦРУ, конечно, хранят обет молчания. Что же касается тех скудных статистических данных о секретных подразделениях управления, которые становятся достоянием общественности, то они далеки от точности. Ведь большинство специальных агентов ЦРУ — это так называемые внештатные сотрудники, выполняющие по контракту отдельные задания и получающие вознаграждение наличными, с которых не платят налогов. Специальными агентами могут быть и сотрудники подставных учреждений («крыш»), находящихся в полном распоряжении ЦРУ, или лица, числящиеся в штатах вполне легальных корпораций и оказывающие услуги ЦРУ. Подобные меры принимаются для того, чтобы сгустить тьму неподотчетности.
«Кубинский проект» стал первой в истории ЦРУ операцией, когда наемные искатели приключений широко использовались внутри Соединенных Штатов. Это была необычайно пестрая команда, которая сознательно шла на риск сотрудничества с ЦРУ, прекрасно понимая, что управление немедленно отречется от них, если операция провалится. Если не принимать во внимание этот малоприятный факт, во всем остальном с ЦРУ можно было договориться. Многие специальные агенты ЦРУ быстро поняли, что их шпионская «крыша» дает им лицензию на воровство. Если, например, для прикрытия своей шпионской деятельности они порой занимались контрабандной торговлей оружием и наркотиками, то выручку преспокойно клали себе в карман.
В ведении подпольного хозяйства, созданного отделом специальных операций, были: сеть внутренних авиалиний, морские базы, склады оружия, учебные лагеря коммандос. Если на карту США нанести дислокацию полувоенных формирований ЦРУ, то она будет испещрена более чем сорока точками, рассыпанными от Южной Калифорнии до Мэриленда, причем юго-восточная часть страны станет местом их наибольшего сосредоточения.
Для ведения тайной войны отдел специальных операций приобретал суда и самолеты, регистрируя их в подставных фирмах и переоборудуя для боевых действий. Моряки и пилоты набирались из числа наемников. Симбиоз разведки и организованной преступности, пышно расцветавший в благодатной атмосфере «Кубинского проекта», был возможен благодаря существованию жаждущих действовать тысяч антикастровских кубинских коммандос, которых ЦРУ держало на казарменном положении в дешевых гостиницах и ночлежках на всей территории от Нового Орлеана до Майами. Их боссы в ЦРУ в конечном счете утратили контроль над ними, и они занялись прибыльными авантюрами — крупномасштабной контрабандой наркотиками и оружием, убийствами по найму.
Щупальца всепроникающего ЦРУ крепко опутали США. Еще не успела высохнуть краска, которой в 1947 году были нанесены номера на дверях кабинетов нового разведывательного управления, как оно начало заниматься секретными операциями, полностью отстранив от них отдел политической координации. Трудно было придумать более не соответствующее действительности название этому органу, специализировавшемуся на грязных трюках «холодной войны». Отдел политической координации был создан президентом Трумэном в качестве полуавтономного подразделения ЦРУ для ведения подрывной деятельности политического, экономического и идеологического характера. В 1951 году с ним был слит отдел специальных операций ЦРУ, занимавшийся шпионажем. Трумэн сначала упорно настаивал на том, чтобы ЦРУ ограничилось только сбором информации. Однако бюрократы разведки постепенно переубедили его. К началу 50-х годов ЦРУ уже проникало в американские институты и создавало «крыши» внутри Соединенных Штатов, которые должны были маскировать его секретные программы, нацеленные за рубеж. А менее чем через десять лет — с началом осуществления «Кубинского проекта» — принялось проводить тайные операции на своей земле. Чтобы скрыть факт того, что оно преступило запреты, ЦРУ пустило в ход множество уловок и хитростей из своего шпионского арсенала. Так было положено начало, если вообще можно воссоздать картину ухаживания, союзу сердец между ЦРУ и Говардом Хьюзом [16] .
Сначала боевики ЦРУ действовали на американской земле весьма осторожно. Когда ЦРУ в 1954 году свергло правительство Арбепса в Гватемале, оно использовало базы в Гондурасе и Гватемале, а на территории США — только лишь бывшую базу авиации ВМС США в Оупалоке, штат Флорида, где был организован перевалочный пункт снабжения по воздуху лагерей ЦРУ в Центральной Америке и где Говард Хант, в то время эксперт по дезинформации, заранее записывал радиопередачи, предвещавшие конец света и рассчитанные на то, чтобы вызвать смятение и панику среди населения Гватемалы в день высадки.
Готовя вторжение в Заливе свиней, управление отличалось уже меньшей осмотрительностью, хотя ЦРУ, помня о досадном существовании закона о нейтралитете США, взыскало должок с гватемальского режима и устроило основной учебно-тренировочный лагерь десантников в Реталулеу [17] , а сама высадка осуществлялась в апреле 1961 года с территории Никарагуа. Командный пункт операции в Заливе свиней располагался в Корал-Габлсо. С близлежащей Кокосовой роще, укрывшись в нанятом ЦРУ передвижном домике, Говард Хант разрабатывал проект конституции «Новой Кубы»; будучи по натуре консерватором, он с большим трудом вынудил себя включить в нее статью о предполагаемой земельной реформе, считая этот шаг если не «красным», то наверняка «розовым».
Несмотря на строгий приказ Белого дома не осуществлять подготовку вторжения на территории Соединенных Штатов, ЦРУ натаскивало отряды «отвлекающего» удара в Новом Орлеане, а кубинских эмигрантов для бригады, силами которой намечалось вести наступление на главном направлении, прятало и обучало не только в скрытых от глаз уголках Флориды: на болотах Эверглейдс и островках вдоль побережья,— но и в гостиницах Майами, ЦРУ преспокойно использовало в своих целях военно-воздушные базы США — в Оупалоке, например, содержались под домашним арестом любовно отобранные управлением члены временного правительства Кубы,— а в это время человек ЦРУ читал в Нью-Йорке якобы их заявления для печати. На протяжении всей истории «Кубинского проекта» ЦРУ относилось к своим белым наемникам как к шахматным офицерам, а с кубинскими эмигрантами обращалось как с пешками.
Начав однажды проводить операции внутри страны, ЦРУ возжелало большего. После публичного унижения в связи с провалом в Заливе свиней управление лишь помепяло названия отечественных «крыш» и как ни в чем не бывало продолжало грязные козни против Кубы. И отнюдь не самовольно, а под строгим контролем и руководством администрации Кеннеди.
Вопреки широко распространенному мнению о том, что ЦРУ — «незримое правительство», ответственное только перед самим собой, в действительности оно является сравнительно послушным инструментом в руках верховной власти. Нет ни одной сколько-нибудь серьезной операции ЦРУ, которая была бы осуществлена без одобрения Белого дома. Операция в Заливе свиней знаменовала собой не конец, а начало осуществления политики выжженной земли, проводимой администрацией Кеннеди в отношении Кубы. Ирландское присловье «Не выходи из себя и расквитайся» как нельзя лучше отвечает стремлению братьев Кеннеди отомстить за позор в Заливе свиней. По словам генерала Эдварда Лансдейла [18] , своего рода доктора Стрейнджлава [19] тайной войны, который помог поставить у власти во Вьетнаме режим Дьема [20] и послужил прототипом «Безобразного американца» [21] , оба Кеннеди жаждали устроить на острове Куба «трамтарарам». Эта мечта полностью овладела их помыслами, они были готовы прислушиваться к самым невероятным, «джеймсбондовским» [22] планам свержения Кастро. (Как-то раз Джон Кеннеди, будучи еще сенатором, консультировался с Яном Флемингом по поводу методов устранения кубинского революционера.) Одно из самых фантастических предложений поступило от самого Лансдейла, которого пригласили приложить руку к проведению операции «Мангуста» — кодовое название войны против Кубы, к осуществлению которой Кеннеди приступил после неудачи в Заливе свиней. По показаниям тесно связанного с ЦРУ свидетеля в сенатской комиссии по расследованию деятельности разведывательных органов, генерал вынашивал план избавиться от Кастро, распространяя слухи о неизбежности второго пришествия и внушая, что новоявленный Христос — ярый противник Кастро: два бородатых вождя одновременно — это уж слишком.
Джек Кеннеди не мог допустить, чтобы ЦРУ опять испортило все дело. Он поручил своему брату, министру юстиции Роберту Кеннеди, лично руководить тайной войной против Кастро. А ЦРУ опять отвели вспомогательную роль. Еще одно крупномасштабное вторжение вряд ли будет «правдоподобно опровергаемым», поэтому деятельность ЦРУ ограничили определенными рамками штабного расчета потребностей; если ЦРУ сочтет необходимым обратиться к Пентагону за поддержкой, значит, операция предстоит слишком крупная, или, выражаясь изящным слогом государственного департамента, «шумная». Для ЦРУ это, однако, но было таким уж непреодолимым препятствием, как могло показаться. По освященной временем традиции межведомственного соперничества ЦРУ обошло Пентагон, сколотив для необъявленной войны в Карибском море свою собственную армию, военно-морской флот и военно-воздушные силы. У братьев Кеннеди не хватало терпения считаться со статьями закона о нейтралитете. И центром операций ЦРУ на этот раз стал Майами.
Этот город превратился в крупнейшую в мире базу ЦРУ. На «уксусной фабрике», как некоторые сотрудники предпочитали называть штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, Майами считали «своим» городом. ЦРУ учредило там столько подставных фирм, что заслуживало бы отдельного раздела на желтых страницах [23] . ЦРУ снимало самые сливки: от басков и универсальных магазинов до услужливого Университета Майами,— создавая «крыши» для своих агентов и вспомогательные службы. Парк автомобилей ЦРУ в Майами по численности превосходил тот, которым располагал местный филиал «Херца» [24] , а внезапное нашествие агентов ЦРУ вызвало в городе повышение квартирной платы, ЦРУ не дождалось похвалы за те миллионы долларов, которые оно перекачало в местную экономику. Большинство жителей Майами и не подозревало, что крупнейшая диверсионная операция США готовилась в их городе. Считалось, что приглушенный грохот, доносившийся с болот Эверглейдс, не что иное, как отголосок взрывных работ, которые проводят дорожные строители. Никто не знал, что роскошные моторные яхты, скользящие порой к Гольфстриму,— на самом деле замаскированные боевые корабли ЦРУ, направляющиеся на Кубу.
Если бы только военно-морской флот ЦРУ был включен в реестр Дженна «Боевые корабли», то он занял бы место крупнейшего в Карибском море. Шпионский флот состоял из расконсервированных морских охотников, переоборудованных патрульных катеров, глиссирующих гоночных лодок и прогулочных яхт. На кораблях ЦРУ, оснащенных радарами и электронными приборами, были установлены 40-миллиметровые морские пушки, безоткатные орудия и пулеметы 50-го калибра. Экипажи этих судов, зарегистрированных, как правило, за границей — обычно в Никарагуа,— состояли из специальных агентов ЦРУ и кубинских моряков-наемников, работавших под коммерческой «крышей» морских инженерных пли океанологических фирм в Майами и Уэст-Палм-Биче. Этот военно-морской флот доставлял на Кубу диверсантов и отряды коммандос. Не раз корабли ЦРУ провоцировали столкновения с кораблями кубинского ВМФ, создавая тем самым инциденты чуть ли не международного масштаба, которые ЦРУ отчаянно пыталось замять.
ВВС ЦРУ состояли, главным образом, из -отремонтированных, отлаженных и переоборудованных бомбардировщиков В-26, которые во время налетов — «свободной охоты,» — на такие кубинские объекты, как сахарные заводы, плантации сахарного тростинка, нефтехранилища и электростанции, пилотировали летчики-наемники. Выбор ЦРУ пал на самолеты В-26 потому, что эти винтовые крепыши времен второй мировой войны сохранились на международном рынке военных излишков в большом количестве, и точно определить, что они принадлежат именно Соединенным Штатам, было невозможно. Налетчики взлетали с коммерческих аэродромов, укромных взлетно-посадочных полос и законсервированных военных аэродромов во Флориде и — реже — в Луизиане, а также с импровизированных взлетно-посадочных полос, прорубленных в джунглях Гватемалы, Никарагуа и Коста-Рики.
В ходе осуществления «Кубинского проекта» ЦРУ учредило в 60-х годах частную внутреннюю авиакомпанию «Интермаунтин эвиэйшп», а также значительно расширило другую, уже находившуюся под его контролем,— «Саузерн эйр транспорт» (в 1973 году ЦРУ их продало). И хотя «Юнайтед эйрлайис» привыкла похваляться тем, что она является «крупнейшей авиакомпанией в свободном мире», этот титул мог бы по праву принадлежать ЦРУ, дочерние компании которого располагают большим числом самолетов, чем любая другая внутренняя авиалиния, а служащих в них занято больше, чем в самом ЦРУ. Осенью 1961 года руководитель воздушных операций во время высадки в Заливе свиней, агент, известный лишь под загадочным псевдонимом Дж., получил задание: преобразовать «Интермауптнн эвиэйшп» и расположенный близ Таксона комплекс «Марани эйр парк» в полувоенное формирование авиационной поддержки, которое было бы обеспечено всем и могло бы действовать настолько самостоятельно, чтобы гарантировать ЦРУ возможность осуществить вторжение в любой чисти мира, не попросив у военно-воздушных сил США даже канистры горючего.
Завербованные ЦРУ из числа кубинских эмигрантов солдаты получали оружие с принадлежащих управлению складов в Миссури и Вирджинии. Первоначальную подготовку они проходили в полудюжине штатов: кубинские летчики отрабатывали сброс провианта и боеприпасов на военно-воздушной базе Марана в Аризоне; офицеров натаскивали на «Ферме» — в учебном центре ЦРУ, расположенном в Кэмп-Пири близ Вильямсберга, штат Вирджиния, и в Форт-Беннинге, штат Джорджия; кубинские аквалангисты изучали искусство подрывных работ под водой на секретной базе ЦРУ «Изолейшн тропик» на побережье Северной Каролины; кубинских солдат (ЦРУ платило 175 долларов в месяц холостякам и 225 долларов плюс надбавка на каждого ребенка семейным) муштровали в Кендалле, к югу от Майами, на северном берегу озера Поншартрен в Луизиане и в других местах, которые выбирались по принципу: чем укромнее, тем лучше. Между 1962 и 1965 годами ЦРУ содержало эмигрантские контингенты, дислоцировавшиеся на секретных военных базах в Коста-Рике и Никарагуа. И еще в 1966 году оно продолжало размещать отряды кубинских коммандос в лагерях, устроенных в сельской местности по побережью Мексиканского залива.
Рыцари тайной войны полагались не только на диверсантов и морских пиратов. За 14-летнюю историю «Кубинского проекта» ЦРУ само предприняло по меньшей мере дюжину покушений на жизнь Кастро. Заговоры, ставившие целью его физическое уничтожение, привел ЦРУ к нашумевшим «опасным связям» с мафией. Помимо заключения контрактов на убийство Кастро, ЦРУ часто прибегало к услугам контролируемых гангстерами банков Майами, чтобы добывать наличность, необходимую для финансирования своих операций внутри страны. После серии неудачных попыток ЦРУ и мафии убить Фиделя Кастро в период с 1960 по 1963 год гангстеры, верные своему обычному деловому подходу, прекратили эти убыточные операции на Кубе и начали вкладывать капиталы в других местах, в частности на Багамских островах и на Гаити. ЦРУ же продолжало вдохновлять и поддерживать покушения на жизнь Кастро. Последняя из известных попыток была предпринята в 1971 году, когда Кастро по приглашению правительства Альенде нанес государственный визит в Чили.
Флирт ЦРУ с уголовным подпольем в 60-х годах был еще не самым захватывающим приключением. Однажды, вознамерившись подорвать кубинскую экономику с помощью поддельной валюты, ЦРУ позволило шайке фальшивомонетчиков открыть свою мастерскую в Джорджтауне, на Тридцать второй улице в здании, соседнем с домом директора ЦРУ Аллена Даллеса.
Администрация Кеннеди завершила разработку сверхсекретного плана второго крупномасштабного вторжении на Кубу весной 1964 года, отмененного президентом Джонсоном после убийства Джона Кеннеди. Возражения Джонсона против высадки на Кубу были продиктованы скорее его хорошо известной неприязнью к Кеннеди, чьим любимым детищем являлся этот проект, нежели заботой о территориальной целостности Кубы.
Чтобы усыпить бдительность Джонсона, вдохновители тайной войны обратили свои взоры на Гаити. Они разработали план свержения ужасного «папы дока» Дювалье с помощью смешанных отрядов гаитянских и кубинских эмигрантов. Затем намечалось разрешить кубинцам вторжение на их родную землю через узкий Наветренный пролив, разделяющий два острова. Замыслы эти потерпели крах, когда «папа док» значительно увеличил свои вооруженные силы, заключив своего рода соглашение о ленд-лизе [25] — какая ирония! — с мафией, стратеги которой расценивали Гаити как потенциальный игорный рай взамен утраченной жемчужины их короны — Гаваны.
Находясь на посту вице-президента, Ричард Никсон в 1959 году оказывал содействие в разработке «Кубинского проекта». Став президентом, Никсон раздул пламя тайной войны из остывших было углей. Заговоры против Кубы он готовил в соответствии с современными условиями и возможностями, включая биологическую войну (заражение скота на Кубе африканской свиной лихорадкой) и метеорологическую войну (искусственное образование облаков, с тем чтобы вызвать сильнейшие ливни и нанести вред сельскому хозяйству Кубы). Никто из президентов не демонстрировал свою враждебность Кастро так открыто, как Никсон. он позировал перед фоторепортерами, лично поздравляя участников налетов на Кубу.
История «Кубинского проекта» — это история нарушенных запретов и сбывшихся предсказаний. Запрет, содержащийся в законодательстве 1947 года, которым учреждалось ЦРУ, ограничивал деятельность управления сбором разведывательных данных за рубежом. Предостережение исходило от основателей ЦРУ, которые предсказывали, что действия секретного разведывательного учреждения внутри страны приведут к такому повороту событий, какой постиг Франкенштейна [26] . Но никто не предполагал, что этот поворот приведет ЦРУ к мафии.
В то время, когда в стране еще не были восприняты всерьез предостережения президента Дуайта Эйзенхауэра об опасности, исходящей от военно-промышленного комплекса, его несравнимо более отвратительный близнец — разведывательно-промышленный комплекс, на который мало кто обращал внимание, уже набирал силы. В этой книге будет вскрыта подноготная «Кубинского проекта»: мы расскажем, как с благословения ЦРУ заработала система, объединяющая шпионаж, организованную преступность и мир бизнеса. Будет обозначена цепочка, связывающая Говарда Хьюза, Ричарда Никсона и Майера Лански. Представление о ставках в этой игре дает следующее: Говард Хьюз, самым теснейшим образом связанный с ЦРУ, выручил от продажи своей авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнс» всего каких-то жалких 547 миллионов долларов, в то время как его прибыли по контрактам на поставку ЦРУ оружия, техники и снаряжения для диверсионных и нелегальных военных действий достигли почти 6 миллиардов долларов.
Дельцы, спешащие погреть руки, появляются во время любой войны — и тайная война не составляет исключения. Гораздо больше пугает то наследие, которое оставил «Кубинский проект»: тайная война скомпрометировала саму демократическую систему, на защиту которой она была якобы направлена. Вся государственная структура оказалась зараженной болезнью секретности, причем поражала она один участок за другим, пока не случилось самое ужасное: главные фигуры в убийстве Джона Кеннеди так или иначе связаны с «Кубинским проектом» (либо с ЦРУ, либо с мафией, а чаще всего с обоими сразу). ЦРУ скрыло от комиссии Уоррена причастности своих агентов и подставных организаций-«крыш» к убийству Кеннеди. И это оставило нации наследие сомневаться во всем. Не менее благородные побуждения толкнули управление солгать по поводу «уотергейтского дела»: оно вновь спасало своих людей и свои «крыши». Бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс в показаниях Уотергейтской комиссии [27] охарактеризовал Эухенио «Роландо» Мартинеса, одного из участников уотергейтского ограбления, как третьеразрядного осведомителя ЦРУ, которому время от времени перепадали жалкие гроши. Это была ложь того особого сорта, которая в ЦРУ сокращенно звалась CYA, что расшифровывалось как «Cover Your Ass» [28] . В действительности Мартинес был одним из наиболее высокооплачиваемых и особо доверенных агентов, связанных с «Кубинским проектом», на счету которого столько вылазок на Кубу, сколько не наберется ни у кого другого, и который вместе со своими закадычными дружками в ЦРУ был замешан в нелегальной политический деятельности внутри США.
«Уотергейт» означал, что тайная война была перенесена туда, где замышлялась,— в Вашингтон. ЦРУ и на этот раз лгало так же, как и по поводу убийства Кеннеди. Ведь в противном случае был бы вскрыт внутренний механизм самой тайной войны, а заодно и разоблачены секретные и весьма сомнительные связи правительства с людьми типа Лански, Хьюза и Никсона, не говоря уж о прочем, как выражался сам Никсон, «жутком мошенничестве». Это «мошенничество» оставило 80-м годам особенно мрачное — можно сказать, убийственное — наследие, поскольку обученные в ЦРУ кубинцы-эмигранты в конце концов прибились к международной сети крайне правых террористов, осуществляющих взрывы адских машин и убийства в Соединенных Штатах и за рубежом.
Тот призрачный мирок, в котором велась тайная война, не дает возможности ответить на все вопросы, касающиеся хитросплетений интриг. Однако в этой книге дано четкое разъяснение того, что именно имел в виду Ричард Никсон, когда распорядился, чтобы Белый дом прикрыл «уотергейтское вторжение», поскольку «...проблема состоит в том, что все это уходит корнями в Залив свиней».
