В своем стихотворном сборнике «Мой Измарагд» Франко поместил большой цикл коротких философских стихотворений — по две, четыре, шесть строчек — о той же непоколебимости духа, несокрушимости воли…

Мужню силу хоч похилить горе, Та не зломить, в підлість не поверне; Так і свічку хоч схили додолу, Свого світла вниз вона не зверне. Обрубане дерево знов зеленє, І місяць із серпа знов повний стаіє, Се бачучи, чесні, не тратьте надії, Хоч доля гнівная вас гонить і б’є [20] .

Так и Франко, подобно дубу, остался крепок духом, хотя его физические силы шли на убыль.

В трудную годину он видел, как много у него искренних, преданных друзей. В те самые тяжелые дни, когда со всех сторон сыпались на Франко упреки в том, что он «не любит Украину» и «чернит польский народ», Осип Маковей выступил в черновицкой газете «Буковина» со статьей в защиту поэта, озаглавленной «Любит или не любит? (Громы на д-ра Ивана Франко)».

Маковей писал: «Громы сыплются на голову Ивана Франко и из польской и из украинской печати…»

И тут же замечал, что это вполне естественно: гром всегда бьет не в куст, а в самое высокое дерево. У других народов Франко считался бы кумиром — «у нас его отравляют отчаянием…».

В то же время группа из 22 польских студентов подписала протест против травли Франко: «Д-р Франко — это один из самых пламенных глашатаев прогресса в нашей стране. Многие реакционные газеты за это давно его преследуют по любому поводу…»

Прогрессивная молодежь заявляла, что никакая клевета не способна очернить «человека, который ради торжества своих убеждений отрекся от блестящей карьеры, не раз ему улыбавшейся». К этому протесту двадцати двух присоединились еще 57 студентов, и эти материалы в защиту Франко были отпечатаны отдельной брошюрой на польском языке под названием «Голоса польской студенческой молодежи по делу д-ра Ивана Франко».

В противовес реакционной и националистической травле Франко демократические круги решили организовать торжественное празднование его юбилея — 25-летие литературной деятельности, исполнявшееся в 1898 году.

Приветственные телеграммы, адреса прислали Ивану Франко организации и отдельные лица из Петербурга и Москвы, Праги и Софии, Варшавы и Черновиц. На юбилейном вечере выступали крестьяне Галичины. Один из них сказал о Франко так:

— Весь свой труд, всю свою жизнь он посвятил мужикам, и тягчайшие удары не отстранили его от борьбы за правду, за добро и свободу.

Во Львове в 1898 году начал издаваться новый журнал — «Литературно-научный вестник». В состав редакции «Вестника» пригласили и Ивана Франко.

Однако в новом журнале писателю не довелось быть хозяином положения: господствующие позиции здесь захватили буржуазные националисты во главе с историком Михаилом Грушевским, лютым ненавистником демократической культуры.

Вскоре положение Франко в редакции «Литературно-научного вестника» стало настолько тяжелым, что в одном письме он даже написал: «Меня так эксплуатируют, что прямо жить не хочется. Я должен держать корректуру чужих работ, исправлять переводы таких переводчиков, которые не годятся ни к беллетристике, ни к научным делам; и я должен подчиняться, потому что все мое существование под угрозой. От этой работы я совершенно ослеп и оглох…»

Так до конца своих дней Франко должен был бороться за кусок хлеба. Нельзя без волнения читать письма великого писателя к одному из редакторов известного русского «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона — С. А. Венгерову, который заказал Ивану Франко для этого словаря статью об украинской литературе. После того как статья была написана (и помещена в 81-м полутоме словаря), Франко писал 15 октября 1904 года:

«Не интересуется ли какая-нибудь из редакций петербургских журналов галицкими делами настолько, чтобы захотела напечатать одну-две статьи в год о Галиции? Я мог бы давать путевые очерки по разным углам Галиции, этюды из общественной и политической жизни. Или, может быть, кому-нибудь была бы интересна моя беллетристика? Нужно Вам знать, что я зарабатываю на хлеб главным образом корректурой и научная работа является для меня только роскошью, доступной мне только кой-когда, да и то переутомленному убийственной механической работой..»

Ко всем этим невзгодам и жизненным трудностям присоединилась еще болезнь, постепенно лишившая Франко возможности двигать руками и в конце концов преждевременно сведшая его в могилу.

Разочаровавшись в деятельности радикальной партии, Франко вышел из ее состава. С конца девяностых годов его взоры все чаще обращаются к борьбе молодых русских марксистов, социал-демократов.

Еще в 1896 году Франко опубликовал в журнале «Жизнь и слово» статью Георгия Валентиновича Плеханова «Революционное рабочее движение в России», подписанную только инициалами «Г. В.». Здесь же помещалась информация о деятельности в Петербурге руководимого Лениным «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

В статье русского социал-демократа П. Л. Тучапского (Лукашевича) «Новые факты рабочего движения в России» приводились большие отрывки принадлежавшей перу Ленина революционной листовки «Царскому правительству».

Иван Франко постоянно поддерживал активные связи с русскими революционерами. Сначала с революционными народниками: Лавровым, Степняком-Кравчинским, потом с Плехановым и с организациями «Искры».

В 1897 году началась дружба писателя с одним из старейших деятелей большевистской партии, Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем, который рассказал об этом в своих интереснейших воспоминаниях «Моя переписка с Иваном Франко». Здесь Бонч-Бруевич приводит слова Плеханова о Франко.

— В Галиции, — говорил Плеханов Бонч-Бруевичу в 1896 году, — живет Иван Франко, чрезвычайно интересный человек, который все больше и больше склоняется к социал-демократии, изучая марксизм, а его близкий товарищ Павлик тоже внимательно изучает марксистскую теорию и даже издал «Эрфуртскую программу» на русском языке в своем переводе… Я очень советую вам списаться и с тем и с другим. Сошлитесь на меня, что я дал вам их адреса, и поддерживайте с ними знакомство. Им следует посылать нашу литературу и всеми мерами пытаться направлять на наш социал-демократический путь.

Бонч-Бруевич завязал с Франко переписку, посылал ему демократические издания. «С 1900 года, — вспоминает он, — начала издаваться ленинская «Искра». С первого номера газеты, даже, начиная с заявления редакции о ее выходе, я всегда высылал Ивану Франко номер за номером, а также все главнейшие издания революционной социал-демократии, в том числе произведения В. И. Ленина «Что делать?» и «Шаг вперед, два шага назад».

Весной 1902 года в Лондоне образовалась социал-демократическая организация «Жизнь». Она издавала под тем же названием журнал. По инициативе Бонч-Бруевича к участию в журнале был приглашен Франко, и он даже прислал в редакцию свою большую корреспонденцию, озаглавленную «Из Галиции».

Однако в связи с прекращением издания журнала статья Франко опубликована не была, и Бонч-Бруевич ее передал в «Искру». По его словам, Ленин читал статью, одобрительно отнесся к ней и намеревался напечатать в одном из номеров «Искры».

Есть все основания предположить, что это именно та статья, которая появилась в № 26 «Искры» от 15 октября 1902 года, хотя и в сокращенном виде. В этой статье говорилось: «И помещики и попы связаны между собою крепкими узами — эксплуатацией крестьянской нищеты и темноты…»

В дни революции 1905 года в России Франко выступил с поддержкой русского народа. Именно в это время он писал: «Мы все русофилы, слышите, повторяю еще раз: мы все русофилы. Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра!»

Когда был арестован великий русский певец революционного пролетариата Максим Горький, Франко напечатал статью о Буревестнике революции. Протестуя против репрессий по отношению к Горькому, Франко называл его «одним из светочей русского народа», «украшением русской литературы» и подчеркивал, что Горький «был простым рабочим, испытал и голод, и холод, и всевозможную нужду».

Для Франко Горький велик тем, что он «выступал как вдохновенный апостол человеколюбия», тем, что в произведениях его звучал «горячий призыв к борьбе с нынешними гнилыми порядками в России». «Вот почему, — заключал Франко свою статью «Максим Горький», — взоры всего мира обращены сегодня к Горькому».

И Горький тоже чрезвычайно любил Франко, пропагандировал его творчество среди русских читателей, печатал переводы рассказов Франко в петербургском журнале «Жизнь», где одно время руководил отделом художественной литературы.

Под впечатлением событий первой революции в России Франко создает свою самую замечательную и самую автобиографическую поэму — свою лебединую песню «Моисей». Могучий пафос народной борьбы воплощен в этом последнем произведении Франко.

Вспоминая свое посещение писателя в 1906 году, Михаил Коцюбинский писал: «Это было два года назад, когда я в последний раз виделся с ним. В своем бедном домике сидел он за столом и плел рыбацкие сети, как нищий апостол. Плел сети и писал свою поэму «Моисей». Не знаю, поймал ли он в свои сети рыбу, но душу мою пленила его поэма!»

Подвиг народного вождя, направляющего путь народа от рабства к свободе, в Обетованную землю, — это подвиг самоотверженного служения народу:

Что имел, отдал все до конца Он единой идее, И горел, и сиял, и страдал, Весь проникнутый ею.

В предисловии к «Моисею» Франко определяет тему своей поэмы так: «Моисей — непризнанный пророк, сорок лет кочующий со своим народом в пустыне… Я попытался представить Моисея на склоне лет, в глубокой старости, когда он уже близко подошел к Обетованной стране, но тщетно старается склонить свой народ к вступлению в эту страну… Основною темою поэмы я избрал смерть Моисея как непризнанного своим народом пророка. Эта тема в таком виде не библейская, а моя собственная».

Драма народа, стремящегося к свободе, к лучшему будущему, в том, что он начинает сомневаться в возможности достичь великой цели:

И, отчаясь, народ возроптал:

— Как солгали пророки!

По наущению предателей Авирона и Датана народ отрекается от своего вождя.

Но трагедия Моисея в том, что на мгновение поколебалась и его вера в торжество правды.

И вот он наказан — он гибнет у самого входа в Обетованную землю:

«А сомнение в воле моей Тем ты нынче искупишь, Что, узрев долгожданный тот край, Сам в него ты не вступишь. Тут истлеют останки твои: Пусть урок этот строгий Те запомнят, что, к цели спеша, Умирают в дороге!»

На место погибшего вождя, однако, встанет простой человек из народа, конюх Егошуа. И он призовет: «За оружие! К бою!»

Ничто не может изменить закономерного хода исторического процесса — ведь в конечном счете побеждает разум, побеждает истина, побеждает народ;

Миг один — и очнется народ, Сбросив оцепененье, И никто, и никто не поймет, Что виной пробужденья! Миг один — и подхватит тот крик Вся людская громада, И родится могучий герой Из ленивца-номада. В грязь размесят пустыни песок, Вдаль стремясь неустанно, Авирона камнями побьют И повесят Датана.

Люди стремятся к заветной цели, пренебрегая трудностями, преодолевая опасности, но веря в будущее.

И пойдут в неизвестность веков, Полны скорбной тревоги, Пролагая в грядущее путь, Умирая в дороге…

Ход истории бесконечен, но не бесконечны поиски добра и справедливости.

Своей поэме Иван Франко предпослал пролог, в котором, обращаясь к украинскому народу, он пророчески говорил:

…Ужель напрасно столько душ горело К тебе наисвятейшею любовью, Всем жертвующей радостно и смело? Ужель напрасно край твой полит кровью Твоих борцов? И больше не подняться Ему в красе, свободе и здоровье?..

Нет, поэт твердо верит в прекрасное завтра своей родины:

Но час придет — и ты в венце багряном, В кругу народов, вольных, чуждых боли. За грань Бескид, курящихся туманом, И к Черноморыо двинешь рокот воли, И глянешь, как хозяин домовитый, На хату светлую свою и поле. Прими ж мой стих, хоть и тоской повитый, Но полный веры; горький, но свободный; Его в залог грядущего прими ты, Как скромный дар, народ мой благородный!

«Моисей» Ивана Франко. — одна из вершин украинской поэзии, рядом с «Марией» Шевченко, «Лесной песней» Леси Украинки.

И последние сборники стихов Франко — «Из дней печали» (1900 г.), «Semper tiro» (1906 г.) — свидетельствуют о полном расцвете его поэтического таланта.

В сборник «Из дней печали» включены проникновенные лирические стихотворения. Многие из них— подлинные жемчужины нашей поэзии.

Вот, например, известное стихотворение, завоевавшее широкую популярность и неоднократно положенное на музыку:

Когда порой, в глухом раздумье, Сижу угрюм и одинок, Негромкий стук в окно иль в дверь Вдруг прерывает дум поток. Откликнусь, выгляну — напрасно, Нигде не видно ни души, Лишь что-то в сердце встрепенется, О ком-то вспомнится в тиши. Быть может, там, в краю далеком, Сражен в бою любимый друг? Быть может, брат родной рыдает, Склонясь на прадедовский плуг? Быть может, ты, моя голубка, Кого люблю и жду в тоске, В тот миг меня с немым укором Припоминаешь вдалеке? Быть может, подавляя горе, Ты молча плачешь в тишине И капли слез твоих горючих Стучатся прямо в душу мне?

Франко-лирик в этих стихах добивается изумительного художественного своеобразия. Оттенки чувств и настроений находят в его поэзии этих лет неповторимо тонкое и глубокое раскрытие. Форма его стиха достигает высокой мелодичности и музыкальности.

Вместе с тем он был и остается последовательным реалистом. Он по-прежнему во главу угла ставит идейное содержание искусства. Он категорически отвергает попытки символистов и декадентов всех мастей сделать «музыку слова» некоей поэтической самоцелью.

В книге Франко «Semper tiro» помещена поэма «Лесная идиллия». Пролог поэмы направлен против нашумевшего в свое время литературного «Манифеста» молодого поэта-декадента Николая Вороного, выступившего в защиту «чистого искусства», «искусства для искусства».

Иронизируя над стремлением Вороного и его единомышленников оторвать искусство от общественных задач, превратить поэзию в прибежище «отдыха» и «покоя», Франко пишет:

«Долой тенденцию, поэты, Без этой надо петь приметы, Без специальных устремлений, Без мировых скорбей, мучений… Побольше песен нам беспечных, Идущих из глубин сердечных, Чтоб современник-горемыка На миг опомнился от крика».

Этой программе «бестенденциозного» искусства поэт-борец противопоставляет требования поэзии боевой, вооруженной передовыми идеями:

Нет, милый друг, не та година! Сегодня песня — не перина, Не госпитальное леченье, — Вся — страсть она, и вся — мученье, И вся — огонь, и вся — тревога, И вся — борьба, и вся — дорога… Так не старайся, друг любезный, Сманить поэтов смутной песней, Любовным розовым туманом Иль мистицизма океаном. С дурманом кушаний не надо, Поэзия — не клоунада!

Заветное, излюбленное определение поэзии у Франко заключается в этом знаменитом образе:

Слова — полова, Но вот огонь в одежде слова — Неумирающая фея Правдивой искры Прометея.

Именно в соединении с высокой идейностью «мякина» слова загорается ярким огнем поэзии. Меньше всего склонен был Франко недооценивать словесную форму искусства. Чудесное, задушевное стихотворение именно о живом и горячем слове находим в том же сборнике «Semper tiro».

Когда б ты знал, как много значит слово, Исполненное нежной теплоты! Как лечит раны сердца, чуть живого, Участие, — когда бы ведал ты! Ты, может быть, на горькие мученья, Сомкнув уста, безмолвно не взирал, Ты сеял бы слова любви и утешенья, Как теплый дождь на нивы и селенья, — Когда б ты знал!

«Огонь в одежде слова», поэзия, исполненная нежной теплоты или пламенного гнева, до самых последних дней Ивана Франко его неизменный девиз.

Последнее десятилетие жизни писателя — это страшная цепь несчастий.

Тяжелая болезнь лишила его возможности самому писать. Но он упорно работает, диктуя свои стихи, прозу, переводы, научные труды.

В 1910 году неизлечимо заболела жена Франко, ее пришлось поместить на долгие годы в больницу. Весной 1913 года скоропостижно скончался сын Андрей, который был его неутомимым секретарем и сиделкой.

До последнего дня своей жизни великий поэт испытывал страшнейшую материальную нужду. Но не националистическое «Общество имени Шевченко», не всевозможные буржуазно-либеральные организации и издания спасали Франко от голодной смерти. В полицейских архивах обнаружены любопытные документы, например: «Список лиц, принимавших участие в пожертвовании денег по подписному листу для образования фонда имени украинского писателя и общественного деятеля в Галиции Ивана Франко». Здесь значатся фамилии рабочих и служащих Московско-Киево-Воронежской железной дороги и крестьян. Они собирали средства для помощи Ивану Франко. Эти лица были полицией арестованы…

В эти последние годы скованный болезнью писатель, превозмогая недуг, много ездил по родной стране: читал землякам своего «Моисея».

Осенью 1911 года отделение союза учителей в Тарнополе пригласило Ивана Франко выступить у них.

Договорились о его приезде в один из воскресных дней середины декабря. Расклеили афиши. Наняли большой зал. Пассажирский поезд приходил из Львова в Тарнополь около трех часов дня. Целая делегация вышла на вокзал встречать дорогого гостя. А он почему-то не приехал…

Следующий поезд, скорый, прибывал после пяти часов. А начало вечера было назначено на пять.

Один из устроителей этой встречи учитель гимназии сын известного писателя Андрея Чайковского — Николай Чайковский отправился на вокзал встречать следующий, пятичасовой поезд. Он вспоминает:

«Было уже довольно темно. Вокзал слабо освещался, и я очень боялся пропустить Франко. Хожу вдоль вагонов и вижу, что к выходу поспешно направляется какой-то человек небольшого роста. Я бросился за ним, действительно это был Франко. Мы поздоровались, и я проводил его до экипажа.

На вокзальной площади выстроились в два ряда ученики гимназии и приветствовали гостя возгласами:

— Слава!

Франко это было очень приятно. Он сказал:

— Вот хорошие ребята!

По дороге я спросил у Франко, не голоден ли он. Мы остановились возле Подольской гостиницы и зашли в ресторан. Франко заказал себе котлеты и пиво. Я его, разумеется, покормил и напоил: у Франко были парализованы обе руки».

Когда, наконец, прибыли в зал, где должен был состояться вечер, оказалось, что народу собралось множество. Франко вышел на сцену. Его встретили долго не смолкавшими аплодисментами.

Франко целиком прочитал «Моисея». Начал он чтение с первой главы, а «Пролог» прочел в заключение.

Вслед за последними словами «мій скромний дар весільний» в зале наступила мгновенная тишина. А потом сразу буря рукоплесканий и возгласы:

— Слава! Слава!

Может быть, именно в эти последние годы, когда все решительнее наступала болезнь и стремительно убывали силы, писатель острее, чем когда бы то ни было, почувствовал свою близость и свою нужность миллионам простых трудовых людей…

Иван Франко умер 28 мая 1916 года, в разгар первой мировой войны.

На похоронах писателя собралось до десяти тысяч человек. Здесь были не только студенты, не только передовая интеллигенция, но и рабочие и крестьяне — те, кому всю свою жизнь безраздельно посвятил гениальный сын народа.