Мы смотрели, как Мотоциклист гоняет шары. Не помню, где это мы были и как там оказались, но я точно знал, сколько времени мы там провели. Вечность. Темно, дымно, и полно чернокожих. Меня это никак не беспокоило, и Стива, похоже, тоже. Мы сели на диванчик. Стол был весь исцарапан, а из сиденья через порезанный дерматин лезла набивка. Стив присоединял свои каракули к росписям на столе. Я и не догадывался, что он такие слова знает.

– Ох, ну ты ж погляди только, – сказал тот, кто играл с Мотоциклистом. – Ну, не красавчик ли?

Мотоциклист выигрывал. Обошел вокруг стола, примериваясь к следующему удару. В полутьме, сквозь облака дыма, он выглядел, как на картине.

– Ага, – сказал я. – И я буду точь-в-точь как он.

Игрок смерил меня взглядом.

– И даже не мечтай, детка. Этот чувак – благородных кровей. Король в изгнании. Ты ну ни в жисть не будешь как он.

– Тебе-то откуда знать, – пробормотал я. Я еле шевелил языком.

– Дай-ка сюда вино, – сказал Стив.

– А больше нету.

– Вот, – объявил он, – самая грустная новость, какую я когда-либо слышал.

Мотоциклист выиграл, и они начали новую партию.

– Интересно, есть ли что-то на свете, что ему бы не удавалось? – проворчал Стив. Потом уронил голову на стол и ухватился за края, как будто боялся, что иначе стол из-под него вывернется.

Я откинулся назад и прикрыл глаза на минутку. А когда открыл, Мотоциклиста уже не было. Тут до меня дошло, что если его тут нет, то это не такое уж и клевое место.

– Вставай, – растолкал я Стива. – Пошли.

Он вывалился вместе со мной за дверь. Вокруг было темно. Серьезно темно. Никаких огней, никаких людей, и почти никакого шума. Только какое-то жутковатое как бы шептание в темноте.

– Меня сейчас опять стошнит, – сказал Стив. Он уже два раза блевал за этот вечер.

– Ни фига. Ты не столько выпил.

– Ну, как скажешь, конечно.

Ночной воздух его немного отрезвил. Он огляделся.

– Где это мы? И где наш живой памятник?

– Смылся, кажется.

Этого следовало ожидать. Он, наверное, просто забыл, что ходил с нами. Волосы у меня на шее стояли дыбом, как у собаки.

– Блин, – сказал я. – Куда вообще все делись?

Мы пошли по улице. Я не знал точно, где мы, но похоже, что двигаться надо было к реке. С чувством направления у меня ничего себе. Я обычно правильно выбирал, в какую сторону идти.

– А почему мы идем посреди проезжей части? – спросил Стив через какое-то время.

– Безопасней.

То есть без меня он бы трусил по тротуару, мимо дверей, в которых черт знает кто мог поджидать. Умный, умный, а дурак.

Мне все время казалось, что я краем глаза вижу какое-то движение, но каждый раз, когда я оборачивался, это оказывалась просто тень в проеме двери или в проулке. Я решил срезать и свернул с улицы.

– Мы же собирались держаться больших улиц, – прошептал Стив. Не знаю, почему он шептал, но это как раз было неглупо.

– Так быстрее.

– Так. Если даже ты боишься, то мне тогда что делать?

– Я не боюсь. Торопиться – это не то же самое, что бояться. Не люблю больших пустых пространств. Страх тут ни при чем.

Стив пробормотал что-то про «не вижу разницы», но я не собирался останавливаться и с ним спорить.

– Эй, притормози, а? – попросил он.

Я не то что притормозил. Я остановился. Две тени вышли из темноты на свет и перегородили нам отход. Одна белая. Одна черная. Черная в руке держала что-то, напоминающее монтировку. Странно, но я им почти обрадовался. Хоть кто, лишь бы кто-то, а не пустота.

– Ну все, нам конец, – сказал Стив. Вернее, почти пропел. Он вообще не двигался. Окаменел.

А я тем временем оценивал расстояния, шансы и оружие, как Мотоциклист учил меня когда-то. Давным-давно, когда еще были банды.

– Бабло есть? – спросил белый. Как будто нас спасло бы, если бы оно у нас было. Я точно знал, что даже если бы я сейчас достал из кармана миллион и протянул ему, они бы нас все равно забили. Они вышли убивать, а не за деньгами.

– Прогресс. Даже грабеж теперь межрасовый, – пробормотал Стив.

Я прям удивился. Надо же, яйца у мальчика проявились. Впрочем, сдвинуться с места у него так и не вышло.

У меня в голове кружило сразу несколько мыслей. Про Патти, как она теперь пожалеет, что так поступила. Про тренера, как он будет всем хвастаться, что знал меня с тех еще пор. Представил себе отца, как он на похоронах твердит: «Какая странная, нелепая смерть». Моя мать, в своем доме на дереве, даже и не узнает. А вся шайка у Бенни решит, что это классно – что я погиб в честном бою, как и полагается члену банды. Последний, кого в разборках убили, был из Докеров. Ему было пятнадцать. Тогда мне казалось – почтенный возраст. Ерунда, конечно. Особенно учитывая, что я до пятнадцати не доживу.

Но раз Стив высказался, то я тоже не мог смолчать, хотя единственное, что я смог выдавить, это: «Отвали».

И вот какая смешная штука. Честное слово, я не помню, что было дальше. Стив мне потом рассказал, что я повернулся к нему и замер на секунду, как будто размышлял, бежать или нет. Черный, естественно, врезал мне по голове монтировкой. Не понимаю, как я мог так бездарно упустить время. Может, конечно, перебрал пойла. Но следующее, что я помню, – это как я парю в воздухе и гляжу сверху на всю троицу. Удивительное ощущение, вот так висеть и как будто смотреть кино. Стив так и стоял, как теленок на бойне, белый бандюга изображал, как ему все это невыносимо скучно, а черный мельком взглянул на Стива и сказал: «Этот с концами. Подержи-ка второго».

Потом я заметил собственное тело, лежащее на земле. Совершенно не так, как видишь себя в зеркале. Сложно объяснить, но совсем иначе.

Вдруг меня как будто подбросило выше, и я понял, что мне непременно надо вернуться обратно в свое тело. На свое место. Что это самое главное. И сразу стало понятно, что мне это удалось, потому что боль в голове была сильнее, чем вся боль за всю предыдущую жизнь, а вокруг воняло, как в сортире. Но двинуться я не мог, хотя и знал, что мне нужно встать, иначе они прикончат Стива. Не то что встать, я глаза открыть не мог.

Потом я услышал какой-то шум, мат, глухие удары. И вопли: «Они его убили!» Я, конечно, был рад, что Стив еще жив, но лучше бы он прекратил вопить. Каждый крик был как нож мне в голову.

Потом меня кто-то подтянул к себе, так что я полусидел, и полулежал на нем.

– Нет, не убили.

Мотоциклист. Его голос ни с чьим другим не спутаешь. Для такого крепкого парня голос у него был неподходящий – бесцветный, легкий, холодный.

– Не убили, – повторил он, как бы даже удивляясь, что он этому рад. Как будто ему в голову не приходило, что брата можно любить.

Он откинулся назад, поддерживая мою голову у себя на плече, и я услышал, как зажглась спичка. Он курил, и мне тоже ужасно хотелось, но двинуться я все еще не мог. В ушах у меня стоял какой-то резкий, всхлипывающий, хриплый шум, а потом Мотоциклист сказал: «Может, хватит реветь?» А Стив сказал: «Может, иди к черту?» – и шум прекратился.

Настала тишина, только машины шуршали где-то вдали, крысы попискивали где-то очень близко, и коты дрались в соседнем переулке.

– До чего же забавное положение, – прервал тишину Мотоциклист. – Как это так вышло, что я сижу здесь, обнимая полумертвого брата, а вокруг бетон, кирпич и крысы.

Стив промолчал – наверное, потому, что Мотоциклист не обращался к нему.

– С другой стороны, полагаю, место ничуть не хуже, чем любое другое. В Калифорнии почти нет стен, так что если к ним привык, то все эти открытые пространства могут серьезно действовать на нервы.

Мотоциклист говорил и говорил, а я никак не мог повернуть свои мозги в такую сторону, чтобы его понимать. То есть совсем никак. Пока я пытался распутать одну его фразу, он уже перепрыгивал через следующую.

– Заткнись! – не выдержал наконец Стив. По голосу было слышно, что ему страшнее, чем когда он понял, что нас сейчас будут убивать. – Замолчи! Не могу больше это слушать!

Может, Стиву удалось понять слова, не знаю. Но я понял то, что лежало за словами. Не знаю, как я понял, но Мотоциклист был одинок. Хуже, чем я за всю свою жизнь, хуже даже, чем я мог себе вообще представить. Он жил внутри стеклянного пузыря, и наблюдал оттуда за остальным миром. Даже просто слушая, что он говорит, я каким-то образом тоже становился одиноким, и мне захотелось стряхнуть с себя это чувство. Я дернул головой и вырубился от боли.

Когда я снова пришел в себя, он все еще говорил. Все было так же, ничего не изменилось, мы так и сидели в проулке, но чувствовалось, что скоро рассвет. И холодно. Я никогда не мерзну. Но сейчас я замерз, заледенел, не мог пошевелиться. Мог только лежать и слушать пустой голос Мотоциклиста.

А он говорил о том, что удивляло его больше всего на свете: что некоторые зачем-то ездили на мотоциклах группами.

Я попытался что-то сказать, но вышел какой-то воющий хрип, как будто пнули собаку.

– Расти-Джеймс, – сказал Стив, – ты еще жив?

– Мгм, – сказал я. Больно было офигенно. Лучше двадцать раз быть порезанным, чем это.

Я сел попрямее, опираясь на стену, и наблюдал, как мир вокруг меня то расплывался, то собирался в четкую картинку.

Мотоциклист присел рядом. Мы были одеты почти одинаково. Мне всегда доставались те одежки, из которых он вырастал, но как только я надевал их на себя, они переставали выглядеть так, как на нем. Белая майка, черная кожаная куртка и джинсы. Только он носил ботинки, а я был в кроссовках. Волосы у нас были такого оттенка рыжего, какого я больше ни у кого не видел, и глаза одинаковые. По крайней мере, одинакового цвета.

И никто, нигде, никогда не принимал нас за братьев.

– А что эти… которые на нас напали? – спросил я.

– Он им навешал, – сказал Стив, как будто его это злило. – Одному серьезно так. Другой убежал.

– Респект, – сказал я. Голова болела так, что даже смотреть было больно.

– Благодарю, – вежливо отозвался Мотоциклист.

– Ну, уж в этот раз тебе обязательно надо в больничку, – сказал Стив. – Я серьезно.

– Да блин, – сказал я. – Когда были разборки…

– Да заткнись ты со своими разборками! – заорал Стив. Я чуть не поплыл от одного его крика. – Разборки! Банды! Фигня это все! Все было не так. Совершенно не так, как ты думаешь. Просто кучка отморозков, которые решили друг друга поубивать.

– Тебе-то откуда об этом знать, – прошептал я. Это все, на что у меня хватило сил.

Стив обернулся к Мотоциклисту.

– Ну, скажи ему! Скажи, что ничего другого в этом не было!

– Ничего другого в этом не было, – сказал Мотоциклист.

– Ага! – сказал Стив злорадно. – Понял?

– Ты же был вожаком, – сказал я. – Значит, что-то для тебя в этом было.

– Было забавно, первое время. А потом стало невыносимо скучно. Вся моя заслуга в прекращении разборок – на самом деле в том, что мне стало скучно, и все это знали. Они бы и так прекратились. Слишком много наркоты.

– И ничего не забавно, – возразил Стив.

– Ну, это по моему личному опыту, – сказал Мотоциклист. – Охотно верю, что многие его не разделяли. Что многие боялись драк до паники. Но паника в драке легко сходит за отвагу.

– Что-то в этом было, – прошептал я. Я устал, меня тошнило, и все болело так, что лучше бы я сдох. – Было что-то. Я помню.

– Похоже, что это распространенное мнение.

– Вот да, – сказал Стив, обращаясь ко мне. – Просто тебе это нравилось сдуру.

– Не стоит забывать, – сказал Мотоциклист, – что он еще и верен без упрека.

Минут пять было тихо. Потом Мотоциклист снова заговорил.

– Похоже, что для людей важной составляющей жизни является быть частью чего-то большего. К чему-то принадлежать.

Вот что было страшно. Всегда страшно мне, а теперь испугало и Стива. Пугало вообще всякого, кто оказывался рядом с Мотоциклистом. Он не был частью и не принадлежал – ни к чему, никому и никогда. Хуже того, и не хотел.

– Вот что я не понимаю, – выпалил Стив. – Как это никто до сих пор не взял ружье и не разнес тебе голову.

– Даже в самых примитивных человеческих сообществах к безумным относятся с инстинктивным уважением, – ответил Мотоциклист.

– Хочу домой, – сказал я тупо.

Мотоциклист помог мне встать. Меня шатало.

– Не унывай, – сказал мой брат. – Банды вернутся, как только наркоту уберут. Люди будут упорно стремиться вступать и принадлежать. Вот увидишь, банды вернутся. Если доживешь, конечно.