Потом Стиву надо было идти домой, а я тогда пошел к своей девчонке. Я точно знал, что она дома, потому что у нее мать работала медсестрой в ночную смену, а Патти оставалась сидеть с младшими братьями.
– Никому в дом не заходить, пока матери нет.
Это она стояла в дверях, загораживая проход. И не сдвинулась.
– С каких это пор?
– А с таких это пор.
– Ну, как-то раньше тебе это не мешало.
Она явно на что-то злилась. И хотела поскандалить. Злилась она не на то, что я пришел не вовремя, но поскандалить хотела именно про это. Вообще у нас всегда так выходило – ссоримся вовсе не о том, о чем она злится.
– Давно не виделись, – говорит она, холодно так.
– Дела.
– Да уж наслышана.
– Ну, ладно тебе, – говорю. – Давай я зайду, и поговорим.
Она на меня смотрела сперва, а потом отошла и придержала дверь. Я и не сомневался. Она была в меня по уши.
Мы сели перед телевизором. Младшие братья по очереди прыгали на другом кресле.
– И что же это у тебя за дела?
– Да так. Ерунда всякая. Вот, съездили со Смоки и его двоюродным братом на озеро.
– Ага. И девчонок с собой взяли?
– Да ты что вообще, каких еще девчонок? Нет, конечно.
– Ну, смотри, – говорит, а сама устроилась поудобнее у меня на руках.
Когда мы начали обжиматься, один из спиногрызов стал вопить «Все маме расскажу!» – пока я не пообещал ему надавать по ушам. Но все равно мы потом просто сидели обнявшись, и я иногда целовал ее в макушку. У нее волосы были светлые, а у корней темнее. Люблю светлые волосы у девчонок. Неважно, настоящие или нет.
– Расти-Джеймс.
Я вскочил.
– Я заснул, что ли?
В комнате было темно, только черно-белые отсветы от телевизора.
– Сейчас ночь? Или утро уже?
Я плохо соображал. Как будто не проснулся толком.
– Ночь. Да уж, интересный ты сегодня собеседник.
Меня трясло немного. И тут я вспомнил.
– Который час?
– Полвосьмого.
– Блин. У меня в восемь драка с Биффом Уилкоксом. У тебя выпить есть что?
Я пошел на кухню и порылся в холодильнике. Нашел банку пива и выхлестал.
– Теперь мама решит, что это я выпила. Вот спасибо.
Голос у нее был такой, будто вот-вот заплачет.
– Эй. Что такое, детка?
– Ты же обещал, что бросишь драться по любому поводу.
– С каких это пор?
– С тех пор, как ты побил Скипа Хэндли. Ты мне тогда пообещал, что больше по любому поводу драться не будешь.
– А, точно. Ну, слушай, это же не по любому. Это один раз только.
– Ты каждый раз так говоришь.
Она заплакала. Я ее немножко прижал к стене, и мы постояли так, обнявшись.
– Люблю тебя, детка.
И отпустил. Она уже не плакала. У нее перестать плакать выходило быстрее, чем у любой другой девчонки.
– Перестань драться, а? Для меня.
– Сама-то хороша, – говорю. – Кто это недавно гонялся за Джуди Макги с бутылочной розочкой?
– Она же тебе глазки строила!
Патти смирная-смирная, но иногда вдруг как взбрыкнет.
– Ее проблемы, я не виноват.
Я подобрал куртку и пошел к двери. Потом остановился и хорошенько ее поцеловал. Такая красивая. С растрепанными волосами она была прям как одуванчик.
– Осторожнее там, – сказала она. – Люблю.
Я ей помахал и спрыгнул с крыльца. Думал, может, у меня еще осталось время забежать домой и хлебнуть немного, но когда проходил мимо лавки Бенни, то увидел, что все меня уже ждут. Пришлось зайти.
Народу было больше, чем днем. Похоже, новость уже разошлась.
– А мы думали, ты струсил, – сказал Смоки.
– Полегче, если не хочешь, чтобы я сначала тобой занялся, для тренировки, – говорю.
Я пересчитал наших и решил, что возьму с собой шестерых. Стива не видно было, но это неважно. Ему по ночам выходить запрещали.
– Сейчас разделимся, и встретимся на месте, – говорю. – Нам только полиции на хвосте не хватало.
Взял с собой Биджея и Смоки, и мы пошли. Настроение у меня было отличное. Мне нравится драться. Нравится, как я себя чувствую перед дракой, на взводе, когда, кажется, могу вообще все.
– Притормози, – сказал Биджей. – Береги силы.
– Был бы ты не такой жирный, поспевал бы.
– Да хватит тебе уже.
Биджей был и правда толстый, но крепкий при этом. Крутые толстяки – не такая уж и редкость, кстати.
– Ну, прямо как в прежние времена, а? – говорю.
– Мне-то откуда знать, – отозвался Смоки.
Он перед драками дергался. Делался все тише и тише, и его страшно злило, что я, наоборот, делался все шумнее. У нас с ним было забавное такое вроде соперничество. Если бы не я, он был бы на районе главным, самым крутым. Иногда мне казалось, что он примеривается, как со мной разобраться. Пока что или трусил, или думал, что дружить выгоднее.
– А, ну да, конечно. Все кончилось еще до тебя.
– Блин, да вся эта бодяга с шайками уже из моды вышла, когда ты, Расти-Джеймс, был десяти лет.
– Одиннадцати. Я все помню. Я был в Малышатах тогда.
Малышата – это было детское отделение Докеров, одной из местных банд. Теперь это все и правда не в моде.
– Эх, – говорю. – Банда – это звучало гордо.
– В больничку это звучало, каждую неделю.
Да уж, он явно был не в себе. Но и я тоже. Драться-то собирался я, а не он.
– Смоки, – говорю. – Да ты никак струсил.
– Я никак поумнел.
Я промолчал. Это мне далось с трудом, но я промолчал. Вот тут-то Смоки задергался всерьез, потому что молчать – это не в моих привычках.
– Слышь, – говорит. – Да иду я, иду.
Похоже, эта мысль, что он и в самом деле идет, прибавила ему храбрости, и он продолжил:
– Только зря ты надеешься, что это будет разборка. Ничего подобного. Вы с Биффом будете махаться, а все остальные будут стоять рядом. Да вообще, ради такого вряд ли кто и придет.
– Ага, – говорю.
Я его слушал вполуха. Мы уже дошли до зоомагазина. Свернули в проулок за ним, пролезли через дыру в сетке и вышли на заброшенную стоянку, которая спускалась к самой реке. Тут было мокро, и стояла вонь. От реки вообще всегда несет, а на стоянке как-то особенно. Чуть ниже по течению всякие заводы и фабрики спускают в воду всякую дрянь. Поживешь у нас и перестаешь замечать, но здесь шибало как следует.
Смоки оказался прав – из тех, кто был у Бенни, нас ждали всего четверо. Биджей оглянулся и говорит:
– Надо же, я думал, Стив первый будет.
Издевательски так сказал. Они не могли взять в толк, почему я позволял Стиву со мной ходить.
– Ну, задержался, – говорю. Я-то как раз не ожидал его увидеть, но, с другой стороны, он сказал, что будет.
А напротив нас были Бифф и его шайка. Я их пересчитал, как меня Мотоциклист учил. Прежде всего изучи врага. Шестеро. Равные силы. Меня так штырило от возбуждения, что я еле мог стоять на месте.
– Расти-Джеймс!
Бифф, идет через стоянку мне навстречу. Блин, скорее уже. Как же он у меня сейчас огребет. У меня даже кулаки заныли, так мне не терпелось их пустить в ход.
– Здесь я!
– Скоро не будешь, урод.
Он уже подошел достаточно близко, я его отлично видел. У меня глаза заостряются перед дракой. У меня все заостряется перед дракой – еще немножко и, кажется, полечу. А когда уже дерусь, то, наоборот, как бы слепну, все заливает красным.
Биффу было уже шестнадцать, но он был не сильно крупнее меня. Крепкий – да. Руки свисали низко, как у гориллы. Морда бульдожья и светлые волосы вьются жесткой проволокой. Видно было, что его колотит.
– Таблов накидался, – сказал Смоки у меня за спиной.
Терпеть не могу драться с наглотавшимися. В драке и так-то крыша едет, без всякой помощи. А уж если сцепишься с чуваком, который пригоршню спидов запил крепленым, – ты ему голову можешь оторвать, а он и не заметит. Единственное перед такими преимущество – что лучше ситуацию просчитываешь. У меня-то правило: никакой наркоты. Банды на наркоте все и погорели.
У него и в самом деле был поехавший вид. Свет от фонарей в глазах отражался странно как-то, как будто они стеклянные.
– Тут говорят, ты меня искал, – говорю. – Ну, я пришел.
Знакомое дело, для меня-то. Бывало, каждую неделю приходилось драться. А проиграл я последний раз, наверное, уж года два тому. Но с Биффом было посложнее, чем обычно. Если бы война между бандами не закончилась, он наверняка был бы главарем Чубатых. И он, чуть что, был готов об этом напомнить. Даже в драке с сопливым семиклашкой нельзя быть уверенным, что он тебя случайно не уложит, а уж если вышел на такого, как Бифф Уилкокс, – берегись.
Мы начали как обычно, на разогрев – обзываться, задирать, угрозы всякие. Такие уж правила. Не знаю, кто их первый придумал, но они такие.
– Ну, – говорю я наконец. По мне, чем быстрее к делу, тем лучше. – Давай, бей.
– Бей?
Бифф полез в задний карман, и в руке сверкнула сталь.
– Я тебя лучше нарежу. Мелко.
У меня с собой ножа не было. На ножах теперь редко кто дрался. Я вообще-то носил с собой финку, но меня недавно запалили в школе, пришлось сдать, а новую руки не дошли завести. Зря Бифф мне не сказал заранее, что будут ножи. Потому что теперь-то я разозлился по полной. Что за публика пошла, никакого уважения к законам!
Парни из шайки Биффа орали и визжали, мои, наоборот, ворчали, и тогда я сказал:
– Кто мне одолжит нож на время?
Я все еще был уверен, что сила на моей стороне. Если бы Бифф думал, что может меня уложить в честной драке, он бы не достал нож. Надо было только сравнять шансы, вот и все.
Ножа ни у кого не оказалось. Вот так и бывает, когда нет больше разборок. Придет время, а ты не в форме.
Кто-то сказал:
– Вот есть велосипедная цепь.
Я протянул руку назад, но глаз от Биффа не отводил.
Так и есть, он решил воспользоваться моментом и прыгнул. Я был наготове, схватил цепь, увернулся от ножа и еще ногу выставил, его подсечь. Но он только споткнулся, выпрямился и снова махнул ножом. Я брюхо втянул, а сам обернул цепь ему вокруг шеи и дернул вниз. Прежде всего – отобрать у него нож. Убить его я еще успею. Он замахнулся еще раз, я перехватил его руку, мы повалились и стали бороться за этот нож. Боролись и боролись, целую вечность. Потом я решил рискнуть, с расчетом, что смогу удержать его руку с ножом одной рукой, а другой врезать ему по роже. Так и вышло. Он обмяк немного, я выдернул нож и отшвырнул его. Недалеко, на пару шагов всего, но достаточно, чтобы я сам не смог до него дотянуться. Потому что если бы он оказался у меня, Биффу точно не жить. Я и так молотил его не переставая. Если бы только он бросил эту свою затею с ножом и дрался, может, что-нибудь и вышло. Он был старше меня, в конце концов. Но он пришел сюда не драться по-честному, и вместо того, чтобы отвечать, все пытался отползти поближе к ножу. Я стал постепенно остывать, красная пелена отступила, и до меня донеслись крики. Это все вокруг орали. Я посмотрел на Биффа. У него все лицо было разбитое и в крови.
– Сдаешься?
Я уселся ему на брюхо и ждал. Веры ему не было никакой. Но он молчал, только дышал тяжело, и косился на меня тем глазом, который еще не совсем заплыл. И все молчали. Я чувствовал, как напряглась его шайка. Они ждали, как стая собак на привязи. Довольно было одного слова от Биффа. Я взглянул на Смоки. Порядок. Мои будут драться, хотя им это не очень-то улыбалось.
И тут очень знакомый голос сказал:
– А ну, что это еще? Если не ошибаюсь, был подписан договор?
Мотоциклист вернулся. Все расступились, давая ему дорогу. И продолжали молчать.
Я встал. Бифф откатился немного и лежал в паре шагов от меня, тихо матерясь.
– Я находился под впечатлением, что с войнушками теперь покончено.
Я слышал, как Бифф поднялся, но не придал этому значения. Обычно-то я отслеживаю такие вещи, но тут я просто не мог глаз оторвать от Мотоциклиста. Я ведь думал, что он навсегда уехал. Нет, я был уверен, что он навсегда уехал.
– Берегись! – завопил кто-то.
Я развернулся, и нож вспорол мне бок. Должен был раскроить меня от шеи до пупа, но я вовремя отстранился. Совсем не больно. Ножевую рану сперва не чувствуешь.
Бифф стоял чуть поодаль и хихикал, как безумный. И вытирал нож о свою майку, и так заляпанную кровью.
– Расти-Джеймс. Ты труп, чувак.
Голос у него был гнусавый и странный какой-то. Наверное, я ему нос сломал. Он уже не приплясывал больше, видно было, что ему больно двигаться. Но он стоял на ногах, а мои подо мной уже подгибались. Стало холодно, и в глазах поплыло. Меня не первый раз резали, я знал, как это, когда быстро теряешь кровь.
Мотоциклист сделал шаг вперед, схватил Биффа за руку и резко вывернул ее. Звук был, как хрустнувшая ветка. Перелом, однозначно. Потом подобрал нож и смотрел, как кровь стекает по рукояти. Никто так и не пошевелился. Все слышали, что он сказал – что разборок между бандами больше нет.
– Мне кажется, – добавил он задумчиво, – что представление окончено.
Бифф поддерживал одну руку другой. Что-то бормотал матерное, но тихо, едва слышно. Народ расходился, парами и тройками, отступали осторожно в тень. Никогда раньше не видел, чтобы с драки уходили так тихо и незаметно.
Рядом со мной вдруг оказался Стив.
– Ты как?
– А ты когда успел прибежать? – спросил его Смоки. Потом повернулся ко мне. – Слышь, плохо дело.
Мотоциклист стоял за ними, длинной темной тенью.
– Я думал, ты навсегда уехал, – сказал я.
Он пожал плечами.
– Я тоже так думал.
Стив поднял с земли мою куртку.
– Расти-Джеймс, может, в больничку?
Я посмотрел на свой бок и на руку, которая зажимала рану. И краем глаза – на Смоки Беннета, который очень пристально глядел на меня.
– Чего? Не из-за этой же ерунды!
– Но домой, вероятно, пойти не помешает, – сказал Мотоциклист.
Я кивнул. Закинул руку Стиву на плечо.
– Я знал, что ты придешь.
Он понял, что если бы я на него не оперся, то упал бы, но вида не подал. Хороший он парень, Стив. Еще бы только книжек читал поменьше.
– Пришлось втихаря сбежать, – сказал он. – Если узнают, мне конец. Но я думал, Бифф тебя в самом деле мог убить.
– Вот еще. Это я его в самом деле мог убить.
Мотоциклист засмеялся. Но я же и не для него это сказал. Мы пошли, и я старался не слишком уж виснуть у Стива на плече. Смоки дошел с нами до своего квартала. Похоже, к тому времени мне удалось его убедить, что я помирать не собираюсь.
– Где бывал? – спросил я у Мотоциклиста.
Две недели его не было. Увел мотоцикл и исчез. Его все называли просто Мотоциклист, потому что он был без ума от мотоциклов. Это был его вроде как титул. Я один из немногих, кто вообще знал, как его зовут. У него была привычка такая – взять чей-нибудь мотоцикл и уехать кататься, без спроса. Но ему это сходило с рук. Ему все сходило с рук. Казалось бы, уже давно пора было завести свои собственные колеса, но он так и не обзавелся. И не собирался. Похоже, он ничего своего иметь не хотел.
– В Калифорнии.
– Да ну?
Вот это номер.
– Типа океан и вот это все? И как оно?
– Мне так и не удалось пересечь реку, малыш.
Я не понял, что он имел в виду. Хотя и ломал потом над этим голову. Это как в тот раз, много лет назад, когда Докеры, банда с нашего района, собирались на большую разборку с соседями. Мотоциклист был тогда вожаком и сказал:
– Так. Давайте только четко уясним, почему мы деремся.
Ну, все такие «убить или умереть», рвутся в бой, и один чувак – не помню, как его звали, он сидит сейчас – говорит:
– Мы деремся потому, что это наш район.
– Фигня, – сказал Мотоциклист. – Мы деремся потому, что так интереснее.
Он всегда так, скажет что-нибудь поперек всем остальным. Если бы только я научился понимать, что он имеет в виду.
Мы взобрались по деревянной лестнице, которая шла по внешней стене химчистки к нашей квартире. Стив меня перевалил с себя на перила на верхней площадке. Я свесился с перил и сказал:
– Я ключ забыл.
Мотоциклист отжал замок, и мы вошли.
– Пойди, ляг, – сказал он.
Я лег на раскладушку. Выбор у нас был – матрас на полу или раскладушка.
– Ох, ну и кровит же, – сказал Стив.
Я приподнялся и стянул с себя майку. Она вся пропиталась кровью. Я ее кинул в угол, в кучу грязных шмоток, и осмотрел рану. Весь бок распорот. Глубоко, до самых ребер; видно было, как белым просвечивает кость. Поганое дело.
– А где папаня? – спросил Мотоциклист.
Он звенел бутылками в раковине. Нашел одну, где на дне еще оставалось.
– Глотни-ка, – сказал он мне.
Я догадывался, зачем. Не то, чтобы меня это радовало, но и не то, чтобы пугало. Боли я не боюсь.
– Теперь ложись и терпи.
– Папаня не вернулся еще, – ответил я. Лег на здоровый бок и вцепился руками в раму.
Мотоциклист вылил остатки водки прямо на рану. Жутко больно. Я задержал дыхание и считал у себя в голове. Считал и считал, пока не решил, что смогу не заорать, если открою рот.
Бедняга Стив побелел.
– Да ладно, не так уж и плохо, – выдавил я, но получилось не очень, хрипло и коряво как-то.
– Надо к врачу, – сказал Стив.
Мотоциклист сел, прислонившись к стене. На лице у него ничего не отражалось. Он просто смотрел на Стива в упор, пока тот не заерзал. Но на самом деле, Мотоциклист его не видел. Он вместо этого видел то, что другие видеть не могли. Он смеялся, когда другим было не смешно. У него были глаза такие, странные, как полупрозрачное зеркало. Когда догадываешься, что с другой стороны кто-то за тобой следит, но видишь только свое собственное отражение.
– Его и похуже резали, – оказал он наконец.
Это правда. За пару лет до того меня в самом деле порезали сильнее.
– А вдруг заражение? – сказал Стив.
– Ага, и отрежут тогда бок совсем, – добавил я. Не надо было, конечно, его подкалывать. Он хотел как лучше.
Мотоциклист продолжал сидеть, уставившись перед собой.
– Он изменился, – сказал Стив, обращаясь ко мне. У Мотоциклиста бывало так, что слух отказывал напрочь. Он часто падал или врезался во что-нибудь, а это почти всегда сотрясение мозга.
Я на него посмотрел, пытаясь понять, что в нем изменилось. Он, похоже, не замечал, что мы его разглядываем.
– Загорел, – сказал Стив.
– Ну да, на то она и Калифорния.
Но я все равно не мог себе представить Мотоциклиста в Калифорнии, на берегу океана. Ему всегда нравились реки, а не моря.
– Я тебе говорил, что меня из школы исключили? – сказал он вдруг, ни с того ни с сего.
– Как это?
Я решил было сесть, но передумал. Меня-то все время угрожали исключить. За тот нож, с которым меня поймали, мне запретили появляться в школе на неделю. Но Мотоциклист-то никогда ничего такого не делал. Я однажды говорил с одним парнем из его класса. Он сказал, что Мотоциклист сидел себе тихо, никаких проблем, разве только пара учителей терпеть не могла, что он на них смотрел не отрываясь.
– Как так вышло? – спросил я опять.
– Идеальная контрольная.
Он всегда был готов засмеяться, смех жил у него под кожей, но на этот раз вылез наверх, и Мотоциклист ухмыльнулся. Как вспышка. Или, скорее, зарница, где-то вдали.
– Я сдал контрольную за четверть, и там все было идеально.
Он покачал головой.
– Нет, я их понимаю, конечно. Школа в плохом районе, им своих забот хватает.
Меня это удивило. Меня вообще-то сложно удивить.
– Нечестно же, – сказал я наконец.
– А почему это ты решил, что должно быть честно?
Он не злился. Скорее, ему было в самом деле любопытно.
– Скоро вернусь, – сказал он и встал.
– А я и забыл, что он все еще в школе, – сказал Стив, когда Мотоциклист ушел. – Он так взросло выглядит, не скажешь, что ему всего семнадцать.
– Семнадцать – это и есть взрослый.
– Ну да, но он прям как совсем взрослый. Двадцать один типа.
Я промолчал. И стал думать. Когда Мотоциклисту было четырнадцать, мне казалось – вот когда становятся взрослыми. В его четырнадцать, то есть как мне сейчас, ему спокойно продавали пиво. Никто уже не требовал от него предъявить документ. И он тогда был вожаком Докеров. Взрослые парни, восемнадцать и старше даже, готовы были выполнять любой его приказ. Я решил, что и со мной так будет. Что вот мне стукнет четырнадцать, и все сразу заблестит и засверкает. Мне казалось, это ужасно классно, быть настолько взрослым. Ну и вот, я дошел до того места, где он тогда был, и ничего не изменилось, он за это время ушел еще дальше. Что-то где-то не сработало.
– Стив, – сказал я. – Подкинь мне папашино зеркальце для бритья. Оно там, рядом с раковиной.
Он передал мне зеркальце, и я хорошенько себя осмотрел.
– Мы очень похожи, – сказал я.
– Кто – мы?
– Мы с Мотоциклистом.
– Не.
– Да.
Волосы у нас были одинакового цвета, темно-рыжие, странного такого оттенка. Как газировка с вишневым сиропом. Никогда не видел никого больше с такими волосами. И глаза одинаковые, цвета молочного шоколада. Он был, конечно, метр девяносто, но и я почти не отставал.
– Ну, и в чем же разница? – сказал я наконец.
Я-то знал, что разница есть. На него никто не смотрел мельком. Всегда останавливались и разглядывали. Как хищника в зоопарке. А я был просто крепкий мальчишка-переросток.
– Ну, – протянул Стив. За что люблю этого парня, всегда думает, прежде чем сказать. – Мотоциклист, он… Не знаю даже. Про него никогда нельзя сказать, что у него на уме. А про тебя понятно сразу.
– Да ну, – сказал я, глядя в зеркало. Не может быть, чтобы в этом было все дело.
– Расти-Джеймс. Мне пора домой. Если заметят, что я ушел, меня убьют просто.
– Да ладно. Посиди еще.
Мне очень не хотелось, чтобы он уходил. Не выношу быть в одиночку. Единственная вещь на свете, которой я взаправду боюсь. Когда дома никого нет, я всю ночь мотаюсь по улицам, потому что там хоть какие-то люди. То, что меня порезали, – это ерунда. А вот остаться сейчас одному – это да. Я не был уверен, что смогу встать и уйти.
Стив поежился. Он знал про этот мой заскок. Один из немногих, кто знал. Я не то чтобы рассказываю об этом каждому встречному.
– Немного еще, ладно? Папаня скоро должен вернуться.
– Ладно, – сказал он. И сел туда, откуда встал Мотоциклист.
Я начал проваливаться в дрему. Мне казалось, что я снова дерусь, но только все разворачивалось, как в замедленной съемке. Я понимал, что это всего лишь сон, но никак не мог из него выскочить.
– Никогда бы не подумал, что он доедет до самого океана, – сказал я Стиву.
Но Стива уже не было. На том месте снова сидел Мотоциклист. Читал книгу. Он все время что-нибудь читал. Я раньше думал, что мне тоже станет легче читать, когда я стану взрослым. Но к тому времени уже было понятно, что не станет.
Когда Мотоциклист читал книги, это было как-то иначе, не так, как у Стива. Не знаю почему.
Папаня был уже дома, храпел себе на матрасе. Интересно, кто вернулся раньше. И свет все еще горел. Когда я засыпаю со светом, я потом плохо понимаю, который час.
– А я думал, ты насовсем уехал, – сказал я.
– Да нет. У меня тоска по дому.
Он не поднял глаза от книги, и мне даже показалось, что это я все еще сплю.
Тогда я у себя в голове перечислил всех, кто мне нравился. Я так часто делаю. Мне приятно думать о тех, кто мне нравится, – я тогда чувствую себя не таким одиноким. Сначала вспомнил тех, кого я люблю. Патти, это точно. Мотоциклист. Отец, в каком-то смысле. Стив, в каком-то смысле. Потом решил вспомнить тех, на кого я мог бы рассчитывать, что бы ни случилось. Вот с этими оказалось сложнее, я их так и не нашел. Звучит печально, но на самом деле ничего страшного.
Я был ужасно рад, что Мотоциклист вернулся. Круче его не было во всем мире. Даже если бы он не был мне братом, все равно круче его не было бы во всем мире.
А когда я вырасту, я стану в точности таким же, как он.