Стив пошел домой, и я тоже пошел домой, потому что не хотел грохнуться еще раз прямо на улице, и еще потому, что подумал, что Мотоциклист мог уже вернуться. Для папаши было еще рановато.
На лестнице столкнулся с Кассандрой. То есть в натуре столкнулся. Кассандра взяла себе в голову, что Мотоциклист выбрал ее себе в девчонки. Если честно, она была психованная. Терпеть ее не могу. Так вышло, что ее послали на практику в нашу школу в прошлом году, и Мотоциклист попал к ней в класс. И она по нему спятила. За ним и так девчонки табунами бегали. Не только потому, что он был красивый, а потому, что он был другой. В общем, выбирай любую. Не знаю, что он в этой Кассандре увидал. Пожалел, наверное.
Ну и вот. Она вся такая – институт закончила, из хорошей семьи, дом в приличном районе на другом берегу реки, а тут все бросила, сняла комнату в развалюхе и ходила хвостом за Мотоциклистом. Даже и не красивая, кстати. По мне, по крайней мере. Стив говорил, что красивая, но по мне – так нет. Ходила босиком, как деревенская, и не красилась совсем. И как ее ни встретишь, она с кошкой. Ненавижу кошек. Не до такой степени, конечно, как Бифф Уилкокс, тот их просто из мелкашки отстреливал, но не люблю. И разговаривать она пыталась, как Мотоциклист – многозначительно типа. Только на меня это не действует.
– Привет, – говорит.
Я встал и ждал, пока она отойдет, чтобы я мог подняться, но она не отошла. Блин, ну вот еще. Это чья лестница вообще? Я тогда на нее уставился. Все равно стояла. Пришлось сказать:
– Подвинься.
– Какое очаровательное дитя.
Тут я ей сказал то, что обычно при девчонках не говорю. Ну, достала она меня. Но ей хоть бы что.
Тогда я добавил:
– Ты ему и не нравишься вовсе. Он тебя от стенки не отличает.
– Ну, сейчас я ему точно не нравлюсь. Смотри.
И она показала мне руку. Рука вся в точках. Ширялась.
Я сперва удивился, а потом мне стало противно.
– Если бы он меня на этом поймал, то руки бы переломал, – сказал я ей.
– Да, почти до этого и дошло.
Всегда такая надутая, как будто они с Мотоциклистом вместе из какого-то суперэлитного общества. А теперь сдулась.
– Я не торчу, – добавила она. Как будто я ей друг, и меня надо убедить. – Просто думала, что поможет. Думала, он насовсем уехал.
Мотоциклист терпеть не мог наркоманов. Он даже и не пил почти. Говорят, он однажды одного торчка вообще убил. Я не уточнял. И вот как-то, ни с того ни с сего, он мне говорит: «Узнаю, что ты ширяешься, – руки переломаю». И переломал бы, запросто. Он не часто вообще на меня внимание обращал, так что я это хорошо запомнил.
Я отвернулся и сплюнул через перила. Не знаю, чем именно, но Кассандра жутко действовала мне на нервы. Тут до нее дошло, наконец, и она спустилась вниз. Мотоциклист и в самом деле был уже в квартире, сидел на матрасе, прислонившись к стене. Я спросил, осталось ли чего-нибудь пожрать, но он меня не услышал. Я уже привык, у него со слухом много лет были проблемы. Он, кстати, еще и дальтоник был.
Нашел себе сухарей, банку кильки и молоко. Я не капризный, я все ем. Еще нашел бутылку с остатками крепленого и допил. Папаня не заметит.
Потом снял майку и промыл еще раз рану от ножа. Боль теперь была тупая, но постоянная, типа как когда зуб ноет. Скорее бы уже перестало.
– Слышь, – сказал я Мотоциклисту, – не уходи никуда, пока папаня не вернется, ладно?
Он перевел глаза со стены на меня, не меняя выражения, и видно было, что внутри он опять смеется.
– Бедняга, – говорит, – и всегда-то у тебя все не слава богу, не так, так иначе.
– Да нормально, – говорю.
Я даже удивился, чего это он вдруг решил меня пожалеть. Ну, я всегда знал, что он самый крутой чувак на свете, в смысле, так оно и было, но он меня почти никогда не замечал. Это ничего не значило, на самом деле. Насколько я знаю, он вообще ничего не замечал вокруг себя. А когда замечал, то только затем, чтобы посмеяться.
Через какое-то время вернулся отец.
– А, вы оба дома, – отметил он. Он был не такой пьяный, как обычно.
– Слышь, мне деньги нужны, – сказал я ему.
– Тебя давно не имел чести видеть, – обратился папаня к Мотоциклисту.
– Я прошлой ночью был здесь.
– В самом деле? Я, должно быть, упустил этот момент.
Отец всегда так разговаривал. Он закончил институт. Юридический. Я об этом помалкивал, потому что все равно ведь никто не поверит. Я сам с трудом в это верил. Что после юридического можно стать алкашом на пособии. Но, похоже, бывало и такое.
– Мне деньги нужны, – повторил я.
Он задумчиво посмотрел на меня. Ни я, ни Мотоциклист были совершенно на него не похожи. Он был такой средний мужичок, среднего возраста, светловолосый, с плешью, глаза голубые. Пройдешь мимо такого, и не заметишь. Впрочем, дружков у него хватало. Бармены, в основном.
– Рассел-Джеймс, – сказал он вдруг. – Ты не болен ли, случайно?
– Немного порезали ножом в драке.
– В самом деле? – Он подошел поближе. – До чего же странный у вас обоих образ жизни.
– Ничего не странный, – сказал я.
Он дал мне десятку.
– А у тебя как дела? – спросил он у Мотоциклиста. – Приятно ли путешествовал?
– Вполне. В Калифорнию съездил.
– И как там Калифорния?
– Обхохочешься. Кладет эти места одной левой, хотя и тут весьма забавно.
Только бы они не завели еще один бесконечный разговор. У них так – то они целыми днями друг друга как будто вообще не видят, то зацепятся языками и болтают всю ночь. Тут заскучаешь. Я-то и половины не понимал из того, что они говорили.
У меня были трудности с тем, чтобы решить, как я относился к отцу. В смысле, мы вполне ладили, не ругались особенно, разве что тогда, когда он думал, что я его водку выпил. Но даже тогда он не очень злился. То есть мы вообще почти не разговаривали. Иногда он спрашивал меня о чем-то, но видно было, что просто из вежливости. Я ему рассказываю, например, про пикник на реке, или про танцы, или про драку какую-нибудь, а он смотрит на меня в упор, не двигаясь, как будто не понимает ни одного слова. Уважать я его особенно не уважал, не с чего было – он ничего не делал. Весь день сидел по барам, приходил домой, и здесь тоже пил и читал по ночам. По мне, это и есть ничего не делать. Но я же говорю, мы ладили, так что не то, чтобы я его прямо ненавидел. Я был бы, наверное, даже не против его любить немного больше.
А он, я думаю, меня любил больше, чем Мотоциклиста. Потому что тот папаше напоминал про нашу мать. Она от нас давно ушла, и я ее совсем не помнил. Иногда он поворачивался к Мотоциклисту и глядел на него, не отрываясь, как будто пытался разглядеть что-то.
– Ты – точь-в-точь твоя мать, – говорил он.
А Мотоциклист просто смотрел на него в ответ, молча. И взгляд у него было тогда совершенно пустой, как у животного.
Мне папаня никогда этого не говорил. Но я ведь тоже наверняка был на нее похож, так что непонятно.
– Рассел-Джеймс, – сказал отец, устраиваясь поудобнее с книгой и бутылкой. – Прошу быть в будущем более осторожным.
Мотоциклист все молчал. Он так долго молчал, что я подумал, может, он переживает из-за Кассандры.
– Она говорит, что не торчит, – сказал я. Она мне не нравилась, конечно, но я подумал, что это его хоть немного развеселит.
– Кто? – спросил он удивленно.
– Кассандра.
– А. Ну да. Что ж, охотно верю.
– Ты ей веришь?
– Конечно. Известно же, что случается с теми, кто не верит Кассандре.
Мне это было неизвестно. Отец сказал:
– За ними приходят греки.
Вот нормально, да? Они всегда так. Каким боком тут вообще греки какие-то?
– То есть она тебе больше не нравится?
Он не ответил. Просто встал и ушел. А я тогда заснул.
Потом около полуночи пришел Смоки с двоюродным братом, у которого была машина, и я с ними опять поехал на озеро. Пиво пили. Девчонки были какие-то. Мы разожгли костер и купались. Вернулся я уже под утро. Папаня проснулся и говорит:
– Рассел-Джеймс, до меня дошли слухи, что у одного из полицейских есть серьезные претензии к одному из вас. Это к тебе или к твоему брату?
– К обоим. Но к нему больше.
Я знал, о ком он говорил. Мент был из местных, и уже давно нас не переваривал. Я немного боялся, что рана на боку могла загноиться от плавания в озере, но вроде все выглядело нормально.
Со всех этих дел я устал ужасно. Решил прогулять школу, и до полудня проспал.