Домой я пришел в половине седьмого. Схлест был назначен на семь, поэтому к ужину я, как всегда, опоздал. Я вечно опаздываю. Просто забываю о времени. На ужин Дэрри запек курицу с картошкой и кукурузой – даже двух куриц, потому что мы едим как кони. Особенно Дэрри. Я люблю запеченную курицу, но тут и кусочка не смог проглотить. Зато, пока Дэрри с Газом не видели, проглотил пять таблеток аспирина. Я их часто пью, потому что плохо сплю ночами. Дэрри думает, что я пью по одной штучке, но обычно я беру сразу четыре. Я решил, что пять уж точно помогут мне продержаться в драке, а заодно, может, и головную боль снимут.

Потом я по-быстренькому принял душ и переоделся. Мы с Газом и Дэрри всегда перед дракой приводим себя в порядок. Да и вообще, нужно же показать этим вобам, что мы не отбросы какие-нибудь, что мы ничем не хуже них.

– Газ, – крикнул я из ванной, – а ты когда начал бриться?

– Когда мне пятнадцать было, – крикнул он в ответ.

– А Дэрри?

– В тринадцать. А что? Хочешь к схлесту бороду отрастить?

– Да ты шутник. Надо тебя в «Ридерз дайджест» пристроить. Говорят, там за шутки неплохо платят.

Газ расхохотался – они со Стивом играли в покер в гостиной. Дэрри надел обтягивающую черную футболку, такую обтягивающую, что у него не только мускулы на груди видны были, но даже «кубики» на животе. Ох, и не повезет тому вобу, который на него полезет, подумал я, натягивая чистые джинсы и футболку. Жаль, что на мне футболка не так хорошо сидит – я для своего роста очень даже неплохо сложен, но, пока мы были в Виндриксвилле, здорово похудел, и теперь футболка на мне болталась. К вечеру похолодало, а футболка – не самая теплая в мире одежда, конечно, но на схлесте никто не мерзнет, а куртка к тому же мешает как следует замахнуться.

Мы с Газом и Стивом слегка переборщили с маслом для волос, но мы хотели, чтоб сразу было заметно, что мы – грязеры. Сегодня можем этим и погордиться. У грязеров, может, и нет ничего за душой, зато у них есть репутация. И длинные волосы. (Что ж это за мир такой, где у меня всего-то поводов для гордости – репутация хулигана да набриолиненные волосы? Я не хочу быть хулиганом, но даже если я не ворую, не нападаю на людей и не напиваюсь, все равно считаюсь отбросом. А с чего мне этим гордиться? С чего бы мне даже притворяться, будто я этим горжусь?) А Дэрри волосы себе так и не отрастил. У него они всегда чистые и коротко постриженные.

Я уселся в кресло в гостиной, ждал, пока вся банда будет в сборе. Сегодня, впрочем, мы ждем только Смешинку – Джонни с Далласом не придут. Газ со Стивом, как обычно, играли в карты и переругивались. Газ безостановочно хохмил и кривлялся, а Стив врубил радио так громко, что у меня чуть барабанные перепонки не полопались. Конечно, его так всегда и слушают, но дело это не самое хорошее, когда голова болит.

– Ты любишь драться, да, Газ? – вдруг спросил я.

– Ну да. – Он пожал плечами. – Я люблю драться.

– А почему?

– Не знаю. – Он недоуменно поглядел на меня. – Тогда что-то происходит. Это как соревнование. Вроде гонок, или танцев, чего-то такого.

– Да ну, фигня, – сказал Стив. – Я вот просто хочу вобам по башкам настучать. Когда я дерусь, мне так и хочется кому-нибудь прямо с ноги пробить. Люблю я это дело.

– А ты, Дэрри, почему любишь драться? – спросил я, взглянув на Дэрри, который стоял у меня за спиной, прислонившись к кухонной двери.

Он посмотрел на меня – как обычно, по глазам и не поймешь, о чем он думает, но тут вклинился Газ:

– Мускулы свои любит показывать.

– Будешь болтать, я их, дружок, тебе покажу.

Я обдумал сказанное Газом. А ведь правда. Дэрри любил все, где надо было приложить силу, например, выжимать штангу, или играть в футбол, или класть крыши, даже если он и гордился тем, что умен. Дэрри никогда этого не говорил, но я знал, что он любит драться. Один я чувствовал себя не в своей тарелке. Я с кем угодно подерусь когда угодно, только я этого не люблю.

– Не знаю, стоит ли тебе на эту драку ходить, Пони, – медленно сказал Дэрри.

Только не это, в ужасе подумал я, мне позарез нужно там быть. Тогда у меня, считай, важнее дела не было, чем помочь нашим разделать вобов под орех. Только бы он не оставил меня дома. Только бы разрешил пойти.

– Это почему? Раньше от меня на схлестах всегда толк был, а то нет, что ли?

– Это да, – с гордой улыбкой ответил Дэрри. – Ты хоть и не вырос еще, а дерешься что надо. Но раньше ты всегда был в форме. А теперь и похудел, да и выглядишь ты, малыш, не очень. Ты весь на нервах.

– Да брось ты, – вмешался Газ, пытаясь вытащить туза из ботинка так, чтобы Стив не заметил, – перед схлестом мы все на нервах. Пусть пойдет, подерется. На кулачках драться не страшно – нет оружия, и опасности никакой нет.

– Все со мной будет хорошо, – умолял я. – Я себе поменьше воба выберу.

– Ну, Джонни-то с тобой не будет… – мы с Джонни иногда объединяли усилия и валили какого-нибудь воба потолще, – но, с другой стороны, там не будет ни Кудряхи Шепарда, ни Далли, так что у нас каждый человек на счету.

– А с Шепардом-то что случилось? – спросил я, вспомнив младшего брата Тима Шепарда.

Мы с Кудряхой, который был Тимом в миниатюре – таким же крутым, дерзким и непрошибаемым – как-то раз на слабо прижигали друг другу пальцы сигаретами: кто дольше продержится и не отдернет руку. Вот стоим мы, зубами скрипим, морщимся, по лицам у нас пот катится, от запаха горелого мяса – мутит, но орать не орем, и тут мимо идет Тим. Как увидел, что мы друг в друге дырки прожигаем, схватил нас за головы, да как треснет лбами, пообещав, что убьет обоих, если еще раз за этим застукает. У меня на указательном пальце до сих пор шрам остался. Кудряха был самым обычным местным хулиганом, драчливым и не слишком-то сообразительным, но он мне нравился. Ему что угодно по плечу.

– За решеткой, – ответил Стив, ногой выбив туза у Газа из ботинка, – в исправилке.

«Опять?», – подумал я и сказал:

– Разреши мне пойти, Дэрри. Если б мы на ножах дрались или на цепях там, тогда другое дело. Но на кулаках ведь еще никого не калечили.

– Ладно, – сдался Дэрри, – иди уж. Но будь поосторожнее, а если что не так будет, ори погромче, я помогу.

– Да все со мной будет хорошо, – устало сказал я. – Вот чего ты за Газа так не волнуешься? Ему ты нотаций не читаешь.

– Дружище, – рассмеялся Дэрри и приобнял Газа за плечи, – за этого моего братишку я совершенно спокоен.

Газ любя ткнул его в ребра.

– Этот парень головой пользуется.

Газ поглядел на меня с нарочитым превосходством, но тут Дэрри добавил:

– Сам видишь, как он ей пользуется – волосы на ней растит.

Газ замахнулся было на него, но Дэрри увернулся и выскочил за дверь.

Смешинка просунул в дверь голову ровно тогда, когда из дома вылетел Дэрри. Он спрыгнул с крыльца, кувыркнувшись в воздухе, шлепнулся и вскочил прежде, чем Газ успел его поймать.

– Ясненько, – бодро сказал Смешинка, вскинув бровь. – Как я погляжу, к схлесту вы готовы. Ну что, все счастливы?

– Да-а! – заорал Газ, который тоже спрыгнул с крыльца, сделав сальто в воздухе.

Он прошелся по двору на руках, а затем сделал колесо без рук, чтобы затмить Дэрри. Их веселье оказалось заразным. Стив с индейским воплем проскакал по газону, делая высоченные прыжки, а потом резко остановился и закувыркался спиной вперед в обратную сторону. Такие акробатические трюки мы все делать умели, потому что Дэрри прошел гимнастический курс в Имке, а потом все лето учил нас всему, чему он там научился – вдруг в драке пригодится. Оно и пригодилось, только Газ со Смешинкой однажды за решетку попали. Они в центре города кувыркались, ходили на руках и всячески нарушали покой жителей и полиции. Что еще ждать от этой парочки.

Радостно заухав, я сделал колесо без рук, скатился с крыльца и вскочил на ноги. Смешинка вышел вслед за мной примерно таким же образом.

– Я грязер, – прокричал Газ, – я шпана и хулиган! Я позорю наш прекрасный город! Я калечу людей! Я граблю заправки! Я – угроза для общества! И мне – весело!

– Грязер… грязер… грязер… – принялся подпевать ему Стив. – О, среды заложник, вонючий, неимущий и никчемный хулиган!

– Преступник малолетний, дрянь и грубиян! – проорал Дэрри.

– Подите прочь, белая шваль, – высокомерно произнес Смешинка. – Я – воб. Я богат и хорошо одеваюсь. Я накачиваюсь пивом, езжу на дорогих машинах, бью окна на вечеринках.

– А как же ты развлекаешься? – спросил я серьезным, подобострастным тоном.

– Грязерам морды бью! – взвизгнул Смешинка и сделал колесо.

Мы немного поутихли, пока шли до поля. В куртке был один Смешинка, у него по карманам были банки с пивом рассованы. Он всегда перед схлестом напивается. Вообще, если так подумать, он перед чем угодно напивается. Я покачал головой. Не хотел бы я вот так когда-нибудь из пивной банки храбрости набираться. Выпивку я однажды пробовал. Вкус у нее был мерзкий, меня вырвало, голова разболелась, а когда Дэрри об этом узнал, то еще и на две недели под домашний арест посадил. Но я с тех пор больше не пил. У Джонни дома насмотрелся на то, к чему это приводит.

– Слушай, Смешинка, – я решил завершить мой опрос, – а ты почему любишь драться?

Он глянул на меня так, будто у меня крышу снесло.

– Да потому что все дерутся.

Если б все пошли прыгать в реку Арканзас, Смешинка и тогда бы от всех не отставал. Ну, в общем, так. Газ дерется потехи ради, Стив – потому что всех ненавидит, Дэрри – чтоб было чем гордиться, а Смешинка – чтоб быть как все. А я почему дерусь? Я думал-думал и ни одной стоящей причины не мог придумать. Не бывает для драки стоящих причин, кроме самозащиты.

– Так, Газ и Понибой, слушайте, – сказал Дэрри, пока мы шли по улице, – если появятся фараоны, мигом смывайтесь. Самое худшее, что с нами может случиться, – попадем за решетку. А вот вас могут в приют отправить.

– Никто из местных не станет их вызывать, – мрачно сказал Стив. – Знают, что с ними потом будет.

– Все равно, если вдруг что – сразу ноги уносите. Вы меня слышите?

– Слышим, тебе даже микрофон не нужен, – отозвался Газ и, когда Дэрри отвернулся, высунул язык.

Я изо всех сдерживался, чтоб не захихикать. Когда прожженный хулиган показывает язык старшему брату, это и впрямь смешно.

Когда мы пришли на поле, нас там уже ждал Тим Шепард со своими ребятами и бандой из Брамли, это в пригороде. Тим был поджарый, похожий на кота восемнадцатилетний парень и выглядел точь-в-точь как образцовый несовершеннолетний преступник из книжек или журналов. У него были тугие черные кудри, горящие черные глаза и длинный шрам от виска до подбородка, которым его наградил какой-то бродяга, набросившийся на него с разбитой бутылкой. Ему дважды ломали нос, и вид у Шепарда был суровый и неприветливый. Ухмылялся он, как Далли, – угрюмо и цинично. Ему-то как раз нравилось быть бандитом. И ребята у него все такие же. И парни из Брамли – тоже. Маленькие бандиты, которые вырастут и станут большими бандитами. Раньше я как-то об этом не думал, но теперь понял, что они с возрастом становятся не лучше, а только хуже. Я поглядел на Дэрри. Он-то, когда повзрослеет, в бандита не превратится. Он чего-нибудь в жизни добьется. Он от одной нашей жизни только еще сильнее захочет чего-нибудь в жизни добиться. Поэтому он и лучше нас всех, думал я. Он далеко пойдет. А я вырасту и буду как Дэрри. Я не собираюсь всю жизнь проторчать в этом паршивом местечке.

У Тима был настороженный, голодный взгляд бродячего кота, – вот кого он мне всегда напоминал, бродячего кота – и он и секунды не мог спокойно постоять на месте. Его ребятам было от пятнадцати до девятнадцати – хмурые парни, ходившие у Шепарда по струнке. Этим их банда и отличалась от нашей – у них был главарь и действовали они организованно, мы же просто дружили, ну и друг друга держались, а так у нас каждый сам себе главарь. Может, потому мы их всегда и делали.

Тим и главарь парней из Брамли подошли к нам – пожать руки, показать, что, мол, в этой драке они на нашей стороне, хотя нам, если честно, мало с кем там было по пути. Когда Тим дошел до меня, он внимательно меня оглядел, может, припомнив тот случай, когда мы с его младшим братом друг друга на слабо брали.

– Это вы с тем чернявым тихоней воба завалили?

– Ага, – ответил я, сделав вид, что горжусь этим, а потом вспомнил Черри и Рэнди, и в животе у меня все сжалось.

– Хвалю, парень. Кудряха всегда говорил, что ты парень что надо. А Кудряха в исправилку загремел, на полгода. – Тим горько усмехнулся, вспомнил, наверное, своего громилу-брата. – Его сцапали, когда он в алкогольный магазин лез, вот же маленький… – Тут он назвал Кудряху всеми мыслимыми и немыслимыми непечатными словами, это Тим так нежность проявлял.

Я с гордостью огляделся. Я тут был самым младшим. Даже Кудряхе, будь он с нами, уже пятнадцать, так что он старше меня. Дэрри это тоже заметил, видно было, что он гордится, конечно, но и здорово за меня переживает. А, к черту, подумал я, на этот раз я так отличусь в драке, что ему больше не придется за меня переживать. Я ему покажу, что не один Газ головой думает.

Меня подозвал к себе какой-то парень из Брамли. Мы все больше своих держались, поэтому я поначалу напрягся, но потом махнул рукой и подошел. Он стрельнул сигарету, закурил.

– А вон того здорового парня, из ваших, ты как, хорошо знаешь?

– Ну вроде как, он мой брат, – ответил я.

Честно, я не мог просто сказать «да». Я знал Дэрри примерно так же, как он знал меня, а это еще ни о чем не говорит.

– Че, правда? Есть мнение, что его и попросят начать движ. Как он месит вообще, нормально?

Месит, в смысле, дерется. Ребята из Брамли выражались очень странно. Не думаю, что и половина их банды смогла бы прочесть газету или написать хоть что-то, кроме своих имен, и по их речи это заметно. Ну, то есть, когда парень называет схлест «месиловкой», сразу видно, что он не слишком-то образованный.

– Ага, – ответил я. – А почему его?

Он пожал плечами.

– А кого еще?

Я посмотрел на наших. Грязеры редко бывают качками. Они обычно поджарые, чуть сгорбленные – по-кошачьи так. Отчасти потому, что плохо питаются, отчасти – потому что осанка плохая. У Дэрри же вид был такой, как будто он всех тут может сделать. Мне кажется, многие парни нервничали из-за того, что мы условились, что никакого, мол, оружия. Я не знал, как там в Брамли, а у ребят Шепарда обычно в ход шло все, что под руку попадется – велосипедные цепи, ножи, битые бутылки, обрезки труб, бильярдные кии, а иногда и стволы. Пистолеты то есть. У меня тоже словарный запас так себе, хоть я и образованный. Наша банда обычно обходилась без оружия. Мы, конечно, хулиганы, но не настолько. Мы с собой только ножи носили, да и то для виду в основном. Ну, вот как у Смешинки был его ножик с черной рукоятью. Мы на самом-то деле и не покалечили даже никого, да и не то чтобы хотели. Ну, только Джонни. Да и тот – нечаянно.

– Слышь, Кертис! – заорал Тим.

Я так и подпрыгнул.

– Который? – крикнул Газ в ответ.

– Здоровяк. Иди сюда!

Парень из Брамли глянул на меня.

– Ну, что я тебе говорил?

Дэрри подошел к Тиму и главарю банды из Брамли. Не нужно ему тут быть, вдруг подумал я. И мне не нужно, и Стиву не нужно, и Газу не нужно, и Смешинке не нужно. Мы грязеры, а не бандиты, нечего нам делать с этими будущими уголовниками. А то и сами можем такими стать, думал я. Очень даже можем. От этих мыслей голова у меня сильнее разболелась.

Я вернулся к Газу, Стиву и Смешинке, потому что тут начали собираться вобы. Как раз вовремя. Они приехали на четырех машинах, молча из них вылезли. Я насчитал двадцать два человека. Нас было двадцать, так что, пожалуй, шансы у нас были равные, равнее не придумаешь. И вообще, Дэрри обычно сразу двоих на себя брал. Все вобы выглядели так, будто их шили по одной выкройке: чисто выбритые, стрижки под полу-битлов, в клетчатых или полосатых рубашках, легких красных или коричневых куртках или в клетчатых ветровках. Как будто в кино собрались, а не на схлест. Потому-то вобов обычно никто ни в чем не винит, все сразу на нас валят. Мы выглядим как хулиганье, а они – как приличные люди. Все может быть и совсем наоборот – половина моих знакомых под слоем бриолина – вполне себе приличные ребята, а судя по тому, что я слышал, куча вобов дадут фору любому хулигану, но судят нас по внешнему виду.

Они молча выстроились в ряд, и мы точно так же выстроились напротив них. Я все высматривал Рэнди, но так его и не увидел. Я надеялся, что он все-таки не пришел. Вперед шагнул парень в клетчатой рубашке.

– Правила, значит, такие – деремся только кулаками, кто первый побежит – тот и проиграл. Так?

Тим отбросил банку из-под пива.

– Ты все верно просек.

Наступила неловкая тишина – ну, кто начнет? Тут пришел на выручку Дэрри. Он вышел к фонарю, в круг света. Несколько мгновений все казалось нереальным, какой-то сценой из фильма про малолетних преступников, ну или типа того. Потом Дэрри сказал:

– Ну, кто на меня?

Он стоял там – высокий, широкоплечий, все мускулы напряжены под футболкой, а глаза посверкивают, будто ледышки. С минуту казалось, будто никто и не осмелится выйти на Дэрри. Но потом безликая толпа вобов зашевелились, и вышел рослый светловолосый парень. Он взглянул на Дэрри и тихо сказал:

– Привет, Дэррел.

В глазах у Дэрри что-то промелькнуло, но они тотчас же снова стали ледяными.

– Привет, Пол.

Газ как-то сдавленно пискнул, и тут до меня дошло, что этот блондин – Пол Холден. В школьной футбольной команде, где играл Дэрри, лучше Пола полузащитника не было, и они с ним прямо дружили – не разлей вода. Он теперь, наверное, в колледже, курсе на первом, подумал я. Пол глядел на Дэрри с таким выражением, раскусить которое я никак не мог, но выражение это мне не нравилось. Презрение? Жалость? Ненависть? И то, и другое, и третье? Но почему? Потому что Дэрри вышел от лица нас всех, а Пол, может быть, грязеров только презирал, жалел и ненавидел? Дэрри не шевельнулся и даже не изменился в лице, но теперь видно было – Пола он ненавидит. И дело тут было не только в зависти – уже кто-кто, а Дэрри имел все основания ему завидовать, дело было в том, что ему стыдно выступать за нас, стыдно, что его видят в компании ребят из Брамли, парней Шепарда, а может даже, и в нашей компании. Поняли это только мы с Газом. И задело это только нас с Газом.

Это же глупо, лихорадочно думал я, они оба пришли драться и оба вроде как должны вести себя поумнее. Ну и какая тогда разница, на чьей ты стороне?

Тут Пол сказал:

– Я выйду против тебя, – и у Дэрри на лице промелькнуло что-то вроде улыбки.

Я-то помнил, что раньше Дэрри считал, что может завалить Пола одной левой. Но это было года два, а то и три назад. А что если Пол теперь лучше дерется? Я сглотнул. Моих братьев одолеть еще никому не удавалось, но я вовсе не горел желанием увидеть, как кто-нибудь побьет их этот рекорд.

Они двигались в круге света, против часовой стрелки, оглядывая друг друга, примериваясь друг к другу, а то и вспоминая, какие у кого были слабые места и стоит ли сейчас по ним пробить. Все остальные ждали, напряжение нарастало. Мне это все напомнило книжки Джека Лондона – ну помните, там, где волчья стая молча ждет, пока один волк убьет другого. Но тут все не так. Стоит одному ударить – и схлест начнется.

Тишина сгустилась, слышно было, как хрипло и тяжело дышат парни, стоявшие рядом со мной. Но Дэрри с вобом так и ходили по кругу. Их ненависть даже я чувствовал. Они же были друзьями, думал я, они были друзьями, а теперь они друг друга ненавидят, а все из-за того, что одному пришлось зарабатывать на жизнь, а второй – родился в богатом квартале. Нельзя им друг друга ненавидеть… Я вот вобов больше не ненавижу… Им нельзя…

– Стойте! – заорал кто-то очень знакомый. – Подождите!

Дэрри обернулся на голос, и Пол его ударил – резко, с правой и прямо в челюсть, таким ударом кого хочешь с ног свалить можно – кроме Дэрри. Схлест начался. И Даллас Уинстон мчался к нам.

Я не сумел найти воба себе по размеру, поэтому выбрал чувака на размер побольше и накинулся на него. Даллас был рядом, и уже кого-то оседлал.

– Я думал, ты в больнице, – проорал я, воб повалил меня на землю, и я укатился у него из-под ног.

– Я там был, – Далли приходилось несладко, потому что левая рука у него еще не зажила. – Но ушел.

– Как? – ухитрился спросить я, потому что воб, с которым я дрался, напрыгнул на меня, и мы с ним подкатились к Далли.

– Сестричку уболтал Смешинкиным ножиком. А то ты не знаешь, что схлест без меня не схлест?

Ответить я не смог, потому что воб, оказавшийся помощнее, чем мне казалось, прижал меня к земле и лупил меня так, будто весь дух хотел вышибить. Перед глазами у меня все плыло, и я думал уже, что он мне сейчас зубы выбьет или нос сломает, и что я против него уже не выстою. Но Дэрри за мной приглядывал, он ухватил этого парня за плечо – чуть от земли не оторвал – и врезал ему кулаком, как кувалдой, так что парень отлетел фута на три. Я решил, что будет только справедливо, если я помогу Далли, раз он одной рукой не может пользоваться.

Они со всех сил лупили друг друга, но Даллас явно проигрывал, поэтому я оседлал воба и принялся молотить его кулаками и драть за волосы. Он извернулся, ухватил меня за шею и сбросил на землю. Тут Тим Шепард, который дрался сразу с двумя парнями, нечаянно наступил на меня, и я чуть не задохнулся. Перевел дух, вскочил на ноги и снова напрыгнул на того воба, пытаясь его придушить. Пока он мне пальцы разжимал, Далли ударил его и повалил на спину, так что все мы клубком покатились по земле, ругаясь, задыхаясь и молотя друг друга кулаками.

Тут кто-то мощно врезал мне по ребрам, и я, не сдержавшись, заорал. Какой-то воб вырубил нашего парня и теперь со всей дури запинывал меня. Но я обеими руками вцепился в шею тому, другому вобу, и отпускать не отпускал. Далли бил его по морде, а я как вцепился в него отчаянно, так рук и не разжимал, хотя второй воб охаживал меня ногами, а это, знаете ли, больно. Наконец он дал мне ногой по голове, да так, что я чуть не вырубился, поэтому я обмяк и изо всех сил старался унять шум в голове и не отключиться. Вокруг стоял ор, но в ушах у меня так звенело, что слышал я его как сквозь вату. Многочисленные синяки на спине и лице так и саднили, но я как будто бы отделился от боли, словно бы это не у меня все болело.

– Сматываются! – услышал я радостный вопль. – Смотрите-ка, побежали, вонючки!

Голос вроде был Смешинкин, но точно сказать я не мог. Я попробовал сесть и увидел, что вобы рассаживаются по машинам и уезжают. Тим Шепард крыл всех распоследними словами, потому что ему снова нос сломали, а главарь ребят из Бромли лупил своего же парня, потому что тот нарушил правила и во время драки вытащил обрезок трубы. Метрах в пяти от меня лежал Стив, свернувшись клубком и постанывая. Потом выяснилось, что у него сломано три ребра. Газ сидел с ним рядом и говорил ему что-то тихим, ровным голосом. Я чуть не упал, когда увидел Смешинку – по лицу у него текла кровь, и еще ему руку здорово рассадили, но он счастливо хохотал, потому что вобы сбежали.

– Победа, – усталым голосом объявил Дэрри. У него под глазом наливался фингал, а на лбу была ссадина. – Вобов мы сделали.

Далли тихонько постоял рядом со мной, пока до него доходило, что мы и впрямь вобов сделали. Потом ухватил меня за футболку, рывком поставил на ноги.

– Пошли, – он потащил меня за собой по улице, – пошли к Джонни.

Бежать я не мог, ноги заплетались, и Далли нетерпеливо меня подталкивал.

– Да быстрее ты! Когда я уходил, ему хуже стало. Он с тобой хочет повидаться.

Не понимаю я, как Даллас мог нестись со всех ног после того, как его повозили по земле, да еще и больную руку задели, но бежал за ним что было сил. Никогда я так не бегал, как тогда ночью, куда там школьным забегам. Голова у меня до сих пор кружилась, и я очень слабо соображал, куда я вообще бегу и зачем.

Далли припарковал «Ти-Бёрд» Бака Меррита прямо возле нашего дома, мы прыгнули в машину. Пока Далли с ревом летел по городу, я сидел как на иголках. На Десятой за нами пристроилась сирена, в лобовом стекле замелькала красная вспышка.

– Притворись больным, – скомандовал Далли. – Совру, что везу тебя в больницу, что, кстати, правда.

Я привалился к прохладному оконному стеклу и притворился, что мне плохо – я себя так чувствовал тогда, что это было совсем не трудно.

Полицейский брезгливо глянул на нас.

– Так-так, приятель, на пожар опаздываем?

– Малыш, – Далли ткнул пальцем в мою сторону, – с мотоцикла навернулся, вот, в больницу везу.

Я застонал, даже особо не притворяясь. Похоже, вид у меня был не очень, еще бы – столько синяков и порезов.

Коп быстро сменил тон:

– Плохи дела? Эскорт нужен?

– Мне-то откуда знать, плохи у него дела или нет? Я ж не врач. Конечно, нам нужен эскорт! – Когда полицейский садился в машину, Далли прошипел: – Кретин!

Теперь, когда перед нами ехала машина с мигалкой, мы до больницы добрались за считанные секунды. Всю дорогу Далли о чем-то говорил, говорил, но меня так мутило, что я почти ничего не разбирал.

– Мне так хотелось, понимаешь, парень? Так хотелось, чтоб у Джонни все хорошо было, чтобы он не обозлился. Но будь он как я, не влип бы в такую передрягу. Просекай он все, как я, не полез бы в эту церковь. Вот она, награда за помощь людям. Статейка в газете да куча проблем… Будь поумнее, Пони… будь пожестче, как я, тогда цел останешься. Когда сам себя бережешь, здоровее будешь…

Он еще много чего говорил, но я не все расслышал. Мне все мерещилась какая-то чушь, будто Далли сошел с ума, потому что он все нес и нес какой-то несвязный бред, а Далли никогда так не разговаривал, теперь-то я бы все понял, наверное, а тогда меня всю дорогу мутило.

Коп довез нас до больницы и уехал, пока Далли делал вид, что вытаскивает меня из машины. Но едва тот скрылся из виду, Далли меня выпустил – я чуть не упал.

– Быстрее!

Мы промчались по коридору, растолкали всех и вскочили в лифт. Кто-то кричал нам вслед, потому что вид у нас был, похоже, очень потрепанный, но у Далли на уме был один Джонни, а я так плохо соображал, что только и мог, что за ним бежать. Когда мы наконец добрались до палаты Джонни, нас остановил врач.

– Простите, парни, но он умирает.

– Нам нужно с ним повидаться, – сказал Далли и щелкнул Смешинкиным ножом. Голос у него дрожал. – Нам нужно с ним повидаться, уйди с дороги, не то тебя потом будут оперировать.

Врач и глазом не моргнул.

– Я вас пущу, но не из-за ножа, а потому что вы его друзья.

Далли поглядел на него и спрятал нож в карман. Мы зашли в палату к Джонни, минутку постояли, пытаясь отдышаться, хватая ртами воздух. Тихо было – ужас. Очень страшная это была тишина.

Я посмотрел на Джонни. Он лежал совсем неподвижно, и я, запаниковав, подумал – он уже умер. Опоздали.

Далли сглотнул, утер пот с верхней губы.

– Джонни-кекс, – хрипло позвал он его, – Джонни?

Джонни еле заметно шевельнулся, открыл глаза.

– Эй, – тихонько сказал он.

– Наша взяла, – пропыхтел Далли. – Мы уделали вобов. Наваляли им, погнали с нашей территории.

Джонни даже не попытался улыбнуться.

– Бесполезно… от драк никакого толку…

Далли нервно облизал губы.

– В газетах про тебя до сих пор статьи пишут. Про то, какой ты герой, и всякое такое. – Говорил он чересчур быстро и чересчур спокойно. – Да-да, называют тебя героем, и всех грязеров в герои записали уже. Мы так тобой гордимся, дружище.

У Джонни глаза засияли. Далли им гордился. Джонни только об этом и мечтал.

– Понибой.

Я едва расслышал. Подошел поближе, склонился, чтобы узнать, что он хочет мне сказать.

– Будь всегда золотым, Понибой. Будь всегда золотым…

Подушка под ним как будто немного просела, и Джонни умер.

Про мертвых пишут обычно, что лица у них делаются такие, будто они мирно спят. И вовсе это неправда. У Джонни лицо стало просто мертвое. Как свечу задули. Я хотел было что-то сказать, но и звука из себя не смог выдавить.

Далли сглотнул, протянул руку, убрал Джонни челку со лба.

– Вечно ему эти волосы на глаза падали… вот что бывает, дурилка, когда людям помогаешь, вот что бывает…

Он вдруг резко вскинулся, со всей силы приложился об стену. Лицо у него исказилось от боли, по лицу заструился пот.

– Черт, Джонни… – завыл он, молотя кулаком по стене, пытаясь вколотить в нее свою волю. – Ох, Джонни, черт, не умирай, не умирай, пожалуйста…

Он сорвался с места, выскочил за дверь и помчался по коридору.