Мне предстояло провести последнюю ночь в штате Аризона, поэтому я надеялся, что сумею хорошо выспаться. Забавно, но вампиры относятся к таким желаниям без малейшего уважения, поскольку считают, что ты не должен мешать им спать весь день.

Всю вторую половину дня я решил в последний раз обсудить рецепты чая с Ребеккой; кроме того, мне пришлось познакомить ее с поставщиками трав и чая, потом я провел час на кухне, рисуя карту Асгарда, основываясь на собственных впечатлениях и рассказах Рататоска. В ранних сумерках поздней осени я отправился на пробежку с Обероном, мы вернулись после заката – и я обнаружил у своего крыльца безупречно одетого вампира, который меня там ждал. Рядом с ним сидел оборотень, в столь же безупречном костюме.

Обычно они не встречались, но Лейф Хелгарсон и Гуннар Магнуссон имели немало общего: оба были адвокатами, оба родились в Исландии и ненавидели Тора. Они отлично ладили, но не думаю, что стали близкими друзьями. Они приехали ко мне по отдельности – вероятно, оба были в такой степени доминантами, что не могли допустить ситуации, когда становились пассажирами. Черный «Ягуар ХК» кабриолет Лейфа стоял перед серебристым «БМВ Z4» кабриолетом Гуннара. Бóльшая часть Стаи Гуннара ездила на таких же машинах, но я никогда не спрашивал, почему они выбирали крошечные автомобили.

«О, посмотри, мертвый парень и мокрый пес», – сказал Оберон, когда мы подбежали к крыльцу.

В сиянии уличных фонарей Лейф и Гуннар поднялись нам навстречу, держа руки в карманах, чтобы продемонстрировать безрукавки – как они сами их называли, – которые являлись предметом их соперничества. Сегодня Лейф выбрал пурпурно-красный викторианский жилет с подкладкой из матового черного атласа и восемью черными пуговицами в два ряда по четыре. Должен заметить, что он на этом не остановился – вокруг пуговиц была намотана золотая цепочка от карманных часов; он даже надел черный старомодный узкий галстук. Если не считать светлых прямых шелковистых волос и отсутствия усов, он выглядел так, словно сошел со страниц романа стимпанка – более того, я не нашел ни малейших следов ожогов после его встречи с адским огнем.

Гуннар надел не менее старомодный серо-серебристый костюм и жилет из легкого материала, с декадентским рисунком в виде серебристых огурцов и подкладкой из атласа цвета пушечной бронзы. Галстук был более современным, черный с серебристым орнаментом, как на жилете, дополняли картину золотые карманные часы. Русые волосы по цвету приближались к львиной гриве, Гуннар гладко зачесывал их по бокам, но оставлял нетронутыми наверху. Густые, расширяющиеся книзу бакенбарды заканчивались у подбородка и выгибались дугой над верхней губой. Выбор цвета костюма и аксессуаров показался мне странным для оборотня, пока я не сообразил, что это связано со статусом, как и у всех остальных членов Стаи. Будучи альфой, он должен был показывать всем, что не боится серебра, а потому ездил на серебристой машине и носил серебристую одежду всякий раз, когда представлялась такая возможность. Неожиданно до меня дошло, что Хал никогда не носил ничего серебряного. Он ездил в голубой с перламутровым отливом машине, и все. Если он станет альфа-самцом, ему придется поменять весь гардероб.

«У этого парня нет цитрусового запаха, как у Хала, – заметил Оберон. – Он не прячет своего внутреннего пса. Я его одобряю».

– Доброго тебе вечера, Аттикус, – в обычной высокопарной манере заговорил Лейф.

– Аттикус. – Гуннар коротко кивнул.

Между нами всегда присутствовало некоторое напряжение, но не из-за меня. Мне нравился Гуннар без всяких оговорок. Его проблема состояла в том, что он не знал, сумеет ли победить меня в схватке, остальные волки тоже. Поскольку я, как и он, умел менять форму, к тому же был на столетия старше, его волки – при определенных обстоятельствах – могли последовать за мной, как за альфой. Гуннар старался сделать так, чтобы такие обстоятельства никогда не возникли. Несколько лет назад он объявил меня Другом Стаи, но изо всех сил избегал встреч со мной в присутствии своих волков, чтобы они не стали нас сравнивать. Мы всегда вели себя вежливо и доброжелательно по отношению друг к другу, но заметно охладели после того, как он потерял двух членов Стаи во время схватки в горах Сьюпестишен, когда мы пытались освободить Хала, ввязавшегося в сражение исключительно из-за меня.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал я, поочередно кивая каждому. – Ваш визит большая честь для меня. Могу я пригласить вас в дом, чтобы выпить пива – или немного крови?

Я периодически угощал Лейфа бокалом собственной крови, и теперь мне стало интересно – может, он пережил атаку адского огня, от которой должен был погибнуть, именно по этой причине?

Они вежливо поблагодарили, каждый дружелюбно почесал Оберона за ушами, и мы вошли в дом.

Я достал из холодильника две бутылки пива «Омеганг три философа» для Гуннара и себя, потом взял кубок из буфета и нож для мяса из кухонного шкафчика и разрезал себе руку так, чтобы кровь стекала в бокал. Легкое использование магии сразу заглушило боль.

– Мне рассказали, что ты полностью восстановился, Лейф, – заметил я. – А как ты сам оцениваешь свое состояние?

– Снорри едва не перекормил меня дареной кровью, – ответил он, упомянув врача оборотней, работавшего в больнице Скоттсдейла. – И хотя это было очень питательно, удовлетворение мне не приносило. Необходим аромат горячего страха, которого ты не чувствуешь, когда питаешься из пакета с кровью. К тому же она там всегда охлажденная, – с содроганием добавил он.

– В таком случае, эта тебе понравится, – сказал я, глядя, как набирается в бокал кровь. – Однако не могу сюда добавить аромат страха или желания. Значит, ты силен, как прежде?

– Не совсем, – ответил Лейф. – Но твоя кровь мне здорово помогает. Мы ведь уже обсуждали прежде, что в ней что-то есть.

– Да, и мне бы хотелось понять что, – сказал я. Бокал почти наполнился, поэтому я соединил рассеченные ткани и кожу и перекрыл поток. – Угощайся тем, что мне будет по силам тебе дать в ближайшие дни. Я твой должник, ведь ты из-за меня серьезно пострадал.

Я стер несколько капель крови мягкой мочалкой, протянул Лейфу бокал, и он меня поблагодарил.

– Если ты поможешь мне убить Тора, счет будет полностью закрыт.

– Я могу сказать то же самое, – вмешался Гуннар.

Вероятно, он имел в виду погибших членов Стаи, но они пришли в Сьюпестишен по своей воле. Я их не просил, и если за их смерть следовало кого-то винить, так это Гуннара; впрочем, я воздержался от комментариев. Если он будет считать, что мы в расчете в результате действий, которые я намерен совершить в любом случае, я возражать не стану.

– Тогда нужно произнести тост, – сказал я, поднимая бутылку. – Быть может, его следует предложить кому-то из вас, ведь вы испытываете более сильные чувства в данном вопросе, чем я.

Если честно, я уже причинил достаточно вреда древним скандинавам.

Лейф и Гуннар заговорили одновременно, как один человек, словно старательно готовились к этому моменту.

– За убийство Тора!

Мне показалось, что один из них даже брызнул на меня слюной, с такой горячностью был произнесен тост.

– Выпьем, выпьем, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал сердечно; мы чокнулись и осушили наши бокалы.

Лейф сразу стал выглядеть здоровее.

«В такие моменты я жалею, что у меня нет противопоставленного большого пальца, – сказал Оберон. – Я не могу принимать участия в подобных ритуалах – ведь я издаю громкие звуки, когда что-то лакаю».

«Ты бы хотел получить угощение в качестве утешительного приза?»

«Оно сильно меня обрадует».

Я дал Оберону вкусняшку из кладовой и повернулся к гостям:

– Итак, вы пришли поиграть в видеоигры? Может быть, в стиле старой школы, проведем несколько раундов «Яхтзи»?

– Возможно, в более счастливые времена, – сухо ответил Лейф. – Я рассчитывал обсудить детали нашего путешествия в Асгард.

– Конечно. Пожалуйста, садитесь. – Я махнул рукой в сторону кухонного стола, и мы сели. На столе лежала нарисованная мной карта Асгарда, и я перевернул ее лицом вниз, чтобы она их не отвлекала. Карту мы изучим позже. – Могу я спросить, кто еще отправится вместе с нами, кроме Гуннара?

Лейф переплел пальцы, положил локти на стол и посмотрел на меня.

– Естественно. Будет еще три участника, которые присоединятся к нашей экспедиции. Нам нужно сообщить им место встречи и время.

– Я могу дать координаты по навигатору. Такой вариант годится?

– Великолепно.

– Какие три участника? – осведомился Гуннар.

Полагаю, Лейф в любом случае назвал бы имена, но у оборотня не хватило терпения. Впрочем, если его вопрос и вызвал у вампира раздражение, он прекрасно его скрыл.

– Перун, славянский бог грома; Вяйнямёйнен, шаман, культовый герой древних финнов; и Чжанг Голао, один из восьми китайских бессмертных.

«Мне нравится имя последнего парня, – заявил Оберон. – Кто победит в бою без правил между ним и Пэй Мэй?» – Он устроился на полу у моих ног, и я почесал ему шею.

«Конечно Чжанг Голао. Он жив, а Пэй Мэй мертв».

«Пэй Мэй умер в шести разных фильмах, значит, он способен возрождаться. У него было полно времени, чтобы поправиться после отравленных рыбьих голов, которые дала ему Ханна Дэрил в “Убить Билла 2”. Он, наверное, уже в Фейсбуке. Проверь».

– Вот, значит, как? – спросил альфа. – Мы вшестером против всего Асгарда? – Обычно Гуннар брал с собой значительно более многочисленный отряд, даже на обычную охоту.

– Меня не интересует весь Асгард, – объяснил Лейф. – Мне нужен Тор.

У Лейфа была прямо противоположная проблема. Он невероятно долго сражался в одиночку – и всех побеждал – и считал, что шесть бойцов – это перебор.

– Весь Асгард будет возражать, – заметил я. – И у них есть ресурсы, которые нам следует учитывать.

– О чем ты? – спросил Лейф.

Я рассказал им о том, что видел, когда воровал яблоко – колесница Тора, Гуллинбурсти, вóроны Хугин и Мунин, а также двенадцать разгневанных валькирий, плюс Один и остальные боги, не говоря уже о том, что они могут призвать на помощь эйнхериев, павших викингов, обитающих в Вальхалле.

– Эйнхерии сражаются каждый день, готовясь к Рагнарёку, – задумчиво проговорил Гуннар. – Они каждый день погибают, а назавтра восстают на равнине Вигрида. Они не знают страха смерти, и их число огромно. Они превосходная армия. Мои друзья, мы хороши – но не настолько.

– Нам не придется встречаться с эйнхериями, – заверил я их. – Это лишь один из вариантов эндшпиля. Чем быстрее мы привлечем к себе внимание, тем меньше шансов, что эйнхерии станут для нас проблемой.

– Откуда ты все знаешь? – спросил Лейф.

Я перевернул карту, нарисованную ранее, и показал им.

– Это карта Асгарда, и я знаю, что она до определенной степени точная, – сказал я. – Мы окажемся…

…в Асгарде, возле корня Иггдрасиля. Посмотрите сюда. Согласно моему источнику, равнина Вигрид и Вальхалла находятся с противоположной стороны. – Рататоск сказал мне это и многое другое во время нашего совместного путешествия вверх по корню от Ётунхейма.

– И кто твой источник? – спросил Гуннар.

– Ну… он… был… белкой.

– Белка! – выпалил альфа. – Мы не можем верить белке.

«Сейчас я на стороне оборотня. Белки слишком изворотливые и хитрые», – заявил Оберон.

– Послушайте, его информация помогла мне избежать многих неприятностей. Все сведения, которые я смог проверить, оказались абсолютно точными. У нас нет оснований считать остальное враньем. Если мы сможем заставить Тора выступить против нас на равнине Идаволл – и чем ближе к Иггдрасилю, тем лучше, – эйнхерии не успеют подоспеть и оказать влияние на ход сражения. У них нет крылатых лошадей, как у валькирий. Им всю дорогу придется идти пешком, а это займет несколько дней.

– Да, я понял, – сказал Лейф, – но как нам заставить Тора вступить в бой? Он вполне может остаться за стенами Гладсхейма или Бильскирнира и дожидаться, когда мы за ним туда придем.

– Нет. Нам достаточно поставить под сомнение его силу или сказать что-нибудь про мать. Он ведь настоящий хулиган, не так ли? А хулиганы не умеют вести себя разумно во время драки.

– Брось, Аттикус, – сказал Лейф. – Откуда он вообще узнает о нашем появлении, не говоря уже о том, чтобы отреагировать на крики относительно его сомнительного происхождения?

– О, он обязательно узнает, – заверил его я. – У меня есть план, хотя в своей нынешней форме он не учитывает возможности других членов нашего отряда.

– Тогда расскажи о своем плане, – предложил Гуннар, и Лейф его поддержал.

Я поведал им о том, что приготовил, и они все одобрили, за исключением резиновых костюмов и альпинистского снаряжения.

– Они нам не потребуются, поверь мне, – заявил Лейф. – И когда мы туда отправимся?

– Мы уходим завтра вечером. – Лейфу новость понравилась, но Гуннар выглядел совсем не таким довольным.

– Неужели нам необходимо так спешить? – спросил оборотень.

– «Молоты Бога», а также настоящий бог намерены прийти за мной, так что да, спешка необходима. Я бы предпочел убивать, а не быть убитым.

Гуннар посмотрел на Лейфа.

– Это существенно меняет твое расписание.

– Да, но не смертельно, – ответил вампир. – В особенности если друид поможет.

– Это вы о чем?

Наступил момент, когда мы должны были пожелать друг другу спокойной ночи и встретиться здесь завтра в то же время. Однако складывалось впечатление, что я требовался им еще для чего-то.

Лейф обратил ко мне свои ледяные голубые глаза и позволил улыбке слегка тронуть уголки губ.

– О территории, естественно.

– О, да, Хал упоминал сегодня, что ты контролируешь весь штат. Мои поздравления.

Лейф не ответил, и Гуннар воспользовался моментом, чтобы вмешаться.

– Ну да, пошли слухи о его ранении, и некоторые вампиры решили изучить вопрос на месте.

– Я слышал, – сказал я. – Почему бы тебе не послать им запрещающее письмо? У вас это неплохо получается.

– Я реагирую на вампиров, оказавшихся на моей территории, не так, – без малейшего веселья ответил Лейф.

– И как именно?

– Я их уничтожаю.

«Теперь ты видишь, что нельзя просто так взять и закинуть удочку, и не выудить чего-то еще. Ему бы следовало заказать Дэнни Эльфману вызывающую дрожь мелодию, и тогда, произнося суровые слова, как и положено мачо, он мог бы включить воспроизведение на одном из своих магнитофонов, чтобы получилась настоящая мелодрама. Или хотя бы выдать: Ма-ха-ха-ха!»

Мне очень трудно не смеяться, когда Оберон делает подобные комментарии, но я получаю удовольствие от таких вызовов, они помогают мне оставаться в форме. Если бы я рассмеялся или показал, что мне смешно, Лейфу это могло не понравиться. А если бы он догадался, что мой пес над ним потешается, он наверняка почувствовал бы себя оскорбленным. Поэтому я постарался сохранить нейтральное выражение лица.

– Понятно, – сказал я, повернувшись к Лейфу. – Значит, ты хочешь, чтобы я тебе помог? Сегодня ночью?

– Да.

Именно этого я и боялся.

– Лейф, сегодня мне необходимо выспаться, – со вздохом сказал я, – потому что завтра у меня трудный день, а потом нам предстоит долгий путь в Россию. Я не могу сегодня перенапрягаться, если вы хотите добраться до Асгарда. Боюсь, территориальные проблемы тебе придется решать без меня. Сожалею.

– Прямо сейчас на игре «Аризонских кардиналов» присутствует шестьдесят три вампира, – сказал Лейф, постукивая по столу указательным пальцем. – Мне бы не помешал тот, кто прикроет мою спину.

– А откуда ты знаешь, что они здесь?

Лейф ответил мне другим вопросом:

– Могу я на тебя рассчитывать, Аттикус?

– Только на то, что мне нужно поспать. Откуда ты знаешь про вампиров?

Моя настойчивость ничего не дала. Он снова меня проигнорировал и повернулся к Гуннару с просьбой пойти с ним. Всякий раз, когда я задавал ему вопрос, связанный с проблемами вампиров, на который он не хотел отвечать, Лейф неизменно делал вид, что он меня не слышит. Несколько месяцев назад я извлек из этого пользу. Я повел его на первый в жизни Лейфа бейсбольный матч, был мягкий июньский вечер, крыша на «Чейз Филд» осталась открытой, «Даймондбэкс» принимали «Падрес». Я знал, что игра вызовет у Лейфа любопытство, как и поведение людей в толпе, но его вопросы сыпались один за другим: «Если талисманом команды должна быть гремучая змея, почему рыжая рысь бегает кругами и ведет себя, как идиотка? Означает ли талисман обмани-и-замани первобытный страх человека перед теми, у кого есть клыки? Почему бейсболисты пристрастились к жвачке, табаку или семенам подсолнуха? И почему бейсболисты поглаживают пах перед каждой подачей? Поэтому их называют бейсболистами, а не атлетами, соперниками или конкурентами?» Наконец я не выдержал и задал вопрос, который интересовал меня очень давно.

«Послушай, Лейф, я хочу у тебя спросить. Есть одна знаменитая детская книжка “Все какают”. Относится ли это к вампирам, ведь вы употребляете только жидкую пищу? Скопление гемоглобина может вам навредить через некоторое время. Вы используете какое-то специальное слабительное или как?»

Лейф бросил на меня леденящий взгляд и не отводил его несколько мгновений, потом молча встал и направился к выходу.

«Послушай, раз уж ты встал, купи мне пива, – сказал я ему вслед. – И булочку с горячей сосиской, горчицей и луком».

Он отсутствовал в течение следующих трех иннингов, но вернулся с пивом и булочкой.

Гуннар отказался прикрывать спину Лейфа. У него самого была куча дел, которые требовалось завершить до завтрашнего вечера.

– Я должен позаботиться о делах Стаи, – сказал он. – И это нельзя отложить.

Лейф больше не стал уговаривать оборотня, но снова повернулся ко мне:

– Аттикус, ты должен мне помочь. Сон никуда не годный повод, чтобы остаться дома, когда здесь столько вампиров.

«Он серьезно? Сон это лучший повод остаться дома, когда на улицах полно вампиров!»

– Пойми меня правильно, Лейф, – сказал я. – Я не против иногда поохотиться на вампиров. Что может быть лучше, чем шипящая голова, летящая в одном направлении, и тело, падающее в другом, ты же знаешь. Но поверь мне, когда я говорю, что доставить нас троих в Тир на Ног будет очень утомительным делом, я не преувеличиваю. Ты хочешь, чтобы я был слишком уставшим, когда я поведу вас туда.

– Ты никогда не устаешь, – заметил Лейф. – Ты берешь силы от земли.

– Ты должен говорить «Попался!», когда ловишь людей на словесных несообразностях.

– Я знаю, но это звучит вульгарно.

– Может быть. В любом случае, сейчас не тот момент, когда можно сказать: «Попался!» Я имею в виду умственное истощение, а не физическое. Переход из одной вселенной в другую не связан с физическим напряжением. Это умственное. Если я не буду свежим, то…

– Больше можешь ничего не говорить, – перебил меня Лейф. – Я понял. Просто мне придется убить их всех в одиночку.

«Ну вот, опять. Я же говорил тебе, Дэнни Эльфман с удовольствием написал бы подходящую случаю музыку».

«А не Джон Уильямс?»

«Если у тебя есть герои, которые должны сражаться с чудовищно превосходящими силами зла, и нужен имперский марш, Джон Уильямс – твой парень. Если требуется песня, чтобы люди потянулись к бумажным платочкам, – поговори с Рэнди Ньюменом. Но когда возникает необходимость в жуткой атмосфере и аккордах, от которых по спине бегут мурашки, сопровождающие смертельные угрозы, обращайся к Дэнни Эльфману».

Гуннар извинился и поднялся на ноги, собираясь уйти, чтобы заняться делами Стаи. Мы встали, пожали ему руку и пожелали хорошего вечера. Серебряная вспышка – и он исчез, а мы остались наедине с Лейфом.

– Ну, и что будет, когда ты появишься там один, Лейф? Все южные вампиры знают, как ты выглядишь, потому что у каждого наклеена твоя маленькая фотография внутри гроба? Или они заверещат и попросят твой автограф?

– Прошу прощения? Что это значит? Они вскричат и попросят меня…

– Нет, я сказал заверещат.

– Я не знаком с таким глаголом.

– О, это сравнительно новое слово. Пронзительное восклицание, которое вырывается из груди, когда ты встречаешь обожаемую тобой знаменитость.

Лейфу потребовалось некоторое время, чтобы переварить мои слова, а потом он изогнул светлую бровь.

– Скажи мне, Аттикус, ты когда-нибудь… верещал? Я правильно произнес это слово?

– Да, все так. И да, если честно, я верещал.

– Расскажи.

– Несколько лет назад я отправился на Международный фестиваль комиксов в Сан-Диего, встретил там одного из своих любимых авторов и невольно заверещал от восторга. Я также совершил коротенький танец и, возможно, слегка обмочился, когда он пожал мне руку.

– Ты этого не делал, – категорически сказал Лейф.

«Лжец!» – добавил Оберон.

– Ну ладно, я не обмочился, но сказал правду про маленький танец, или я сын козла. Для большинства людей авторы не считаются знаменитостями, но я из тех парней, которые ценят хорошо рассказанную историю. Кроме того, мне кажется, этот человек обладает сверхъестественными способностями. Он заставляет людей терять разум, и я уверен, что некоторые действительно перестают контролировать свой мочевой пузырь.

– Понятно. И как же его зовут.

– Нил Грёбаный Гейман.

– Его второе имя Грёбаный?

– Нет, Лейф, это почетное второе имя, которое дают всем знаменитостям их поклонники. Это не оскорбление, а огромный комплимент, и он его заслужил. Он бы тебе понравился. Он, как и ты, одевается во все черное. Прочитай пару его книг, и тогда при встрече с ним ты тоже будешь верещать.

Лейф счел такое предположение неприятным.

– Я никогда не стану вести себя настолько недостойно. И я бы не хотел, чтобы кто-то так себя повел по отношению ко мне. Вампиры провоцируют крики, а не верещание. Невольное мочеиспускание факт известный, бывает, оно проистекает должным образом, не спорю, но обычно от ужаса, а не от экстатического обожания своего героя.

– Проистекает должным образом? У нас что, вечеринка ночных горшков?

Легкое напряжение вокруг глаз явилось единственной визуальной подсказкой, что Лейфа позабавили мои слова. В остальном его лицо оставалось неподвижным, а голос невозмутимым.

– Если я не буду тщательно выбирать свои мишени, то могу сильно забрызгать стадион.

– Очень смешно. Ты им покажешь, какие они все желтые тру́сы.

– Сразу после того, как уберу их из толпы.

– Ты прольешь на их фарфоровую кожу поток справедливости.

– Кхе-кхе! А потом мне придется вымыть руки.

Я рассмеялся, и на лице Лейфа наконец появилась улыбка. Посмеяться было приятно, но мне хотелось спросить у Лейфа, мочатся ли вампиры. Однако я знал, что он никогда мне не ответит.

– Лейф, почему гнездо вампиров Мемфиса расположилось на стадионе? – вместо этого спросил я.

– Прямой вызов мне. Они символически заявляют свои претензии на собравшихся там людей.

– Но если ты покончишь с ними во время игры, неизбежно будут сопутствующие потери.

– Именно на это они и рассчитывают.

– Что ты не захочешь причинить вред невинным людям?

– Нет, они надеются, что я не захочу устраивать сцену и оставлять груду мертвых вампиров вперемешку с мертвыми людьми, тем самым открыв тайну нашего существования. Но они просчитались; сейчас меня это не тревожит. Наоборот, я хочу устроить сцену. Стадион, полный трупов вампиров, несомненно, попадет в новости. И все сразу поймут, что я все еще здесь и мне вполне по силам удерживать свою территорию.

– Но все узнают, что вампиры существуют. Разве это не является фатальным недостатком твоего плана?

Лейф небрежно махнул рукой.

– Они никогда этого не признают. Наука для них священна, а с научной точки зрения вампиров не существует, значит, нас не может быть. Вампирам ничего не грозит из-за одной только тавтологии. Любые лабораторные результаты, выходящие за рамки нормы, будут признаны нечистыми.

– А тебе известно, насколько стары вампиры из Мемфиса?

Лейф презрительно фыркнул.

– Я самый старый вампир по эту стороны Атлантики.

– А по другую?

Ледяные голубые глаза оторвались от созерцания пустого бокала и обратились на меня.

– Тот, кто меня создал, все еще там. И есть… другие.

– А есть ли среди них те, кто старше меня? – с надеждой спросил я.

– Я знаю об одном. Возможно, существуют другие. Однако я никогда его не встречал; мне доводилось только слышать о нем, но говорят, что он все еще охотится. – Я бы не удивился, если бы Лейф закинул голову назад и хрипло расхохотался в стиле персонажей «Хранителей склепа», но он предпочел хранить молчание, чтобы нагнетать напряжение.

«Пожалуй, ты прав, – сказал я Оберону. – Ему требуется музыкальное сопровождение».

«Волкодав – 1, друид – 0».

– Ты осмелишься произнести его имя? – прошептал я.

Лейф закатил глаза, показывая, что оценил мою насмешку.

– Его зовут Теофилус.

– Ха! – воскликнул я, удивленный греческими корнями имени. – В Европе существует вампир, чье имя означает «любимый богом»?

– Я не говорил, что он в Европе. Но, да, именно под этим именем он заявляет о себе миру. Я не знаю, является оно настоящим или своего рода иронией.

– А как зовут вампира, создавшего тебя?

Лейф прищурился.

– Зачем тебе это знать?

Я пожал плечами.

– Просто любопытно.

Не сводя с меня глаз, чтобы не пропустить мою реакцию, вампир сказал:

– Зденек.

– Совсем не похоже на исландское имя, – заметил я.

– Твой острый слух тебя не подвел. Это чешское имя.

Мои брови поползли вверх.

– Тебя обратил чешский вампир в Исландии тысячу лет назад?

– А я никогда не говорил, что меня обратили в Исландии, – с усмешкой ответил Лейф.

Я нахмурился и стал вспоминать наши отношения. Довольно быстро я сообразил, что считал так с самого начала.

– Туше, – сказал я. – А я когда-нибудь услышу историю о том, как и где это случилось?

Его усмешка исчезла.

– Возможно, когда-нибудь. А сейчас мне нужно учинить опустошение и защитить свою территорию. – Он встал и протянул мне руку. Я поднялся на ноги и пожал его сильную ладонь, он передернул плечами и добавил: – В долине болтается восемьдесят молодых вампиров, и бóльшая их часть собралась на футбольном матче. До завтрашнего вечера, Аттикус.

«Ха! Всего восемьдесят. Так он показал, что у него какашки крупнее, чем у тебя».

«Я не думаю, что вампиры какают», – ответил я.

«Чепуха. Все какают».

Мы проводили Лейфа до двери и пожелали ему удачи.

Пришло время отправиться на боковую, последний раз в этом доме, сказал я своему волкодаву, закрыв дверь за вампиром.

«Классно! А мы можем посмотреть напоследок фильм?»

«Ладно, приятель. И какой ты выбираешь?»

«Пожалуй, “Святые из Бундока”, потому что в нем ирландские парни побеждают. Это подтверждает мой взгляд на мир, и я чувствую свою полноценность».