Утром я проснулся свежим и отдохнувшим, однако мой мочевой пузырь не дал мне понежиться на лужайке. Облегчившись на дуб – незаметно для людей, гулявших в парке, – я сделал глубокий вдох и расправил плечи. Я исцелился! В качестве эксперимента я помахал руками, не почувствовал никакого напряжения в груди и улыбнулся. Земля была неизменно ко мне добра и всегда охотно отдавала свою силу, ничего не требуя взамен.

Я достал мобильный, включил его и проверил время: было десять утра, и я мог не торопиться. Одевшись, я закинул ножны с Фрагарахом за плечо, убрал чары маскировки – и снова стал виден миру. Мой медвежий амулет максимально зарядился, как и его владелец. Правда, я испытывал безумную жажду и сильный голод, но это было в порядке вещей.

Спустя минуту телефон заверещал: я получил смс из полицейского департамента Темпе, сначала с просьбой, а затем с требованием немедленно с ними связаться. А потом на меня посыпались послания от Хала, Снорри и Перри.

Хал известил меня, что Оберон – не собака, а бездонная пропасть, и хотя мой пес осторожно обращался с кожаной обивкой и Хал это оценил, проклятый представитель собачьего рода испортил цитрусовый освежитель воздуха и разбросал ошметки шерсти по всему салону. «До встречи в Рула-Була», – написал Хал в конце, обойдясь без всяких смайликов.

Снорри сообщил, что Хал одобрил его медицинское заключение и заранее поблагодарил меня за возможность выписать крупный счет.

В послании Перри, которое парень отправил еще в девять тридцать, говорилось, что дверь магазина успешно заменили. И что гораздо важнее, «сногсшибательная блондинка» по имени Малина заглянула в «Третий глаз» и предупредила Перри, что Эмили уже не нуждается в моих услугах и наш контракт можно не продлевать. Гениально! Значило ли это, что очаровательная парочка Энгус и Эмили окончательно разошлись? Или здесь имелся иной смысл? Перри упоминал, что Малина спрашивала его про какое-то письмо от ее подруги. Малина хотела заполучить его обратно, но Перри не сумел найти в магазине письма, хотя и очень старался.

Все ясно! Конечно, Малина попыталась вернуть кровь Родомилы. Могу поспорить, она использовала на Перри свои ведьмовские штучки, и он перевернул торговый зал вверх дном в процессе поиска записки.

Кстати, просматривал ли Фейглс со своей шайкой книги в моем кабинете, когда копы обыскивали дом? Если да, то они могли найти листок бумаги с кровью Родомилы… а компаньон Хала ничего не заметил или посчитал, что записка не имеет особого значения.

Правильнее будет задать животрепещущие вопросы Халу в «Рула Була», – подумал я и невесело усмехнулся.

Я знал почти наверняка, что за моим домом и магазином установлена слежка, поэтому к коттеджу вдовы Макдонаг я подъехал на такси.

– Аттикус, мой мальчик! – Вдова, сидевшая на крыльце, приветливо улыбнулась и отсалютовала мне своим утренним стаканчиком виски. – Что случилось с твоим велосипедом, если сегодня ты прикатил ко мне на такси?

– Миссис Макдонаг, у меня выдалось сумасшедшее воскресенье, вы и представить себе не можете! – выпалил я, усаживаясь в кресло-качалку и удовлетворенно вздыхая.

Это всегда правильная линия поведения с вдовой: ей нравится думать, что ее крылечко – самое приятное для отдыха место в городе. Возможно, она права.

– Правда? Расскажи мне о том, что с тобой приключилось, мой милый. – Вдова добавила льда в свою порцию виски и оценивающе посмотрела на темно-янтарную жидкость. – Но сперва я наполню твой стакан – если ты не против. – Она с некоторым трудом, под скрип суставов поднялась с кресла и проворковала: – Ты ведь составишь мне компанию, Аттикус? Я уверена, что тебе надо хорошенько расслабиться.

– Миссис Макдонаг, у меня нет оснований для отказа! Вы – моя спасительница! Охлажденное спиртное мне сейчас не помешает.

Вдова просияла, на ее глазах выступили слезы: с благодарностью посмотрев на меня, она взъерошила мои волосы и направилась к двери.

– Ты чудесный мальчик, Аттикус, пьешь виски с бедной вдовой в понедельник.

– Спасибо, миссис Макдонаг!

Я действительно получал удовольствие от ее общества и прекрасно понимал, что бывает, когда тебя покидают любимые люди. И, конечно, мне было знакомо чувство одиночества, от которого сжимается сердце… Иметь человека, который долгие годы ждет тебя дома и вдруг внезапно уходит – после этого каждый прожитый день кажется тебе все более мрачным, чем предыдущий, а по ночам тиски отчаяния сжимают твою грудь…

А если ты не найдешь того, с кем можешь иногда проводить время (и эти мгновения подобны теплым солнечным лучам, украдкой озаряющим твою жизнь), – что ж, тогда тиски горя и уныния неминуемо раздавят твое сердце.

Если отбросить сделку с Морриган, мою жизнь сделали столь долгой именно такие встречи – сюда я включаю и Оберона. У меня есть друзья, которые помогают мне забыть о тех, кого я похоронил или потерял: они творят для меня истинную магию.

Вдова вернулась со стаканчиком виски, в котором позвякивали кубики льда.

Она напевала какой-то старый ирландский мотив и была счастлива.

– А теперь поведай мне обо всем, мой мальчик, – заявила она, опускаясь в кресло. – Что сделало твое воскресенье столь ужасным?

Я глотнул виски, наслаждаясь обжигающим вкусом алкоголя и прохладой льда.

– Миссис Макдонаг, я думаю, что мне следовало принять ваше предложение и креститься. Была ли последняя церковная служба достаточно умиротворяющей и поучительной?

Вдова захихикала.

– Такой умиротворяющей, что я даже не помню проповедь святого отца. Я просто умирала от скуки. А у тебя, – миссис Макдонаг произнесла это слово с улыбкой, тщательно выговаривая его, как истинная американка, – а у тебя был захватывающе интересный день?

– В меня стреляли.

– Стреляли?

– Так, ерунда, задели мягкие ткани.

– Молодчина. А кто же на такое осмелился?

– Полицейский детектив из Темпе.

– Боже милосердный, я ведь читала про это в утренней газете! Там говорилось, что местный коп без всякой на то причины ранил законопослушного гражданина. Но всю статью я читать не стала.

– Вот и хорошо.

– Ничего себе! А почему безмозглый дурень в тебя выстрелил? Не из-за того ли, что ты прикончил бесполезного британского ублюдка?

– Вовсе нет, – ответил я.

И я провел приятный час, рассказывая вдовушке занимательную историю собственных похождений и опуская наиболее душераздирающие детали. Наконец я попрощался, пообещав в самое ближайшее время подрезать грейпфрутовое дерево, и зашагал по Милл-авеню, а оттуда на север – к «Рула Була». Кое-кто изумленно косился в мою сторону, а некоторые ребята даже старались обойти по широкой дуге (по-моему, их испугала рукоять Фрагараха, которая торчала из ножен), но в остальном все было мирно и спокойно.

Я пришел в «Рула Була» раньше, чем Хал. Взгромоздившись на высокий табурет у стойки бара, я очаровательно улыбнулся Грануаль. Боги Преисподней, ну и красотка! Рыжие вьющиеся волосы, влажные после душа, который она приняла перед уходом на работу, просто опьяняли.

Грануаль небрежно продефилировала ко мне и усмехнулась. Зубы у нее были белоснежные.

– Зря я переживала! – заявила она. – Когда я увидела статью в газете, то подумала, что не увижу тебя в течение месяца. Однако предполагаемая жертва стрельбы сидит в нашем заведении и вдобавок умирает от жажды.

– А в меня действительно стреляли, только все моментально зажило, – ответил я.

Внезапно выражение лица Грануаль изменилось. Она прищурилась и склонила голову набок, кинула салфетку на столешницу, ее голос стал гортанным, и в нем появился странный акцент:

– Обычное дело для друида.

В моем распоряжении имелось всего четыре слова, и я мог лишь предположить, что услышал акцент, принадлежащий выходцам из Индии.

Но неожиданно, практически без паузы, прежняя Грануаль – бойкая и привлекательная барменша – вернулась.

– Что будешь пить? «Смисвик»?

– Как тебе удается на ходу менять тему, Грануаль?

– Я просто спросила, будешь ли ты «Смисвик», – смущенно пробормотала она.

– Нет, что ты упомянула перед этим?

– Ну… что ты умираешь от жажды.

– Нет, что ты сказала после этого, но перед тем, как предложила мне «Смисвик».

– Хм-м-м. – Грануаль недоуменно взглянула на меня, но затем ее глаза прояснились. – Поняла! Должно быть, именно она обратилась к тебе! Значит, час пробил! Она несколько недель дожидалась подходящей возможности, представляешь?

– Что? Кто? Теперь ты поставила меня в тупик, Грануаль.

Она вскинула руки вверх.

– Думаю, тебе и впрямь надо выпить – и выслушать длинную историю.

– Ладно. Я заказываю «Смисвик», но времени у меня в обрез. Я встречаюсь в «Рула Була» со своим адвокатом.

– Хочешь подать иск? – осведомилась Грануаль.

– Да, копы заслуживают серьезного судебного процесса.

– А ты можешь задержаться после того, как поболтаешь со своим адвокатом?

Грануаль поставила на салфетку кружку с элем, улыбнулась и тряхнула волосами. Я едва не растаял и подумал, что, наверное, на меня такое влияние оказывает не Грануаль, а магическая сущность, обитающая в ее сознании.

– У меня сложилось впечатление, что некто живущий в тебе сам выбирает время для разговоров, не особо интересуясь твоим мнением.

– Она редко поступает подобным образом, – парировала Грануаль, отмахнувшись от своей мимолетной одержимости, как от мелкой неприятности, вроде укуса комара. – Обычно она очень вежлива и предоставляет контроль мне.

– Имя. Скажи ее имя! Кто она?

Но, прежде чем Грануаль успела открыть рот, в паб вошли Хал и Оберон. Оборотень и волкодав громко меня приветствовали, хотя посетители слышали и видели только Хала. Оберон до сих пор находился под колдовскими чарами, однако я различил в воздухе мерцающие разноцветные вспышки – похоже, пес отчаянно вилял хвостом. Кто-то обязательно заметит, если он будет продолжать в таком духе: нельзя сказать, что «Рула Була» в этот час пустовал.

‹Аттикус, наконец-то! У оборотней отсутствует чувство юмора!›

– Добрый день, Хал! – произнес я и переключился на Оберона.

‹Я тоже рад тебе, приятель! А теперь – живо спрячься под стол в пустой кабинке, пока кто-нибудь не засек искры от твоего хвоста и не подумал, что выпил лишнее! Я сейчас тебя поглажу и закажу для тебя сосисок! Но, пожалуйста, постарайся ни на кого не налететь и не опрокинь стол›.

‹Ладно! Вау, знаешь, как я по тебе скучал!›

Я сказал Грануаль, что мы побеседуем позже: она кивнула, и я прошествовал за Халом в кабинку, где нас поджидал Оберон. Он, разумеется, не мог угомониться и стучал хвостом по полу. Посетители нервно оглядывались, не понимая, откуда доносится шум.

– Клянусь бородой Одина, твой пес сведет всех с ума! – прорычал Хал.

– Подожди.

Я нащупал голову Оберона и принялся чесать волкодава за ушами.

‹Тише, дружище! Тебя выдает хвост›.

‹Но я же счастлив снова быть с тобой! Ты даже не можешь вообразить, какими вредными бывают оборотни!›

‹Поверь мне, я отлично знаю. И ценю, что ты хорошо себя вел. Вот почему я собираюсь заказать двойную порцию сосисок с картофельным пюре, Оберон. Но сначала тебе нужно умерить свой пыл: мы привлекаем внимание чужаков, а это нам совсем ни к чему›.

‹Я попытаюсь! Но мне ПРАВДА-ПРАВДА трудно! Я хочу поиграть!›

‹Я тебя понимаю, но сейчас нельзя. Отойди в сторонку и прижми хвост к стене. Молодец. Как ты провел время у Хала?›

‹Я не оставил ни единого следа на обивке его машинки и ничего не разбил в доме›.

‹А ты ничего не забыл? Хал утверждает, что ты вырвал с мясом его освежитель воздуха›.

‹Аттикус, я оказал ему услугу! Ни один представитель нашего семейства не может наслаждаться запахом цитрусовых!›

‹Ха! В твоих словах есть толика истины. А теперь – замри, к нам идет официантка›.

Мы заказали две тарелки рыбы и жареной картошки, а также две порции сосисок с пюре для Оберона. Бедный пес буквально не находил себе места от возбуждения – ему и впрямь надо было вдоволь побегать, а потом завалиться спать.

– Благодарю за терпение, Хал, – произнес я, расправившись с ломтиком картошки. – Оберон просто вне себя от счастья, потому что его хозяин жив и здоров.

– Значит, Снорри тебя починил?

– Он сотворил чудо, да и ночь в парке мне помогла. Я превосходно себя чувствую.

– Пожалуйста, притворись, что ты испытываешь боль, когда встретишься с копами. Надеюсь, у тебя есть повязка на груди?

– Нет, но я вполне могу ее сделать, если потребуется.

Хал кивнул:

– Мудрое решение, Аттикус! Едва ли мы сумеем вчинить иск, если у нас не будет доказательств, что вчера ты получил огнестрельное ранение.

Хал рассказал мне о том, что камера видеонаблюдения зафиксировала всю вчерашнюю сцену в магазине. Можно было сказать, что мы уже выиграли дело против полиции Темпе, поскольку случай оказался вопиющим. Подумать только, детектив Фейглс стрелял в мирное гражданское лицо, за что и поплатился, сыграв в ящик! Тем не менее мы с Халом основательно поработали, обдумав некоторые моменты нашей стратегии. Мы потратили полчаса на то, чтобы обсудить оптимальные варианты ответов на вопросы, которые предположительно задаст мне полиция, а еще обговорили размеры возможной компенсации.

– Послушай, Хал, – добавил я. – Когда деньги будут на твоем счету, возьми свою долю и оплати расходы Снорри за прошлую ночь. Остальное отправь семье Фейглса в виде анонимного пожертвования. Я не хочу получить прибыль из-за невинного человека, которого зачаровал Энгус Ог.

Хал пытливо посмотрел на меня, продолжая жевать сочный кусок филе трески в кляре из пива.

– Весьма благородный поступок, – холодно произнес он.

Я чуть не подавился картошкой.

– Благородный? – пробормотал я.

‹Видишь, Аттикус! Оборотни очень вредные›, – самодовольно заявил Оберон, вдыхая ароматы сосисок.

Я проигнорировал Оберона, сосредоточившись на насмешках Хала.

– Благородство здесь ни при чем. Я не порицаю тебя за то, что ты заработаешь на этом инциденте. Но я не желаю получить прибыль из-за гибели человека, и мне не нужны сомнительные похвалы, связанные с благотворительностью.

Вероятно, у Хала оставались сомнения, но он решил не озвучивать их вслух.

– Хм-м-м, – промычал он, вытирая руки салфеткой.

– А у меня появилась зацепка на нашу таинственную барменшу, – сказал я, меняя тему и стараясь заглушить чавканье Оберона.

– Ты имеешь в виду ту рыжую красотку? Любопытно, от нее исходит аромат двух совершенно разных людей!

Я удивленно заморгал.

– Ты мне никогда об этом не говорил, – выдавил я.

– Насколько я помню, ты спросил у меня, пахнет ли от нее как от богини или как от демона, оборотня или вообще какого-нибудь териантропа, – ухмыльнулся Хал, загибая пальцы. – Ты совсем свихнулся из-за нее, Аттикус.

‹Оберон, он не врет? ›

‹Без понятия. Я никогда не обращал на нее внимания, а его нос чувствительнее моего. Если бы ты позволил мне как следует обнюхать ее зад, я бы мог…›

‹Забудь›.

– Хал, опиши ее аромат.

– Я уже сказал все, что знаю, Аттикус. Можешь превратиться в собаку и проверить сам, если хочешь, – фыркнул Хал и забарабанил по столу.

Ну и оборотень! Настоящий провокатор!

– Спасибо, но я намерен выяснить это традиционным способом. Она обещала рассказать мне, что происходит – после того как мы с тобой закончим нашу беседу.

– Намекаешь, что мне пора уходить?

– Почти. И спасибо тебе еще раз. Пожалуйста, отвези Оберона вдове Макдонаг.

Хал поморщился, а Оберон заскулил.

‹Неужели я должен?› – захныкал волкодав.

– Я и правда должен? – начал вторить ему Хал

– Да, – отрезал я.

Хал и Оберон покинули паб немного недовольные, но смирные, а я рассчитался с официанткой. Она с беспокойством покосилась на идеально вылизанные тарелки из-под сосисок с пюре, перевела взгляд на пустые блюда, где еще совсем недавно лежала рыба с картошкой (сейчас там остались самые обычные крошки), и с подозрением уставилась на меня.

Похоже, она не могла найти в этом никакой логики.

Я всегда получаю огромное удовольствие от подобных эпизодов, поэтому решил продлить веселье и снял чары с Оберона. Я надеялся, что огромный пес материализуется прямо на Милл-авеню и испугает прохожих. Ничего, небольшая встряска никому не повредит – даже Халу.

Между тем у барной стойки освободилось несколько табуретов. Наверняка умиротворенные сытые клиенты уже вернулись на работу. Вперед, друид!

Когда я приблизился к стойке, Грануаль молча вытирала стаканы. Я сел напротив нее. Грануаль наклонила голову: ее зеленые глаза заглянули в мои, язык соблазнительно прошелся по верхней губе, а в уголках рта заиграла застенчивая улыбка. Я, в свою очередь, принялся меланхолично изучать содержимое верхних полок, заставленных бутылками и безделушками. Я вел себя так, словно кокетство Грануаль мне прискучило, как если бы она не флиртовала со мной, а всего лишь методично и сурово выполняла свою работу.

Грануаль прищурилась, а затем не выдержала и рассмеялась.

– И что тебе налить, Аттикус? – осведомилась она, положив на столешницу салфетку.

– Скажи мне имя. Кажется, на этом месте мы остановились.

– Но сперва тебе нужно выпить.

– Тогда «Талламор Дью» со льдом.

– Хорошо! Но тебе придется запастись терпением. Я расскажу тебе все, но по-своему.

– По-своему? А не так, как хочет кто-то другой? Тот, кто сидит в твоей голове?

– Ладно, приступим, – произнесла Грануаль, плеснув мне щедрую порцию виски поверх льда. Она поставила стакан передо мной, сложила руки на груди и наклонилась над барной стойкой. Теперь ее лицо оказалось в футе от моего. Идеальная кожа, изящный носик, клубничный блеск губной помады. Было трудно не думать о поцелуе, в особенности когда она поджала губы перед тем, как заговорить.

– Значит, ты – друид.

– Если ты так считаешь. А кто ты?

– Я – сосуд, – ответила она, и ее глаза округлились. – Или нет – Сосуд с большой буквы. Это заинтригует тебя, Аттикус, и история получится таинственной, как в Скуби-Ду, ты согласен?

– Сосуд для чего – или для кого?

– Для очень милой леди из Южной Индии. Ее зовут Лакша Куласекаран. И тебя не должен тревожить тот факт, что она ведьма.