1
Из-за яркого солнца на землю легли четко очерченные тени. Воздух был настолько чист, что тебя мог подстрелить снайпер с расстояния в несколько километров. Над полем хлопал флаг 17-ой роты, раскачиваясь от южного бриза, что дул с Тихого океана.
Морской воздух нёс аромат, который проникал тебе в нос и щекотал язык, продвигаясь к глотке. Рита нахмурила лоб. Это не было зловонием Мимика. Это больше походило на едва уловимый запах рыбы, который можно учуять в тарелке с рыбным соусом.
Если отбросить в сторону напряжение военного времени и постоянную угрозу смерти, Дальний Восток не был так уж плох. Линия побережья, какую так сложно защищать, могла позволить себе великолепные закаты. Воздух и вода были чистыми. Если Рита, которая была только на одну десятую такой же утончённой и культурной, как средний человек, думала, что здесь красиво, тогда всамделишный турист мог бы расценить это, как рай. Если и можно что-то привести не в пользу этого места, так это надоедливую влажность.
Погода этой ночью могла бы быть идеальной для воздушной атаки. Как только зашло бы солнце, бомбардировщики, загруженные GPS-управляемыми боеприпасами, могли бы взмыть роем в небо, чтобы превратить остров в безжизненную лунную поверхность перед завтрашним наземным штурмом. Великолепный атолл вместе с флорой и фауной, которые называли его своим домом — все разделили бы ту же судьбу, что и враг, если бы всё пошло согласно плану.
— Прекрасный день, ты так не думаешь, майор Вратаски? — Старая плёночная камера свисала с толстой шеи мужчины, которая по сравнению с шеей стандартного пилота Жилета была, словно секвойя по сравнению с буком. Рита невзначай проигнорировала его.
— Отличное освещение. В такие дни, как сегодня, даже самолётам из стали и заклёпок можно придать вид работы да Винчи.
Рита фыркнула.
— Ты сейчас ведёшь художественную фотосъёмку?
— Едва ли такое можно сказать единственному фотожурналисту, приписанному к японской экспедиции. Я очень горжусь тем, что преподношу публике правду об этой войне. Разумеется, 90 процентов этой правды заключено в освещении.
— До чего непринуждённый у нас разговор. Должно быть, тебя обожают за пиар. Сколькими, по-твоему, языками ты владеешь?
— Только одним, какой даровал американцам Господь. Хотя я слышал, что русские и критяне владеют двумя.
— Ну, я слышала, что есть японский бог, который вырывает язык лгунам. Не делай ничего, что навлечёт на тебя беду.
— Боже упаси.
С краю тренировочного поля, где стояли Рита и фотограф, со всей силы дул ветер, идущий с океана. В центре гигантского поля 146 человек из 17-ой роты 301-ой японской Бронепехотной дивизии замерли в положении у земли, расположившись в ровных рядах. Это была некая тренировка, называемая изо-отжимом. Рита никогда раньше такого не видела.
Остальные из отряда Риты стояли чуть поодаль, их плотные, щетинистые руки выдавались вперёд них. Они были заняты тем, что лучше всего получалось у солдат — потешались над теми, кому повезло меньше, чем им. Может, так они отрабатывают поклоны? Эй, самураи! Через час попробуйте взять меч!
Никто из сослуживцев Риты не приблизился бы к ней за тридцать часов до атаки. Это было неписанное правило. Единственными людьми, кто осмелился подойти к ней, были инженер из числа коренных американцев, который едва мог видеть дальше своего носа, и фотограф, Ральф Мурдок.
— Они совсем не двигаются? — Рита выразила сомнение.
— Нет, они просто сохраняют это положение.
— Вряд ли я назвала бы это самурайской тренировкой. Как по мне, это больше походит на йогу.
— Это так странно, искать схожие моменты в индийском мистицизме и японских традициях?
— Девяносто восемь!
— Девяносто восемь!
— Девяносто девять!
— Девяносто девять!
Прилипнув глазами к земле, словно фермеры, наблюдающие за ростом риса, солдаты гавкали в ритм инструктора по строевой подготовке. Крики 146 человек отдавались эхом в черепе Риты. Знакомая мигрень пускала свои нити в её голове. В этот раз она была особенно интенсивной.
— Снова головная боль?
— Тебя не касается.
— Я не понимаю, как доктора, ответственные за взвод, не могут найти лекарство от какой-то головной боли.
— Как и я. Почему бы тебе не попробовать? — огрызнулась она.
— Они держат этих парней на коротком поводке. Я даже не могу взять у них интервью.
Мурдок поднял камеру. Было не совсем ясно, что он намеревался делать с фотографиями, запечатлевшими полностью застывшую сцену. Может, продаст их в бульварную газету, которой больше нечего напечатать.
— Не сказала бы, что получится со вкусом, — Рита не знала ни одного солдата на поле, но ей и не требовалось их знать лучше, чем Мурдока.
— Фотографии лежат вне рамок хорошего или плохого вкуса. Если кликнешь по ссылке, и всплывёт фотография трупа, будут все основания для подачи дела в суд. Если та же фотография появится на главной странице New York Times, то она может получить премию Пулитцера.
— Это другое.
— Да?
— Это ты вломился в центр обработки данных. Если бы не твой промах, эти люди не подвергались бы сейчас наказанию, и ты не фотографировал бы их. Я бы расценила это как дурновкусие.
— Не так быстро. Меня обвинили по ошибке. — Звук затвора его камеры стал нарастать, маскируя их разговор.
— Охрана здесь слабая по сравнению с центральным командованием. Не знаю, что ты пытался откопать в этом захолустье, но не причиняй никому своими действиями вред.
— Так ты следишь за мной.
— Меня просто взбесило, что блюстители взялись за тебя как раз тогда, когда ты стал играть по-крупному.
— Правительство не может рассказывать нам любую правду, какая им угодна. И там правда, и там правда, — сказал Мурдок. — Людям остаётся решить, где что. Даже если это что-то такое, о чём правительство не хочет сообщать.
— Как эгоистично.
— Назови хорошего журналиста, который таким не является. Ты должен быть таким, чтобы откопать историю. Ты знаешь каких-нибудь Мечтателей?
— Я не заинтересована в религии.
— Ты знала, что Мимики пришли в движение почти в тот самый момент, как вы начали крупную операцию во Флориде?
Мечтатели являлись группой пацифистов — гражданские, разумеется. Появление Мимиков нанесло серьёзный удар по морской экосистеме. Организации, добивающиеся охраны дельфинов, китов и прочих морских млеков, исчезли. На их месте появились Мечтатели.
Мечтатели верили, что Мимики разумные, и они настаивали на том, что это была ошибка человечества, которое не смогло выйти на контакт, что привело к этой войне. Они руководствовались тем, что раз Мимики смогли так быстро развиться в мощное оружие, со временем они могли также развить и средства коммуникации. Мечтатели начали вербовать измученную войной публику, которая верила, что человечество никогда не сможет одолеть Мимиков, и по прошествии двух-трёх лет размер движения раздулся, как воздушный шар.
— Я брал у нескольких из них интервью, прежде чем прибыть в Японию, — продолжил Мурдок.
— Кажись, неплохо поработал.
— Все они мечтают об одном дне. В этой мечте человечество проиграет Мимикам. Они думают, это какого-то рода сообщение, которое они пытаются нам передать. Не мне говорить тебе об этом, — Мурдок облизал губы. Его язык был слишком мал для его тела, что производило еле уловимое впечатление моллюска. — Я немного покопался, и выяснилось, что особенно высокая концентрация таких мечтаний наблюдается в дни, предшествующие крупным атакам американского спецназа. И за последние несколько лет о таком стало мечтать ещё большее количество людей. Это не было заявлено публично, но такие люди присутствуют даже в армии.
— Ты веришь всему, что говорят тебе эти новостники? Слушай их дальше, и они заставят тебя думать, что Морские обезьянкибыли заправскими Эйнштейнами.
— В академических кругах уже обсуждают вероятность наличия у Мимиков разума. А раз так, не будет притянутым за уши сказать, что вскоре они попытаются выйти с ними на контакт.
— Тебе не следует расценивать всё, что не можешь понять, как сообщение, — сказала Рита. Она фыркнула. — Продолжай в том же духе, и в следующий раз расскажешь мне, что нашёл признаки разума в нашем правительстве, но мы оба знаем, что это никогда не произойдёт.
— Очень смешно. Но имеются научные данные, которые ты не можешь игнорировать. Каждая ступень в эволюционной лестнице — от одноклеточных организмов до хладнокровных и теплокровных — характеризуется десятикратным увеличением потребления энергии, — Ральф снова лизнул губы. — Если взглянешь на количество энергии, которое потребляет человек в современном обществе, это в десять раз больше, чем теплокровное животное схожего размера. При этом Мимики, которые вроде как хладнокровные животные, потребляют такое же количество энергии, как и человек.
— Это должно означать, что они стоят выше нас на лестнице? Занятная теория. Тебе следует её опубликовать.
— Я вроде припоминаю, как ты что-то там говорила про сны.
— Разумеется, у меня бывают сны. Обычные сны.
Для Риты искать во снах смысл было пустой тратой времени. Кошмар был кошмаром. И временные витки, в которых она застряла на войне, ну, были чем-то совершенно иным.
— Завтра готовится атака. Все ли люди, у которых ты брал интервью, получили сообщение?
— Несомненно. Утром я связался с Лос-Анджелесом, чтобы подтвердить это. Все трое видели этот сон.
— Теперь я знаю, что это неправда. Это невозможно.
— Откуда ты знаешь?
— Сегодняшний день идёт лишь первый раз.
— Опять эти непонятки? Как один день может быть в первый или второй раз?
— Лучше надейся, что никогда этого не узнаешь.
Мурдок демонстративно пожал плечами. Рита перевела взгляд обратно на несчастных людей на поле.
Пилоты Жилетов не сильно полагались на силу своих мышц. Нынешнее время требовало больше выносливости, не толчковой силы. Чтобы развить выносливость, отряд Риты практиковал стойку из кунг фу, известную, как ма бу. Ма бу включала разведение в стороны ног так, словно сидишь на лошади, и поддержание этой позы в течение длительного периода времени. В дополнение к укреплению мышц ног это было невероятно эффективно для отработки равновесия.
Рита не была уверена, есть ли хоть какой прок от изо-отжима. Это больше походило на наказание, ясно, как белый день. Японские солдаты, разложенные, словно сардины в банке, замерли в одном положении. Для них это, вероятно, было худшим событием за всю жизнь. Но даже так, Рита завидовала их короткой памяти. Она длительное время ни с кем не обменивалась таким непринуждённым опытом.
Удушливый ветер дёргал её ржаво-красные волосы. Её чёлка, всё ещё длинная, сколько бы раз она её ни состригала, щекотала лоб.
Это был мир, каким он был в начале петли. Что здесь происходило, помнила только Рита. Трудности японских солдат, ругань и веселье американских спецназовцев — всё это исчезнет без следа.
Может, лучше будет не думать об этом, но, глядя на этих солдат, тренирующихся на влажном воздухе за день до атаки в пропитанных потом рубахах, что прилипли к их телам, она прониклась к ним сочувствием. В некотором смысле это она виновата в том, что Мурдок явился сюда вместе с ней.
Рита решила придумать, как сократить ФП и прекратить это бессмысленное на вид упражнение. А что если оно вселяет в них самурайский дух? Но они всё равно ходили под себя во время первого столкновения с Мимиками. Она хотела остановить это, даже если это стало бы жестом сентиментальности, который оценит лишь она одна.
Осматривая тренировочное поле, Рита встретила пару глаз, демонстративно пялящихся прямо на неё. Она привыкала к постоянным взглядам в свою сторону, которые выражали послушание, восхищение, даже страх, но она ни разу не видела это: взгляд совершенно незнакомого человека, наполненный такой несдержанной ненавистью. Если бы он мог стрелять из глаз лазером, Рита бы за три секунды пропеклась лучше, чем индейка на День благодарения.
Она встречалась лишь с одним человеком, накал взгляда которого лишь приближался к этому. Тёмно-синие глаза Артура Хендрикса не знали страха. Рита убила его, и сейчас этот взгляд синих глаз похоронен глубоко в холодной земле.
Судя по его мускулам, уставившийся на неё солдат был новобранцем, не так давно покинувшим учебный лагерь. Совсем не как Хендрикс. Тот был американцем, лейтенантом и командиром отряда спецназа США.
Цвет глаз этого солдата был другим. Волосы тоже. Его лицо и тело не походили даже близко. Но всё равно, было что-то в этом солдате-азиате, что Рите нравилось.
2
Риту всегда интересовало, каким был бы мир, если бы существовала машина, способная точно измерить потенциал человека.
Если ДНК определяла человеческий рост и форму лица, то почему бы сюда не отнести и менее очевидные черты? Наши отцы и матери, дедушки и бабушки — в конечном счёте каждый индивидуум был продуктом крови, что текла в тех, кто жил до него. Беспристрастная машина могла считывать эту информацию и оценивать её численно, как рост или вес.
Что если кто-то, кто обладал потенциалом открыть формулу для разгадки загадок вселенной, захотел бы стать писателем лубочных рассказов? Что если кто-то, кто обладал потенциалом создать бесподобные гастрономические деликатесы, душой припал бы к гражданской инженерии? Есть то, что мы желаем делать, и есть то, что мы способны делать. Когда эти две вещи не совпадают, по какому пути нам следует пойти, чтобы обрести счастье?
Когда Рита была маленькой, у неё было два дара: играть в подковки и изображать плач. Мысль, что в её ДНК содержится потенциал стать великим воином, никак не могла возникнуть у неё на уме.
До того, как она потеряла родителей в возрасте пятнадцати лет, она была обычным ребёнком, которому не нравились его рыжие волосы. Она не была особенно хороша в спорте, а её оценки в средней школе были средними. Её не отличала от остальных и нелюбовь к болгарскому перцу и сельдерею. Лишь её способность к притворному плачу была по-настоящему исключительной. Она не могла провести свою мать, зоркий взгляд которой видел каждую её уловку, но все остальные подчинялись ей спустя несколько секунд её безудержного плача. Единственной прочей отличительной чертой Риты были рыжие волосы, которые она унаследовала от бабушки. Всё остальное было таким же, как у прочих трёхсот миллионов американцев.
Её семья жила в Питсфилде, маленьком городке чуть восточнее Миссисипи. Не Питсфилд во Флориде, не Питсфилд в Массачусетсе, а Питсфилд в Иллинойсе. Её отец был младшим ребёнком в семье мастеров боевых искусств — преимущественно дзюдзюцу. Но Рита не хотела отправляться в военную академию или заниматься спортом. Она хотела остаться дома и растить свиней.
За исключением молодых людей, вступивших в армию, для всех людей жизнь в Питсфилде была спокойна. Это было место, где можно с лёгкостью позабыть, что человечество находилось в разгаре войны со странным и устрашающим врагом.
Рита не возражала жить в маленьком городке и никогда не видеть никого, кроме тех же самых четырёх тысяч или около того жителей. Слушать визг свиней с утра до вечера могло немного утомить, но воздух был чистым, а небо широким. У неё всегда имелся тайный уголок, где можно было подремать днём и поискать четырёхлистный клевер.
Пожилой торговец на пенсии держал в городке небольшой универмаг. Он продавал всё от продуктов питания и комплектующих до серебряных крестов, которые вроде как отгоняли Мимиков. У него имелись полностью натуральные кофейные бобы, какие нигде больше было не найти.
Атаки Мимиков обратили большую часть пахотных земель развивающихся стран в пустыню, делая такие деликатесы, как натуральный кофе, чай и табак, очень труднодоступными. Вместо них пустили в ход заменители или ароматизаторы, идентичные натуральным, которые обычно не справлялись со своими обязанностями.
Городок Риты был одним из многих, которые пытались обеспечить поставку культур и скота, столь необходимого для голодной нации и армии.
Первые жертвы атаки Мимиков были также и самыми уязвимыми: беднейшие регионы Африки и Южной Америки. Архипелаги в юго-восточной Азии. Страны, не обладающие никакими средствами обороны, наблюдали, как надвигающаяся пустыня пожирала их земли. Люди бросили культивацию товарных культур — кофе, чай, табак и пряности, столь желанные в более благополучных государствах — и начали выращивать основные продуктовые культуры — бобы и сорго, всё что угодно, лишь бы предотвратить голод. Развитые государства, в общем-то, могли остановить продвижение Мимиков на линии берега, но большая часть продукции, что у них расходилась как само собой разумеющееся, исчезло с магазинных полок за одну ночь.
Отец Риты, выросший в мире, в котором даже жители Среднего Запада каждый день имели доступ к свежим суси, был, можно сказать без преувеличения, кофеинщиком. Он не пил и не курил — его пороком был кофе. Часто он брал Риту за руку и удирал вместе с ней в лавку старика, когда мама Риты не смотрела.
У старика была кожа цвета бронзы и пушистая белая борода.
Когда он не рассказывал истории, он жевал стержень трубки от кальяна, временами выдыхая дым. Он проводил свои дни в окружении экзотических товаров со стран, о которых большинство нормальных людей никогда не слышало. Там были серебряные фигурки маленьких животных. Гротескные куклы. Тотемные столбы с вырезанными на них птичьими мордами или странными зверями. Воздух в лавке был пьянящей смесью из дыма старика, неописуемых пряностей и полностью натуральных кофейных бобов, до сих пор хранящих память о плодородной почве, на которой они росли.
— Эти бобы из Чили. Вот эти из Малави в Африке. А эти проделали всю дорогу по Шёлковому пути из Вьетнама в Европу, — рассказал он Рите. Для неё все бобы выглядели одинаково, но стоило ей указать на какие-нибудь, как старик выстреливал без заминки их происхождение.
— Есть сегодня из Танзании? — Её отец был сведущим в кофе.
— Что, ты уже прикончил последнюю пачку?
— Теперь ты говоришь, как моя жена. Что я могу сказать? Они мои любимые.
— Как насчёт вон тех — сейчас они реально что-то с чем-то. Премиум-кофе Кона, произрастающий на Большом гавайском острове. Большая редкость даже в Нью-Йорке или Вашингтоне. Просто понюхай этот аромат!
Морщины на голове старика углубились в складки, когда он улыбнулся. Отец Риты сложил руки на груди, оказавшись под впечатлением. Он получал от этой сложной дилеммы подлинное удовольствие. Столешница была немного выше головы Риты, и ей приходилось стоять на носочках, чтобы как следует разглядеть товар.
— Они захватили Гавайи. Я видела по телевизору.
— Ты определённо хорошо осведомлена, юная леди.
— Не смейся. Дети больше смотрят новости, чем взрослые. Единственное, что их заботит, это бейсбол и футбол.
— Ты определённо прав насчёт этого, — старик провёл рукой по лбу. — Да, это последние. Последний кофе Кона на лице земли. Как только его не станет, его не станет.
— Где ты умудрился достать что-то подобное?
— Это, мой дорогой, секрет.
Пеньковая сумка была заполнена бобами кремового цвета. Они были более круглыми, чем большинство кофейных бобов, но во всём остальном выглядели обычно.
Рита взяла один из бобов и осмотрела его. Нежареные экземпляры были прохладными и приятными на ощупь. Она представила бобы, купающиеся в лучах солнца в лазурном небе, которое простиралось вплоть до горизонта. Её отец рассказал ей про небо над островами. Рита не была против тонкого и водянисто-голубого неба над Питсфилдом, но лишь однажды она хотела увидеть небеса, которые наполнили эти бобы теплом солнца.
— Ты любишь кофе, юная леди?
— Не очень. Он не сладкий. Предпочитаю шоколад.
— Жалко.
— Хотя он хорошо пахнет. А эти точно пахнут лучше других, — сказала Рита.
— Ах, тогда для тебя ещё не всё потеряно. Что скажешь, позаботишься о моей лавке, когда я отойду на покой?
Отец Риты, который до сих пор не отрывал взгляд от кофейных бобов, вмешался.
— Не вкладывай никаких идей в её голову. Нам нужен кто-то на ферме, и она единственная, кто у нас есть.
— Тогда, может быть, она сможет найти многообещающего молодого человека или девушку, кому я смогу передать свою лавку, а?
— Не знаю, я подумаю об этом, — с безразличием ответила Рита.
Её отец опустил сумку с кофе, которым восхищался, и встал на колени, чтобы взглянуть Рите в глаза.
— Я думал, ты хотела помочь на ферме?
Старик поспешно вставил комментарий.
— Давай позволим этому дитя самому выбирать свой путь. Это ещё свободная страна.
Свет вспыхнул в глазах молодой Риты.
— Вот именно, пап. Выбор мой, так? Ну, пока меня не заставят вступить в армию.
— Совсем не любишь армию, хы? ОСО не такие уж плохие, знаешь ли.
Отец Риты рассердился.
— Ты сейчас говоришь с моей дочерью.
— Но любого могут призвать, как только ему исполняется восемнадцать. У нас у всех есть право защищать свою страну, и у сынов, и у дочерей. Это хорошая возможность.
— Просто я не уверен, что хотел бы видеть свою дочь в армии.
— Ну, вообще, я не хотела бы вступить в армию, пап.
— Ох, почему это? — на лице старика проскользнуло подлинное любопытство.
— Мимиков нельзя есть. Я так читала в книге. А нельзя убивать животных, которых нельзя есть, только ради того, чтобы убить их. Наши учителя, пастыри и все остальные так говорят.
— А ведь с тобой хлопот не наберёшься, когда вырастешь.
— Я просто хочу быть, как все.
Отец Риты и старик посмотрели друг на друга и обменялись понимающими смешками. Рита не поняла, что тут смешного.
Четыре года спустя Мимики атаковали Питсфилд. Налёт произошёл в середине необычно суровой зимы. Снег падал быстрее, чем его успевали убирать с улиц. Город был заморожен.
Никто в то время этого не знал, но Мимики отправили нечто вроде разведывательного отряда перед атакой. Маленькую, быстро передвигающуюся группу, чья цель заключалась в том, чтобы продвинуться как можно дальше вглубь и вернуться к остальным с собранной информацией. В тот январь три Мимика проскользнули через карантин ОСО и добрались по Миссисипи незамеченными.
Если бы горожане не заметили, как что-то подозрительное двигается в тени, вряд ли бы разведывательный отряд обратил внимание на Питсфилд с его пастбищами и акрами сельхозугодий. Вышло так, что выстрел, произведённый из охотничьей винтовки ночным дозорным, привёл к резне.
Охрана штата была иммобилизована снегом. Потребовались бы часы, чтобы поднять взвод ОСО на вертолёте. К тому времени половину зданий в городе сравняли с землёй, а треть пятнадцатитысячного населения была убита. Мэр, священник и старик из универмага были среди мёртвых.
Люди, которые службе в армии предпочли выращивать кукурузу, погибли, сражаясь за свои семьи. Маленькие армии были бесполезны против Мимиков. Пули лишь царапали их тела. Копья Мимиков с лёгкостью пробивали деревянные и даже кирпичные стены.
В итоге, кучка ободранных горожан победила трёх Мимиков голыми руками. Они ждали момента, когда Мимики только собирались атаковать, неслись на них и подставляли существ под их собственные копья. Они убили таким образом двух Мимиков и отвадили третьего.
Умирая, мать Риты приютила её на своих руках. Рита наблюдала на снегу, как её отец сражался и был убит. Дым поднимался спиралью над пламенем. Яркие угольки порхали в ночи. Небо сияло кроваво-красным.
Находясь под телом матери, уже начавшем остывать, Рита задумалась. Её мать, убеждённая христианка, сказала ей, что притворный смех — это ложь, и если она лгала, тогда Господь осудит её бессмертную душу, и она не будет допущена в Рай. Когда её мать сказала Рите, что если Мимики не лгали и потому могли попасть в Рай, девочка разозлилась. Мимики не были с Земли. Ведь у них нет души? Рите стало интересно, а что если есть, и они в самом деле попадают в Рай. Будут ли люди и Мимики там драться. Может, как раз это ожидало её родителей.
Правительство отправило Риту жить с какими-то дальними родственниками. Она украла паспорт у беженки, что была на три года старше и жила в обветшалой комнате по соседству, и направилась в призывной пункт ОСО.
Люди по всей стране начинали уставать от войны. В ОСО были необходимы все солдаты, каких можно было доставить на линию фронта.
Только если кандидат не совершал особенно омерзительное преступление, армия не отказала бы никому. С точки зрения закона Рита была недостаточно большая, чтобы вступить в неё, но военком едва пробежался глазами по её присвоенному паспорту, после чего вручил контракт.
Армия предоставляла людям один последний день, чтобы отказаться от военной службы, если они вдруг передумали. Рита, фамилия которой теперь была Вратаски, провела свой последний день на жёсткой скамье снаружи пункта ОСО.
Рите было не на что менять своё решение. Она хотела только одного: убить всякого Мимика, который вторгся на её планету. Она знала, что может это. Она была папиной дочкой.
3
В следующую ясную ночь посмотри в сторону созвездия, которое люди называют Раком. В правой клешне гигантского ракообразного в небе висит тусклая звезда. Как ни напрягайся, её не удастся увидеть невооружённым глазом. Её можно рассмотреть только в телескопе с тридцатиметровой апертурой. Даже если ты можешь путешествовать со скоростью света, достаточно быстро, чтобы обогнуть Землю семь с половиной раз за секунду, потребуется более сорока лет, чтобы достичь этой звезды. Сигналы с Земли рассеиваются, отправляясь в путешествие по бездне между ними.
На планете, вращающейся вокруг этой звезды, существовала жизнь более многочисленная и разнообразная, чем на Земле. Росли и процветали культуры более продвинутые, чем наши, и правили всем создания с интеллектом, превосходившим таковой у H. sapiens. В контексте этой сказки будем звать их народом.
Однажды субъект на этой планете изобрёл устройство, названное экоформирующей бомбой. Устройство могло быть закреплено на закраине космического корабля. Этот космический корабль, что был намного проще любого корабля, отягощённого живыми организмами и необходимостью поддерживать их, мог пересекать пустоту космоса с относительной лёгкостью. Достигая пункта назначения, груз этого корабля взрывался, разбрасывая наноботов по поверхности планеты.
Сразу по прибытию наноботы начинают видоизменять мир, трансформируя любую агрессивную среду в такую, какая подходила для колонизации тем народом, что создал их. Сам процесс намного сложнее, но детали не имеют значения. Космический корабль, перевозящий колонистов в новый мир, появится после того, как наноботы закончат трансформацию.
Учёные из числа этого народа задавались вопросом, этично ли уничтожать существующую среду планеты без предварительного обследования. Всё-таки, как только процесс запущен, его уже не остановить. Было бы разумно заключить, что планета, столь хорошо подходящая для их собственной жизни, также может содержать местную жизнь, которая даже может оказаться разумной. Правильно ли это, спрашивали они, красть за глаза мир у его коренных обитателей?
Создатели устройства спорили, что их цивилизация построена на прогрессе, который нельзя отменить. Чтобы расширить свою территорию, в прошлом они никогда не чурались жертвовать малой жизнью. Леса были расчищены, болота осушены, плотины построены. Существовали многочисленные примеры того, как жители уничтожали естественную среду и приводили к вымиранию видов ради собственной выгоды. Если они могли делать это на собственной планете, почему к какому-то неизвестному миру в пустоте космоса нужно было относиться иначе?
Учёные настаивали, что экоформинг планеты, которая могла давать пристанище разумной жизни, требует непосредственного присмотра. Их протесты были записаны, рассмотрены и, в итоге, проигнорированы.
Были проблемы более тягостные, чем сохранение какой-либо жизни, которая могла быть невзначай испепелена экоформирующими проектами. Жителей на их собственной планете стало слишком много, и им требовалась другая для существования их бурно увеличивающейся популяции. Родительская звезда избранного мира не должна находиться слишком далеко, также неприемлемы двойные и вспыхивающие звёзды. Планета сама по себе должна двигаться по орбите вокруг звезды G-класса на расстоянии, достаточном для существования воды в жидкой форме. Одна такая звёздная система, отвечающая всем этим критериям, относилась к звезде, которую мы зовём Солнцем. Они длительное время не беспокоились о том, что эта звезда могла быть такой единственной в этом уголке Млечного пути, которая служила домом разумной жизни, как они сами. Планета находилась на расстоянии более сорока световых лет, и не было времени ждать восемьдесят лет, пока придёт какой-нибудь ответ.
Космический корабль, построенный на той далёкой планете, в конце концов достиг Земли. На нём не было представителей их вида. Не было оружия для вторжения. Это было не более чем производственной машиной.
Когда его обнаружили, межзвёздный корабль привлёк внимание всего мира. Но все попытки Земли выйти на контакт остались без ответа. Потом корабль разделился на восемь частей. Четыре из них утонули глубоко в океане, а три упали на сушу. Последняя часть осталась на орбите. Части, приземлившиеся в Северной Америке и Австралии, были вверены НАТО. Россия и Китай сражались за кусок, приземлившийся в Азии, но Китай взял верх. После многочисленных споров между земными державами главный корабль, пребывающий на орбите, был превращён в маленькую кучу космического мусора залпом ракет.
Инкубаторные машины, что остались на дне океана, начали спокойно и методично выполнять свои инструкции. В океанских глубинах машинам довелось повстречаться с иглокожими — морскими звёздами. Биопродуцирующие наноботы пробили жёсткий эндоскелет морской звезды и начали размножаться в симбиозе со своими носителями.
Получившиеся создания питались почвой. Они жрали мир и опорожнялись ядом. То, что текло в их жилах, было ядовитым для жизни с Земли, но подходило тому народу, который выслал их. Медленно территория, где кормились эти создания, погибала и превращалась в пустыню. Моря, где они распространялись, становились молочно-зелёными.
Сперва были мысли, что эти создания являлись результатом мутации, вызванной утечкой химикатов, или же это были доисторические формы жизни, высвобожденные тектонической активностью. Некоторые учёные настаивали, что это были виды эволюционировавших саламандр, хотя у них не имелось доказательств в поддержку их заключения. В конце концов, эти новые существа сформировали группы и отважились выйти из воды. Они продолжили свою работу по перекройке земли, не обращая внимания на сообщество людей.
Когда они впервые появились на суше, чужеродные ксеноморфы не были орудием войны. Они были медлительные, и группа вооружённых людей могла с лёгкостью расправиться с ними. Но подобно тараканам, вырабатывающим устойчивость к ядохимикатам, чужеродные создания развивались. Инкубаторные машины, создавшие их, пришли к выводу, что с целью выполнить их задачи по ксеноформингу планеты они должны устранить препятствия, стоящие на их пути.
Война поглотила весь мир. Причиняемый ущерб был быстрым и массивным. В ответ на это были сформированы Объединённые Силы Обороны. У человечества нашлось название для врага, из-за которого мир оказался на грани краха. Они назвали их Мимиками.
4
Рита Вратаски вступила в спецназ США после битвы, которая принесла ей медаль Тора за доблесть. Эта медаль, походившая на былинную богиню, размахивающую молотом, присуждалась любому солдату, который убил десять или более Мимиков за одну битву. Мимики оказались единственным противником, способным выстоять против взвода из пятидесяти бронепехотинцев, обрушивающих град пуль. Нужно было наделать несколько медалей Тора.
Офицер, вешая переливающуюся медаль на шею Риты, похвалил её за вступление в элитные ряды тех, кто теоретически был способен справиться с удвоенным количеством Мимиков. Рита была первым солдатом в истории, удостоившимся такого почёта после своей второй битвы. Были те, кто прямо интересовался у Риты, где это она умудрилась приобрести навыки, необходимые для совершения такого подвига уже ко второй полевой операции. Рита отвечала им вопросом на вопрос:
— Опасно ли готовить еду?
Большинство отвечало нет. Но что если газовая плита рассвирепеет, как огнемёт? Любое количество легко воспламеняемых материалов может лежать под раковиной и ждать своего часа. Полки с наставленными на них банками могут не выдержать и обрушиться лавиной из железа и стали. Мясницкий нож может убить так же просто, как кинжал.
Всё же было несколько человек, считавших кулинарную профессию опасной, но в самом деле, настоящая угроза маловероятна. Любой, кто провёл хоть сколько-то времени на кухне, знаком со свойственным этому месту риском и знал, что можно делать без опаски, а что нет. Никогда не лить воду на горящее масло, не направлять нож на сонную артерию, не использовать крысиный яд, когда по рецепту требуется пармезан.
Как по Рите, война ничем не отличалась.
Атаки Мимиков были бесхитростны. Они напоминали Рите свиней, которых она растила в Питсфилде. Солдаты могли бы выносить Мимиков по одному, но действия Мимиков были слишком сумбурны. Подобно венику, что сметал пыль с пола, Мимики атаковали разом целые группы солдат. Пока ты знал, как избегать веник, сколько бы Мимики ни атаковали, тебя бы не смело. Секрет в сражении с Мимиками был не в том, чтобы избегать опасности, а в том, чтобы бежать ей навстречу.
Попробуй сам в следующий раз. Это просто.
Обычно этого хватало, чтобы заставить их ошарашенно отшатнуться в стороны.
Рита, которой только исполнилось шестнадцать, не понимала, почему она была столь одарённой в сражении. Она больше радовалась бы таланту печь мясные пироги или знать, где свинья хотела почесаться, но, по-видимому, у Господа было чувство юмора. Должно быть, он заметил, как она дремала на всех проповедях, когда родители брали её в церковь по воскресеньям.
Силы Специального Назначения были местом для индивидуалистов, для людей, у которых проблемы с властями. Каждый в отряде мог быть порочным убийцей, которому предоставили выбор между армией и петлёй. Это были парни, которые охотнее выстрелят в человека, нежели заговорят с ним, и они не делали различий между союзниками и Мимиками, когда отправляли 20-миллиметровые снаряды в полёт. Это была тяжёлая служба, и они постоянно следили за вновь появившимися тёплыми телами, чтобы восполнять брешь в защите, оставленную убитыми в бою.
Фактически подразделение Риты превратилось в отряд закалённых в бою ветеранов. Если расплавишь все медали, полученные этим отрядом, то можешь сделать чертовски классную олимпийскую штангу для тяжёлой атлетики.
Отряд был полон пиздатых типов, которые прошли сквозь ад и вернулись обратно так много раз, что уже были с Дьяволом на ты. Когда начинает летать дерьмо, они начинают отваливать шутки. Правда, не такие, какие рассказываешь матери за ужином. Однако в противовес их репутации среди их компашки имелись хорошие ребята. Рита мгновенно привязалась к своим новым товарищам.
Отряд удерживался вместе старшим лейтенантом по имени Артур Хендрикс. У него были блестящие светлые волосы, пронзительные голубые глаза и красивая жена, столь хрупкая, что приходилось проявлять осторожность, чтобы не сломать её, когда обнимаешь. Насколько бы ничтожной ни была операция, Хендрикс каждый раз предварительно звонил своей жене, за что над ним постоянно потешался остальной отряд.
В отряде, где каждый, что мужчина, что женщина, использовал язык, который мог довести монашку до инфаркта, Хендрикс был единственным человеком, который никогда не сквернословил. Поначалу он относился к Рите, как к младшей сестре, к её ужасу. Она никогда бы не признала это, но ей начинало нравиться.
Рита числилась в отряде где-то полгода, когда оказалась заперта во временной петле, которая стала диктовать ей ритм жизни с тех самых пор. Сражение, которое сделало Риту Вратаски Валькирией, было специальной операцией даже по меркам американского спецназа. Президент готовился к переизбранию, и он хотел добиться военной победы ради своих нужд.
Несмотря на возражения со стороны его генералов и СМИ, он направил на эту операцию все силы, каждый танк на гусеницах, каждый боевой вертолёт, что мог держаться в воздухе, и более десяти тысяч взводов, состоящих из солдат в Жилетах. Их цель: вернуть контроль над полуостровом Флорида. Это было самое опасное, самое бездумное и однозначно самое трудное сражение, какое видела Рита.
У спецназовцев в словарном запасе имелось много непристойных слов, но страх не был в их числе. Даже так, потребовалось более одного отряда, чтобы изменить ход этой безнадёжной войны с превосходящим противником. Жилет наделял владельца сверхчеловеческой силой, но одного этого было недостаточно, чтобы превратить людей в супергероев. Во время Второй Мировой войны Эрих Гартманн сбил 352 самолёта на русском фронте, но Германия всё равно проиграла войну. Если руководство малюет план, который требует невозможного, миссия будет провалена, просто, как раз-два.
После сражения бесхозные Жилеты захламили Флориду, их расколотые панцири служили гробами для тел внутри.
Рита Вратаски как-то смогла пройтись на носочках по линии толщиной с рояльную струну, что змеилась между жизнью и смертью. Она погнула свой колобой, прежде чем совсем его не потерять. У неё заканчивались боеприпасы. Она сжала 20-миллиметровую винтовку так крепко, что та могла привариться к её руке. Борясь с рвотным позывом, она отцепила батареи с тел павших друзей. Она баюкала свою винтовку на руках.
— Похоже, сегодня у тебя неважный день.
Это был Хендрикс. Он сел рядом с Ритой, которая присела на корточки во вмятине в земле, и посмотрел в небо, словно пытался разглядеть в облаках фигуры. Прямо перед ними в землю угодило копьё, издав перед этим оглушительный вопль. Плотный, чёрный дым заклубился над ударным кратером. Картины Питсфилда, горящего на фоне красного неба, заполнили мысли Риты.
Хендрикс знал, что должен был отвлечь Риту от раздумий, какими бы они ни были.
— Моя мать однажды сказала мне, что в некоторых районах Китая люди подмешивают в чай кровь животных.
Рита не могла говорить. Её горло обратилось наждачной бумагой, и она сомневалась, что вообще сможет когда-нибудь сглотнуть.
Хендрикс продолжал.
— Кочевники поголовно умеют ездить верхом. Мужчины, женщины, даже дети. В средневековье именно их мобильность позволила им завоевать солидный кусок Евразии. Затронуло даже Европу. Они пришли с востока, двигаясь от одной страны к другой — дикие чужеземцы, которые потягивали кровь из чайных чашек — становились всё ближе и ближе. Этого достаточно, чтобы у тебя начались кошмары. Некоторые люди думают, что на самом деле это китайские кочевники дали жизнь вампирским легендам Восточной Европы.
— …Лейтенант?
— Моя короткая история такая скучная?
— Я уже в порядке, Лейтенант. Прошу прощения. Этого больше не случится.
— Эй, нам всем порой надо ломаться. Особенно во время таких марафонов. Ещё немного, и можно будет отправиться в душевую. Обещаю, — он закончил говорить и направился к следующему солдату. К Рите вернулся её страх.
И тогда она увидела это. Одного Мимика, который отделился от остальных. Он не выглядел иначе — ещё одна распухшая дохлая лягушка из кучи пропитанных водой амфибий. Но было в нём что-то такое, что отличало его от остальных. Может, проведя слишком много времени в такой близости к смерти, она обострила чувства, о которых даже не догадывалась, и обнаружила секреты, скрытые от обычного взора.
Когда она убила того Мимика, началась временная петля.
Всегда присутствовал Мимик в сердце сети, своего рода королева. Его внешний вид был таким же, как у остальных. Так же, как все свиньи выглядят на одно рыло для того, кто не вовлечён в бизнес по выращиванию свиней, только Рита могла видеть различие между тем Мимиком и остальными. Каким-то образом, когда она сразила бесчисленных Мимиков, она начала различать их. Это было что-то подсознательное, гранича с инстинктами. Она не смогла бы объяснить разницу, если бы попыталась.
Лучшим местом, где можно спрятать дерево, был лес.
Лучшим местом, где можно спрятать офицера, было посреди пехотинцев.
Мимик, что был сердцем каждой группы, прятался прямо на виду.
Когда убиваешь сервер, сеть Мимиков испускает сигнал специфического типа. Учёные позже идентифицируют это, как тахионный импульс или же как другую частицу, которая может путешествовать сквозь время, но Рита на самом деле ничего из этого не понимала. Важным моментом было то, что испускаемый Мимиками сигнал, который лишился сервера, путешествует назад во времени, чтобы предупредить их о нависшей опасности, с которой они столкнулись.
Опасность появлялась в памяти Мимиков, как предзнаменование, окно в будущее. Мимики, получившие этот знак, могли изменить свои действия, чтобы безопасно отвести ожидаемую опасность. Это была лишь одна из многих технологий, созданных той высокоразвитой расой с далёкой звезды. Процесс, встроенный в конструкцию каждой инкубаторной машины, служил системой оповещения, чтобы предотвращать всякие нелепые отклонения от плана ксеноформинга, который требовал на своё осуществление много времени.
Но Мимики были не единственные, кто мог выудить пользу от этих сигналов. Убей Мимика-сервера, находясь с ним в электрическом контакте, и человек получит тот же подарок от системы, предвидящей будущее. Тахионный сигнал, посланный в прошлое, не отличается для Мимика и человека, и когда он достигает цели, люди воспринимают предвестие, как гиперреалистичный сон, точный в каждой детали.
Чтобы по-настоящему победить ударную силу Мимиков, сперва тебе нужно уничтожить их сеть и все резервные узлы, потом уничтожить Мимика-сервера. В противном случае, сколько бы стратегий ты ни перепробовал, Мимики всегда разработают контр-стратегию, которая гарантирует их выживание.
1. Уничтожь антенну.
2. Расправься с каждым Мимиком, который использовался, как резервный узел для сети.
3. Как только возможность передачи в прошлое устранена, уничтожь сервер.
Три простых шага для побега в будущее. Рите потребовалось 211 раз пройти через временную петлю, чтобы разобраться в этом.
Никто не поверил бы ей, если бы она об этом рассказала. В армии привыкли иметь дело с твёрдыми фактами. Никто не был заинтересован в притянутых за уши историях про временные петли. Когда Рита наконец вырвалась из петли и попала в будущее, она обнаружила, что Артур Хендрикс погиб. Он был одним из двадцати восьми тысяч убитых в том сражении.
Два дня Рита посвятила бесконечному кругу сражений, она смогла проанализировать историю войны, разложить по полочкам информацию по Мимикам и припахать придурковатого инженера, чтобы тот сделал для неё боевой топор. Она преуспела в бегстве из временной петли, меняя своё собственное будущее, хотя и оставив рядом с именем Хендрикса пометку «убит в бою».
Рита наконец поняла. Вот какой на самом деле была война. Каждый солдат, который погиб в сражении, был не более чем ещё одной фигурой в расчёте предполагаемого количества жертв. Их лишения, радость и страхи никогда не придут к согласованности. Кто-то выживет, другие умрут. Это всё зависит от беспристрастного бога смерти, именуемого случаем. Благодаря накопленному опыту во временной петле, Рита в будущем смогла бы вопреки всяким ожиданиям спасти определённых людей. Но всегда будут такие, кого она не смогла спасти. Люди с отцами, матерями, друзьями, может, даже братьями, сёстрами, жёнами, мужьями, детьми. Если бы она только могла повторить 211-ую петлю, может, она могла бы найти способ спасти Хендрикса — но какой ценой? Рита Вратаски была единственной во временной петле, и чтобы она провернула это, кто-то должен умереть.
Хендрикс сделал один последний звонок перед тем сражением. Он узнал, что только что стал отцом, и был расстроен, что изображение его ребёнка, которое он распечатал и прицепил внутри Жилета, запачкается. Он хотел отправиться домой, но миссия у него была на первом месте. Рита слышала тот телефонный разговор уже 212 раз. Она знала его наизусть.
Риту наградили медалью за отличную службу во время битвы — Орден Валькирии, выдаваемый солдатам, которые убили более сотни Мимиков за одно сражение. Они придумали эту награду специально для неё. И почему нет? Единственным солдатом на целой планете, который может убить так много Мимиков за одну битву, была Рита Вратаски.
Когда президент прицепил мерцающую медаль на грудь Риты, он прославил её, как ангела мщения на поле боя, и провозгласил её национальным достоянием. Она заплатила за эту медаль кровью своих братьев и сестёр.
Она не проронила ни единой слезы. Ангелы не плачут.
5
Риту перебросили. Имя Боевая сука и страх, который она вселяла, распространились по войскам. Была создана засекреченная группа, изучающая временную петлю. Потыкав, пощупав и прозондировав Риту, люди в халатах составили доклад, в котором говорилось о той возможности, что временные петли изменили мозг Риты, что это было причиной её мигрени, и пол десятка других вещей, которые на самом деле не отвечали ни на один вопрос. Если бы это поспособствовало истреблению Мимиков по всей Земле, то пусть их электроды хоть череп ей расколют надвое.
Президент наделил Риту полномочием действовать на поле боя в полной автономии. Она всё меньше и меньше разговаривала с прочими членами её отряда. У неё был арендуемый сейф в Нью-Йорке, где она складировала медали, что продолжали у неё скапливаться.
6
Рита была направлена в Европу. Война продолжалась.
7
Северная Африка.
Когда Рита услышала, что их следующим назначением будут какие-то острова на Дальнем Востоке, она обрадовалась. Азиатские войска станут глотком свежего воздуха в привычном чёрно-белом раскладе на Западном фронте. Разумеется, сколько бы сырой рыбы они там ни ели, кровь сочилась из них с таким же красным оттенком, когда копьё Мимика пробивало человека вместе с его Жилетом. В конечном счёте, она устала бы и от них.
8
Рита была знакома с баклановой рыбалкой — традиционной японской техникой. Рыбаки завязывали петлю у основания шеи тренированного баклана так туго, чтобы тот не смог проглотить сколь угодно большую пойманную рыбу, а потом привязывали к нему верёвку достаточной длины, чтобы позволить птице нырнуть за рыбой. Как только баклан добудет рыбу, рыбаки тянут птицу назад и заставляют её выплюнуть добычу. Рита чувствовала, что её отношение с армией было очень похоже на отношение баклана с рыбаками.
Рита состояла в армии, потому что таков был её жизненный путь. Её работа заключалась в том, чтобы убивать Мимиком и тащить их тела к своим господам. Взамен те предоставляли ей всё необходимое, чтобы жить, и заботились о том, чтобы она даже не знала о существовании мелких жизненных неудобств. Это были отношения по типу «ты — мне, я — тебе», и про себя она думала, что это по-честному.
Рита не получала никакого удовольствия, рассматривая себя в качестве спасителя Земли, но если этого хотела армия, так тому и быть. В тёмные времена миру нужен человек, вокруг которого сплотятся люди.
Японская линия карантина была на грани краха. Если врагу удастся прорваться через Котоиуси, Мимики наводнят промышленный комплекс на главном острове. С потерей передовых заводов и технологий, какие предоставляла Япония, эффективность Жилетов, с помощью которых они вели войну, упадёт примерно на 30 процентов. Такое развитие событий затронет все ОСО.
Если кто-нибудь не прервёт тахионную передачу, битва никогда не закончится. Теоретически, было возможно оттеснить их с запредельным перевесом в силе. Спустя несколько петлей Мимики поймут, что не могут победить, и ретируются, стараясь понести как можно меньшие потери. Но это было не то же самое, что победа над ними. Они попросту отступят в океан, в недоступное человечеству место, и соберутся с силами. Как только они наберут непреодолимую силу, они атакуют снова, и во второй раз их уже будет не остановить.
Война с Мимиками весьма походила на игру с ребёнком. Они решили, что победят, ещё до начала игры, и они не сдадутся, пока не одержат победу. Понемногу человечество теряло землю.
Длительность временных петель Мимиков составляла приблизительно тридцать часов. Рита повторяла каждую петлю лишь раз. В первый раз она оценивала потери своего отряда; во второй раз она побеждала. В первый свой проход она видела, что представляла собой стратегия, и узнавала, кто умер. Но жизни её друзей были в безжалостных дланях судьбы. Это нельзя было изменить.
Перед каждой битвой Рита уединялась, чтобы очистить мысли. Одной из привилегий её положения было то, что у неё имелась собственная комната, куда больше никому не дозволялось заходить.
Отряд Риты понимал, что тридцать часов перед сражением были её специальным временем. Обычный солдат в отряде не осознавал временную петлю, но они знали, что у Риты были свои причины ни с кем не разговаривать, когда время шло к битве. Они держали дистанцию из уважения. Хоть пространство вокруг неё было именно таким, какое она хотела, она всё равно чувствовала себя одиноко.
Рита восхищалась искрящейся водой Тихого океана из своей знатной комнаты отдыха. Единственной постройкой на Базе Цветочного пути выше башни Риты была местная радиоантенна. Башня по-любому стала бы первой целью для Мимиков, которые вышли бы на берег. Можно только посмеяться такой смелости, когда размещаешь офицерскую гостиную в таком уязвимом месте. Это была проблема стран, которые ещё не подверглись вторжению.
Япония, в целом, смогла избежать разорения из-за войны. Если бы остров располагался чуть поодаль от Азии, он бы уже давно превратился в пустыню. Если бы он был чуть ближе, Мимики вторглись бы на него до того, как двинулись на континент. Мирная Япония наслаждалась своей удачей.
Зона, выделенная для офицерской гостиной, была неоправданно большой и почти полностью пустой. Открывающийся из неё вид на океан подошёл бы пятизвёздочному отелю. В контрасте с этим жёсткая кровать из сваренных труб, стоявшая в центре комнаты, казалась форменной шуткой.
Рита нажала кнопку. Жидкий кристалл, встроенный в непробиваемое стекло, потемнел, закрывая вид. Она выбрала комнату приёма офицеров в качестве своих апартаментов, поскольку это было место, куда члены её отряда вряд ли бы заявились. Операционные системы, встроенные в тела её товарищей по отряду, были запрограммированы на войну. Они не ступят в здание, которое построено ради такой хвастливой цели. Сама Рита о таком мало беспокоилась.
Чтобы приуменьшить её страхи, японский техник объяснил, что стекло прошито углеродными волокнами, придавая ему прочность, равную таковой брони Жилета. Рите было интересно, если эта штука такая крутая, почему она на поверку не работала так хорошо на линии фронта. По крайней мере, тут она была одна. На следующий день, быть может, она будет вынуждена наблюдать смерть одного из её друзей. Она не хотела бы смотреть им в глаза.
Мягкий стук вырвал Риту из её мыслей. Стекло на входе в гостиную также дополнялось жидким кристаллом. Оно было установлено в режим непрозрачности вместе с остальным.
— Я не чествую тех, кто отвлекает меня в течение последних тридцати часов. Оставьте меня.
Ответа не последовало. Она чувствовала странное присутствие по другую сторону двери. Было такое чувство, как будто банда охотников загнала маленькое животное, или же на тёмной аллее нагнали женщину. Это могла быть только Шаста.
Рита нажала кнопку. Стекло прояснилось, чтобы показать худую коренную американку, стоящую у двери. Старший лейтенант Шаста Рэйл была старше Риты и, технически, выше неё по званию, но Валькирии не было нужды лезть из кожи вон перед каким-то инженером. Но всё равно, её вежливость и учтивость казались Рите очаровательными.
Стук.
Шаста стукнулась лбом о стекло. Она спутала неожиданно посветлевшее стекло с открывшейся дверью и пошла прямо на него. Она что-то держала в руке, которую прислонила к голове. Она присела на пол, дрожа, словно лист. Было сложно поверить, что мозги, плавающие в этой голове, такие блистательные. Наверно, гении как раз такими и были. Некоторые люди звали Риту военным гением, и она не так уж отличалась от всех остальных. Единственная вещь, которая делала её уникальной, была способность концентрироваться. Вероятно, мысли Шасты были поглощены тем, что она держала в руке, что бы это ни было, как и Рита была поглощена мыслями о грядущем сражении.
Рита открыла дверь наполовину. Очки Шасты всё ещё были скошены после удара о стекло. Поднимаясь, она поправила их.
— Прости, что докучаю тебе. Но есть кое-что, что я должна показать тебе. Мне правда очень, очень жаль, — Шаста опустила голову и врезалась ею в дверь, которая до сих пор загораживала половину прохода. В этот раз она ударилась об угол.
Стук.
— Ай, — Шаста снова присела на землю.
— Ни к чему извиняться. Тебе всегда здесь рады, лейтенант. Без тебя кто ещё приглядит за моим Жилетом?
Шаста вскочила на ноги с навернувшимися на глазах слезами.
— Ты снова назвала меня лейтенантом! Пожалуйста, зови меня Шаста.
— Но, лейтенант…
— Шаста! Я просто хочу, чтобы все говорили со мной, как с обычным человеком.
— Ладно, ладно. Шаста.
— Так лучше.
Рита улыбнулась.
— Так… что ты хотела мне показать?
— Точно, — сказала Шаста. — Посмотри на это. Ты не поверишь.
Шаста открыла руку. Рита пристально посмотрела на странный объект, лежащий на её маленькой ладони. Лишь чуть больше 9-миллиметровой пули, оно было замысловатой формы и выкрашено в ярко-красный. Рита слышала о людях, которые раскрашивали верхушки своих пуль различными цветами, чтобы отличать типы боеприпасов, но никогда целую гильзу.
Она подобрала её. По форме она походила на человека.
Шаста разогналась.
— Это как бы секрет, ладно? Кое-кто на базе рассказал мне о них. Я проделала весь путь до Татэямы, чтобы заполучить их. Потребовались почти все мои деньги, чтобы выиграть это.
— Выиграть?
— Ты кладёшь деньги в машину, поворачиваешь ручку, и одна из этих фигурок выпадает в маленьком пластиковом шарике.
— Это какая-то игрушка?
— О нет, это ценный коллекционный предмет. Редкие экземпляры можно поменять более чем на сотню долларов каждый.
— Стольник за это?
— Вот именно, — Шаста мрачно кивнула.
Рита поднесла маленькую фигурку к белым лампам в комнате. При более близком ознакомлении она должна была походить на солдата, одетого в Жилет. А раз он был выкрашен в красный и держал боевой топор, это могло лишь означать, что это Жилет Риты.
— Они проделали отличную работу. Даже стабилизаторы выглядят, как настоящие. Полагаю, военные секреты уже не такие секретные.
— У них задействованы профессиональные модельщики. Им достаточно краем глаза увидеть что-то, чтобы воссоздать почти точную копию. Модели, изготовленные в Японии, лучшие. За них можно выручить кучу денег на аукционе.
— Такой талант пропадает даром, — Рита прокрутила фигурку в своей руке. На ногах были выгравированы слова MADE IN CHINA. — У Китая ещё есть время, чтобы делать игрушки? Я слышала, они не могут справиться даже с производством контрольных чипов для Жилетов.
— Они располагают огромной рабочей силой. Вспомни того сенатора, которого заставили покинуть пост после того, как он сказал, что Китай может потерять население, равное населению Соединённых Штатов, и при этом там останется больше миллиарда людей? Ну, вообще-то они потеряли миллионы людей на юге, но они смогли перебросить туда ресурсы и удержать линию.
— Сложно поверить, что мы все выходцы с одной планеты.
— Америка в состоянии войны, и мы до сих пор находим время, чтобы крутить тошнотворные фильмы.
Рита не могла тут поспорить.
ОСО существовали для защиты мира, который помешался на создании бесполезного хлама. Так думала Рита. Было удивительно, как люди могли посвящать своё сердце и душу таким тленным вещам. Не то чтобы это было прям плохо. Никто не ценил это больше, чем Рита, единственным навыком которой было убийство.
— У меня есть ещё, — Шаста вытащила кучку фигурок из своей спецодежды.
— Что это? Какая-то свиножаба из тёмных уголков Амазонки?
— Это Мимик.
— Негусто для твоих профессиональных модельщиков.
— Так они выглядят в кино. Так что они похожи на настоящих, пока публика так думает. Верь мне, они такие в фильме, вплоть до последней складки.
— А что вот с этой?
— Ты должна была узнать. Это Рита Вратаски — ты!
Фигурка была тощей, была одарена удивительными формами и щеголяла волнистыми светлыми волосами. Было сложно найти хоть что-то, что отдалённо напоминало бы Риту. Между прочим, Рита однажды встречалась с актрисой, что играла её в фильме. Нельзя было сказать, что ей не подходила роль пилота Жилета, поскольку сама Рита смотрелась в нём не ахти. Но женщина, которую они выбрали для съёмок, была слишком гламурной для солдата, сражающегося на передовой.
Рита сравнила свою фигурку с Мимиком. Что неожиданно, модельщик Мимика ушёл не так далеко от истины.
— Не возражаешь, если я возьму её? — Рита подхватила фигурку Боевой суки, которая раздражала своей непохожестью на неё.
— Что?
— Ты ведь не заметишь недостачу одной?
Реакция Шасты была чем-то средним между спящей кошкой, которую согнали с любимого места на кровати, и пятилетним ребёнком, тётя которого запретила съесть последний кусочек шоколадной тоффи с киндалем, потому что приберегла его для себя. От взгляда на её лице резко бы уменьшилось число заявок в МТИ, если бы перспективные студенты узнали, что она была выпускницей, закончившей школу с максимальным баллом в классе.
Рита пересмотрела свою просьбу. Люди, типа Шасты, которые шли в престижные университеты с адским конкурсом, могли с высокой вероятностью, если не в ста процентах случаев, взорваться, если их толкнуть.
— Прости, плохая шутка. Мне не надо было тебя дразнить.
— Нет, это мне надо извиниться, — сказала Шаста. — Просто она как бы, ну, очень редкая. Я имею в виду, я купила в машине все шары до последнего, а такой попался только один.
— Не беспокойся. Я вовсе не помышляю о том, чтобы отобрать её у тебя.
— Спасибо, что понимаешь. Мне правда жаль. Вот, почему бы вместо этого тебе не взять её? Вроде тоже редкая.
— Что это?
— Это инженер, приписанный к отряду Риты в фильме. Так что, в общем… это я, — с губ Шасты сорвался нервный смех.
Это было худшее клише инженера-женщины, какое видела Рита. Тощая, как жердь, покрытая веснушками, с преувеличенными чертами лица на грани возможного. Если и существовал филигранный перфекционист, который не перепутает местами ни один винтик или никогда не рискнёт поцеловать представителя противоположного пола, то это был он. При этом настоящий, блистательный инженер, который должен был служить прообразом, наверно, ударялся головой о собственный шкафчик дважды в день, но ты бы никогда об этом не узнал.
Шаста посмотрела на Риту с тревогой в глазах.
— Тебе не нравится?
— Она выглядит как угодно, но не как ты.
— Как и ты.
Они взглянули друг на друга.
— Ладно, спасибо. Я сохраню её. На удачу.
Шаста подняла другую фигурку, когда сюда зашёл Ральф Мурдок с висящей на шее неотъемлемой камерой.
— Добро утро, дамы.
Рита подняла ржаво-красную бровь при появлении нежеланного гостя. Её лицо затвердело, словно сталь. Резкая перемена в поведении Риты напугало Шасту, которая с виду будто не могла решить, то ли ей прятаться от неё за причудливым телом журналиста, то ли наоборот. Спустя несколько мгновений колебаний она решила укрыться за Ритой.
— Как ты сюда попал? — Рита не пыталась скрыть своё презрение.
— Я зарегистрированный член твоего личного персонала. Кто меня остановит?
— Ты свой собственный персонал, и мы оба это знаем. Можешь уходить, — Риту мало заботил этот человек и его ни-разу-не-познавшие-грязи-с-поля-боя кроссовки. Люди, типа него и Шасты, могли встретиться и поговорить в полной безопасности, когда им заблагорассудится. Его слова никогда не подкреплялись страхом от осознания того, что скоро ты увидишь смерть своих друзей в следующем сражении. Это был тот страх, та уверенность, которая ограждала Риту от её товарищей по отряду — единственной оставшейся у неё семьи. То, с чем за всю жизнь не будет иметь дела этот мыкающийся дурак.
— Будет так досадно после того, как я проделал весь этот путь, — сказал Мурдок. — Мне удалось разузнать интересные новости, и я решил поделиться ими с тобой.
— Пошли их в New York Times. Я с радостью прочитаю.
— Верь мне, ты захочешь это услышать.
— Я не так уж интересуюсь всем, что интересно тебе.
— Японские солдаты собираются на какую-то ФП. Наказание за нарушение прошлой ночью.
— Я попросила тебя уйти. У меня всегда скверное настроение перед сражением.
— Ты не хочешь пойти посмотреть? Они собираются выполнять некое самурайское упражнение. С удовольствием послушаю, как Валькирия примет участие в общем деле.
— Должно быть, твоя мать разочаровалась, когда аборт убил только твою совесть, — сказала Рита.
— Такие речи от милой, сладкой девочки вроде тебя.
— Могу сказать это ещё раз, но я с этим не заморачиваюсь.
— Пойдёшь?
— Поверь, я лучше воздержусь.
Мурдок приподнял брови.
— Ладно, так ты перемываешь кости и несёшь вздор. Два по цене одного.
— Полагаю, это заразно.
— Ладненько. Значит, у меня нет совести, и я отправлюсь прямо в Ад. Ты сказала мне то же самое в Индонезии, когда я сделал фотографию плачущего ребёнка, бегущего от группы Мимиков.
— Ад слишком хорош для тебя. Тебе лишь нужно будет найти способ сделать фото Сатаны и использовать его, чтобы прогрызть себе дорогу к чёрному входу в Рай.
— Приму это, как комплимент.
Губы Валькирии расплылись в улыбке. Это была та же улыбка, что появлялась у неё в те тёмные часы на поле боя, когда она скрыта за шлемом. Тело Шасты напряглось. Мурдок сделал шаг назад, даже не поняв этого.
— Что ж, — сказала Боевая сука. — Я собираюсь спуститься в Ад. До этого момента я не желаю видеть твою морду снова.
9
Рита в итоге пошла посмотреть на ФП. А Шаста нет. Единственным человеком рядом с Ритой был этот треклятый Мурдок. Остальные из её отряда сохраняли из уважения дистанцию.
Вот тогда глаза Риты встретили тот вызов со стороны поля, тот взгляд, испытывающий на себе тяжесть целого мира. Было в том парнишке нечто такое, что нравилось Рите. Она зашагала к нему.
Она шагала с усердием, каждый шаг являлся идеальным движением, выверенным для продвижения Жилета по полю боя с максимальной эффективностью. Она непринуждённо продвигалась по площадке, не издавая звука. Чтобы выжать из Жилета 100 процентов, солдат должен уметь пересечь комнату, заполненную яйцами, и не раздавить ни одно. Это подразумевало способность идеально перераспределять вес тела с каждым шагом.
Солдат всё ещё глядел на Риту. Она шла прямо на него, затем развернулась на девяносто градусов и направилась к палатке, где рассиживался бригадный генерал. Она поприветствовала его по уставу.
Бригадный генерал окинул Риту взглядом, полным сомнения. Рита имела звание сержант-майора, но она также относилась к войскам США, так что их действительные положения относительно военной иерархии были немного расплывчатыми.
Рита помнила этого человека. Он был не разлей вода с генералом, который сразу же пожал Рите руку во время легкомысленного приёма по случаю вступления в спецназ. Было много офицеров, кто взобрался по служебной лестнице, даже не сражаясь на линии фронта, но конкретно этот, похоже, особенно любил выпендриваться и лизать жопки.
Поговорили они кратко, генерал казался ошеломленным, а вот у Риты стойка и язык тела были отлично отработаны. Потом Рита вернулась на поле, прошла мимо рядов людей, которые словно преклонились перед ней. Она выбрала место рядом с солдатом, который метал в неё искры глазами, и приступила к выполнению изо-отжима. Она могла прочувствовать жар его тела, который расходился по прохладному воздуху между ними.
Солдат не двигался. Рита не двигалась. Солнце повисло высоко в небе, медленно поджаривая их кожу. Рита проговорила тихим голосом, чтобы её мог услышать только солдат рядом.
— У меня что-то на лице?
— Ничего такого не вижу.
Если не брать в расчёт странную интонацию, Бурст солдата был ясным и лёгким для понимания. Ничего похожего на Северную Африку. Народ с бывшей французской колонии не могли использовать Бурст даже под угрозой смерти.
Бурст-английский, или просто Бурст, был языком, созданным для решения проблем коммуникации в армии, состоящей из солдат из множества стран. В нём имелся урезанный словарный запас и наименьшее количество грамматических правил. Когда составляли этот язык, умышленно выкинули из списка слов все ругательства, но нельзя было запретить куче солдат добавлять ко всему подряд всякие блять, пизда и распидарасило.
— Ты глядишь на меня уже какое-то время.
— Полагаю, так и есть, — сказал он.
— Тебе что-то от меня надо?
— Ничего, что я хотел бы вот так обсуждать.
— Тогда давай дождёмся, когда это закончится.
— Тупорылый Кирия! Ты опустился! — гавкнул лейтенант. Рита, с равнодушной экспрессией того, у кого за всю жизнь не возникало надобности с кем-то контактировать, продолжила свой изо-отжим.
Изо-отжим оказался куда жёстче, чем с виду казалось. Крупицы пота образовывались по линии роста волос, струились по вискам, бежали к глазам — отчего жгло в глазах от соли — и вырисовывали линию на шее, после чего падали с груди. Необходимость выносить такой зуд, когда пот скатывался по твоему телу, очень походило на то, что приходилось испытывать солдату, упакованному в Жилет. Эта самурайская тренировка не такая уж бесполезная, в конце концов, решила Рита.
Когда вещи становятся вконец невыносимыми, лучше всего отправить свой разум погулять. Рита позволяла своим мыслям уплыть прочь от желания собственного тела закричать в знак протеста. Бригадный генерал из Общевойскового штаба выглядел озадаченным из-за непрошеного гостя, помешавшего его работе. Наверно, для человека, никогда не участвовавшего в реальном вооружённом конфликте, это тренировочное поле, с нежным морским бризом, было частью войны. Для людей, которые никогда не вдыхали смесь из крови, пыли и сгоревшего металла, что заполняет поле боя, достаточно просто представить, что развёртывание — это война, что тренировка — это война, что подъём по карьерной лестнице — это война. Был только один человек, для кого война распространялась и на этот безмятежный день — женщина по имени Рита Вратаски и её временные петли.
Рита часто мечтала, что однажды она повстречает другого человека, пережившего временную петлю. Она даже придумала фразу, которую они могли использовать для опознавания друг друга. Фраза, которую знала только Рита. Фраза, которой она с ним поделится.
Чтобы другой человек оказался в ловушке временной петли, кто-то отличный от Риты должен был случайно уничтожить Мимика-сервера. Как и Рита была вынуждена оставить всех прочих людей, не подверженных временной петле, этот человек будет вынужден оставить её. Он будет один.
Быть может, она не сможет путешествовать сквозь временную петлю вместе с ним — хотя, может, и сможет, и эта мысль ужасала — но она в любом случае могла дать ему совет. Разделить его одиночество. Рассказать ему, как вырваться из петли. Ради получения этих знаний Рита умерла 211 раз. Он будет сражаться со своим сомнением, как было и с Ритой. Он станет великим воином.
Глубоко в укромном уголке своего сердца Рита была уверена, что никто никогда не придёт и не скажет ей то, что знала только она.
Тахионный сигнал Мимиков являлся высшей точкой в технологии чужих, технологии, позволяющей им захватывать необъятный космос. То, что Рита оказалась в западне временной петли во время сражения по возвращению контроля над Флоридой, стало невероятным зигзагом удачи для человечества. Если бы не это маловероятное происшествие, земля пала бы перед лицом ксеноформинга. Не только люди, но фактически все виды организмов на планете уже бы выродились.
Слава Риты росла с каждой битвой, а вместе с ней и одиночество. Она вырвалась из временной петли, но ощущение у неё было такое, словно она и дальше переживала один и тот же день. Её единственной надеждой была победа человечества, день, когда последний Мимик будет истреблён. Когда каким-то образом прервётся довлеющая над ней обособленность. До той поры она продолжит играть свою уникальную роль в этом конфликте.
Рита не возражала против сражений. Ей не нужно было думать, чтобы сражаться. Когда она забиралась в свой красный Жилет, печаль, смех, память, которые настигали её чаще всего остального — всё это уходило прочь. Поле боя, занесённое дымом и порохом, было для Риты домом.
ФП закончилась менее чем через час. Генерал, кривясь от привкуса желчи в рту, поспешил в казармы.
Когда Рита встала, мужчина рядом с ней шатко поднялся на ноги. Он был не особо высоким для пилота Жилета. Он был юн, но носил свою форму так, словно родился в ней. Его одежда выглядела так, словно только что поступила с завода, поэтому в его внешнем виде чувствовалась странная дисгармония. Его губы были искривлены в форме улыбки Моны Лизы, что хорошо скрывало его возраст.
Арабские числа 157 были небрежно выцарапаны на тыльной стороне его ладони. Рита не знала, что это значит, но это казалось странным. Достаточно странным, чтобы Рита не забыла этого парня в скором времени. Она слышала о солдатах, записывающих группу крови на подошвы своих ног в те дни, когда Жилеты ещё не были стандартом, но она никогда не слышала о солдате, который делает заметки шариковой ручкой на тыльной стороне руки.
— Так ты хотел поговорить? Что такое?
— А, да, — сказал он.
— Ну? Выкладывай, солдат. Я терпеливая девушка, но завтра будет сражение, и мне есть, чем заняться.
— Я, эээ, знаю ответ на твой вопрос, — он колебался, будто старшеклассник, играющий в спектакле по плохому сценарию. — Японские рестораны не берут денег за зелёный чай.
Рита Вратаски, спаситель человечества, Валькирия, девятнадцатилетняя девушка, позволила своей маске упасть.
Боевая сука заплакала.