Когда прошло оцепенение от грубых Валеркиных слов, Маша осознала, что стала причиной ужасного несчастья в жизни Павла. И теперь уже ничего не изменить. Из-за неё Светлана потеряла детей. Навсегда потеряла мечту о материнстве. И исправить ничего не возможно. Маша не колебалась, стоит ли идти к Павлу с известием о том, что ждёт ребёнка. Она и так знала, что пока он не примет ни её, ни их дитя. Но и избавляться от бремени Маша не хотела. Ведь это единственное, что осталось от их любви. В душе Маша надеялась, что не только из-за розового порошка Павел стремился к обладанию ей. Он желал её и сам себе боялся признаться в чувстве, которое скрывал многие годы. Может, время излечит боль от потери, и он вспомнит о Маше. Вот тогда она познакомит любимого с маленьким человечком. Его родной кровью. И он будет благодарен ей за то, что она дала его ребёнку жизнь.

…Проходили неделя за неделей. Никто не звонил Маше, не заходил в гости. Словно все знакомые разом позабыли о ней. Или были осведомлены и так возмущены её проступком, что не желали больше общаться. Хотя до защиты институтского диплома оставалось всего ничего, учёбу Маша забросила, рассудив, что одной растить ребёнка и одновременно учиться всё равно не возможно. Помощи девушке ждать было неоткуда. Нет, вопрос не упирался в финансы, родители содержали Машу. Но не стоило надеяться, что мать променяет светские рауты и приёмы на грязные подгузники и пелёнки. Да и отца одного на съедение хищным разведённым бабёнкам она ни за что не оставит, тут же уведут. Поэтому родителям, которые звонили ей из заграницы два раза в месяц, свой секрет Маша решила не раскрывать. Не зачем их раньше времени беспокоить. Вот родит в конце лета, а там уже видно будет, как преподнести известие. В консультацию она тоже идти не торопилась. Если бы не странное чувство внутренней наполненности, Маша бы вообще не ощущала, что ждёт ребёнка. А визитов к гинекологу она ненавидела и боялась не меньше, чем к зубному врачу. 

     Как- то по весне она случайно на улице столкнулась с Валеркой. Они не заговорили друг с другом, но всё же Маша потом долго лелеяла надежду, что парень при случае обмолвится Павлу о встрече. Расскажет, что Маша в положении, и тот придёт к ней. Хотя бы, чтоб просто спросить, как она. Она ждала, но Павел так и не пришёл.

    Незаметно минула весна. Июнь зарядил нудными дождями. Маше отчаянно хотелось настоящего лета: с жаркими деньками, с запахом разогретого на солнце асфальта и с тихими безветренными вечерами. Но небо будто прогнило. Холодные струи, не переставая, поливали раскисшую землю. На Машу навалилась хандра. Она остро почувствовала своё одиночество.

     Всё началось с того, что Маше стало страшно в собственной квартире. Ей постоянно казалось, что она не одна дома. Временами что-то шуршало, трещало и поскрипывало. Иногда девушке чудилось, что на кухне из крана тёчет вода. Но краны были плотно закрыты, и раковина оставалась сухой. Порой Маше слышался тихий разговор, иногда  хриплый смех и кашель. По ночам девушка подолгу лежала, прислушиваясь. А когда засыпала, сны были такие же пугающие. Она бежала от неизвестного преследователя по густой чащобе. Огромные деревья протягивали к ней свои корявые ветви. Из земли, извиваясь словно змеи, вылезали корни. Они цеплялись за её ноги и обвивали их. Она падала. Корневища, как путы, фиксировали её, беспомощную и распятую на земле, покрытой прелой листвой.  Маша отчаянно пыталась вырваться, но они держали крепко. Ребёнок внутри неё тоже бился и причинял ей сильную боль. Неожиданно из мглы появлялся силуэт. Он медленно приближался к Маше и склонялся над ней. Маше хотелось закричать, но крик застревал в горле. Она не видела лица того, кто стоял рядом. Просто размытое светлое пятно с тёмными провалами глазниц. Она не понимала мужчина это или женщина. Возможно, это и вовсе был не человек. Существо трогало и гладило Машин живот. Плод затихал. Боль отпускала, но успокоение не наступало. Она чувствовала опасность, исходившую от существа. Оно хотело Машиного ребёнка. Хотело забрать его, просто выжидало положенное время.

     После очередного ночного кошмара Маша, наконец, решила, что пора показаться врачу. Может быть, с ребёнком что-то не в порядке, какие-то проблемы. Оттого и снятся ей жуткие сны. Маша вдруг вспомнила о своей бабке – колдунье, которая умела по сновидениям предсказывать будущее. Не зря, видно, говорят в народе: вспомнишь говно, вот и оно. Маша уже собралась выходить из квартиры, как услышала дверной звонок. У неё сильно забилось сердце, будто в предчувствии чего-то нехорошего. Она с опаской открыла и не поверила глазам. На пороге стояла бабка, дымя неизменной чёрной сигаретой в серебряном мундштуке. Она притворно улыбнулась Маше и с удовлетворением остановила взгляд на её огромном животе.

– Обрюхатили, значит, – ехидно усмехнулась старуха. – Вся в мамашу. Та тоже моего Ванечку – отца твоего, на брюхо поймала. И кто счастливый папаша?

Краска залила лицо девушки. Её охватили одновременно стыд и злость.

– Какое вам дело? Зачем вы приехали? Да что я вам сделала, что вы так ненавидите меня?

– Ишь, ты! –  с интересом глянула на внучку старуха. – Голос подавать научилась. Значит нагуляла. А родители знают, что за сюрприз их святоша - доченька приготовила?

Маша опустила глаза.

– Молчишь…Значит, не сказала пока. Оно и верно! – девушка недоверчиво покосилась на неё, а старуха продолжила. – Родишь, там и скажешь.

Маша неуверенно кивнула.

– Может, с дороги бабку всё же в дом пригласишь? Или так и будем в дверях топтаться?

– Простите! – устыдилась Маша. – Конечно, проходите!

Тут она заметила у стены несколько больших кофров, и до неё дошло, что бабка приехала не на день - другой. Старуха заявилась надолго.

Маша осторожно начала: – А вы на…

–  Пока не родишь, – не дала та договорить ей. – Негоже тебе одной жить. Мало ли что.

Она отстранила внучку и по-хозяйски вошла в квартиру. Маша волоком втащила внутрь багаж старухи. Бабка, тем временем, прошлась по комнатам и выбрала себе ту, что рядом с Машиной спальней.

      С приездом старухи Машина жизнь изменилась. Она ожидала, что бабка, как прежде, будет язвить и оскорблять её. Но старуха окружила внучку неусыпной заботой. Она буквально не давала ей шагу ступить без присмотра. Она освободила Машу от всех домашних дел и не выпускала на улицу. В консультацию Маша так и не сходила. Бабка без конца рассказывала ей ужасы о некомпетентности врачей. О том, сколько несчастных матерей,  потерявших младенцев по вине медиков, приходило к ней за помощью. Вероятно, бабка обладала сильнейшим даром внушения, потому что Маша во всём соглашалась с ней и не рвалась ни на улицу, ни к врачам. Вот придёт время рожать, тогда и обратится за помощью. Слуховые галлюцинации перестали преследовать Машу. При свете дня она не боялась, да и бабка постоянно крутилась возле неё. А вот ночные кошмары с приездом старухи приобрели более зловещий смысл. Теперь каждую ночь Маша видела один и тот же сон. Абсолютно голая, она лежала в своей спальне. На полу,  тумбочках, подоконнике – повсюду были горящие чёрные свечи. По обе стороны кровати во тьме стояли одинаковые чёрные фигуры, которые удерживали её ноги широко разведёнными. Маша знала, что в комнате есть и другие, но не видела их. Она только чувствовала, что от всех присутствующих исходит опасность, как от диких зверей. А может, они и были зверьми, чудищами, монстрами. Зато бабку она видела отчётливо. Та стояла в ногах и с благоговением смотрела на её чресла. Тем временем, ребёнок в ней начинал шевелиться, брыкаться. Острая боль терзала Машу. Ей казалось, что кожа на животе вот-вот лопнет, настолько сильно дитя давило изнутри. Маша кричала, но беззвучно. Плакала, но без слёз. И чем сильнее она мучилась, тем благостней становилось лицо бабки. Она не пыталась помочь Маше, напротив, она жаждала ещё больших её страданий. И когда боль становилась невыносимой, Маша просыпалась. Вся в поту. На растерзанной постели. Бабка неизменно оказывалась рядом, с чашкой крепкого травяного чая. Она успокаивающе читала какие-то заговоры, речитативом проговаривала молитвы на неизвестном Маше языке. Девушка пила горьковатый напиток и ей становилось лучше. Старуха доставала из кармана широкой домашней юбки банку с бордовой мазью, и Маша послушно оголяла огромный живот. Бабка зачерпывала мазь и ласково втирала её в кожу. Мазь была прохладная и обладала эффектом местной анестезии. От горячего питья и приятных массирующих поглаживаний Маша уплывала в сон. И до утра кошмары больше не мучили её. А следующей ночью всё повторялось вновь.

     На смену дождливому июню пришёл знойный июль. Маше уже не хотелось жары. У неё отекали ноги, и передвигалась она с трудом. Все дни напролёт девушка проводила в постели: читала, дремала, безропотно ела и пила то, что готовила бабка, и смотрела телевизор. К началу августа Маша почувствовала себя ещё хуже. Хотя не только ей одной, всем жителям мегаполиса было тяжко. Дневные температуры подбирались к отметке плюс сорок. Ни единой дождевой тучи уже давно не проплывало по выцветшему до белизны небу. Портили и без того загаженный транспортом и промышленными выбросами воздух города торфяники, горевшие на юго-востоке области. Ночи не приносили облегчения. Только дразнили яркими зарницами, давая повод завидовать далёким грозовым ливням и мечтать об их благословенной свежести.

     К вечеру пятницы, тринадцатого августа Маша совершенно одурела от духоты. Она легла рано, ещё засветло. И сразу провалилась в глубокий обморочный сон. Ей казалось, что она бредёт по раскалённой пустыне. Жутко хотелось пить. В горле пересохло и першило, словно туда попал горячий песок. Наконец, она всё же добрела до небольшого озерца. Голова резко закружилась, и Маша упала в воду. Влага вовсе не освежала. Маша, вся мокрая лежала навзничь, пытаясь разглядеть на чернильном небе хоть одну звезду. И тут страшная боль ножом полоснула вдоль живота. Маша проснулась с криком. В её широко открытый рот тут же ловко всунули тряпичный кляп. Она замычала, замотала головой и хотела вытащить его, но руки были привязаны верёвками к изголовью кровати. Она бешено вращала глазами, совершенно обезумев от боли. В комнате царил полумрак, только несколько свечей горело у изножья постели. В их круге стояла бабка. Маша на секунду подумала, что она ещё не проснулась, настолько происходящее повторяло её ночные видения. Но новый приступ боли, жгутом скрутивший её внутренности, вывел девушку из заблуждения. Она выгнулась дугой. Горячие слёзы  брызнули из глаз. Матрас под ней промок насквозь, у неё уже отошли воды. Маша рожала. Схватки следовали одна за другой, причиняя нечеловеческие муки. Бабка не реагировала на страдание внучки. Она пристально наблюдала за ней, словно ожидала ей одной известного сигнала к действию. Сколько длилась эта пытка, Маша не знала. Наконец, старуха ни с того, ни с сего резко хлопнула в ладоши и сказала: «Пора!» Девушка тотчас застыла на кровати. Она не могла пошевелиться, хотя внутри всё рвалось от боли. Бабка крепко ухватила внучку за лодыжки и быстро подтянула ближе к краю. Потом согнула ей ноги в коленях и широко развела их в стороны. 

« Умницы мои! Выходите! Мы давно вас ждём!» – приговаривала старуха.

Маше показалось, что ребёнок, неистово стремившийся наружу, в клочья разорвёт её лоно. Но плоть поддалась, и он, наконец, выскользнул из неё. Бабка тут же схватила дитя и передала его кому-то невидимому в темноте комнаты. Маша думала, что теперь всё кончено, сейчас старуха освободит её. Но у неё опять начались потуги. Второй младенец, видимо, не так торопился увидеть свет. Маша почувствовала, что силы её на исходе. Она уплывала в забытьё, с трудом удерживаясь в сознании. Старуха забеспокоилась. Она почему-то не могла выйти из круга горящих свечей, чтобы как-то помочь внучке. Видя, что Маша почти теряет сознание, бабка разозлилась.

Она злобно зашипела: «Работай! Тужься, давай! Тужься!!!! Отдай мне дитя!»

И в последнюю секунду, прежде чем впасть в небытиё, Маша ощутила, что второй ребёнок, раздирая её внизу пополам, родился.

    Маша открыла глаза. Комнату заливал яркий свет солнечного утра. Окно было открыто, и через него лился поток воздуха, свежего от прошедшего ночью ливня. Маша поняла, что очень голодна. Она сладко потянулась всем телом, что не могла себе позволить уже несколько месяцев и тут же осознала, что она пустая. Она отбросила одеяло и с ужасом посмотрела на свой плоский живот. Кожа была упругая и гладкая, без послеродовых растяжек. Маша вскочила с постели, застеленной белоснежным накрахмаленным бельём. Комната  была чисто убрана. Ни следа, что ночью в ней принимали роды. Маша ничего не понимала. Где её дети?

«Бабка! Это она их взяла к себе в комнату, чтобы дать мне отдохнуть!» – она выдохнула с облегчением, оделась и поспешила в спальню старухи.

Подойдя к двери, Маша прислушалась. В комнате стояла тишина.

 « Спят! Я тихонечко! Так хочется посмотреть на них. Надо же! Близнецы!!! А я так и не знаю, кто родился? Мальчики, девочки? Да, какая разница? Главное, всё позади! Я – мама!» – мельтешили мысли в голове.

Она осторожно приоткрыла дверь, стараясь не скрипнуть, и тут же распахнула её настежь. Комната была пуста. Ни младенцев, ни старухи. Исчезли все вещи бабки. Не осталось вообще ничего, что могло бы послужить доказательством того, что та жила с ней несколько месяцев. Маша бросила взгляд на календарь, висевший на стене. Маленькая красная рамка, указывающая число месяца, стояла на цифре «16». Три дня! Что происходило с ней и её малышами в течение трех дней? На этот вопрос, ответа у неё не было, впрочем, как и на все остальные.