Годы институтской учебы пролетели на редкость быстро и необременительно. Как и мечтал, я получил отличное назначение по распределению в одну из лучших гинекологических клиник Москвы. Весть о моих превосходных операциях быстро распространилась по столице. И вскоре женщин, желающих делать кесарево сечение или другие  операции по показаниям именно у меня, стало слишком много. Высокопоставленные чиновники умоляли, чтобы именно я оперировал их дочерей и жен. Все они обладали немалой властью и весом в обществе, так что довольно быстро я не только разбогател, но и стал самым молодым заведующим акушерско-гинекологического отделения престижнейшей клиники города.

      Так проходила моя жизнь. Между врачеванием – светлой стороной, и растлением, смертью – обратной стороной добра. Я так и не обрел знания, для чего демон пришел в наш мир. Но всему приходит черёд.

 С семьей я потерял все связи с отъездом из местечка. Казалось, память в то время работала выборочно. Я не вспоминал ни о родителях, ни о Софии, и это более чем странно. Раньше без сестры я  не представлял жизни, но теперь зло проживало её за меня и само решало, что нужней.

      Все изменилось мигом, в одну единственную секунду, когда я вновь встретил случайную вокзальную знакомую, девушку - гадалку. Прелестную цыганочку, что пыталась погадать мне на перроне ранним июльским утром. Поначалу издалека я подумал, что ошибся, но зверь во мне имел безотказный нюх. Каждому человеку принадлежит индивидуальный, только ему присущий запах, и нет двух одинаковых, разве что мать и дочь пахнут подобно друг другу. Но для сравнения, запах матери ближе к увяданию, а аромат дочери свежее и изысканнее, и нет в нем слабой ноты тления. 

      Не ожидал я столкнуться с нечаянной ворожей в стенах престижной клиники для элиты. Вот и подумал сперва, что ошибся. Ведь восемь лет назад встреченная девушка была бедна, как церковная мышь. Хотя определённое богатство у нее все-таки было и заключалось в её неземной красоте. Когда я прошёл мимо, сразу узнал – она. Сладкий запах ванили, молока и меда в такой умопомрачительной пропорции  принадлежал только ей. Может быть, так пахнет добродетель и чистота? Она не узнала меня. Солидный  пожилой мужчина догнал меня в самом конце коридора и с подобострастной улыбкой стал упрашивать принять его дочь. Я смотрел на него, а самому хотелось схватить за горло старого лживого сукиного сына. Я интуитивно знал – она не дочь мерзкого похотливого самца. Он принудил ее, купил у семьи за огромные деньги и обещание спокойной жизни в мегаполисе. Он топчет этот прелестный цветок еженощно и  мечтает, чтобы красотка понесла от него дитя. Но уж не год и не два не дает им Бог ребенка. Я слушал его, а черная злоба поднимала голову все выше. Но пришлось сдержать её порывы. Я согласился, но его попросил остаться за дверью. « Дочка ваша большая уже девочка».  – Произнес я, и он послушно, как китайский болванчик, закивал большой плешивой головой.

      Она не вошла – впорхнула в кабинет. Я не слушал, что говорит цыганочка. Просто дышал ее дыханием. Мозг пронзали вспышки боли, и в какой-то момент мне показалось, что я потеряю рассудок. И в ту же секунду понял, в чем предназначение сущности, которая вселилась в меня извне. «Бог не дает – даст дьявол». – Быстро прошептал я. Она удивленно вскинула бровь: « Доктор, вы не слушаете меня?» Я улыбнулся в ответ и приказал ей раздеваться. Хотя вовсе не нуждался в осмотре чудесной пациентки, но и подозрений вызывать не стоило. Для меня начался отсчет нового времени.

 * * *

      Имя Шукар на цыганском языке значит красавица. Так звали мою необычную и экзотическую пациентку. Я мог бы сразу, в ту же ночь убить ее мужа, свести его с ума, но не стоило пока торопиться. Делая вид, что начал лечение, я задействовал все связи, и его на время удалили из Москвы по делам бизнеса. Обычно он всегда возил девушку с собой, но в этот раз я вынудил его оставить Шукар дома, утверждая, что ни перелет, ни переезд в ее состоянии невозможен. Он убрался и освободил мне путь.

      Я не хочу описывать подробности извращённого соития, только в ту ночь женщина не умерла, и семя мое проросло в ней и начало набирать силу. С самой первой секунды я слышал, как бился пульс потустороннего семени, и не говорите, что это невозможно. Оно росло внутри цыганки, и Шукар дурнела с каждым днем. Казалось, огромный червь высасывал ее изнутри. Когда она приходила в клинику на прием, то вся сжималась и съёживалась от отвращения к моим прикосновениям. Её былая  грация и легкость исчезли. Она двигалась, как больная старуха. А ещё девушка начала смердеть. Сначала запах был не сильно незаметен – так, небольшой душок, словно во рту сидит кариозный зуб. Но день ото дня он тяжелел и густел, и вскоре смрад стал невыносим, казалось, она гниет изнутри. Но это все мои ощущения – ощущения зверя. Не знаю, что чувствовали простые смертные. Только, когда цыганка шла по улице, люди огибали ее, обходили стороной, словно на ней было клеймо отверженной, словно она была помечена дьяволом. Да ведь так оно и было.

      Горячо жаждавший беременности муж внезапно резко охладел к ней. Казалось, он испытывает к некогда балованной женщине неодолимое отвращение и гадливость. Я мог бы вычеркнуть его из жизни, но мне было нужно, чтобы дитя – или что там росло внутри несчастной, развивалось защищённое его деньгами  и положением. Сначала все шло гладко, и срок вынашивания перевалил  за половину. Но внезапно самочувствие Шукар стало внушать мне большое опасение. Она отказывалась от еды и слабела с каждым днем. На все уговоры родных девушка не реагировала и только безучастно смотрела в одну точку.

      Ее супруг, который, в конце концов, перестал изображать из себя заботливого папочку,  был на седьмом небе от счастья, когда я настоял на  срочной госпитализации обременявшей его теперь женщины. Как он когда-то вожделел, чтобы любимая жена зачала ребенка, так теперь он с той же страстностью мечтал избавиться от нее и ещё не рождённого дитя.

      Я устроил Шукар в отдельную палату, и заходить к ней могли только я и опытная надежная и не болтливая сестра-акушерка Мария Ефимовна. Женщина она была во всех отношения проверенная. Я надеялся на нее, как на самого себя. Ефимовна слыла человеком абсолютно беспринципным и страшно жадным до денег. К слову сказать, немалую их толику она бесперебойно получала от наших махинаций с абортными материалами и плацентой. Короче, тетушка целиком и полностью состояла на службе у дьявола.

      Так вот, Шукар находилась под должным присмотром. Я успокоился, и ничего не предвещало ужасного исхода, который не преминул произойти. Ещё хорошо, что пришлось задержаться допоздна, разгребая горы документации, Ближе к полуночи резкий звонок местного телефона буквально выбросил меня из служебного кресла. Ефимовна не говорила, а визжала в трубку, и в истошном визге уже слышались нотки зародившегося безумия. Бросив совершенно бесполезную трубку, я кинулся в бокс Шукар. Мчась по коридорам клиники, я знал, что уже не успею. Тот пульс, что слышал я с первой секунды, как отпустил семя своё извне, стал прерывистым и слабел с катастрофической быстротой. Я ворвался в палату и увидел повсюду кровь. Стены и пол, кровать и тумба рядом с ней – всё было запятнано кровавыми брызгами и мазками. Визг Ефимовны перешёл в еле слышный сип  и доносился из ванной комнаты, примыкавшей к палате. Дверь была прикрыта, но свет горел. Я быстро подошёл к двери и распахнул её настежь. Монстр во мне завыл и взбесновался от злобы. Эта дрянь, эта неблагодарная девка всё испортила. Почему же не было предчувствия у твари, что она может замыслить что-то, чтобы исторгнуть из себя «чёртов плод»? Когда вернулся прежний я, то много раз задавал себе этот вопрос, но ответ ведь лежит на поверхности – в мир должно было выйти не чудовище по внешности, а чудовище по сути. То, что вытолкнула из себя Шукар, проткнув свои чресла огромной вязальной спицей, оставленной ненадолго отлучившейся Ефимовной, невозможно представить человеку со здоровой психикой. Даже в самом страшном ночном кошмаре не привидится гадкое воплощение вселенского зла. Оно копошилось в луже крови меж ног умирающей женщины, шипело, плевалось и смердело непереносимой вонью. Ефимовна, как большая дурашливая кукла, сидела, широко расставив ноги и привалившись к стене. Глаза ее, казалось, вывалились из орбит. Пора было заканчивать жуткое шоу. Я взял смрадный комок в руки, и острая ненависть к миру людишек пронзила меня. Но я не мог дать волю отчаянию. Необходимо было привести в порядок палату. Ефимовна, конечно, отслужила своё. Я не собирался оставлять свидетеля, но для уборки помещения старушка послужила. А потом той же ночью тихо умерла от инфаркта. С патологоанатомом я договорился, и за бутылку хорошего армянского коньяка в заключении о вскрытии Шукар он зафиксировал смерть от аневризмы аорты головного мозга.

      Не рождённое дитя ада я тайком похоронил далеко за городом, на Новорижском шоссе. Может, поэтому так часто по ночам там стали происходить автомобильные катастрофы.

       Каждую ночь в течение месяца умирали женщины в мегаполисе. Тупицы-врачи начали трубить о новом вирусе, но этим вирусом была моя ярость. Я мечтал умертвить всех вокруг, порой забыв об осторожности. Вот тут и ворвалась в мою жизнь сестра, моя София.

       О, Господи, зачем ты позволил ей найти меня в огромном городе?