Я мечтал о поступлении в университет на философский или психологический факультет, но мечта не совпала с желанием сущности. Тварь стремилась в мединститут. Позже я понял, зачем нечисть хотела глубоких познаний в акушерстве и хирургии, но тогда искренне недоумевал – чтобы убивать людей, нет необходимости врачевать их.
После тишины и покоя заповедника город оглушил меня суетливым многолюдьем. Сойдя с поезда через двое суток утомительной езды, я в растерянности оглядывался по сторонам. Было раннее утро, но вокзал, казалось, не затихал ни на секунду даже в эти рассветные часы. В тот момент сущность оставила меня на время. Мимо проходила группа цыганских женщин, одетых в яркие пестрые одежды. Чумазые и босоногие ребятишки шустро носились рядом и клянчили деньги у людей, спешивших мимо, стихийно образовавшегося, маленького табора, а молодухи хватали потенциальные жертвы за руки и предлагали предсказать судьбу. Не всем просто так удалось вырваться из цепкой хватки обольстительных обманщиц. Так и меня за руку взяла одна из гадалок. Она обладала необыкновенной красотой. Яркие лукавые глаза, глубокой манящей темноты, смотрели призывно на меня. Вьющиеся крупными локонами волосы, черные и блестящие ниспадали струящимся каскадом по спине до пояса. Пухлые чувственные губы, изогнутые в приветливой и в то же время насмешливой улыбке. Девушка произнесла певучим бархатным голосом: « Дай погадаю, касатик, всю правду расскажу». Она поднесла мою раскрытую ладонь ближе к прелестному лицу, и через мгновение отбросила руку прочь от себя. Лицо ее выражало откровенный ужас, дыхание перехватило, а крик застрял в горле. Живописная немая сцена привлекла внимание остальных цыганок. Они встревожено бросились к моей непрошенной гадалке. Наперебой тараторя на цыганском языке, стали тормошить ее, застывшую и потерявшую дар речи. Наконец, девушка произнесла тихим прерывающимся шёпотом непонятные слова, и женщины бросились прочь от меня, как от прокаженного.
В унынии, я потащил тяжёлый чемодан по перрону, размышляя, как бы найти хоть временное пристанище. По пути я забрёл в привокзальную столовую, где купил жидкий кофе с молоком и чёрствую дешевую булку. Пока я поглощал невкусный завтрак, ко мне подошел мужичонка потрепанного вида, но с взглядом цепким и хитрым. Незаметно, слово за слово, мы сговорились, что Петрович – так звали моего нового знакомого, пустит меня на постой, да и плата будет невелика. Смешной маленький человечишка думал, что совершил в тот день удачную сделку. Только не знал, что сделка эта с дьяволом.
Добрались мы до квартирки хозяина быстро. Она находилась всего в нескольких шагах от вокзала. Жилище оказалось донельзя запущенным и грязным. В помещении стоял отвратительный застарелый запах мочи, махорки и нестиранных носок. Горы пустых бутылок занимали почти все пространство хибары, а на одиноком тощем матрасе в углу не было даже жалкого подобия белья. Я с брезгливостью приткнул чемодан у порога. Получив "ключ от хором", как выразился Петрович, сразу отправился узнать о подаче документов и сроках экзаменов в медицинских институтах. Я пишу в единственном числе о себе, чтоб не повторятся, читатель. Инородная сущность уже прочно сидела во мне, только несколько утренних часов дремала, так что я – это симбиоз зла и моей души. Донельзя вымотанный, я вечером вернулся в квартиру, открыл дверь и лишился дара речи. Полностью развороченный чемодан валялся в углу. Половина вещей исчезла, а так же деньги, фотоаппарат и бритва. Петрович валялся на матрасе в алкогольном беспамятстве, громко храпел и омерзительно вонял сивухой. Я почувствовал, что глаза застилает кровавым туманом, тело напрягается, и меня уносит в багровый космос небытия.
Когда я пришел в себя – в буквальном смысле, будто шагнул в собственное тело, как в покинутый дом, то не поверил глазам. Халупа Петровича сияла идеальной чистотой, от бутылок и вони не осталось и следа. Сам хозяин сидел посреди комнаты на табурете и сосредоточенно пускал пузыри. В его глазах светилось откровенное безумие. С этого дня тварь больше не на секунду не оставляла меня, она стала полноправным и единоличным хозяином положения, а я сторонним наблюдателем, несчастным приживалкой в оккупированном теле. Больше она не вышвыривала меня по ночам из телесной оболочки, и теперь я знал кто или что я на самом деле. Правда оказалась так ужасна, что я мечтал о том, чтоб не присутствовать на жутком пиршестве зла и порока. Я бился, как птица, пойманная в силок. Я мечтал впасть в слабоумие, как мой любезный Петрович или провалиться в забвение, но зверь не давал мне этого послабления.
Теперь я знал, что такое чистое зло. Теперь я слился с нечестивым существом. И от этого со временем даже начал получать слабое изощренное наслаждение. Я смотрел на мир глазами твари, руководствовался мыслями и поступками демона, и это мне нравилось все больше. Я превратился в инкуба – демона ночи, и все пороки мира стали подвластны моим желаниям.
С хозяином всё уладилось успешно. Сведенный с ума выпивоха превратился в послушную марионетку. Он безропотно делал все, что я ему приказывал. В краткий момент просветления, который я ему предоставил, он подписал необходимые бумаги, и вскоре я стал обладателем московской прописки в маленькой квартирке возле вокзала. После этого ничтожный человечек сразу переехал в психушку, в палату для буйных психов. Там он долго не выдержал инъекций галлоперидола и электрошока. Через месяц мой прелестный Петрович перекочевал на погост. Я, конечно, изображал убитого горем племянника.
Время шло, я обживался в Москве. Стоит ли говорить о том, что поступление в ВУЗ не доставило мне вообще никаких хлопот. Правда, в приемной комиссии сидела наизлобнейшая профессорша. Но стоило мне ночью навестить вредную бабу в новом демоническом амплуа, и вдоволь поиздеваться над невзрачной старой девой, как меня незамедлительно зачислили на первый курс мединститута. До начала учебного года времени осталось предостаточно, и я пустился во все тяжкие. Все ночи были мои. Я мог войти в любое окно, и все женщины мира потенциально принадлежали мне. Меня точил ненасытный голод, который заставлял искать нечто, чему я ещё не знал объяснения. Я искал, экспериментировал, и, конечно, случались промашки – убивал. Вернее, убийством это назвать было невозможно. Мои жертвы умирали сами от невыразимого наслаждения, которое я, инкуб – дитя ночи и порока, дарил им. Они смотрели мне в глаза и видели в них необыкновенное желание и обещание удовольствия. И жалкие человеческие сердчишки не могли вынести сверхъестественного наслаждения. Сердца останавливались, и оставалось лишь тело – бездушная плоть, макет человеческой особи. Но не к этому стремился зверь. Его предназначение заключалось совсем в другом исходе, но пока эта тайна лежала за семью печатями.
Начался учебный год. Учеба давалась мне легко. Человеческое тело не было для меня неизведанным, я знал его, как свои пять пальцев. А препарирование трупов в анатомичке я приравнивал к свежеванию тушки цыпленка на кухонном столе. Профессора хвалили меня и прочили успешную хирургическую карьеру. Сердце мое было холодно, рука точна. Однокурсники меня откровенно чуждались и опасались. Они не звали меня на вечеринки. Я не приглашал девушек на свидания. Зачем? Стоило мне захотеть, и ночью первая красотка института станет извиваться от желания у моих ног. Я не нуждался в бесполезных сомнительных развлечениях. Днем я учился, вечером отсыпался, а ночью рыскал, алкал найти то, к чему стремилась дьявольщина, обитавшая в моём теле.
О сестре – дорогой Софии, я в ту пору не вспоминал. Обещание писать было дано мной настоящим, а такого, увы, уже не осталось. Я теперь представляю, как мучилась в информационном молчании сестра, сколько слез отчаяния она пролила. Время Софии тогда еще не пришло, демон пока набирал силу и власть.