В 1893 г., когда строилась репродукция Гокстадской ладьи викингов, оказалось невероятным делом отыскать в Норвегии дуб соответствующих параметров и размеров, чтобы вырубить из него 18-метровый киль, а потому требуемое дерево пришлось выписывать из Канады.

Сколь бы невообразимым ни казалось такое положение для страны, известной экспортом древесины, причины нехватки дубов становятся понятными, если провести кое-какие вычисления. Археолог Оле Крюмлин-Педерсен подсчитал, что для строительства ладьи длиной 20–25 м необходимо 50–58 куб. м древесины. Если брать диаметр ствола в 1 метр при высоте 5 м, получается, что придется свалить 11 таких стволов и еще один дополнительный, высотой в 15–18 м, для изготовления киля.

Флагман герцога Нормандии «Мора», на котором герцог Вильгельм 11 Нормандский возглавлял эскадру вторжения в Англию в 1066 г. При помощи весел команда маневрирует судном, пока же оно изготавливается к отплытию, человек прикрепляет на носу драконью голову. История рассказывает нам, что герцог подал знак к отплытию зажженным на топе мачты «Моры» фонарем и звуками рога. На корме оруженосец развертывает знамена герцога и трубит в рог. Продовольствие, снаряжение и оружие подвозятся к крупным ладьям малыми грузовыми лодками, тогда как кнарры, или грузовые суда, которые легко выделить по обычному отсутствию щитов по бортам, применяются для транспортировки лошадей.

Даже если сделать поправку на преувеличенные размеры эскадр, упоминавшихся в сагах и современных событиям документальных источниках, можно предположить, что в эру викингов строились многие тысячи подобных кораблей, а потому не приходится сомневаться в том, что дефицитом дуба на исходе XIX столетия Норвегия, по крайней мере частично, обязана хищническому истреблению ресурсов за тысячу лет до того. Конечно же, в дело шла и другая древесина — в том числе сосна, ясень, липа, ива и береза — обычно для каких-то особых узлов, но иногда и в тех случаях, когда дуб отсутствовал.

Надо полагать, что мастер-корабел имел целую бригаду разного рода мастеров, каждый из которых специализировался на выполнении какой-то определенной — или нескольких — задач. Одной из наиболее важных из них являлась способность выделять в лесу деревья, из которых представлялось бы возможным наилучшим образом изготовить те или иные узлы конструкции судна. Высокие лесные дубы шли как материал на кили и доски обшивки, тогда как для мачт, рей, рангоутов и весел более подходила сосна. Отдельно растущие раскидистые полевые дубы с изогнутыми сучьями годились для того, чтобы вырубить из них шпангоуты, концевые узлы кормы и носа, тогда как толстый ствол давал возможность изготавливать из него мачтовые хвостовики и рули. Если позволяло дерево, плотник использовал в своих целях естественные соединения, где ветви росли из стволов, например чтобы изготовить кильсон с вертикальным поддерживающим рычагом. Меньшие куски древесины с их естественными изгибами шли на выработку всевозможных коленцев и подкосов, а также весельных уключин, все еще требовавшихся «малотоннажным» судам.

Сцены работы судостроителей, запечатленные на вышивке из Байе, служат первоочередным источником информации, касающейся инструментария, которым пользовались корабелы-викинги. Рабочий слева орудует Т-образным топором для обтесывания и придания форм доске, которую опирает как на рогатку, на отходящую от ствола ветвь дерева.

Под пристальным досмотром мастера-корабела рабочий возле верхнего судна обтесывает корпус Т-образным топором, тогда как его напарник сверлит отверстия буравом. Внизу видны два плотника с длинными бородами, что, вероятно, говорит об их солидном возрасте и опыте. Человек справа пользуется маленьким топориком, а тот, что напротив него, держит в руке, скорее всего, молоток.

Процесс высматривания подходящих деревьев приходился обычно на раннюю зиму, когда листва не мешала как следует разглядеть ствол, а подлесок не создавал дополнительных трудностей при транспортировке к «докам». Кроме того, древесина только что срубленных деревьев более стабильна в холодную погоду, когда меньше риск ее пересыхания и образования трещин до того, как она будет использована. Деревья валили аккуратно при помощи секир и топоров, а после устранения веток раскалывали сбоку. Несомненно, нередко мастер-корабел лично приглядывал за действиями рабочих на лесоповале, особенно если дело касалось дерева, которое шло на киль или другие наиболее важные узлы конструкции.

Доски делались путем раскалывания по радиальной стволов при помощи топоров, колунов, долот и деревянных или же металлических клиньев. Сначала ствол делили надвое, потом каждую часть еще раз пополам и так далее до тех пор, пока из заготовки диаметром 1 метр не получалось 20 досок. Пилы в подобном процессе не применялись никогда, поскольку, раскалывая дерево вдоль волокон вместо того, чтобы идти поперек них, плотник своими действиями не способствовал снижению прочности материала. Таким образом он мог производить тонкие и невероятно гибкие доски, которые, когда их использовали еще свежими, довольно легко поддавались сгибанию и формованию в процессе строительства корпуса. Как мы убедимся, доски в днище Гокстадского корабля достигали в толщину всего 2,6 см.

Редко когда древесина пропадала зря. Она требовалась для изготовления нагелей, деталей такелажа, стрингеров, хомутов и штоков и всех тех опор — «стапелей», на которых строился корабль. Лубяное волокно, находящееся сразу же под корой, свивалось в веревки, тогда как опилки и стружка годились для костров и копчения рыбы, сыра и мяса. Вдобавок ко всему отчасти законченный тес мог быть задействован позднее и обнаруживался в болотах, где строители хранили его, чтобы дерево не высохло.

Работая в лесу, судостроители примечали молодые растущие деревья, которые рассчитывали использовать в будущем. На фрагменте вышитого полотна из Байе запечатлены двое рабочих с идеально подходящими для валки деревьев большими топорами, отличающимися длинными топорищами и широкими острыми лезвиями.

Подробные изучения материалов, которые шли в ход у викингов при постройке кораблей, дают возможность установить, что топоры являлись наиболее важными из всех инструментов корабелов. То же самое становится очевидным при наблюдении сцен судостроения на вышивке из Байё, на которых мы можем насчитать топоры ни много ни мало четырех разных видов: одни для валки леса, другие для обтесывания веток, третьи для изготовления досок и, наконец, четвертые для окончательной их обработки. Также находили применение струги, долота, рубанки, молотки, стамески, сверла, разного рода гладилки и ножи. Зато почти нет следов пил, хотя и они, вероятно, использовались в каких-то случаях. Бок о бок с плотниками-корабелами трудились кузнецы, задача которых состояла в том, чтобы поддерживать в рабочем состоянии используемые и изготавливать новые инструменты, а также ковать сотни и тысячи гвоздей и шайб, необходимых при строительстве судов.

Мастера-корабелы не делали каких-то чертежей будущих изделий, они полагались на традиции, которые передавались из поколения в поколение: острый глаз и практический опыт помогали построить корабль таким, каким он и должен был быть построен. Для чего бы ни предназначалось судно — для войны, перевозки грузов и торговли, — базовые характеристики мало чем отличались от традиционно принятых в том, что касалось длины, ширины и глубины, хотя, конечно, корабел мог внести какие-то черты, диктуемые спецификой местных условий или вкусом заказчика.

Реконструкция судна «Скюллелев-2», называющаяся «Хавхингстен фра Глендалоу», в процессе сооружения в Роскилле в 2003 г.

Кораблестроение в IX столетии

Интерьер Усебергской ладьи (1), где демонстрируется прием пришивания поясов обшивки к шпангоутам при помощи интегральных шпеньков. Обратите внимание на L-образный мегинхуф — третья доска от планширя. На (2) показана система крепления и поддержки мачты на Гокстадском корабле. Виден мачтовый рыба-хвостовик и вертикальный рычаг, восходящий от кильсона, который служит для закрепа мачты; также хорошо заметны верхние шпангоуты, ряд щитов и задвижные порты для весел. На (3) показано, как фиксируется к корпусу руль на правом борту. Обратите внимание на то, как надежно руль крепится к борту, оставаясь при этом свободным и удобным при управлении с помощью румпеля. Флюгеры с носов и топов мачт (4) часто заканчивали свой путь на колокольнях церквей, как и показанный здесь образец из Седералы (Швеция).

В судостроении применялись различные инструменты:

В судостроении применялись различные инструменты:

i верхний ряд — слева направо — бурав с грудным упором и сверлами, тесло и струг.

ii средний ряд — формовочные инструменты.

iii нижний ряд — слева направо — колун, молоток и клещи.

Поперечный срез Усебергской (а) и Гокстадской ладей (Ь). Более высокий надводный борт и прочная конструкция Гокстадского корабля очевидны.

В соответствии с традициями, отмечающимися в Йортспрингском, Нюдамском и Квалсюннском судах, ладьи в эру викингов сооружались по принципу «сначала оболочка», который выражался в том, что к установке внутренних усиливающих деталей приступали только после того, как пояса обшивки днища достигали ватерлинии. Строительство начиналось с изготовления Т-образного киля, который водружали на ровный устойчивый «стапель» с применением тяжелых камней для поддержания киля в ровном положении. Затем к килю встык присоединялись носовой и кормовой узлы, и каждый конец всей структуры поддерживался парой высоких деревянных подпорок. На начальной стадии работ за действиями рабочих следил лично мастер-корабел, поскольку неверно изготовленный киль или плохо состыкованные нос и корма могли не только повлечь за собой далеко идущие последствия при управлении судном, но грозили и просто всеобщей разрегулировкой всей структуры корабля. После установки «хребтины» будущей ладьи мастера приступали к формовке корпуса.

Каждый отдельный пояс обшивки делался из нескольких скрепленных между собой стыковыми соединениями досок, каждый нахлестывающийся на другой ряд фиксировали при помощи трех гвоздей, которые расклепывались внутри по небольшим металлическим шайбам. Традиционно каждый открытый конец такого сочленения смотрел в сторону кормы, чтобы сократить возможность проникновения воды. При сборе корпуса было очень важно проследить за тем, чтобы сочленения смещались, т. е. не проходили все по одной вертикальной прямой, не оказывались один над другим, поскольку подобное их размещение создавало потенциальное слабое место. Если же такое случалось, корабль прозывали «лоскутным».

Обшивочные доски резались не по единому шаблону, а формовались в связи с их положением на корпусе, подтесываемые топором с боков. Внешнюю наружную сторону выстругивали так, чтобы она под определенным углом ровно прилегала к следующему налагавшемуся внакладку нахлестом слою. Чуть выше нижнего края внутри с помощью специальных инструментов протачивалась бороздка, в которую прокладывали вервь, сплетенную из шерсти животных, обычно пропитанную и залитую сосновой смолой, что делало сочленение максимально возможно водозащитным.

Закончив процесс установки первого пояса обшивки, плотники сверлили в нем отверстия, а затем прибивали и приклепывали его к нижней части выступающего горбыля поверху киля. Такой стык грозил особенными протечками, а потому непременно проконопачивался веревкой и смолой. Затем накладывали второй пояс, которому, естественно, предстояло крепиться к первому за счет просверленных на расстоянии примерно 18 см друг от друга отверстий и продетых в них и расклепанных после этого гвоздей. Следом за тем наступал черед третьего пояса, с которым проделывалось все то же самое, что и с предыдущим, далее наступала череда очередного эшелона, и так до тех пор, пока сооружение корпуса не заканчивалось. По мере наращивания поясов одного за другим и увеличения высоты бортов корпуса мастер-корабел получал возможность варьировать пропорции и симметрию среза изделия путем изменения угла установки или же ширины каждого следующего из поясов по отношению к соседнему.

Поскольку подобные подгонки осуществлялись исключительно за счет опытных рук и наметанного глаза, некоторые специалисты высказывают мнение, что на данной стадии работ приходила пора корабелу воспользоваться мерилом. Такая «линейка» представляла собой длинную палку с заранее нанесенной разметкой, которая позволяла мастеру сверять пропорции каждого из поясов на разных участках по всей длине с рядом узелков на фиксированной линии, пролегавшей от носа к корме. Как вариант могли использоваться лекала или своеобразные лодочные мерила, помогавшие определить угол установки каждого из поясов обшивки. Надо особо подчеркнуть, однако, что многие корабелы, включая традиционных строителей малых судов в Скандинавии сегодня, остерегаются применять такого рода подспорья.

Реконструкция судна «Скюллелев-3», называющаяся «Poop Эйе» в процессе сооружения в Роскилле. Обратите внимание на подпорки «стапелей» и на напоминающие клешни раков хомуты-зажимы. Подобная сцена была привычной для скандинавских корабелов 1000 лет назад (Музей судов викингов, Роскилле).

После того как на уровне ватерлинии устанавливался мегинхуф, наступал черед ставить на свои места кильсон, шпангоуты, поперечины и вертикальные подкосы. Над мегинхуфом возвышались затем еще от четырех до шести поясов обшивки, в которых прорезались отверстия и к которым добавлялись верхние «ребра». И вот наступал черед крепить мачтовый хвостовик и приторачивать на рулевом борту у кормы установку для корректировки направления движения судна. После этого ладью смолили и конопатили всюду, где только могли остаться малейшие зазоры, и спускали на воду. Затем проводились дотошные проверки на предмет возможных протечек, закладывался и добавлялся, что называется, до упора балласт, после чего мастер-корабел — если все шло нормально — с удовольствием констатировал факт, что работа выполнена вполне удовлетворительно и судно подобающим образом «сидит» на воде. Коль скоро все на этой стадии протекало нормально, корпус ладьи был готов к оснастке.

Строители водружали мачту и крепили к ней рею при помощи «ракке» (rakke — специальная деревянная или веревочная муфта, которая удерживала рею на мачте, обеспечивая по мере надобности возможность вертикального движения по ней. — Прим. пер.). Если судно предназначалось для торговых операций, его снабжали двумя или четырьмя веслами, однако, если ему предстояла воинская карьера, речь могла идти о 30 или даже 60 веслах разной длины. Настилалась палуба, затем в зависимости от кошелька потенциального владельца к конструкции могли прибавить сходни, бочки для воды и железный якорь — изделие, которое ковал кузнец и которое требовало от него большого опыта и мастерства.

В непосредственной близости от верфи трудились другие мастера и рабочие, а также и женщины, задача которых состояла в изготовлении парусов и разнообразных веревок, применяемых в такелаже судна. Свидетельства археологического и документального плана в том, что касается парусов и оснастки, в эру викингов довольно скудны, однако внимательное изучение изображений кораблей на камнях и монетах в период с VIII по XI столетие дает нам в руки своего рода ключи, как и проработка этнологических материалов из Северной Норвегии, где еще в середине XX века рыболовецкие традиции диктовали применение большого прямоугольного паруса. Производство материи, а затем пошив из нее парусов, размеры которых варьировались от 45 до 100 кв. м, являлось, несомненно, не просто нелегким, но и труднейшим делом, требовавшим простора и множества рабочих рук, не говоря уже о навыках и мастерстве мастериц и работниц, так что получавшиеся изделия бывали дорогостоящими, но тем не менее необходимыми. Насколько известно, парусную материю ткали из грубой шерсти, иногда сшивали ее в два слоя, протравливая воском или маслом, чтобы сделать устойчивыми к воздействиям стихии. Чтобы уберечь их от коробления и провисания из-за пропитки, паруса, возможно, усиливали сетками из проложенных по диагонали веревок или тонких кожаных шнурков. Вполне вероятно, что на каменной картине IX столетия из Готланда изображено именно такое приспособление, которое непременно привело бы к появлению на парусах тех характерных ромбов, которые часто встречаем мы в художественных источниках.

Реконструкция торгового корабля викингов XI столетия «Роор Эйе». Обладающая прекрасным корпусом, который переходит в гордо задранные вверх нос и корму, небольшая ладья имеет этакий щеголеватый вид (Музей судов викингов, Роскилле).

На большинстве подобных «панно» также видна «паутина» из разного рода лент внизу паруса, которые, судя по всему, отражают рифовые шнуры. Все эти устройства по принципу действия, должно быть, сходны с парусной оснасткой севернонорвежских рыболовецких лодок, ибо те тоже имеют вплетенные в поле паруса веревки, которые при затягивании их сминают пространства между ними, что приводит к уменьшению площади поверхности паруса. Как альтернатива этому, три или четыре горизонтальных ряда рифовых шнуров давали возможность подвернуть парус, подвязать его и таким образом укоротить. Паруса, несомненно, усиливали по краям веревкой, которая сама по себе, значительно варьировавшаяся по толщине, являлась постоянным спутником моряков и корабелов, используемая как булини, перлини, шкоты и всевозможные крепежи и канаты.

Веревки плелись из конского волоса, лубяного волокна, пеньки и из кожи моржей, китов и тюленей. Из сохранившихся графических свидетельств современников рассматриваемой эпохи напрашивается вывод, что стоячий такелаж был простым и минимальным. Резьба на камнях, изображения на монетах и настенных рисунках неизменно показывают корабли с двумя или тремя вантами, поддерживающими мачту. Они, по всей видимости, крепились к верхним поясам обшивки при помощи пазовых соединений или же через отверстия, просверленные в шпангоутах, а может быть, за счет металлических колец, прикрепленных к тем же шпангоутам или поперечинам. Дополнительную прочность мачте предоставляли передние и задние опоры, закреплявшиеся соответственно у бака и юта. В бегучий такелаж непременно включался фал, который, проходя через отверстие около топа мачты, облегчал задачу подъема и спуска реи и паруса. Угол реи корректировался двумя канатами, тогда как для управления парусом годились другие веревки и канаты — шкоты, булини, таклини и тройной шкот, крепившийся к середине нижней части паруса. Вся оснастка пролегала через множество шкивов, блоков, колец, хомутов и т. п., некоторые из которых уцелели в Усебергском и Гокстадском захоронениях. Предположения о том, как и каким образом они функционировали, остаются, однако, в области догадок.

 

Карви

В начале IX столетия серьезные подвижки в кораблестроении, приведшие к заметному совершенствованию конструкции судов и их оснастки на протяжении двух предшествующих поколений скандинавов, дали старт набегам викингов на побережье Европы. Набеги осуществлялись командами, которые имели при себе товары для продажи или бартерного обмена, однако когда подворачивалась возможность, викинги отваживались применить силу и отобрать то, что им приглянулось. Почти совершенно точно известно, что ходили они в походы на кораблях, называемых карви. Годные для дальних рейдов, торговли или просто прогулок вдоль побережья, подобные суда получили широкое распространение — именно такие ладьи были обнаружены в королевских погребальных курганах в Усеберге и в Гокстаде, что в Норвегии.

 

Усебергская ладья

Несомненно, Усебергская ладья представляет собой самый потрясающий корабль, сохранившийся и дошедший до нас из далекой эры викингов. Раскопки шли летом 1904 г. неподалеку от фермы Усеберг на западном берегу Осло-Фьорда в округе Вестфолд (Норвегия).

Судно погребли в стороне от моря, неподалеку от ручья. Изначально ладью скрывал внушительный могильный курган, достигавший 6,5 м в высоту и 40 м в диаметре, однако к тому времени, когда профессор Габриэль Густафсон приступил к раскопкам, время — многие столетия — сделало свое дело, снизив высоту холма всего до 2,5 м. Оседание кургана и вызываемое им повышение давления воздуха привело к появлению почти совершенно изолированного и герметичного пространства внутри, что в сочетании с другим фактором — консервирующими свойствами сырой голубой глины — максимально замедлило процесс разложения и помогло сохранить не только сам корабль, но и, что называется, сопутствующее снаряжение, захороненное с ним.

Между тем захоронению не повезло. Еще в раннем Средневековье гробокопатели пробили туннель в курган, прорубились через нос корабля и через крышу усыпальницы. Скелеты обитателей, а точнее, обитательниц гробницы, двух женщин, и некоторые их личные вещи были разбросаны, и нет никаких причин удивляться тому, что археологи не обнаружили в могиле ни следа украшений или каких-либо драгоценных металлов.

Лесохимический анализ, которому подверглись дубовые бревна, пошедшие на сооружение усыпальницы, дает право назвать датой погребения 834 г. Сама же ладья, однако, появилась на свет гораздо раньше и датируется примерно 800 г. Будучи меньшим по размерам, чем обычный лангшип, судно относится к классу «нарви». Как мы скоро увидим, построили его для роли своего рода прогулочной яхты высокородной особы.

Кроме отдельных узлов, корабль полностью изготовлен из древесины дуба, он имеет 21,58 м в длину, 5,1 м в ширину в наиболее широкой точке по бимсу у миделя корпуса. Судно очень неглубокое — высота его от основания киля в середине и до планширя всего 1,58 м. В сечении киль Т-образный, длина его 19,8 м, и изготовлен он из двух кусков дерева. Они скреплены примерно в 4 м от кормы соединением вполунахлёст (внапуск, или в косой накладной замок) и заклепаны гвоздями. У миделя глубина киля достигает 25 см, а ширина — 20 см, сужаясь до 13 см в направлении носа и кормы. Основание киля представляется длинной и немного изогнутой балкой, тянущейся от носа к корме, с максимальным заглублением или осадкой по центру корпуса, где он наиболее широк, что позволяет очень легко поворачивать ладью на воде. Великолепно украшенные нос и корма вырезаны из тщательно отобранных кусков дуба и закреплены нахлестным соединением в месте сочленения с килем.

Тщательно восстановленная Усебергская ладья в теперешнем ее виде в Музее судов викингов в Осло. Завитый нос, щедро украшенный переплетающимися фигурками разных существ, заканчивается змеиной головой. Считающаяся местом последнего упокоения королевы Осы, Усебергская ладья — молчаливое свидетельство развившегося кораблестроительного искусства викингов, построивших такое замечательное судно (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Корпус состоит из 12 традиционным способом накладывающихся один на другой поясов обшивки с каждой стороны, девять из которых формируют днище корабля. 10-й, или мегинхуф, облегчает переход от днища к борту, 11-й и 12-й возвышаются над ватерлинией. В месте, где пояса соединяются между собой, они проконопачены пропитанной смолой шерстью и скреплены вместе железными гвоздями с круглыми шляпками, которые расклепаны поверх небольших квадратных шайб внутри корпуса в обычной для «клинкерного» метода манере. Отдельные пояса достигают наибольшей толщины в середине и демонстрируют тенденцию делаться тоньше ближе к носу и корме. Девяти поясам снизу от ватерлинии полагается быть тонкими и гибкими, потому они обработаны так, что толщина их составляет 2 см, тогда как 11-й и 12-й слои, которым требуется большая прочность, колеблются от 2,5 до 3 см. Как и обычно, мегинхуф с его основной задачей усиления конструкции — самый тяжелый из поясов во всем корпусе. Напоминающий инвертированную «L», он выступает как карниз по ватерлинии, позволяя идущим на плавный сгиб планкам внизу встречаться с двумя верхними поясами, стоящими к нему почти под прямым углом. В результате именно такого размещения узлов обшивки суда имеют столь низкую и приземистую посадку, однако низкие борта неизбежно приводят к захлестыванию в условиях волнения на море.

Усебергская ладья. Корабль обнаружили с поставленным как для плавания рулем и с носом, направленным на юг к открытому морю. Внутри находились скелеты двух женщин. Судно зафиксировали внутри захоронения за счет толстого и крепкого перлиня, привязанного к большому камню около носа. Затем камни положили вокруг ладьи и на нее, после чего покрыли дерном и торфяной породой, насыпав в итоге внушительный курган. Огромный вес кургана — оценивавшийся в 6000 тонн — привел со временем к оседанию могилы, в результате чего ладья сильно пострадала.

Вырезанная на найденной в Усеберге деревянной раме повозки голова викинга IX столетия. Как и во всех прочих случаях, когда мы находим изображения викингов их современниками, этот викинг имеет усы и бороду (Музей судов викингов, Бюгдей).

Все сочленения в поясах представляют собой косые стыки, однако открытый конец не всегда обращен к корме, как полагается по традиции. Кроме того, в районе бака и кормы отмечается некоторая «лоскутность». Между тем внутренние крепы в таких слабых местах достаточно сильны для того, чтобы скомпенсировать огрехи при строительстве внешней обшивки корпуса судна.

Первый пояс прибит к килю, а пояса от второго до восьмого связаны китовой щетиной с 17 расположенными на равных расстояниях по длине шпангоутами за счет соответствующих рядов креплений, или шпеньков, выступающих из досок с внутренней стороны. Ровно оструганные наверху, шпангоуты имеют гребешок внизу, который просверлен так, чтобы пропускать в отверстия завязки из китовой щетины, идущие из вышеназванных креплений на досках обшивки. Девятый пояс и мегинхуф прибиты нагелями к верхним участкам шпангоутов. Мегинхуф служит также в роли места встречи последних с поперечинами, или бимсами, которые как бы связывают шпангоуты с разных бортов. Бимсы поддерживаются вертикальными подпорками, вставляющимися в пазы внизу доски, и вырезаются соответствующим образом, чтобы стыковаться со шпангоутами внизу. 11-й и 12-й пояса приклепываются к подкосам, которые, в свою очередь, таким же путем прикрепляются к поперечинам и обеспечивают корпусу ладьи дополнительную прочность. 12-й пояс служит планширем и имеет 15 круглых весельных портов. Каждый из них снабжен направленной вверх и к корме прорезью, через которые способна пройти лопасть весла, что позволяет убирать их изнутри судна. У самого близкого к носу отверстия прорезь, однако, отсутствует, поскольку сужение корпуса в этом месте не позволяет вставлять весло изнутри. Весельные порты не имеют ставень, а это говорит о том, что судно никогда не планировали использовать в открытом море.

Ряд щитов формировался за счет тонкой «вешалки» — сосновой планки, пролегавшей с внешней стороны планширя. Удерживалась она рядом выступающих колышков, между которыми образовывались промежутки, позволявшие ставить в них щиты. Расположение последних четко рассчитывалось так, чтобы они не перекрывали весельных портов и позволяли бы беспрепятственно грести, когда щиты находились на месте.

Палубу ладьи изготовили из сосновых досок толщиной 2–3 см. За исключением досок в носу и корме и по обеим сторонам мачты, палуба прочно приколочена к поперечинам гвоздями. Столь изрядное ограничение в доступе к пространству внизу под палубой служит еще одним аргументом в пользу того, что судно не предназначалось для длительных и трудных путешествий.

Корабль, изображенный на резьбе по камню VIII века и обнаруженный в Четвиде (Готланд), имеет разительное сходство с Усебергской ладьей, что, вероятно, должно убеждать нас в том, что королевские погребальные суда не есть некие уникальные корабли и что подобные ладьи существовали во многих частях Скандинавии. Обратите внимание на очень низкий надводный борт и на так часто встречающийся узорный парус.

Мачта сделана из сосны, и, как считается, она достигала 12–13 м в высоту. Кильсон, в котором находится основание мачты, покоится сверху на киле, однако не прикрепляется к нему. Короткий и не очень основательный для судна такого размера кильсон простирается лишь на два корабельных шпангоута и поддерживается с каждой стороны двумя креплениями. Гнездо мачты имеет закругление в передней части, задняя же вырублена в форме квадрата — простое и остроумное решение, позволяющее снимать и ставить мачту, обеспечивая ей надежное основание в процессе хождения под парусом. Прямо перед гнездом древесина кильсона вздымается кверху, образовывая вертикальный рычаг, который не только сопровождает мачту, как бы указывая ей путь в гнездо, но также служит и в качестве опоры после того, как она, покинув кильсон, уходит выше через рыбу-хвостовик на уровне палубы. Хотя последний и покрывает четыре поперечины, он, как и кильсон, довольно субтильный в своей основе. В попытке усилить конструкцию хвостовик выполнен в форме арки, идущей от носа к корме, и поддерживается поперечиной перед мачтой, которая — чтобы соединиться с ней — выгибается над уровнем палубы. Подобное решение, несмотря на то что оно дало возможность дополнительно усилить мачту, сработало только отчасти, поскольку хвостовик треснул, вероятно, от воздействия нагрузок, когда ладья шла под парусом, и его подремонтировали с помощью двух полос железа. В то время как носовая часть хвостовика закрытая и массивная, на кормовой стороне его имеется широкий желоб, в который полагалось вкладывать мачту, когда она находилась в спущенном состоянии. При поднятой мачте желоб заполнялся плотно пригнанным дубовым полуклюзом.

Деревянный брус длиной 12,5 м также был обнаружен вместе с судном, и, если учитывать пропорции корпуса и вышеупомянутого деревянного узла оснастки, некоторые склонны считать его реей. Ракке, которая, должно быть, фиксировала рею на мачте, также сохранилась. Между тем парус Усебергской ладьи не отыскался, наличие на ней такелажа вообще можно лишь предполагать. Передние и задние опоры тоже почти наверняка использовались для поддержки, а кроме того, для установки и снятия мачты, и, несмотря на отсутствие постоянных фиксаторов для таких важных узлов, как ванты, они могли вставляться в отверстия, просверленные в подкосах. Нет сомнения, снасти такелажа и нижние — шкотовые — углы паруса крепились к шпунтам в сторону кормы от третьего и четвертого шпангоута.

Дубовый руль со всей его гибкой и подвижной оснасткой — в этом случае представленной сосновыми корнями — и коническим бобылем установлен на правом борту. Горловина руля удерживается на своем месте на планшире за счет плетеной кожаной ременной скрепы. С целью усилить корпус так, чтобы он мог лучше выдерживать нагрузки, сопряженные с применением руля, к планширю на данном участке приделан массивный дубовый брус, который плавно сужается к корме. Однако при этом не найти даже каких-то следов румпеля.

Зато на борту ладьи отыскались пятнадцать пар весел, варьирующихся в длине от 3,7 до 4,03 м в соответствии с изгибом корпуса и разным расстоянием от ватерлинии. Сами весла окрашены и изящно переходят в напоминающие листья лопасти. Когда ими не пользовались, их складывали в вилкообразные деревянные козлы, установленные bi гутри судна по обоим бортам.

Несмотря на высокое качество работы мастеров и отличное рабочее состояние весел и руля, они не носят на себе никаких следов износа, посему возникает подозрение, что ими вообще никогда не пользовались. Складывается довольно стойкое впечатление, что ладью списали как действующее судно еще до захоронения, вполне вероятно, некоторую часть оригинальной оснастки с судна позаимствовали для других кораблей, а руль и весла изготовили специально для похорон.

Поскольку на корабле нет ни следа лавок для гребцов, выдвигается предположение, что они сидели на морских рундуках. Своими размерами по крайней мере один такой сундук на борту судна делает его идеально подходящим для подобной надобности, даже железные гвозди, которыми сколачивалось изделие, имели луженые шляпки, чтобы предохранить железо — более чувствительный к воздействию брызг морской воды металл. Судно снабжено отлично сохранившимся якорем с дубовым штоком длиной около 1 м и весом 10 кг. На якоре два ушка, или кольца, для пропускания через них каната — одно на самом верху, а другое между лапами. Несмотря на отличную работу кузнеца, якорь слабоват, и мало верится, чтобы он мог прочно удерживать корабль таких размеров. Есть теория, что якорь применялся, когда ладья находилась на берегу, где зацеплялся за что-нибудь, чтобы судно не подняло и не унесло приливом.

Великолепная корма Усебергской ладьи с широким лопастно-образным рулем. Хорошо виден бобыль, на котором к внешней части корпуса внизу закреплен руль, а также сужающийся к корме деревянный брус, усиливающий планширь, горловину руля на котором удерживает плетеная полоска кожи. (Музей культурного наследия Университета Осло, Норвегия).

Была обнаружена даже 7-метровая сходня шириной 30 см и с отверстием с одной стороны, предназначенным для ее крепления к корпусу. Корабль был укомплектован разным хозяйственным инвентарем, в том числе ведрами, корзинами, большим медным котлом для приготовления нищи и бочонком для воды.

И наконец, наступает время сказать несколько слово о превосходным образом сработанных носе и корме. Щедро украшенные и гордо вздымающиеся ввысь, они нависают над ватерлинией на 5 метров и заканчиваются в изысканно сработанных серпантинных спиралях. Те не просто придают Усебергскому кораблю необходимую долю грациозности, но и упрочивают его положение как одного из прекраснейших произведений искусства, дошедших до нас из эры викингов. С боков форштевень и корма покрыты резными фризами с изображениями мифических зверей. Типичная для того периода резьба превосходным образом сохранилась. В точке, где дуга переходит в спираль, оформление становится проще, линии имитируют тело змеи и превращаются в голову змея в носу и в хвост на корме.

В тех местах, где начинается переход основной части корпуса в нос и корму, планшири — а они на этих участках сделаны из бука, становясь, таким образом, единственными не дубовыми узлами структуры корабля, — расширяются по мере подъема и несут на себе резные изображения тех же мифологических зверей, что украшают нос и корму. Данные секции носят название «брандеров», и внутри острого угла, образуемого при их встрече, находятся две распорки, покрытые той же резьбой. Верхняя, имеющая треугольную форму, называется «тингл» (tingl), тогда как нижняя поперечная балка известна как «спон» (span).

Совершенно очевидно, что ввиду характерных особенностей конструкции Усебергской ладьи она никак не могла предоставить команде и пассажирам гарантии безопасного путешествия через открытое море. Некоторые ученые считают, что причина хрупкости заключается в своего рода переходном периоде, который переживало кораблестроение в тот момент, и, возможно, под этой теорией есть основания. Вместе с тем является установленным фактом, что и до сооружения Усебергской ладьи корабелы-викинги умели создавать суда, способные пересекать Северное море, что и испытали на собственной шкуре монахи Линдисфарна в 793 г. Очевидно, что Усебергская ладья сооружалась специально для поездок в закрытых водах Норвегии: большую и просторную ладью намеренно адаптировали, переделав в прогулочную яхту для важной персоны, что вполне могла позволить себе королева.

 

Гокстадская ладья

Несмотря на отсутствие замысловатых украшений, свойственных Усебергскому кораблю, Гокстадская ладья с полным правом может претендовать на звание одного из великолепнейших творений корабелов-викингов. Грубая и крепкая — простая, что называется, по-деревенски, — Гокстадская ладья обладает прекраснейшими мореходными качествами. Не будет ошибкой утверждать, что в смысле плавучести она один из самых лучших кораблей, которые когда-либо спускались на воду.

Корабль находился под курганом 43,5 м в диаметре и 5 м в высоту у фермы Гокстад в Вестфолде, недалеко от Усеберга. Раскопки произвел в 1880 г. Николай Николайсен, и хотя могилу давным-давно разграбили, само по себе судно сохранилось в превосходном состоянии из-за голубой глины. В гробнице, сооруженной за мачтой ближе к корме, обнаружился скелет бывшего некогда довольно крупным и сильным мужчины, который скончался в возрасте шестидесяти с небольшим лет. Он располагал всем необходимым для отправки в последний путь: с ним похоронили 12 коней, шесть собак, но что гораздо интереснее — павлина — свидетельство дальних вояжей скандинавов или же экзотических коммерческих связей.

Несмотря на то что дата ввода в строй судна примерно 890 г., основные строительные приемы мало чем отличаются от тех, что бытовали 90 лет назад, когда создавалось Усебергское судно. Оба корабля относятся к классу «карви» и предназначались в первую очередь для поездок вдоль побережья. Вместе с тем есть и отличия, и отличия эти — конструктивные особенности — позволяли Гокстадской ладье пересекать Северное море и даже Атлантический океан в относительной безопасности.

Если не считать сосновых досок палубы, Гокстадский корабль состоял целиком из дуба. Судно несколько более длинное, чем Усебергская ладья, — 23,24 м и максимальной ширины в бимсе у миделя 5,25 м. Масса полностью снаряженного корабля достигала, по оценкам, 20,2 тонны. Клинкерный корпус насчитывает по 16 поясов обшивки с каждой стороны, т. е. на четыре больше, чем у Усебергской ладьи, вследствие чего высота от киля до планширя у миделя достигает 1,95 м, что дает Гокстадскому кораблю значительно более высокий надводный борт и более округлый поперечный профиль, чем видим мы в случае с Усебергским судном. Киль вырублен из высокого и могучего дуба и достигает в длину 17,6 м, так же как и у Усебергской ладьи он напоминает очень ровную и неглубокую дугу. Он, однако, заметно глубже — 37 см у миделя, 40 см в области носа и 42 см у кормы. При Т-образном поперечном сечении донный край посередине корабля достигает 13 см в ширину, сужаясь к носу и корме, тогда как ширина верхнего выступающего горбыля 20 см, что дает широкое и надежное основание для корпуса. Даже при значительном волнении на море такой могучий и отлично сбалансированный киль открывал кораблю возможность к широкому и свободному маневру под парусом, снижая опасность «нахлебаться воды» или перевернуться.

В носу и корме киль стыкуется с двумя переходными узлами, которые, в свою очередь, соединением вполунахлёст или в косой накладной замок крепятся к форштевню и корме. Здесь внешний выступающий горбыль трансформируется в опору, к которой фиксируются пояса обшивки. Верхние части как носа, так и кормы полностью не сохранились — они выступали за ложе из голубой глины, в котором покоилось судно, и в результате этого пали жертвой времени. Хотя нельзя быть уверенным в том, как именно выглядели утраченные элементы, и в носу, и в области кормы заметно, что внутренний изгиб прерывается резко восходящей секцией, при этом так же ведет себя и внешний, что предполагает возможность расширения крайних сегментов — «столбов» — по мере приближения к конечной точке.

Девять подводных поясов обшивки от киля и до ватерлинии гибкие, и доски здесь достигают в толщину обычно 2,6 см. Первый пояс после киля прибит к нему, пояса от второго до восьмого включительно «пришиваются» к шпангоутам за счет снабженных отверстиями шпеньков и пропущенных через них еловых корней, тогда как девятый пояс удерживается нагелями. Переходный десятый пояс, или мегинхуф, 4,4 см в толщину у миделя, он крепится к шпангоутам и поперечинам при помощи нагелей. Корпус Гокстадской ладьи насчитывает 19 шпангоутов, изготовленных из естественным образом изогнутых дубовых ветвей. Последние шпангоуты впереди и сзади отличаются вырубленными в форме ступенек краями, что позволяет им плотно прилегать изнутри к нахлестным поясам, к которым шпангоуты приколачивались гвоздями. Внизу каждой из таких шпангоутов-переборок имелись отверстия для обеспечения стока, к кормовой переборке крепилась рулевая система.

Нижние стороны поперечин, которые соединяют шпангоуты, изогнуты, чтобы обеспечить максимально возможную поддержку мегинхуфу, и концы их по косой прилегают к бортам корабля, образуя полный шов. Поперечины подпираются снизу вертикальными стойками, тогда как у миделя корабля для поддержки некоторых из них служат узлы системы крепления мачты.

Шедевр судостроения. Трудно даже представить себе, что корабелы-викинги смогли создать такое опережающее время творение, как Гокстадская ладья. Обратите внимание на то, какой просторный интерьер у судна, и присмотритесь к транзитному узлу в месте перехода киля в форштевень (Музей культурного наследия Университета Осло, Норвегия).

Гокстадская ладья. Гокстадский корабль обнаружили с 64 щитами на нем, по 32 на каждом борту, покрашенными через один в желтый и черный цвет. Голову на носу сделали по образу и подобию столба с головой животного, найденного среди предметов, украшавших захоронение в Гокстаде. Обратите внимание на сложенные на корме копья и на флюгер. Все точно так, как на резьбе по камню из Смисса (Стенчюрка), что на острове Готланд.

Могучий и вполне способный выдержать нагрузку паруса и мачты кильсон Гокстадской ладьи раскинулся на четыре шпангоута корпуса. Длина его 3,75 м, высота 40 см, а ширина у миделя 60 см; в сторону бака и юта кильсон сужается. Как и у Усебергской ладьи, кильсон к килю жестко не закрепляется, однако, в отличие от вышеприведенного случая, он с обеих сторон прочно соединен мощными подкосами с восьмым, десятым и одиннадцатым шпангоутом от кормы. Конструкция гнезда мачты повторяет таковую у Усебергского корабля, кроме того, впереди десятого шпангоута и гнезда наличествует такой же наклонный вертикальный опорный столб, который поддерживает также десятую поперечину.

Расположенный на уровне палубы мачтовый хвостовик должен был обладать достаточным запасом прочности для того, чтобы поддерживать сделанную из сосны 13-метровую, по оценкам, мачту толщиной 30 см. Соответственно, «рыба мачты» — самый крупный из узлов корабля и куда более массивен, чем его собрат с борта Усебергского судна. Вес вырубленного из единого куска дуба хвостовика достигает почти 4 тонн; он сужается впереди и сзади и напоминает, как и положено, рыбу. Длина его около 5 м, он раскидывается на шесть поперечин и врезан в них. Ширина его в центре — 1 м, а по краям — 42 см; с каждой стороны он прикреплен к поперечинам за счет четырех довольно мощных «коленцев». Мачтовый хвостовик дополнительно поддерживается девятой поперечиной, которая, будучи вертикальной доской, имеет в качестве усиления снизу шпангоут. Как и у Усебергской ладьи, мачтовый хвостовик и у этого судна раздвоен в сторону кормы, чтобы класть в полость мачту, когда она находилась не в рабочем состоянии. Когда же она бывала поднятой, промежуток забивался крепким и плотно подогнанным дубовым клином. Таким образом, мачта обеспечивалась надлежащими по прочности креплениями.

Вполне пригодное для хождения по открытому морю судно, Гокстадская ладья отличается высоким бортом и имеет по шесть поясов обшивки над ватерлинией. Первые четыре скреплены с внутренней стороны прочными подкосами за счет нагелей, сами же подкосы намертво приколочены к поперечинам. Толщина досок трех первых надводных поясов 2,6 см, четвертый, снабженный весельными портами, немного толще — 3,2 см. Всего с каждого борта их по 16 — по паре между каждым шпангоутом, за исключением пространства между крайними шпангоутами с бака и с юта. Расстояние между «ребрами» 1 м, что обеспечивает гребцу идеальное пространство для загребного движения. Весельные порты располагаются в 40 см над палубой. Поскольку никаких следов лавок для гребцов не обнаружено, напрашивается вывод, что те сидели на личных сундуках, грести при такой высоте было бы довольно удобно. Весельные порты, так же как и у Усебергской ладьи, снабжены прорезями, чтобы просовывать через них лопасти весел изнутри судна, однако на Гокстадской ладье они закрываются ловко сработанными круглыми деревянными ставнями, что однозначно говорит о предназначении корабля, в конструкцию которого корабелы заложили достаточно возможностей для преодоления сильного волнения в открытом море.

Внутренний вид Гокстадского корабля. На переднем плане — огромный мачтовый хвостовик с запирающим клином. Обратите внимание на массивные и прочные коленца, или подкосы, прикрепленные к поперечинам. Весельные порты со ставнями различимы в каждом борту наряду с подкосами и верхними шпангоутами, поддерживающими верхние пояса обшивки. Присмотревшись повнимательнее, можно заметить выемки, или канавки, в поперечинах, предназначенные для накладывания на них элементов съемной палубы, а прямо под планширем брус, служащий в качестве подставки для щитов. Справа лежат весла, сходня и рангоуты, виден также деревянный блок, в который вставлялись «бейти-ас» (beiti-ass — особое название для рангоутов. — Прим. пер). Два Т-образных столба предназначены для складирования весел, когда теми не пользовались (Музей культурного наследия Университета Осло, Норвегия).

Реконструкция Гокстадской ладьи в полную величину «Гайя». Базирующаяся в Санне-Фьорде, в Норвегии, «Гайя» была построена в 1989–1990 гг. и теперь регулярно бороздит воды Скандинавии. Достигающая скорости до 17 узлов (31–32  км / ч ) ладья также хаживала по Атлантике в Северную Америку.

Расположенные над 14-метровым поясом последние два яруса обшивки прибиты к рядам дополнительных верхних шпангоутов. Для пущей надежности эти шпангоуты стыкованы с планширем, а кроме того, тянутся вниз за три предыдущих пояса, к каковым крепко-накрепко прибиты гвоздями. Сразу же внизу планширя с внутренней стороны приколочен брус с 11 прямоугольными отверстиями между каждым шпангоутом, который служит в роли подставки, или, если угодно, вешалки для щитов. На Гокстадской ладье насчитывалось 64 щита, которые привязывались к креплению лыковой веревкой — по 32 щита, выкрашенные через один в желтый и черный цвет, перехлестывающие края друг друга и перекрывающие весельные порты по принципу два щита на один порт. Хотя в сагах и повествуется о том, что ходить по морю со щитами на борту будто бы являлось обычной практикой, многие изображения кораблей на каменных полотнах из Готланда противоречат рассказам письменных источников.

На верхних поясах изнутри также имеется по три пары деревянных шпеньков. Они расположены по обоим бортам корабля между первым и четвертым шпангоутами и, вне сомнения, служили удобными приспособлениями, когда требовалось быстро и оперативно зафиксировать какие-то детали парусной оснастки.

В отличие от Усебергской ладьи, сосновые доски палубы не прибиты к поперечинам, а просто опираются на них, положенные в специально прорезанные для таковой цели в них желобки, или канавки. Подобный конструктивный прием открывал легкий доступ к внутреннему пространству корпуса, где хранились припасы и оружие, а это в очередной раз подтверждает правильность мнения в отношении того, что судно строилось для далеких и продолжительных вояжей. Сразу же на уровне палубы и впереди мачты по обоим бортам с внутренней стороны корпуса расположены два прямоугольных блока, надежно прикрепленных там между восьмым и седьмым шпангоутами, считая от носа. В них имеются значительные углубления, назначение которых на протяжении многих лет оставалось загадкой. Теперь же стало ясно, что блоки служили в качестве подпорок для рангоутов, или бейти-ас, нижние концы которых представлялось возможным застопорить в углублении под разными углами, чтобы верхние могли крепиться к парусу в любой нужной точке, позволяя поддерживать его в натянутом состоянии, и способствовали убыстрению процесса смены галса. Паруса на борту не обнаружилось, однако, принимая во внимание размеры мачты и реи, предположительная площадь его должна была, вероятно, составлять 70 кв. м. Найдено множество рангоутов, веревочных снастей и прочего такелажа, однако как именно все располагалось и работало, есть предмет догадок ученых.

Если отвлечься от паруса и его снастей, сильная сторона Гокстадской ладьи кроется в мощи ее весел. Конструкция корабля такова, что планширь пролегает параллельно ватерлинии почти по всей длине, что обеспечивало гребцам возможность загребать воду максимальным количеством весел разом, и вне зависимости от того, какая цель стояла перед командой — пиратствовать на море или проводить набег на объекты на суше, — скорость, которую позволяли развить усилия 32 могучих и опытных гребцов, давала судну определенные преимущества перед преследователями или же перед меньшими кораблями. Поскольку ладья вполне способна принять на борт от 60 до 70 чел. — удвоенный экипаж, — вполне вероятно, что пока одна половина команды сидела на веслах, вторая отдыхала. Обнаруженные вместе с судном сосновые весла рознятся в длине от 5,3 до 5,85 м в зависимости от положения весла на борту корабля.

Кроме того, над палубой высятся три Т-образных столба. Один расположен посредине между мачтой и ютом, другой также на половине расстояния от мачты до бака. Эти вышеназванные два уходят опорами вниз к самому килю, где крепятся двумя шпеньками. Третий столб, помещающийся непосредственно перед мачтой, прибит гвоздями к мачтовому хвостовику. Высота столбов составляет 2,4 м над палубой, а разделяющее расстояние — немного менее 4 м. Как мы уже отмечали, средняя длина весел ладьи была примерно 5,5 м, так что представляется вполне закономерным, что весла — а иногда, возможно, и рея, — когда ими не пользовались, покоились там на приличном удалении от палубы.

Палуба юта приподнята для размещения рулевого, управлявшего расположенным с правого борта рулем, похожим на клинок. Вырубленный из единого куска дуба, руль достигает в длину 3,3 м при ширине 42 см. Он уходил в воду на глубину 50 см под килем у миделя и помогал компенсировать отклонения от курса при смене галса. На нижнем конце с кормы имеется специальный хомут, который предназначается для того, чтобы с помощью привязанной к нему веревки поднимать руль на мелководье. Руль крепится к корпусу точно таким же способом, как его собрат на Усебергской ладье. В том месте, где он сходится с бортом, строители приняли всевозможные меры для усиления конструкции. При ветре, дующем в правый борт, неизбежно повышается нагрузка на соединение, когда же он дует слева, полоска кожи, фиксирующая горловину руля на планшире, тоже подвергается значительному воздействию. Для снижения опасности разрушения борта (и выхода руля из строя) корабелы усилили критические участки за счет набивания изнутри к рулевому шпангоуту и обшивке в том месте корпуса, где в него проходит прут руля, мощного куска дуба, смотрящего в сторону кормы. Кроме того, на том участке, где пролегает крепежная полоса, на планширь и на пояс обшивки под ним с внешней стороны прибили 10-сантиметровый брус. Шейка руля выступает над планширем на 50 см и снабжена съемным румпелем. Он единственный декорированный узел корабля, выполненный в виде покрашенной желтым драконьей головы с раскрытой пастью.

Корабль оснащался якорем длинной 1,1 м, 7,4-метровой сосновой сходней и бочкой на 750 литров пресной воды. Вместе с ладьей земле были преданы три изящные лодочки, шесть разборных кроватей, палатка, большой бронзовый котелок и разнообразная кухонная утварь.

Запечатленная тут на снимке небольшая лодка построена в доке музея Роскилле и представляет собой репродукцию одной из трех таких посудин, найденных в Гокстадском захоронении вместе с большой ладьей. Несмотря на простоту, она отличается теми же грациозными формами, что и сам «материнский» корабль. Кое-где в Скандинавии подобные суденышки находят применение и по сей день.

Все сомнения в отношении мореходных качеств Гокстадской ладьи были развеяны раз и навсегда в 1893 г., когда дотошно скопированная реконструкция, «Викинг», под командованием капитана Магнуса Андерсена покрыла почти 5000 км от Бергена до Соединенных Штатов, спеша на Всемирную выставку в Чикаго. Пройдя за 27 суток Атлантический океан в условиях меняющейся погоды, но без всяких неприятных неожиданностей, Андерсен с похвалой отозвался о поведении судна на воде. Восхищаясь его гибкостью, капитан писал:

…посему днище, как равно с ним и киль могли ходить, отвечая на движения корабля, причем при сильном волнении они поднимались и опускались на 2 см, но, как ни странно, протечек все равно не отмечалось. Эластичность корпуса проявлялась и иным образом. При шторме планширь бывало танцевал, смещаясь до 15 см. Подобная гибкость, да еще в сочетании с прекрасной формой, конечно же, не могла не отразиться на скорости, и порой мы мчались по волнам, развивая 10, а то и 11 узлов (19–20  км / ч ). И это при всей примитивности оснастки и сравнительно малой площади паруса.

Капитан не поскупился и на дифирамбы рулю, который назвал «замечательно восхитительным».

Хотя в XI веке появились более крупные и, если можно так выразиться, специализированные корабли, превосходное судно, найденное в Гокстаде, с полным правом может претендовать на звание «классической» ладьи викингов.