Она будет ненавидеть его, ненавидеть сильнее, чем прежде. Она будет ненавидеть его так сильно, как он ненавидит себя. Она уйдет. Он хотел, чтобы она ушла, так же сильно, как и хотел того, чтобы она осталась.
– История, которую я рассказал о том, как… умер Эдвард. Это была история о смерти Альберта.
– Да, я так и думала.
Он чувствовал себя таким горячим и липким, как тогда в джунглях. Он должен был сказать ей. Ей нужно было знать правду, но ему было тяжело думать. Тяжело сосредоточиться. Чувство вины съедало его. Он не мог забрать правду с собой в могилу. Он никогда не расскажет ей, как Альберт страдал, страдал из-за него. Но ей нужно было знать, что все произошло не по вине Альберта.
– Я не рассказал тебе, как именно все произошло. Я, а не Альберт, играл с детенышем гориллы. Альберт просто стоял в стороне и предупреждал меня… «Не подходи слишком близко», – говорил он. «Все хорошо. Она очень милая. Смотри, она хочет подойти ко мне», – отвечал я.
Я, как обычно, не послушал его. Огромная обезьяна, которая вышла из джунглей, направлялась ко мне. Я был ее целью, потому что она считала меня угрозой. Но Альберт закрыл меня от нее. Как ты не понимаешь? Я должен был умереть. Я никогда не собирался забирать что-то у Альберта. Прости меня.
Сидя на краю кровати, она взяла его за руку. Ее рука была такой прохладной. Он хотел ощутить эту прохладу на лбу, на груди.
– Мне не за что тебя прощать, – тихо произнесла Джулия. – Ты был его младшим братом. Конечно же, он решил защитить тебя.
– Я младше всего на час. – Он с трудом сглотнул, стараясь не обращать внимания на боль в горле. – Я должен был спасти его. Я не должен был настаивать на том, чтобы он поехал со мной на это проклятое сафари.
– Он хотел пойти с тобой. Хотел поехать на сафари. Я прочту тебе его дневник. Ты поймешь. Он думал, что это чудесное приключение. Он не пропустил бы его ни за что на свете. Каждую ночь он записывал воспоминания о ваших приключениях.
– Каждую ночь он говорил о тебе.
– Когда ты выздоровеешь, то сможешь рассказать мне об этом.
– Он хотел, чтобы я отвез тебя в Швейцарию.
Она моргнула и покачала головой:
– Он не говорил зачем?
– Я предположил, что ты хочешь там побывать.
– Не особенно. Может быть, он хотел сделать мне сюрприз? Но я не хотела ехать в Швейцарию.
Его глаза заволокло туманом, пока он пытался вспомнить слова Альберта. Неужели он неправильно их понял?
– В этом нет смысла.
– Так же, как и в том, что ты винишь себя в его смерти. Он будет горько разочарован, если ты продолжишь винить себя. Все произошло так, как должно было случиться. Любой шаг в сторону мог бы изменить всю цепочку событий. Нам всегда кажется, что другой путь был бы лучше. Но реальность такова, что могло случиться что-то и похуже.
Она была права, и из-за него ситуация могла ухудшиться.
– Пожалуйста, не оставайся здесь со мной. Если ты или Элли заболеете…
– Мы не заболеем. Я этого не допущу. И не позволю тебе умереть.
Его губы скривились в ироничной ухмылке:
– Ничего себе!
– Не делай меня лгуньей.
Она не собиралась уходить. Он проклинал самую слабую часть себя, которая обрадовалась этому и хотела, чтобы ее лицо было последним, что он увидит перед смертью; хотел слушать ее голос и ощущать ее прикосновения до самого конца.
* * *
Сегодня мы увидели великолепный водопад. Ах, какой же грохот стоял от падающей вниз воды! Мы стояли на краю скалы, наблюдая за ее невероятной силой, когда Эдвард вдруг сказал: «Разве Джулии это не понравилось бы? Разве ты не хотел бы поделиться с ней этой красотой?»
Я не мог не думать о том, что этот водопад бледнеет перед твоей красотой и ему следовало бы об этом сказать.
Хотя я ужасно по тебе скучаю, я наслаждаюсь путешествием и не жалею, что решил отправиться с братом. Ты была права. Как только у нас появится ребенок, я никогда не откажусь от своих обязанностей и не решусь на что-то столь эгоистичное. Подобное путешествие – замечательный опыт, о котором я буду вспоминать всю свою жизнь.
Что самое странное, каждый вечер мы говорим о тебе, Джулия. Сначала я делился некоторыми из своих любимых воспоминаний о тебе, потому что думал, что если Эдвард увидит тебя такой же, какой вижу тебя я, то начнет по-другому к тебе относиться.
Но если мы сидим у костра, разговаривая до поздней ночи, и я не вспоминаю о тебе, то он делает это сам.
Оторвавшись от записей в дневнике, Джулия посмотрела на человека, который неподвижно лежал на кровати. Она заставила его съесть ледяную стружку и бульон. Без всяких жалоб он выпил горячий тодди, что было неудивительно. Но с каждым часом он становился все слабее.
За окном день сменился ночью. Иногда ей удавалось подремать в кресле. Она открыла окно, чтобы впустить свежий воздух. Как застоявшийся в комнате воздух мог быть здоровым? Иногда она стояла, глубоко вдыхала и думала о том, что узнала от миссис Ларк. Вдова сказала лакею, что Эдвард заставлял их пить до тех пор, пока им не начинало казаться, что они лопнут. Он купил им апельсины и варил суп с курицей и овощами. Она не могла не задаваться вопросом о том, сколь многое он изучил перед своими путешествиями. Он должен был выжить.
Иногда он просыпался, когда она читала, но в основном спал. Она дошла до последней записи в журнале, до последней ночи, когда Альберт опустил перо в чернильницу и перенес на бумагу свои мысли. Она не могла прочитать эти слова вслух. Они предназначались ей, и она должна была прочесть их в одиночестве.
Я начинаю подозревать, что ты ему нравишься намного больше, чем он показывает. Но мне еще предстоит определить, почему он устраивает такое грандиозное шоу.
Я должен признать, что это открытие облегчило мне жизнь. Я отложил составление завещания, поскольку был обеспокоен тем, что он не будет заботиться о тебе так же, как я. Я знаю, что он обиделся бы, если бы я не назвал его опекуном моего наследника. И все же, принимая во внимание его безрассудное поведение, я не мог оставить тех, кого люблю, на его попечение.
Я думал об Эше, но он мой духовный брат, а не кровный. Он возьмет на себя бремя, которое я на него возложу. Да, мой отец обратился за помощью к другу, который никогда не сделал нам ничего плохого, но я всегда хотел вернуться в Эвермор.
Я не хотел, чтобы мой ребенок или ты испытали подобное. А для тебя я хочу чего-то большего, чем крыша над головой, вкусная еда и одежда. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Я боялся, что под опекой Эдварда ты не найдешь ничего, кроме страданий.
Но теперь я верю, что лучшего варианта не найти.
Джулия провела пальцами по его последним словам. Знал ли он, что больше никогда не вернется к ней? Или просто говорил общими фразами?
Зная, что следующая страница будет пуста, Джулия все равно открыла ее. Печаль, охватившая ее, была почти ошеломляющей. Ей хотелось большего: больше слов, больше понимания… и прощения за то, что она испытывала такие противоречивые чувства к его брату.
Но теперь я верю, что лучшего варианта не найти.
В этих словах читалось разрешение. Весь дневник был пропитан любовью. Он любил ее так же сильно, как она любила его. Он хотел, чтобы она была счастлива. Счастье без него казалось ей невозможным и было сродни предательству. Но в то же время в ней крепла мысль о том, что он хотел видеть ее счастливой и поощрял ее найти любовь, жить дальше. Он знал то, что она недавно начала открывать в себе, и если она собирается быть хорошей матерью для их дочери, ей следует сделать так, как хотел Альберт.
Отложив дневник в сторону, Джулия опустила кусок ткани в миску с прохладной водой, выжала его и протерла им лоб, шею и плечи Эдварда, который по-прежнему оставался неподвижным. Его дыхание было едва уловимым, словно он и не дышал вовсе. Его кожа была пугающе горячей на ощупь. Наклонившись, она прошептала:
– Борись за меня, Эдвард. Альберт хотел бы, чтобы ты это сделал. На самом деле он бы настоял на этом. Борись за Элли. Она должна узнать, чем закончится история.
Его глаза медленно открылись.
– В верхнем правом ящике стола. История дописана и ждет, когда ее расскажут.
Он что, всегда будет делать вид, что не слышит ее слов?
– Ты был таким неподвижным, что я испугалась.
Он слегка улыбнулся и ответил:
– Я уверен, что тебе хочется знать, чем закончится история. Я видел подол твоей юбки из детской.
Значит, она попалась. Джулия вздернула подбородок и сказала:
– Это могла быть служанка.
– Почему ты не заходила?
Она отвела взгляд и, прижав ткань к его шее, ответила:
– Я не хотела доставить тебе удовольствие от понимания, что мне интересна твоя история.
– Все они рассказывались для тебя. Все истории, которые я рассказывал в твоем салоне.
Она изучала знакомые черты лица, желая, чтобы он выглядел не таким изможденным. Она задавалась вопросом, почему она не видела в нем Альберта, несмотря на всю их схожесть? Джулия была озадачена.
– Выздоравливай, и я попрошу тебя рассказать и другие.
– Не уезжай в Котсуолдс.
– Сейчас не время и не место.
– Я ослаб от твоей заботы. Время – идеальное.
Ей нужно было отвлечься. Джулия вновь окунула ткань в миску и выжала ее.
– Я еще не решила, что буду делать дальше, и не хочу обещать то, чего не смогу выполнить. Я была бы признательна, если бы ты мог ускорить свое выздоровление.
– И потерять возможность видеть тебя в своей спальне?
Она вновь повернулась к нему и увидела блеск в его глазах. За последние два дня она боялась, что жизнь оставила его.
– Ты ведешь себя неподобающе.
– Тебе это нравится.
Черт возьми, он прав.
– Ты, должно быть, идешь на поправку.
– Слегка, – ответил он и закрыл глаза. – Я не умру, Джулия.
– Слуги будут рады. Они уже имели дело с твоим кузеном, который стоит следующим в списке наследников.
Он усмехнулся и ответил:
– Ты тоже почувствуешь облегчение.
– Небольшое.
Она положила ткань на грудь, около его сердца.
Эдвард сжал ее запястье и сказал:
– Мне жаль, что я не раскрыл тебе правду после рождения Элли. Это было неправильно. Я хочу, чтобы ты знала и поняла, что, если бы в ту ночь все зашло слишком далеко, Эдвард так и остался бы умершим.
Она откинулась назад, не зная, что ответить. Он хотел притворяться Альбертом всю оставшуюся жизнь, чтобы быть с ней. Возможно, подобное заявление должно было польстить ей. Вместо этого оно задело чувство ее собственного достоинства. Она была невольно вовлечена в обман.
– У меня должен был быть выбор.
– По английскому закону у тебя нет выбора.
Потому что женщина не могла выйти замуж за брата своего покойного мужа.
– Выбор есть всегда. Жить по закону или изменить его. Не стоит задумываться, что бы я выбрала.
– Ты права. Я думал только о своих желаниях и о том, как сделать тебя счастливой. Теперь я понимаю, что это было несправедливо по отношению к тебе.
– Это было несправедливо по отношению к нам обоим. Ты действительно хотел жить с женщиной, которая принимала бы тебя за другого?
– Я никогда никого не любил. Я не сведущ в подобных делах.
Она была его первой любовью. Из всех женщин, с которыми он был, Эдвард не любил ни одну. Это казалось ей печальным и лестным одновременно.
– Думаю, ты бы извлек тяжелый урок. В конце концов ты бы возненавидел меня и Альберту. И ты, и я были бы глубоко несчастны.
– Прости меня.
Она приложила палец к губам и сказала:
– Это уже не имеет значения. Важно то, как мы собираемся жить дальше.
– Жить дальше?
– Полагаю, тебе придется выздороветь, чтобы узнать, чем все это обернется.
– Какая ты черствая. Ты даже не дашь мне надежды?
– Я здесь, разве не так?
Этот ответ удовлетворил его. Он закрыл глаза и заснул. Ей хотелось залезть к нему в постель, устроиться у него на плече и заснуть, но она боялась, что, если не соблюдать бдительность, он уйдет. Она помнила, как ее родители шли на поправку, разговаривали с ней и убеждали, что все будет хорошо, а на следующее утро навсегда покинули ее.
Температура спала на рассвете. Она чуть не заплакала от облегчения. Позвав камердинера, чтобы он мог помочь Эдварду в случае необходимости, Джулия пошла в свою спальню и упала на постель с мыслью, что никогда прежде так сильно не уставала.
* * *
Джулия проспала два дня. Затем она дважды приняла ванну и отправилась в детскую. Она смотрела на Элли с порога, не осмеливаясь подойти ближе, так как боялась заразить дочь. Она будет держаться на расстоянии от малышки целую неделю, а потом не отпустит ее от себя в течение двух дней. Джулия насладилась плотным завтраком и, надев плащ, прошествовала к мавзолею. В окружении мраморных стен она изливала душу Альберту, неудержимо плакала, вытирала слезы и проклинала себя, Альберта и Эдварда.
Теперь она знала, что Альберт умер не потому, что был неосторожен и играл с диким существом, а потому, что спасал своего брата. Она положила руку на его памятник:
– Я закончила читать твой дневник. Ты думал обо мне каждый день, как и я о тебе. И я по-прежнему думаю о тебе ежедневно. Я просыпаюсь и задаюсь вопросом: спустился ли он к завтраку? Только ты уже никогда этого не сделаешь… Я должна напоминать себе об этом. Трудно поверить, что прошло чуть больше семи месяцев с тех пор, как мы виделись в последний раз, как я целовала и обнимала тебя, говорила с тобой и смотрела на твое лицо. Скорбь по тебе не уменьшилась. Не знаю, стану ли я скорбеть меньше со временем. Теперь это часть моей жизни вне зависимости от того, хочу ли я, чтобы все обернулось по-другому. Я не знаю, понимал ли ты, что никогда больше не вернешься, но я всем сердцем верю, что ты понимаешь все то, что я чувствую сейчас, и мне нет необходимости объяснять это. Все, что я чувствую к тебе. И все, что я чувствую к Эдварду. Думаю, ты одобрил бы эти чувства. Думаю, именно это ты и имел в виду в своем дневнике. Ты хотел, чтобы я знала, что ты заботишься о моем счастье больше всего на свете.
Она погладила мрамор, желая прикоснуться к Альберту в последний раз.
– Я люблю тебя, Альберт. Я всегда буду любить тебя и скучать по тебе.
Она задержалась в мавзолее еще на несколько минут, прежде чем вернуться в резиденцию. Она не видела Эдварда с тех пор, как у него спала температура. Самое время встретиться с ним вновь.
Он лежал на диване в гостиной. Шторы были раздвинуты, позволяя солнечному свету литься в комнату. Из докладов слуг Джулия знала, что он еще не выходил из своей комнаты. Когда она вошла, Эдвард поднялся. На нем были лишь брюки и свободная льняная рубашка. Она знала, что он уже достаточно окреп, чтобы вернуться к своим обязанностям.
– Тебе необязательно было вставать, – сказала она.
– Обязательно.
Пройдя мимо дивана, она села в кресло, располагавшееся ближе к окну.
– Ты выглядишь так, будто чувствуешь себя намного лучше.
– А ты выглядишь уставшей, – сказал он, заняв свое место на диване, словно боясь подходить ближе.
– Я отдохнула и чувствую себя отлично. Больше никто в поместье не заболел.
– Молюсь, чтобы всех остальных болезнь обошла стороной.
– Я настроена оптимистично.
Она посмотрела на часы, камин и идеально заправленную кровать.
– Похоже, сегодня будет прекрасный день.
– Зима скоро закончится.
Она кивнула, не особо желая обсуждать погоду.
– Не хочешь чаю? – спросил ее Эдвард, и только после этого она заметила чайный сервиз в центре стола.
Ей хотелось бренди, но было еще слишком рано для алкоголя. Поэтому она покачала головой и ответила:
– Нет, спасибо.
Несколько минут они сидели молча. После довольно продолжительной паузы он сказал:
– Я рад, что ты пришла. У меня не было возможности поблагодарить тебя за твою заботу.
– Мои родители умерли от гриппа.
– Я знаю. Мне жаль.
– Это было несколько лет назад.
– Тем не менее тебе было трудно находиться здесь.
– Мне было бы труднее не находиться здесь. Мне жаль, что ты решил не ставить меня в известность о твоей болезни.
– Я не хотел, чтобы ты беспокоилась.
Он слегка покачал головой, и на его лице расцвела самоуверенная улыбка.
– Честно говоря, я больше боялся, что ты будешь радоваться, думая, что я заслужил страдания, нежели беспокоиться обо мне.
– Мне жаль, что я заставила тебя так думать.
Она ненавидела этот непоследовательный разговор.
– У тебя есть бренди?
У него от изумления изогнулась бровь.
– В этой комнате нет. Но я могу послать за ним.
Она покачала головой и махнула рукой:
– Не стоит. Дай мне минутку.
– Конечно.
Она уставилась на руки Эдварда, но при этом чувствовала на себе его взгляд. Слова стали даваться ей намного легче после того, как она вернулась из мавзолея.
– Думаю, я знала.
– Что у меня нет бренди?
Она укоризненно посмотрела на него, пригвоздив к спинке дивана.
– Я понял.
– Я не уверена, что ты действительно понял.
Глубоко вздохнув, она сжала руки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Я чувствовала перемену, но убедила себя в том, что мы с Альбертом изменились за эти несколько месяцев разлуки. Человеку, который отвык от общества другого, легко забыть, как он вел себя. Из-за этого наши воспоминания становятся ошибочными. Но я знаю, что он никогда бы не одобрил то, что я прочла «Мадам Бовари».
– Он мог бы одобрить.
– Нет, не одобрил бы. У него было свое ви́дение правильного. И он не приветствовал бы мои выходки в ванной.
– Я думаю, что ты ошибаешься.
– Нет, ты знал его как брата. Я знала его как мужа. Уверяю тебя, он был бы шокирован, если бы я настояла на том, чтобы доставить ему удовольствие в ванной. Он был добр ко мне. Я никогда не жалела о том, что вышла за него. Никогда. Я никогда не хотела выходить замуж за кого-то другого. Но иногда…
Она глубоко вдохнула, пропустила через себя весь воздух и медленно выдохнула.
– Иногда я вспоминала давний поцелуй в саду. И думала о вещах, о которых не должна думать замужняя женщина. Поэтому я сказала мужу, что мне не нравится, когда его брат со своими дурными привычками живет у нас. Это было легче, чем признать, что он вызывал во мне вихрь смутных чувств. Когда ты вернулся из Африки под видом Альберта, я начала чувствовать себя по-другому. Я любила Альберта и все еще люблю. Я не хотела, чтобы он умирал. Мне было проще игнорировать свои сомнения. И, будучи слишком слабой, чтобы посмотреть правде в глаза, я предала его.
– Ты не…
– Я предала его. Я часами сидела в мавзолее, разговаривая с ним, объясняя свои поступки, разбираясь в своих мыслях и чувствах. Ты не должен сомневаться в моей любви к нему.
– Я не сомневаюсь. И никогда не сомневался.
Она кивнула. Эта ситуация была чертовски трудной.
– Видишь ли, проблема заключается в том, что я влюбилась в человека, который недавно делил со мной постель и помог моей дочери появиться на свет. Чтобы быть полностью честной, я должна была выплакать всю свою любовь к Альберту и признать, что все оставшиеся чувства принадлежат тебе.
– Джулс…
Она подняла руку и прервала его:
– Пожалуйста, помолчи.
Он слегка склонил голову, повинуясь ее просьбе. Это должно было облегчить ситуацию.
– Когда ты заболел и находился в критическом состоянии, доктор Уоррен сказал, что я должна готовиться к смерти мужа. Он считал тебя Альбертом… Я подумала, что будет со мной, если ты умрешь? Часть меня говорила, что в моей жизни не будет смысла, но я знала, что должна жить ради Элли.
– Я обещал, что не оставлю тебя.
Слезы обожгли ей глаза.
– Но я причинила тебе боль. Я заставила тебя подумать, что не хочу тебя.
– И я все равно не разлюбил тебя.
Из ее горла вырвался отчаянный всхлип. Она закрыла рот рукой и посмотрела на него сквозь слезы.
– Что мы будем делать?
Переместившись на другой конец дивана, он приблизился к ней и протянул руку. Она должна встать и уйти, чтобы прекратить это безумие. Вместо этого их пальцы переплелись.
– Я – граф Грейлинг, – сказал он. – Для слуг, лордов и дам. Это все, что имеет значение. Титул. Им все равно, кто его носит, Альберт или Эдвард. Ты – графиня Грейлинг, замужем за графом Грейлингом. Не вижу необходимости признаваться в том, что не моя рука подписывала брачный контракт.
– Это несправедливо по отношению к тебе.
Он сжал ее пальцы и ответил:
– Если мы признаем, что Альберт мертв, британский закон не разрешит мне жениться на тебе.
Она глубоко вздохнула и сказала:
– Да, я знаю.
– Все наши дети будут незаконнорожденными, и у меня никогда не будет наследника.
Отстранившись от него, она сложила руки на коленях.
– Нам нужно немедленно прекратить этот фарс. Тебе нужно отправить заявление в «Таймс» и объяснить, что произошло.
– А как же твоя репутация?
– Не важно. Тебе нужен наследник.
– Я никогда не женюсь, Джулия. Это будет нечестно по отношению к моей жене. Мое сердце всегда будет принадлежать другой женщине.
– Значит, нам придется жить во лжи?
– В этой лжи будет частичка правды. Я люблю тебя. Я хочу быть твоим мужем.
Она покачала головой и ответила:
– Мне нужно время, Эдвард, чтобы быть уверенной. Если мы пойдем по этому пути, дороги назад не будет. Мы уже рискуем будущим Элли, не раскрывая правды.
– У нас есть время до начала сезона, до того, как мы отправимся в Лондон. Но если мы представимся мужем и женой там, нам придется продолжать.
– Когда ты думаешь ехать в Лондон?
– В мае. Мы можем подождать до июня. Я же оплакиваю смерть брата.
А она оплакивала потерю мужа. Как она собиралась притворяться? Чувства к Эдварду нахлынули на нее. Она не знала, появились ли они сами собой или стали отголоском тех двух месяцев, что она прожила с ним, думая, что он – ее муж.
– Ты должен оставаться в этом крыле, чтобы я не поддавалась твоему влиянию.
– Ты хочешь, чтобы за тобой ухаживали?
– Я хочу быть уверенной в своих чувствах.
– Джулия, знай, что, если ты чувствуешь ко мне хоть небольшую частичку той любви, которую испытывала к Альберту, мне и этого будет достаточно. Ради приличия, для высшего света я готов притвориться им. Но я никогда не буду притворяться перед тобой.