Было приятно видеть, как на горизонте появляется Хэвишем. Эдвард не осознавал, насколько сильно скучал по этому месту, пока вновь не увидел его.

– Мы дрались, – тихо сказал он, когда карета свернула на дорогу, которая должна была привести их к поместью. – Мы с Альбертом дрались всю дорогу в Хэвишем-холл и довели солиситора до ручки.

– Как думаешь, твой отец знал, что Марсден сходил с ума? – спросила Джулия.

За время долгого пути они едва обменялись парой слов. Всю дорогу они просто обнимали друг друга. Столько всего еще нужно было сказать!

– Конечно нет. Я не знаю, знал ли кто-нибудь, как сильно он страдал после смерти жены.

– Но сойти с ума…

Эдвард промолчал, решив не показывать, что понял ее. Он забывался в крепких напитках, а Марсден потерялся в прошлом и не пытался отпустить воспоминания. Если бы Джулия ушла навсегда, он бы сделал то же самое. Хотя их будущие отношения должны были быть целомудренными, он, по крайней мере, мог время от времени разговаривать с ней, танцевать на балу, посещать на Рождество и играть с ее дочерью.

– Я была здесь лишь однажды. Не помню, чтобы мне удалось поспать.

Прошло много ночей, прежде чем он наконец смог спать в странной резиденции, застывшей в прошлом.

– Визг и стоны – это всего лишь ветер.

– Но звучит очень печально.

Карета остановилась. Перед тем как выйти из нее, Эдвард наклонился и прошептал:

– Если ты сегодня испугаешься, забирайся ко мне в постель.

Лакей открыл дверь, и она не успела ответить. Эдвард вышел и подал Джулии руку. Соблазнительно взглянув на него, она сказала:

– Я предлагаю тебе сделать то же самое.

Он подумал, что может принять подобное предложение. Он мог бы просто обнимать ее. Хотя в последний раз, когда они спали в одной постели, они зашли намного дальше, чем простые объятия. Они оба не могли сопротивляться желанию. Но ради нее он должен быть сильным, ради нее он должен бороться с искушением.

– Привет! – закричал Локк.

Эдвард посмотрел на своего друга, выходившего из дома. Гости появлялись здесь нечасто, и он заранее послал записку о приезде. Локк с интересом наблюдал за ними.

Затем, обняв Эдварда, он похлопал его по плечу:

– Добро пожаловать, Грей.

Отступив назад, Эдвард сказал:

– Называй меня Эдвардом.

Локк посмотрел на него и перевел взгляд на Джулию:

– Значит, ты знаешь.

– Весь Лондон знает, – призналась она.

Локк поморщился и ответил:

– Должно быть, это было не очень приятно.

– Возможно, пройдет еще какое-то время, прежде чем я снова встану перед палатой лордов, чтобы сделать заявление, – сказал Эдвард.

Покачав головой, Локк рассмеялся:

– Я не пропущу твоих рассказов в следующем году. – Он поцеловал Джулию в щеку и сказал: – Добро пожаловать в Хэвишем-холл. Мой отец обрадовался, узнав о вашем прибытии. Он даже вышел из своих покоев и ждет вас на террасе.

Когда маркиз Марсден встал с кресла, Эдвард был ошеломлен тем, каким хрупким он выглядел. И все же он не изменился. Его седые волосы свисали до плеч, щеки были впалыми, а зеленые глаза такими же ясными, как в тот день, когда Эдвард впервые увидел его. Его внешний вид был обманчив и мог заставить людей подумать, что старик в своем уме.

Он широко развел руками и сказал:

– Эдвард.

Эдвард подошел к Марсдену и позволил ему обнять себя. Объятия маркиза были сильнее, чем он ожидал. Артритные руки Марсдена нежно похлопали его по спине.

– Мне очень жаль, парень, – сказал он голосом, охрипшим от криков и прогулок по болоту в поисках любимой. В его глазах стояли слезы.

Эдвард обнял человека, который заменил ему и Альберту отца.

– Он умер быстро.

Ложь из его уст всегда звучала правдиво.

Но когда старик отстранился, Эдвард осознал, что маркиз понял не только то, что ему солгали, но и почему: в попытке облегчить боль. Марсден похлопал Эдварда по щеке. Он забыл, что маркиз всегда знал, когда кто-то из них лгал, и не одобрял этого. Но Эдвард не сомневался, что старик будет держать все в тайне ради Джулии.

Затем Марсден грустно улыбнулся и протянул руку Джулии:

– Дорогая.

Джулия подошла к старику. Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Нелегко быть тем, кого оставили.

Она бросила взгляд на Эдварда и сказала:

– Да, это правда, но Эдвард оказался отличным источником силы.

– Знаешь ли, Альберту было суждено уйти молодым. У него, как и у моей жены, была старая душа. Я видел это в его глазах. Но ты не перестанешь скучать по нему, не так ли?

– Да.

– Он оставил тебе драгоценный дар.

На ее лице расцвела улыбка, и она ответила:

– Да, именно так.

Взяв Элли из рук гувернантки, которая стояла рядом, Джулия снова повернулась к Марсдену.

– Я хотела бы познакомить вас с леди Альбертой.

– Какой прелестный ребенок! – Он посмотрел на Джулию полным надежды взглядом: – Можно мне ее подержать? Я не уроню ее.

– Да, конечно.

Джулия осторожно передала Элли Марсдену.

Он опустил голову и пробормотал:

– Привет, сокровище.

Элли издала громкий звук, который очень напоминал смех.

Джулия рассмеялась и сказала:

– Она никогда не делала этого раньше, не так ли, Эдвард?

– Нет, не при мне.

Марсден подмигнул им:

– Я знаю, как обращаться с дамами. – Затем он посмотрел на Локка и добавил: – Тебе нужен такой же малыш. Только мальчик. Они смогут пожениться.

Локк закатил глаза, скрестил руки на груди и посмотрел на обширное пространство, которое тянулось к горизонту, словно хотел отдалиться от отца и его замечания.

– Леди Грейлинг, выпейте со мной чаю и расскажите все об этой прелестной малютке.

– Называйте меня Джулией, – ответила она, усаживаясь.

Крепко обняв Элли, словно не желая отпускать, Марсден сел. Эдвард и Локк присоединились к ним, хотя разговаривали в основном Марсден и Джулия. Маркиз действительно хотел узнать об Элли все, хотя на данном этапе жизни малютки рассказывать было почти не о чем. Тем не менее Джулия приложила все усилия, чтобы ответить на вопросы маркиза.

День выдался прекрасный. Все неприятности казались далекими, а невозможные мечты – возможными. Эдвард слушал разговор вполуха. Он чувствовал себя здесь как дома, что вполне объяснимо, ведь в Хэвишеме он жил дольше, чем в Эверморе. В этом месте произошло много приятных событий, связанных с Альбертом. Когда Элли будет постарше, он обязательно привезет ее сюда, прогуляется по обширному поместью и расскажет истории о ее отце.

Джулия была права. Отказать Элли в возможности узнать своего настоящего отца было бы несправедливо. Эдвард не хотел отнимать этого у нее или Альберта.

Малышка начала волноваться, и Джулии пришлось забрать ее у Марсдена.

– Я собираюсь взять ее на прогулку, – сказала она. – Джентльмены, даю вам шанс наверстать упущенное. – С дочерью на руках она сошла с террасы вместе с гувернанткой.

– Принеси нам скотч, Локк, – приказал Марсден. – Я ненавижу чай. Всегда ненавидел.

Когда скотч был разлит, маркиз поднял бокал и сказал:

– За любовь! – Сделав глоток, он вопросительно посмотрел на Эдварда и спросил: – Ты любишь ее, не правда ли?

– Как можно не любить эту маленькую девочку.

Марсден улыбнулся и ответил:

– Я имел в виду ее мать.

Эдвард не удивился способности маркиза разгадывать его чувства. Он мог быть совершенно безумным, но никогда не был глуп.

Локк выпрямился и спросил:

– Ты любишь ее? Как это случилось, черт побери? Ведь ты всегда терпеть ее не мог.

– Не так сильно, как показывал.

– Да, это плохо. И что ты собираешься с этим делать?

– А что мы можем сделать? Закон не позволит нам пожениться. Наши дети будут бастардами. Джулию затравят в высшем обществе. Будущее Элли будет под угрозой. Поэтому я отвезу ее в Эвермор. Она и Элли будут жить там, а я размещусь в одном из других поместий.

– Отвези ее в Швейцарию, – сказал Марсден.

Эдвард рассмеялся, но сразу же взял себя в руки.

– Умирая, Альберт сказал мне то же самое: «Отвези ее в Швейцарию». Я подумал, что она, наверное, хотела посетить эту страну или они планировали отправиться туда вместе. Но когда я спросил ее насчет Швейцарии, Джулия ничего не поняла. Почему вы оба говорите мне об этом?

Марсден посмотрел на него как на сумасшедшего и ответил:

– Потому что там ты можешь жениться на ней.

Эдвард ошеломленно уставился на маркиза.

Старик рассмеялся и пояснил:

– Не думай, что ты первый, кто хочет жениться на жене своего брата. О, некоторые люди будут вертеть своими носами, но пусть они идут к черту. Законы, которые запрещают жениться родственникам по браку, просто нелепы. Такие убеждения – чистое безумие.

Эдвард отметил иронию ситуации: безумный маркиз Марсден называет что-либо безумным.

Марсден ударил кулаком по столу и спросил:

– Разве ты не обращал внимания на то, что происходит в парламенте? Конечно нет. Ты только что занял свое место в палате лордов. Люди уже много лет пытаются изменить этот закон.

– Откуда ты знаешь? – спросил Локк. – Ты не заседал в палате лордов с тех пор, как родился я.

Марсден нахмурился:

– Я читаю газеты. Иногда кто-то пишет мне письма, интересуясь моим мнением. И я знаю одного лорда, который поехал в Швейцарию со своей леди.

Поднявшись, Эдвард вышел из-за стола и подошел к краю террасы.

– Мы просто переедем в Швейцарию. Будем жить там.

Он мог управлять поместьями и оттуда, периодически возвращаясь в Англию.

– Нет, – нетерпеливо заметил Марсден. – Вы поженитесь там, потому что им все равно, связаны люди родственными отношениями или нет. А затем вернетесь сюда. Англия призна́ет брак. Джулия будет твоей законной женой, как и ваши дети. Есть лишь один нюанс: это довольно дорого.

Словно недостаток средств мог помешать ему. Он так сильно любил Джулию. Но почему Альберт, умирая, попросил его отвезти ее туда? Почему…

Эдвард закрыл глаза. Он понял: брат знал о его чувствах к Джулии. Эдвард думал, что чертовски хорошо их скрывал. Но выпивка и саркастические замечания не обманули Альберта.

С последним вздохом Альберт не только ответил на вопрос, которым Эдвард даже не задавался, но и дал ему свое благословение.

* * *

Джулия заметила, что Эдвард направляется к ней. Ей нравилось наблюдать за тем, как он сидит и разговаривает с маркизом и виконтом. Было очевидно, что Хэвишем был его домом, а эти люди – семьей. Между ними существовала особенная связь, и она была рада этому. Она может пригодиться Эдварду в последующие месяцы, если без нее ему будет так же плохо, как и ей без него.

– Прогуляйся со мной, – сказал он, приблизившись к ней.

Она передала спящую Элли гувернантке, взяла его под руку и позволила повести себя в сад, который когда-то считался красивым, а теперь зарос сорняками. Погода и отсутствие ухода сказались на решетках и скамейках, оставив после себя лишь гниющую древесину.

– Только очень выносливая и талантливая женщина сможет насладиться приведением этого места в порядок.

– Главной проблемой для нее станет уговорить Марсдена поменять здесь хоть что-нибудь. Каждый разлагающийся дюйм поместья – это памятник его жене.

– Как он может наблюдать за тем, как все разрушается?

– Не думаю, что он видит реальную картину. Мне кажется, он представляет себе поместье таким же, каким оно было при жизни его супруги. Не позволяя никому ничего трогать, он сохраняет иллюзию того времени.

– Должно быть, он безмерно любил ее.

– Для него она была всем. Я не уверен, хорошо это или плохо.

Джулия не хотела даже пытаться ответить на этот вопрос.

– Она похоронена здесь?

Эдвард указал на небольшой холм:

– На маленьком кладбище за тем холмом.

– Полагаю, вы исследовали это место.

– Мы исследовали здесь каждый уголок.

Он помог ей переступить через упавшее бревно, и они оказались на старой, заросшей травой тропинке. Деревья отбрасывали тень, и Джулия предположила, что Эдвард заботится о том, чтобы защитить ее кожу от солнечного света. А может, он хочет завести ее глубже в чащу деревьев, чтобы поцеловать.

Если так, то он, судя по всему, не особенно спешит. Пристально глядя на нее, он тихо произнес:

– Альберт знал… Он знал о моих чувствах к тебе.

Она моргнула, покачала головой и попыталась понять смысл его слов.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что он велел мне отвезти тебя в Швейцарию.

– Не понимаю. Я уже говорила, что даже не думала о поездке туда. Мы с ним никогда не говорили об этом. Почему он это сказал?

– Потому что там я могу жениться на тебе.

Ее сердце отчаянно забилось в груди, в то время как сама она будто застыла на месте. Она слышала слова, но не могла понять их смысл.

– Марсден знает людей, оказавшихся в подобной ситуации и отправившихся в Швейцарию, чтобы пожениться. С чего бы Альберту говорить мне о Швейцарии, если он не предвидел, что я захочу жениться на тебе?

– Возможно, он просто хотел, чтобы ты приглядывал за мной, и думал, что будет проще, если мы поженимся. Он доверял тебе, Эдвард, и не оставил завещания.

– Может быть.

– Но ты так не думаешь.

Он покачал головой.

– Мне кажется, он знал. Всегда знал. Он неизменно поощрял меня проводить больше времени с ним, с тобой. Я думаю, он знал, чего мне стоит держать дистанцию. Чего это стоило ему, мне и, может быть, тебе. Он понял, что моя любовь к нему не позволит мне сделать что-то плохое по отношению к тебе. Он пытался позволить мне быть собой.

Возможно. Она вспомнила заключительную запись в дневнике Альберта, о которой не рассказывала Эдварду.

– В своем дневнике он написал, что еще не составил завещание, потому что не мог решить, кого назначить опекуном ребенка. Во время вашего совместного пребывания в Африке он пришел к выводу, что никто не позаботится о тех, кого он любит, лучше тебя.

– Джулия, я должен признаться, что пока мы были вместе, меня мучила совесть. Маленькая часть меня упрекала, что я предаю своего брата.

– Я тоже могу признаться в том, что думала об этом. Возможно, именно по этой причине Лондон смог так ясно открыть мне глаза на то, что мы делаем.

– Но если я правильно понял, Альберт одобрил наши чувства.

Он взял ее руку и встал перед ней на колено:

– Итак, Джулия Олкотт, вы окажете мне честь, если станете моей женой. Наш брак и дети будут законными.

Слезы брызнули из ее глаз, и ей пришлось утереть их свободной рукой.

– Не все примут подобный поступок, – продолжил он. – Наверняка разразится скандал, пойдут сплетни…

– Мне все равно. Я выйду за тебя замуж. Я люблю тебя, Эдвард. Я была так несчастна от мысли, что тебе придется оставить Эвермор.

– Я обещал не оставлять тебя, – заметил он, притягивая ее к себе. – Я люблю тебя, Джулия. Люблю с той ночи, когда впервые поцеловал тебя в саду.

Его губы прижались к ее губам, прежде чем она успела вдохнуть. Его руки сомкнулись вокруг ее талии так сильно, словно он не хотел отпускать ее ни на секунду.

Они будут жить в Эверморе вместе. У них будут дети. Они будут счастливы. Возможно, Эдвард прав и Альберт знал о его чувствах. Возможно, он одобрил их. Все, что имело значение сейчас, – это то, что он и Марсден дали им возможность быть вместе.

Когда Эдвард отстранился, из его глаз исчезла печаль.

– Когда ты хочешь выйти замуж? – спросил он.

– Как можно скорее.

Он взял ее под руку и повел к дому.

– Я отдам распоряжения, как только мы вернемся в Эвермор.

– Эдвард, ты должен знать, что я выхожу замуж, потому что люблю тебя.

Он улыбнулся ей и ответил:

– Я нисколько в этом не сомневаюсь.

– Хорошо, потому что я ношу твоего ребенка.

Он застыл как вкопанный.

– Почему ты не рассказала мне?

– Я поняла это в тот день, когда ты сделал заявление перед палатой лордов. Мое откровение только заставило бы тебя беспокоиться.

Он обнял ее и прошептал:

– Боже мой, Джулия…

– Я бы оставила ее и любила. Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы защитить ее.

Он удивленно посмотрел на нее и спросил:

– Ее?

– Мое сердце подсказывает мне, что у нас будет дочь.

Смеясь, он поднял ее и закружил.

– Эдвард!

Наконец он опустил ее на землю и, все еще улыбаясь, заявил:

– Я собираюсь поставить огромную сумму денег на то, что у нас родится сын.

– Но я сказала тебе, что у нас будет дочь. Женщины чувствуют подобные вещи.

* * *

Семь с половиной месяцев спустя на свет появился Эдвард Альберт Олкотт, наследник рода Грейлинг.