Стивен вызвал к себе трех лакеев и двух горничных и распорядился, чтобы они по очереди следили за Мерси. Ни при каких обстоятельствах Джон не должен был покинуть дом. Он ей не доверял.

Не доверял он и себе. Сможет ли не приползти к ней, не свернуться клубочком возле нее, не начать умолять о прощении? Сможет ли забыть ее? Вот почему он уехал в Лондон к Айнсли, где мог утешить себя хорошей выпивкой и предаться размышлениям. Он знал, что поступил опрометчиво, дав ей на прощание целую неделю. Нужно было дать день. Час. А то и полчаса.

Проклятие! Он хотел, чтобы она уехала, потому что она не покидала его мыслей. Как мог он полюбить столь лживое существо?

— В этом доме, знаешь ли, есть и другие комнаты, — сказал Айнсли, входя в библиотеку и усаживаясь в кресло напротив Стивена.

Стивен поднял стакан, осушил его и наполнил снова.

— Меня и эта устраивает.

— Ты не выходишь отсюда уже третий день. От тебя дурно пахнет.

Упершись локтями в колени, Стивен смотрел на виски в стакане, такого же цвета, как ее глаза. Он всегда будет вспоминать о ней, когда ему захочется любимого напитка.

— Смешно. Я наконец-то хочу что-то забыть, но, наверное, не смогу.

— Мерси?

Он поднял взгляд на брата и снова опустил на стакан.

— У нее глаза такого цвета. Когда я вот так поднимаю виски к свету, — он показал, как, — я вижу ее счастливой. А когда возвращаю в тень, вижу боль, которую причинил ей своими словами.

— Ты не хочешь с ней еще раз поговорить?

Он покачал головой.

— Я велел Спенсеру выдать ей тысячу фунтов, посадить в карету и отправить в Лондон. Пусть начинает там новую жизнь сама.

— А Чудо?

— Я поселю ее в Роузгленне.

— Не женившись?

— Получить развод не так-то просто.

— А ты этого хочешь?

— Я хочу избавиться от нее.

Айнсли поскреб ногтем большого пальца ручку кресла, и жутко неприятный звук заставил Стивена поморщиться.

— А что, если… она говорила правду?

— О чем?

— О том, что Чудо оставила мальчишку ей?

— Это невозможно доказать. Ее слова против слов Чуда.

— И ты решил верить словам Чуда?

— Она женщина с норовом, но всегда была честной. Мерси солгала. Она заставила меня думать, что мы провели вместе ночь, чего на самом деле не было, и обманом вынудила меня жениться на ней.

— Ты считаешь, выяснить, что на самом деле произошло в Париже, невозможно? Я так не думаю. Я могу послать туда человека, пусть все разузнает. Жанетт может сказать, где они жили.

— Уже много месяцев прошло. Кто их вспомнит?

— Женщину с волосами такого необычного цвета, как у нее? Может, она и не красавица, но таких не забывают.

— Но я-то забыл.

— Ты все забыл.

Стивен, прищурившись, посмотрел на брата, который снова принялся царапать ручку кресла. Никогда прежде он не видел, чтобы Айнсли нервничал или чувствовал себя неуверенно.

— Черт возьми, ты уже послал человека.

— Я решил, что хуже не будет.

— Ты хочешь доказать ее правоту? Почему? Ты же с самого начала не верил ей.

— С самого начала я чувствовал: что-то тут неладно. Но я не знал, что именно. Поэтому и не доверял ей. Да, я искал доказательства, что чутье меня не подводит. Но украсть ребенка, чтобы заставить тебя жениться… Она ведь думала, что ты умер. Я видел ее лицо, когда она узнала, что ты жив. Она была по-настоящему потрясена и невероятно обрадовалась.

— Нет, Чудо права. Она украла ребенка ради выгоды. Она ведь к тебе пришла за деньгами.

— Это ее отец хотел денег. Она всего лишь просила разрешения остаться няней при ребенке.

Эта мысль ударила в голову Стивену вместе с виски. Он до того рассердился, когда почувствовал себя преданным… Нечестность бросила тень на все ее поступки.

— Она говорила, что любит Джона и уверила нас в том, что она его мать, потому что не нашла другого способа остаться с ним, — пробормотал Стивен.

— Возможно, нам не стоило спешить с выводами.

— Ты матери говорил об этом?

— Она уехала на воды с леди Линнфорд.

— Это не означает, что ты ей не рассказывал.

— Ты слишком подозрителен.

— Это потому, что вокруг меня постоянно что-то замышляется. — Он одним глотком допил виски. — Как только вернется твой человек, сообщи мне.

Снова наполнив стакан, он стал перемещать его от света к тени, от тени к свету. Печаль — радость. Смех — слезы. Отчаяние — надежда. Любовь — пустота.

Мерси уложила последнюю вещь в дорожный сундук и закрыла крышку. Даже недели оказалось слишком мало для прощания, но в эти семь дней вместилась целая жизнь. Она пела колыбельные Джону и укладывала его спать рядом с собой. В сопровождении лакея она гуляла с ним в саду и показывала ему пробуждающиеся почки. Рассматривать ветки ему было неинтересно, но он совсем не капризничал, знай себе мурлыкал что-то тихонечко. Весна была не за горами. Жанетт, которую оставили при Джоне, обещала писать. Возможно, они еще встретятся когда-нибудь в парке.

Можно было бы бороться за право остаться, попытаться убедить Стивена, что она не обманывала его. Но она не могла оставаться здесь в качестве его жены. Он, холодной крымской ночью целую жизнь назад обещавший никогда не обидеть ее, не задумываясь, нарушил обещание. Сначала она хотела напомнить ему об этом, но потом решила, что уже и так достаточно рассказала.

Не важно, чьей вины было больше. Они оба повели себя неправильно, и их прошлое, которое помнила она и которое забыл он, не могло им помочь. Надежды на примирение она не питала и не видела причин оставаться в этом доме.

Она не допустит, чтобы Джон рос в семье, где отец презирает мать. Недостатка в любви мальчик испытывать не будет — благодаря Жанетт. А Чудо о нем забудет и думать, в этом можно не сомневаться. Что, по всей вероятности, только к лучшему.

Мысль о том, что Чудо будет согревать постель Стивена, ранила в самое сердце, и она решила изгнать ее из своего разума так же, как выбросила оттуда все неприятные воспоминания. Наверняка они еще явятся к ней во сне, и уже никто не заставит их отступить, потому что рядом с ней не будет Стивена. Но ничего, она справится.

Беды закалили ее. Она выживет.

Раздался стук в дверь, вошла горничная.

— Миледи, карета ждет. Джеймс снесет ваш сундук.

— Пусть несет. — Она вышла из комнаты и прошла по коридору в детскую.

Увидев ее, Жанетт перестала забавлять Джона, который сидел у нее на коленях.

— Это несправедливо.

— От нас ничего не зависит, Жанетт. — Она взял на руки Джона и стала раскачивать его из стороны в сторону. — Мальчик мой любимый, я буду очень скучать по тебе! Твой отец — хороший человек, хоть и глупый. Знай, душой я всегда буду с тобой.

Она поцеловала его в лоб, потом обняла Жанетт, не желая выпускать его из рук как можно дольше. Подумала, не донести ли его на руках до двери, но не стала этого делать, потому что готова была расплакаться. Что толку оттягивать неизбежное? Она вернула ребенка Жанетт.

— Заботься о моем мальчике. Люби его как своего.

Глаза Жанетт наполнились слезами, она кивнула. Мерси расправила плечи и вышла из комнаты.

Дойдя до середины лестницы, она увидела Стивена, стоявшего в вестибюле. Солнечный свет лился в окна и окутывал его статную фигуру сияющим ореолом, отчего он походил на ангела. Однажды ночью он стал для нее ангелом-спасителем.

Но по выдвинутому вперед подбородку, по жесткости во взгляде она поняла, что сегодня спасать ее он не будет. Спустившись в вестибюль, она остановилась перед ним. Ей хотелось возненавидеть его всем сердцем, но она не могла. Она слишком многим была ему обязана. И где-то посреди осколков разбитого сердца еще оставался кусочек, который бился ради него, ради него одного.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, показавшихся ей вечностью.

Наконец он достал из внутреннего кармана конверт.

— Тысяча фунтов, чтобы ты смогла где-нибудь устроиться.

— Оставь себе. Заплатишь за серебро, которое я украла.

— Мерси, ты не можешь уехать без гроша.

— При мне моя гордость. — Она прошла мимо него, через дверь и по лестнице вниз, осознавая, что каждый шаг отдаляет ее от ребенка.

Я не заплачу, я не заплачу, я не заплачу.

С высоко поднятой головой она подошла к карете.

— Мерси!

Судорожно вдохнув, она собрала остатки сил и мужества, чтобы еще раз увидеть его, и развернулась.

На какой-то миг в его глазах появилась неуверенность.

— Почему ты оставила Джона?

— Я уже говорила. Потому что он — частичка тебя.

— А если бы я не женился на тебе?

— Рассуждать о том, что могло и чего не могло быть, я считаю напрасной тратой времени.

Такой ответ его не удовлетворил. Он хотел большего.

— Когда устроишься, пожалуйста, дай мне знать, где ты, — сказал он. — Лучше, чтобы я знал, куда направить адвоката.

Значит, развод. Он собирался развестись с ней. Еще больше позора, еще больше унижений. Но ничего, она и не такое пережила.

Она вскинула голову.

— Я хочу пожелать тебе кое-чего, мой дорогой супруг. Не пытайся вспомнить, что произошло в Ускюдаре. Потому что, если вспомнишь, никогда себя не простишь.

С этими словами она быстро развернулась и, опершись на руку лакея, забралась в карету. Когда карета тронулась и покатилась прочь от дома, набирая скорость, она не посмотрела в окно. Мерси не хотела, чтобы последним, что она увидела здесь, были одинокая фигура Стивена на дороге и Жанетт в окне с Джоном на руках.

Но с каждым ударом лошадиных копыт силы покидали ее. К тому времени, когда карета выехала на главную дорогу, Мерси уже безутешно рыдала. На ее долю выпало немало страданий, но никогда еще ей не было так больно и горько. Она не знала, как вынести эту боль.

Внезапно раздался крик:

— Стой! Стой, кому говорят!

Карета с грохотом остановилась. Что это? Разбойники?

Боже милостивый, только бы не насильники! Только не это! Дверь распахнулась, она завизжала что было мочи и набросилась на темную фигуру.

— Эй! Хватит! — воскликнул человек, хватая ее за руки и прижимая их к себе, чтобы лишить ее возможности ими размахивать. — Леди Лайонс, это я. Лео.

Узнав знакомый голос, она обмякла.

— Простите. Вы, должно быть, сейчас думаете: вот же дура! — Она посмотрела на его доброе лицо.

Он усмехнулся.

— Наверное, у вас быль тяжелый день. — Лео протянул ей носовой платок. — Идемте со мной. Герцогиня желает вас видеть.

— Хватит с меня упреков.

— Моя дорогая девочка, она хочет предложить вам пристанище.