Хильярд не так скоро оправился от несчастного случая, как предполагал доктор. Только через два дня он окреп настолько, что смог спуститься в гостиную. И хотя Лесли безвылазно пропадала в его спальне, читая ему вслух газеты, и вообще старалась, как могла, поддержать прикованного к постели больного, она была разочарована полной индифферентностью деда. Девушка подозревала, что Анна не одобряет ее постоянного присутствия в комнате хозяина, но решила для себя, что нет ни одной причины, по которой она должна оправдывать себя или извиняться перед экономкой.

После возвращения в Лондон Дейв прислал ей письмо. Молодой человек сокрушался из-за того, что ему так и не удалось посетить Лоскенну, и закончил свое теплое послание словами: «Надеюсь, в недалеком будущем мы встретимся вновь». Лесли оставалось только вздыхать. В ближайшее время ей не покинуть «Клифф-Энд». Да положа руку на сердце, девушка не особо к этому и стремилась, день ото дня все больше и больше убеждаясь, что нужна здесь.

Лесли заставила себя поверить в то, что неизвестный нарушитель границ, шатавшийся по их саду, скорее всего, местный житель, который из праздного любопытства решил взглянуть на место, где в далекой древности происходили весьма драматичные события. В любом случае ее, как медсестру, гораздо больше волновала быстрая утомляемость Хильярда и его упорное нежелание чем-либо занять себя. За время медицинской практики Лесли не раз приходилось выхаживать больных с сотрясением мозга, и она знала, что иногда небольшая на вид ранка может повлечь довольно тяжкие последствия, в том числе касающиеся работы головного мозга. Ей порой казалось, что именно это с дедом и произошло. Однако ее предложение еще разок показаться доктору вызвали такую вспышку гнева, что Лесли предпочла больше об этом не упоминать.

Девушка безмерно обрадовалась, узнав, что Марк собирается навестить Хильярда, и была ужасно разочарована, когда он так и не смог выбраться. Неужели уехал из Лоскенны не попрощавшись? Похоже, он навсегда забыл и о ней, и о ее дедушке.

Измучившись бесплодными попытками разговорить Хильярда и вызвать его на откровенный разговор, Лесли решила воспользоваться хорошей погодой и пойти искупаться. Ночью шел проливной дождь, но утро выдалось ясное и теплое, с моря Дул освежающий бриз. По пути к дому девушка остановилась, заметив, что одна довольно крупная ветка розового куста сломана. Она решила отнести ее домой. Хотя цветы подвяли, на ветке оставалось много полураскрывшихся бутонов, они наверняка распустятся, если поставить их в воду. Наклонившись, чтобы отломить ветку, Лесли заметила прямо под кустом, на сырой земле, отпечаток подошвы и озадаченно уставилась на него.

Недалеко от первого нашелся и второй след. Похоже, тут бродил кто-то, обутый в резиновые сапоги. Дедушка? Но сегодня утром он никуда не выходил. А если бы даже и пошел в сад, то ни за что не стал бы шастать по клумбам.

«Тот самый человек, кого я видела… или думаю, что видела. Это доказывает, что мне ничего не пригрезилось. Здесь кто-то был. Тот, кто не имеет никакого права бродить по саду. Он снова приходил».

Конечно, нет ничего особенного в присутствии постороннего праздношатающегося, но с другой стороны, если кто-то набрался наглости снова и снова залезать на их территорию, он, вне всякого сомнения, должен быть пойман и наказан, решила Лесли. Она искала в телефонном справочнике номер полицейского участка Лоскенны, когда на пороге появился ее дед.

— Кому это ты собралась звонить? — В его голосе отчетливо слышалось раздражение. Такое Лесли частенько замечала за ним в последнее время.

— В полицию. Какой-то идиот шляется по нашему участку. Может, он не совсем того…

К ее изумлению, Хильярд кинулся к ней выхватил телефонный справочник у нее из рук:

— Да какое ты имеешь право решать, что делать? Шляется кто-то! Не городи ерунду! — Заметив, какое впечатление произвел на девушку его выпад, он продолжил более спокойно: — Даже если ты права, полиция здесь ни при чем. У нас в Лоскенне всего один констебль, да и тот слабоумный. Должно быть, ты забыла, что это мой дом, а ты здесь на правах гостьи.

Лесли собралась было возмутиться и сказать, что она хотела как лучше, но решила промолчать. Хильярд явно был не в себе, и дальнейшие препирательства только еще больше его расстроят.

— Что-то мне нехорошо. Совсем не могу работать, — измученным тоном произнес дед, только подтвердив подозрения Лесли. — Я послал мисс Чаллен записку, велел не приходить, пока я не дам ей знать. Постоянный стук клавиш действует мне на нервы.

Когда пунктуальная Анна точно в срок принесла кофе с печеньем, Лесли обдумывала, как бы подвести деда к теме, которая ее волнует. Девушка ужасно переживала из-за непрекращающейся апатии старика и его полного безразличия к повседневным делам.

— Знаешь, дедуля, а я ведь даже ни строчки не прочитала из той книги, над которой ты трудишься, — завела она разговор, отставляя в сторону пустую чашку. — Можно поглядеть на ту часть, которую мисс Чаллен уже успела напечатать?

— Как хочешь, — не выразил особого энтузиазма Хильярд.

Она-то надеялась, что ее предложение пробудит у него интерес или, на худой конец, дед начнет переживать и предупредит ее, чтобы не перепутала страницы.

— Я принесу сюда несколько глав. И если что-то не пойму, спрошу у тебя, ладно?

Выбрав наугад пару глав, Лесли вернулась в столовую и углубилась в чтение. Но книга оказалась настолько скучной, что девушка тут же пожалела о своем предложении. Однако отложить труд деда в сторону она тоже не могла, особенно после настойчивости, с какой добивалась его разрешения. Это показалось бы верхом пренебрежения к труду старика и могло окончательно выбить его из колеи. Поэтому она с упорством переворачивала страницы, в глубине души надеясь наткнуться на что-нибудь интересное. Неудивительно, что Хильярд подобным образом относится к смерти, подумалось ей. Дикари, которых он описывал в своей книге, похоже, находили в ней дьявольское наслаждение.

«В племени тенсети считается, что жертвоприношение родственника или близкого друга способно продлить жизнь, а в некоторых случаях даже и обмануть смерть. Интересно сравнить эту варварскую практику с похожими культовыми обрядами других народов. Энергия жизни, которую символизирует кровь, побеждающая саму смерть, — это элемент многих верований, прослеживающийся даже у европейских цивилизаций, однако тенсети придерживаются мнения, то если кто-то, исключая самих участников, то есть жрецов и их жертв, станет свидетелем ритуала, это сведет все усилия на нет. И все же достичь желаемого результата можно, если придать вольного или невольного свидетеля мучительной смерти. Только жестокая расправа способна искупить его вину. Поэтому я прекрасно знал, на что иду какому невероятному риску подвергаюсь, когда решил подсмотреть за кровавым жертвоприношением тенсети и даже сфотографировать его. И, насколько мне известно, я стал единственным белым человеком, которому удалось сделать это».

Лесли, словно завороженная, не могла оторваться от текста, пока не дочитала его до конца, и только тогда, невольно содрогнувшись от ужаса, отложила листочки. Девушка взглянула на задремавшего деда. Даже думать противно, что именно этот человек стал свидетелем столь омерзительного зрелища. Хотя, судя по последнему предложению, он считал это одним из своих величайших достижений.

Лесли потихонечку сложила странички в нужном порядке и отнесла их в библиотеку, удивляясь про себя, как это такая молодая девушка, как Мона Чаллен, способна перепечатывать подобные пассажи. Однако кто знает, решила наконец Лесли, может, она из тех людей, что работают словно автоматы, не задумываясь над смыслом фраз.

Выходя из библиотеки, Лесли услышала, как дед зовет ее, и поспешила обратно в столовую. Девушку очень взволновала внезапно произошедшая с ним перемена — на щеках горел нездоровый румянец, пальцы нервно барабанили по ручке кресла.

— Принеси мне выпить! — Даже голос его звучал как-то странно, и Лесли с волнением наклонилась к нему:

— Дедушка, тебе плохо? Ты не болен?

— Болен? — раздраженно оттолкнул он ее. — С чего ты взяла?! Просто подумал, не выпить ли мне бренди с содовой.

— Но доктор Ролинсон говорит…

Лесли испуганно отпрянула в сторону, когда дед неожиданно резко вскочил на ноги, оттолкнув кресло и опрокинув стоявший рядом журнальный столик.

— К черту докторов! И если ты не способна сделать для меня даже такую малость, я позову Анну! Она сделает все, что я попрошу, и не станет задавать идиотских вопросов!

— Извини! Конечно, я сейчас.

Как ни странно, выпивка оказала на старика благотворное действие. Через мгновение он уже от всей души благодарил внучку, и Лесли с трудом могла поверить, что совсем недавно этот человек страшно гневался. За обедом дед спросил, есть ли у нее какие-нибудь особенные планы на вторую половину дня.

— Хотела сходить в деревню. Надо кое-что прикупить. Если только я тебе не нужна…

— Нет-нет! Я, как обычно, посплю немного.

По пути в Лоскенну настроение у Лесли улучшилось. Воздух был чист, и после дождя все блестело и сияло. Она сделала покупки и уже пошла обратно, как дыхание ее участилось, а сердечко лихорадочно забилось в груди — девушка заметила Марка.

Он стоял у крылечка ближайшего к ней домика и с кем-то разговаривал. Пока Лесли смотрела на Марка разинув рот, собеседник вышел проводить его до калитки. Точнее, собеседница — Мона Чаллен собственной персоной, в темных брючках, оранжевой рубашке, в черных волосах — лента в тон.

Лесли стояла всего в нескольких метрах от них и, притворившись, будто рассматривает в витрине местного магазинчика различные горшочки и бутылочки, прислушалась к словам Марка:

— Отлично! Заехать за тобой или там встретимся?

Она не расслышала ответа Моны, но звонкий смех больно резанул по сердцу. Лесли украдкой взглянула в их сторону и увидела, что парочка стоит у ворот и девушка держит мужчину за руку, да еще с таким видом, будто имеет на него все права.

Лесли сорвалась с места и быстро зашагала прочь, от волнения не замечая, что идет к почтовому отделению, хотя ей надо совсем в другую сторону. Вскоре она услышала, что ее кто-то догоняет. Совсем близко раздался голос Марка:

— Погоди! Так спешишь, что не можешь уделить мне минутку?

Лесли нехотя замедлила шаг. Отчего-то улыбнуться в ответ на его дружеское приветствие и спокойно поговорить оказалось ей не по силам. Она решила ни в коем случае не упоминать о его встрече с Моной, если только он сам не заговорит об этом.

— Я домой иду, — нашла она довольно дурацкое оправдание, как будто он допытывался у нее, что она делает в Лоскенне.

— Неужели? В эту сторону? — удивился Марк и, когда она вспыхнула и развернулась, добавил: — Можно мне пройтись с тобой? Знаешь, у меня такое ощущение, что ты не рада меня видеть. Это если судить по твоему тону. Видишь ли, голоса — моя специальность.

Замечание было настолько странным и неожиданным, что Лесли раскрыла в изумлении рот:

— То есть? Можно подумать, ты преподаешь вокал или, на худой конец, ораторское искусство. Но я на все сто уверена, что это неправда.

— Ты абсолютно права! Думаю, твой дедушка не рассказывал тебе о цели моих заграничных путешествий.

— Нет, даже не упоминал.

— Ну, в двух словах этого не объяснить, да мне и не хочется загружать тебя. Помнишь профессора Хиггинса из пьесы «Моя прекрасная леди»? Как он мог многое рассказать о человеке, всего лишь послушав его речь? Я занимаюсь чем-то подобным, только в международном масштабе.

— Боюсь, это выше моего понимания.

— Давай объясню. Возьмем, например, разницу в говоре между местным населением Корнуолла и Ист-Энда в Лондоне. Никто не станет отрицать, что те и другие говорят по-английски. Однако я сомневаюсь, что в Лоскенне поймут кокни. В каждой области Англии свои отличия в языке, так называемые диалекты, или акценты, — назови, как хочешь. Именно этим я и занимался за границей — слушал, делал магнитофонные записи и описывал различные способы общения людей. Прости, по-моему, я заговорился. Тебе, должно быть, скучно.

— Вовсе нет. Уверена, что это очень интересная тема. Куда это ты едешь с Моной и зачем?

Марк печально хмыкнул:

— То, насколько вежливо ты это произнесла, лишь подтверждает мою догадку. Ладно, давай поболтаем о чем-нибудь другом. Как там мистер Хильярд? Надеюсь, оправился после несчастного случая?

— Боюсь, что не совсем. — И Лесли принялась рассказывать Марку о странной апатии деда, о полном его безразличии ко всему, даже к работе. Однако из любви к старику она ни словом не обмолвилась о внезапных вспышках гнева и сменах настроения — ей не хотелось сочувствия. Глядя Марку прямо в глаза, Лесли завершила свою исповедь: — Так что теперь Мона Чаллен не приходит печатать его книгу. Интересно, чем она занимается?

— О, такая девица без дела не останется! Всегда найдет, как развлечься, — усмехнулся Марк. — Но если ты и в самом деле волнуешься за деда, почему бы тебе не заглянуть к доктору Ролинсону за советом?

— Да, так я, пожалуй, и поступлю. Может, мне повезет и я застану его дома.

Марк проводил ее до самых ворот и, когда она стала прощаться, неожиданно сказал:

— Сегодня я уезжаю из Лоскенны. Береги себя. Обязательно увидимся, когда я вернусь.

Миссис Ролинсон заверила Лесли, что доктор вернется с минуты на минуту. Пока девушка ждала его в приемной, она вновь прокрутила в голове разговор с Марком. Значит, он сегодня уезжает… с Моной? Невольно подслушанное «Заехать за тобой или там встретимся?» дает повод думать именно так.

Неизвестно, по какой причине это пришлось Лесли не по душе. Если бы Лесли не стала свидетельницей той сцены с Моной, она обязательно выложила бы Марку все как на духу: и о незнакомце, который бродил по их владениям, и о странной реакции деда на ее решимость известить полицию.

Но мысль о том, что Марк в близких отношениях с машинисткой, останавливала девушку.

Ее скорбные размышления были прерваны появлением доктора Ролинсона. Однако, выслушав ее излияния, врач только сокрушенно покачал головой:

— Извините, мисс Мейсон, но я мало что могу для вас сделать. Мистер Хильярд отвратительный пациент, он отказывается от услуг врачей, и все тут. Но я даже рад, что он на время забросил работу над книгой. Знаю, по современным стандартам человек он совсем не старый, но любой, кто долгое время провел в тропиках, рано или поздно сталкивается с определенными проблемами, которые с возрастом только усиливаются. Нет никаких сомнений в том, что воспоминания о пережитых опасностях и неприятных событиях прошлого не идут ему на пользу.

— Но, доктор, он не только работу забросил, — возразила Лесли. — Я бы согласилась с вами, если бы он стал больше проводить времени в саду или на прогулках. Но он вообще не выходит из дому. Раньше он много читал, а теперь просто сидит, смотрит в одну точку… но не отдыхает, а напряжен, как струна, если вы понимаете, что я имею в виду. Похоже, какая-то мысль не дает ему покоя. Не хотелось бы говорить об этом, и я уверена, что это не его вина, но иногда он без причины набрасывается на меня. Ничего подобного за ним раньше не водилось, и я опасаюсь, что виной всему этот удар головой. Может, есть какое-нибудь успокоительное, которое могло бы помочь?

— Я, конечно, могу выписать рецепт, но лекарство придется давать тайком, чтобы он ничего не заподозрил. Сумеете?

— Постараюсь! Как вы считаете, всему виной несчастный случай или здесь что-то еще?

— Трудно сказать. Без томографии и полного обследования ничего нельзя утверждать наверняка. Не мне вам говорить, какой будет реакция мистера Хильярда на подобное предложение!

— Знаю! — тяжело вздохнула Лесли. — Спасибо вам, доктор! Надеюсь, таблетки ему помогут.

Купив в аптеке лекарство, Лесли отправилась обратно в «Клифф-Энд», чувствуя себя намного лучше. Решив, что лечение стоит начать незамедлительно, вечером девушка отважно ринулась прямо на кухню, где Анна грела в маленькой кастрюльке молоко.

— Если это для дедушки, то я сама отнесу, — заявила она.

Лесли ожидала очередной стычки, но, к ее величайшему удивлению, экономка совершенно спокойно согласилась:

— Хорошо, мисс. — Анна наполнила кувшинчик теплым молоком и поставила его на поднос, задумчиво добавив: — Смотрите не оступитесь на лестнице. На верхней площадке очень темно. Я-то уже привыкла.

Лесли проходила мимо библиотеки, и вдруг слегка приоткрытая дверь бесшумно распахнулась настежь, хотя в комнате никого не было видно или слышно. Повеяло холодом, и девушка подумала, не забыл ли дед закрыть дверь в оранжерею. Но времени пойти и проверить не было, потому что молоко могло остыть и подернуться пленкой, а старика прямо-таки по-детски воротило от нее, и он вполне мог отказаться пить.

Без приключений добравшись до самого верха, Лесли поставила поднос на маленький столик и полезла в карман за пузырьком с таблетками. Только она собралась вытряхнуть парочку на ладонь и бросить их в чашку, как снизу донесся звук захлопнувшейся двери. И в этот самый момент прямо у нее за спиной раздался голос Анны, напугав девушку. Рука у нее дрогнула, и таблетки дождем посыпались на пол.

— Если решили дать хозяину аспирин, — экономка держала в руке зажженную свечу, но даже не сдвинулась с места, чтобы помочь Лесли подобрать пилюли, — я не рекомендую вам это делать. Ему от него плохо.

— Это лекарство прописал доктор Ролинсон, — раздраженно бросила Лесли. — И не стоило затевать беготню со свечкой.

Лампа на прикроватном столике в спальне Хильярда еле горела, по углам комнаты притаились зловещие тени.

— Вот, — ласково улыбнулась Лесли. — Я принесла тебе молока. Выпей, пока не остыло.

— Ладно, Анна, сейчас выпью.

Лесли невольно шагнула назад. Старик ждал Анну, которая всегда приносила ему молоко, поэтому не узнал внучку в полумраке.

— Ты уверена, что он уехал? И не вернется? — В голосе его слышался страх.

— Конечно, — успокоила его Лесли. Она решила, что речь идет о Марке. Но зачем так волноваться о его отъезде?

Девушка поспешила вниз, в библиотеку. Никаких признаков присутствия чужака не наблюдалось, хотя дверь в оранжерею действительно оказалась незапертой. Ночь стояла чистая, светлая. Повинуясь внезапному порыву, Лесли вышла в сад и направилась к кустам тамариска.

Но там она и остановилась, заметив впереди мужскую фигуру. Человек стоял у гранитного алтаря спиной к ней. Снова этот нарушитель границ! — подумала девушка, и злость на то, с какой настойчивостью он появлялся в их владениях, прогнала всяческий страх. Если он еще осмелился пробраться в дом… Лесли храбро направилась к нему, желая раз и навсегда положить конец этому безобразию. Человек немного повернул голову, как будто услышал ее приближение, и у девушки вырвался из груди вздох облегчения — лучик луны блеснул на полицейском шлеме. Анна, а может, Марк наверняка предприняли меры предосторожности, позвонили местному констеблю и попросили приглядывать за «Клифф-Эндом».

— Добрый вечер! — весело начала она. — Как я рада, что вы здесь! Тут кто-то все время шляется…

Слова застряли у нее в горле. Обернувшееся к ней лицо вовсе не принадлежало розовощекому полицейскому из Лоскенны. Пергаментного цвета, оно больше походило на голый череп, а из-под шлема на нее уставились две черные впадины.