Какова бы ни была презумпция невиновности, тем не менее похоже, что группа людей, недавно задержанных в Великобритании по подозрению в убийствах на религиозной почве, — профессиональные медики. Я рос как раз в ту пору, когда в ходу было страшное выражение «врачи-убийцы», отражавшее маниакальную подозрительность Сталина к своим еврейским врачам и их злокозненному заговору, паранойю, едва не приведшую к официальному погрому в Москве, помешала которому только своевременная естественная смерть старого изувера. А теперь все указывает на то, что заговор врачей действительно имел место в Лондоне и Глазго, а его участники были настолько одержимы смертью и стремлением отнимать жизни незнакомцев, что, когда преступление срывалось в одном месте, они неслись в другое.
Нормальная человеческая реакция на подобное — глубокое потрясение, поскольку предполагается, что к благородному занятию и высокому призванию медицины людей влекут принципы Гиппократа. Помимо того, что на это рассчитывает каждый из нас, обращаясь к врачу, мы также надеемся, что и на политическое поприще врач вступает, руководствуясь мотивами гуманизма. Именно так всегда и было в рядах левых: одним из мощнейших магнитов, привлекавших представителей среднего класса к социализму, являлся опыт работы врачами в трущобах, заставлявший противостоять грубой несправедливости и неравенству распределения, царившему в жизненно важном вопросе оказания медико-санитарной помощи. Именно таков герой романа Грэма Грина «Стамбульский экспресс», человек, подталкиваемый к действию осознанием того, что его пациенты не могут позволить себе лечение, в котором отчаянно нуждаются. Мао Цзэдун написал оду канадскому врачу Норману Бетьюну, изобретателю переливания крови на поле боя, отказавшемуся от многообещающей карьеры ради помощи революционерам в гражданских войнах в Испании и Китае. Сальвадор Альенде в Чили, Вассос Лиссаридес на Кипре — всего лишь два самых известных партийных лидера, заслуживших признательность бедноты попыткой воплотить в политике принципы данной ими клятвы Гиппократа.
Как профессия медицина элитарна, но в существе своем демократична: в идеале врач не вправе отказать в лечении никому и неизменно должен прилагать все усилия для спасения жизни и борьбы с болезнью. Когда мы читаем о врачах, обманывающих своих пациентов или отравляющих их из корысти (или просто ради удовольствия), нас это возмущает, возможно, даже сильнее, чем узнай мы, как клиента пытался обчистить адвокат. Это кажется нам более страшным предательством. Врач как виновник случайного убийства представляет собой кошмарный образ того, кто злоупотребил доверием.
Однако темная сторона медицинской профессии тоже представляет собой часть фольклора. Господин Берк и господин Хэр не всегда дожидались трупов, которые продавали известному хирургу и преподавателю анатомии, и начали убивать. Обозреватель «Файнэншл таймс» недавно назвал Йозефа Менгеле и Че Гевару двумя врачами, оказавшимися способными на изуверскую жестокость. По-моему, сравнение несправедливо: Менгеле был садистом в своей врачебной практике, а Гевара, готовый убивать тех, кого считал классовыми врагами, не осквернял этим профессиональной деятельности. Тем не менее нельзя не считаться с неприятным фактом: у террористических режимов никогда не было недостатка в докторах, готовых выступать консультантами по проведению пыток и даже принимать в них участие, а опыт нацизма научил нас, что в этой профессии достаточно извращенцев, желающих получить свободу рук на проведение ужасающих экспериментов на людях и (подобно доктору Моро Г. Уэллса) удовлетворять свое отвратительное любопытство относительно того, как далеко они смогут зайти. Менгеле отнюдь не единственное доказательство того, что подобным растленным типам по нраву идея «практиковаться» на женщинах и даже детях.
Однако в данном деле извращенность и садизм, кажется, не могут служить объяснением мотива убийств. Когда весь набор твоих инструментов ограничивается автомобилем, полным пропана и гвоздей, нет никаких возможностей ни для проведения экспериментов, ни для вожделенной вивисекции. Поэтому мотивы следует искать в другом. Так почему врачи сделались убийцами в данном случае? Очень просто. Из-за религии.
Можно вспомнить дело Баруха Гольдштейна. 25 февраля 1994 года этот врач израильской армии прокрался в так называемую Пещеру Патриархов в Хевроне и открыл огонь из автомата по толпе молящихся мусульман, расстреляв 29 человек, в том числе стариков, женщин и детей, прежде чем был убит сам. Быстро установили, что Гольдштейн не просто одиночка или псих и прежде уже успел показать свой характер и намерения. Армейские источники сообщили, что он регулярно отказывался лечить арабов, друзов или любых других «нееврейских» пациентов, ссылаясь на авторитет закона Галахи, запрещающего благочестивому еврею помогать нееврею. (Полностью ужасающая история изложена в 6-й главе книги «Еврейский фундаментализм в Израиле» Исраэля Шахака и Нортона Мезвински.) По представлениям Гольдштейна, принципы Гиппократа подчиняются ортодоксальному учению, и нашлись раввины, готовые его поддержать и освятить его могилу как место поклонения отважному еврейскому мученику, а ультраортодоксальные поселенцы нацепили детям значки с надписью «Доктор Гольдштейн исцелил недуги Израиля». А теперь иранский врач в старинном и славном университетском городе Кембридж, кажется, настолько помешался на вере, что оправдывал даже убийство мусульман другой конфессии и показал видео обезглавливания соседям, богохульно посмевшим играть на музыкальных инструментах.
Вспомним, как сталинизм именовал себя «великим экспериментом» над человеческой природой, а фашисты любили говорить, что вырезали опухоли общества и искореняли «бациллы», вызвавшие болезнь (еще одна откровенная формулировка) «политического тела». Даже наши метафоры исцеления можно извратить в страшную противоположность. И так ли невероятно, что старейшая и одновременно новейшая форма тоталитаризма — религиозное помешательство — заразила врачей?