Вечеринка вышла, что надо. Большой зал напоминал жужжащий улей — несмолкающие разговоры и громкий смех. Столько знакомых лиц, столько воспоминаний о веселых днях юности, что меня захватил водоворот радости, оставив где-то вдалеке тревожное чувство страха. Подружки по школе и проделкам теперь стали степенными мамашами, но в глазах горел все еще озорной огонек юности.

Тоня последние полчаса смотрела на меня умоляющим взглядом, показывая на свои туфли. Не привыкла моя девочка к шпилькам. Она утащила меня в сторону, но не успела ничего сказать, так как я увидела идущего прямо к нам Савельева. Пашка, как всегда, сыпал комплиментами и сладко улыбался. Чересчур красивый, он всегда точно знал, как действует на девчонок и умело этим пользовался. Я же еще в школе считала его слишком самовлюбленным, но Тоня была влюблена в него по самую макушку и не видела недостатков в упор.

После небольшой официальной части и видео с нашими фотографиями, начались танцы. Я танцевала, не жалея ног, смеялась во весь голос и наслаждалась комплиментами бывших одноклассников. Подругу перехватил Волков и кружил сейчас в медленном танце. Никто не знал, даже Тоня, но я была в него когда-то влюблена. Илья казался мне чуть ли не героем. Он не был злым или глупым, не обижал никого, но всегда стоял за себя и свои взгляды насмерть. Гордая осанка и дерзость, сквозившая во взгляде — мощный коктейль для юной девчонки, какой я была когда-то. Своей непокорностью и ершистостью он сводил меня с ума. Что-то было такое в его глазах, отчего мое сердце всякий раз замирало… В голове вдруг возник образ совсем другого мальчишки, согнав легкую улыбку с моих губ. Почему я сейчас думаю о нем? Почему я вообще о нем думаю? Я бросила еще один взгляд на Илью. Все же они чем-то схожи с Волковым. Не внешне, нет. Но вот взгляд у них очень и очень похож.

Резкий глоток шампанского вдруг пузырится в горле, и я захожусь в кашле, пролив остатки из бокала на платье. Вот черт! Спешу в уборную стереть следы и просушить платье. И немного успокоиться. Когда выхожу, вижу за нашим столом Савельева, который что-то говорит Тоне. Она же во все глаза смотрит на Пашку, никого вокруг не замечая. Я не вмешиваюсь, даю время им поговорить. Это нужно самой Тоне. Столько лет она тайно была влюблена, поставив его на недостижимый пьедестал. Пусть увидит, что он обычный мужик, ничуть не лучше прочих.

— Юлёк, вот ты где! — Ко мне подходит Мишка Красин. Он весь выпускной класс сидел сзади и постоянно просил списать, тыкая мне ручкой в спину. Смотрю на него и вижу, что он почти и не изменился со школы. Все такой же высокий и тощий, разве что вместо непослушных темных вихров на голове модная стрижка, да костюм, а не вечные джинсы и мятая футболка. У него хмельная улыбка на пол лица и чуть стеклянный взгляд. Пьяный.

— Ты обещала мне танец!

Красин прижимает меня к себе, и начинает кружить в танце под «Алешку» «Руки вверх». Он не переставая болтает о чем-то, но я его почти не слушаю, наслаждаясь музыкой, пока слух не цепляет:

— … так я ему и говорю: «Че ты ее брать будешь с собой? Мешать только будет». Скажи, да? Кто с собой на гулянку невесту тащит? Как в Тулу со своим самоваром…

— Какую невесту? Чью? — Спрашиваю, а нутром чую, что ответ мне не понравится.

— Пашки. Савельева. Ты че не слушала? — Хмурит косматые темные брови в негодовании и даже слегка отстраняется, чтобы заглянуть в мое лицо. — Я тебе уже пять минут рассказываю…

— Да я не поняла. А он что женится?

— Ага. Скоро, через две недели. Я б тоже на такой женился, даже если бы она крокодил-крокодилом была. Папуля депутат, владелец заводов, газет, пароходов! — Мишка рассмеялся собственной шутке. — А ему вдвойне повезло: и невеста симпатичная, и папуля богатый. Короче, жизнь у Пашки удалась.

— Да уж, удалась.

Смолкают последние ноты этого затянувшегося танца и сменяются быстрой музыкой, а я спешу уйти от Красина. Мне срочно нужно рассказать все Тоне. За столиком ее уже нет. Савельева тоже. Всматриваюсь в полумрак зала, расцвеченный тусклыми цветными огнями, и вдруг вижу Тоню. Она идет за руку с ним. С Савельевым. На лице у нее застенчивая, но довольная улыбка. «Может они собираются танцевать?» — мелькает мысль. Но они идут через зал, не останавливаясь. Двигаюсь за ними. Мне нужно успеть. Догнать и рассказать.

— Юльчик, давай выпьем! — На пути возникает Сашка Чернов с бокалом, который он сует мне в руку. — Помнишь, как ты меня в третьем классе портфелем по голове ударила? Чуть нос не сломала! А я в тебя был влюблен, между прочим!

— Саш, выпьем конечно, но позже. — Возвращаю бокал однокласснику. — Ладно? Я сейчас, на минутку отойду и вернусь.

Их нет. Ни в зале, ни на улице. Я заглянула в каждый укромный уголок, не поленилась зайти даже в мужской туалет, но тщетно.

Уехали.

Звоню подруге снова и снова. Механический голос сообщает, что телефон выключен.

Вот же сволочь, этот Савельев! Попадись он мне сейчас, придушила бы, честное слово. Я ужасно, просто до бешенства зла на него. А Тоня… да она с ума сойдет, когда узнает! Но и она сейчас вызывает у меня не только чувство тревоги и волнения, но и раздражение вперемешку со злостью. Ну разве можно ехать куда-то с почти незнакомым мужиком? Ну и пускай, они были знакомы раньше, но за десять лет он мог измениться до неузнаваемости — может у него хобби появилось — насиловать девушек, или он увлекся БДСМ. Да мало ли что… наивная и доверчивая. Ох, я бы ее сейчас встряхнула как следует! Наорала бы (куда без этого?), а потом крепко-крепко обняла. Ну люблю я ее, как сестру, которой у меня никогда не было.

Музыка жутко раздражает, громкий смех режет по нервам, словно ножом, да и пьяные мужчины и женщины, бывшие когда-то близкими людьми, уже не кажутся такими родными и веселыми. Ясно одно — оставаться здесь я уже не хочу.

Дома уютно, тихо и спокойно.

Лежу в кровати и думаю, что может все к лучшему? А, впрочем, теперь уже ничего не изменить до завтра.

Как только проснулась, первым делом снова набираю номер подруги, только я так и не дожидаюсь ответа. Волнуюсь за подругу уже не на шутку, поэтому быстро собираюсь и мчусь к Тоне домой. Долго звоню и тарабаню в дверь. Возникшая на пороге Тоня была откровенно расстроена. Новость о Пашкиной невесте радости ей тоже не прибавила, а заставила разрыдаться. Я обнимаю и утешаю подругу, в душе снова жутко злясь на Савельева.

Когда слезы высохли, а мы переместились на кухню, подруга достала ополовиненную в прошлую нашу с ней вечернику на двоих бутылку вина. Теперь разговоры по душам идут неспешно и более откровенно.

— …Он просто козел. — Слишком мягко, на языке вертелись слова и похлеще.

— Да не он козел, а я сама дура. Он просто взял то, что ему с радостью предложили. Я же сама пошла, сама в постель легла… ну его! Как там в психологии? Закрыть этот, как его, гетша — гештальт. Блин, кто слово-то такое придумал?

— Точно! Мы что-то такое учили в институте. И почему я не пошла на психолога? Сидела бы себе вся такая умная и деловая в красивом кабинете, а не тратила нервы на этих спиногрызов, которым ничего не надо. — Сразу же накатила волна легкой паники. Вот уж вспомнила. Понимаю, что хочу оказаться в своей квартире. Сейчас. Сию же минуту. Нырнуть под одеяло и проспать неделю. — Как завтра на работу-то идти? Страаашно.

Очень страшно. Просто до тошноты. Не помогает ни вино в бокале, ни самоконтроль. Сейчас мне хочется оказаться в ласковых маминых объятьях — окунуться с головой, утонуть в них, раствориться, и чтобы завтра не наступило никогда. Глупости, конечно.

«Тебе идет черный. Классное платье» прилетает оповещение вконтакте на телефон от некого Maks $$$. Не открывая сообщение, кликаю на профиль. На аватарке парень в черной толстовке с капюшоном и черной медицинской маске с нарисованной нижней частью челюсти в виде скелета. Лицо почти полностью скрыто, видны только брови и глаза, но это точно он — Гордеев, потому что этот дерзкий взгляд невозможно спутать ни с чьим другим.

Я вспоминаю, что черное платье, которое я в последнее время надевала — это платье на вечеринку. Значит, он точно меня видел в тот вечер. Меня прошибает холодный пот. Глупо оглядываюсь по сторонам, хотя и понимаю, что его тут просто не может быть, но чувство, что он следит за мной, заставляет подскочить к окну и наглухо задернуть занавески.

Я всматриваюсь в черные буквы, сложившиеся в два коротких предложения, а в голове словно рой пчелиный бьются, скребут, жужжат и кусают вопросы. Зачем он мне написал? Что это — новый вид троллинга? Он все-таки с кем-то поспорил, и завтра меня ожидает позорное увольнение? И главное, что со всем этим делать?

Сообщение я решаю игнорировать, и убираю телефон подальше под подушку, поставив на ночной режим. Включила телевизор и попыталась отвлечься, но бездумно щелкала пультом, переключая каналы. Можно было, конечно, Тоне позвонить, но у нее и самой сейчас проблем хватает.

Ночь я провела ужасную. Спала плохо, просыпаясь от каждого шороха, снились какие-то кошмары — то кто-то гнался за мной, то меня запирали в какой-то комнате, и я не могла выбраться. Проснулась я рано и совершенно разбитая. В зеркале отразилась бледная до синевы и лохматая рыжая женщина неопределенного возраста. Поэтому красилась и одевалась я особенно тщательно. К школе шла с колотящимся где-то в пятках сердцем и дрожащими коленками. Тяжелая входная дверь поддается не сразу — сил отчего-то нет. В школе, как всегда шумно, а в учительской бесконечные разговоры. Застываю на пороге, не решаясь сделать шаг внутрь. На меня не пялятся осуждающе и с горящим интересом в глазах, не смолкают при появлении. Все как обычно. Уф! Меня вообще не замечают. Волнение отпускает, я расслабляюсь.

— Коллеги, доброе утро! — Громко говорит вошедшая Ангелина Петровна. Она бегло осматривает учительскую и останавливает свой взгляд на мне. — Юлия Сергеевна, мне нужно с вами поговорить. Пойдемте в мой кабинет.