Он не звонит.

Вот уже неделю мой телефон грустно молчит. А все мои попытки дозвониться оканчиваются одинаково — механический голос бездушно сообщает, что абонент недоступен. От него ни смс, ни звонка. Ни-че-го. И понять бы почему, но ответов нет. Зато Савельев еще три раза наведывался, поджидая у дома. И снова слова про то, что он — лучшее, что мне доставалось в жизни. Для такой-то серой мышки. Невероятная удача. Но кажется, он все же понял, что я так не считаю.

Глядя на себя в зеркало, я и правда вижу только бледную серую мышку. Глупую. Доверчивую. Видимо, я действительно женщина не того уровня. Недостойная любви.

Я устала. Вывернута наизнанку этой оглушающей тишиной, ставшей вдруг такой огромной и пустой, квартиры и молчащим — всегда — телефоном. Одиночество смотрит на меня из каждого угла. Оно было и раньше, но только я совсем не замечала. Считала, что давно привыкла. Тогда, еще пять лет назад, когда родители погибли в аварии. Тогда, правда, было хуже. Больнее. Острее. Сейчас же просто пустота. Серая. Беспросветная.

Я полюбила черный кофе. Горький. Но тем и хорош. А еще теперь вечерами люблю подолгу сидеть, глядя в окно, по которому беспрестанно стекают капли дождя. Он такой же, как и я — холодный, нелюбимый никем.

Говорят, работа помогает сбежать от проблем в личной жизни. Только мне, и тут не везет. Звонки, бумаги, отчеты. Все такое привычное, доведенное почти до автоматизма, что не способно надолго отвлечь от невеселых мыслей. Не помогает и шоколадный торт, купленный для поднятия настроения, но так и нетронутый он который день покоится в холодильнике, как и остальные продукты. Сон меня тоже избегает, и я часами смотрю в потолок на длинные тени, лишь под утро, забываясь на пару часов. И тогда мне снится его улыбка и нежные поцелуи. От этого только хуже — сердце ноет, бьется, терзается. Болит.

Нет только слез. Ни капли.

Дожди кончились также резко, как и начались. Только небо все еще стягивали плотные тяжелые тучи. Ну, прямо, как мое настроение. Я не тороплюсь с работы домой, там меня все равно никто не ждет. Поэтому не еду в тесном душном автобусе, а иду пешком, вдыхая холодный осенний воздух. На улице мало людей, все спешат в тепло своих квартир. И двор, знакомый с детства до самого последнего камешка, такой же пустынный и унылый. Только ветер завывает, да скрипят старые качели.

— Ох! — слышу сзади громкий стон и немедленно оборачиваюсь. Бабушка Варя стоит согнувшись, а рядом на земле лежит пакет с продуктами. У пожилой женщины бледное лицо, что меня не на шутку тревожит. Я оказываюсь перед ней, подхватив под локоть.

— Здрасьте, баб Варя. Вам плохо? Может «скорую»?

— Не надо, деточка. Да вот сердце что-то прихватило. Кольнуло. Сейчас пройдет.

— Давайте, все же «скорую» вызову. — Настаиваю, но в ответ только отрицательный взмах головы.

— Нет-нет, не нужно. Бывает такое иногда. У меня дома таблетки. Сейчас вот приду домой, выпью.

— Я вас отведу.

Подхватываю пакет и неспешно веду женщину к ее дому. Хорошо, что она живет на первом этаже, потому что в старой пятиэтажке нет лифта. В квартире светло и просторно, свежий дорогой ремонт. Я помогаю женщине добраться до дивана.

— Тонечка, у меня в спальне на тумбочке таблетки.

Я бегу за таблетками и водой. Присаживаюсь рядом. Не могу уйти и оставить ее так. Она все еще слишком бледная.

— Детка, поставь-ка чаю. Я тебя пирогом угощу. С яблоками.

— Да не стоит, я не голодна.

— Составь компанию одинокой старушке.

Возразить на это мне нечего. Поэтому я покорно иду на кухню, ставлю чайник и разбираю продукты. Минут через пять, когда выхожу в зал, вижу легкий румянец на бледных щеках и оживший взгляд. Женщина поднимается сама и идет хозяйничать на кухню. Разливает ароматный малиновый чай по чашкам, ставит на стол пирог. Я чувствую себя неуютно теперь, когда опасность миновала. Потому что замечаю знакомые черты. У Ильи такая же улыбка.

— Хорошая ты девочка, Тоня. Правильная. Не то, что сейчас молодежь. Ходят не пойми в чем, дерзят, да по углам целуются.

Киваю в ответ. Что еще тут можно сказать? Для старшего поколения младшее всегда кажется не таким. Пожилая женщина испытующе смотрит на меня, а я и так чувствую себя неуютно. По ее глазам вижу, что она хочет что-то спросить. Так и есть, отпив глоток чая, она произносит:

— А жених-то твой куда делся? Не видно что-то.

Я даже сказать ничего не могу, язык так и прилип к нёбу, да с ног до головы окатывает удушливой жаркой волной.

— Ну тот красивый. Высокий такой. Вы на днях миловались у дома.

Это она про Савельева что ли? Про его попытки меня уговорить?

— Он не жених мне. — Говорю глухим хриплым голосом. — Пристает, проходу не дает.

— Не нравится он тебе?

— Нет. — Чувствую себя, как на допросе, но и промолчать не могу. — Раньше думала, что нравится…

Мы замолкаем ненадолго. Я уже хочу встать, как женщина начинает говорить:

— Илья, внук мой, тоже все никак не женится. Говорит, не встретил еще ту самую. Все ждет чего-то. — От звука его имени у меня внутри все замирает, тело натягивается струной. А баба ВАря продолжает, не замечая моей реакции. — Ты знаешь, какой он у меня замечательный? Сам всего добился, хоть и трудно ему было. Дочка моя одна его растила, на двух работах работала, а потом заболела сильно. Ну и уволили ее. Кому она больная нужна? А Илюшка тогда сам работать пошел. Грузчиком. Днем учился, ночью работал. Вечно в синяках — в школе его дразнили постоянно и задирали, из-за того что он плохо одевается. А с чего ему одеваться? На еду с трудом хватало. Сейчас-то, все слава Богу. — Она вздыхает и смотрит на меня. — Девочку бы ему хорошую.

Киваю и поднимаюсь, чтобы кружку свою помыть.

— Я пойду. Спасибо за чай.

— Тебе спасибо, детка. Заходи в гости. Я всегда тебе рада.

Прощаюсь и стремглав несусь домой. Окунувшись в тишину своей квартиры, лежу на кровати и все думаю о том, что услышала об Илье. Мне так жалко мальчика, которым он был. Неужели в нашей школе творилось такое? Никогда не замечала. А еще, как на повторе, в голове звучат слова «не нашел еще ту самую».