Не прекращая стрелять, Билл подходил все ближе. В полном отчаянии, чувствуя себя Каином, я открыл ответный огонь. Учитывая то состояние, в котором он находился, убить его, по логике вещей, было проще простого. Первая же пуля попала ему в шею — прямо под шлем. В принципе, этот выстрел должен был уложить его наповал, но он продолжал идти. Я выпустил в него еще несколько пуль, из которых одна попала в голову. Она-то его и успокоила. 

Однако даже после того, как мозги Билла, перемешанные с кровью, замызгали пол коридора, его тело продолжало двигаться, как у петуха, которому отрубили голову. Для человеческого существа такое было невозможно… Кроме того, человеческие трупы не издают запах лимона с гнильцой, который стал ощущаться в воздухе с такой силой, что стало трудно дышать.

Меня колотило так, как будто я попал в Калифорнию во время землетрясения.

Глядя на то, что осталось от бывшего моего приятеля, я все глубже осознавал, что передо мной не что иное, как… зомби.

Это слово буравило мозг, буквально разрывая череп, стучало в ушах — зомби, зомби, зомби! Ну, просто дьявольщина какая-то фантасмагорическая. Может быть, Арлин еще и могла бы поверить во всю эту хренотень с прибамбасами — слишком уж много она пересмотрела идиотских, дурацких «ужастиков», — но только не я. Мне и в кошмарном сне привидеться не могло, что я наяву когда-нибудь столкнусь с зомби. Я чувствовал себя как псих, как какой-то сопливый хи-пующий панк, словивший от дури кайф.

Да не бывает же этих треклятых зомби на самом деле! Это же реальный мир, это же…

Гэйтс проковылял еще несколько шагов и упал, окоченев настолько быстро, что, казалось, был мертв уже в течение нескольких часов. Я здорово напугался, но меня тянуло к нему, как железяку к магниту. Я подошел к трупу и дотронулся до него.

Малыш Билли был холоден как лед, тело его уже начало разлагаться.

К горлу подкатил комок, я отвернулся, и меня вырвало. Он весь посинел. Кржа его была жесткой, как из дубильни.

Морской пехотинец Гэйтс превратился в урода-зомби — живого мертвеца. Сначала его убили, а потом высосали из тела все жизненные соки, так что уже через полчаса он стал таким, словно умер много дней назад.

Арлин!..

Теперь мне стало ясно, что делать. Оставалось только надеяться, что я смогу найти у Билли несколько полных магазинов к новому своему приобретению — десятимиллиметровой полуавтоматической пехотной винтовке (мы называли их «Сиг-Кау»). Не дай Бог никому получить ее так, как она мне досталась. Занимаясь мародерством, я только что не рыдал.

У Гэйтса была лишь одна запасная обойма. Магазин в самой винтовке оказался пуст. Когда я перезаряжал ее, меня все еще бил колотун, я ронял пули направо и налево, ползал по полу, собирая их и с трудом прикидывая в уме, кто еще прибежит на звук выстрелов, сразивших моего мертвого приятеля.

Обыскав тело, я пошел прочь — все быстрее и быстрее, и в конце концов припустился бежать. Страшно мне не было — меня душила слепая ярость, хотя внутренний голос, который обычно следит за тем, чтобы я не сорвался с катушек, пытался прокричать что-то о дисциплине, разработке стратегии и сдержанности. Он призывал тщательно и всесторонне проанализировать происшедшее.

К доводам разума следовало прислушаться, однако та часть мозга, которая двигала нижними конечностями, видимо, имела на этот счет другие соображения, потому что ноги мои, не замедляя хода, несли меня прочь от трупа, который некогда был человеком, к ублюдкам, превратившим его в нелюдя.

Я всегда отличался очень неплохим инстинктом самосохранения. Раньше он меня никогда не подводил, даже в самых горячих перестрелках и сражениях, которых немало выпало на мою долю во время службы в морской пехоте. Но здесь, в этой унылой, серой дыре под скалистой поверхностью Фобоса тело мое начало мне изменять. Если бы я только мог хоть на миг перестать думать об этих безвольно расслабленных челюстях и остекленелом взгляде потухших глаз, то, скорее всего, смог бы взять себя в руки. Но страшное лицо напрочь выбивало меня из колеи, а характерное подрагивание правого века Гэйтса, которое так раздражало меня при его жизни, теперь доводидо до исступления. Мысль о том, что мне подмигивал зомби, была непереносима.

Да. Именно зомби. То, что я подобрал правильное определение, немного меня успокоило. Наконец замедлив бег, я стал внимательнее приглядываться к тому, что меня окружало. Теперь вместо стоявшей перед глазами призрачной маски смерти я различал стены коридора, слышал эхо своих шагов, прерывистые хрипы собственного дыхания… и шаркающие звуки еще чьих-то ног.

За поворотом меня поджидали четыре зомби. Они уставились на меня своими мертвыми, остекленевшими глазами. Один из них некогда был женщиной.

Я не знал ее; значит, раньше она работала на Объединенную аэрокосмическую корпорацию. Слава Богу, это была не Арлин. Я даже мысли не мог допустить, чтобы Арлин с серой плотью и запахом гниющего лимона со зловещей ухмылкой выпускала по мне автоматные очереди, не имея даже отдаленного представления о том, что стреляет по своему самому верному и преданному боевому товарищу.

На меня накатила волна такой безудержной ярости, какую раньше я никогда не испытывал. Кровь буквально кипела в жилах, гнев прорывался сквозь поры кожи. Никакая выучка не смогла бы смирить дикого бешенства, от которого я трясся в прямом смысле слова.

Стрелять в эти жалкие существа, чудовищные подобия людей я не хотел — меня так и подмывало разорвать их на части голыми руками! Шаркая подошвами по полу, они приближались ко мне, неумело вертя в руках автоматы и беспрестанно паля из них, так что железо стволов, казалось, вот-вот раскалится докрасна. Что мне оставалось делать? Шатаясь, я пошел прямо на них, поднял свою М-211 и выстрелил одному из живых мертвецов в плечо… на него это не оказало никакого действия, вот уж и впрямь — что мертвому припарки.

С женщины как будто спало заклятие. В ее мозгу, видимо, теплилась еще какая-то крупица разума, тусклый отзвук человеческой мысли. Она перезаряжала оружие не с таким бездушным автоматизмом, как трое других; она повернулась и спряталась за укрытием, поскольку оттуда было безопаснее стрелять.

Я качнул головой и, не прекращая пальбы, тоже скрылся за колонной. Из-за прикрытия я смог нормально прицелиться и выстрелил первому зомби точно в голову. Он взревел, завертелся на одном месте, словно обезглавленная курица, и рухнул на пол. До меня дошло: только прямое попадание в голову приносило в этой игре очки. Прямо как в заправском фильме ужасов!

Лимонное зловоние ударило в нос. Я бросил в сторону зомби, от которого шел едкий запах, быстрый взгляд… в его мозгах, видимо, корячились обрывки каких-то мыслей. Подавив накативший приступ тошноты, я поймал в прорезь мушки второго зомби.

Женщина что-то прочирикала, и двое мужчин судорожно затопали в сторону консоли, за которой она спряталась. Второго зомби я снял на полпути к укрытию, но третий все-таки успел занять позицию за выступом стены и вместе с женщиной продолжил в меня стрелять.

Ничья. Я оказался загнанным за колонну, двое зомби — за консоль, на которой красовалась эмблема Объединенной аэрокосмической корпорации и были налеплены клейкие листки-записки. Нас отделяло друг от друга не более двадцати метров. Я повернул голову в поисках чего-нибудь, что могло бы мне в этой ситуации пригодиться.

Не успел я провести и пяти минут в недрах Фобоса, как оказался между моргом и адом — на полу от открытой двери комнаты с приборами управления, где я стоял, до поворота коридора, за которым ничего не было видно, валялась дюжина тел. Некоторых мертвецов я узнал, и от этого остро засосало под ложечкой. Другие, по всей вероятности, были в прошлом сотрудниками Корпорации.

Возникло такое ощущение, что я снова на войне в Кефи-ристане. Только мы с живыми трупами вроде как в салочки вокруг колонны играю — стоило мне высунуться и, послав в них очередь, спрятаться обратно, как то место, где на мгновение показывалась моя голова, поливал град пуль.

Времени на то, чтобы обращать внимание на второстепенные детали, не оставалось. Когда я высунулся в третий раз, то поскользнулся о растекшуюся кровь. Еще в раннем детстве мне часто удавалось превращать недостатки в преимущества, а специальная подготовка за годы службы лишь увеличила мой природный инстинкт выживания.

Я упал на колени, потом растянулся на брюхе и, вжимаясь в пол, стал целиться. Третий мужчина высунулся, чтобы в очередной раз в меня выстрелить, но я угодил ему в глотку. Выстрел отбросил его назад, и еще до того, как он снова нашел глазами цель, ваш покорный слуга влепил ему пулю точно в правый глаз.

На женщине не было ни формы, ни бронежилета. Боец из нее точно был никудышный, поскольку она никак не могла правильно прицелиться. Она пару раз выстрелила, но пули просвистели на приличном расстоянии от меня.

«Эта война может превратиться в нескончаемую, — сказал я себе и снова испытал приступ ярости. Потом добавил: — Могла бы превратиться в нескончаемую, поскольку конец ее настанет только тогда, когда меня в конце концов кто-нибудь пришибет, и я так и не узнаю, что же произошло на базе Фобоса».

Хоть одну из этих гнусных тварей я должен был взять «живьем», если только это слово можно применить в сложившейся ситуации.

План операции созрел мгновенно — между двумя выстрелами. Теперь, когда я знал, что следует делать, меня можно было снова считать настоящим морским пехотинцем!

Быстро, до того, как женщина успела осознать, что происходит, я стрелой пронесся вокруг колонны слева направо, потом справа налево и достиг ее укрытия. Она повернулась не в ту сторону, и, не давая ей возможности исправить оплошность, я прикладом двинул ей в висок.

Она отвалилась навзничь, как кирпич. Автомат выпал из ее рук и звякнул об пол. Я забросил за спину М-211, шарахнул еще раз бесчувственную тварь по роже и, заткнув ей в пасть пистолет, сурово спросил:

— Что здесь, черт дери, происходит?

— Ммммф, хмммф, рмммф, — донеслись нечленораздельные звуки.

Я вынул пушку из глотки женщины-зомби, но она продолжала бормотать так, как будто пистолет был у нее все еще во рту.

— …это ключ. Ворота — это ключ. Ключ — Ворота… На подходе… Всех вас перебьют…

Глаза женщины бегали из стороны в сторону; она была феноменально, неестественно сильной, но все же не до такой степени, как здоровый амбал — Флай Таггарт. Я слегка опустил руку, и она тут же вцепилась в нее, как бульдог.

Я понял, почему глаза у зомби такие сухие, а зрение — плохое: они совсем не моргали.

Приставив пистолет к виску женщины, я сказал:

— Если в тебе еще осталось хоть что-то человеческое, ты должна знать, что эта штука может сделать с твоими сморщенными, куцыми мозгами. Отвечай, что за дьявольщина творится с этими Воротами?

— Огромные. Эти. Эти огромные. — Женщина пристально взглянула на меня, как будто видела в первый раз. Она ничего больше не сказала, но на какой-то миг лицо ее исказила такая гримаса, что вести допрос дальше стало просто невыносимо.

Я взвел курок; глаза ее закатились, она глядела куда-то мимо меня.

— Ты хочешь этого? — спросил я.

Женщина-зомби закрыла глаза. Это была единственная молитва, которую оставили ей те, кто сотворил из нее то, чем она стала.

Нажимая курок, я тоже закрыл глаза. Звук выстрела будто разбудил меня от сна и снова вернул к жизни. Я поднялся, взял «Сиг-Кау» на изготовку и пошел прочь от теперь уже действительно мертвого мертвеца.

Так что же здесь происходило на самом деле? Мне показалось, что кое-что я уже узнал.

«Кто построил Ворота?» — на этот вопрос теперь, пожалуй, можно было попытаться ответить. Однако являются ли «огромные… эти», проходящие через Ворота, теми, кто их построил? Или же создатели Ворот сами давно покорились еще более могущественным и ужасным существам, которые теперь, как орда завоевателей, перемещались от Ворот к Воротам, порабощая все новые колонии?

Ни первая догадка, ни вторая особой радости мне не доставили: в любом случае род человеческий, по всей видимости, нарушил границы их владений, за что должен был быть наказан и либо изгнан, либо истреблен вслед за расой строителей Ворот.

Состояние было омерзительное. На слабо освещенном отрезке коридора, у поворота я прислонился к стене, направив дуло М-211 в направлении движения, и присел на корточки. То тело, которое я смертельно боялся и вместе с тем так надеялся найти, мне еще не встретилось. Но ведь Арлин в том или ином виде должна была находиться где-то здесь.

Я молился лишь о том, чтобы она лежала на полу, а не шла на меня на негнущихся ногах, с сухими, немигающими глазами и запахом гнилого лимона.

Я вполне мог быть единственным живым человеком на Фобосе. На тех ребят — моих охранников, наверху, в помещении базы, надежда была слабая. При первой же встрече с зомби они, по логике вещей, сыграют в ящик, точнее говоря, из моих потенциальных союзников превратятся в противников. Я представил себе такую картину: лейтенант Вимс приказывает им стать зомби, и оба Рона, отдавая честь, отвечают:

— Так точно, сэр, будет исполнено! — и тут же прямиком отправляются в ад.

Надо сказать, мне всегда немного не с руки играть в команде. Рассматривать же себя в качестве охотника на зомби гораздо легче, полагая, что я — единственное живое двуногое существо на Фобосе. Этих ребят-мертвецов хорошими солдатами назвать трудно. Я их, пожалуй, мог бы всех передавить — если не считать одной маленькой детали.

Мне даже подумать страшно, что в числе других придется расправиться и с тем,» во что превратилась Арлин Сандерс. Такая перспектива меня совсем не прельщала. И дело совсем не в том, что я считал ее своей девушкой — у нее был Додд, который, казалось, вполне ей подходил. Конечно, мы с ним не были закадычными друзьями, но ради Арлин относились друг к другу терпимо.

Клянусь вам, это не было любовью. Просто Арлин жила в том же мире, что и я, а это значило для меня гораздо больше, чем просто носить одинаковую форму. Она не была похожа ни на одну девушку из тех, в которых… я хочу сказать, которых я знал.

Арлин не хуже меня представляла себе, что такое тренировки до полного изнеможения, когда после побудки придурок-сержант выгоняет всех в спортивный зал и что есть силы .вопит:

— Падай на брюхо! На руках — вниз, вверх, раз, два, раз, два. Отжиматься до тех пор, пока я не выдохнусь!

Она знала, что значит вставать в пять утра, а в пять-ноль-пять отправляться на пробежку на дистанцию в восемь миль. Ей был хорошо известен запах дезинфекции и все тонкости процесса соскабливания со стен грязи и плесени, накопившейся за два года, чтобы стоящий рядом парень мог тут же замазать мастерком это место антикоррозионной краской на четверть дюйма.

Мы вместе столько месяцев топтали сапогами одни и те же коридорные половицы, измученные долгими часами занятий физической подготовкой, преодолением препятствий, боевыми учениями, стрельбой по мишеням, бесконечной, доводившей до полного отупения и автоматизма сборкой и разборкой вслепую наших «Сиг-Кау» и лекциями об экзотических венерических заболеваниях, которые можно подцепить в Кефиристане, на Марсе, Фобосе и в Огайо, что возникало ощущение разбухания суток до двадцати шести, а то и до двадцати восьми часов.

Арлин узнала обо мне очень многое в рекордно короткое время. Она схватывала все налету и относилась к карьере военного так же серьезно, как любой служака нашего подразделения.

Пока я сидел и стирал с лица кровь и грязь невероятной бури, разыгравшейся на Фобосе, мысли об Арлин очень мне помогли. Воспоминания вытеснили на время чудовищные картины, которые мне пришлось наблюдать. Я вроде бы сам с собой играл в игру, образы которой, нарисованные моим собственным воображением, должны были вытеснить заползавший в душу панический ужас.

Ничуть не лукавя должен признаться, что Арлин самая красивая женщина, с которой мне доводилось встречаться. При том, что на первый взгляд в ней нет ничего особенно яркого — в обычном понимании этого слова. Если использовать старое выражение, бытовавшее в более изысканные времена, она «в меру привлекательна». Ростом пять футов десять дюймов, плотно сбитая, Арлин работала больше и лучше любого солдата нашего взвода. У нее отлично развитая, просто точеная мускулатура. (Однажды, когда несколько дней ей казалось, что у нее будет ребенок — не мой, к сожалению, — Гэйтс сказал: «Арлин — такой крутой парень, что поспорить могу на что угодно, она сама от себя забеременела». Правда, сказал он это не очень громко.)

Мне нравилось, как она смотрит чуть прищуренными глазами на мужчин, которым показалась легкой добычей. Шутки с ней могли боком выйти, как это случилось однажды с одним затейником, решившим, что было бы забавно незаметно подкрасться к ней сзади и стащить с нее брюки. Всем нам, естественно, очень любопытно было взглянуть на великолепные формы, которое они скрывали, но кретинами мы не были. Даже не обернувшись, Арлин вмазала шутнику так, что сломала нос. В тот момент я думал лишь о том, какое удовольствие мне доставили ее точные и быстрые движения, чем-то напоминавшие балет.

Конечно же, у Арлин еще масса всяких достоинств — как я уже говорил, котелок у нее варит что надо. Такие люди всегда редкость, даже в частях легковооруженных десантников, и мне трудно было допустить самую мысль о ее потере. Я приглашал Арлин на концерты, которые иногда давали в полку, а она водила меня в кино на старые фантастические фильмы. Иногда мы вместе немного поддавали, время от времени резались в покер. Правда, шансы ее обставить у меня были только тогда, когда я капли в рот не брал и был холоден как лед.

Как-то ночью мы набрались до такого состояния, что кинулись в объятия друг друга. Но оба испытали от поцелуев неловкость — мы ведь друзья, а не любовники.

Потом у нас было достигнуто молчаливое соглашение о той ночи не говорить. Наоборот — чтобы доказать дружеское расположение, Арлин начала знакомить меня со своими подругами. Все они девочки как на подбор, и каждой хотелось сделать одолжение подружке, погуляв с ее приятелем. Я особенно не брыкался, но платить Арлин той же монетой за заботы не собирался.

Однажды она сказала мне, что очень хотела бы скопить денег, чтобы со временем поступить в колледж. Я за это зла на нее не таил, желая ей только хорошего.

Самого лучшего. Эта мысль вдрызг разнесла мое мечтательное настроение. Что было лучшим для Арлин теперь, в этом проклятом месте? Смерть, я так думаю. Все что угодно лучше серой плоти, сухих, немигающих глаз и ходьбы на негнущихся ногах.

— Нет, — вырвалось у меня, — она ни за что в жизни не позволит превратить себя в одну из этих тварей.

А что, если с ней сделают такое после смерти?

Я встал, тяжело дыша, решив снова заняться делом. Прежде всего мне нужны боеприпасы. Безумная пальба опустошила магазин одной из винтовой «Сиг-Кау» и вывела из строя механизм подачи патронов. Теперь ее можно использовать разве что только в качестве дубинки, поэтому я оставил ее на полу. Ни у кого из зомби не было оружия для ведения прицельного огня. С одной стороны, это плохо, поскольку не оставляло мне шанса сразу отключать врагов, пуская им в головы по три-четыре пули. Здесь мог бы очень пригодиться оптический прицел. Однако, с другой стороны, если бы у них имелись одна-две винтовки для прицельного огня — скажем, М-220 «Догчоп-пер», — которые находились на вооружении в нашем подразделении, я был бы уже избавлен от всех забот, в том числе об оружии и боеприпасах.

Я рассовал несколько найденных полных магазинов по карманам и перезарядил обе исправные винтовки. Запасаться еще одной «Сиг-Кау» не было никакого смысла. Мне бы сейчас совсем не помешала та мощная пушка, с которой обычно против повстанцев ходила Дардье — если бы, конечно, не пришлось для этого вырывать оружие из ее окоченевших пальцев, пробив для этого дырку в красивой, светлокудрой головке.

Пройдя по усеянному трупами коридору и миновав еще два поворота, я набрал столько боеприпасов, сколько мог с собой унести, не громыхая ими при этом, как средневековый рыцарь доспехами. Нам всем полагалось иметь шлемофоны, чтобы мы могли поддерживать между собой постоянную связь, но мне не удалось обнаружить ни одного — это было весьма подозрительно. Я также не заметил нигде ни «ЕЛФ», ни «МилДэйтаБэйсиз»: не было вообще никаких средств связи, которые могли бы служить для передачи информации о той дьявольщине, что здесь творилась.

Склонясь над каждым трупом, я внимательно вглядывался в их черты, но пока не находил ту, которую искал… По крайней мере, хоть это обстоятельство вселяло надежду.