Следующие несколько часов почти не сохранились в моей памяти. Настоятель послал группу испуганных монахов распросить еще более испуганных крестьян, а Мастер Ли в быстром темпе вскрывал покойника. В теле мог быть яд, рассасывающийся без следа за несколько часов, но оказалось, что Брат Шан абсолютно здоров и умер от сердечного приступа. Вернулись монахи и сообщили, что по меньшей мере восемь крестьян видели загадочных монахов в разноцветных одеждах, которые смеялись и танцевали под луной, и исчезли, как если бы их проглотила земля.
И еще одна новость — новая часть Дороги Принца оказалась уничтоженной.
Мастер Ли вытащил свои ножи из тела Брата Шана и сказал, что самое лучшее — поспать несколько следующих часов. Когда он разбудил меня, мне показалось, что прошло всего несколько минут. Мастер Ли вручил мне стакан крепкого чаю и мы отправились к Принцу Лиу Пао. Тот в одиночестве стоял на Дороге Принца и мы вместе осмотрели очередное невероятное место. В полосе шириной от пятидесяти до ста пятидесяти чи не осталось ничего живого. Опять смерть четко отгородилась от жизни. Роскошные цветы благоухали рядом с высохшими, в десяти чи от совершенно здорового, налитого соком дерева стоял голый ствол, без единого листа и без капли сока. Сначала я подумал о кладбище и о кошмарах, но что-то вокруг заставило меня содрогнуться и изобразить в воздухе символы, которые я увидел во сне. Мастер Ли и принц посмотрели на меня широко раскрытыми от удивления глазами, и я смешался.
— Сделай это опять, — приказал Мастер Ли.
Я повторил.
— Ли Као, быть может я сошел с ума? — спросил принц. — Я могу поклясться, что Десятый Бык изобразил несколько символов из старинного шрифта "Великая Печать", который не использовали по меньшей мере тысячу лет.
— Бык в состоянии совершить самое невероятное, — пробормотал Мастер Ли. — Вот сейчас он в состоянии изобразить старинные знаки для «Любви», «Силы», и «Неба», и я абсолютно точно знаю, что он не понимает ни единого иероглифа Великой Печати. Ну, мальчик, ты еще долго собираешься держать нас в ожидании?
Я побагровел. — Мне приснился сон, — робко сказал я. — Прямо перед тем, как вы меня разбудили. Что-то в этом напомнило мне о нем и об этих странных символах.
Мне снилось, что я сижу на траве рядом с деревней, похожей на мою. Кто-то привязал бамбуковый шест с черным флагом к зубчатой передаче водяного колеса, как делали в нашей деревне, потому что цепь могла соскочить.
Фермеры, работавшие в полях, постоянно поглядывали на флаг, который должен был подниматься и опускаться, и если видели, что он не движется, посылали мальчишку к Большому Вонгу, кузнецу, чтобы тот установил цепь на место. Когда флаг поднимался в высшую точку, он полностью раскрывался и какое-то мгновение развевался в воздухе, прежде чем начинал опускаться.
Перед водяным колесом играли дети. Одна маленькая девочка прыгала на месте. Ее длинные черные волосы взметались в воздух и развевались какое-то мгновение, потом падали обратно на плечи.
Перед детьми среди каких-то сорняков порхали бабочки. Одна, черная, резко устремлялась вниз, застывала на месте, усиленно махая крылышками, потом возвращалась назад.
Черный флаг, черные волосы и черная бабочка образовали почти прямую линию, указывавшую мне под ноги. Я посмотрел вниз и увидел маленький кусочек глины, окрашенный в оранжевый цвет. Моя рука протянулась и сомкнулась вокруг него, и что-то сказало мне продолжать наблюдать за ритмом: вверх, пауза, вниз… вверх, пауза, вниз…
Мои пальцы закололо. Кусочек глины, как живой, бился в том же ритме, сердце наполнилась болью, глаза слезами. Я не слышал чудесный звук, но чувствовал пульс кусочка глины, и внезапно я очутился в моем старом классе в монастыре, группа мальчишек глядела на меня, выпучив в глаза, и я отчаянно пытался объяснить им что-то важное.
— Вы понимаете? — сказал я. — Жизненная сила оранжевого кусочка глины похожа на флаг, бабочку и волосы маленькой девочки. Вверх, пауза, вниз; вверх, пауза, вниз. Важно не забывать о паузе. Вы понимаете меня?
Мальчики серьезно смотрели на меня.
— Это пауза! — прокричал я. — Это не удар сердца человека, и вы никогда не услышите чудесный звук, который он делает, пока не поймете паузу!
Старик-настоятель зашаркал ко мне. Когда он подошел ближе, он оказался не настоятелем. Мастер Ли схватил меня за плечи, встряхнул и яростно прокричал: "Десятый Бык, ты не должен учить банан становиться черным!"
Потом я проснулся.
— Господин, — сказал я. — Это все, что я могу рассказать о своем сне. Что-то вокруг напомнило мне о нем, и о символах, которые я видел. Вот высокое мертвое дерево, потом пустота, потом низкое мертвое дерево, опять пустота, потом кусты…
Я пожал плечами и опять нарисовал символы в воздухе. — Итак, ты рисуешь старинные сокращенные иероглифы для любви, силы и Неба, — задумчиво сказал Мастер Ли. — А ты совершенно уверен, что круглый кусочек глины был оранжевым?
— Да, господин, — ответил я.
Он потер нос и задумчиво пожевал кончик своей запущенной бороды. — Надо будет как следует подумать об этом, когда у нас будет время, — сказал он. — Символы что-то обозначают, что-то очень важное, но это приведет нас в болото, от которого я хотел бы держаться подальше.
Мастер Ли отправился смотреть на следы загадочных монахов-клоунов, я начал собирать образцы растений и почвы, и тут ударили барабаны. Сделанные из шкуры овец, сотни барабанов медленно и методично били по всей Долине Скорби. Принц, высоко подняв брови, взглянул на Мастера Ли, но тот кивнул в мою сторону. — Когда речь идет о крестьянах, надо спрашивать знатока, — сказал он.
Я опять покраснел. — Ваша Высочество, они собираются шантажировать вас.
— Э?
— Может быть шантаж не самое подходящее слово, но я не нашел более подходящего, — сказал я. — Они собираются начать рабочую песню. Она старше, чем время, и используется крестьянами, когда они хотят, чтобы правитель долины что-то сделал для них.
— Какой правитель какой долины? — зло сказал принц.
Мастер Ли пришел ко мне на помощь. — Крестьяне думают, что за всем этим стоит ваш предок, и, насколько это их касается, вы — правитель долины, нравится это вам или нет. Староста уже приготовился в деталях воспеть обязанности крестьян по отношению к правителю, а это влечет обязанности правителя по отношению к крестьянам. Бык, сколько куплетов?
— Больше четырехсот, — ответил я. — Когда они дойдут до конца, начнут все сначала, и, если понадобится, будут петь год, и два, и три.
Я не стал добавлять, что на их месте сделал бы то же самое. Конфуций так высоко ценил песню шантажа, что поместил ее в Книгу Од, и она на самом деле действует, особенно когда барабаны бьют бум, бум, бум.
В седьмую луну звезда Огня
Всё ниже на небе день ото дня.
В восьмую луну крепки тростники —
Мы режем тростник и камыш у реки.
Луна шелкопрядов — зелёный тут…
Мужчины тогда топоры берут —
Верхушки со старых срежет топор,
А с юных — зелёный убор сорвут!
Кричит барабан о седьмой луне.
В восьмую — за пряжу садиться жене.
Мы чёрные ткани и жёлтые ткём,
А ту, что сверкает багряным огнём,
Что ярче всех и красивей всех,
Мы княжичу в дар на халат отдаём.
Пенье без эмоций, за исключением последней строчки каждого третьего куплета, и через несколько месяцев тот, к кому обращена песня, начинает съеживаться и вздрагивать, как только начинается каждый третий куплет. Правителю трудно доказать, что надо рубить непокорные головы: это просто рабочая песня.
Бум, бум, бум.
К четвёртой луне трава зацветёт,
О пятой луне цикада поёт.
В восьмую луну мы сберём урожай,
В десятую — падают листья, кружа.
И первая вновь наступает луна —
Барсучьей охотой начнётся она;
И ловим лисиц мы и диких котов —
Ведь княжичу теплая шуба нужна.
Но вот на облаву выходит рать,
Привычная в пору второй луны, —
Себе поросёнка должны мы взять,
А князю мы вепря отдать должны!
— Как они могут петь такое? — жалобно сказал принц. — Они прекрасно знают, что в течении столетий моя семья не брала у них не то что вепря, но ни одной медной монеты или крошки риса!
Бум, бум, бум.
Лёд бьём мы со звоном — вторая луна,
Им в третью широкая яма полна,
И утром в четвёртой, как жертву зимы,
Чеснок и барашка приносим мы!
В девятой — вновь иней на травах жесток,
Десятой луной расчищаем мы ток…
У нас на пиру два кувшина с вином,
Овцу и барашка мы князю снесём.
Рога носорога полны вина,
Поднимем их выше и выпьем до дна,
Чтоб жизнь ваша, князь, длилась тысячи лет
И чтоб никогда не кончалась она!
— И так они собираются петь целый год? — воскликнул принц. — Я знаю, что они хотят, но пускай они сами объяснят мне это.
— Вы и только вы имеете право избавиться от вашего предка старым путем, — мягко сказал Мастер Ли. — Под старым они понимают то, что было до Конфуция.
— И за это мучиться до скончания века в Восьмом Аду! — зло ответил принц.
— Да, если верить нашим Нео-Конфуцианским правителям, и, кроме того, поскольку после смерти отца никто не имеет права три года заниматься общественной жизнью, они отравляют отца любого соперника по священному долгу.
Принц Лиу Пао застыл как столб. Потом он повернулся, и не произнося ни единого слова, начал подниматься на Левый Рог Дракона, в поместье. Внезапно он свернул с тропинки и пошел прямо в грот. Издалека доносился гром барабанов и пение крестьян, и, казалось, из всех щелей Медицинского Исследовательского Центра сочится ужас. Принц открыл дверь могилы и пошел прямо к саркофагу своего предка.
— Бык, ты можешь сдвинуть эту проклятую крышку?
Я поплевал на руки. Крышка была настолько тяжело, что я не смог удержать ее, когда она заскользила к ногам мумии. В результате крышка грохнулась на пол. Принц Лиу встал рядом с гробом и уставился на остатки своего предка, Мастер Ли подозвал меня и попросил открыть второй саркофаг.
— Уж если мы здесь, я хочу кое-что увидеть, — сказал он.
Эта крышка соскользнула намного легче, и мы увидели мумию Тоу Ван, жены Смеющегося Принца, совершенно невредимую. Матер Ли наклонился над Тоу Ван и достал какую-то драгоценность, которую поднес к глазам и стал внимательно разглядывать.
— Да, хорошая вещь, но не самая лучшая, — задумчиво сказал он. — Говорили, что Тоу Ван в состоянии промотать все богатства Поднебесной, и это скромное ожерелье вряд ли подходит под ее стандарты. Если только Их Величества не были похоронены нечистым на руку управляющим.
Он почесал макушку.
— Странно, очень странно, — пробормотал он, — Смеющийся Принц поклонялся камню, возможно и его жена, тоже, и тем не менее в обоих гробах нет ни единого камня. Опять неверный управляющий?
Сзади что-то скрипнуло и мы повернулись. Принц, напрягая все силы, поднимал мумию своего предка из саркофага. Из-за просмоленного холста это было тяжело и неудобно. Я сделал шаг вперед, на помощь, но Мастер Ли остановил меня. По лицу принца катились капли пота, он весь вспотел, но поднял мумию и пошел с ней вперед: из могилы, из грота, наружу, на тропу. Он поднялся наверх и положил мумию на плоский камень, видный с любой точки Долины Скорби. Нет сомнения, что глаза каждого человека в долине сейчас глядели на него.
Барабаны перестали бить. Принц нашел тяжелый камень, и я закрыл глаза. Я не открывал их все время, пока слышался треск ломающихся старинных костей, и все-таки я открыл их слишком рано и увидел, как камень опускается на череп и разносит его на кусочки. Мумия превратилась в белое облачко пыли, которое начало опускаться в долину, за ним последовали клочки холста и камень, использованный для жертвоприношения. Редко я восхищался кем-нибудь так, как Принцем Лиу Пао. Он повернулся к нам и сумел сказать совершенно спокойным голосом.
— Согласно Цао Цао, следующий шаг на пути святотатства — то ли насилие над собственной сестрой, то ли отсутствие на похоронах матери, не помню точно, что именно, — сказал он.
— Мать, — ответил Мастер Ли, — но я не уверен, что ваш поступок — святотатство. Принц, на этот раз преступники совершили серьезную ошибку, и мумия вашего предка подчеркнула это. Мы должны поговорить, есть очень интересная тема.
Снизу пришла последняя барабанная трель: "Ура нашему повелителю! Да живет он вовеки!"