Старая поговорка гласит: «Родственные души сходятся». В противовес этому можно было бы сказать: «Неродственные души отталкиваются», однако порой случается так, что личностные особенности перестают иметь какое-либо значение, и сама судьба сводит людей по своему усмотрению. На этот раз судьба решила свести мистера Горби и мистера Кил- сипа, и трудно себе представить людей более несхожих. Оба были одинаково хороши в своей сфере деятельности, оба пользовались всеобщей любовью, но ненавидели друг друга. Они были как вода и огонь, и каждая их встреча заканчивалась крупными неприятностями.

Килсип был высоким и худым, а Горби — маленьким и плотным. Килсип производил впечатление умного человека, а с уст Горби не сходила самодовольная улыбка, которой одной было достаточно, чтобы он подобного впечатления не производил. Однако, как ни странно, именно улыбка больше всего помогала Горби в его деле. Благодаря ей он получал сведения там, где его проницательного вида коллега потерпел бы неудачу. Никого не оставляли равнодушным приятная улыбка и располагающие манеры Горби. Но когда появлялся Килсип, у всех возникало желание замолчать и поскорее спрятаться, как испуганная улитка в раковину. Если Горби служил доказательством ложности распространенного мнения, будто по лицу можно судить об уме человека, то Килсип с его ястребиным ликом, блестящими черными глазами, крючковатым носом и небольшими тонкими губами, напротив, подтверждал эту теорию. Бесцветная кожа, угольно-черные волосы — его нельзя было назвать красавцем. Змеиная хитрость и сноровка, как правило, помогали ему добиваться успеха в деле, если он действовал скрытно, но стоило ему лично выйти на сцену, как неудача была обеспечена. Таким образом, если Килсип слыл человеком умным, то Горби считался более удачливым — во всяком случае, так казалось со стороны.

Поэтому когда дело об убийстве в хэнсомовском кэбе было отдано в руки Горби, в душе Килсипа закипела черная зависть, а после ареста Фицджеральда, когда собранные Горби улики, казалось, окончательно доказали его вину, Килсип втайне больно переживал триумф своего противника. Он бы с радостью заявил во всеуслышание, что Горби засадил невиновного, но улики были убедительными, так что подобная мысль даже не приходила ему в голову, пока он не получил записку от мистера Кантона, в которой тот просил зайти к нему вечером в восемь часов, чтобы поговорить об убийстве.

Килсип знал, что Калтон выступал адвокатом заключенного. Догадавшись, что его услуги понадобились, чтобы развить какую-то линию защиты, он решил оказать Калтону всяческую помощь и поддержку, если это докажет ошибку Горби. Он до того обрадовался возможности посрамить соперника, что, случайно встретив Горби в тот день, предложил ему зайти выпить.

Это внезапное и необычное гостеприимство первым делом пробудило в Горби подозрение, но после короткого размышления, считая себя противником, равным по силам, как физическим, так и умственным, он принял предложение.

— Вам повезло, — промолвил Килсип мягким низким голосом, потирая тонкие белые руки, когда они сели за стол, — так быстро найти хэнсомовского убийцу.

— Да, я неплохо справился, — ответил Горби, закуривая трубку. — Я и не думал, что это окажется так просто… Но заметьте, чтобы двинуться в нужном направлении, мне пришлось хорошенько подумать.

— Похоже, вы не сомневаетесь, что взяли кого нужно? — мягко поинтересовался Килсип, сверкнув черными глазами.

— Не сомневаюсь ли я? — презрительно повторил мистер Горби. — Здесь не может быть никаких сомнений. Я могу на Библии поклясться, что он убийца. Они с Уайтом ненавидели друг друга. Он пригрозил Уайту, что убьет его хоть посреди улицы. Потом он встречает Уайта пьяным (сам Фицджеральд это подтверждает) и уходит, бросив его; но извозчик клянется, что он вернулся. Он садится в кэб с живым человеком, а выйдя, оставляет в нем труп. Далее он едет в Ист-Мельбурн и оказывается дома (что подтверждает его хозяйка), потратив на дорогу ровно столько времени, сколько требуется, чтобы доехать туда на кэбе от школы на Сент-Килда-роуд. Если вы не дурак, Килсип, то поймете, что сомнений быть не может.

— Звучит достаточно убедительно, — согласился Килсип, про себя гадая, что может Калтон противопоставить столь очевидным фактам. — А что защита?

— Только мистер Калтон знает, как он собирается защищать его, — ответил Горби, допивая. — Но хоть он и умен, ему ничем не опровергнуть мои улики.

— Не будьте в этом так уж уверены, — усмехнулся снедаемый завистью Килсип.

— А я, знаете ли, уверен, — сердито возразил Горби и весь аж покраснел, как индюк. — Вы просто завидуете, потому что все закончилось без вас.

— Но еще не все закончилось.

— Сами вышли на охоту, а? — возмущенно фыркнул Горби. — Только за кем, если преступник уже пойман?

— Я думаю, вы поймали не того, — веско заявил Килсип.

Мистер Горби смерил его презрительным взглядом.

— Разумеется, вы так думаете. Только потому, что это я поймал его. Быть может, вы поверите в это, когда его повесят?

— Вы, конечно, умный человек, — ответил Килсип, — но не папа римский, чтобы не допускать ошибок.

— И почему это вы решили, что я поймал не того? — осведомился Горби.

Килсип улыбнулся и мягко, по-кошачьи, прошелся по комнате.

— Вы думаете, я настолько глуп, что сейчас вам все выложу? Вот только вы не так безгрешны, как вам кажется. — И с очередной улыбочкой он вышел.

«Каков негодяй! — подумал Горби, когда за его собратом сыщиком закрылась дверь. — Но он блефует. В цепочке доказательств против Фицджеральда нет ни одного недостающего звена. Так что он может говорить все, что вздумается».

Вечером в восемь часов легконогий и мягкоголосый сыщик вошел в кабинет Калтона. Адвокат ждал его с нетерпением. Аккуратно прикрыв дверь, Килсип сел напротив Калтона и принялся ждать, что тот скажет. Но адвокат сначала угостил его сигарой, потом из каких-то загадочных глубин письменного стола извлек бутылку виски и два стакана, наполнил один и придвинул к сыщику. Килсип принял эти небольшие знаки внимания с самым серьезным видом, но все же они произвели на него определенное впечатление, что не укрылось от пытливого взгляда адвоката. Калтон свято верил в искусство добиваться своих целей дипломатией и не упускал случая прививать его молодым людям, начинающим свой путь в жизни. «Дипломатия, — как-то сказал Калтон одному молодому аспиранту юристу, — это масло, которое мы льем на беспокойные волны общественной, профессиональной и политической жизни, и если, проявляя немного такта, вы можете управлять людьми, то наверняка преуспеете в этом мире».

Калтон был человеком, который осуществлял на практике то, чему учил других. Он считал, что по натуре своей Килсип напоминает кошку, которая любит, чтобы ее гладили, чтобы с нею возились, и потому оказывал ему эти небольшие знаки внимания, прекрасно понимая, что это принесет свои плоды. Также ему было известно, что Килсип не питал дружеских чувств к Горби, более того, ненавидел его, и он решил использовать эту неприязнь для своих целей.

— Я полагаю, — сказал он, откидываясь на спинку кресла и глядя на клубы голубого дыма, исторгавшиеся из его сигары, — я полагаю, вам известны все подробности дела об убийстве в хэнсомовском кэбе?

— Думаю, что да, — ответил Килсип с искорками любопытства в глазах. — Горби только то и делает, что похваляется, какой он умный да что смог поймать предполагаемого убийцу!

— Ага! — Калтон подался вперед и положил руки на стол. — Предполагаемого убийцу! Вот как! Это означает, что его не признали виновным присяжные или что это вы не считаете Фицджеральда убийцей?

Килсип несколько отстраненно посмотрел на адвоката, медленно потирая руки.

— До того, как я получил вашу записку, — осторожно начал он, — у меня не было сомнений в том, что Горби взял кого нужно, но, узнав, что вы, будучи защитником заключенного, хотите встретиться со мной, я решил, что вы, должно быть, нашли что-то в его пользу и хотите этим поделиться.

— Правильно, — коротко ответил Калтон.

— Поскольку мистер Фицджеральд утверждает, что нашел Уайта на углу и остановил кэб…

— Откуда вам это известно? — резко прервал его Калтон.

— Горби рассказал.

— Как он это узнал, черт возьми? — искренне удивился адвокат.

— Он постоянно сует нос в чужие дела, — заявил Килсип, в пылу возмущения позабыв, что сование носа в чужие дела является неотъемлемой частью профессии сыщика. — Но в любом случае, — быстро продолжил он, — если мистер Фицджеральд действительно бросил на улице мистера Уайта и ушел, доказать его невиновность можно только в том случае, если он не возвращался, как утверждает извозчик.

— Значит, вы думаете, что Фицджеральд предоставит алиби? — поинтересовался Калтон.

— Сэр, — скромно ответил Килсип, — вы, конечно, знаете об этом деле больше, чем я, но мне кажется, это единственное, чем он может себе помочь.

— Он не будет помогать себе таким образом.

— Значит, он виновен, — заключил Килсип.

— Не обязательно, — сухо заметил адвокат.

— Но если он хочет спасти свою шею, ему придется доказать свое алиби, — убежденно возразил сыщик.

— В том-то и дело, — вздохнул Калтон, — он не хочет спасать свою шею.

Килсип с озадаченным видом отпил виски в ожидании, что расскажет адвокат дальше;

— Видите ли, — продолжил Калтон, закуривая новую сигару, — Фицджеральд вбил себе в голову странную мысль. Он не хочет говорить, где был той ночью.

— Понимаю, — кивнул Килсип. — Женщина?

— Нет-нет, ничего такого, — возразил Калтон. — Я поначалу тоже так думал, но ошибался. Он ездил к умирающей женщине, которая хотела ему что-то рассказать.

— О чем?

— Этого я вам сказать не могу, — быстро ответил Калтон. — Наверное, это было что-то важное, потому что она послала за ним в большой спешке… И он оказался рядом с ней между часом и двумя утра в пятницу.

— Значит, он не возвращался к кэбу?

— Не возвращался. Он отправился на встречу, но по какой-то причине отказывается говорить, где эта встреча состоялась. Сегодня я наведался в его комнату и нашел вот это обгоревшее письмо с просьбой прийти.

Калтон передал письмо Килсипу, который положил его на стол и внимательно осмотрел.

— Было написано в четверг, — сказал сыщик.

— Разумеется… Там указана дата. А Уайт был убит в пятницу двадцать седьмого.

— Написали его на какой-то вилле в Тураке, — заметил Килсип, продолжая изучать бумагу. — А-а, я понял, он туда и направился.

— Вряд ли, — хмыкнул Калтон. — Он бы не успел за один час побывать там, поговорить и вернуться в Ист-Мельбурн. Извозчик Ройстон подтверждает, что он был на Рассел-стрит в час, а хозяйка дома, где он снимал комнаты, утверждает, что он вернулся домой в два. Нет, он не был в Тураке.

— Когда было доставлено это письмо?

— Незадолго до двенадцати в клуб «Мельбурн» его принесла девушка, судя по описанию дворецкого, из уличных. Взгляните, там говорится, что посыльный будет ждать его на Берк-стрит, и дальше упоминается еще какая-то улица, названия которой не видно, и, поскольку Фицджеральд, оставив Уайта, пошел на встречу по Рассел-стрит, логичнее всего предположить, что посыльный ждал его на углу Берк-стрит и Рассел-стрит, — продолжил адвокат. — Я хочу, чтобы вы узнали, кто эта девушка, которая принесла письмо.

— Но как это сделать?

— Господи боже, Килсип, разве можно быть таким глупцом? — вскричал Калтон, не в силах сдержать раздражение. — Неужели вы не понимаете, что эта бумага пришла из трущоб и, значит, была украдена?

Лицо Килспи озарилось.

— Вилла «Талбот», Турак! — воскликнул он и, снова схватив письмо, впился в него глазами. — Она была ограблена.

— Вот именно, — кивнул Калтон, снисходительно улыбаясь. — Теперь вы понимаете, что мне нужно? Вы отведете меня в то место, где хранились вещи, похищенные из дома в Тураке. Эта бумага, — он указал на письмо, — часть добычи воров, которую не вернули владельцу, и кто-то ее использовал. Брайан Фицджеральд выполнил данные в письме указания и находился там во время убийства.

— Понял, — сказал Килсип, довольно вздохнув. — В этом ограблении участвовало четыре человека, и они спрятали награбленное в берлоге матушки Побирухи в закоулке на Литл-Берк-стрит… Но, черт возьми, такой франт, как мистер Фицджеральд, да еще в вечернем костюме, далеко бы там не ушел, разве что…

— С ним был кто-то, кто хорошо знает эти места, — закончил Калтон. — Совершенно верно. Женщина, которая доставила письмо, и стала его проводником. Если судить по описанию ее внешности дворецким, она должна быть прекрасно знакома с трущобами.

— Что ж, — Килсип встал и посмотрел на часы, — уже девять, и если хотите, отправимся к этой старой ведьме хоть сейчас… Умирающая женщина, — вдруг произнес он, будто его осенила неожиданная мысль. — Как раз недели четыре назад там умерла женщина.

— Что за женщина? — спросил Калтон, надевая пальто.

— Если не ошибаюсь, какая-то родственница матушки Побирухи, — ответил Килсип, выходя из кабинета. — Не знаю точно, кем она была, но ее все звали Королева, наверное из-за красоты, и около трех месяцев назад она приехала из Сиднея, а до этого, насколько я знаю, жила в Англии. Она умерла от чахотки именно в тот четверг, когда было совершено убийство.