Два года прошло с тех пор, как Агарь предстала пред изумленным взглядом Иакова Дикса, и год прошел с момента смерти старого скряги, оставившего на попечении Агари весь ломбард. В течение этих месяцев девушка усердно трудилась, выполняя свой долг ради человека, который сжалился над ней в дни ее нужды. Она трудилась с утра до позднего вечера; не пренебрегала ни одной возможностью совершить выгодную сделку, а сама тем временем жила очень скромно. Все деньги, полученные с дела, она вносила в банк; и все счета поступлений и платежей передавала юристу Варку. Когда бы Голиаф ни вздумал приехать, она была готова передать ему ломбард и все тамошнее имущество, после чего собиралась уехать.

Она понятия не имела, что будет делать тогда, когда появление пропавшего наследника вернет ее к положению нищей. Ей приходило в голову, что лучше было бы вернуться к своему табору и зажить прежней цыганской жизнью. Из‑за Голиафа она сбежала из цыганских шатров: поэтому, когда он вступит в свое наследство, она будет вольна вернуться. Как состоятельный человек, Джимми Дикс, он же Голиаф, наверняка не захочет проводить жизнь, скитаясь по стране с бродягами, и она, таким образом, освободится от его присутствия. Агарь очень устала от ломбарда и скучной жизни на Карби‑Кресент, и ее часто охватывала ностальгия дорог. Сколько раз за последнее время ей хотелось, чтобы Голиаф заявил претензии на свое наследство и избавил ее от скучного бремени, которые она взвалила себе на плечи из благодарности к Иакову Диксу. Но отсутствующий наследник не появлялся.

Агарь очень хорошо знала, что Юстас Лорн ищет его. Верный своему обещанию и ожидая в награду ее руки, Лорн многие месяцы пытался выследить пропавшего человека. Он ездил по всей Англии и Шотландии, расспрашивая каждого цыгана, каждого бездомного, каждого городского нищего — не знают ли они, где Голиаф, но все напрасно. Тот как будто сквозь землю провалился. Юстас и в самом деле начал бояться, что Голиафа нет в Великобритании, иначе, конечно, услышал бы о наследнике, или же тот сам увидел бы в газетах объявления, что его ищут. Время от времени Юстас писал Агари о своих неудачах и получал ответы, в которых Агарь выражала свое отвращение к ломбарду и просила Юстаса продолжать поиски, после чего ободренный молодой человек возобновлял свои странствия. Его приключения были занятными и разнообразными, и в конце концов его усилия принесли свои плоды.

Однажды, когда Агарь безутешно сидела в гостиной в задней части дома, боковая дверь, через которую к Диксу попадали те его друзья, что сбывали краденое (от каковой части дела Агарь отказалась), с шумом распахнулась, и в комнату шагнул высокий мужчина. Агарь негодующе вскочила, чтобы выгнать незваного гостя, который не имел права врываться сюда вот так, но тут разглядела его лицо и отступила на шаг.

— Голиаф! — воскликнула она, побледнев.

Высокий человек — он был гигантом и в высоту, и в ширину — кивнул и улыбнулся. У него были коротко стриженные рыжие волосы и жестокая внешность, ничуть не располагающая к себе. Снова фамильярно кивнув Агари, которая с отвращением отпрянула от него, он уселся в большое кресло у камина, где раньше сиживал покойный Иаков Дикс.

— Отцовский стул, — сказал он с усмешкой. — Я пришел, чтобы завладеть им, моя дорогая.

— Очень рада это слышать, — оправившись, ответила Агарь. — Для этого самое что ни на есть время, мистер Дикс.

— Не называй меня мистером или Диксом, моя дорогая! Для тебя я всегда буду Голиафом… твоим Голиафом.

— Вот уж никогда! — живо возразила Агарь. — Я ненавижу вас не меньше, чем тогда, когда вы заставили меня покинуть мой народ.

— Удивительно жестоко с твоей стороны говорить так — после того как ты все это время была в моей шкуре!

— Я была в шкуре вашего отца, имеете вы в виду, и только ради вашей же выгоды. Я делала это просто потому, что ваш отец был так добр, что принял меня, после того, как вы выгнали меня из табора.

— О, мне все это известно, кузина Агарь. Мы ведь двоюродные брат и сестра, разве не так?

— Да. И мы останемся кузенами. Но я устала от этого препирательства, Голиаф. Где вы были все это время? Как узнали, что отец ваш умер?

— Где я был, расскажу потом, — ответил Голиаф. Видя неприязненное отношение Агари, он сделался угрюмым. — Расскажу, как мне стало известно, что старик помер, о чем мне поведал малый по имени Лорн, как только я вышел…

— Вышел! — воскликнула Агарь, заметив странный выбор слов. — Так вы сидели в тюрьме, Голиаф!

— А ты смекалистая! — усмехнулся рыжий. — Да, я был в тюряге, хотя и не собирался покамест рассказывать тебе об этом. Еще неделю назад я был номером сорок три — меня снабдили этим номерком за конокрадство. Я получил два года сразу после того, как ты ускользнула от меня в Нью‑Форесте, поэтому теперь ты понимаешь, почему я не видел газетное объявление о том, что мой старик сыграл в ящик.

— Могли бы говорить о своем отце с большим уважением, — презрительно заметила Агарь. — Но чего ожидать от каторжника?

— Ладно, хватит об этом, сестричка, или я сверну тебе шею.

— Посмейте хоть пальцем меня тронуть, и я вас убью! — с яростью ответила Агарь.

— Да ну? Ты такая же злючка, как и раньше!

— На себя посмотрите! — ответила девушка. — Я ненавижу вас точно так же, как тогда, когда оставила свой табор. Теперь, когда вы вернулись, я уйду.

— А кто станет присматривать за ломбардом?

— Это ваше дело. Моя же задача выполнена. Завтра я покажу вам все счета…

— Не могла бы ты разделить собственность со мной? — вкрадчиво поинтересовался Голиаф.

— Нет, ни за что! Завтра вы пойдете со мной к Варку, чтобы…

— Варк! — отозвался Голиаф, вскочив. — Этот старый злодей, который должен был передать мне мои деньги?

— Да, ваш отец нанял его, так что я подумала…

— Не думай! Нет времени думать! За дело! Мне лучше получить свои деньги, прежде чем старому Варку проломят башку!

— Что вы имеете в виду? — спросила Агарь, сбитая с толку такими речами.

— Что я имею в виду? — повторил Голиаф, остановившись в дверях. — Ну, я же был в кутузке, как уже сказал, и встретил там Билла Смита…

— Того, который заложил мандарина?

— Да, и мы с ним ухитрилась потолковать… Тебя не касается, как нам это удалось. Но, полагаю, когда Билл Смит выйдет из каталажки, Варк отправится на небеса. А Билл Смит вышел!

— Что?! — завопила Агарь, осознав, какая опасность угрожает адвокату. — Вышел? Сбежал?

— Вот именно. Он удрал на прошлой неделе, и его так и не схватили. Мне лучше пойти и сказать Варку, чтобы тот зарядил свои пистолеты. Я не хочу, чтобы старого злодея придушили до того, как я получу свою собственность. Ты, сестричка, тоже пойдешь.

— Только не сейчас. Завтра.

— Завтра мне не подходит! — зарычал Голиаф. — Ты пойдешь сегодня, немедленно!

— Ах! — презрительно сказала Агарь. — Нет смысла говорить со мной таким тоном, Голиаф. Сегодня вечером мне нужно подготовить все счета, а завтра, если вы сюда придете, я возьму их и отправлюсь с вами к Варку. Когда все будет улажено к вашему удовлетворению, вы сразу можете вступить во владение своей собственностью.

— Значит, сейчас ты не пойдешь?

— Нет, я ведь уже сказала.

— Тогда дай мне фунт или два, — сердито сказал Голиаф. — В карманах у меня пусто, и мне нужны деньги, чтобы где‑нибудь переночевать. Вижу, ты упряма, как всегда… Но уж коли не идешь, значит, не идешь. Но я пойду и сам повидаюсь с Варком и расскажу ему о Билле Смите.

После этого Голиаф с деньгами в кармане отправился к адвокату, проклиная Агарь за ее упрямство. Он совершенно забыл, что девушка провела много месяцев, присматривая за его собственностью; все, о чем он думал, — это о том, что любит ее точно так же, как любил в былые дни, а она по‑прежнему не хочет иметь с ним ничего общего. Будь она обычной девушкой, он мог бы сломить ее дух, но запугивать Агарь было бесполезно. Она могла отплатить обидчику той же монетой, и большой, неповоротливый Голиаф мог только восхищаться этим, желая эту горячую цыганскую девушку, которая презирала его и его деньги.

— Ну, — сказала себе Агарь, когда Голиаф ушел. — У меня был один неожиданный гость, поэтому по всем законам совпадений сегодня должен быть еще один. Я никогда не встречала ни одного странного события, за которым по пятам не следовало бы другое.

Конечно, Агарь не думала именно такими книжными фразами, но суть ее размышлений была именно такова, и мысли ее оказались верными — еще до наступления темноты произошло второе неожиданное событие. Это было не что иное, как появление Юстаса Лорна, который вошел в ломбард с улыбкой на устах и с глазами, светящимися любовью.

Любовная интуиция, не иначе, помогла девушке узнать его шаги, и Агарь, протянув руки, бросилась к нему навстречу. Юстас горячо сжал ее руки в своих, но в поведении Агари было столько достоинства, что он не решился ее поцеловать. Речи его были теплее, чем поступки.

— Агарь! Моя дорогая Агарь! — в восторге воскликнул он. — Наконец‑то я вернулся. Разве ты не рада меня видеть?

— Еще как рада! — ответила Агарь, сияя от удовольствия. — Куда больше рада, чем видеть Голиафа.

— А, так он вернулся? Я наконец‑то его нашел, как видишь, и узнал по твоему описанию.

— Он не говорил мне о вашей встрече, Юстас.

— О, это случилось так, — начал Лорн, когда они вместе вошли в гостиную. — Как ты знаешь, я искал его повсюду, но не мог найти. Где он был все эти месяцы, понятия не имею, поскольку во время нашей беседы он отказался об этом говорить.

— Возможно, у него имелись веские причины хранить молчание, — сказала Агарь, отметив про себя, что Голиаф держит язык за зубами относительно своего тюремного опыта.

— Осмелюсь сказать, с виду он сущий негодяй, — засмеялся Лорн. — В общем, я был в окрестностях Вейбриджа, отдыхал на обочине дороги, когда увидел, что мимо проходит высокий рыжий мужчина. Помня твое описание Джимми Дикса, я решил, что это он и есть, и окликнул его: «Голиаф!» К моему удивлению, вместо того чтобы остановиться, он со всех ног бросился бежать.

— О, для этого у него была веская причина.

— Боюсь, причина не из уважительных. Ну, я побежал за ним и, несмотря на его длинные ноги, ухитрился его нагнать. Тогда он набросился на меня, но когда я объяснил, кто я такой и упомянул про тебя, да к тому же рассказал, что отец его умер, оставив ему состояние, Голиаф успокоился и стал дружелюбным. Он начал обращаться со мной запанибрата, одолжил несколько шиллингов — все, что я смог ему уделить, — и отправился в Лондон. Ты его видела?

— Да, завтра я подведу счета, передам ему его имущество, и тогда я стану свободной… Свободной! — воскликнула Агарь, распахнув руки. — Как это прекрасно — снова быть свободной, покинуть этот утомительный Лондон и видеть небо и звезды, восход и закат, слышать пение птиц и дышать свежим воздухом вересковых пустошей. Я собираюсь вернуться к своему племени, знаешь ли.

— Не знаю, — сказал Юстас, взяв девушку за руку. — Но я знаю, что люблю тебя, и, думаю, ты любишь меня. В таком случае, вместо того чтобы возвращаться к своему племени, ты, по‑моему, должна отправиться к своему мужу.

— Ты — мой муж? — воскликнула Агарь, очаровательно покраснев.

— Если ты любишь меня, — проговорил Юстас и замолчал.

— Ты взвалил на меня бремя выбора! — снова воскликнула Агарь. — Ну, мой дорогой, не стану скрывать, что я тебя люблю. Тише! Позволь мне продолжить. Я видела тебя слишком мало, но то, что видела, мне полюбилось, вплоть до последней твоей черточки. Я умею читать выражения лиц, могу оценить характер лучше большинства и знаю, что ты верный, хороший, благородный человек, который станет мне, бедной цыганке, лучшим мужем, чем я осмеливалась ожидать. Да, Юстас, я тебя люблю. Если хочешь, я выйду за тебя замуж…

— Хочу! Выходи за меня! — в восторге сказал Лорн. — О, мой ангел…

— Минуточку, — более серьезным тоном перебила Агарь. — Юстас, ты знаешь, что у меня нет денег. Иаков Дикс не оставил мне ни пенни. Я отказываюсь принимать что‑либо от Голиафа, который тоже хочет на мне жениться, и завтра покину этот ломбард такой же бедной, как была, когда вошла сюда два года тому назад. Ты тоже беден, поэтому предстоит свадьба двух нищих глупцов.

— Но я не беден! — улыбаясь, воскликнул Юстас. — То есть я и не богат, но у меня достаточно средств, чтобы мы смогли вести жизнь, которая понравится и тебе, и мне.

— Но жизнь, которая мне нравится — жизнь цыганки, — возразила Агарь.

— Я тоже по природе своей цыган, — радостно сказал Юстас. — Разве я не вел жизнь бродяги все эти месяцы, разыскивая Голиафа? Послушай, дражайшая моя: оставив тебя, я продал флорентийца Данте собирателю книг за хорошие деньги. На них я купил фургон и заполнил его книгами, подходящими для живущих в сельской местности. И все это время, моя дорогая, я путешествовал в своем фургоне из села в село, зарабатывая на жизнь продажей книг, и выяснил, что это воистину выгодное дело. Я прошу тебя стать моей женой, разделить со мной фургон и цыганскую жизнь, и если ты…

— Юстас! — радостно воскликнула Агарь и бросилась к нему на шею.

Вот и все; между ними все уладилось без дальнейших слов. Когда пара вышла на Карби‑Кресент, чтобы осмотреть стоявший за углом фургон, они были уже обручены. В кои‑то веки в этом мире истинная любовь не столкнулась с преградами. Жениться на Юстасе, жить в фургоне, странствовать по стране, как истинная кочевая цыганка, — Агарь не могла вообразить более приятного существования. Наконец‑то она была вознаграждена за свои тяжкие труды в ломбарде.

— Вот наш будущий дом, Агарь, — сказал Юстас, указав на фургон.

Это был безукоризненно чистый экипаж, окрашенный в светло‑канареечный цвет со светло‑голубой отделкой. И по обе стороны его голубой краской было написано: «Ю. Лорн, книготорговец». В оглобли была впряжена холеная серая лошадь, окна фургона, забранные медными прутьями, были занавешены белыми занавесками. Агарь тут же влюбилась в этот восхитительный Ноев ковчег — как Юстас шутливо его назвал — и захлопала в ладоши. Поскольку было около шести часов вечера, сумерки и улицы почти опустели, Агарь смогла дать волю восторгу, переполнявшему ее сердце.

— Юстас, Юстас! Какая красота! Какое совершенство! — воскликнула она. — Если внутри он такой же аккуратный, как снаружи, я в него влюблюсь!

— Ты заставишь меня ревновать к фургону, — с беспокойством заметил Юстас. — Но не заглядывай внутрь, Агарь.

— Почему? — спросила она, бросив на Юстаса удивленный взгляд.

— Потому что… Потому… — начал он в замешательстве — и замолчал.

Агарь посмотрела на дверь фургона, Юстас бросил взгляд туда же. Дверь медленно приоткрылась, и лицо — жестокое белое лицо — появилось в дверном проеме. Человек, заросший многодневной щетиной, взглянул на Юстаса, потом перевел взгляд на Агарь. Как только свет упал на сердитое лицо незнакомца, Агарь вскрикнула, а мужчина выругался. В следующий миг, распахнув дверь, он выпрыгнул из фургона, промчался мимо пары и побежал по улице, которая вела от Карби‑Кресент на оживленную улицу.

Юстас, удивленный этим внезапным бегством, вопросительно взглянул на Агарь, которая стала белой как мрамор.

— Почему ты так побледнела? — спросил он, взяв ее за руку. — И почему мой друг убежал, увидев тебя?

— Твой друг? — слабо спросила Агарь.

— Да; во всяком случае, в данное время он мой друг. Он всего лишь бедный бродяга, которого я нашел на днях возле Эшера. Он лежал в канаве, изголодавшийся и еле живой, поэтому я взял его в свой фургон и ухаживал за ним, пока ему не стало лучше. Он попросил меня отвезти его в Лондон. Я как раз собирался тебе о нем рассказать, как вдруг он убежал.

— Вот почему ты не хотел, чтобы я заглянула в фургон?

— Ну, — сказал Юстас. — Этот бродяга, похоже, сильно нервничает. Боюсь, на несчастном сказалась его тяжелая жизнь. Незнакомое лицо всегда пугает его, и я подумал, что, если ты неожиданно заглянешь, он испугается… Так и получилось.

— Так и получилось: он испугался, увидев меня, — выпалила Агарь. — Еще бы ему не испугаться, ведь я его знаю!

— Ты знаешь его, этого бродягу?

— Бродягу! Он каторжник! Билл Смит — тот, о котором я тебе писала.

— Что! Этот мерзавец, который мошенничал с мандарином! — опешив, воскликнул Юстас. — Который украл бриллианты! Я думал, он в тюрьме!

— Он и был там, но сбежал на прошлой неделе. Полиция ищет его.

— Кто тебе об этом рассказал, Агарь?

— Голиаф. Он тоже был в тюрьме за конокрадство, но его выпустили несколько дней назад. Билл Смит — Весельчак Билл, как его называют — сбежал и теперь хочет убить адвоката Варка.

— Значит, я, сам того не ведая, помог ему скрыться от правосудия, — раздосадованно проговорил Лорн. — Я в самом деле думал, что он — бродяга. Если бы я знал, кто он, я бы не помогал ему. Он — скотина!

— А скоро станет убийцей! — лихорадочно воскликнула Агарь. — Ради бога, Юстас, исправь свою ошибку, зайди в Скотленд‑Ярд и расскажи там, что этот человек в Лондоне! Быть может, тебе удастся предотвратить преступление.

— Я иду, — сказал Юстас, забравшись на козлы фургона. — Я позабочусь об этом сегодня же, а завтра вернусь, чтобы поговорить с тобой. Минуточку!

Он спрыгнул с козел.

— Поцелуй меня, дорогая.

— Юстас! Кругом же люди!

— Ну, они не помешали Биллу Смиту сбежать, поэтому не будут возражать против поцелуя обрученной пары. До свиданья, дорогая, в последний раз. Завтра мы встретимся, чтобы больше не расставаться.

Крайне взволнованная, Агарь вернулась в ломбард. Появление Голиафа, возвращение Юстаса, неожиданное бегство Билла Смита — все эти события произошли так быстро, в течение часа, что любой мог догадаться, насколько она нервничала и тревожилась. Она не знала, что принесет ей завтрашний день, и с особенной тщательностью заперла дом на ночь, на случай, если беглому каторжнику придет в голову забраться сюда, став грабителем. Следующие двенадцать часов были для Агари какими угодно, только не приятными.

С рассветом к ней вернулась обычная самоуверенность, а также Варк и Голиаф. Тощий адвокат был сильно взволнован новостями о побеге каторжника и боялся, что его жалкая жизнь в большой опасности из‑за такого заклятого врага, как Счастливчик Билл. Однако страх не помешал ему заняться делами, и все утро Агарь объясняла Варку и Голиафу счета, платежи и квитанции. Адвокат очень старался найти недостатки в счетах ломбарда, но благодаря неуклонной честности девушки и ее точному ведению дел Варк, к своему неудовольствию, ни в чем не смог ее обвинить. Все было оформлено правильно, и Голиаф объявил, что вполне удовлетворен состоянием своего имущества. Потом он произнес речь.

— Похоже, у меня есть тридцать тысяч, — ликующе сказал он. — И ломбард, от которого я избавлюсь. С такими деньгами я смогу жить как джентльмен…

— Вы никогда не сможете быть джентльменом! — с презрением возразила Агарь.

— Не смогу, если ты не присмотришь за мной. Видишь ли, шельма, когда я был беден, ты отказала мне, а теперь, когда я богат…

— Я скажу то же самое, Голиаф. Когда вы были честным человеком, я отказала вам, а теперь вы преступник…

— Был преступником, — поправил Голиаф. — А теперь я вышел.

— Хорошо. Но я не выйду за вас замуж. Я вас ненавижу! — воскликнула Агарь, топнув ногой. — И вообще‑то, если хотите знать, я собираюсь выйти замуж за Юстаса Лорна.

— Что! За этого щенка! — в ярости заорал Голиаф.

— Он мужчина — в отличие от вас! Я буду жить в фургоне и продавать книги.

Тут Голиаф разразился проклятьями и вряд ли воздержался бы от насилия, в такую пришел ярость. Он поклялся, что не даст Агари ни пении за все годы ее работы — она покинет ломбард такой же нищей, какой была, когда вошла в него.

— Я так и собираюсь сделать, — хладнокровно сказала Агарь. — Я не возьму даже траурную одежду, которую носила после смерти вашего отца. Мое красное платье вполне сгодится для фургона Юстаса, и завтра я его надену и навсегда покину ломбард.

Это было все, чего смог от нее добиться Голиаф. Он предложил выплатить ей деньги, отправиться в фургоне по всей стране, если она так хочет — все тщетно.

Агарь управляла ломбардом столь мудро, что даже Варк, который ее ненавидел, не смог найти изъяна в ее счетах. Дела были улажены, и девушка объявила, что уезжает с Юстасом, после того как в последний раз переночует в ломбарде. Сперва — алтарь и обряд бракосочетания, затем — фургон и вся страна. От этого плана Агарь никогда бы не отказалась.

Тем же вечером Юстас пришел повидаться с Агарью и рассказал, что известил Скотленд‑Ярд о побеге Смита и теперь полиция ищет его. Пока они разговаривали, появился Варк, бледный и испуганный. Он рассказал помолвленным молодым людям новости, которые немало их удивили.

— Я пошел в полицию насчет Смита, — проговорил адвокат, потирая тощие руки. — И выяснил, что сбежал не один каторжник, а два.

— Два! — воскликнула Агарь. — А второй?

— Голиаф — ваш друг, Джимми Дикс. Он получил три года, а не два и сбежал из тюрьмы вместе со Весельчаком Биллом.

— Какой же он дурак, раз сюда явился! — воскликнул Юстас, оправившись от удивления.

— Напротив, я думаю, он был очень умен, — сказала Агарь. — Только я знала, что он — Голиаф, а он был арестован и осужден под этим именем. Но в Джеймсе Диксе, наследнике Иакова, владельце тридцати тысяч фунтов, никто не заподозрил бы беглого каторжника. Но как он избавился от тюремной одежды?

— Полицейские мне рассказали, — усмехнулся Варк. — Эта парочка ворвалась в дом и украла одежду, которая пришлась им впору. Билл Смит был ранен, попав в стальной капкан, поэтому спрятался в канаве, где его и нашел мистер Лорн. Голиаф нагло явился сюда, чтобы получить свои деньги. Если бы я не услышал его описание в Скотленд‑Ярде, я бы ничего не заподозрил.

— Вы сказали им, что он был здесь? — резко спросил Лорн.

— Нет, но скажу, если он не отдаст мне половину своих денег — пятнадцать тысяч фунтов. Если отдаст, я переправлю его в Америку. А если нет…

— Ну, тогда вы станете Иудой? — спросила Агарь.

— Я сдам его полиции.

— Вы — чудовище! — с яростью воскликнула девушка. — Подлая рептилия! Вы на всем делаете деньги. Голиаф не принес вам ничего, кроме выгоды, он предупредил вас о Смите и тем самым отдал себя в ваши руки, а вы собираетесь его предать!

— Я думал, вы ненавидите этого человека! — дрожащим голосом сказал Варк, удивленный этой вспышкой.

— Так и есть. Но я думаю, вы могли бы позволить ему мирно наслаждаться его деньгами. Да, он был в тюрьме, но вы заслужили тюрьму вдвое больше.

— Я хочу получить половину его денег, — угрюмо сказал адвокат.

— И что вам это даст? — поинтересовался Лорн. — Билл Смит может вас убить.

— Я его не боюсь! — отгрызнулся Варк, но все‑таки побледнел. — Я попросил Болкера остаться со мной на ночь, и у меня есть пистолеты. Кроме того, полиция ищет Билла, так что он сюда не придет.

— Придет, — сказала Агарь, распахнув дверь. — Он с радостью подставит свою шею, чтобы свернуть вашу. Вон отсюда, Иуда! Вы отравляете здесь воздух!

Варк скулил и протестовал, но Агарь выгнала его вон и заперла за ним дверь. Оказавшись на улице, он обернулся и погрозил кулаком дому, где жила женщина, которую он теперь так же сильно ненавидел, как и любил. Она избежала его сетей, избежала ловушек, которые он ей расставил, а теперь, освободившись от своих долгов перед мертвецом, собиралась отправиться в большой мир с любимым человеком — бедная в отношении земных богатств, но богатая в обладании честным сердцем Лорна. Неудивительно, что Варк пришел в ярость.

Дом, в котором жил господин Варк, находился дальше по реке, неподалеку от той полуразрушенной пристани, куда Билл Смит в достопамятное время притащил Болкера. Дом был мрачным, старым, ветхим особняком, который в начале века видел лучшие дни. Но теперь он принадлежал адвокату, его глухой старой домохозяйке и крысам. На сей раз Болкер также был там, согласно желанию Варка. Бессовестный адвокат, который предал так много воров и теперь до дрожи боялся одного из них, настоял на том, что мальчик должен остаться с ним — вдруг он понадобится. Но таким способом Немезиду не обманешь.

Идя по мрачным улицам к своему логову, Варк, будучи туговат на ухо, не услышал крадущихся шагов того, кто незаметно следовал за ним; не увидел скользящую за ним по пятам тень. Ночь была ветреной, и луну то и дело закрывала вуаль летящих облаков.

Адвокат медленно поднялся по истертой лестнице к двери своего дома. И когда он к ней подошел, черная туча закрыла луну так надолго, что Варк никак не мог отыскать замочную скважину. Когда же он все‑таки ее нашел, дверь с треском распахнулась, и Варк во весь рост растянулся на каменном полу прихожей.

Билл Смит увидел шанс войти в дом незамеченным, стремительно взбежал по ступенькам и промчался мимо лежащего адвоката, который был настолько ошеломлен падением, что не заметил промелькнувшего мимо человека. В этот миг Билл мог легко убить Варка, но он рассудил, что в прихожей, при открытых дверях, это будет слишком рискованно — его может кто‑то заметить. Кроме того, он хотел оказаться в комнате, где адвокат считал себя в безопасности. А как только Варк умрет, Билл собирался открыть его сейф его же ключами, после чего сбежать, нагрузившись добычей. Но Варк и не подозревал об этих злоумышлениях против его жизни и денег.

Когда он встал и закрыл дверь, домохозяйка спустилась вниз со свечой в руке. Ворча на ее нерасторопность, Варк велел ей проводить его в маленькую комнату в задней части дома, окна которой выходили на реку. Весельчак Билл снял сапоги, сжал нож, с которым не расставался, и пошел за стариком и женщиной. Заглянув сквозь щель приоткрытой двери в комнату, он отпрянул и выругался себе под нос, потому что в комнате были Болкер и Голиаф. Билл начал думать, что ему все‑таки не удастся прикончить Варка.

Он спрятался в темном углу, когда домохозяйка прошла мимо, возвращаясь вверх по лестнице, а потом вернулся на свой наблюдательный пункт у дверей комнаты, откуда мог не только слышать, но и видеть. То, что за этим последовало, еще сильнее укрепило его решимость убить Варка. «Такой неблагодарный кровопийца не заслуживает того, чтобы жить», — подумал Билл.

— Рад видеть вас здесь, — обратился Варк к Голиафу, который встал, когда адвокат вошел. — Получили мою записку?

— Да. Иначе с чего бы я стал отмораживать пятки в вашей дыре? — свирепо прорычал Голиаф. — Чего вы хотите?

— Пятнадцать тысяч фунтов, — лаконично объявил Варк.

— Половину денег, оставленных стариком. И с чего бы это?

— Потому что я знаю, что вы сбежали из тюрьмы, — хладнокровно ответил Варк, — и что полиция вас ищет.

— Так вы собираетесь сдать меня? — спросил Голиаф, скрежеща зубами.

Варк потер руки.

— Почему бы и нет? — огрызнулся он. — Я сдал Билла Смита и получил награду. Но я предпочел бы получить половину ваших денег тому, чтобы отправить вас обратно за решетку.

— Я вас прикончу.

— О, я не боюсь, — бросив на собеседника скверный взгляд, заметил Варк. — Здесь сидит Болкер, и у Болкера есть пистолеты. Вы не сможете меня убить.

— Нет. Я предоставлю сделать это Биллу Смиту, — хладнокровно сказал Голиаф.

— Ха! Я не боюсь этого бандита.

Прежде чем Голиаф успел ответить, раздался рев, похожий на рев разъяренного зверя, дверь слетела с петель, и в комнату с ножом в руке ворвался Билл Смит. Варк пронзительно заверещал, как попавший в ловушку кролик, а в следующий миг разъяренный беглец швырнул адвоката на пол. Болкер выбежал из комнаты, криками призывая полицию, и, пролетев по коридору, выскочил за дверь в бурную ночь. Его вопли перебудили всех соседей.

Голиаф мгновенно понял, что, если спасет Варка от смерти, у него появится шанс на помилование. Он бросился на Билла, который слепо бил ножом сопротивляющегося адвоката, и постарался его оттащить.

— Отпусти, будь ты проклят! — завопил каторжник. — Он продал меня; он сказал, что продаст и тебя! Я убью его, если даже меня за это повесят!

— Нет, ты этого не сделаешь, нет!

Голиаф оторвал негодяя от лежащего человека, как моллюска от скалы, и между двумя преступниками началась отчаянная борьба. Израненный, залитый кровью Варк потерял сознание. В следующий миг, когда Смит и Голиаф качались, сцепившись в неистовом объятье, комнату наводнили полицейские, которых привел вопящий Болкер. Увидев их, Билл вывернулся из хватки Голиафа, подхватил револьвер, который Болкер оставил на столе, когда убежал, и дважды выстрелил в распростертое на полу тело своего врага.

— Да! Скотина! Будь ты проклят! Умри!

Затем он вернулся к выходившему на реку окну, и, сдерживая полицейских направленным на них пистолетом, рывком распахнул его. Голиаф бросился вперед, чтобы его схватить, но Билл, взвыв от ярости, швырнул револьвер ему в лицо.

— Будь ты проклят за то, что напал на своего товарища!

В следующий миг он выпрыгнул из окна, и все в комнате услышали всплеск тяжелого тела, упавшего в воды Темзы.

Спустя два месяца после упомянутых событий желтый фургон, запряженный серой лошадью, катился по одной из зеленых аллей, ведущих к Валтон‑он‑Таймс. Это было начало весны, и на голых ветвях уже набухали почки, а ароматный ветерок смягчал холодный воздух, предвещая наступление теплых месяцев года.

Рядом с фургоном шагал высокий темноволосый молодой человек в грубом домотканом костюме, а рядом с ним благородной поступью шла девушка с царственной осанкой. На ней было темно‑красное платье, потертое и в пятнах, но взор ее был полон огня, а щеки горели здоровым румянцем. Эти двое были низкого происхождения, но выглядели довольными и счастливыми. Лошадь медленно брела вперед в полосах солнечного света, а двое молодых людей разговаривали.

— Значит, господин Варк все‑таки умер, — серьезно сказал молодой человек.

— Как ты знаешь, два выстрела из пистолета убили его, — ответила девушка. — А Билл Смит утонул в реке, пытаясь бежать. Он отдал свою жизнь ради мести.

— Я рад, что Голиафа помиловали.

— Меня же это ни радует, ни печалит, — равнодушно сказала Агарь. — Думаю, он пытался защитить Варка лишь для того, чтобы получить помилование.

— Что ж, он получил чего хотел, — задумчиво заметил Юстас.

— Не получил бы, если бы не вмешалась общественность, — ответила Агарь. — Но люди сделали из него героя. Бред! Как будто Голиаф такой человек, что смог бы простить Варка, собиравшегося его продать. Что ж, теперь он свободен и богат. Однако осмелюсь предположить, что он растратит все свои деньги. Он бы поступил много лучше, удержав ломбард, вместо того чтобы отдать его Болкеру.

— Болкер еще слишком молод, чтобы вести дела.

— Не обольщайся, — сухо заметила Агарь. — Болкер молод годами, но стар в грехах. Он купил ломбард на деньги, полученные в награду за то, что вернул алмазы госпожи Диси. Болкер замучает Карби‑Кресент, превратившись во второго Иакова Дикса.

— А ты рада, что покидаешь ломбард?

— Думаю, так и есть! — ответила девушка, бросив влюбленный взгляд на Юстаса. — Я рада оставить грязный Ламбет ради зеленых полей. Я — цыганка и не выношу ярма торговли. Кроме того, мой дорогой, я рада, что всегда буду с тобой.

— А ты в самом деле всегда будешь со мной, миссис Лорн? — смеясь, спросил ее муж.

— Миссис Лорн? — очень степенно повторила Агарь. — Теперь я миссис Лорн, а Агарь из ломбарда со всеми ее приключениями — призрак прошлого.

Юстас поцеловал ее, потом причмокнул, погоняя лошадь. Они прошли по узкой тропинке среди танцующих теней и, полные надежд, ушли на зеленеющие сельские просторы к цыганской жизни. Агарь из ломбарда наконец‑то стала сама собой.