Из всех людей, с которыми Агарь имела дело, управляя ломбардом в Ламбете, она больше всего любила вспоминать Маргарет Сноу. Воспоминания об этой бледной слепой старой деве, о ее печальной истории и ее стойкости никогда не сотрутся из памяти девушки. Никогда она не забудет прискорбный случай с серебряным чайником, который мисс Сноу заложила крайне неохотно, лишь в силу необходимости; печальную историю, рассказанную подавленной старухой, и неожиданную роль, сыгранную самой Агарью в развязке этого дела. Благодаря всему этому воспоминания о печальной женщине, которую Агарь назвала своим шестым клиентом, не поблекли.

Отчасти эта история была даже комичной; было нечто наивное и детское в ее непритязательной романтичности, но Агарь никогда не находила в ней ничего смешного. Она знала одно: Маргарет — мученица, святая и мир много теряет, не зная ее истории. А вот, собственно, сама история.

Одним ноябрьским вечером, в сумерках, Маргарет вошла в ломбард со свертком из старого полотенца. Агарь хорошо знала ее в лицо — слепая женщина жила в мансарде на последнем этаже дома в конце Карби‑Кресент. Агарь знала и то, что та живет бедно и тяжко трудится, плетя корзинки из соломы для большого торгового центра на углу за их улицей. Такие корзинки — отличительная особенность большого магазина, где их дают покупателям, чтобы те могли унести в них маленькие свертки. Поскольку спрос на них постоянный, постоянно и предложение. Маргарет всегда удавалось продать все сделанные ею корзинки, но, хотя у нее были умелые и проворные длинные пальцы, она редко могла заработать больше шести шиллингов в неделю. На эти деньги она должна была жить, одеваться, покупать еду, поэтому ее существование было своего рода чудом. И все‑таки она ни у кого не просила помощи, будучи гордой и замкнутой. За все годы, что она прожила в Карби‑Кресент, она ни разу не заходила в ломбард. Зная это, Агарь с удивлением увидела ее стоящей в одной из «будок»; перед ней на прилавке лежал сверток.

— Мисс Сноу! — с огромным удивлением воскликнула Агарь. — В чем дело? Я могу для вас что‑нибудь сделать?

Худое бледное лицо женщины вспыхнуло, когда она услышала, как ее окликнули по имени. Она положила тонкий палец на сверток, прежде чем ответить нерешительным тихим голосом.

— Я болела, мисс Стэнли, — негромко объяснила она. — Поэтому в последнее время мало работала. И получила очень мало денег. Я не могу заплатить за жилье, и… и…

Она полностью утратила самообладание и с отчаянием добавила:

— Пожалуйста, дайте мне хоть что‑нибудь за это.

Агарь мгновенно превратилась в деловую женщину.

— Что это? — спросила она, ловко развязывая узел.

— Это… это… серебряный чайник, — пролепетала мисс Сноу. — Единственная моя ценность. Я хотела бы заложить его месяца на три, пока не смогу его выкупить. Я… Я надеюсь к тому времени заработать упущенные деньги. Три… три фунта будет…

Ее голос замер, и Агарь увидела, как мисс Сноу отвернулась и украдкой поднесла к лицу бледную худую руку, чтобы смахнуть слезу.

Чайник был квадратным, в георгианском стиле, с рифлеными боками, с элегантно изогнутым носиком и гладкой ручкой из слоновой кости. Агарь охотно дала бы за него требуемые три фунта, так как само серебро стоило дороже, и тут сделала любопытное открытие. Крышка чайника была плотно закрыта и запаяна по кругу, так что ее нельзя было открыть. Это странное обстоятельство делало чайник вещью совершенно бесполезной для любых практических целей — никто не смог бы использовать герметично запаянный сосуд.

— Почему чайник запаян? — с удивлением спросила Агарь.

— Это было сделано тридцать лет назад по моей просьбе, — спокойно ответила слепая женщина. Потом, после паузы, добавила слабым нерешительным голосом: — В нем письма.

— Письма? Чьи письма?

— Мои и человека, который не имеет к вам никакого отношения. Пожалуйста, не задавайте больше вопросов, мисс Стэнли. Дайте мне денег и позвольте мне уйти. Я надеюсь через три месяца выкупить его.

Агарь заколебалась и с сомнением взглянула на женщину.

— Поскольку чайник запаян, вряд ли от него много пользы, — после паузы проговорила она. — Заберите его, моя дорогая мисс Сноу, и я одолжу вам три фунта.

— Спасибо, нет, — холодно ответила старая дева. — Я ни от кого не принимаю милостыни. Если вы не можете взять мой чайник в залог, верните мою собственность…

— Что ж, я возьму его в залог, если вы так хотите, — ответила Агарь, пожав плечами. — Вот три соверена, и я сейчас же оформлю квитанцию.

Рука слепой женщины сомкнулась на деньгах, и мисс Сноу вздохнула со смесью сожаления и облегчения. Когда Агарь вернулась с квитанцией, она увидела, что Маргарет ласкает серебряный чайник, словно не желая с ним расставаться. Она отпрянула назад и покраснела, услышав шаги приближающейся Агари, потом молча взяла квитанцию и пошла прочь; слезы катились по ее увядшим щекам. Девушка была тронута этим немым страданием.

— Вы найдете дорогу домой в темноте? — окликнула она.

— Моя дорогая, для меня день и ночь одинаковы, — с достоинством ответила пожилая женщина. — Вы забываете, что я слепая. К тому же, — добавила она, пытаясь говорить легким тоном, — в окру́ге мне известен каждый дюйм.

Когда мисс Сноу ушла, Агарь убрала чайник и немного поразмышляла о том, при каких странных обстоятельствах его запаяли и о чем говорится в любовных письмах. Она потому была уверена, что письма полны любви, что Маргарет запиналась, упомянув о них, а еще потому, что письма были написаны мисс Сноу и «человеком, который не имеет к вам никакого отношения».

Последние слова и то, как их произнесла слепая, слишком ясно показали Агарь: эта женщина обладает упрямой скрытностью и гордостью. Она, наверное, дошла до последней крайности, прежде чем заставила себя заложить странную шкатулку… А чайник как вместилище любовных писем, свидетельств ее угасшего в юности романа, был и вправду очень странен. Тридцать лет назад чайник запаяли; а еще Агарь знала, что тридцать лет назад сердце этой слепой и непривлекательной старой девы было разбито. Тут и вправду имелся материал для романа, для самого странного и самого жалостливого романа.

— Какое диковинное место этот ломбард! — философски сказала себе Агарь. — Сюда приносит все обломки разрушенных человеческих судеб. Разбитые сердца, уничтоженные карьеры, увядшие и мертвые романы — тут для всех них находится место. Хотелось бы мне узнать историю этого запаянного чайника.

Она и впрямь была так полна любопытства, что почти решилась заглянуть к старой деве и попросить ее объяснений. Но Агарь, хоть и была бедной девушкой, бродячей цыганкой и управляла мелким лондонским ломбардом, обладала врожденной деликатностью, удержавшей ее от того, чтобы вымогать доверие у женщины, которая не склонна была кому‑либо доверяться.

Мисс Сноу по рождению была леди, об этом знали все на Карби‑Кресент, а ее несгибаемая гордость вошла в поговорку. Немногие слова, которыми она остановила расспросы Агари насчет писем, помещенных в чайник, ясно показали, что никому не следует касаться ее предполагаемого романа. Поэтому Агарь оставила чайник в ломбарде и воздержалась от того, чтобы зайти к его хозяйке.

Последующие несколько недель Маргарет продолжала плести корзинки и носить их в магазин, который нанял ее. По своему обыкновению, она каждое воскресное утро ходила в церковь, а все остальное время проводила в уединении в своей промерзшей мансарде. В тот год в Лондоне выдалась особо холодная зима, перед Рождеством выпало много снега. Желая сэкономить деньги, чтобы выкупить чайник, Маргарет отказывала себе в огне и старалась есть поменьше, лишь столько, чтобы поддержать в себе жизнь. В тонкой одежде и стоптанных туфлях, она ходила в магазин и церковь под снегопадом и пронизывающим ветром. Без теплой одежды, еды и огня, под гнетом лет и в таком ослабленном состоянии, она, само собой, заболела. Однажды утром мисс Сноу не вышла, и хозяйка дома, поднявшись на чердак, нашла ее в постели.

И все‑таки несгибаемый дух и врожденная гордость заставляли Маргарет решительно отказываться от благотворительности, и между приступами мучительной боли она плела корзины, сидя на своей продавленной кровати. Наверное, она бы умерла, оказавшись в таком бедственном положении, но Бог пожалел беззащитную измученную женщину и послал ей на помощь ангела. Этим ангелом была Агарь; к тому же она оказалась очень практичным ангелом.

Услышав от соседей, что мисс Сноу заболела, и вспомнив эпизод с серебряным чайником, Агарь поднялась на промерзший чердак и занялась старой девой. Маргарет возражала, собрав все свои невеликие силы, но добросердечная цыганка не прекратила делать то, что считала своим долгом.

— Вы больны и одиноки, так что я должна позаботиться о вас, — сказала она, накинув принесенный ею плед на плечи бедной женщины.

— Но я не смогу вам заплатить. Все, что у меня есть ценного, — это серебряный заварной чайник.

— Ну, — сказала Агарь, продолжая разжигать хороший огонь, — в моем ломбарде он будет в полной безопасности, так что не беспокойтесь. Что касается платы, мы поговорим об этом, когда вы поправитесь.

— Я никогда не поправлюсь, — простонала Маргарет и повернулась лицом к стене.

«В самом деле, — подумала Агарь, — так оно и есть».

Истощенный многими годами холода и лишений, организм Маргарет был слишком слаб, чтобы и дальше сопротивляться болезни. В следующий раз она покинет свой чердак ногами вперед, и еще один лондонский нищий добавится к великой армии безвестных покойников. Песок времени Маргарет очень быстро подходил к концу.

Агарь была ей как сестра. Она продолжала снабжать Маргарет дровами, едой и одеялами, поила ее вином, а когда удавалось выбраться из ломбарда, часто сидела у постели бедняжки. Именно в одно из таких посещений она услышала историю единственного романа в жизни Маргарет и узнала, почему эти любовные письма — а это в самом деле оказались любовные письма — были спрятаны в серебряном чайнике.

Это было в конце декабря, когда земля побелела от снега. Магазины даже на Карби‑Кресент украсили падубом и омелой, как и положено на Святки. Закрыв ломбард, Агарь пришла, чтобы провести часок с Маргарет. Ярко горел огонь — такой огонь заставил бы вознегодовать скупого Иакова Дикса — и две свечи на каминной полке. В тот вечер Маргарет была оживленной, даже веселой и, вложив свою руку в руку Агари, поблагодарила девушку за ее доброту.

— На самом деле благодарности тут недостаточно, — заметила слепая. — Вы накормили голодную, одели нагую. После тридцати лет сомнений, моя дорогая, вы восстановили мою веру в человеческую природу.

— Как же вы потеряли ее?

— Из‑за мужчины, моя дорогая; из‑за мужчины, который сказал, что любит меня, но разорвал нашу помолвку без всякой на то причины.

— Странно. Почему вы не спросили его о причине?

— Не могла, — со вздохом сказала Маргарет. — Он был в Индии. Но это длинная история, моя дорогая. Если вы хотите послушать…

— Я буду в восторге, — быстро ответила Агарь. — Особенно если это объяснит, почему вы запечатали письма в чайнике.

— Да, объяснит. В этот чайник — единственный подарок, который я получила от Джона Маска, — тридцать лет назад я положила его письма. А также мои к нему, которые он отослал назад.

— Почему он отослал назад ваши письма? — спросила Агарь.

— Не знаю, не могу сказать. Но он их вернул. О… О! — воскликнула Маргарет в порыве тоски. — Как жестоко! Как жестоко! А я любила его, я так его любила! Но он забыл меня и женился на Джейн Лорример. Теперь они богаты и процветают, а я… я умираю нищей на чердаке. И серебряный чайник я заложила, — жалобно закончила она.

Агарь погладила тонкую руку, которая сжала простыни.

— Расскажите мне эту историю, — успокаивающе сказала она. — Расскажите, если это не причинит вам слишком большую боль.

— Боль, — с горечью повторила Маргарет. — Когда сердце разбивается, оно не чувствует боли, а мое было разбито тридцать лет назад Джоном Маском.

Она мгновение помолчала, потом продолжила:

— Я жила в городке Крайстчерч, в Гемпшире, моя дорогая, в маленьком коттедже на окраине. Его я унаследовала от своих родителей вместе с небольшой суммой. Этих денег было немного, но достаточно, чтобы на них прожить. Мои отец и мать умерли, оставив меня в этом мире без близких, когда мне исполнилось двадцать лет, поэтому я жила в своем домике с Люси Дайк и маленькой служанкой. Люси была примерно моего возраста и следила за домом. Понимаете, я была слепой, моя дорогая, — мягко проговорила Маргарет. — И ничего не могла сделать сама. Боже всеблагой, после мне пришлось самой зарабатывать себе на жизнь.

Ее захлестнули горькие воспоминания, и она снова замолчала. Агарь не решилась нарушить тишину, но вскоре Маргарет продолжила рассказ:

— Кроме того, у меня была любимая подруга Джейн Лорример, которая жила неподалеку с родителями, и она постоянно посещала меня. Мы были как сестры. И я любила ее больше всех на свете, пока в Крайстчерч не приехал Джон Маск. Я познакомилась с ним, когда он был у настоятеля прихода. Хотя я никогда не видела его лица, мне говорили, что он очень красив. У него был мягкий, низкий голос, который очаровал меня. Знаете, моя дорогая, мы, бедные слепые, любим красивые голоса. Я полюбила Джона, но понятия не имела, будет ли он испытывать какое‑то ответное чувство; ибо как могла слепая девушка надеяться, что красивый молодой человек взглянет на нее… Тем более, — меланхолично добавила Маргарет, — когда Джейн была так красива…

— Но он не любил Джейн, — многозначительно заметила Агарь.

— Да, — с гордостью сказала слепая женщина. — Он любил меня и сказал мне об этом после целого года знакомства. Мы обручились, и то была лучшая пора моей жизни. Однако он собирался в Индию, чтобы стать чайным плантатором, и сказал, что поселится там, а когда заработает достаточно, пришлет за мной. Увы! Увы! Он не выполнил своего обещания.

— Почему? — напрямик спросила Агарь.

— Кто знает? — печально ответила Маргарет. — Не я и не Джейн. Она была так же удивлена, как и я, когда всему пришел конец. Хоть я и слепая, моя дорогая, пишу я достаточно хорошо, и Джон взял с меня обещание, что я буду ему писать. Я писала ему больше года, и он преданно мне отвечал.

— А кто читал вам его письма?

— Иногда Джейн, иногда Люси Дайк. Ах! Обе они были хорошими подругами и поддерживали меня в моей беде. Сначала письма Джона были очень ласковыми, но шли месяцы, и они становились все холоднее и холоднее. Часто Джейн говорила, что не хочет их мне читать. Я писала Джону, прося разъяснить причину такой перемены, но из его ответов так ничего и не поняла. Наконец, спустя восемнадцать месяцев после его отъезда, я получила обратно все мои письма.

— В самом деле! А принесла их вам Джейн или Люси?

— Нет. Джейн уехала в Лондон, повидаться с друзьями, а Люси в это время не было дома. Маленькая служанка принесла мне пакет. Я открыла его, думая, что, быть может, это подарок от Джона. Он ведь не дарил мне ничего, кроме того серебряного чайника, который вручил перед отъездом. Я попросила служанку подождать, пока я открою пакет, и попросила ее прочитать приложенное письмо от Джона.

— И она прочитала?

— Да. О, эта боль! — воскликнула Маргарет. — Он написал, что наша помолвка должна быть расторгнута и что он возвращает мои письма — все тринадцать. И никаких оправданий, вздохов, сожалений. Только две краткие, жестокие строчки, расторгающие нашу помолвку, и пачка моих писем. Я обезумела от горя и, плача, прижимала письма к груди.

— А что сказала Люси, когда вернулась?

— Она очень рассердилась на маленькую служанку за то, что та прочитала мне письмо и причинила такую боль. Она хотела, чтобы я уничтожила свои письма, но я отказалась. Я держала их при себе день и ночь. Джон прикасался к ним — они были всем, что мне от него осталось. Затем я поняла, что мой роман закончен. Я взяла свои письма и те, что он мне писал, связала и вложила в серебряный чайник. А потом пошла к ювелиру, и он по моей просьбе заварил крышку. С тех пор ее не открывали.

— Вы рассказали Люси или Джейн, что сделали?

— Я никому не рассказала. Я хранила свой секрет, и никто не догадывался, что в чайнике содержится мое недолгое счастье. Вскоре после этого на меня обрушились беды. Из‑за нечестности опекуна я потеряла все свои деньги, мне пришлось отказаться от дома, уволить Люси и мою маленькую служанку. Джейн отправилась в Индию к дяде, взяв Люси в качестве горничной. А потом, через шесть месяцев после ее отъезда, я узнала, что она вышла замуж за Джона Маска.

— Это она написала и рассказала вам об этом?

— Нет, ни он, ни она никогда мне не писали. Что до меня, после того как я получила назад свои письма вместе с короткой запиской и запаяла их в серебряный чайник, я постаралась обо всем забыть. Я не написала ему ни строчки, я никогда не упоминала о нем. Он обошелся со мной жестоко и умер для меня. Так закончился мой роман, моя дорогая.

— А как вы попали в Лондон?

— Как я уже говорила, я потеряла все, — просто сказала Маргарет. — И так как не могла жить в бедности там, где раньше жила зажиточной, я оставила Крайстчерч и приехала в Лондон. О моя дорогая, к чему рассказывать вам о страданиях, которые я претерпела! Слепая, бедная и одинокая, я много выстрадала, но все это ничто по сравнению со страданиями в тот час, когда Джон разбил мне сердце. Наконец меня прибило сюда, и я стала зарабатывать на хлеб плетением корзин. Здесь я и умру! Увы, несчастная Маргарет Сноу!

— А Джон Маск и его жена?

— Они живут в Уэст‑Энде, на Беркли‑сквер, богатые и процветающие, а рядом с ними — их сыновья и дочери. Люси — их домоправительница. Я узнала обо всем этом от одной подруги из Крайстчерча. Ах! Как они счастливы… как счастливы!

— Вы послали им весточку?

— Нет. Зачем? Им было бы все равно, явись я перед ними, как призрак прошлого. Они богатые, знатные и счастливые.

— А вы лежите здесь, бедная и умирающая! — с горечью проговорила Агарь.

— Да это тяжко, тяжко. Но я не должна жаловаться! Бог послал мне вас, чтобы в последние минуты жизни я была счастлива. Вы очень хорошая, моя дорогая. Вы так много сделали для меня, но должны сделать еще одну вещь. Откройте чайник.

— Как! — воскликнула Агарь удивленно. — Открыть чайник, который был запаян тридцать лет!

— Да, я хочу, чтобы вы прочли мне письма Джона, прежде чем я умру. Дайте мне упокоиться, зная, что он когда‑то меня любил. Завтра, моя дорогая, вы должны сделать это для меня. Обещайте.

— Обещаю, — сказала Агарь, укутав ее одеялом. — Завтра я открою чайник и принесу вам ваши письма и письма Джона Маска.

С этим Агарь оставила женщину на ночь, убедившись, что Маргарет в тепле и ей удобно. Оказавшись в своей постели, Агарь задумалась о грустной истории страстной любви мужчины к слепой женщине — о любви, которая так странно угасла. В том, что он разлюбил Маргарет, не было ничего необыкновенного, так как мужчины, особенно во время своего отсутствия, слишком склонны забывать тех, кого они оставили дома. Но то, что он женился на Джейн Лорример, было любопытно. В душу Агари закрались сомнения — не стала ли Маргарет жертвой обмана? Не было ли причин для неожиданного окончания романа, о которых несчастная не подозревала? Для таких сомнений у Агари не было оснований, но в то же время она не могла выбросить их из головы.

Возможно, письма смогут расставить все на свои места; возможно, все произошло именно так, как рассказала Маргарет. Тем не менее Агарь тревожило, что случится завтра, когда наступит утро, чайник откроют и прочитают письма. Тогда она узнает, не разлучили ли влюбленных предательство и женские козни или история была такой, как считала Маргарет — всего лишь история о вероломном мужчине и женщине с разбитым сердцем.

На следующий день Агарь оставила ломбард на попечение Болкера и отнесла серебряный чайник ювелиру на соседней улице. Тот расплавил припой и открыл крышку. Внутри, под ворохом сухих розовых лепестков, Агарь нашла пачку писем, перевязанных голубой лентой. Ее богатому воображению мерещилось нечто кощунственное в том, чтобы беспокоить эти останки давно погибшего романа, и Агарь с благоговейной осторожностью отнесла чайник и его содержимое в дом на Карби‑Кресент.

После тридцати лет тления под лепестками роз эти письма, желтые и выцветшие, вновь увидели дневной свет, а женщина, которая написала их, будучи молодой и красивой, теперь лежала поблекшая и умирающая — то была зима ее жизни. Глубоко тронутая Агарь села возле скромного ложа, разложив старые письма на коленях.

— Читайте все, — сказала Маргарет; слезы катились по ее лицу. — Читайте все письма Джона, в которых он говорил мне о своей любви тридцать лет назад. Тридцать лет! Ах, мой бог! Я тогда была молодой и цветущей! О, о, юность и любовь!

Она заплакала, колотя по постели дрожащими руками.

— Любовь и молодость! Ушли! Ушли!.. И я умираю!

С усилием стараясь говорить ровным голосом перед лицом такого святого горя, Агарь начала читать письма, посланные из Индии бывшим возлюбленным. Тут было десять или двенадцать писем — чарующие послания, полные чистой и вечной любви. Во всех письмах от первого до последнего не было ничего, кроме преданности и доверия. Автор ласково говорил со своей бедной, слепой возлюбленной, обещал выстлать ее путь розами и всячески демонстрировал, что он достоин уважения и привязанности. Вплоть до двенадцатого письма не было никакого намека на желание разорвать помолвку. Только в тринадцатом письме — в две короткие строки, как и говорила Маргарет, — пришло уведомление, краткое и неожиданное, как удар молнии. Джон холодно писал: «Лучше будет, если наша помолвка закончится. Поэтому я возвращаю вам тринадцать писем, которые вы мне написали».

И все. От этого послания, такого неожиданного после пыла дюжины других писем, у Агари захватило дыхание.

— За исключением последнего, я не вижу в этих письмах ничего холодного или жестокого, — закончив чтение, проговорила Агарь.

Маргарет положила на ее голову тонкую руку.

— Нет, нет… — пролепетала она смущенно. — И все же я уверена, что письма Джона были жестокими. Это было так давно, что, возможно, я уже позабыла… Но его последние письма были холодными и намекали на то, что мы должны расстаться. Я помню, как Джейн и Люси читали мне их.

— Не вижу никаких намеков на это, — с сомнением ответила Агарь. — Вообще‑то, в последних двух или трех письмах, как вы слышали, он спрашивает, почему вы желаете отложить бракосочетание.

— Я никогда этого не желала! — прошептала Маргарет в недоумении. — Я хотела выйти замуж за Джона и всегда быть с ним рядом. Уж конечно, я ничего подобного ему не писала. В этом я уверена.

— Вскоре мы сможем это доказать, — ответила Агарь, взяв другой пакет писем. — Вот ваши письма Джону — все письма. Мне прочитать их?

Получив горячее согласие, девушка разложила письма по датам и начала медленно читать. Это были скорее каракули, чем письма, написанные крупным, детским почерком слепой, и большинство из них были короткими, но первые шесть были полны любви и желания быть рядом с Джоном. Седьмое письмо, которое было написано аккуратнее, дышало более холодными чувствами: оно намекало на то, что отсутствующий любимый мог бы поступить много лучше, чем жениться на слепой девушке. Такая партия могла обременить его — намекалось в письме.

— Стоп! Стоп! — воскликнула Маргарет, задыхаясь. — Я никогда не писала этого письма!

Она сидела в постели, откинув седые волосы с худого, напряженного лица, и, обратив невидящие глаза к Агари, как будто почти видела удивленную девушку — столь сильным было ее желание увидеть.

— Я никогда не писала этого письма! — повторила Маргарет пронзительным, возбужденным голосом. — Вы ошибаетесь!

— Я читаю только то, что тут написано, — сказала Агарь. — Позвольте мне продолжить. Когда я закончу читать остальные пять писем, мы их обсудим. Но я боюсь… Я боюсь…

— Вы боитесь чего?

— Что вас обманули. Подождите… Подождите! Не надо ничего говорить, пока я не закончу читать.

Маргарет откинулась на подушку с серым лицом, прерывисто и часто дыша. Агарь хорошо понимала, что она боится того, что надвигается, поэтому продолжала быстро читать письма, опасаясь, что ее прервут. Оставшиеся письма — всего их было пять или шесть — были написаны лучшим почерком, и каждое было холоднее предыдущего. Девушка, писавшая эти письма, не хотела покидать свой тихий английский домик ради далекой Индии. Она боялась, что ее помолвка была ошибкой, и утверждала, что была не в себе, когда согласилась на этот брак. Кроме того, его любила Джейн Лорример. Она была…

— Джейн! — вскрикнув, перебила Маргарет. — Какое дело Джейн до моей любви к Джону? Я никогда не писала этих писем! Они подложные!

— Судя по их виду, так и есть, — согласилась Агарь, изучая письма. — Это почерк человека, который может видеть, — намного лучше того, каким написаны первые письма.

— Я всегда плохо писала, — лихорадочно объявила Маргарет. — Я слепая, мне трудно писать пером. Джон и не предполагал… предполагал… ох, великий боже, что все это значит?

— Это означает, что Джейн обманула вас.

— Обманула меня! — слабо простонала Маргарет. — Обманула свою бедную слепую подругу! Нет, нет!

— Я в этом уверена! — твердо сказала Агарь. — Когда вы рассказали мне свою историю, я сразу усомнилась в Джейн. Теперь, когда я прочитала поддельные письма — а они поддельные, — я в этом уверена. Джейн обманула вас, и Люси ей помогла.

— Но почему, во имя господа, почему?

— Потому что она любила Джона и хотела выйти за него замуж. Вы стояли на ее пути, и она вас убрала. Что ж, она получила желаемое: она разлучила вас с Джоном и стала госпожой Маск.

— Не могу в это поверить. Джейн была моей подругой!

— Естественно, и поэтому она смогла обмануть вас, — с горечью проговорила Агарь. — О, я хорошо знаю, что такое дружба! Но мы должны выяснить правду. Скажите мне точный адрес госпожи Маск.

— Зачем?

— Чтобы я сходила и взглянула на нее. Я хочу узнать правду и оправдать вас в глазах Джона.

— Какой смысл? — горько заплакала Маргарет. — Моя жизнь кончена. Я умираю. Какой смысл?

Слабая и отчаявшаяся, она сама не стала бы ничего предпринимать, но Агарь решила, что секрет, тридцать лет погребенный в серебряном чайнике, должен быть раскрыт — если не всему миру, то хотя бы Джону Маску. Он долго считал Маргарет вероломной и женился на женщине, которая, по его мнению, испытывала к нему любовь, в каковой ему отказала слепая девушка. Теперь он должен был узнать, что его жена — предательница, а отвергнутая им женщина оставалась правдивой и верной ему до самой смерти.

Агарь приняла решение и заставила Маргарет, которая не слишком‑то этого хотела, назвать адрес. На следующий день девушка отправилась в величественный особняк на Беркли‑сквер. Так спустя тридцать лет к подруге‑предательнице явилась Немезида. Правосудие богов неспешное, но верное.

Маргарет, рыдая, лежала в постели. Ее слабый разум так и не мог осознать истину. Джон, которого она считала вероломным, был ей верен; и в его глазах все эти годы она была жестокой. Для нее все перепуталось, она во всем сомневалась. Но еще до полудня следующего дня она доподлинно узнала правду. И рассказала ее Агарь.

— Я отправилась в дом на Беркли‑сквер, — начала Агарь, — и сказала, что хочу увидеть госпожу Маск. Ее не было, и я повидалась с экономкой — это была не кто иная, как ваша бывшая служанка Люси Дайк. Теперь она госпожа Джаэл, — с презрением прибавила девушка. — Обеспеченная, пользующаяся доверием и удобно устроившаяся. Это была награда за ее предательство.

— Нет, нет! Люси… Без сомнения, она не обманывала меня.

— Я заставила ее признаться, — сурово сказала Агарь. — Я рассказала ей о письмах в чайнике, о вашей суровой жизни и о том, что вы лежите при смерти. Сначала она все отрицала, но когда я пригрозила рассказать все господину Маску, негодница призналась. Да, моя бедная мисс Сноу, вас обманули… жестоко обманули ваша подруга и ваша служанка. Они сыграли на вашей слепоте и любви.

— Жестоко! Как это жестоко! — вся дрожа, простонала Маргарет.

— Да, это жестоко, но так уж устроен мир, — с горечью заметила Агарь. — Похоже, Джейн была влюблена в вашего Джона, но так как он был верен вам, она не надеялась выйти за него замуж. Однако, преисполнившись решимости все же стать его женой, она подкупила Люси. И они вдвоем стали отправлять от вас Джону лживые письма. Те письма, которые вы писали в Индию, так никогда и не попали к нему в руки. Вместо ваших посланий Джейн написала те письма, что я вам прочла, подстрекая разорвать помолвку и намекая на свою собственную любовь. Джон думал, что эти письма от вас, и, как вы уже слышали, спросил в ответ, почему вы хотите расторгнуть помолвку. Когда Люси или Джейн читали вам письма тридцать лет назад, они изменили смысл, и вы стали считать Джона вероломным. Но к чему дальнейшие объяснения? — вскричала Агарь, взорвавшись. — Вы видите… Вы понимаете, что они преуспели в своих замыслах! Джон разорвал помолвку и отослал ваши письма обратно. К этому ваши вероломные враги были не готовы. Если бы Люси была дома, вы бы никогда не получили пакет. Неудивительно, что она хотела сжечь письма, увидев, что среди них есть подложные. Если бы вы не спрятали их в серебряный чайник, Люси нашла бы способ их уничтожить. Однако, как вы знаете, последние тридцать лет они находились в надежном месте, чтобы теперь наконец‑то открылась правда. Отомстите за себя, мисс Сноу! Джейн — почтенная жена Джона. Люси — доверенная экономка, удобно устроившаяся и счастливая. Расскажите Джону правду и накажите этих мегер!

— Но что мне делать? Что я могу сделать? — воскликнула Маргарет. — Я не хочу быть жестокой, но они погубили мою жизнь. Джейн…

— Она придет к вам, как и Джон, — быстро сказала Агарь. — Они будут здесь через час. Тогда вы сможете разоблачить предательство Джейн и в доказательство показать Джону эти письма. Погубите ее! Ведь она погубила вас.

Маргарет ничего не сказала. Она была религиозной женщиной и по вечерам читала молитву: «Прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим». Теперь — и не как дань пустой моде — она была вынуждена доказать глубину своей веры, глубину своего милосердия. Она попросила простить ее злейших врагов, тех двух женщин, которые погубили ее жизнь и построили свое благополучие на таких развалинах. Трудно было сказать им: «Ступайте с миром». Агарь же была непримирима и призывала отомстить, но Маргарет — слабое, нежное создание — склонялась к милосердию. В ожидании своей фальшивой подруги, своего потерянного возлюбленного мисс Сноу молилась, чтобы Господь направил ее и дал сил выдержать предстоящее испытание. То была последняя и самая болезненная пытка из ее долгого, долгого мученичества.

Миссис Маск явилась час спустя, как и объявила Агарь, но одна. Ее мужа задержали дела, и он должен прибыть чуть позже, объяснила миссис Маск девушке. Как и ей самой, ему не терпелось повидаться с их умирающей подругой.

— Знает ли он правду? — спросила Агарь, прежде чем впустить посетительницу.

Джейн была теперь крупной, зажиточной женщиной с властным характером и при обычных обстоятельствах дала бы резкий ответ. Но ее раскрывшееся предательство и осознание того, что жертва ее умирает, полностью сломили ее. С бледным лицом и дрожащими губами она покачала головой в знак того, что так и не смогла заставить себя заговорить.

Агарь отошла в сторону и молча позволила ей войти. Она бы обрушилась с упреками на вероломную женщину, но решила, что будет справедливо, если предательницу накажет подруга, которой та причинила такое страшное зло.

Миссис Маск вступила в комнату и медленно подошла к кровати. Слепая женщина узнала ее шаги. Да, узнала ее шаги даже после всех этих лет!

— Джейн, — укоризненно сказала Маргарет, — ты пришла, чтобы взглянуть на дело рук своих?

Почтенная дама отшатнулась, увидев, что осталось от веселой, счастливой девушки, которую она знала тридцать лет тому назад. Ее язык сковало осознание того, что Маргарет сказала правду, и все, что смогла сделать миссис Маск, — это стоять с видом преступницы у кровати и, как преступница, ожидать наказания. Агарь осталась у двери, чтобы послушать.

— Тебе нечего сказать? — слабо выдохнула Маргарет. — Тебе, которая лгала мне вместе со своей сообщницей, заставила моего Джона поверить в мое вероломство? Мой Джон! Увы, завоеванный бесчестно, он тридцать лет был твоим!

— Я… Я любила его! — наконец пробормотала женщина, пытаясь оправдаться.

— Да, ты любила его и предала меня. Много лет я страдала от голода и холода. Много лет я жила с разбитым сердцем, одинокая и несчастная!

— Я… Я… Ох, мне жаль!

— «Жаль»! Может ли твое сожаление вернуть мне тридцать лет впустую потраченной жизни, полной долгих мучений? Может ли твое сожаление сделать меня такой, какой я должна была бы стать и какая ты сейчас — счастливой матерью и женой?

— Маргарет, — взмолилась Джейн, опускаясь на колени. — Прости меня! Несмотря на все свое благополучие, я втайне страдала. Мой грех много раз вспоминался мне и заставлял меня плакать. Я искала тебя, когда вернулась в Англию, и не смогла найти. Теперь во искупление я готова сделать все, что ты захочешь.

— Тогда расскажи своему мужу, как ты обманула и погубила меня.

— Нет… Нет! Все, что угодно, только не это, Маргарет! Ради бога! Я умру от стыда, если он узнает. Он любит меня, мы стары, у нас дети. Два моих мальчика в армии, моя дочь — жена и мать. Все, что угодно, только не это. Это все разрушит, это убьет меня!

Она положила голову на простыню и заплакала.

Маргарет задумалась. Вот она, месть — только протяни руку. Джон придет, и одно только ее слово заставит его возненавидеть женщину, которую он любил и почитал все эти годы, заставит презирать мать его детей. Нет, она не могла быть настолько жестокой, чтобы погубить невинных ради наказания виновной. Кроме того, Джейн любила его, и именно любовь заставила ее согрешить.

Маргарет приподнялась и положила свою тонкую руку на голову женщины, погубившей ее.

— Я прощаю тебя, Джейн. Иди с миром. Джон никогда не узнает.

Джейн изумленно подняла лицо, услышав это прощение — так мог бы прощать Господь.

— Ты не расскажешь ему? — запинаясь, спросила она.

— Нет. Никто ему не расскажет. Агарь, поклянись мне, что будешь молчать.

— Клянусь, — слегка недовольно проговорила Агарь. — Но вы не правы.

— Нет, я права. Чтобы самим получить прощение, мы должны прощать других. Моя бедная Джейн, тебя искушали, и ты пала. О Люси я ничего не скажу. Иже еси на Небеси, да… Ах! Боже мой! Агарь! Я… Я… Я умираю!

Агарь подбежала к кровати и обняла худое тело бедной Маргарет. Лицо той посерело, глаза остекленели, и она упала в объятия Агари, будто уже умерла. Мисс Сноу оставалось недолго, конец ее мученичества был близок.

— Дай! Дай… — прошептала она, пытаясь поднять ослабевшую руку.

— Чайник! — сказала Агарь. — Быстро… Дайте его ей!

Джейн схватила чайник, не зная, что в нем лежат письма, которые доказывают ее вину, и вложила его в руки бедняжки. Та слабо прижала чайник к груди, и восторженная улыбка медленно расцвела на ее сером лице.

— Подарок Джона! — запинаясь, проговорила она — и умерла.

Спустя мгновение дверь распахнулась, и в комнату вошел седой дородный мужчина. Он увидел Джейн, всхлипывающую у постели, Агарь, стоящую на коленях со слезами на глазах, а на кровати — мертвую женщину, которую когда‑то любил.

— Я опоздал, — сказал он, подходя. — Бедная Маргарет!

— Она только что умерла, — прошептала Агарь. — Уведите вашу жену.

— Пойдем, дорогая, — сказал Джон, поднимая раскаивающуюся женщину. — Мы ничего не можем тут поделать. Бедная Маргарет! Она не захотела выйти за меня замуж… Ну, это к лучшему, ведь вместо нее Бог дал мне хорошую и верную жену.

— Хорошую и верную жену, — с иронией пробормотала Агарь.

Держа Джейн за руку, бывший возлюбленный Маргарет направился к двери.

— Конечно же, я приду на ее похороны, — напыщенно объявил он. — Ее нужно будет похоронить как принцессу!

— В самом деле, мистер Маск! А жила она как нищая!

Слабый румянец проступил на поблекших от возраста щеках мужчины.

— Это не моя вина, — надменно сказал он. — Если бы я знал, что она нуждается, я бы ей помог.

И он с горечью добавил:

— Хотя, по правде сказать, она не заслужила многое от человека, которому причинила такую боль. Я любил ее, а она оказалась бесчестной.

— Ах! — воскликнула Агарь.

Мгновение ее так и подмывало рассказать правду, но она сдержалась, вспомнив о своем обещании и бросив взгляд на белое лицо Джейн, которая подумала, что сейчас ее секрет будет раскрыт.

— Что вы сказали? — спросил Джон, оглянувшись.

— Ничего. Но этот серебряный чайник?

— Мой подарок. Пусть его похоронят вместе с ней.

И он вышел из комнаты, оставив Агарь наедине с мертвой. Знай он о содержимом чайника, стиснутого в руках мертвой женщины, возможно, он не ушел бы рука об руку с женой. Но он ушел в неведении и счастливым.

Агарь посмотрела вслед удаляющейся супружеской паре, потом — на белое лицо мертвой женщины в голой, мрачной комнате, на серебряный чайник… А потом рассмеялась.