Когда Дженнингс пришел в себя, он лежал на диване в столовой на первом этаже коттеджа. Плечо побаливало, но в остальном он чувствовал себя хорошо, если не считать некоторой слабости. Рядом сидел доктор. Это был тот же самый человек, который осматривал труп покойной хозяйки коттеджа.

– Вам получше? – спросил доктор Слэйн, увидев, что детектив открыл глаза. – Вам лучше немного полежать здесь. Ваши люди взяли этих мерзавцев – всех пятерых.

– А Твайнинг? – спросил Дженнингс, пытаясь сесть.

– Мертв. Получил пулю прямо в сердце. Клэнси убил его.

– Он за это заплатит, – сказал Дженнингс уже более твердым голосом. – Бедняга Твайнинг был хорошим человеком. А Хэйл?

– Вы прострелили ему легкое. Боюсь, он умрет. Мы уложили его в постель в комнате миссис Барнс. Бедная женщина обезумела от горя и ужаса. Полагаю, вы знаете, что среди бандитов оказался ее муж.

– Я так и думал. Его поход в паб был лишь для отвода глаз. Но мне надо пойти осмотреть цех. Пришлите ко мне Аткинса.

После гибели инспектора Аткинс был следующим по старшинству.

Доктор пытался удержать Дженнингса в постели, но детектив не слушал.

– Дел много, – сказал он и, пошатываясь, встал. – Вы же меня перевязали, я больше крови не потеряю.

– Да вы уже и без того достаточно потеряли.

– Работа такая. У нас, полицейских, свои битвы, как и у солдат. Дайте мне глотнуть бренди и позовите Аткинса.

Видя, что его не переубедить, Слэйн дал Майлзу выпить и вышел. Через несколько минут вошел Аткинс и отдал честь. Дженнингс, после глотка бренди воспрянувший духом, чувствовал себя гораздо лучше и твердо держался на ногах.

– Среди арестованных не было женщины? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответил тот. – Только пятеро мужчин. Двое ранены – один легко, другой, Хэйл, тяжело. Он хочет сделать признание и зовет вас. А я послал за клерком, чтобы зафиксировать его слова. Доктор Слэйн говорит, что он до утра не протянет.

– Думаю, он хочет сбежать от закона, – сказал Дженнингс. – Дайте мне руку, Аткинс. Хочу спуститься в цех.

– Сил-то вам хватит, сэр?

– Хватит, ничего, не беспокойтесь, – ответил Дженнингс, поморщившись от укола боли. – На сей раз у нас знатный улов.

– Это точно, сэр, хотя бы на цех посмотреть. Самый совершенный в своем роде.

– Когда клерк приедет, скажите, чтобы не записывал показаний Хэйла, пока я не приду. Я буду через четверть часа. Помогите мне, когда вернетесь.

Аткинс ушел, а Дженнингс сел, думая, куда делась Маракито. Он был уверен, что она найдет убежище в цехе, поскольку полиции трудно будет его обнаружить. Но, вероятно, она залегла в каком-то другом логове, принадлежащем банде. Тем не менее он ведь следил за всеми выходами, ей трудно было бы сбежать. Маракито настолько красивая женщина, что ей трудно замаскироваться. Дженнингс поклялся, что непременно поймает ее, поскольку был уверен, что именно она убила мисс Лоах и была главой всего подпольного бизнеса. Пока она обвела его вокруг пальца, но он надеялся, что при следующей их встрече удача будет на его стороне.

Его подчиненный вернулся, и, опираясь на его руку, Дженнингс с некоторым трудом сумел спуститься вниз. Весь дом теперь сиял огнями. Прежде детектив удивлялся, чего это мисс Лоах так любит электрические лампы, считая, что пожилая леди должна бы предпочитать более приглушенный свет. Но теперь он знал, что электричество требовалось для освещения цеха и работы с металлом при изготовлении монет. Она, вне всякого сомнения, состояла в банде, но Дженнингс не понимал, зачем ей нужно было этим заниматься. Однако она была мертва, банда схвачена, и детектив шел по узкому коридору с ощущением триумфа. Он никогда не думал, что ему так повезет с этим открытием, и прекрасно знал, что получит и похвалу, и награду.

«И теперь я могу жениться на Пегги», – думал он.

Фальшивомонетчиков отправили за решетку в рекстонский участок, и в доме оставался один Хэйл под присмотром миссис Барнс и доктора Слэйна. Тело Твайнинга лежало в столовой. У дверей коттеджа стоял полицейский, двое стерегли развилку потайного хода. Когда Дженнингс дошел до нее, ему захотелось свернуть вправо и исследовать этот проход, но надо было поскорее осмотреть цех, чтобы оценить значимость открытия. Потому он непреклонно похромал вперед, цепляясь за Аткинса.

– Ну вот, мы на месте, сэр, – сказал Аткинс, включая свет. – Отличный цех, не правда ли?

– Да уж, – ответил Дженнингс, поднимая взгляд к потолку, где, как солнца, полыхали пять-шесть ламп. – К тому же хорошее убежище. Я тут посижу и осмотрюсь, Аткинс.

Он упал в кресло рядом с верстаком и стал рассматривать подвал. Он был огромным, сложенным из дикого камня, так что казался темницей Бастилии. Пол был из утрамбованной земли, наверху виднелся арочный кирпичный свод, вход закрывала тяжелая деревянная дверь, обитая железом. Яркое освещение позволяло Дженнингсу рассмотреть все до мелочей.

В одном углу стояли три больших генератора, в другом – плавильный тигель и лежали листы серебра и меди. Кроме того, там были гуттаперчевые формы для погружения монет. На верстаке лежали различные тонкие инструменты и крепкие тиски. Дженнингс также увидел множество приспособлений для изготовления монет. На грубых сосновых полках, тянущихся вдоль стен, стояли бутыли и банки с порошками и прочими химикатами. Также там были груды фальшивых монет – золотых, серебряных и медных – и устройства для выпотевания парафина из соверенов. В сейфе лежали куски золота и серебра. Рядом стояла ванна, наполненная химикатом, необходимым для производства. Электрические ячейки, кислоты, деревянные зажимы для монет – все было в этом цехе. Он был построен на самых передовых научных принципах, и Дженнингс понимал теперь, откуда в обращении взялось столько великолепно исполненных монет. Здесь были даже формы для отливки франков и луидоров.

– Полагаю, у банды были и другие цеха, – сказал он Аткинсу, – но это, наверное, их штаб-квартира. Если бы мне удалось разговорить кого-нибудь из них, мы накрыли бы и остальные.

– Хэйл хочет сделать признание.

– Да. Но, думаю, оно касается смерти мисс Лоах. Видимо, ее убили, чтобы обезопасить это логово. Мы должны найти всех фальшивомонетчиков, Аткинс. Маракито, глава всей шайки, на свободе, и пока мы ее не возьмем, она будет продолжать свое дело в каком-нибудь другом месте. Но пока я достаточно увидел. Стерегите это место, пока мы завтра не получим указаний из Скотленд-Ярда.

– Вам надо поехать домой и лечь, сэр.

– Нет. Я хочу услышать признание Хэйла. К утру может быть уже поздно. Я ни за что не пропущу его признания.

– Но вы стоять-то в силах, сэр?

– Да-да, не беспокойтесь, – сказал Дженнингс, вставая. От боли он начал злиться. – Дайте мне руку, Аткинс. Кстати, куда ведет второй коридор? У меня нет сил пойти посмотреть.

– Он выводит на поверхность земли, сэр, и идет через ствол дерева.

– То есть как это?

– О, это очень хитро устроено. Возле стены стоит старый дуб, он внутри пустой. Нужно просто подняться наверх по лестнице и спрыгнуть со стены. Фальшивомонетчики как раз туда и хотели бежать, когда мы их взяли.

– Однако! Вы следите за этим местом – Маракито может в конце концов попробовать прийти сюда ночью. Сейчас час.

– Вряд ли она придет, мистер Дженнингс. Но мы следим за всеми входами. Никто без нашего ведома не войдет.

– Так идемте, – сказал Дженнингс, которому становилось все хуже. – Заглянем к Хэйлу. Чем скорее мы запишем его признание и возьмем его подпись, тем лучше.

Дженнингс больше не сказал ни слова, пока они не добрались до первого этажа коттеджа. Но он все время думал, поскольку обратился к Аткинсу:

– А как вышло, что тот дуб с пустым стволом уцелел?

– Пожар его не тронул, сэр. Ветви обгорели, но сам ствол устоял. Он находится слишком близко к стене.

– Ммм, – Дженнингс стиснул зубы от боли, – дайте-ка мне глотнуть бренди из вашей фляжки, Аткинс. А теперь к Хэйлу.

Когда они добрались до спальни, где лежал Хэйл, Дженнингс сделал вид, что он в порядке. За столом над листами бумаги клевал носом клерк. На столе горела лампа. Миссис Барнс ссутулилась в кресле возле постели. Завидев Дженнингса, она вскочила, рыдая.

– Ох, сэр, я знала об этом не больше младенца, – причитала она, – я и вообразить не могла, что мой второй муж бандит! Только подумать, что Томас…

– Все в порядке, миссис Барнс, я ни в чем вас не обвиняю.

– Я не Барнс! Я снова Пилл, и таковой останусь до конца дней моих. Подумать только – Томас негодяй! Да, Пилл выпивал, не скрою, но он денег не подделывал, и…

– Может, ему мозгов не хватало, – слабым голосом отозвался с постели Хэйл. – А, вы тут, Дженнингс. Уберите эту дуру из комнаты и выслушайте то, что я вам хочу сказать. У меня мало времени.

Дженнингс заставил миссис Пилл, как она теперь требовала ее называть, выйти из комнаты. Затем он сел на кровать рядом с умирающим. Аткинс остался у двери, а доктор сел в изголовье Хэйла со стаканом бренди. Оно могло понадобиться, чтобы взбодрить Хэйла, который, потеряв много крови, был чрезвычайно слаб. Но он хотел исповедаться и рассказывал свою историю даже с какой-то гордостью.

– Вы проделали большую работу, Дженнингс, – сказал он со слабым смешком. – Хотя я не понимаю, как вы нас нашли.

– Это долгий рассказ. Но прежде всего скажите – Маракито придет сюда сегодня?

– Нет. А вы ее ждете?

– Да, я знаю, что она не калека.

– Ну тут она вас надула, – снова хихикнул Хэйл. – Маракито – очень умная женщина. Я хотел на ней жениться, но теперь мне конец. Но я не сожалею, раз моих подельников загребли. Я думал сбежать в Южную Америку и жениться на Маракито. У меня благодаря этой игре было много денег. Иногда мы делали по сотне соверенов в день. Этот цех работал пять лет, Дженнингс…

– Я в курсе. Один человек по фамилии Максвелл, отец Сьюзен Грант, сделал вам тайный ход, а вы его убили.

– Я? Нет. Мисс Лоах. Я всегда считал ее дурой. Я так ей и сказал. Мы могли взять Максвелла в долю, и он был готов. Но она решила, что убрать его будет лучше.

– А Маракито убила Тайка?

– Нет, я. Я отправил Джиббера разобраться с ним. Тайк был пьяницей и сдуру попал под арест. Он мог нас выдать, так что я послал к нему Джиббера с отравленным виски. Я знал, что Тайк перед выпивкой не устоит. Он мертв, и…

– Вы убили мисс Лоах? – перебил его Дженнингс, оглядываясь на клерка, чтобы удостовериться, что он записывает.

Хэйл слабо рассмеялся.

– Нет, – сказал он. – Я ждал, что вы спросите. Честно заявляю – никто из нас не знает, кто ее убил.

– Чепуха. Вы должны знать.

– Клянусь – не знаю. Маракито тоже не знает. Вы ее не поймали и никогда не поймаете. Я не собираюсь выдавать тех, кто остался на свободе, Дженнингс. Кого-то вы взяли, но есть и другие, и другие цеха тоже. О них я вам рассказывать не буду.

– Клэнси схвачен – он расскажет.

– Не делайте ошибки. Клэнси вовсе не так глуп, как кажется. У него голова получше, чем у многих наших. Но давайте вернемся к моему признанию, хотя оно вам не очень поможет.

– Если вы скажете, кто убил мисс Лоах…

– Мисс Лоах, – хмыкнул Хэйл. – Почему не Эмилия Сол?

Дженнингс даже потерял дар речи от удивления.

– Вы хотите сказать…

– Да. Все это время вы с мисс Сэксон и ее идиотом-братцем считали, что она – Селина Лоах. Так вот, она – не Селина Лоах, хотя во многом они сходны. Эмилия столкнулась с Селиной в ныне сгоревшем доме и столкнула ее вниз. Лицо ее было изуродовано, и Селину похоронили как Эмилию.

– Тогда миссис Октагон должна знать…

– Она многое знает. О подробностях лучше ее саму и расспросите. Дайте мне глоток бренди, доктор… Да, – продолжил Хэйл, когда ему стало лучше, – я смеялся про себя, когда видел, как Эмилия дурила всех. Она тетка Маракито. Ее имя…

– Имя Маракито – Бетшеба Сол.

– Да. Я предполагал, что Карэнби сказал вам это. Он слишком умен, этот старик. Я всегда боялся, что он обнаружит наш цех. Давно уже я просил Маракито оставить наш бизнес и выйти за меня замуж. Мы уехали бы в Южную Америку и спокойно жили бы, купаясь в деньгах. Эмилия оставила шесть тысяч фунтов в год, так что, как понимаете, у меня с Маракито тоже деньги были. Но она влюбилась в Мэллоу и не поехала. Я боялся, что Карэнби придет в голову обследовать дом…

– Вы потому его сожгли?

– Нет. Тайк сделал это в отместку – Маракито пометила его ножичком. Я не такой дурак, чтобы поджигать дом. Зачем? Карэнби после продал бы землю, фундамент бы стали разбирать для новых построек и обнаружили бы наш цех.

– Кто вы, Хэйл?

– А вы как думаете? – рассмеялся умирающий.

– Вы из семьи Сол. У вас брови, как у Маракито.

– И у миссис Херн, которая и на самом деле была Маракито.

– Я в курсе. Но кто вы?

– Мое настоящее имя Даниэль Сол.

– А, я так и думал, что вы из этой семьи. Сходство с Маракито…

– Нос, брови и еврейские черты. Но я всего лишь ее дальний родственник. Мой отец женился на христианке, но я унаследовал его внешность. Он умер, когда я был ребенком. Меня вырастила мать Эмилии. Тогда я узнал многое о подделке денег и всегда был влюблен в Бетшебу, мою родственницу…

– Бетшебу?

– Вам она лучше известна под именем Маракито, и так я и буду ее называть. Дженнингс, – голос Хэйла слабел, – у меня мало времени, так что не перебивайте меня.

Он отпил еще глоток бренди, и доктор прощупал его пульс. Затем Хэйл заговорил так быстро, что клерк едва поспевал за ним. Он явно боялся, что умрет прежде, чем закончит исповедь.

– Когда старая миссис Сол потеряла Эмилию…

– Но она же ее не потеряла, – перебил Дженнингс.

– Она так думала. Она не знала, что Эмилия взяла имя Селины Лоах. Об этом лучше расспросите миссис Октагон. Не перебивайте. Когда миссис Сол потеряла Эмилию, она с головой ушла в фальшивомонетничество, как и ее сын, отец Бетшебы. Их схватили и посадили за решетку. Меня же взял к себе один добрый джентльмен. Он меня вырастил и дал профессию юриста. Я согласился, поскольку это могло оказаться полезным. Затем миссис Сол с сыном вышли из тюрьмы. Оба скоро скончались. Маракито пробовала себя в различных профессиях и в конце концов занялась танцами. Она повредила ногу, так что ее попытка зарабатывать себе на жизнь танцами провалилась. Я тогда уже работал, и мы вместе открыли игральный салон. Но к тому времени я обнаружил Эмилию, живущую под именем Селины Лоах. Миссис Октагон может рассказать вам, как мы встретились. Эмилия убедила Маракито заняться фальшивомонетничеством. Она уже привлекла к делу Клэнси. Он умел придавать монете нужный звон. Итак, мы проложили туннель в подвал недостроенного дома, а затем Эмилия пристроила дополнительное крыло к коттеджу. Тайные проходы проложил…

– Максвелл. Я знаю. Продолжайте.

– Так мы начали дело. У меня нет времени рассказывать вам в подробностях о наших успехах. Мы подделывали и иностранную валюту тоже. Мы заработали кучу денег. Это Эмилия предложила Маракито сделать вид, будто она калека, чтобы обезопаситься. Фальшивые деньги распространялись через игральный салон. Маракито приходила сюда как миссис Херн и держала дом – точнее, апартаменты – в Хэмпстеде. Мы приходили сюда три раза в неделю и, вместо того чтобы играть в карты, работали в цеху. Эмилия сторожила нас. Иногда мы выходили через дверь дома, иногда другим путем…

– Через ствол дерева. Я знаю.

– А! Так вы его нашли, – слабо простонал Хэйл. – Какое было место, – с сожалением прошептал он, – другого такого не будет. Не понимаю, как вы смогли нас выследить.

– Расскажите: что случилось той ночью? – спросил Дженнингс, видя, как Хэйл слабеет на глазах, и опасаясь, что тот умрет, так и не рассказав о тайне гибели мисс Лоах.

– В ту ночь, – сказал умирающий преступник, подстегивая себя, – в ту ночь Маракито поссорилась с Клэнси и вместе со мной пошла в цех.

– Так вы не выходили из дома?

– Нет. Мы прошли по подземному ходу и принялись за работу. Клэнси ушел – у него были какие-то дела. Как только он ушел, я поднялся наверх из хода. Эмилия сидела с картами на коленях. Она пошла со мной в цех и, думая, что Клэнси может вернуться, вышла через дерево.

– Что, старушка-то?

– Не такая уж она была старушка, да и ловка как кошка. К тому же она не хотела, чтобы Клэнси спускался вниз – она боялась, что они с Маракито сцепятся. Они повздорили насчет раздела каких-то денег, а Маракито могла и за нож взяться.

– В ту ночь она так и поступила.

– Нет. Мисс Лоах – то есть Эмилия – не вернулась. Мы встревожились, поскольку знали, что вокруг дома в такой поздний час ходили люди…

– Мистер Мэллоу…

– Да, этот дурак. Мы знали, что он приехал охотиться на призраков. Но он ничего не нашел. Я… – голос Хэйла прервался. Доктор дал ему еще бренди и многозначительно глянул на Дженнингса.

– Пусть говорит, – прошептал он. – Он умирает.

– Да, я умираю, – пробормотал Хэйл. – Мне все равно, хотя жаль покидать Маракито. Ладно, – голос его окреп. – Я пошел посмотреть, что творится наверху. Мы нашли Эмилию мертвой возле дерева, она была заколота ударом охотничьего ножа в сердце. Нож валялся там же. Я позвал Маракито – нельзя было оставлять тело там. Мы спустили его по стволу и занесли в цех. Стали думать – что делать дальше. Маракито предложила отнести ее в гостиную, и поскольку никто не знал о тайном ходе, никто и не узнает, как умерла Эмилия. Я подумал, что больше ничего мы сделать не сможем. Мы пронесли тело по коридору и усадили в кресло. Я разложил карты у нее на коленях, зная, что служанка видела Эмилию в этой позе и что это собьет ищеек, – Хэйл глянул на Дженнингса, – со следа. Едва мы все закончили и закрыли пол у себя над головой, как услышали, что кто-то вошел в комнату. Это была женщина, мы слышали, как она обратилась к трупу, не зная, что Эмилия мертва. Затем услышали сдавленный вопль. Мы не понимали, что это за женщина, по крайней мере я, но Маракито была сообразительнее и знала больше. Она сказала, что это мисс Сэксон, и сразу же решила свалить вину на нее. Но я боялся, чтобы нас не накрыли, потому затащил Маракито назад в цех. Я уверен, что мисс Сэксон нашла кинжал и убежала, чтобы ее не застали там и не обвинили в убийстве. Этого и хотела Маракито. Она вдруг вырвалась у меня из рук и побежала назад, к потайному входу. Сдвинув крышку, она заглянула в комнату. Было одиннадцать. Она увидела, что нож пропал, и поняла, что мисс Сэксон недалеко.

– Так и было, – сказал Дженнингс. – Она пряталась в пшеничном поле.

– Я так и подумал. Маракито вообразила, что если мисс Сэксон арестуют с ножом в руках поблизости от дома, то ее обвинят в убийстве.

– И Маракито допустила бы это? – в ужасе спросил Дженнингс.

– Конечно, – еле слышно ответил Хэйл. – Она же ненавидела мисс Сэксон, поскольку та была помолвлена с тем дураком, Мэллоу. Чтобы ее смогли поймать, Маракито выскочила в комнату и нажала кнопку звонка.

– В одиннадцать?

– Да… я думаю… думаю… – голос Хэйла все больше слабел. – Она позвонила… закрыла дверь… Пришла служанка… я… я… – Он замолчал, и его голова запрокинулась. Внезапно он привстал и дико уставился в пустоту. – Маракито! – вскричал он – Игра окончена. Беги, любовь моя, беги. Мы сражались и проиграли. Маракито, о моя… – голос его затих. Он протянул руки, упал и умер с выражением нежной любви на бледном лице.

– Несчастный, – с жалостью сказал Слэйн. – Но он хотя бы любил по-настоящему.