«То, что я сейчас напишу, должно быть изложено на бумаге, чтобы истинные обстоятельства трагедии в кэбе, которая произошла в Мельбурне в 18… году, стали известны. Прежде всего я обязан сделать это ради Брайана Фицджеральда, поскольку он был обвинен в этом убийстве. И несмотря на то, что он оправдан, я все же хочу, чтобы он знал все о случившемся. Хотя, судя по его изменившемуся поведению, кажется, он знает больше, чем хочет признавать. Чтобы объяснить убийство Оливера Уайта, я должен вернуться к началу моей жизни в этой колонии и показать, как цепочка событий закончилась совершением преступления.

Если будет необходимо сделать это признание публичным в интересах закона, я ничего не скажу против этого. Но я был бы благодарен, если бы можно было не оглашать истории ради моего доброго имени и ради имени моей дочери Маргарет, чья любовь и привязанность всегда вносили тепло и яркость в мою жизнь.

Если тем не менее ей станет известно содержание этих страниц, я прошу ее отнестись великодушно к тому, кто был измучен и искушен судьбой.

Я приехал в колонию Виктория или, точнее, тогда еще в Новый Южный Уэльс, в 18… году. Я работал на одного купца в Лондоне, но, поскольку возможностей для роста у меня не было, искал что-нибудь получше для себя. Тогда я услышал об этой новой земле через океан от нас, и хотя в те годы она не была таким Эльдорадо, каким стала сейчас, и, по правде говоря, имела сомнительную репутацию из-за сосланных заключенных, все же я хотел отправиться туда и начать новую жизнь. К несчастью, у меня не было средств для этого, и я не видел перед собой ничего, кроме мрачного будущего в Лондоне, ведь я не мог ничего отложить из той зарплаты, что была у меня. В это время старая тетя моей матери умерла и оставила мне несколько сот фунтов. С этими деньгами я приехал в Австралию, решив во что бы то ни стало разбогатеть. Какое-то время я жил в Сиднее, а потом переехал в Порт-Филлип, нынешний Мельбурн, где и решил пустить корни. Я понимал, что это была новая и перспективная колония, хотя, конечно, я был молод и не думал, что она разрастется в настоящую страну. Я был осторожен и экономен в те времена, и я думаю, это были самые лучше дни моей жизни.

Я покупал землю, как только у меня появлялись свободные деньги, и во время «золотой лихорадки» я жил уже весьма неплохо. Когда стало известно, что здесь стали находить золото, все страны обратили свой взгляд на Австралию, люди со всех концов света хлынули к нам, и началась «золотая лихорадка». Я начал быстро богатеть и вскоре стал самым зажиточным мужчиной в колониях. Я купил ферму и, оставив суматошную жизнь Мельбурна, поселился на ней. Мне очень нравилось там, ведь природа всегда имела для меня особое очарование, и я чувствовал себя свободным, чего раньше никогда не было. Но человек все же – стадное животное, и я, устав от одиночества и очарования матушки-природы, решил навестить Мельбурн, где со своими веселыми приятелями тратил деньги и наслаждался жизнью. После слов о том, что я люблю природу, мое признание в наслаждении городской жизнью звучит странно, но это правда. Я не был святым, я наслаждался богемной жизнью, постоянными новыми знакомствами и восхитительными трапезами, которые затягивались до утренних часов, – на них главенствовали юмор и остроумие.

Именно на одном из таких вечеров я впервые встретил Розанну Мур, женщину, которой было суждено разрушить мою жизнь. Она была эстрадной актрисой, и все молодые люди в те дни были без памяти влюблены в нее. Розанна была не то чтобы невероятно красивой, но в ней были те очарование и притягательность, перед которыми невозможно было устоять. Когда я увидел ее впервые, она мне не очень понравилась, и я смеялся над своими приятелями за их слепую страсть. Но, познакомившись с ней лично, я понял, что недооценил ее чары, и влюбился как мальчишка. Я навел справки о ее личной жизни и узнал, что она была неприступна, поскольку ее мать охраняла ее и никого к ней не подпускала. Не буду рассказывать, как я за ней ухаживал, ведь в таких ситуациях ухаживания мужчин примерно одинаковы, но стоит сказать, что намерения мои были столь серьезны, что я решил сделать ее своей женой. Однако я решился только при том условии, что мы оставим это в тайне до тех пор, пока я сам не решу рассказать об этом.

Мои причины крылись в отце, который был еще жив. Он был пресвитерианином и никогда бы не простил меня за брак с женщиной со сцены. Он был так стар и слаб, что я не хотел огорчать его своим решением, боясь, что он не выдержит таких переживаний. Я сказал Розанне, что женюсь на ней, но при условии, что она оставит свою мать: та была просто ведьмой, и жить с ней мне совсем не хотелось. Поскольку я был молод, богат и симпатичен, Розанна согласилась, и пока она выступала в Сиднее, я приехал к ней, и мы поженились. Она никогда так и не рассказала своей матери, что мы стали мужем и женой, – не знаю почему, ведь я не запрещал ей этого говорить. Ее мать устроила страшный скандал, когда дочь ушла от нее, но я дал ей большую сумму денег, и это заставило ее замолчать, после чего она уехала в Новую Зеландию. Розанна же поехала со мной на мою ферму, где мы жили как муж и жена, хотя в Мельбурне она представлялась моей любовницей. Наконец, почувствовав себя ужасно от того, что за жизнь я веду, я решил раскрыть наш секрет, но Розанна Мур не была согласна. Я был ошарашен ее отказом и никогда так и не понял его причин, но она во многом была загадкой для меня. Вскоре она устала от тихой загородной жизни, и ей захотелось вернуться к блеску и свету огней рампы. Я не пускал ее, и с этого момента она охладела ко мне.

У нас родился ребенок, и какое-то время она была занята им, но вскоре устала от своей новой игрушки и снова начала просить меня позволить ей вернуться на сцену. Я опять отказал ей, и мы отстранились друг от друга. Я становился мрачным и раздраженным и взял за привычку долго прогуливаться в одиночестве – часто меня не было дома целыми днями. У меня был один хороший друг, который владел соседней фермой: его звали Франк Келли, он был всегда весел, и у него было отличное чувство юмора. Когда этот человек узнал, что меня так долго не бывает дома, он, думая, что Розанна Мур всего лишь моя любовница, начал утешать ее и так преуспел в этом, что однажды, вернувшись домой, я узнал, что она сбежала с ним и забрала с собой ребенка. Она оставила письмо, где написала, что никогда не любила меня, а вышла за меня замуж только ради денег, что она сохранит наш брак в тайне и возвратится на сцену. Я последовал за предавшим меня другом и неверной женой в Мельбурн, но было слишком поздно – они уже отплыли в Англию. Разозленный тем, как со мной поступили, я пустился в разгул, пытаясь забыть свою семейную жизнь. Мои друзья, конечно, думали, что от меня всего лишь ушла любовница, и вскоре я сам начал сомневаться, что когда-либо был женат, такой далекой и нереальной мне казалась моя супружеская жизнь. Я продолжал подобный образ жизни около полугода и был уже на самом краю, когда вдруг меня остановило появление… ангела.

Я намеренно так пишу, потому что она была просто ангелом, сошедшим с небес, и это она стала моей настоящей женой. Она была дочерью доктора, и это ее влияние вытянуло меня с ужасной тропы распада и распутства, на которой я находился. Я оказывал ей много знаков внимания, и на нас смотрели как на помолвленных. Но я знал, что был все еще связан с той проклятой женщиной, и не мог сделать моей возлюбленной предложение. В этот переломный момент снова вмешалась судьба, и я получил письмо о том, что Розанна Мур стала жертвой столкновения на улице Лондона и умерла в госпитале. Написал это молодой доктор, который присматривал за ней, и я ответил ему, умоляя выслать свидетельство о смерти, чтобы я был уверен, что ее больше нет на свете. Он так и сделал, и даже приложил к свидетельству статью о происшествии из газеты. После этого я действительно почувствовал себя свободным и, закрыв, как я думал, навсегда, мрачную страницу своей жизни, начал с нетерпением смотреть в будущее. Я снова женился, и моя семейная жизнь была необычайно счастливой. Колония расцветала, с каждым годом я становился все более богатым, и меня уважали все сограждане. Когда родилась моя дорогая дочь Маргарет, я почувствовал, что чаша моего счастья наполнена до краев, но внезапно мрачное прошлое напомнило о себе.

Однажды мать Розанны Мур, это ужасное создание, пахнущее джином, снова объявилась передо мной. Я не мог узнать в ней ту уважаемую женщину, которая сопровождала Розанну в театры. Она уже давно потратила все деньги, которые я ей дал, и падала все ниже и ниже, пока не очутилась в трущобах за Литтл-Берк-стрит. Я спросил ее о нашем с Розанной ребенке, и она сказала мне, что она мертва. Розанна не взяла девочку с собой в Англию, а оставила ее своей матери, и, очевидно, пренебрежение и отсутствие подобающего ухода стали причиной ее смерти. Казалось, у меня не осталось никакой связи с прошлым, кроме старухи, которая ничего не знала о моем браке. Я не собирался переубеждать ее и согласился давать ей денег на жизнь, если она пообещает больше никогда не беспокоить меня и хранить молчание обо всем, что связывало меня с ее дочерью. Она с радостью пообещала мне это и вернулась в трущобы, где, насколько я знаю, она до сих пор и живет, ведь мои адвокаты ежемесячно переводят ей деньги. Я больше ничего не слышал о ней и был доволен, что с Розанной покончено. Проходили годы, моя жизнь процветала, и я был настолько удачлив во всех делах, что мое везение стало общеизвестным. А потом… Когда все казалось таким радужным, умерла моя жена, и мир вокруг меня изменился раз и навсегда. Но для утешения у меня была моя дорогая дочь, и в ее любви и привязанности я находил единственную радость в жизни после потери жены. Молодой ирландец по имени Брайан Фицджеральд приехал в Австралию, и вскоре я узнал, что моя дочь влюблена в него и что он отвечает ей взаимностью, чему я был рад, ведь я всегда был о нем высокого мнения. Я с нетерпением ждал их брака, когда вдруг произошел целый ряд событий, который необходимо освежить в памяти того, кто читает эти строки.

Мистер Оливер Уайт, джентльмен из Лондона, приехал ко мне и поразил меня новостью о том, что моя первая жена, Розанна Мур, все еще жива и что история о ее смерти была искусно подделана, чтобы обмануть меня. Она действительно попала в происшествие и в госпиталь, и о ней писали в газетах, но она выздоровела. Молодой врач, который прислал мне свидетельство о смерти, влюбился в нее и хотел жениться на ней и поэтому сказал мне, что она умерла, чтобы о ее прошлом можно было забыть. Но сам доктор умер прежде, чем они успели пожениться, и Розанна решила не ставить меня в известность об истинном положении дел. Она выступала на сцене и стала невероятно известной благодаря экстравагантности и скандальности. Уайт встретил ее в Лондоне, и она стала его любовницей. Кажется, он имел на нее большое влияние – она рассказала ему обо всей своей прошлой жизни и о браке со мной. Ее популярность в Лондоне пошла на спад, ведь она начала стареть, и ей приходилось уступать молодым актрисам. Уайт предложил ей поехать в нашу колонию и потребовать у меня денег – для этого он ко мне и явился. Этот негодяй рассказал мне все это спокойнейшим голосом, и я, зная, что в его руках секрет всей моей жизни, не мог сопротивляться. Я отказался видеться с Розанной и сказал Уайту, что согласен на его условия, которые заключались в том, что, во-первых, я должен заплатить Розанне большую сумму денег, а во-вторых, что он женится на моей дочери. Сначала я наотрез отказался от второго пункта, но поскольку Уайт угрожал опубликовать мою историю, а это означало, что весь мир узнал бы о том, что моя дочь незаконнорожденная, я в итоге согласился, и он начал ухаживания за Мадж. Но она отказалась выходить за него замуж и сказала мне, что они с Фицджеральдом обручены, поэтому после долгой внутренней борьбы я сказал Уайту, что не позволю ему жениться на Мадж, и вместо этого предложил ему любую сумму денег. В ночь убийства он пришел ко мне и показал свидетельство о моем браке с Розанной. Он отказался от денег и сказал, что, если я не соглашусь на их брак, он опубликует всю правду обо мне. Я умолял его дать мне время подумать, и он дал мне два дня, но не больше, и ушел из моего дома, взяв свидетельство с собой.

Я был в отчаянии и видел только один способ спасти себя – завладеть свидетельством и все отрицать. С этой мыслью я последовал за ним в город и видел, как он встретился с Морландом и как они вместе пили. Они пошли в отель на Рассел-стрит, и когда Уайт вышел оттуда в половине двенадцатого, он был очень пьян. Я видел, как он шел вдоль Шотландской церкви, рядом с памятником, и хватался за фонарные столбы. Тогда я подумал, что смогу с легкостью забрать у него свидетельство, ведь он еле держался на ногах. И тут я увидел джентльмена в светлом пальто – я не знал тогда, что это был Фицджеральд, – который поймал ему кэб. Я понял, что ничего не получится, поэтому мне оставалось лишь пойти домой и ждать следующего дня, боясь, как бы Уайт не выполнил свою угрозу.

Но ничего не произошло, и я начал думать, что он забросил свой план, когда услышал, что его убили в кэбе. Я испугался, что при нем найдут свидетельство, но об этом ничего не было сказано. Этого я никак не мог понять. Я знал, что документ был у него при себе, и сделал вывод, что убийца, кем бы он ни был, забрал его и рано или поздно объявится, чтобы требовать у меня денег, зная, что я не смогу сопротивляться. Фицджеральда арестовали, а потом оправдали, и я начал думать, что свидетельство было утеряно и моим бедам пришел конец. Но я постоянно чувствовал, что надо мной висит угроза, что рано или поздно кара настигнет меня. И я был прав. Два дня назад Роджер Морланд, близкий друг Уайта, пришел ко мне и показал мне свидетельство о браке, которое предложил продать мне за пять тысяч фунтов. В ужасе я обвинил его в смерти Уайта, что он сначала отрицал, но потом признался во всем, упомянув, что ради своего же блага я его не выдам. Я был в ужасе от ситуации, в которой оказался: признать, что моя дочь – незаконнорожденная, или позволить преступнику гулять на свободе. Наконец я согласился хранить молчание и передал Морланду чек на пять тысяч фунтов, получив свидетельство о браке. Потом я заставил его поклясться, что он покинет колонию, на что он согласился, сказав, что Мельбурн представляет для него опасность. Когда он ушел, я обдумал свое ужасное положение и почти решился на самоубийство, но, слава богу, отказался от этого греха.

Я написал эту исповедь, чтобы после моей смерти правда об убийстве Оливера Уайта стала известна и чтобы любой другой, кого могут обвинить в его убийстве, был оправдан. У меня нет надежд, что Морланд будет наказан за преступление, ведь, когда это станет известно, его следы затеряются. Я не уничтожу свидетельство о браке, а приложу его к этому письму, чтобы доказать правдивость моей истории. В заключение хочу попросить прощения у моей дочери Маргарет за мои грехи, которые задели и ее, но она поймет, что обстоятельства были выше меня. Надеюсь, она сможет меня простить, как меня, я надеюсь, простит Всевышний, и пусть она иногда молится обо мне у моей могилы, не держа зла на своего покойного отца».