Отзывы людей, которые работали над этой книгой

Заканчивая перевод, я уже имела твердое намерение написать автору и признаться ему в великой любви. Даже придумала, с чего начну: перефразирую речь Крысы, обращенную к Айсу. «Дорогой Грегори, — напишу я, — понимаю, что невежливо приставать к незнакомым людям, но я не буду навязываться. Просто хочу сказать, что я ваш самый большой фанат в России…»

Евгения Алексеева, переводчик

Но ничего из этой затеи не вышло. У автора нет сайта, нет блога, нет электронного адреса в открытом доступе. Абонент в Сети не зарегистрирован. Кажется, ему вообще не до Сети. Если взглянуть на его биографию, можно лишь гадать, в какие дали увело его бесконечное путешествие.

И наверное, без этой завершающей детали впечатление от книги было бы неполным.

Удивительно добрая, до слез трогательная, очень грустная и уморительно смешная история. Вы просто не сможете не влюбиться в ее героев.

Вадим Тетевин, контрольный редактор

Браво автору!

И отдельное спасибо переводчику — именно благодаря ее таланту «Луна с неба» и по-русски читается как маленький литературный шедевр.

Меня глубоко тронули хрупкость и поэтичность героини, выписанные без малейшей сентиментальности. Я бы очень хотела, чтобы вы полюбили эту книгу так же, как и я.

Лира Мухина, корректор

С этой книгой в руках я два раза проехала в метро свою станцию. Потому что это как раз такая история, которую нельзя «дочитать потом». Тот самый случай, о котором мечтает любой запойный читатель: встретить книгу, в которую можно провалиться с головой.

Мария Рожнова, ведущий редактор

 

Глава 1

Мэримаунт на Манхэттене — это маленький и уютный колледж в нью-йоркском районе Ист-Сайд. Когда-то это был женский колледж, но теперь уже нет, иначе я бы тут не учился. А мне здесь нравится. Учителя тут хорошие, а девчонки — очень хорошенькие. К тому же, когда сам выбираешь, какие курсы посещать, это не учеба, а одно удовольствие. Но на сегодня занятия закончились, и поэтому я сижу и пишу в библиотеке. Я пишу историю в самом чудесном городе мира, но начинается она не здесь. Она начинается в замечательном городе Виннипеге, вернее, даже не в городе, а в окружающих его прериях. Земля там такая плоская, что можно три дня смотреть, как собака бежит от тебя к горизонту.

Мне тогда было почти тринадцать лет. Многие думают, что это несчастливое число, но несчастья не стали дожидаться, пока мне исполнится тринадцать. Они уже были на подходе. Я чувствовал их приближение, летним вечером стоя на крыльце нашего домика в прериях. Я стоял и смотрел, как Крыса гоняет футбольный мячик между расставленными во дворе оранжевыми дорожными конусами. Она доводила мяч до конца дорожки из конусов и метким ударом отправляла его в футбольные ворота, которые папа привез ей из города. Потом она подбирала мяч из сетки и начинала заново.

Крыса играла в футбол и была вполне довольна собой. А вот я не был доволен Крысой. До летних каникул осталось всего несколько дней, а она уже их испортила. «Я думаю, папа скоро умрет». Вот что она сказала по дороге из школы — таким спокойным тоном, будто просила передать ей молоко. Так что, пожалуй, я не сам почувствовал грядущие несчастья. Мне о них сообщила Крыса.

Вы бы, наверное, подумали, что это просто болтовня десятилетней девчонки, но не все так просто. Крыса действительно очень странная. Часто происходит именно так, как она говорит. Например, однажды она предсказала, что сбежит наш пес. Я бросил мячик, и пес помчался за ним. «Ты больше никогда не увидишь эту собаку», — заявила вдруг Крыса.

Пес даже не посмотрел на мячик и припустил к горизонту навстречу заходящему солнцу, вздымая лапами маленькие облачка пыли. Мы с Крысой смотрели ему вслед до тех пор, пока он не пропал из виду навсегда. «Он не был у нас счастлив, — сказала Крыса. — Ты уж не обижайся».

А однажды она разбудила меня посреди ночи, повторяя, что какая-то беда случилась с ее лучшей подругой Фелицией. Раньше они с Крысой были неразлучны, но потом родители Фелиции развелись, и ей пришлось уехать в Чикаго. «Тебе просто приснился кошмар, — отмахнулся я. — Ложись спать».

Крыса часто видела сны — хорошие и дурные. С ними не справлялся даже «ловец снов», висящий у нее над кроватью, а он был, наверное, самым большим во всей Канаде. На следующий день, придя в школу, мы узнали, что Фелиция погибла — ее задушил какой-то психопат. Крыса очень горевала. Я тоже — Фелиция была славной девчонкой. Несколько дней Крыса не могла думать ни о чем другом. «Наверное, ее убил вендиго», — заключила она.

Вендиго — чудовище из индейских легенд. Это великан, который живет в лесу. У него красные глаза и когтистые лапы, он питается человечьим мясом и утоляет свой лютый голод, пожирая маленьких детей. Крысе этот персонаж страшно нравился.

Отец тогда усадил Крысу рядом с собой и объяснил ей, что на свете и правда есть чудовища, которые убивают детей, только это не мифические великаны, а настоящие люди, которых называют педофилами. Крыса тут же всей душой возненавидела педофилов, и они стали мерещиться ей на каждом шагу.

— Эй, Боб! — крикнула Крыса. — Хочешь погонять мяч?

Я не ответил.

— Ну ладно. Я наигралась, пойду в дом.

Вот вам вся Крыса, будьте любезны: папа скоро умрет, а я наигралась и пойду в дом.

Я повернулся кругом, глядя прямо перед собой. Со всех сторон было бескрайнее небо. Земля в Виннипеге плоская, но в этом есть своя прелесть. Особенно красивы закаты — можно наблюдать, как солнце садится прямо за горизонт. Так я и поступил, а затем поспешил убраться в дом вслед за Крысой, не дожидаясь комаров. Комары в Виннипеге очень злобные. Не знаю, зачем на свете вообще существуют эти твари… Они никогда не упускают возможности меня укусить, зато вот Крысу не трогают. Она для комаров неуязвима.

Я вошел в гостиную. Крыса плясала перед телевизором под речитатив Айсмена, самого популярного рэпера в хит-парадах. Она повернула бейсболку козырьком назад и трясла несуществующей задницей в такт музыке. Надо сказать, что произведения Айсмена пестрели отборной бранью, но Крыса никогда не ругалась, потому что не хотела расстраивать папу. Все крепкие словечки она заменяла звуком «пип». Так вот, она плясала и выкрикивала:

Когда Крыса подпевала Айсмену, пищать ей приходилось очень много.

— Ужин готов! — сообщил папа, входя в комнату с подносом в руках.

Он уже был малость поддатый. Вообще-то, обычно папа не прикладывался к бутылке до тех пор, пока мы с Крысой не ложились спать, просто сегодня начал пораньше. Он хороший отец, готов ради нас на все. И, трезвый или пьяный, готовил он так, что пальчики оближешь. Думаю, научился у нашей мамы.

Мама погибла в автокатастрофе, когда я был маленьким. Я мало что о ней помню, кроме того, что она была француженкой — не канадской француженкой из Виннипега, а самой настоящей француженкой из Франции. А ее отец работал шеф-поваром, и слава о нем гремела на весь Париж. Словом, наш папа умел готовить, где бы он этому ни научился, и сегодня на ужин он сварил французский луковый суп и сам испек хлеб с маслинами. Принимая миску из папиных рук, я внимательно всмотрелся в его лицо, но не увидел никаких признаков надвигающейся смерти. Папа выглядел вполне здоровым.

Крыса выключила телевизор и плюхнулась на диван.

— Гарсон, суп, будьте любезны, — чопорно проговорила она.

— Слушаюсь, мэм, — тем же тоном подхватил папа и повесил на руку салфетку, как заправский официант.

— В наше время стоит внимательно относиться к выбору собеседников, — продолжала Крыса. — В городе полно всякого сброда.

Крыса умела изображать много разных акцентов, но этот, аристократический британский, удавался ей лучше всего. Прямо не отличишь от снобов с канала Би-би-си. С другими акцентами она тоже неплохо справлялась — могла выдать вполне сносный ирландский или тягучий южный выговор. Вот только индийский акцент в ее исполнении ничуть не отличался от ямайского, а русский напоминал речь сильно простуженного графа Дракулы.

— Не желаете ли хлеба, мэм?

— Да, конечно. Всякой трапезе приличествует хлеб. А простолюдины пусть кушают пирожные.

— Что-нибудь еще, мэм?

— Нет, дружочек, на сегодня вы можете быть свободны.

— Мари-Клэр! Истинная леди никогда не назовет прислугу «дружочком»! — Папа опустился на диван рядом с Крысой. — Это недопустимая фамильярность. Разве можно надеяться на успех в драматической карьере, допуская такие вопиющие оплошности?

О да, моя сестра мечтала стать актрисой.

— Извини, пап. Ошиблась.

— Это уж точно. А теперь ешь суп как хорошая девочка.

Покончив с ужином, Крыса водрузила на голову книгу и принялась прохаживаться с ней туда-сюда.

— Мисс Маунтшафт говорит, что это упражнение очень развивает чувство равновесия, — пояснила она, — а еще полезно для осанки.

Мисс Маунтшафт вела у нас в школе актерское мастерство и английский — вернее, как она его называла, классический «королевский» английский. Крыса ее обожала и могла говорить о ней целыми днями: «Мисс Маунтшафт то, мисс Маунтшафт сё…» А поскольку моя сестра намеревалась стать актрисой, они сработались, как бобры, строящие плотину. Мисс Маунтшафт была родом из Англии и говорила с таким пафосным лондонским прононсом, будто привыкла находиться в компании королевских особ. В присутствии старушки Ферги Маунтшафт Крыса тщательно следила за манерами, держала спину прямой, а подбородок гордо приподнятым, как положено юной английской принцессе.

— Быть протеже мисс Маунтшафт очень престижно, — манерно сообщила нам Крыса. — Она могла бы выбрать на главную роль в школьной пьесе кого угодно, а выбрала меня. И только я летом пойду смотреть всемирно известный балет Виннипега. Наверняка меня ждет большое будущее!

— Мисс Маунтшафт — дама очень неглупая, — заметил папа.

— Ты совершенно прав! — воскликнула Крыса. — Все дело в правильном воспитании. А ты сыграл в моем воспитании немалую роль. Привил мне хороший вкус и манеры.

Но тут по каналу MTV снова пустили клип Айсмена, и Крысин хороший вкус полетел к чертям вместе с манерами. Она уронила книгу, врубила звук на полную и принялась сыпать многоэтажными запиликанными конструкциями.

— Смотри, чтобы мисс Маунтшафт не услышала этих твоих «пипцов», — предостерег я, но Крыса даже ухом не повела.

Наконец клип закончился, и Крыса села читать папе газету. Она хорошо читала вслух, приятно слушать. Обычно она читала разные заметки, а потом они с папой их обсуждали — говорили о войнах, о голоде в странах третьего мира, об ураганах и о том, подходящие ли для ураганов выбраны имена. Потом Крыса еще некоторое время изучала газету.

— Войны, войны… Почему бы тем, кто хочет воевать, не собраться в каком-нибудь месте и не подраться друг с другом?

А остальных пусть оставят в покое! — Крыса всегда принимала мировые события близко к сердцу. — Вот бы вся Земля была похожа на Виннипег. Виннипег — это образец идеального мироустройства.

Читая газеты, Крыса нередко превращалась в маленькую мисс Виннипег, хотя некоторые ребята в школе заявляли, что нас вообще нельзя считать настоящими горожанами, потому что мы живем в прерии. Я родился в больнице Святого Бонифация в центре Виннипега, так что могу считать себя таким же полноправным горожанином, как и все остальные. А вот Крыса — нет. Она родилась в резервации «Разбитая голова». Мама заглянула в гости к подруге, Мэри Белое Облако, там-то и начались роды. Поскольку моя сестра появилась на свет на земле коренного народа, ей дали индейское имя. Вообще-то, сначала ее хотели назвать Важушк, что значит «ондатра», или «мускусная крыса», но потом отчего-то передумали и нарекли Важашнунс, «крысеныш». Мало того, она еще и родилась в год Крысы по китайскому календарю. Китайцы — мудрый народ. Сестра не пришла бы в мир в этот год, если бы в ней не было ничего от крысы. Так что имя дано и вписано в документы. Старушка Мари-Клэр Важашнунс Де Билье навсегда останется маленькой Крысой.

При этом надо признать, что внешне Крыса не похожа на грызуна. У нее ясные голубые глаза — огромные, как в японских мультиках, — а мордашка хоть и не особо смазливая, но уж точно не крысиная. Зато у нее острые уши и мышиные русые волосы, так что как ни крути, а родство налицо. И зубы у нее острые, как у настоящей крысы, — в этом я не раз убеждался на собственной шкуре.

— Не забивай голову, Мари-Клэр, — сказал папа, наливая себе рюмочку. — Да уж, сегодня вечером из развлечений у нас только старый фильм про Кинг-Конга…

— Ну и отлично, — отозвалась Крыса.

Папа с Крысой были записными киноманами. Что ни вечер, всегда смотрели какой-нибудь фильм. Все равно какой: хоть черно-белое кино, хоть иностранный фильм с субтитрами, хоть немую картину — жуткий фарс под аккомпанемент фортепиано.

Сам я увлекался поэзией — должен же хоть кто-то в этом доме иметь представление о культуре! Я уже собирался встать и взяться за новую книгу, когда в гостиной зазвучала тревожная музыка, и папа выключил свет. Сидеть на диване было так уютно, что я решил уделить «Кинг-Конгу» десять минут своего времени, пусть даже он старый и черно-белый. В итоге я досмотрел кино до конца — и не могу не признать, что малость поддался эмоциям, когда Кинг-Конга пристрелили.

Фильм закончился, папа вышел на крыльцо, а за ним и мы. Он отошел подальше от дома, чтобы свет из окон не мешал смотреть на звезды, и обратил лицо к небу.

— Если вдруг вы усомнитесь в существовании рая, — сказал он нам, — просто взгляните на звезды — и сами его увидите.

Мы с Крысой уставились в ночной небосвод.

— Если бы люди чаще смотрели на звезды, они бы поняли, как велика Вселенная и как малы они сами, и тогда все их беды уже не казались бы такими огромными… Ну ладно, уже поздно. Вам, ребятки, пора на боковую.

— До встречи утром, пап, — сказала Крыса.

— Спокойной ночи, — добавил я.

Мы поцеловали папу на ночь и поднялись на крыльцо.

— Чудовище убила красавица, — процитировала Крыса. — Красавица взяла и убила чудовище. Красавица и чудовище убили Боба… Слушай, Боб, я одного не могу понять. Если они построили стену, чтобы удержать Кинг-Конга, зачем было делать для него ворота?

— А ты меньше думай, — посоветовал я.

Мне все еще не хотелось с ней разговаривать. Я ушел к себе, лег в постель и раскрыл книгу. Не прошло и десяти минут, как Крыса постучала в дверь. Она вошла и уселась на кровать, ожидая, что я отложу книгу, но я продолжал читать. Я чувствовал, что взгляд Крысы вот-вот просверлит бумагу.

— Что тебе?

— Ничего.

— Не стыдно говорить такие вещи? — не выдержал я.

— Я не хочу, чтобы он умирал. Просто чувствую, что так случится.

Иногда она просто действовала мне на нервы!

— Ты глупая девчонка! Откуда тебе знать?

Зря я повысил голос. Стоило мне наорать на Крысу, как я тут же начинал ее жалеть и чувствовать себя виноватым. Крыса вообще умела вызывать у людей жалость и ловко манипулировала этим талантом.

— Ему и шестидесяти нет, — продолжал я спокойнее. — У него еще много лет впереди.

— Ради нашего дорогого отца я готова на все, — напыщенно произнесла Крыса. — Я люблю его нежною любовью.

— Хватит кривляться, — одернул я.

Но Крыса не врала. Она и правда любила папу и была готова ради него на все.

Не так давно папу сильно избили. Он напился и сел играть в покер с каким-то белым отребьем по имени Плуто. На следующий день этот мерзавец заявился к нам домой и потребовал у папы десять тысяч долларов, которые тот проиграл. У папы таких денег не было, а если бы и были, он не стал бы их отдавать. Плуто избил его. Папа у нас довольно худосочный, против такого громилы у него не было никаких шансов. А еще я слышал, что Плуто обманом заманил папу играть. Сказал, что ставки будут понарошку. Когда мы пришли из школы и увидели папу в синяках, он сказал, что упал с лестницы. Пытался вести себя как ни в чем не бывало, но я чувствовал, что его самолюбие уязвлено.

Выяснив, что произошло на самом деле, я рассказал об этом Крысе, и она пришла в ярость. В бешенстве носилась по всему дому, хлопала дверьми и орала по-французски. Крыса всегда переходила на французский, когда злилась — считала, что так эффектнее.

— Ничего, я с ним разберусь, — пообещала она.

Причем так угрожающе, что я ей почти поверил.

— И что же ты с ним сделаешь? — спросил я.

— Пока не знаю. Но больше он папу не тронет!

На другой день мы ехали в школу мимо дома Плуто. Лужайка была щедро усеяна разнообразным хламом, а на крыльце восседал сам хозяин.

— Передайте своему папаше, что за ним долг, — крикнул Плуто. — И он со мной расплатится, если не хочет проблем.

Крыса остановилась:

— А ты, если не хочешь проблем, держись от нашего папы подальше, ясно?

Плуто встал и направился к нам:

— Ты что сейчас сказала?

— Поехали! — занервничал я. — Живо!

Но Крыса положила велосипед и скрестила руки на груди:

— Что слышал!

Плуто навис над ней, как злобный великан из детской сказки:

— Вот что, девочка. Если я не получу своих денег, кое-кому не поздоровится.

Я ненавидел Плуто. Но он был такой страшный, что я чуть не начал извиняться за сестру. Крыса подбоченилась, бесстрашно посмотрела на этого здоровенного урода снизу вверх и заявила:

— Если ты еще хоть раз подойдешь к нашему папе, я пойду в полицию и скажу, что ты шарил у меня под юбкой.

Ей-богу, я чуть с треклятого велосипеда не свалился!

— Это вранье! — выпалил Плуто, делая шаг назад.

— Ну и что? — ответила Крыса, надвигаясь на него. — Кому они поверят? Мне или тебе, бывшему преступнику?

Плуто начал пятиться от нее.

— Сам знаешь, как поступают с треклятыми педофилами в тюрьме! На тебя наденут платье, а потом все с тобой потанцуют по очереди!

Плуто бегом припустил к крыльцу:

— Ах ты, лживая маленькая ведьма! Вали отсюда!

— Сам вали, треклятый педофил! Хулиган, белое отребье! Еще получишь по заслугам! Будешь знать, как бить моего папу!

Когда дверь за Плуто захлопнулась, Крыса подобрала велик:

— Я смастерю его куклу и буду втыкать в нее иголки! Пусть эта грязная свинья покорчится!

Я ничего не сказал — просто лишился дара речи. Разъяренная гримаса сошла с мордочки Крысы.

— Я же обещала, что разберусь с ним. — Она улыбнулась, запрыгнула на велик и поехала дальше, как будто ничего не случилось.

Утверждая, что Крыса может быть очень устрашающей, я ни капли не шучу. Очевидно, Плуто тотчас же собрал чемодан и рванул на край света, потому что больше мы его не видели.

— Как думаешь, куда делся этот мерзавец? — спросил я Крысу.

— Думаю, до него добрался вендиго, — предположила она.

— А я думаю, до него добралась ты.

— Вот и пи-ип с ним. Он избил папу. Треклятый педофил!

— Если он избил папу, это не значит, что он педофил.

— Он выглядит в точности как педофил.

— Ты не знаешь, как выглядят педофилы.

Крыса одарила меня взглядом жуткенькой девочки из фильма ужасов:

— Еще как знаю, Боб. Они от меня не спрячутся.

Я не ответил. Крыса начинала меня пугать.

— Даже если этот урод Плуто не педофил, он ударил нашего папу! — сказала она. — А значит, он ничем их не лучше.

Крыса бывала упрямой и временами выводила меня из себя, но тут я не мог с ней спорить. Всякий, кто имел наглость ударить нашего папу, — треклятый педофил. И точка.

 

Глава 2

Наутро меня разбудил голос единственного и неповторимого Фрэнка Синатры. Фрэнк пел о приключениях Мэкки-Ножа, а папа, разумеется, ему подпевал. Папа был большим поклонником Синатры и именно так будил нас по утрам. Он не стучал в дверь, не орал с первого этажа — просто врубал диск старины Фрэнка на всю мощь стереосистемы. И как бы крепко отец ни выпил накануне, как бы поздно он ни лег, по будням он всегда вставал вовремя, чтобы приготовить нам завтрак. Очевидно, вчера он особенно знатно надрался, раз забыл, что сегодня суббота.

Крыса, закатив глаза, прошествовала в ванную, а я сбежал вниз по лестнице, чтобы отправить папу досыпать.

— Па-ап! — крикнул я. — Сегодня суббота!

— Чудная, прекрасная суббота! — гаркнул он, перекрикивая музыку.

Я был рассержен из-за того, что пришлось подняться в такую рань безо всякой необходимости. Но по всей кухне уже разливался дивный аромат папиных блинчиков с черникой, так что я не вернулся в постель, а сел за стол и стал ждать, когда передо мной поставят тарелку. Папа приплясывал и выделывал коленца, изображая, видимо, самого Мэкки-Ножа. На нашего старика невозможно злиться, такой уж он славный, хотя с первого взгляда ясно, в кого Крыса такая чокнутая.

Крыса вошла в кухню и села за стол:

— Сегодня суббота, пап.

— Я знаю, — отозвался папа и шлепнул на стол пачку банкнот. — Я хочу, чтобы вы поехали в город и купили себе что-нибудь.

Деньги были прибавкой к пособию. Папа раньше был фермером, и государство иногда платило ему, чтобы он не растил некоторые культуры. Теперь ему назначили пособие — то есть вроде как платили за то, чтобы он не растил вообще ничего. Он и не растил, если не считать фруктов и овощей с тайного сада в несколько акров. Урожай он продавал в городе или прямо у дороги, деньги это приносило хорошие, так что в пособии наша семья не нуждалась. Но вместо того чтобы возвращать эти деньги государству — которому они тоже вряд ли были нужны, — папа отдавал их нам. Так что можно сказать, что мы с Крысой жили на пособие, причем неплохо.

— В этот раз постарайтесь выбрать что-нибудь из одежды. — Папа пододвинул к нам блинчики. — Не хочу, чтобы моих детей называли белым отребьем.

Крыса разделила пачку пополам и одними губами произнесла «мобильник» — она давно мечтала заиметь телефон. А вслух сказала:

— Никто не назовет нас белым отребьем. Мы не бранимся, да и вообще мы слишком утонченные.

— Ну конечно, как я мог такое предположить! — ответил папа. — Давайте-ка завтракайте и поезжайте в город.

Ему не пришлось просить нас дважды. Мы заглотили блинчики, быстренько приняли душ и прежде, чем розовое утреннее солнце успело пожелтеть, уже крутили педали велосипедов.

— Присматривай за сестрой, Боб! — крикнул папа с крыльца.

— Ладно.

— Постарайтесь вернуться к обеду. И берегитесь педофилов!

— Если я их найду, дам тебе знать, — пообещала Крыса, не оборачиваясь.

Папа всегда велел нам беречься педофилов, хотя едва ли в Виннипеге нашелся бы хоть один. По крайней мере, я о них ничего не слышал. Но Крыса никогда не теряла бдительности — вдруг появятся? Говорю же, она немного странная.

Мы выехали с нашего участка и покатили по грунтовой дороге вдоль рельсов. Далеко впереди по полю мчался джип, поднимая длинный шлейф пыли из-под колес, а еще дальше были видны деревья, растущие у реки. Мы катили мимо полей — бурых пшеничных и желтых подсолнечных. Потом пересекли железнодорожную колею, отмечавшую середину пути от фермы до реки. Дальше шел асфальт, и мы покрыли то же расстояние в два раза быстрее.

Когда мы добрались до деревьев, солнце уже стало золотым. Пока оно мягко пригревало, но скоро его лучи высушат землю до корки. Летом Виннипег жарче Сахары, можете мне поверить.

Мы слезли с великов и пешком спустились к реке — к нашему дорогому «Марлину». Это длинная лодка с прямоугольной кормой и навесным мотором, быстрая, как ветер. По выходным мы не заводили мотор — экономили топливо. До города добирались на веслах. Я погрузил велики на борт, Крыса отвязала веревку, и мы оттолкнулись от берега.

Я вообще люблю утро, а на реке утром особенно хорошо. Река Ассинибойн была нашей Амазонкой. Иногда она и правда напоминала Амазонку — высокие деревья заслоняли солнце, кое-где его лучи пробивались сквозь кроны, и в ярких пятнах света играли бабочки. Тишину лишь изредка нарушал крик неведомой птицы — почему бы не экзотической? — да удар сомовьего хвоста по поверхности воды. Только это и плеск весел.

Я греб бесшумно, не желая нарушать безмятежности летнего утра. Зря старался — Крыса во все горло запела «Жизнь в розовом цвете» Эдит Пиаф. Раскатистое французское «р» загремело над рекой, и бабочки разлетелись, птицы умолкли, а сом ушел на дно. Я обернулся, посмотрел на маленькое личико Крысы, старательно выводящей рулады, и ничего не сказал. Обойдется. Всякий раз, когда мы плыли по реке, она распевала эту дурацкую песню — именно эту, одну и ту же, хотя знала наизусть все песни в мире! Нарочно хотела меня позлить. Это еще было терпимо, хуже, когда они начинали горланить вместе с папой. Оба воображали себя бог весть какими певцами и не упускали случая исполнить что-нибудь дуэтом. Крыса, папа и Синатра — это больше, чем можно вынести, когда тебе двенадцать лет.

Крыса умолкла, лишь когда мы приплыли в Форкс, местечко у слияния рек Ассинибойн и Ред-Ривер. Если считать Ассинибойн Амазонкой, то Ред-Ривер — это Миссисипи. Скоро по ней пойдут колесные пароходы, заснуют разъездные катера, а по берегам начнут прогуливаться туристы. Но пока здесь было тихо и безлюдно, лишь несколько семей чинно завтракали в ресторанах у воды.

— Хочу моккочино, — сказала Крыса. — Ты греби, греби.

Это следовало понимать как «хочу погулять по Французскому кварталу». Я не возражал — времени у нас было много. Хотя, если бы возражал, идти туда все равно пришлось бы. Не знаю почему — может, из-за того, что случилось с Фелицией, — отец строго-настрого запрещал мне оставлять Крысу без присмотра. Ей уже исполнилось десять, и она вполне могла сама за себя постоять. Но если папа волнуется, спорить бесполезно.

Она повела «Марлин» к противоположному берегу, и мы встали у причала возле собора Святого Бонифация. Я выпрыгнул и привязал «Марлина».

— Пристегни велики к лодке на замок, — велел я Крысе.

Осторожность никогда не помешает. Воришки ведь так и снуют на многолюдных улицах Виннипега.

Мы взбежали по ступенькам, ведущим на набережную, и полюбовались небоскребами за рекой. Над ними не было ни облачка. В самом центре города высилось здание отеля «Форт Гэрри», весьма знаменитого в наших краях, а чуть выше по реке белел мост «Эспланада Риэль». Великолепное имя для великолепного моста. Может, это и не самый большой мост в мире, зато он красивый и на солнце блестит. Мы в Виннипеге им гордимся. Встречал я некоторых личностей из Саскатуна, утверждавших, что мост выглядит безвкусно. Не буду говорить гадостей о Саскатуне, я выше этого. Да и к чему говорить, когда и так все ясно. Поезжайте туда — сами поймете.

Мы пришли на заросшее травой кладбище и направились к собору Святого Бонифация. В середине его фасада высоко над землей зияет большое круглое отверстие. Задолго до моего рождения в этом соборе случился пожар, но огонь не смог уничтожить каменные стены. Круглая дыра осталась на месте погибшего витража, а над ней возвышается статуя епископа. Он похож на шахматную фигуру. Мы с Крысой стараемся встать так, чтобы сквозь дыру не было видно ничего, кроме неба. Есть у нас такой маленький обычай. Крыса говорит, что дыра — это портал в другой мир. Сестра у меня, конечно, чокнутая, но я всегда считал собор волшебным.

Я пошел дальше к ступеням, но Крыса застряла на месте. Она из тех копуш, которые вечно отстают и которых вечно приходится понукать. Я обернулся. Крыса не мигая смотрела на могильные камни, и лицо у нее было как у жуткенькой девочки из фильмов ужасов.

— Идем! — прикрикнул я.

Крыса побежала ко мне:

— Знаешь, что я сейчас видела?

— Не знаю. И знать не хочу.

Я действительно не хотел слушать Крысины россказни. На прошлый Хэллоуин она якобы видела, как призраки Серых монахинь кружат над кладбищем. Я знаю, она наплела это просто для того, чтобы меня испугать — и ей это удалось! В общем, я не желал знать, что там она видела.

Мы насквозь прошли через собор, у которого не было крыши, и направились к университету Святого Бонифация. Возможно, мы с Крысой будем там учиться, когда вырастем. Это потрясающее здание с огромным серебряным куполом, который видно за много миль. Тут здорово, и я очень хочу сюда поступить. Единственное, что мне не нравится, — это статуя Луи Риэля.

Луи Риэль похоронен на кладбище Святого Бонифация, и он настоящий герой Виннипега. Он защищал права метисов, франкоговорящих потомков европейских мужчин и индейских женщин. Правительство хотело привести на эту землю англоговорящих поселенцев, но старина Луи Риэль не пожелал с этим смириться. Он поднял метисов на бунт. Если опустить подробности, то его поймали, судили и казнили. Но старина Луи Риэль восстал бы из гроба и поднял еще один бунт, если бы увидел памятник, который ему тут соорудили. Вне всяких сомнений, это самая страшная и уродливая статуя, которую вы увидите за всю свою жизнь! Вокруг нее даже поставили специальные бетонные загородки, чтобы она не пугала детей, идущих в школу. И чтобы вы поняли, до чего ненормальный мелкий грызун достался мне в сестры, скажу вот что: Крыса считает эту статую миленькой.

Французский квартал несложно узнать. В нем все «стрит» превращаются в «рю». Крыса обожает зависать там. Мы идем на Прованшер-авеню, вдоль которой выстроились магазины и рестораны. С Крысой там все здороваются как с родной. Она покупает журнал в книжном магазине «Ла Паж», чтобы быть в курсе последних событий в жизни знаменитостей, берет конфеты в «Шоколя Аффэр». Потом мы садимся за столик на солнечной террасе кафе «Ла Гараж», Крыса водружает на нос темные очки и заказывает моккочино. Крыса любит моккочино. Она закидывает ногу на ногу и принимается рассматривать прохожих — ну прямо парижанка на Елисейских Полях. Разумеется, Крыса пьет моккочино только во Французском квартале, как положено утонченной особе. Видите ли, в глубине души Крыса — маленький французский сноб. Хотя и ест потихоньку конфеты из кармана, так как не может позволить себе заказать десерт. Я воздерживаюсь от язвительных комментариев, потому что Крыса угостила меня горячим шоколадом, да и конфет мне тоже перепало. К тому же всякий проходящий мимо с ней здоровается, и Крыса непринужденно поддерживает светскую беседу. Я немного знаю французский, но Крыса шпарит по-французски так, будто это ее родной язык. Вот, пожалуйста, очередная Крысина знакомица, старая дева, которая знает английский, но никогда не опускается до того, чтобы заговорить на нем со мной.

— Bonjour, Marie Claire, comment vas-tu?

— Bien, merci, — вежливо отвечает Крыса.

— Et comment va ton frère?

— Il boude parce qu’il ne peut pas parler français.

Если прохожих не наблюдается, Крыса небрежно листает журнал, хотя наверняка не может прочесть ни слова сквозь эти темные очки, делающие ее похожей на насекомое. Я молчу. Наконец Крысе надоедает выпендриваться, и мы идем дальше в Форкс.

Форкс — хорошее место, чтобы скрыться от суеты Виннипега. Тут есть амфитеатр и эстрада, и всегда найдется на что поглазеть: то какой-нибудь комик выступает, то клоун, а то кто-нибудь грохнется в обморок от жары.

Мы заходим на рынок. Там продается куча прикольных вещей, в большинстве своем совершенно нам не нужных, но почему-то мы всякий раз что-нибудь да покупаем. К нам тут же подходит здоровенный индеец и что-то говорит по-своему. Из его слов я улавливаю лишь индейское имя Крысы — Важашнунс. Крыса не моргнув глазом отвечает на том же языке. Индеец смеется и гладит ее по голове.

— Кто это?

— Это Майк. Он из резервации «Ястребиная голова».

Вот этого я тоже никогда не мог понять. Я целыми днями не выпускаю сестру из поля зрения. Как же так получается, что Крыса знает всех и все знают Крысу? Она здоровалась по имени со всеми торговцами на рынке Форкса, всеми лодочниками на реке, всеми иммигрантами в кофейнях «Тим Хортонс», всеми мойщиками машин на Портедж-авеню. Водила дружбу с весьма странными типами. Например, с Бешеным Майком, который заправлял бандой байкеров — одной из самых больших в Манитобе. Бешеный Майк говорил, что Крыса — «ребенок индиго», звал ее своей маленькой девочкой и обращался с ней очень вежливо, притом что не бывал вежлив ни с кем, даже с членами своей банды. Полицейские нередко останавливали машины у обочины, чтобы перекинуться с Крысой парой слов — можно было даже подумать, что она служит у них осведомителем. Иногда эти разговоры бывали довольно жаркими. Может, моя Крыса и правда была «крысой» и крысячила в полицию на всех в городе…

Не ладила она лишь с одним человеком во всей округе — с Бегущей Лосихой. С той самой, которая сейчас шла прямиком к нам вместе с моим лучшим другом, Малышом Джо. Его на самом деле звали Джо, но вот малышом он вовсе не был. В свои двенадцать лет он был сложен, как борец сумо. И сестра Джо, Бегущая Лосиха, тоже не отличалась миниатюрностью. Она была старше его на год и значительно тяжелее. Училась она в индейской школе. Не знаю, чему уж их там учили, но Бегущая Лосиха, похоже, никогда не сходила с тропы войны.

— Привет, Боб! — крикнул Джо.

— Привет, Малыш Джо. Привет, Бегущая Лосиха, — отозвался я.

— Привет, Мари-Клэр, — сказал Джо моей сестре.

Крыса и Лосиха лишь молча посмотрели друг на друга.

— Знаешь что, брат! Мы с ребятами сегодня идем в зоопарк! — весело сообщил Джо. — Дедушка отвезет нас.

— Здорово, — обрадовался я.

Крыса скрестила руки на груди:

— Не желаю смотреть на зверей в клетках.

— Говорила я, что от нее будут неприятности! — тут же взвилась Бегущая Лосиха. — Папенькиной Крысе непременно надо сделать по-своему!

Крыса сжала кулаки:

— Слышь, ты, Бегущая Корова!

— Ладно! Ладно! — Джо шагнул между ними. — Давайте будем вести себя как взрослые люди. Бегущая Лосиха, подожди-ка нас у реки.

— А еще лучше в реке, — ввернула Крыса.

— Я от тебя мокрое место оставлю, мелкий грызун! — взвилась Бегущая Лосиха.

— Хватит! — оборвал их Джо.

Девочки развернулись и пошли в разные стороны, Бегущая Лосиха — к реке, а Крыса — в сторону парка.

— Крыса и Лосиха… — вздохнул Малыш Джо. — Увидишь, история их вражды еще будет увековечена в индейских легендах.

— Разве вы называете себя не «коренным народом»?

— Коренной народ, индейцы — какая разница? — Джо взял меня за плечо. — Жаль, что ты не пойдешь с нами, брат. Но ничего. Впереди целое лето. Отучимся в понедельник — и каникулы!

— Пока, Джо. Увидимся в школе.

Мы проделали наше хитрое рукопожатие, которое состояло из последовательности жестов, известных лишь нам двоим, и Малыш Джо направился за сестрой. Я посмотрел ему вслед и пошел догонять Крысу. Я был зол, и мне хотелось наговорить ей гадостей.

— Ты бы следила за языком. Бегущая Лосиха тебя уложит одной левой.

Крыса гневно топнула ногой:

— Да пи-ип с ней! Подумаешь, цаца!

— Я хотел поехать с Джо и остальными. А теперь придется торчать все утро с тобой.

— Ну и беги к ним, если тебе с ними лучше. Я всего лишь твоя сестра.

Мне стало стыдно.

— Ладно, чем хочешь заняться?

— Ну, мы могли бы купить телефоны, а потом потрюкачить на великах. Если, конечно, ты хочешь гулять со мной.

Крыса любила выделывать всякие фокусы на велосипеде. В этом она была лучше всех девчонок в Виннипеге. Настоящая пацанка. Но до меня ей все равно было далеко.

— Ладно, пошли, — сказал я.

Сестра обрадовалась, что настояла на своем, и снова стала обычной Крысой. Сначала мы пошли в «Бэй», магазин самой популярной канадской сети, и купили себе мобильники. Продавец не хотел предоставлять нам бесплатные минуты на счет, и Крыса заныла, что звонить так дорого, а мы всего лишь дети, денег у нас мало, да и вообще телефоны для нас большая роскошь. Она ныла до тех пор, пока продавец не отстегнул нам по пятьдесят бесплатных сообщений, только чтобы от нее отвязаться. Иногда от Крысиной назойливости бывает польза.

Мы написали всем своим друзьям, чтобы они знали наши номера, а потом направились к зданию Законодательного собрания. Это обычное сооружение с куполом — такие можно найти почти во всех больших городах. Вокруг него есть широкая вымощенная площадка и много ступенек — отличное место, чтобы выделывать трюки. К тому же трюкачить всегда интереснее там, где это не разрешено. Мы выписывали загогулины на гладких каменных плитах, пока нас не прогнал охранник, а потом катались вокруг клумбы, так что перед глазами все поплыло, и охранник прогнал нас опять. Но мы вернулись и сделали еще несколько кружочков назло этому грубияну, а потом поехали на Бродвей.

Бродвей — одна из лучших улиц Виннипега. По всей ее длине одно время стояли статуи белых медведей в натуральную величину. Там были медведь с ангельскими крыльями, медведь на мотоцикле и медведь, читающий книгу. Был медведь, раскрашенный под северное сияние, и медведь, на боках которого цвели прерии. Проект назывался «Медведи на Бродвее», и это было здорово. В Виннипеге любят устраивать всякие художественные выставки. Крыса подходила к каждому медведю по очереди и прижималась к нему острым ухом, желая узнать, добрый ли у него дух. Конечно, дух у них у всех был добрым, потому что статуи поставили для сбора денег на лечение раковых больных. Но Крыса все равно послушала всех медведей до одного.

Когда мы вернулись домой, Крыса поскакала наверх, а я пошел в кухню к папе. Вид у него был очень грустный — с папой иногда такое случается.

— Все нормально, пап?

Он взглянул на меня и попробовал улыбнуться:

— Есть хочешь, Боб?

— Все нормально? — повторил я.

— Конечно, сынок. Я просто задумался. Иди позови сестру обедать.

Я не знал, отчего папа такой грустный, а он никогда не рассказывал. Я только знал, что его что-то гложет, и поэтому он пьет, чтобы заглушить боль. Я крикнул Крысе, что обед готов. Все-таки у Крысы была одна полезная черта — она всегда могла развеселить папу. Мы съели сэндвичи с ветчиной и помидорами, запили горячим чаем и вышли из дома под жаркое полуденное солнце. Папа сел на крыльце со стаканом и бутылкой. Крыса заслонила глаза и всмотрелась в горизонт:

— Пап, к нам идет Гарольд.

Отец уже поднес стакан к губам, но, услышав это, опустил руку:

— Ох… Извини, Мари-Клэр.

— Ничего, пап.

Папа перелил виски обратно в бутылку:

— Пойду сделаю вам лимонада.

Гарольдом звали ухажера Крысы, милейшего паренька. У него были какие-то проблемы с ногами. Бедняга перенес не одну операцию и все равно не мог передвигаться без костылей. Но старина Гарольд никогда не жаловался на свои ноги, да и вообще ни на что.

Он жил в маленьком домике по другую сторону железнодорожных путей с матерью, женщиной стойкой и несгибаемой. У нее не было ничего, но она ни от кого не принимала помощи.

«Ты сможешь стать в жизни кем захочешь, Гарольд, — уверяла она сына. — И уж я потолкую со всяким, кто посмеет утверждать обратное!» Но про Гарольда не говорили ничего дурного. Он всем нравился.

Я помню, как отец Гарольда уезжал из Виннипега на заработки. Гарольд с матерью провожали его до вокзала. Он должен был вернуться через две недели, но прошло уже два года, а дома его больше не видели. Крыса убедила Красный Крест, что Гарольду нужен водитель, а Гарольд увлекся трейнспоттингом — он часами сидел у железной дороги, смотрел на поезда и записывал номера проходящих локомотивов. Крыса говорила, что он надеется увидеть отца, едущего домой, просто не рассказывает об этом.

Крыса села в кресло-качалку, углубилась в чтение журнала и не поднимала глаз, пока запыхавшийся Гарольд не подошел к крыльцу.

— Привет, Гарольд, — сказала она, как будто только что его увидела.

— Привет, Мари-Клэр. Привет, Боб.

Какая бы ни стояла жара, Гарольд был одет в чистую рубашку с галстуком, а волосы у него всегда были аккуратно расчесаны на косой пробор. Я больше не встречал таких опрятных ребят.

— Посиди со мной, Гарольд.

Гарольд с трудом поднялся по ступенькам и осторожно присел в кресло-качалку рядом с Крысой. Устроившись, он отложил костыли — так, чтобы они оставались под рукой.

— Как дела? — спросила Крыса, передавая ему стакан лимонада.

— Хорошо, спасибо.

Однако было ясно как белый день, что дела у Гарольда неважные — пешая прогулка вымотала его до предела, аж пот катился градом. Крыса положила руку ему на плечо:

— Отдохни, Гарольд. Пройдет.

Она принесла из ванной влажное полотенце и вытерла ему лицо. Вообще Крыса редко помогала Гарольду. Даже в школе он иногда с трудом поднимался со стула, уступая ей место, и она всегда садилась. Сначала я думал, что с ее стороны это просто низко. Но Крыса объяснила мне, что все наоборот. Гарольд очень хотел, чтобы к нему относились как к обычному парню, который без труда сможет обежать кругом квартал. Так она и поступала.

— Может, ослабишь галстук?

— Не надо, все хорошо.

— Как же с тобой иногда сложно! — воскликнула Крыса, сама развязала ему галстук и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки.

Гарольд не любил, чтобы ему помогали. Но всегда улыбался, когда его подружка проявляла заботу.

Я оставил их наедине и пошел слоняться в папин сад — наш маленький уголок прерии. Мне он очень нравился. Там была насыпана тропинка из гравия и лежало старое поваленное дерево, которое служило скамейкой. И там была похоронена мама — под табличкой с именем и годами жизни в каменной урне покоился ее прах. Папа говорил, что хотел показать нам, как выглядели бы прерии, если бы их не превратили в фермерские угодья, потому и оставил сад в первозданном виде. Но я-то знал, что папа посвятил это место маме. Она очень любила дикие цветы, и в саду их было полно. Тут цвела гайлардия с огненно-красной серединкой и ярко-желтой каймой, буйно разрослась пурпурная эхинацея, которую очень любила Крыса, желтели соцветия олигонеурона. Я уселся и вытянул ноги. Царила такая тишина, что почти было слышно, как трава сохнет на жаре. Вот за что я люблю прерии — тут всегда можно найти тишину и покой, когда тебе это необходимо.

Видимо, Гарольд немного оклемался, потому что они с Крысой вскоре тоже пришли в сад. Я встал и уступил им скамейку.

— Спасибо, Боб, — поблагодарил Гарольд, присаживаясь. — У вас такой красивый сад. А бабочки! Я слышал, что их называют летающими цветами, и не зря.

— А я рассказывала тебе индейскую легенду о том, откуда появились бабочки? — спросила Крыса.

— Нет, расскажи.

Индейских легенд Крыса знала больше, чем сами индейцы. Просто маленькая скво.

— Дело было так. Богиня-Мать родила человеческих близнецов, и животные стали заботиться о них. Волк добывал пищу, птицы пели для них, а медведь их охранял. Близнецы ни в чем не нуждались. И звери заметили, что близнецы не пытаются ползать и ходить, как звериные детеныши, ни к чему не тянут руки. Они забеспокоились и отправили пса на вершину высокой горы поговорить с Великим Духом. «Ступай к реке, — велел псу Великий Дух. — У края воды ты найдешь разноцветные камушки. Собери их и положи у ног близнецов». Пес так и сделал, но близнецы даже не посмотрели на его подношение. Тогда пес рассердился и бросил камушки в небо. Каково же было его изумление, когда камни не упали на землю. Они поплыли по воздуху и превратились в бабочек. Близнецы поползли за ними, протягивая к ним руки. А мораль такова: детей нельзя баловать.

— Хорошая история, Мари-Клэр. Ты так много знаешь.

— Ты тоже, Гарольд… Боб, не соблаговолишь ли принести еще лимонада?

— Конечно, — ответил я.

При других обстоятельствах я бы непременно поинтересовался у Крысы, не соблаговолит ли она утопиться в реке, но мелкий грызун знал, что при Гарольде я ничего такого не скажу. Когда я брал у Крысы стакан, ее вдруг повело в сторону. Я понял, что началось.

— Пап! — заорал я.

Крыса хотела встать, но у нее подкосились ноги.

— Пап!

Зубы у нее судорожно сжались, все тело сотрясалось в конвульсиях. Я схватил ее за плечи и прижал к земле, пока спазмы не успели стать еще сильнее. Ее лицо исказилось от боли, изо рта потекла слюна. Я услышал грохот захлопывающейся двери и свист травы под быстрыми шагами.

— Она задыхается! — крикнул Гарольд.

Я тщетно пытался разжать Крысе зубы. Отец упал на колени рядом со мной:

— Папа здесь, милая! Не бойся! — Лицо у него было серьезным, даже жестким. — Ты слышишь меня? Папа здесь.

Крыса издала горлом странный булькающий звук.

— Постарайся расслабиться! — увещевал отец. — Дыши спокойно, ты моя умница!

Крыса сжала кулаки, руки у нее тряслись, пятки молотили по траве. Отец обнял ее и крепко держал:

— Давай, милая! Отпусти себя!

Я не знал, что делать, и просто держал Крысу за руку. Гарольд был насмерть перепуган.

— Не волнуйся, с ней все будет хорошо, — сказал я ему, и почти тотчас же конвульсии стихли.

Крыса открыла глаза и разжала зубы.

— Сделай глубокий вдох, милая.

Она еще немного дрожала, но послушно вздохнула. Папа держал ее в объятиях, пока гримаса боли не сошла с ее лица, и потом еще немного.

— Все кончилось, милая. — Папа поцеловал Крысу в висок. — Ты у меня храбрая девочка.

Крыса моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд, и по ее щекам побежали слезы.

— На меня со всех сторон наступали монстры. Но мне на помощь явился воин в черном. У него серебряный меч, и он за меня сражался.

— Ты перегрелась на солнце, — сказал я, хотя знал, что дело не в солнце.

С Крысой что-то было не так. У нее случаются такие приступы, и тогда она говорит жуткие вещи. Врач исключил эпилепсию и вообще не смог найти никаких отклонений. Направил ее к специалисту в Ванкувер, но Крыса отказалась ехать. Она ненавидит больницы.

— А я? — спросил папа. — Разве я за тебя не сражаюсь?

Крыса еще была бледной, но взгляд уже почти стал нормальным.

— Ты всегда за меня сражаешься, пап.

— И всегда буду.

Папа провел ладонью по ее лбу. Крыса попыталась сесть.

— Не спеши, Мари-Клэр.

Отец помог ей подняться, усадил на скамейку к Гарольду и сел рядом, прижимая ее к себе. Гарольд взял ее за руку:

— Ты храбро держалась, Мари-Клэр.

— Правда ведь, Гарольд? — Отец снова поцеловал ее. — Она у нас вообще молодец.

Мы немного помолчали. Тишину нарушало лишь жужжание мошек. Я стоял рядом с Крысой, чувствуя себя неловко. Мне было ее очень жаль, но ничего поделать мы не могли. Оставалось лишь ждать, что она поправится. Крыса положила голову папе на грудь, как маленький ребенок, который только что проснулся.

— Хорошо подрастают гайлардии, — заметила она.

— Не так хорошо, как ты, — ответил папа. — Ты у меня самый прекрасный цветок на свете.

Через несколько минут она отстранилась и села прямо. Потом поднялась на ноги:

— Все нормально. Я схожу за лимонадом, Боб.

— Ты точно не хочешь прилечь, милая?

— Я хорошо себя чувствую, пап.

Она направилась в дом, и папа пошел за ней.

— С ней все будет в порядке, Гарольд, — сказал я. — Приступ был нетяжелый.

Только кому я врал? Я беспокоился за сестру не меньше отца.

 

Глава 3

В ярких лучах утреннего солнца сны мои растаяли, как туман, а все мысли обратились к мисс Габриэле Фелипе Мендес, студентке педагогического института, приехавшей к нам на практику из Пуэрто-Рико. Осенью я перехожу в другую школу, и сегодняшний ее урок для меня будет последним. За последние месяцы я к ней очень привязался и льстил себе мыслью, что ей я тоже нравлюсь.

С первого этажа гремела песня «Унеси меня на луну». Я бегом метнулся в ванную, пока ее не заняла Крыса. Моясь под душем и во второй раз намыливая голову, я пел вместе с Фрэнком. Потом я надел свои самые лучшие джинсы и футболку и сбежал по ступенькам. Мимо меня пронеслась Крыса. Она участвовала в школьном спектакле и уже несколько недель ожидала своего звездного часа. Все-таки она еще ребенок — радуется такой ерунде, как школьная пьеса. Нацепила платье от «Армани», которым страшно гордилась и носила только по воскресеньям.

Это платье ей подарила женщина из Красного Креста за то, что Крыса собрала очень много денег в помощь странам Африки. По части сбора пожертвований Крыса была просто дока — ей бы работать в агентстве по взысканию долгов. Большинство добровольцев стоят в стороночке и просят людей помочь «кто чем может». Но только не Крыса. Она кидается прохожим наперерез и громыхает своей кружкой прямо у них под носом. Маленькая вымогательница многих прижала к стенке и заставила вывернуть карманы, но все это ради благого дела.

Мы прикончили завтрак, вылетели за дверь и покатили в сторону школы прежде, чем Фрэнк допел «По-своему». Традиционное «Берегитесь педофилов!» донеслось нам вслед. Мы гнали на полной скорости, не касаясь седел, до самых железнодорожных путей, но там остановились, потому что увидели полевого луня, камнем падающего в густую траву прерий — соргаструм. Лунь — это такой ястреб с метровым размахом крыльев. В окрестностях Виннипега вообще полно диких зверей и птиц. Прямо как в африканском заповеднике Серенгети, только без львов. Лунь снова взмыл ввысь, и в когтях у него болтались две змеи с красными боками. Это было так здорово!

— Ранняя пташка червячка клюет, — назидательно сказал я.

— И кто же ты? — поинтересовалась Крыса. — Ранняя пташка? Или ранний червячок?

Я лишь смерил ее взглядом.

— Главное, это доброе предзнаменование, — изрекла Крыса.

— Как ты можешь находить какие-то добрые предзнаменования после того, что сказала про папу?!

— Разные предзнаменования сулят разные вещи. Лунь, который поймал двух змей, — это добрый знак с дальним прицелом. В будущем у нас все сложится хорошо.

— Какая же ты все-таки, Крыса!

— Знаешь поговорку: «Хорошо быть Крысою…»?

— Кисою, балда!

Сестра засмеялась — конечно, она просто меня дразнила.

К реке мы приехали совсем запыхавшись. Затолкали велики в кусты, прыгнули на борт «Марлина», включили мотор и погнали вниз по реке. Мне нравилось добираться до школы на лодке. Как бы я ни уставал крутить педали, за время пути по воде всегда преисполнялся новых сил.

Мы ходили в школу «Лакстон» вверх по реке Ред-Ривер. Можно было бы выбрать школу и поближе, но мы с Крысой предпочитали утонченный «Лакстон». Это замечательная школа — тут отличные учителя и огромные спортивные площадки, на которых можно играть во что угодно.

Мы поставили «Марлин» как можно ближе к школе, крепко привязали его и припустили бегом по чьей-то подъездной дорожке. Увидев во дворе мирно завтракающих хозяев, мы замедлили шаг и поздоровались, а они поздоровались в ответ, и мы побежали дальше.

— Гарольда не видно, — сказала Крыса.

Гарольд всегда ждал ее у ворот школы. Если его нет, это значит, что у него разболелись ноги.

— Наверное, решил передохнуть, — предположил я.

На площадке перед школой уже собрались родители. Последний день учебы у нас всегда был чем-то вроде дня открытых дверей. Там были Малыш Джо и братья Скотт и Стив, настолько похожие, что сошли бы за близнецов, Джеймс, единственный чернокожий парень в школе, которого все звали Джазменом, потому что он почти умел играть на саксофоне, и Пожарник Фред, который получил это прозвище, когда в восемь лет сжег сарай у себя во дворе. Через год он сжег сарай у соседей, однако свою причастность к поджогу магазина «Уолмарт» всячески отрицает, хотя в тот день его видели неподалеку.

Еще там были девчонки Хэнсон — Стефани и Джуди. Они пришли со своей старшей сестрой Джейд и ее дружком Боно, вышедшим из тюрьмы. Они были самым настоящим белым отребьем и считали это поводом для гордости. Повсюду похвалялись, что их мать — почти самая лучшая магазинная воровка в городе. Ее превосходила лишь собственная дочь Сара, старшая из сестер. Она когда-то получила корону «Мисс Виннипег», и охранники в магазинах так балдели от ее красоты, что не стали бы ловить ее, даже если бы заметили, как она ворует. Эти девчонки хорошо одевались, и с ними всегда было весело. А умница Джуди даже получила грант на обучение в американской частной школе.

Еще там были Вернон, которого на самом деле звали Арчибальдом, но он страшно бесился, когда слышал это имя, и Питер со своими родителями, которые обрели духовное рождение и присматривали за сыночком так, будто его вот-вот ожидала та же участь. Но Питер не спешил ударяться в религию и не хотел, чтобы родители таскались за ним хвостом. Он хотел гулять с Пожарником Фредом и посмотреть, что сгорит в следующий раз. Ну и последние по порядку, но не по значению, ребята из семьи Джеймсов, Фрэнк и Джесси. Только фамилия у них не Джеймс, а Джонстон. Они были самые прикольные, потому что их старший брат играл в хоккей за Колорадо, а с их сестрой встречался вокалист группы «Тьма». Он ее бросил и пригрозил убить, если она еще хоть раз покажется ему на глаза. И бац! — о ней уже пишут в обеих газетах Виннипега!

Я подошел к ним, и мы начали хвалиться друг перед другом, как это принято у мальчишек, а Крыса о чем-то шушукалась с девчонками Хэнсон — не иначе мотала на ус тонкости воровства в магазинах. Все обсуждали, чем будут заниматься летом. У Джо были грандиозные планы. Он собирался кататься на лошадях в резервации, жить в палатке на берегу озера Виннипег, устроить поход вдоль Ред-Ривер и, может, даже поехать в Торонто.

Прозвенел звонок, и мы пошли в школу. Я обогнал ребят и, пробираясь сквозь толпу, поспешил в класс. Первые два урока вела мисс Габриэла Фелипе Мендес. Она уже стояла у доски и что-то писала. Не сводя с нее глаз, я прошел к своему месту и сел.

— Так, садитесь по местам и постарайтесь не шуметь, — сказала мисс Габриэла, поворачиваясь. — Сегодня последний день учебы, поэтому мы просто сделаем несколько несложных упражнений. Перепишите слова с доски, найдите среди них существительные, прилагательные и глаголы, а затем составьте по предложению с каждым из этих слов…

Какой же у нее красивый акцент!

— Когда закончите, оставьте работу и можете выйти из класса. Мальчики пойдут играть в физкультурный зал, а девочки — помогать тем, кто участвует в спектакле.

— Мари-Клэр ведь участвует? — спросил у меня Джо, обернувшись.

— Ничего не смог с этим поделать, — сказал я.

— Эх, я бы сыграл с мисс Габриэлой Фелипе Мендес, — заметил Пожарник Фред.

— Стыдно так говорить, — одернул его Джо. — Имей хоть каплю уважения.

Теперь понятно, почему я никому не доверял своих чувств? Они же дети малые.

— Тишина, пожалуйста! — попросила мисс Габриэла. — Молча делайте упражнения, а потом тихо выходите из класса.

Все опустили глаза в тетрадки, но только не я. Красоту мисс Габриэлы трудно описать словами. Она такая… Как «Мисс Пуэрто-Рико». Я прямо воображаю ее в купальнике, в бриллиантовой короне и со скипетром в руке. Я действительно один раз видел ее в купальнике. Плавал себе в бассейне на спине, доплыл до самого глубокого места и вдруг вижу — стоит прямо надо мной на бортике. В купальнике, и все такое. Очень красивая!

Некоторые уже закончили с упражнениями и сдавали работы. В коридоре хихикали девчонки, а Малыш Джо громогласно требовал, чтобы они не мешали другим работать. Все торопились поскорее доделать задание и выйти за дверь, но я никуда не спешил. Глядя в тетрадь, я слушал, как стучат каблучки Габриэлы, когда она ходит туда-сюда по классу. Когда она проходила мимо меня, я чувствовал аромат ее духов. От нее так приятно пахло. А когда она шла дальше, я смотрел ей вслед. Не хочу показаться грубым, но должен сказать, что задница у нее первый сорт, лучше, чем у Дженнифер Лопес.

В классе оставалось всего несколько учеников. Я то и дело украдкой отрывался от тетради, чтобы посмотреть на Габриэлу. И вдруг встретился с ней взглядом и отчего-то не смог отвести глаза.

— У тебя не получается, Роберто?

Она зовет меня Роберто.

— Ну-у… — ответил я.

Не успел я опомниться, как ее бронзовое лицо оказалось прямо перед моим.

— Ты же столько раз делал такие упражнения, и всегда правильно. Смотри…

Она принялась объяснять, но я ничего не слышал. Ее дыхание щекотало мне щеку, меня окутывал аромат ее духов. Сначала от всего этого я почувствовал легкое головокружение. Потом — сильное. И жарища стояла — просто страх! Не понимаю, почему никто не догадался открыть окно, пекло же адово!

— Ты понял, Роберто?

Мое лицо целиком отражалось в ее огромных карих глазах.

— Роберто?

— Да.

Она улыбнулась мне и отошла от парты. Я вдруг почувствовал такую усталость, что уронил голову на руки.

Но я знал, что я ей нравлюсь. Она всегда давала мне всякие поручения — ну там, поднести коробки или стереть с доски. Только мне, больше никого не просила. И у меня это не просто какая-то школьная влюбленность. Даже будь Габриэла на двадцать лет старше меня, она бы все равно мне нравилась. И мне уже почти тринадцать. Самое время начать устраивать личную жизнь.

Я тянул время как мог, но упражнения были такими простыми, что все-таки пришлось их закончить. Габриэла помогала тем, кто еще сидел в классе. Конечно же остались одни мальчишки. Как будто им нужна помощь! Внимание им нужно, вот что. Меня это так раздражало. Можно подумать, Габриэла их просила поднести коробки и стереть с доски. Я положил работу ей на стол и направился к выходу. Она даже не увидела, что я ушел.

В паршивом настроении я спустился в раздевалку и надел форму. В физкультурном зале ребята играли в чокнутый футбол. Никаких правил не было, мы просто делились на две команды и тащили в разные стороны большой резиновый мяч-фитбол — как будто канат перетягивали. Команда, которая сумеет затащить мяч на свою сторону поля, получает очко. Пока никому этого сделать не удалось, зато мы ржали как сумасшедшие.

После обеда пришли остальные родители. Было странно видеть моих приятелей в окружении их семей. Многих ребят я знал не один год — и вдруг увидел в новом свете. Они были не сами по себе, а частью группы, и у них после школы была своя жизнь, которая важнее школы. Больше того, некоторые ребята казались клонами своих родителей, и это выглядело довольно жутковато. И у них были мамы. Наверное, здорово, когда у тебя есть мама. В смысле, папа у нас замечательный, лучше и пожелать нельзя. Но хорошо бы и мама тоже была.

В общем, когда родители поговорили с учителями, все направились в актовый зал смотреть спектакль. Уж не знаю почему, школьные спектакли никогда не бывают удачными. И лучший способ еще больше их испортить — дать главную роль Крысе. Крыса играла Джульетту из «Ромео и Джульетты». Слава богу, пьесу ставили не целиком, но вполне достаточно нескольких сцен, чтобы пробудить в душах зрителей неуемное желание бежать без оглядки.

Когда все расселись по местам, погас свет и поднялся занавес. На бутафорском балконе стояла Крыса. Меня тут же начал разбирать смех. Крысу нарядили в огромное белое платье, а на голову водрузили высокий белый конус, так что она стала похожа космический корабль, который вот-вот улетит на орбиту. Потом на сцену выскочил Ромео, в миру Ронни Хилл, — в женских колготках и необъятной блузе, подхваченной широким поясом. Прямо балерина полутяжелого веса.

— О светлый ангел, вновь заговори! — затараторил он. — Собой ты лучезаришь ночь, подобно крылатому посланнику небес…

Крыса слушала его молча. Зрители уже должны были понимать, что эти двое повстречали друг друга на вечеринке у Капулетти, крепко выпили и прониклись неземными чувствами. Когда Ронни умолк, Крыса завыла, как банши:

— Ромео! Ах, Ромео! Для чего, Ромео, ты?

Причем балкон возвышался над сценой на какие-то полметра, так что Ромео стоял прямо перед Крысой, но она смотрела не на него, а на зрителей, как будто вдруг ослепла. И голосила как помешанная про «отринь отца, отвергни это имя», про «я не буду больше Капулетти», про розу, которая пахнет розой, ну и так далее. Я смотрел фильм, но там не было и вполовину так смешно. В общем, я хохотал, пока не получил замечание. Тогда пришлось сидеть тихо и, как родители, делать вид, что мне интересно.

Ромео с Джульеттой сказали все свои реплики, занавес ненадолго опустили, а потом началась сцена боя на мечах — единственная стоящая часть всего спектакля. Просто умора! Кайл Бенджамин получил деревянным мечом в левый глаз, завопил и рухнул на пол, прижимая ладонь к лицу. Монтекки и Капулетти застыли в растерянности — такого в сценарии не было. На сцену выскочила мисс Маунтшафт:

— Вставай, Кайл! Шоу должно продолжаться!

Она хотела, чтобы он встал и сражался, но Кайл решил, что с него хватит.

— Хочу домой! — заныл он.

По зрительским рядам прокатился смешок. Мисс Маунтшафт схватила Кайла за ногу и поволокла за кулисы.

— Не стойте столбом! — прошипела она остальным. — Играйте!

Бой разгорелся с удвоенной яростью — теперь Капулетти хотели поквитаться с Монтекки за раненого товарища.

В следующей сцене Кайл уже красовался в пиратской повязке через левый глаз, а пьеса окончательно перекочевала в жанр плаща и шпаги, и, надо сказать, это пошло ей на пользу. Я считаю, что им с самого начала стоило делать ставку на оригинальное прочтение. Ну там, «Ромео и Джульетта в космосе» или «Ромео и Джульетта против Ганнибала Лектера». Короче, добавить изюминку в избитый сюжет.

В остальных своих сценах Крыса обошлась без воплей и не забыла ни строчки. Она даже шепотом подсказывала Ронни его реплики, когда тот терялся. У нее память, как у компьютера. Но в последней сцене, где Джульетта просыпается и видит мертвого Ромео, Крыса съехала с катушек. Она обезумела от горя и страшно переигрывала. Очень неловко, когда твоя младшая сестра так кривляется. Мне стало до того стыдно, что я даже покраснел. Непонятно, почему она до сих пор не зарезалась, ведь кинжал у нее в руках уже давно. Наконец она подняла орудие самоубийства над головой, и вид у нее при этом был, как у самурая, который вознамерился совершить харакири. Внезапно вскрикнув «Ах!», она вонзила кинжал в живот и повалилась на пол. Я вздохнул с облегчением. Но тут Крыса встала! Скажите мне, кто встает, загнав себе в живот нож?! Этого не могло быть в сценарии. Шатаясь, она нарезала круги по сцене. Вот вам Крыса, будьте любезны. Если уж она оказалась в свете софитов, ее оттуда так просто не выгонишь. Наконец Джульетта окочурилась.

— Занавес! Занавес! — выкрикнула мисс Маунтшафт.

Когда аплодисменты стихли, на сцену вышел отец Генри, чтобы прочесть летнюю проповедь. Он чем-то напоминал мне заключенного. Он стригся почти под ноль и был до синевы выбрит, но дело не в этом. Он излучал ауру, как человек, отсидевший пожизненный срок в одиночной камере. Я воображал, что отец Генри сидел в тюрьме, а когда вышел, обратился в лоно церкви. Хотя наверняка это просто мои домыслы.

После отца Генри говорил директор. Он благодарил юных актеров, родителей, всех кто работал в «Лакстоне» или бывал здесь в последние сто лет. Мне нравится наш директор, он хороший, но как же он тащится от звука собственного голоса! Наконец он закончил речь, и мы высыпали из здания школы на спортивную площадку, где нас ждало угощение и подарки — наборы карандашей.

Мне стало грустно. Я знал, что буду скучать по школе и учителям — не только по Габриэле, по всем. Они все замечательные. А еще я думал, что мой последний день в «Лакстоне» будет особенным. Думал, мы с ребятами станем вспоминать проведенные вместе деньки. Но все почему-то быстро разошлись, как будто им все равно, и я совсем скис.

Малыш Джо куда-то запропастился, так что я один пошел бродить по школе и предаваться воспоминаниям. Завернув за угол, я увидел Крысу, беседующую с мисс Маунтшафт.

— Ты превзошла саму себя, Мари-Клэр. Я знала, что ты справишься с этой ролью. Так и вышло.

— Без вас, мисс Маунтшафт, у меня бы ничего не получилось. Вы вдохновили меня.

Я не собирался участвовать в этом обмене любезностями и скрылся там, откуда пришел. Перед кабинетом прикладного искусства стояла витрина с работами учеников, и, бредя мимо, я заметил маленькую лодочку из дерева бальсы. Я вырезал ее, когда только-только начал учиться в «Лакстоне», и даже успел забыть об этом. Большинство ребят соорудили свои поделки наспех, но я торопиться не стал и в итоге получил первый приз. Я тогда так этим гордился. Странно, иногда гордишься такой ерундой.

Сестры Хэнсон начали зазывать меня погулять с ними по городу. Я вообще пользуюсь успехом у девчонок. Ну, потому что симпатичный и высокий для двенадцати лет. Гулять мне было неохота, и я пошел забирать Крысу. Но Крыса говорила уже не с мисс Маунтшафт. Она говорила с мисс Габриэлой Фелипе Мендес! Они обе посмотрели на меня, и я примерз к месту.

— ¡Este es mi hermano, — сказала Крыса.

Уму непостижимо. Моя сестра говорила по-испански. Настоящая Крыса — вечно что-нибудь разнюхает и запомнит, пока ты не замечаешь.

— Tu le gustas, — добавила Крыса.

Габриэла расхохоталась. Что сказала проклятая Крыса?!

— El es simpático е inteligente. Y yo estoy segura de que va a ser un hombre muy guapo. Tu tienes suerte de tener un hermano asi. — Габриэла взглянула на меня и снова обратилась к Крысе: — Ну, Мари-Клэр, до встречи после каникул. Hasta luego.

— Hasta la próxima, мисс Фелипе Мендес.

Габриэла подошла ко мне:

— Желаю удачи в новой школе, Роберто. Уверена, ты справишься. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Хочу сказать, что ты был замечательным учеником. Я рада, что ты учился в моем классе.

И у нее было такое грустное лицо! Честное слово, очень грустное, я прямо не ожидал.

— Может, мы еще встретимся в городе, — сказал я.

— Может быть. Adios, Роберто.

Мы с Крысой попрощались с остальными учителями, пожелали им хороших каникул и пошли к «Марлину». Я выбрал момент, когда поблизости никого не было, и поймал сестру в захват:

— А ну выкладывай, что ты там наговорила Габриэле, мелкая Крыса!

— Для тебя она мисс Фелипе Мендес!

— Выкладывай, не то голову оторву!

Наконец она пискнула:

— Я просто сказала…

— Что сказала? Что?

— Выдыхай, Роберто. Она старше тебя в два раза.

— Ей всего девятнадцать. Ну, тебе добавить или будешь говорить по-хорошему?

— Я просто сказала ей, что ты в нее влюблен. Только и всего.

— Господи!

— А она ответила, что ты очень хороший и умный мальчик и станешь красивым, когда вырастешь. Но сейчас ты для нее слишком юн.

Я рухнул на скамью «Марлина» и распорядился:

— Будешь рулить.

— Не рулить, а править, Боб.

Хороший и умный. Вот как она сказала. Не просто хороший, а хороший и умный. И еще красивый.

— Как тебе понравился спектакль, Боб? Боб!

А еще взрослый. Я действительно не по годам взрослый. Может, она позволит мне иногда с ней общаться. А когда мне будет пятнадцать, я приглашу ее на свидание. Ведь, если подумать, у нас не такая уж и большая разница в возрасте. Папа был старше мамы на шестнадцать лет, и они поженились. Я не стану пока обольщаться, но все лето буду каждый день ходить в бассейн — до тех пор, пока ее там не встречу. И тогда… Ну, не знаю. Соображу по ходу дела.

Всю дорогу по двум рекам я думал о Габриэле. Думал о ней, когда привязывал «Марлина» и садился на велосипед. Все было как в дурмане. Я видел только ее лицо совсем рядом с моим и свое отражение в огромных карих глазах. Я думал о ней, когда ставил велосипед возле дома. Я даже не вспоминал о словах Крысы про то, что папа скоро умрет, пока не обнаружил его мертвым на кухонном полу. И тогда я не думал уже ни о чем.

 

Глава 4

Он лежал на полу, по-детски свернувшись калачиком. В руке у него была кухонная лопатка, волосы ничуть не растрепались. Я отчаянно надеялся, что сейчас он вскочит и закричит: «Шутка!» Я бы даже засмеялся. Честное слово. Но он не вскочил. В его открытых глазах уже не осталось жизни. Смерть настигла его, когда мы были в школе. Или возвращались из школы. А может, он упал, как раз когда я ставил велосипед возле дома. Хотя нет, он ведь не успел начать готовить. Было странно видеть его на кухонном полу — это не самое подходящее место, чтобы прилечь. Но папа не прилег. Он умер.

Я не успел ничего сообразить, а Крыса уже опустилась рядом с ним и констатировала:

— Зрачки расширены и неподвижны. Он покойник! — Она закрыла ему глаза и поцеловала в лоб. — Все будет хорошо, пап. Мы о тебе позаботимся.

Она достала из кармана телефон и стала подниматься по лестнице, набирая сообщение на ходу.

Господь слишком рано прибрал его. Папа никому не делал зла. И впредь не собирался. Он хотел только заботиться обо мне и о Крысе. Разве это много? Теперь у него и это забрали. А его забрали у нас.

— Папа… — прошептал я, и по моим щекам покатились слезы.

Наверху зазвонил Крысин телефон. Сначала я не мог разобрать, что она говорит, но потом Крыса вышла на лестницу:

— Мертвый, как селедка! Нет, со мной все нормально. Ладно, ждем вас. — Она уже успела переодеться в маленькое черное платье. — Ты расстроен, Боб, поэтому похоронами я лучше займусь сама. Сейчас приедут вождь с Малышом Джо и Мэри Белое Облако. Я велела им захватить Гарольда по дороге. Мы похороним папу в саду рядом с мамой, вождя попросим совершить церемонию. Надо проводить папу на тот свет как положено. Мы же не хотим, чтобы его дух застрял тут, правда? Нет, вождь все сделает правильно.

Я утер глаза:

— Мы не можем так просто взять и похоронить его! Надо сообщить куда следует!

Эти слова прозвучали странно.

— Ты что, пи-ип, совсем рехнулся? Никому мы сообщать не будем! Мы теперь сироты! Я обдумывала все это гораздо дольше тебя. Родственников у нас не осталось, а значит, нас отдадут в приют. А именно там дети и попадают в лапы к треклятым педофилам! Нет уж! Как поет Фрэнк, мы сделаем все по-своему. Принеси лопаты, а я цветов наберу.

Она развернулась на каблуках своих маленьких черных туфелек и вышла за дверь.

Я не мог этого понять. Крыса ничуть не расстроилась, ни вот столечко. Может, у нее шок? Так или иначе, она была права. Нас могли отдать в приют. Причем в два разных приюта!

— Нет уж, они нас не разлучат! — воскликнул я вслух и бегом побежал за лопатами.

Крыса стояла в нашем уголке прерии, глядя на землю.

— Вот хорошее местечко, — сказала она, указывая на клочок пустой земли между гальярдиями и пурпурными эхинацеями. — Как раз рядом с мамой. Начинай копать, я пойду сдвину всю мебель с ковра в гостиной. В него мы папу завернем.

— Это неправильно! Нельзя хоронить папу в каком-то дурацком ковре!

— Ошибаешься, Боб. Все будет так, как ему бы и хотелось. Он любил маму и любил наш уголок прерий. Это как хоронить капитана в море. И он бы не хотел, чтобы мы горевали. Так что постарайся взять себя в руки. Знаешь что? Почему бы тебе не пойти в дом? Скоро приедет вождь, он поможет копать могилу.

Мы вернулись в дом и сидели молча, пока не услышали, как подъехал джип. Я посмотрел в окно. Из машины вылез Малыш Джо, за ним вождь — его дедушка, а потом Бегущая Лосиха. Они придержали дверь для Гарольда и давней маминой подруги, Мэри Белое Облако. Крыса впустила их.

— Сочувствую, брат. — Малыш Джо положил руку мне на плечо.

Бегущая Лосиха внесла кресло-качалку — Мэри Белое Облако никогда с ним не расставалась.

— Мне очень жаль, Боб, — сказала Бегущая Лосиха, и это прозвучало вполне искренне.

Потом вошла Мэри Белое Облако. Она принимала у мамы роды, когда Крыса появилась на свет. Мэри минуло семьдесят, но она выглядела гораздо моложе. У нее были лучистые светлые глаза и теплая улыбка.

— Здравствуй, Бобби.

Никто, кроме нее, не называл меня Бобби. Она погладила меня по руке и опустилась в свое кресло-качалку. Вождь помог Гарольду присесть, а потом пошел на кухню и склонился над папой.

— На его лице нет признаков страдания, — заключил он, вернувшись в гостиную. — Ваш отец умер спокойно, не мучаясь.

Вождь был высоким человеком с густыми седыми волосами, которые он собирал в хвост. Его жесткое лицо всегда отличало серьезное выражение. Я никогда не слышал, чтобы он смеялся.

— Мы хотим похоронить папу в саду, рядом с мамой, — сказала ему Крыса. — И просим вас совершить церемонию.

— Я не могу. Сначала должно быть вскрытие.

— Но такова его воля. И наша, — возразила Крыса. — Правда ведь, Боб? Нельзя, чтобы власти узнали. Иначе нас отдадут в приют.

— Иди сюда, Важашнунс, — произнесла Мэри Белое Облако. — Дай мне поглядеть на тебя.

Крыса встала перед ней, и Мэри взяла ее за обе руки:

— Надо же, как ты выросла. Сколько тебе лет?

— Почти одиннадцать.

— И ты все больше и больше становишься похожей на свою мать. Расскажи мне о своих снах, дитя.

— Мне много чего снится. Но один сон я видела много раз. Человек, которого окружают высокие дома, говорит, что будет заботиться обо мне. Он держит меня в каком-то безопасном месте, вроде замка, и все время читает мне книги. Не знаю, зачем он это делает. Я и сама умею читать. — Крыса нахмурилась. — Вы ведь знаете, что это за человек?

Мэри Белое Облако взглянула на вождя, а потом снова на Крысу.

— Может, мы сначала похороним папу, а потом все обсудим? — попросила Крыса.

— Нельзя хоронить его здесь, — сказал вождь. — Это противозаконно!

Мэри Белое Облако поправила шаль на плечах:

— Я помню время, когда мой сын называл эти законы «законами бледнолицых». Он говорил, что они придуманы для того, чтобы уничтожить его народ. Он также называл вскрытие поруганием мертвых.

— Это было давно, мать. Это слова юнца.

— Слова юнцов не всегда глупы. Ты слишком озабочен повседневными делами резервации. Ты стараешься строго следовать законам, не слушая свое сердце. Иногда мне кажется, что ты забыл свою веру. А я ведь еще на прошлой неделе говорила тебе, что сова прокричала имя Джона. Как говорила тебе и о том, что у его дочери великий дар.

Ее сын покачал головой:

— Я вождь резервации, мать. Мои действия могут плохо отразиться на всей резервации и на всем коренном народе. Это большая ответственность.

— Здесь у тебя нет ответственности. Здесь не резервация. Семья Де Билье — наши друзья, но они не твой народ. Тебя уважают многие люди. Не это ли уважение ты боишься потерять?

— А если я пойду под суд? Что тогда?

— Мне будет горько, что моего сына осудят за то, что он сделал. Но если ты откажешься похоронить Джона так, как желают его дети, мне будет стыдно.

Вождь склонил голову и посмотрел на меня:

— Мы поможем тебе копать могилу, и я проведу ритуал, раз таково ваше желание. Но можете не сомневаться, как только об этом узнают власти, тело вашего отца эксгумируют.

— Ну и пусть, — ответила Крыса. — К тому времени его дух давно улетит.

— Это правда, — согласился вождь.

— Надо переодеть папу в костюм, — сказала Крыса. — И завернуть в ковер. Ему всегда нравился этот ковер, мама купила его в Париже.

— Я помогу, — сказала Бегущая Лосиха.

Мы с вождем и Малышом Джо пошли в наш уголок прерий. Вождь молча скинул пиджак и взялся за лопату. Мы начали копать втроем. Земля была мягкая, но я все равно взмок. Руки начали болеть, и я довольно быстро устал. Мы с Джо отдыхали по очереди, а вождь, несмотря на свои года, работал без передышки. Он вырыл могилу меньше чем за час, вылез из нее и надел пиджак.

— Идем за телом, — сказал он нам.

Папа уже не был папой. Он был телом.

Крыса и Бегущая Лосиха уже сдвинули всю мебель с ковра в гостиной.

— Дедушка, принесешь его? — попросила Бегущая Лосиха.

Вождь взглянул на меня, ожидая помощи, но я отвернулся и стал смотреть в окно. Я смотрел в окно, когда они с Джо принесли папу. И когда ему разгибали ноги и заворачивали его в ковер — тоже. Потом я увидел, как Джо идет к джипу и достает барабан и бубен. Потом услышал его шаги у себя за спиной.

— Не хочешь посмотреть на него, Боб? — спросил вождь. — Прежде чем мы…

Я покачал головой.

— Не переживай, — сказала Крыса. — У него, пожалуй, даже счастливый вид.

Но я не мог заставить себя посмотреть. Они перевязали папу какой-то веревкой и вождь произнес:

— Мы подождем тебя, Боб.

Когда я обернулся, то обнаружил, что все смотрят на меня. Мы подняли свернутый ковер и понесли — мы с Джо спереди, а Бегущая Лосиха и вождь сзади. Следом шли Гарольд и Мэри Белое Облако. Крыса возглавляла процессию. Она нацепила темные очки и взяла большое серебряное распятие с каминной полки.

По пути из дома до могилы никто не проронил ни слова. Слышалось лишь, как штанины наших джинсов скрипели друг о друга и трава шуршала под ногами. Папа оказался неожиданно легким. Нести его вчетвером было не труднее, чем нести сумку из магазина.

В саду Джо и Бегущая Лосиха положили барабан и бубен на траву и помогли опустить папу в могилу. Вождь встал у изголовья, а мы сгрудились вокруг. Он бросал в воздух сухую землю и что-то говорил на древнем языке, понятном духам предков, а потом запел индейскую песню, совсем как в старых фильмах про ковбоев. Крыса, которая знала все старые песни, стала подпевать ему, как настоящая скво. Бегущая Лосиха била в барабан, Малыш Джо тряс бубном, а Мэри Белое Облако начала плясать, делая шаги из стороны в сторону. Мы все повторяли за ней, кроме Гарольда, который мог лишь кое-как пританцовывать на своих костылях. Я повторял движения почти машинально и без особого рвения, Крыса же плясала самозабвенно, будто впала в транс. Когда песня кончилась, мы затихли. Вождь кивнул Крысе. Она сняла темные очки и встала над могилой.

— Дорогой Боженька, — заговорила она, — мы просим тебя позаботиться о нашем папе. Пусть его дух будет счастлив и отправится в свободное странствие по миру духов. Он был нам хорошим папой. Всегда заботился о нас, пел нам и готовил нам еду. — Крыса сделала паузу. — Его блинчики были самыми лучшими в Виннипеге, а может, даже и во всей Канаде, а гренки получались и вовсе всем на зависть. Омлет также был его фирменным блюдом. И хотя папа так и не научился делать моккочино, обычный кофе ему удавался превосходно… — Она помолчала. — Он мастерски делал барбекю, еще зубатку на гриле, которую он подавал с кукурузой и жареным картофелем. А также чудно готовил утку и жареную свинину с домашним яблочным пюре. Однажды он приготовил ее на Рождество, и я могу поклясться, что ничего вкуснее в жизни не ела. Папа всегда баловал нас на Рождество. Но большие праздничные обеды — не главное. Простая овсяная печенька с изюмом, только что из духовки, — и настроение улучшилось. Если мне было грустно, папа делал для меня какой-нибудь особенный бутерброд, и мне сразу становилось веселее. Хорошее настроение тоже было папиным фирменным блюдом.

Крыса продолжала в том же духе, пока поваренная книга папиной жизни не была прочитана до конца. Тогда она сказала «Аминь», а Гарольд похвалил:

— Молодец, Мари-Клэр.

Крыса светилась, весьма довольная собой.

— Скажешь что-нибудь, Боб?

Я покачал головой: я был не в состоянии говорить. Крыса бросила в могилу пурпурный цветок эхинацеи, и мы стали засыпать яму землей. Стоял солнечный летний день, а мы хоронили папу, и это не укладывалось в голове. Еще утром он готовил для нас завтрак, а теперь лежит в могиле. Я бросал землю лопатой, ничего не видя от застилающих глаза слез. Я не мог поверить, что больше никогда его не увижу. Но вот над могилой уже вырос холмик, Крыса воткнула в него распятие, и мы пошли прочь. Вот и все. Так быстро и просто…

— Дай мне руку, Бобби, — сказала Мэри Белое Облако.

Я взял ее под руку и повел назад в дом.

— Всем нам однажды придется покинуть этот мир. Я знаю, тебе грустно, Бобби, но ты снова встретишься с отцом, когда придет твой черед.

— Мне грустно не только потому, что папа умер. Я волнуюсь о том, что будет с нами, Мэри. Крыса говорит, нас могут отдать в приют. А ей нельзя в приют, она сумасшедшая! А из нее станут пытаться сделать нормальную.

— Ты только думаешь, что она сумасшедшая, потому что ведет себя не так, как другие.

— Но она говорит странные вещи! Она сказала, что папа скоро умрет. Так и случилось! И ее слова сбываются уже не в первый раз!

— Все люди иногда предвидят будущее. Но Мари-Клэр — особенная. Она получила большой дар от Великого Духа. Но даже если бы она родилась такой же, как все, она все равно была бы твоей любимой сестрой. Ты должен беречь ее как зеницу ока.

Я посмотрел на Крысу, идущую впереди. Она болтала с Гарольдом о школьном спектакле.

— Она даже не переживает из-за папы! Ей все равно!

— Ошибаешься, Бобби, — возразила Мэри Белое Облако. — Ей не все равно. Просто она видит мир по-другому, и знает, что смерть — это только начало. И она рада за отца. Если бы ты видел то, что видит она, ты бы тоже радовался.

Но я не видел то, что видит Крыса. А если б и увидел, все равно бы не поверил. Я, конечно, молюсь иногда, но едва ли по-настоящему верю в Бога, хотя и пытаюсь. Поэтому мне сложно поверить в загробную жизнь. Души, парящие в облаках, вечное счастье — все это имело мало общего с реальностью. Все равно что верить в фей и Санта-Клауса. То есть было бы здорово, если бы все это существовало, только очень уж маловероятно.

Когда мы вернулись в дом, Крыса и Бегущая Лосиха приготовили всем кофе и бутерброды и разрезали яблочный пирог — последний пирог, который испек папа. При этом девчонки не ругались между собой — удивительное дело. Я радовался, что Мэри и вождь с нами. Когда происходит несчастье, очень важно, чтобы рядом были друзья. Особенно такие мудрые друзья, как они.

Потом мы вышли на крыльцо и стали смотреть на закат.

— Хорошая получилась церемония, Боб, — сказал Гарольд, усаживаясь рядом с Крысой. — Уверен, ваш папа теперь в лучшем мире.

— Спасибо, Гарольд.

— Если кто и заслуживает лучшего мира, так это ваш отец, — произнесла вдруг Бегущая Лосиха. — Хороший был человек. Он мне очень нравился.

Крыса удивленно посмотрела на нее:

— Тебе нравился наш папа?

Бегущая Лосиха закатила глаза и пробурчала:

— А еще говорят, что одаренная…

В тот день я радовался даже обществу Бегущей Лосихи. Она, конечно, никогда не отличалась дружелюбием, но я чувствовал, что она Настоящий друг. И я не сомневался, что когда-нибудь они с Крысой станут лучшими подругами. Когда-нибудь.

Когда стемнело, вождь развел жаркий костер. Мы вынесли из дома стулья и устроились у огня, и вождь в манере бывалого сказителя поведал нам много индейских легенд. Таких легенд не прочтешь в книгах, они передаются из поколения в поколение еще с тех времен, когда нога белого человека не ступала по этой земле. В них говорилось о смерти и загробной жизни, и я нашел в них некоторое утешение. От одного лишь уютного потрескивания костра на душе становилось легче. Наверное, именно поэтому вождь и разжег его. Я смотрел, как оранжевые искры поднимаются к ночному небу, будто крошечные души воспаряют в рай. Кто знает? Может, так оно и было.

Когда легенды кончились, мы зажарили оленину и съели ее с рисом и хлебом. Мэри рассказывала истории из папиной молодости, случившиеся, когда мы с Крысой еще не родились или были совсем маленькие. Про то, как он впервые сел в уборочный комбайн и в итоге оказался в канаве. Про то, как поступил в университет в Монреале и купил машину, чтобы туда поехать, но так и не выбрался за пределы Виннипега. Про то, как много лет подряд он собирал самые большие урожаи в округе и большую часть собранного отдавал в бедные резервации, и вождь подтвердил, что так и было. Даже Бегущая Лосиха помнила, как старики говорили о папиной доброте. Хоть мне и было очень грустно, я с гордостью слушал, как тепло отзываются о папе его старые друзья. Он был не только замечательным отцом, но и очень хорошим человеком.

Крыса с Бегущей Лосихой принесли еще кофе, и мы выпили его, любуясь звездным небом. Было приятно сидеть у костра погожим вечером. Гарольд настоял на том, чтобы помочь Крысе помыть посуду. Когда они вернулись, Мэри Белое Облако выпрямилась в своем кресле-качалке. Пришла пора обсудить, что делать дальше.

— Вы знаете, что ваш отец гордился вами, ребята, — сказала Мэри. — И у него были на то основания. Только благодаря вам он продолжал жить после смерти вашей матери.

— Как нам теперь поступить, Мэри? — спросил я.

Лицо Мэри сияло в отблесках костра.

— Возможно, вам следует поехать к дяде.

— К дяде? — переспросил я. — У нас есть дядя?

Даже Крыса утратила невозмутимый вид.

— У вашего отца был брат. Дурной брат по всем статьям. Его звали Джером, Джером Де Билье. И насколько мне известно, он и сейчас живет в Нью-Йорке.

— Это человек из моего сна! — воскликнула Крыса.

— Возможно, — ответила Мэри.

— И он Действительно такой уж плохой? — спросил я.

— Он человек тертый, это уж точно. Он на двенадцать лет младше вашего отца и гораздо выше его и шире в плечах. В пятнадцать лет он пошел во флот. В девятнадцать вступил во Французский Иностранный легион. Потом он вернулся, и все время влипал в какие-нибудь неприятности — драки и тому подобное. Даже ходили слухи, что он убил человека в кулачном бою во время какого-то состязания на африканском побережье. И его вечно окружали девицы, он менял их как перчатки. Ваша мама разбилась в автокатастрофе, когда была с ним в Нью-Йорке. Ваш отец ездил туда, чтобы привезти домой ее тело. Вернувшись, он сказал, что Джером стал драгдилером и что это он виноват в смерти вашей мамы. Он просил никогда не упоминать о Джероме ни при нем, ни при вас.

Мэри достала из сумки фотографию и протянула мне. В отсветах костра я разглядел портрет молодого человека довольно гнусного вида с черными глазами и волосами. На правой щеке у него был маленький шрам в форме полумесяца.

— Он совсем не похож на папу, — сказал я и передал фотографию Крысе.

— Похож-похож! — воскликнула Крыса. — Это точно папин брат!

Мэри посмотрела на меня:

— Я знаю Джерома с самого его детства. Что бы он ни сделал в жизни, я уверена, он позаботится о вас.

Вождь встал и подбросил поленьев в костер.

— А вы что об этом думаете? — спросил я.

— Я не согласен с матерью. Думаю, у приемных родителей вам будет лучше. Мы бы взяли вас к себе, но я слишком стар, чтобы мне позволили усыновление. Моя дочь умерла, и Малыш Джо и Бегущая Лосиха остались на моем попечении.

— Я не стану жить у приемных родителей и ни за что не отправлюсь в приют, — отрезала Крыса.

— Я могу обратиться к властям с просьбой найти Джерома, — сказал вождь. — Но если он наркоторговец, вам с ним жить не позволят.

— Мы поедем в Нью-Йорк и найдем его сами, — заявила Крыса. — Вот завтра же и поедем. Правда, Боб?

Я посмотрел на нее. Крыса явно нервничала. Я тоже не хотел ни в приют, ни в чужую семью, но если бы мне пришлось — я смог бы там жить. А Крыса нет. Ей был нужен простор, чтобы беситься, акров двадцать, не меньше.

— Правда, — ответил я. — Завтра же.

Крыса облегченно вздохнула:

— Спасибо, брат. Я знала, ты не подведешь.

— Вы поможете нам? — спросил я вождя.

Вождь взглянул на меня сердито:

— Я уже нарушил закон, устроив эти похороны. Как заметила мать, закон не всегда на стороне правды. Но больше я ничем не в силах вам помочь. Уж извини, Боб.

— Мы доедем на поезде до Торонто, а там перейдем границу! — воскликнула Крыса.

— Ну да, двое детей одни на поезде, — осадила ее Бегущая Лосиха. — Это будет выглядеть подозрительно. Да и на какие деньги вы купите билеты?

— В Торонто каждый день уходят товарные поезда, — сказал Гарольд. — Мне не нравится эта идея, Мари-Клэр, но если хочешь, я…

— Точно! — обрадовалась Крыса. — Гарольд посадит нас на товарный поезд!

Мэри Белое Облако качалась в своем кресле.

— Кто-то из мира духов приглядывает за тобой, крошка Мари-Клэр, — проговорила она. — И я верю, что твоя судьба, как и судьбы других людей, была написана на стенах пещер задолго до твоего рождения. Чему суждено быть, то и будет. Но я все равно чувствую, что тебе грозит опасность.

Вождь Белое Облако сдвинул брови:

— Тут я согласен. Вы оба всего лишь дети. Нью-Йорк — опасное место. Вы можете никогда не найти этого Джерома. Он может отказаться взять вас в свой дом. Никто не знает наверняка, живет ли он там вообще. Он ведь мог и переехать.

— Он там, — уверенно сказала Крыса. — Я это чувствую.

— Подождите пару дней, — попросил вождь. — Я попробую найти для вас семью.

Но я уже понимал, что контрабандное путешествие в Нью-Йорк — слишком большое приключение, чтобы Крыса так просто от него отказалась. Мыслями она уже находилась в товарном вагоне на пути к границе, и я был с ней в этом солидарен. Слова вождя остались неуслышанными.

 

Глава 5

Когда я проснулся, в доме было тихо. Никаких тромбонов, никакого пения с кухни. Вместо аромата блинчиков и кофе — лишь прохладное дыхание ветра. И вообще было холодно, как будто бы в Виннипег внезапно пришла зима. Я натянул на себя одежду и спустился в кухню — чистую и пустую. Я постоял, глядя на то место на полу, где мы нашли папу, а потом распахнул застекленную дверь и вышел наружу. Крыса пинала мячик вокруг оранжевых конусов.

— Здорово, правда? — крикнула она мне. — Мы увидим знаменитостей! Начнется моя актерская карьера! — Она забила мяч в сетку и побежала за ним. — Все уехали рано утром и Гарольда прихватили. Он велел нам быть на станции Симингтон-Ярдз до полуночи. В полночь уходит поезд. — Крыса положила мячик у начала дорожки из конусов и снова принялась его пинать. — В Торонто надо будет держать ухо востро. Опасный город. И люди там немного снобы. Но не стоит обращать на них внимания. Мы будем сами собой, а с грубиянами просто не станем разговаривать.

Она докатила мяч до конца дорожки и ударила по нему изо всех сил. Промазала — мяч просвистел мимо ворот и укатился в сторону сада.

— Как ты? — спросил я.

— Нормально. — Крыса, казалось, была удивлена вопросом. — Только я не завтракала. Можешь сделать для меня блинчики? Такие же, как печет папа?

— Ты ведь знаешь, что папа умер?

— Конечно знаю, Боб. Именно поэтому прошу тебя заняться готовкой.

Мы вернулись в дом, и я испек ей блинчиков. Откусив первый кусок, Крыса поморщилась, но быстро уплела все без остатка, а потом побежала наверх:

— Я начну собираться!

Оставаться одному на кухне было неуютно. Без папы она казалась такой пустой. Но я убрал со стола и принялся мыть посуду.

— Сколько вещей можно взять с собой? — крикнула Крыса.

Я вытер руки и пошел к ней наверх. На полу лежали два раскрытых чемодана, а Крыса уже успела выудить из шкафа на кровать всю свою одежду — все туфли, спортивные костюмы, куртки и пальто. Даже купальник достала — как будто на юга собралась! На меня навалились усталость и грусть. Я сел на кровать и сказал:

— Чемоданы можно довезти на велосипедах. Нам все равно нужно будет на чем-то доехать до станции. И велики пригодятся нам в Торонто, если сможем затащить их в вагон.

— Ты прав, Боб. Отличная мысль.

— И лучше взять не чемоданы, а рюкзаки. Они не такие большие, так что много вещей не поместится. Возьмем только одежду на смену и дождевики. Еще полотенце, туалетные принадлежности и фонарики — больше ничего. Наверх привяжем спальные мешки, а в боковые карманы положим мобильники и зарядные устройства к ним. Телефоны надо взять обязательно — вдруг придется разделиться? И еще возьмем свидетельства о рождении. Все-таки лучше иметь при себе документы.

— А как же мое платье от «Армани»? И спортивные костюмы? Вдруг мне захочется поиграть в футбол?

— Спортивный костюм положим ко мне в рюкзак, а платье как-нибудь уместишь в свой.

— Ладно. Еще надо придумать, в чем ехать. Пожалуй, джинсовые комбинезоны будут в самый раз.

Я согласился, просто чтобы ее порадовать. Мы сложили вещи в рюкзаки, прибрались в комнатах и разложили по местам все, что валялось как попало.

В банке из-под печенья лежало сто пятьдесят долларов. Мы разделили их пополам. Потом сделали бутерброды в дорогу, Крыса взялась подкачивать шины на велосипедах, а я пошел убирать папину комнату. Я снял постельное белье, убрал все вещи и протер пыль. Потом вытащил папину одежду из комода и сложил в коробку. Вещей у папы было немного, все старые и поношенные.

Я вспомнил, как однажды случайно встретил папу в городе, когда гулял с ребятами. Я тогда устыдился его, потому что он был так плохо одет. Теперь мне стало стыдно за себя самого. Папа одевался бы получше, если бы все его деньги не уходили на наши с Крысой нужды. Он даже на выпивку денег не тратил — сам делал вино и виски. Всегда экономил на себе и ничего не жалел для нас.

На дне комода я нашел фотографию мамы с папой. Ее сделали у собора Святого Бонифация в день их свадьбы. Папа светился гордостью, а мама — красотой. У нее были длинные белокурые волосы, зеленые глаза и голливудская улыбка. Хорошая фотография. Странно, что папа ее прятал.

Я имел обыкновение иногда вести воображаемые разговоры с мамой, особенно когда на душе кошки скребли. Она всегда терпеливо выслушивала меня и давала мне мудрый совет. А потом ерошила мне волосы и снова принималась гладить белье. В моем воображении мама почему-то всегда гладила белье.

Управившись с папиной комнатой, я помог Крысе привести в порядок нижний этаж. Мы переделали много дел по дому, просто чтобы себя занять. Пропылесосили ковры, вымыли окна и смахнули пыль всюду, где только можно. Даже немного в шкафах разобрались. Закончив с уборкой, мы вышли в сад — в наш маленький уголок прерий, который теперь превратился в кладбище. Серебряное распятие, которое Крыса приспособила вместо могильного камня, пустило солнечный зайчик прямо нам в глаза.

— Доброе предзнаменование, — обрадовалась Крыса. — Лучше просто и быть не может.

Мы пересадили на папину могилу красивые полевые цветы и молча прочли молитву.

— Аминь, — сказала Крыса, когда мои губы перестали двигаться, и подняла глаза к небу. — Папы здесь больше нет. Его дух воспарил в небеса. — Она набрала воздуха и прокричала: — Пока, пап! Хорошей тебе дороги! Передай привет маме! — Некоторое время она смотрела на небо, как будто ожидала, что папин голос крикнет ей в ответ, а потом посмотрела на меня: — Ну, что будем делать теперь, Боб? Хочешь погонять мячик? Мне нужен кто-нибудь на ворота.

— Пошли, — сказал я, чтобы ее порадовать.

Поздно вечером мы выключили свет. Мы вышли на крыльцо, я запер входную дверь, положил ключи в цветочный горшок и сквозь оконное стекло взглянул на безжизненную гостиную, темную и жуткую, как будто никто никогда там не жил. Если мы не вернемся, дом будет стоять пустым, как будто нас просто не существовало. Подумав об этом, я ощутил внезапное желание немедленно зайти внутрь. Мне захотелось включить свет во всем доме, и плиту тоже. Мне захотелось готовить, испечь что-нибудь в духовке, чтобы теплый аромат снова наполнил дом. В общем, я очень испугался.

— Все будет хорошо, Боб, — сказала Крыса.

Я обернулся. Она уже сидела на велосипеде с рюкзаком за спиной. Я всегда считал, что не должен проявлять перед Крысой слабость, потому что я ее старший брат. Однако в тот момент я был готов разрыдаться. Но не стал. Я надел рюкзак и сел на велосипед.

— По седлам, — произнес я, как заправский герой вестерна, и мы погнали к реке.

Той ночью все смотрелось странно. Вокруг было безлюдно, как будто мы оказались на пустой планете. И луна светила так ярко, что мы отбрасывали тени. Мало того, ее свет был розоватым. Крыса все поглядывала на луну, явно пытаясь понять, хороший это знак или дурной. Но я понимал, что розовый — это почти красный, а красный всегда значит дурное предзнаменование в любой трактовке.

Мы доехали до деревьев, слезли с великов и стали спускаться к реке. Фонари доставать не пришлось, вполне хватало лунного света. Но под деревьями стало темней, а темнота всегда неприятней, когда на душе тяжело. Так что я обрадовался, когда мы наконец выбрались к реке. Я погрузил велик на борт «Марлина» и стал отвязывать веревку.

Крыса слишком громко шуршала в кустах, и я цыкнул на нее. Она замерла, осторожно подняла велосипед и тихо опустила на дно лодки. Мы оттолкнулись от берега и пошли вниз по реке на веслах. Я не хотел разбудить соседей. Мы никогда не ходили по реке так поздно. Если бы соседи услышали мотор, они бы подумали, что «Марлин» угнали, и позвонили бы в полицию.

Когда мы отошли на приличное расстояние от домов, я завел мотор. От прохладного влажного ветра руки сразу покрылись мурашками. Я ежился, а Крыса не обращала на холод никакого внимания. Клянусь, на ее лице была улыбка!

Я сбавил обороты, когда мы проходили ненастоящий маяк, освещавший часть Форкса, и подрулили к собору Святого Бонифация. Когда берег был уже недалеко, я выключил двигатель, и мы мягко подошли к причалу. Крыса спрыгнула на доски и крепко привязала лодку. Я выгрузил велосипеды.

— Прощай, «Марлин», — сказала она. — Дух «Марлина» не рад тому, что мы уезжаем.

Ей-богу, у Крысы был такой вид, будто папина смерть расстроила ее куда меньше, чем необходимость бросить какую-то лодку!

— Да все с ней нормально будет!

— Это не «она», балбес. Это «он».

Мы надели рюкзаки и вкатили велосипеды по пандусу. Крутя педали по дороге, я смотрел на мост «Эспланада Риэль» и вспоминал, как мы Проезжали под ним по дороге в школу. Я думал о мисс Габриэле Фелипе Мендес. О том, что с радостью отдал бы всю землю, оставленную нам папой, за возможность еще хоть раз поговорить с Габриэлой. Я бы рассказал, как мне плохо, а она бы обняла меня. Как было бы здорово, если бы она обняла меня!

— Шевелись, Боб! Не тормози!

Мы срезали путь через собор Святого Бонифация и переулками, как воры, поехали к станции Симингтон-Ярдз. Добравшись до места, мы перекинули велосипеды через невысокую ограду и шустро спрятались за сигнальную будку. В свете луны станция выглядела зловеще. В теплом воздухе тянуло мерзким запахом дизельного топлива. И тут было так много грузовых поездов, контейнеров и товарных вагонов! Я не понимал, как Гарольд собирается нас тут найти. Чем больше я об этом думал, тем больше волновался. Гарольд с трудом ходит. Разве он сможет выбраться ночью из дома и прийти сюда? А даже если придет, как отыщет нас в этом лабиринте? В довершение всех бед, я заметил охранника, идущего прямо в нашу сторону. Он светил фонариком на двери вагонов, проверял пломбы, заглядывал под колеса и в окна пассажирских вагонов.

— Сюда он не пойдет, — прошептала Крыса.

И действительно, вскоре охранник опустил фонарь и скрылся там, откуда пришел. Из тени выступили две знакомые фигуры.

— Пора! — прошептала Крыса.

Мы вылезли из укрытия и побежали навстречу Гарольду и Малышу Джо.

— Нет времени на разговоры, — сказал Гарольд. — Идите за мной.

Он повел нас между двух длинных товарных составов. Когда мы добрались почти до конца, по проводам справа от нас пробежал электрический треск, вагоны залязгали, и состав медленно тронулся.

— Скорее! Влезайте! — Гарольд указал на вагон с открытыми дверьми.

Малыш Джо подхватил наши велосипеды и закинул внутрь. Следом отправились рюкзаки.

— Береги себя, брат, — сказал мне Джо. — Возвращайся скорее.

Мы обнялись, чего прежде никогда не делали. Я знал, что Джо всегда будет моим другом. Я влез в вагон и ждал, пока заберется Крыса. Гарольд снял со спины рюкзак. На секунду я испугался, что он захочет уехать с нами. Но Гарольд протянул рюкзак мне:

— Это вам еда в дорогу.

Слова благодарности застряли у меня в горле.

— Ты поразил меня, Гарольд, — сказала Крыса. — Ты самый лучший парень, о котором только может мечтать девочка.

— Как думаешь, мы все-таки сможем пожениться? — спросил Гарольд. — Когда нам будет шестнадцать?

— Обязательно, Гарольд. Это наша судьба.

Крыса поцеловала его в щеку, ухватила меня за руку, и я втащил ее в вагон. Малыш Джо и Гарольд шли рядом с вагоном.

— Закройте двери и не открывайте, пока не выедете из города, — наказал нам Джо. — Береги себя, брат. Береги себя, Мари-Клэр.

Мой папа умер. Я покидал дом и прощался с лучшими друзьями. Если прежде мне было грустно, то теперь стало еще грустнее. Мы закрыли двери, и в вагоне стало темно.

— Не включай фонарь, вдруг кто увидит, — велел я Крысе, без сил опустился на пол и уронил голову на руки.

Некоторое время я сидел так без движения, потом осмотрелся, но в темноте ничего не увидел. Ехать в товарном вагоне было очень странно. Пахло машинным маслом и плесенью, не смолкая скрипело дерево и скрежетало железо. В противоположном углу вроде бы сидела Крыса.

— Ты где?

— Здесь.

Вдруг до меня дошло, что в вагоне вполне мог оказаться кто-нибудь, кроме нас. Эта мысль меня прямо по башке ударила! Негнущимися пальцами я нащупал фонарь и включил его:

— Уф… Слава богу!

— Боб, ты чего? — обеспокоенно спросила Крыса.

— Ничего. Давай-ка двери откроем.

Мы стали дергать двери, но они не поддавались. Я нашел над ручкой защелку вроде крюка, попытался открыть ее, но не смог сдвинуть с места.

— А что, если мы не сможем выбраться? — спросила Крыса.

Я уже запаниковал, но потом заметил рычаг. Я нажал на него, защелка поднялась, и я раскрыл двери настежь.

Крыса облегченно вздохнула:

— Молодец, брат.

Виннипег мы проехали и теперь мчались неизвестно где в непроглядной тьме прерий. Мы перетащили рюкзаки поближе к дверям и улеглись на пол. Я лежал, пока сердце не перестало бешено колотиться, потом сел и стал смотреть на ночное небо. В нем было столько звезд, сколько я в жизни не видел. Просто миллиарды! Вообще у нас дом в прериях, там хорошо видно звезды, но такого не бывало никогда. Я четко различал каждое созвездие, каждую планету. Внезапно через весь небосвод пролетел метеор и сгорел в атмосфере.

— Весточка от папы, — сказала Крыса.

Я посмотрел на нее:

— Тебе ведь грустно оттого, что он умер?

— Конечно. Я любила папу и буду очень по нему скучать. Но он не был счастлив. Он хотел быть с мамой, и теперь он рядом с ней.

— Тебе-то откуда знать?

— Я знаю, Боб. Когда человек умирает, его дух покидает тело и летит в небеса. Он пролетает разные солнечные системы и галактики со скоростью во много раз быстрее света, заглядывает в миры, которые мы не можем себе даже вообразить. Смерть — это билет к звездам, но пока не умрешь, туда дороги нет. Остается только мечтать. — Крыса смотрела на меня блестящими в темноте глазами. — Я знаю, ты думаешь, что я чокнутая, Боб. Но врать я бы не стала, только не про это. — Она подняла лицо к звездам. — Представь себе, как мама встречает папу после стольких лет. Наверняка ангел привел его прямо к ней. Теперь она показывает ему Млечный Путь, а он поет ей, как Фрэнк. И он счастлив, а я счастлива за него.

Иногда Крыса молола чушь, но это был другой случай. Не то чтобы я ей поверил. Но мне полегчало, как ребенку, которому рассказали сказку.

Мы влезли в спальные мешки, и Крыса тут же отрубилась. Она умела спать где угодно, а я нет. Я долго смотрел на звезды и представлял, как среди них кружат папа и мама, которую я почти не знал. Чем больше я об этом думал, тем теплее становилось у меня на душе. Наконец мерное покачивание вагона убаюкало меня. Я спал, и Крыса спала рядом со мной.

 

Глава 6

Первым, что я услышал, когда проснулся, был лязг металла. Вагон трясся среди зеленых полей, на которых паслись черно-белые коровы. Вдалеке над холмами поднималось солнце. Рассвет был красивый, но слишком яркий, чтобы им любоваться.

Я открыл рюкзак, который дал нам Гарольд. Там лежали печенье, бутерброды, жестянки с газировкой и большой серебристый термос с горячей водой, пакеты с чипсами, шоколадки и фрукты.

— Моккочино есть?

Я уставился на Крысу, сидящую в спальном мешке, и честно сказал:

— Сомневаюсь.

Но, пошарив на дне рюкзака, я обнаружил шесть пакетиков с растворимым порошком. Только Крыса могла потребовать в товарном вагоне моккочино к завтраку и получить желаемое!

Мы плотно подкрепились, сидя в открытых дверях. Было здорово жевать бутерброды и смотреть на проплывающие мимо пейзажи. Мы ехали мимо голубых озер и бирюзовых речек, на которых, стоя по колено в воде, удили рыбу рыбаки. Ехали мимо холмов и скальных россыпей, над которыми высоко в небе кружили сарычи. Потом были еще реки и озера — и целое море подсолнухов, купающихся в золотых лучах.

Железнодорожная колея изогнулась, и мы увидели голову состава и локомотив, который тащил нас вперед. На крутом повороте поезд замедлил ход, и мы могли любоваться прерией во всем буйстве ее цветов и разнотравья. Тут и там от дуновения ветра со стебельков срывались белые парашютики семян, и это было похоже на рождение сверхновой звезды или на крошечную версию Большого взрыва, от которого и появились все звезды на небе.

— В Онтарио земля такая же плоская, как в Манитобе, — заметила Крыса.

— Откуда ты знаешь, что мы в Онтарио?

— Ночью поезд делал остановку, и я поговорила с одной индейской женщиной из племени сиу. Это был город Сиу-Лукаут.

— Что?! Когда?

— Я просто увидела индейскую старушку. Дала ей печенья, а она мне воды. — Крыса продемонстрировала мне бутылку. — Она сказала, что мы найдем дядю Джерома, но нам грозит большая опасность. Хотя это мы и без нее знаем.

Уму непостижимо, я не проснулся, когда Крыса вела разговоры с индейской старухой. Похоже, я и правда очень устал.

Поезд набрал скорость. Крыса покончила с завтраком и принялась чистить зубы. Она стояла в дверях и старалась доплюнуть водой как можно дальше, а потом села на край и свесила ноги. Я посмотрел на колеса, которые крутились прямо под ее босыми пятками, и занервничал.

— Ну-ка подтяни ноги, — велел я ей.

— Пока никакая опасность нам не грозит, Боб. К тому же у этого вагона добрый дух. Он рад нашей компании. — Она вытащила из кармана гребенку и стала расчесывать волосы. — Мне столько всего снится, ведь большой «ловец снов» остался дома. Я взяла с собой маленький, но от него никакого толку. Мне снилось, что я стою на верхнем этаже высоченного здания. Я хочу присесть на стул, но проваливаюсь и лечу вниз с большой высоты. И вдруг меня подхватывают три ангела. Они несут меня на крышу небоскреба, где сотни других ангелов греются в лучах серебряного солнца. Я оглядываюсь и вижу вокруг другие небоскребы и ангелов на них. Ангелы играют в разные игры, греются на солнышке, парят по воздуху с одного небоскреба на другой. Они говорят мне, что я побуду с ними, пока не поправлюсь. Но самое удивительное, что я чувствую себя вполне здоровой… А еще мне снился вендиго.

— Никаких вендиго не бывает.

— Еще как бывает!

— Ты видела хоть одного?

— Нет, но на свете много вещей, которых нельзя увидеть.

— Например?

Крыса задумалась.

— Ангелы! Иногда с тобой заговаривает кто-то на улице, и ты думаешь, что это человек, а это на самом деле ангел. Ангелы повсюду. Иногда ангел живет в человеке, и такой человек делает только добрые дела. А у других внутри сидит демон. Из таких людей получаются вендиго или педофилы, и они жаждут крови, и больше ничего. Знаешь, как отличить вендиго от педофила?

— Как?

— Педофилы, когда говорят, испускают шипение. Но чтобы это заметить, надо прислушаться как следует. А еще они притворяются хорошими, особенно перед детьми. А вендиго ни перед кем не притворяются, но их сложнее заметить. Они не трусы, как педофилы. Они жестокие и свирепые, и у них в голове живут безумные голоса, и вендиго из-за этого рычат. Вендиго вообще часто рычат, так их и можно распознать. А иногда в человеке живут ангел и демон одновременно, и они борются между собой за его душу. Но ангел всегда побеждает, потому что один ангел сильнее десяти демонов.

Ей-богу, иногда Крыса меня просто ошарашивала! Я серьезно!

— Откуда ты все это взяла?

— Само в голову приходит, — ответила она, как ни в чем не бывало.

Видимо, безумные голоса в голове бывают не только у вендиго. Не знаю почему, но я очень не люблю, когда Крыса начинает плести свои жуткие басни. Но в этот раз я заинтересовался:

— Ну и… откуда же ты узнаешь о том, что случится? От голоса в голове?

— Нет, глупый. Иногда картины будущего приходят ко мне, когда я сплю. А иногда я вижу сны наяву. Но чаще у меня просто возникает чувство, что скоро что-то произойдет, а потом это чувство становится сильнее, вот и все.

— Но ты видишь призраков, так ведь?

Крыса захохотала, и я взорвался:

— Ну, все! Больше я в жизни тебя ни о чем не спрошу!

— Тебе надо поменьше смотреть кино, Боб.

— Погоди-ка! Ты сказала мне, что видела души Серых монахинь над кладбищем Святого Бонифация!

Крыса захохотала еще громче.

— Ах ты, лживая Крыса!

Я надулся и перестал с ней разговаривать, но Крысу это ничуть не волновало. Ни вот столечко!

Вдоль железной дороги теперь шло шоссе. Некоторое время рядом с нами ехал грузовик, и шофер махал нам в окно. Потом стали появляться дома. Их становилось все больше, чем ближе мы подъезжали к городу. Потом поезд замедлил ход, мы прикрыли двери и стали смотреть в щелку. Мы видели, как женщина качала на качелях смеющегося ребенка. Потом ее скрыли деревья. Мы видели трактор, который перегородил дорогу и устроил затор. Видели маленький синий домик, величиной не больше сарая, и водонапорную башню, на которой было написано: «Иисус любит тебя». Видели пожарную станцию и гордых пожарных, которые фотографировались с маленькими ребятишками. Пожарная машина выглядела несколько старомодной, но иногда старомодные вещи смотрятся гораздо лучше новых. И детям, которые по ней лазили, явно было очень весело. Поезд, звеня сигнальным колоколом, проехал город без остановки. Мы открыли двери и опять сели под ветерком. Дома остались позади. Теперь мы ехали через фермерские поля, на которых красные комбайны убирали пшеницу.

— Смотри-ка, Боб! Видишь гусей? — Крыса показала пальцем на небо. — Я тебе рассказывала, почему они всегда летят клином?

Я не ответил. Я все еще не хотел с ней разговаривать.

— Ну, слушай. Жил-был на свете сын западного ветра и внук луны, и звали его Нанабуш. Ему никогда не сиделось на месте. Однажды он здорово проголодался, просто помирал с голоду. И вдруг видит — целая стая гусей отдыхает на воде. И Нанабуш решил нырнуть, подплыть к гусям и связать их лапы одной веревкой. «Так-то я их всех поймаю разом!» — думал он. Он нырнул и потихоньку связал всех гусей между собой. Но самый старый гусь заметил, что происходит, и дал гусям команду взлететь. Вся стая вспорхнула в небо и унесла незадачливого Нанабуша вместе с собой. И с тех пор и по сей день гуси всегда летают клином. А мораль этой притчи такова: не будь жаден, бери ровно столько, сколько тебе нужно… А у нас еда осталась?

Солнце ползло по небосводу, и запасы еды в рюкзаке Гарольда начали истощаться. У меня был аппетит, как у солдата, и Крыса от меня не сильно отставала. Каждый раз, выуживая из пачки печеньку, мы говорили, что остальное оставим на потом, но через час пачка оказывалась пустой. Утром мы решили, что оставим сэндвичи на ужин, но их не стало к обеду. Еда всегда вкуснее, когда тебе нельзя ее есть.

Дважды поезд останавливался. Оба раза мы закрывали дверь и подглядывали в щелки между досками. На остановке у города Мад-Ривер не было видно ничего, кроме кирпичной стены напротив. Хуже того, мимо вагона все время ходили железнодорожные рабочие, и приходилось сидеть тихо. В закрытом вагоне было так жарко, что с нас семь потов сошло. Мы вскоре допили остатки воды и газировки. Зато когда поезд снова пошел, мы открыли двери и с удовольствием подставили лицо освежающему ветру.

Потом мы останавливались у какого-то городка, где повсюду были загоны со скотом. Парни в ковбойских шляпах грузили скот на поезд. Один сидел на лошади, и у него был пистолет. Он все время кричал на остальных, чтобы пошевеливались. Я решил, что он гуртовщик и всеми командует. Я боялся, что и к нам в вагон погрузят коров, но Крыса уверяла, что не погрузят, и действительно все обошлось.

Пейзаж вокруг все время менялся. Мы ехали по прериям и горам, мимо больших городов и маленьких поселков, нам махали ребятишки, и мы махали им в ответ. Мы видели бескрайние луга, уходящие за горизонт, синие речки и водопады, парящих в небе белоголовых орланов, пасущихся на холмах овец и лошадей на водопое. Видели зеленые ущелья, и скалистые каньоны, и лощины, по которым бежали ручьи.

А еще мы видели пустыню. Казалось, что стихия не щадила эту землю с незапамятных времен. Там валялись громадные валуны, оползнем принесенные с гор, и возвышались скалы, которым ветер придал удивительную форму. Я так и представлял, что, копнув эту землю, можно наткнуться на скелет динозавра.

Я впервые оказался за пределами Манитобы, и Крыса тоже. В других обстоятельствах мне наверняка понравилось бы путешествовать по Канаде в товарном вагоне. Я был восхищен нашей страной — такой большой и такой интересной.

Потом мы проезжали через убогий городишко с обшарпанными домами. С их стен облупилась краска. Вдоль путей тянулась вереница газонокосилок, выставленных на продажу, а еще там были видавшие виды подержанные машины, украшенные дурацкими флажками. Если бы мне пришлось выбирать, где жить, в таком убогом городишке или в пустыне, я бы выбрал пустыню. Я вовсе не сноб, ничего такого. Просто, пожив в большом городе вроде Виннипега, никогда не станешь жить в таком убогом месте. В убогих городах убогие люди. Никто не любит убогих людей.

Я немного поспал, но вагон жутко мотало из стороны в сторону всякий раз, когда поезд сбавлял скорость перед поворотом. Пытаться спать при этом было довольно утомительно, так что я приподнялся поглядеть, что делает Крыса. Она рассматривала фотографию, которую нам дала Мэри Белое Облако.

— А что, если он не захочет взять нас к себе? — сказал я.

— С чего это? Кто угодно на его месте взял бы нас к себе! Дядя Джером запрыгает от радости, когда увидит своих чудесных племянников! Мы же отличные ребята!

Иногда Крыса жутко меня смешила. Но спору нет, мы и правда отличные ребята.

— А если он захочет, чтобы мы жили в Нью-Йорке? Ты не будешь скучать по Виннипегу?

— Конечно буду. Мне будет не хватать друзей. И Гарольда. И мисс Маунтшафт. И от балета придется отказаться. — Она манерно приложила тыльную сторону ладони ко лбу и закатила глаза. — А ведь я могла бы стать величайшей балериной за всю историю Виннипега. Придется обойтись драматической карьерой.

— Ну, ты всегда будешь королевой драмы, это уж точно.

Крыса выпрямила спину:

— А если он захочет, чтобы мы продавали для него наркотики? Йоу, надо ширнуться — не стой как дурак! Топай сюда, потолкуем, чувак! — Из уличного драгдилера в духе семидесятых она вдруг превратилась в сестру маленького лорда Фаунтлероя. — Взявшись за торговлю наркотиками, следует с осторожностью относиться к намерениям и взглядам своих покупателей. Опрометчивость в этом деле может повлечь весьма плачевный результат. Можно оказаться в большом казенном доме, где всякий сброд станет глумиться над твоим акцентом! И тем не менее при должной рассудительности подобное предприятие способно принести неплохие барыши.

— И ты бы стала торговать наркотиками?

— Конечно нет! — ответила Крыса своим нормальным голосом. — Тогда я бы перестала быть замечательной девчонкой. А мне это слишком нравится.

— В любом случае ты будешь жить на прибыль от торговли наркотиками. Если, конечно, дядя Джером, — Крыса заставила меня называть его именно так, — вообще захочет взять нас к себе.

— Мы сироты, брат. У нас нет выбора. Ты пока вообще об этом не думай. Лучше скажи: если бы ты мог повстречаться с любой американской суперзвездой, кого бы ты выбрал?

Я никогда не понимал, что такого особенного в этих суперзвездах, но Крыса была ими просто одержима. Она не просто читает журналы о жизни звезд, она их буквально изучает! Анализирует полученную информацию и делает выводы — прямо как трейдер с Уолл-стрит. Она безошибочно определяет, кто на подъеме, а чья слава клонится к закату. И если Крыса сказала, что кто-то выбыл из игры, значит, все — на этой знаменитости можно ставить жирный крест. Никто о ней больше никогда не услышит.

— Не знаю. Наверное, Дженнифер Лопес или Джулию Робертс. Или Халли Берри, мне нравится Халли Берри!

— Это все пустые красотки с большими задницами. Ты жалок!

— А ты высокомерная зазнайка! Вот ты кто! Ну, давай скажи мне, с кем бы ты встретилась? Выкладывай, не томи!

— И не подумаю, раз ты так себя ведешь!

Тут у нее пискнул телефон. Крыса посмотрела на экран и сообщила:

— Это Гарольд. Пишет, что попробует поговорить с отцом Генри, чтобы он устроил папе приличные похороны. И еще просит, чтобы мы были осторожны.

— Я знал, что индейская погребальная церемония ему не понравится.

— Не то чтобы она ему не понравилась. Просто он убежденный христианин. — Крыса заползла в спальный мешок и распорядилась: — Я подремлю, разбуди, если случится что-нибудь интересное.

Она натянула мешок на голову и полностью скрылась внутри.

— Халли Берри… Пипец! — донеслось оттуда. — Да она тебе в бабушки годится.

На закате поезд остановился в чистом поле. Вокруг насколько хватал глаз, простиралось пшеничное море. Мы раскрыли двери и посмотрели на локомотив. Там не было видно ни души, как будто мы ехали на поезде-призраке. Мы сели в дверях и стали смотреть, как садится солнце.

Я думал о том, каково было бы жить здесь, вдали от людей, если бы рядом не было никого — только я и Крыса. Крыса допила последнюю оставшуюся порцию моккочино, спрыгнула из вагона на землю и запетляла по пшеничному полю.

— Если отстанешь от поезда, я не виноват, — предупредил я.

Крыса невозмутимо улеглась в колосьях:

— Не отстану.

В лучах заката пшеничное поле сначала казалось золотым, потом розовым, а потом стало красным, когда солнечный диск коснулся горизонта. Наверное, машинист остановил состав просто для того, чтобы полюбоваться закатом, потому что, как только солнце ушло, поезд тронулся.

— Думаешь, мама сбежала с ним?

— С кем? — спросила Крыса, забираясь в вагон.

— С дядей Джеромом.

— Так вот что произошло! — Она сузила свои круглые глаза и заговорщицки огляделась. — Наш собственный семейный скандал! Мама сбегает с папиным собственным родным братом! Джером Де Билье против папы Де Билье! Стреляться на рассвете и все такое!

Я пожалел, что спросил.

— Джером Де Билье с позором отлучен от семьи и живет в изгнании! А мы все пропустили! — Она немного посидела молча, переваривая такую роскошную идею. — У нас еда осталась?

— Нет.

— Тогда я ложусь спать.

Она свернулась клубком в спальном мешке и через минуту засопела, как мелкий грызун. Она напоминала мне хомяка, который у нас когда-то жил. Это был самый ленивый хомяк всех времен и народов. Колесо у себя в клетке он игнорировал — подозреваю, он даже не догадывался, зачем оно нужно. Он только ел и спал, свернувшись на соломе.

Но я никогда не умел засыпать сразу. Я лежал и смотрел на небо, пока на него не высыпали звезды, и думал о загробной жизни в безумной Крысиной версии. Я смотрел на луну и звезды и представлял лежащие за ними миры. Все галактики и солнечные системы, о которых мы можем только мечтать. Этим я и занялся. Я закрыл глаза и стал представлять себе далекие галактики. «Спокойной ночи, пап. Где бы ты ни был».

 

Глава 7

Открыв глаза, я увидел, что состав заходит на станцию, как две капли воды похожую на ту, с которой мы уехали. Я вскочил и стал собирать вещи. Тут другой товарный поезд закрыл мне обзор. Наш поезд замедлил ход, лязгнул металл, вагон тряхнуло, и мы остановились.

Крыса села и возмутилась:

— Какого пи-и! Что происходит?

— Приехали! — сообщил я.

Мы скатали спальные мешки, привязали их к рюкзакам и выгрузили велосипеды из вагона. Мы проснулись минуту назад и уже были готовы прыгнуть в седло — так хотелось нам поскорее убраться со станции. Но путь с обеих сторон преграждали товарные составы.

— Куда? — спросила Крыса.

— Вперед!

Мы погнали между составами. Они загибались по дуге, и мы видели, что происходит впереди, пока не выехали прямо навстречу толстопузому охраннику.

— Эй! — крикнул он. — Вы что тут делаете?

Мы резко затормозили и рванули обратно.

— А ну вернитесь!

Мы изо всех сил крутили педали и мчались быстрее ветра. Но тут на пути появились еще два охранника, и нам пришлось резко затормозить.

— За мной! — приказала Крыса.

Она соскочила на землю и полезла прямо под стоящий поезд.

— Стой! — заорали охранники.

Крыса втащила за собой велик и скрылась из виду. Я пополз за ней. Снизу вагон смотрелся жутко, в нем было так много страшных деталей… Я думал, что меня вот-вот шибанет током. Кое-как перебрался через рельсы, вылез с другой стороны и увидел, что Крыса уже сидит на велике и ждет меня. Мы оказались у подножия крутого склона. Наверху виднелась низкая ограда, за которой по шоссе проезжали машины.

— К деревьям! — крикнул я.

Вообще-то деревьев поблизости не было, только кусты какие-то, но я так перепугался, что ничего не соображал. Мы проехали по деревянному настилу, проложенному поперек колеи, спрыгнули с великов и пешком стали карабкаться вверх по склону. Подошвы кроссовок скользили. Крыса втопила на полную, обогнала меня и перебросила велосипед через ограду. Он с грохотом упал на асфальт, и Крыса перелетела за ним следом — кувырком, прямо как заправский морпех!

— Нельзя тут играть, это опасно! — крикнул снизу охранник.

Я обернулся. Охранник стоял у подножия склона и пытался отдышаться. Он и не думал лезть за нами наверх. Я закинул велик через ограду и перелез сам. Крыса уже сидела в седле, скрестив на груди руки.

— Ты что так долго, Боб?

Я не мог сказать ни слова, у меня сердце из груди выскакивало. Такая полоса препятствий, а ведь я только проснулся! Но для Крысы все это — одно большое приключение. Ей бы, пожалуй, и на поле боя было весело. Я крутил педали, не имея ни малейшего представления, куда направляюсь. Некоторое время меня потряхивало, но, чем дальше мы уезжали от станции, тем больше я успокаивался. Вдалеке показалась верхушка телебашни Си-Эн Тауэр, и мы покатили туда. Мы все-таки добрались до Торонто!

На первый взгляд Си-Эн Тауэр была не так уж далеко, но ехать к ней пришлось довольно долго. Город еще не проснулся. На улицах не было почти никого, кроме бездомных. Только бродяги и люди, которым приходится вставать ни свет ни заря из-за работы: уборщики мусора, почтальоны и таксисты, заканчивающие ночную смену. Мы увидели указатель на озеро Онтарио и направились туда. Мне хотелось к воде. Вода успокаивает нервы, а мне не помешало бы успокоиться после всех этих событий.

Миновав небольшой парк, мы выехали к озеру, бледно-голубому, как небо, и огромному, как море. На нем даже была волна, как на море, и с него дул почти морской бриз. Даже не верилось, что это всего лишь озеро. Мы покатили вдоль воды, любуясь очертаниями островов в тумане. Проехали мимо десятков белых яхт, пришвартованных в рядок, мимо старого парусника с деревянными мачтами и парусами, похожими на простыни. Рядом с ним стояли ярко-оранжевый катер канадской береговой охраны и пожарный катер с водяной пушкой, похожей на настоящую. Почти над каждым судном реял канадский флаг. Мне очень нравится наш флаг. На нем просто кленовый листок, ничего особенного. Но он олицетворяет не просто дерево, которое растет в нашей стране. Это значит, что мы искренние и крепко стоим на земле, как сам клен. Листок — символ скромности и милосердия, наших канадских добродетелей. По крайней мере, я так считаю. Уверен, почти все люди на свете гордятся своей страной. Но Канада особенная. Она как Америка, только без громадной армии и не такая заносчивая.

Мы проехали мимо женщины, бросающей хлеб чайкам, мимо матроса, надраивающего палубу пришвартованной прогулочной яхты, объехали Молсон-Плейс — концертную площадку под открытым небом. У воды было здорово. И даже не потому, что прохладно и тихо. Просто я чувствовал гордость, как первопроходец, — мы все-таки добрались до Торонто! И папа наверняка тоже бы нами гордился.

— Как насчет кофе, Боб?

— Можно.

На набережной мы заметили здание, в котором раньше был лодочный сарай, а теперь в нем сделали кофейню сети «Секонд Кап». Когда мы подъехали, из открытой двери потянуло восхитительным ароматом. Крыса со всех ног кинулась пристегивать велосипед на замок — она у меня известная кофеманка, — но и я не сильно от нее отстал. То ли от страха, что мы чуть не попались на станции, то ли оттого, что воду мы допили еще вчера днем, во рту у меня пересохло.

— Мне моккочино! — заявила Крыса с порога. — Еще апельсиновый сок и два овсяных печенья с изюмом.

— А мне апельсиновый сок, обычный кофе и три овсяных печенья!

Азиатская девушка за прилавком слегка вздрогнула от неожиданности, но не рассердилась. Взяв свой заказ, мы сели у окна и стали смотреть на воду. Я расслабился и пришел в отличное расположение духа.

— Как будем перебираться через границу, Боб?

Вот вечно надо ей на меня давить! Мы же только приехали!

— Ну, надо подождать до темноты. Потом найдем какую-нибудь улицу и дорогу рядом с пограничным пунктом, но не слишком близко. А потом просто сядем на велики и поедем. Мы же дети. Если будем вести себя уверенно, как будто тут живем, на нас никто не обратит внимания.

— А если обратят, Боб? А если там высокие стены, ров и вооруженная охрана? Или колючая проволока? Или минное поле? А что, если за нами в погоню отправят вертолеты? Из которых будут высовываться снайперы? Что тогда будем делать? Быстро, Боб! Говори, что тогда будем делать?

Она смотрела на меня, как жуткенькая девочка из фильма ужасов.

— Пей моккочино, — сказал я.

Крыса расхохоталась. Конечно, она просто хотела меня подразнить.

Когда мы вышли из кафе, кофеина и сахара в наших организмах вполне хватило бы, чтобы подняться на телебашню Си-Эн Тауэр по ступенькам. Но мы этого делать не стали. Мы пошли на автовокзал Грейхаунд и оставили рюкзаки в камере хранения. Потом отправились в «Итон-Центр», самый большой торговый комплекс в Торонто. Крыса была в восторге. Она нацепила темные очки и фланировала с видом миллионерши. В парфюмерном магазине она побрызгала на себя из всех флаконов-пробников и стала благоухать, как помойная крыса. Потом она перемерила всю одежду на всех этажах, и все продавщицы помогали ей, ведь Крыса была такая миленькая. Все, кроме одной старой тетки с крашеными волосами и толстым слоем штукатурки на лице. Эта спросила:

— А ты собираешься что-нибудь покупать, девочка? Если не собираешься, нечего и мерить.

Тетка была высокомерная, и губы у нее кривились, когда она говорила.

— Не «мерить», а «примерять», — ответила ей Крыса с классическим британским произношением. — Что же до вашего вопроса, мой ответ на него будет отрицательным. То, что продается в вашем магазине, не вполне отвечает моим вкусам.

Я засмеялся. Когда Крыса доводила других, а не меня, я всегда находил ее чувство юмора прямо-таки искрометным.

Потом мы пошли бродить по центру Торонто, и Крыса все сравнивала с Виннипегом.

— Их вокзал «Юнион Стейшен» похож на наш «Юнион Стейшен», но наш красивее. Их отель «Ройял Йорк» похож на наш «Форт Гэрри», но наш больше и несколько изящней. Комплекс «Итон Центр» вполне неплох, но наш «Поло Парк» ничуть не хуже. Да, у них тут больше небоскребов, но Виннипег скоро наверстает разницу. И вообще, жителям Торонто сильно недостает утонченности по сравнению с жителями Виннипега. Стоит ли после этого говорить о чем-то еще?

Наконец, нагулявшись, мы пошли обратно к автовокзалу, обходя бездомных бродяг, шатавшихся по улицам, как зомби. Бродяги в Торонто совсем не такие милые, как у нас в Виннипеге. И я говорю это не для того, чтобы похвалить свой город — просто так и есть. В общем, денег мы им не дали, забрали рюкзаки и пошли на набережную.

Солнце припекало, и нас клонило в сон. Мы сели на велосипеды и покатили в парк, через который проезжали утром. У воды уже было полно народу. Люди загорали, прогуливались по берегу и лезли прямо под колеса наших великов. Мы нашли парк, выбрали одинокое дерево на лужайке и сбросили рюкзаки. Трава была такой мягкой и прохладной, и на ней было так приятно валяться. Все-таки в товарном вагоне я ни разу не поспал как следует, что бы там Крыса ни говорила про его добрый дух. Кто бы мог выспаться на дощатом полу?

Крыса подложила рюкзак под голову и закрыла глаза.

— Разбуди, если произойдет что-нибудь интересное, — распорядилась она.

Ага, счас… и билет в Диснейленд в придачу. Я тоже собирался поспать. Я закрыл глаза, и под веками от яркого солнца сразу вспыхнул калейдоскоп цветных пятен. Пятна превратились в узоры, узоры в картинки, а картинки — в сны. Я засыпал под смех детей, окрики их родителей и крысячий храп своей младшей сестры.

Когда я проснулся, Крысы рядом не было. Ее рюкзак и велосипед лежали на траве, а сама она куда-то подевалась. Я встал и заметил ее на пешеходной дорожке у озера. Качая головой, я направился туда, и тут увидел, как рядом с ней остановился какой-то человек с фотокамерой на поясе. Крыса подперла руками бока, а это не предвещало ничего хорошего.

— Я потерялась?! — переспросила она громко. — Я не потерялась, ты, треклятый педофил! Вали отсюда, пока я не вызвала полицию!

Человек попятился от нее и пошел своей дорогой.

— Давай-давай! Катись! — крикнула ему вслед Крыса.

Я подбежал к ней:

— Что он тебе сказал?!

Крыса не ответила. Скривив мордочку, она глядела в спину удаляющемуся человеку, и вдруг вскрикнула:

— Ой-ой-ой!

— Что?!

— Я думала, что он педофил, а он нормальный! Мистер! — заорала она. — Извините! Я не потерялась! Спасибо за беспокойство!

Несчастный ускорил шаг и теперь удирал почти бегом.

— Ты сдурела?! Разве можно говорить людям такие вещи?

— Ну, извини, Боб! Ошибиться нельзя?

Она заметила каких-то велокурьеров и пошла в их сторону, а я вернулся под дерево и сел в полном замешательстве. Некоторых вещей Крыса просто не понимала. Иногда я и правда начинал думать, что она чокнутая. Я наблюдал, как она болтает с курьерами, их этот разговор явно очень веселил. Издалека Крыса выглядела вполне нормальной, никаких признаков сумасшествия. Но, честное слово, в каком-то смысле у нее не все дома.

Когда треп с курьерами ей наскучил, она вернулась ко мне:

— Поедем вдоль скоростного шоссе Гардинер, потом по указателям на Берлингтон, Гамильтон, Ниагара-Фолс и Форт Эри, там будет граница. Они говорят, что ехать на велосипедах туда сто лет, так что лучше уже выдвигаться. А еще они говорят, что мы в жизни не проскочим мимо пограничников. Только много они знают, эти курьеры! Взрослые дядьки, а целый день гоняют на великах. — Она опустилась на траву и открыла рюкзак. — Вот, купила тебе бутерброд и печенек, пока ты спал. Съешь, когда проголодаешься. А еще купила большую бутылку колы, будем пить по дороге. — Она встала и надела рюкзак. — Пока мне нравится наше путешествие, Боб. А тебе?

— Конечно, — ответил я.

Ничего другого мне просто в голову не пришло. А что я мог сказать? Ты чокнутая и вгонишь нас обоих в гроб?

— Ну, пора ехать, — сказала она. — Раз по скоростному шоссе мы ехать не можем, придется держаться как можно ближе к нему.

 

Глава 8

Так мы и поступили — сели на велики и поехали вдоль шоссе. Дорога, по которой мы катили, была такая же длинная, но, в отличие от шоссе, совершенно пустая. И ни души вокруг, ни единого домика у обочины. Мы ехали уже много часов подряд, иногда по пересеченной местности, и я натер зад об седло и ладони об руль. Рюкзак как будто стал тяжелее, мокрая футболка липла к спине. В довершение всех бед я запутался: мы должны были ехать по указателям на Гамильтон, а затем на Ниагара-Фолс, но теперь указатели на Ниагара-Фолс указывали в обратном направлении.

Я обернулся к Крысе под фонарем. Она у меня девчонка крепкая, никогда не жалуется, но сейчас личико у нее побледнело, а рюкзак казался слишком для нее большим.

— Не хочешь передохнуть?

Она кивнула и медленно слезла с велосипеда. Мы забрались наверх по небольшому склону, идущему вдоль обочины, и спрятали велики в кустах.

— Здесь подходящее место, — сказал я. — Если появятся копы, они не увидят нас с дороги.

Я помог ей снять рюкзак и развернул ее спальный мешок:

— Холодно. Залезай-ка и поспи немного.

Она молча заползла в мешок и свернулась калачиком. Я тоже устроился спать и сказал:

— Поедем дальше завтра.

Земля была влажной от росы, и я дрожал, хотя больше не от холода, а от усталости. Я хотел спать, но уснуть не мог. Просто лежал и изнывал от тоски по дому и теплой постели. Мы с Крысой еще никогда так не терялись. Мы лежали в темноте в чистом поле, и некого было попросить о помощи.

Помню, однажды темным зимним вечером мы ехали из города домой. Всю дорогу ледяной ветер швырял снег нам в лицо. Когда мы добрались до дома, Крыса бросила велик у крыльца и бегом побежала в тепло. А я задержался под окном кухни, под которым снаружи уже насыпало холмик снега. Я смотрел, как папа вынимает хлеб из духовки, вешает игрушечного снеговика на ручку буфета и отступает на шаг, чтобы оценить, хорошо ли смотрится украшение. Потом в кухню вбежала Крыса, на ходу снимая куртку, и стала рассказывать папе, как прошел день. Такая была картина! Я стоял и смотрел, не боясь промозглого холода, потому что в любую минуту мог шагнуть в тепло родного дома.

А теперь мне отчаянно не хватало этого тепла. Впервые я всерьез размышлял о том, не пойти ли в полицию и не сдаться ли на милость копов. Мы, собственно, ничего дурного не сделали, но я все равно чувствовал себя беглецом — мы скрывались от властей, которые без колебаний отдали бы нас в приют.

Но может, это не так уж и плохо. Может, нас определят в какое-нибудь хорошее место. Я повернулся к Крысе спросить, что она об этом думает. Она лежала с закрытыми глазами, и вид у нее был такой же измотанный, как тем холодным зимним вечером. Крыса никогда не сдастся, какой бы оборот ни приняли наши дела. И, если подумать, я тоже. Если они хотят отдать нас в детский дом, пусть сначала поймают. А даже если поймают, пусть не надеются, что мы не удерем при первом удобном случае.

Вдруг с дороги донесся визг тормозов. Потом рядом с первой машиной остановилась вторая. Крыса тут же выскочила из мешка, метнулась за куст и с любопытством выглядывала из-за него. Хлопнули двери, и два человека пошли навстречу друг другу. Один был молодой и стройный. Другой, грузный, сжимал в зубах окурок погасшей сигары.

— Джоуи, — произнес грузный. — Как тебе живется в Нью-Йорке?

— Паршиво, как обычно. Товар привез?

— Увы, нет. Не смог достать.

— Что?!

Грузный заржал:

— Шучу.

Он открыл багажник, и оба заглянули внутрь.

— Ну, нечего тянуть, — сказал молодой.

Они начали перекладывать какие-то пакеты из одной машины в другую — только уже не в багажник, а под заднее сиденье.

— Драгдилеры! — прошептала Крыса.

Я цыкнул на нее.

Молодой вручил грузному конверт. Грузный проверил содержимое и сказал:

— Ну, с тобой приятно иметь дело, Джоуи.

Они пожали друг другу руки, грузный сел в машину и уехал. Молодой прикрыл заднее сиденье одеялом, захлопнул дверь и огляделся. Потом он сел в машину и попытался уехать, но мотор никак не хотел заводиться. Парень сыпал ругательствами и бил кулаком по рулю. И тут я увидел, что Крыса едет на велике прямиком к машине!

— Проблемы, мистер? — спросила она, притормозив рядом с ним. — Мотор не заводится?

Парень смерил ее ледяным взглядом. Он вылез из машины, озираясь по сторонам:

— Ты откуда? Что ты тут забыла?

Я очертя голову сбежал вниз по склону:

— Не обращайте на нее внимания, мистер.

Увидев меня, парень разозлился еще больше.

— Мы ищем нашего дядю, — сообщила Крыса. — Он тоже драгдилер.

— Проваливай, малявка!

— Идем, идем! — понукал я.

— Зачем ругаться? — сказала Крыса. — Мы хотим как лучше. Мы вам поможем.

Парень немного смягчился:

— Ну и ночка… У меня кончился бензин, а надо скорее вернутся в Нью-Йорк!

— Мы видели заправку, — сказал я. — В паре миль отсюда.

— Две мили, значит…

— Мы можем сгонять за бензином, если у вас есть канистра, — предложила Крыса. — На великах это быстро.

— Вы бы меня просто спасли! — воскликнул парень. — Извините, что был не особо любезен. Просто вы застали меня врасплох.

Но тут он открыл багажник и снова начал ругаться и молотить по нему кулаком. Канистры не было.

— Уму непостижимо! Именно тогда, когда у меня кончается бензин, я забываю эту треклятую…

Крыса залпом допила остатки нашей колы, рыгнула и закрутила крышку на большой пластиковой бутылке.

— Как же мне с вами повезло! — Парень вынул бумажник. — Вот пять долларов, должно хватить.

— Мы быстро, — сказала Крыса, забирая деньги.

— Эй, а вы, случаем, не думаете просто исчезнуть вместе с моими пятью баксами?

— Конечно, — невозмутимо отозвалась Крыса. — Именно этим мы тут и промышляем. Ждем в кустах, пока у кого-нибудь заглохнет машина, потом выманиваем деньги на бензин и скрываемся за горизонтом.

Парень посмотрел на нее с ошарашенным видом.

— Все вокруг сегодня такие умные… — протянул он с приятным нью-йоркским акцентом. — Прямо даже не знаю, в чем дело…

На заправке нас пожурили за то, что мы катаемся одни по темным дорогам, и за то, что наливаем бензин в бутыль из-под газировки, но в итоге все равно сказали: «Счастливого пути, заезжайте к нам еще». По пути назад мы жевали шоколадные батончики, купленные на сдачу.

— Не понимаю, зачем ты вызвалась привезти ему бензин. Он бы для нас ничего подобного не сделал.

— Нам и не нужен бензин, Боб. У этого парня добрый дух. К тому же он едет в Нью-Йорк!

— Он не станет нас подвозить.

Крыса самоуверенно улыбнулась:

— Посмотрим.

Увидев нас, парень явно вздохнул с облегчением:

— Ну, вы молодцы, ребята! Сейчас заправлю свою красотку и отстегну вам за труды.

Я рассматривал его, пока он заливал бензин в бак. Зализанные гелем черные волосы придавали ему крутой и грозный вид, да и повел он себя с нами поначалу не слишком приветливо. Но теперь, когда он был так рад и благодарен нам, а я перестал его бояться, я сообразил, что он на самом деле совсем молодой.

Парень бросил пустую бутылку в багажник, сел за руль и завел мотор:

— Порядок!

— Быстро выгребай из карманов всю мелочь! — шепнула мне Крыса.

Я сунул ей горсть монет.

— Спасибо, ребята, — сказал парень, выходя из машины.

Крыса добавила к моим монеткам пару мелких купюр и шагнула ему навстречу, протягивая деньги на раскрытых ладонях.

— Это еще что?

— Вот все, что у нас есть, — смиренно произнесла Крыса. — Нам очень надо в Нью-Йорк к дяде Джерому. Если мы его не найдем, нас отправят в сиротский приют!

Я подумал, что ее увлечение драматическим искусством начало приносить реальную пользу!

— Ох, слушай, малышка… Я бы рад помочь. Но представь, что будет, если меня поймают на границе с двумя несовершеннолетними, которых я встретил по дороге. Я не могу. Но я очень вам благодарен, честно.

— Ничего, — ответила Крыса голосом, выражающим полную покорность судьбе. — Как-нибудь сами доберемся…

Она продолжала смотреть на него большими печальными глазами, даже когда он сунул ей двадцатку.

— Удачи вам, ребятки, — виновато сказал парень, садясь в машину.

И уехал.

— Блестящее представление, — заметил я. — А горсть монет и мятые купюры в маленьких ладошках — просто находка режиссера.

Но Крыса только бормотала на французском себе под нос. Вид у нее был довольно жалкий. Она никогда не умела проигрывать с достоинством. Но машина вдруг затормозила, и Крыса повернулась ко мне с самодовольной миной, то есть с самым противным выражением лица, какое только было в ее арсенале. Машина начала разворачиваться, и Крыса подвигала бровями вверх-вниз в знак своего триумфа. Она знала, что я терпеть этого не могу. Но в наших обстоятельствах мне было плевать на ее злорадство.

— Кладите велосипеды в багажник, — распорядился парень. — Только краску не поцарапайте.

Мы побросали велики и рюкзаки в багажник и влезли на заднее сиденье.

— Меня зовут Мари-Клэр Де Билье, а это мой брат Боб. Мы из Виннипега.

— Ну, а меня зовут Джоуи, и я, очевидно, сбежал из психушки! — ответил парень, нажимая на газ. — Только псих мог согласиться на такую авантюру!

— Все будет хорошо, — пообещала Крыса.

— Ну да. Как, по-твоему, я объясню на границе, кто вы такие?

— Что-нибудь придумаем.

— Нечего придумывать. Притворитесь, что спите. Будем надеяться, что на нас не обратят внимания.

На мягком сиденье было очень уютно — особенно после целого дня на велосипедах. Но чем ближе мы подъезжали к границе, тем сильнее чувствовалось общее напряжение. Канадскую пограничную зону мы миновали без проблем. Но вот пришел черед американской…

— Чертовы недоумки, — пробурчал Джоуи. — Докапываются до всех, кроме террористов. Зато этих принимают с распростертыми объятиями. Так, ребята, укройтесь одеялом и сделайте вид, что спите.

Мы выехали на яркий свет, и машина остановилась.

— Ваши документы… Выйдите из машины и откройте багажник.

Джоуи заглушил мотор и вышел. Мне в лицо посветили фонариком, а потом я услышал, как открывают багажник.

— Сколько вы пробыли в Канаде?

— Один день.

— Что в рюкзаках?

— Э-э… не знаю. Они не мои.

— То есть вы ввозите на территорию США какие-то рюкзаки и не знаете, что в них? — жестко спросил пограничник.

Сердце у меня бешено колотилось.

— Это мой рюкзак, сэр. Вы можете заглянуть в него, если хотите.

О господи! Я открыл глаза и увидел, что Крыса высовывается из окна.

— Загляну, не сомневайтесь, — сказал пограничник.

— Где мы, дядя Джоуи? Я устала.

— Скоро сможешь поспать, милая.

— Куда вы едете? — спросила какая-то женщина.

— В Нью-Йорк. Дядя Джоуи везет нас к бабушке. Правда, дядя Джоуи? Мы пойдем смотреть небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, статую Свободы и все такое! А еще поедем кататься на пароме вокруг Манхэттена, бабушка обещала! А еще она каждый день будет печь нам яблочный пирог. Она печет самые вкусные яблочные пироги на свете!

И все это не моргнув глазом! Иногда я сам не понимал, кто моя сестра на самом деле.

— И как же зовут твою бабушку? — спросила женщина.

Ну, все, попались… Красная Шапочка все испортила.

— Бабушку зовут Бабушка, — уверенно заявила Крыса. Я услышал смех и вздохнул с облегчением. — Может, вам документы показать?

Ну, зачем?! Зачем она всегда переигрывает? По ее милости нас всех сейчас возьмут тепленькими!

Пограничник подошел к окну:

— Мари-Клэр… Чего? Важашнунс?

— Это мое индейское имя.

— Мари-Клэр Важашнунс Де Билье и Роберт Де Билье, родились в Виннипеге…

Мне опять посветили в лицо.

— Это мой брат Боб. Он спит.

— Нравится тебе жить в Виннипеге?

— Там хорошо. Но я бы хотела жить в Нью-Йорке. Нью-Йорк такой великолепный город. К тому же я хочу стать актрисой.

Снаружи засмеялись — не знаю кто, пограничники или таможенники, их там было много.

— Ладно, проезжайте, — сказал серьезный голос.

Багажник захлопнулся, и Джоуи запрыгнул на водительское сиденье.

— Всем пока! — прокричала Крыса, помахав рукой из окна. Мы ехали дальше в напряженной тишине. Машина снова притормозила.

— Проезжайте, — разрешили снаружи.

Джоуи посмотрел на нас в зеркало заднего вида:

— Ну, ребята, с меня завтрак.

Впервые за все время в его голосе послышалась искренняя радость. Но его радость не шла ни в какое сравнение с нашей. Улыбаясь, я свернулся на мягком сиденье и уснул.

— Йоу, Бобби! Бобби Де Ниро! — Это был голос Джоуи. — Вставай, пора завтракать!

Я открыл глаза. За окнами было еще темно. Крыса уже сидела спереди, и они с Джоуи смотрели на меня.

— Давай, парень. Пошли! — Крыса пыталась сымитировать нью-йоркский акцент Джоуи, но пока у нее выходила лишь бледная пародия на Багза Банни.

Я осоловело выполз из машины и побрел за ними в придорожную закусочную. Она светилась так ярко, что больно было смотреть. Джоуи придержал дверь:

— Заходи, Боб. Тут отличные завтраки.

Народу внутри было немного — несколько пар за столами, да еще кто-то пил кофе у стойки. Крыса подхватила меню и поскакала по лабиринту красных скамеек и столиков.

— Йоу, Джоуи! Хочешь сесть здесь? — крикнула она на весь зал.

— Не знаю, Эм-Си! — прокричал Джоуи в ответ. — Тебе там нравится?

— Конечно! — Крыса плюхнулась на скамейку.

Джоуи сел напротив нее и поправил:

— Не «конечно». Надо говорить «каэшна».

— Почему «каэшна»? — спросил я.

— Потому что так говорят телки в итальянских кварталах, — пояснил Джоуи. — Они говорят иначе, чем американки. И общаться надо громко! — Он повысил голос. — Мы, итальянцы, гордый народ. Мы любим, чтобы на нас все оглядывались. — Тут он увидел официантку. — Сейчас покажу. Эй! Нас тут обслужат или как?

Официантка посмотрела на него без особого восторга.

— А если чего-то не понимаешь или понимаешь, но тебе это не нравится, надо сказать «Ха?», — продолжал Джоуи.

— Ха! — сказала Крыса.

— Нет, не так. Это вроде как выдох или хмыканье. Х-ха-а?

— Х-ха-а?

— Во! Что скажешь, Бобби? Теперь твоей сестре не хватает начеса на голове и жвачки, чтобы надувать пузыри, — и дело в шляпе. Ясно?

— Конечно, — вздохнул я.

— Каэшна, — поправила Крыса.

Я толком не поспал, и Крыса уже начинала меня реально бесить! К столу подошла официантка — молодая и хорошенькая, только какая-то недовольная. Она достала из кармана блокнот и ручку и молча посмотрела на нас.

— Ну, ребята, как насчет вдарить по большому американскому завтраку? — спросил Джоуи, заглядывая в меню.

— Каэшна! А можно мне моккочино?

— Х-ха-а?

— Дядя Джоуи, можно мне моккочино? — громко повторила Крыса с дурацким нью-йоркским акцентом.

— Каэшна, милашка! — ответил Джоуи, и оба покатились со смеху, хотя смеяться было решительно не над чем.

— Три больших, черный кофе для меня и Боба и моккочино для моей племяшки.

Официантка записала это в блокнот и спросила:

— Что-нибудь еще?

Джоуи ухмыльнулся:

— Зависит от того, что ты предлагаешь, лапочка.

— Да ну вас… — устало произнесла официантка, забрала меню и удалилась.

— Что скажешь, Эм-Си? Я ей понравился?

— Каэшна!

И они снова заржали. Мне это действовало на нервы. К счастью, скоро нам подали завтрак, и Джоуи с Крысой ненадолго замолкли.

Мы ели яичницу с беконом, картофельные оладьи, густо политые кетчупом, и тосты с апельсиновым джемом. Я даже не догадывался, что я такой голодный — съел все до крошки. Джоуи расплатился по счету и сказал официантке, что сдачи не надо. Видимо, чаевые получились щедрые, потому что официантка заулыбалась. И она все время подливала Джоуи кофе — может, он и правда ей понравился.

Джоуи с Крысой спелись, как пара бывалых жуликов. Может, оттого, что Джоуи сам был большим ребенком. Они все расхваливали друг друга за блестящее представление на границе. Потом начали демонстрировать, какие акценты умеют изображать. Ей-богу, встретились два одиночества… Я почувствовал себя лишним и сдуру ляпнул:

— А что в тех свертках, которые вам передали в Канаде?

И все — как будто патефонная игла сорвалась с пластинки. Я тут же пожалел о том, что раскрыл рот. Но вопрос уже повис в воздухе, и ничего сделать было нельзя. Джоуи отставил чашку. Даже Крыса замерла и умолкла. Джоуи окинул взглядом нас обоих и поманил наклониться поближе.

— Сигары, — сказал он.

— Сигары? И все?

— Не просто какие-то сигары. Кубинские «Монте-Кристо»! Тридцать коробок. Я покупаю их у одного человечка в Канаде по четыреста баксов за коробку и продаю другому человечку на Кони-Айленде по семьсот. А тот толкает их еще одному типу на Уолл-стрит черт знает за сколько. И я имею на этом… э-э…

— Ты имеешь девять тысяч долларов, — подсказала Крыса.

Джоуи потрясенно уставился на нее:

— Слушай, можно я тебя удочерю?

— Я подумаю.

— В общем, в следующий раз я намерен повысить цену, потому что я делаю всю работу и беру на себя весь риск. Потом поеду в Атлантик-Сити. Не играть — у меня там семья. Ну, почти семья… Люди, которые взяли меня к себе, когда мама умерла. Они теперь на пенсии. Я к ним заглядываю иногда что-нибудь привезти. Ну, вроде как выразить благодарность.

— У нас тоже родители умерли, — сказал я.

— Правда? Давно?

— Мама давно, а папа вот на днях.

Джоуи откинулся на спинку сиденья:

— Ого… Мне очень жаль, ребята. Я и не знал! Вот, значит, почему вы разыскиваете дядю?

— Мы не хотим в приют, — сказала Крыса.

— Понятное дело! Ваш дядя просто обязан взять вас к себе! Где он живет?

— Мы не знаем.

— Не знаете… То есть его адреса у вас нет? Может, хоть название улицы?

— Нет.

— А район какой? Бронкс? Бруклин? Манхэттен?

— Мы знаем только, что он живет в Нью-Йорке.

Джоуи посмотрел на нас с изумлением:

— Ребята, вы представляете, как огромен Нью-Йорк? Вы никогда не найдете своего дядю.

— Найдем, — уверенно заявила Крыса. — Я точно знаю.

— Но вам нельзя разгуливать по городу без присмотра. Там полно нехороших людей.

— Ты про педофилов? — уточнила Крыса. — Да, треклятые педофилы повсюду!

Джоуи застыл. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то, не нашел слов и расхохотался:

— Малявка, ты меня просто убиваешь! Ладно, слушайте. Как только я вернусь из Атлантик-Сити, начнем искать вашего дядю. Я его найду, сколько бы времени на это ни потребовалось. Меня не оставили в беде, когда умерла моя мама, и я не оставлю в беде вас. Никто не отправит вас в приют. Даю слово.

Крыса заулыбалась:

— Мы рады, что встретили тебя, Джоуи. Правда, Боб?

— Конечно.

Джоуи даже смутился. Но я действительно радовался его компании. Он был большим ребенком, но очень классным большим ребенком. И когда он сказал, что поможет, он не кривил душой, это я знал точно. Не успели мы приехать в Нью-Йорк, как уже обрели друга. Все складывалось превосходно.

 

Глава 9

Всю ночь мне снились странные сны.

Сначала Мэри Белое Облако раскачивалась в своем кресле-качалке и шептала имя Джерома Де Билье. Потом был папа. Отчего-то я лежал в его могиле, а он стоял надо мной. «Ты что, собираешься петь, пап?» — спросил я. «Боюсь, что да, сынок», — ответил он и запел. Но ничего не было слышно, только губы двигались. Потом рядом с ним встал вождь, и они беззвучно запели вместе. Потом я увидел мисс Габриэлу Фелипе Мендес. Она говорила мне: «Хочешь, я буду твоей мамой?», и ее дыхание касалось моей щеки. Она раскрыла руки мне навстречу, и я хотел обнять ее, но она вдруг оказалась очень далеко. Я стал грести к ней изо всех сил. Не знаю, почему я вообще греб, если мы оба были посреди прерии, на твердой земле. Когда я это понял, я выпрыгнул из «Марлина» и побежал к ней. «Я иду!» — крикнул я. Но вдруг наткнулся на отца Генри и упал. Отец Генри смотрел на меня сверху вниз, потрясая Библией, и что-то громко кричал, а с неба падали огонь и сера. Я бежал по прерии, уворачиваясь от летящих в меня снарядов, и вдруг обнаружил, что стою на перекрестке дорог в небесах. Мне навстречу шел человек. У него были черные глаза и черные волосы, а фигуру его окутывал черный плащ. «Вы дьявол?» — спросил я его. «Нет, — ответил он, — но во мне когда-то жил демон». Мне стало страшно, и я хотел убежать, но ноги вдруг стали ватными, и я двигался как в замедленной съемке. А потом я снова упал.

— Вставай, Боб. Приехали.

Надо мной стояли Джоуи и Крыса, оба вверх ногами. Но это мне уже не снилось. Я лежал на спине на заднем сиденье машины, а они стояли надо мной у открытой двери. Даже не знаю, что было страшнее: сон или явь. Я вылез из машины на замусоренную улицу, вдоль которой выстроились обветшавшие дома. Что значит приехали? Не может быть…

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, Бобби!

Утренний ветерок принес мне под ноги вчерашнюю газету. Я дрожал от страха и усталости. Джоуи вытащил из багажника наши рюкзаки и велосипеды, посмотрел на меня и рассмеялся:

— Что, разочарован? Не спеши. Вот на этом светофоре повернете направо, проедете через Бруклинский мост, и посмотрим, что ты тогда скажешь. — Он взглянул на часы: — Мне надо встретиться со своим человеком на Кони-Айленде и ехать в Атлантик-Сити. Слушайте, а может, со мной поедете? Мои старики очень хорошие. Туда и обратно, за пару дней обернемся.

— Мы останемся, — сказала Крыса.

— Хотим начать искать дядю как можно скорее, — пояснил я.

— Я живу в трейлере у реки, но одним вам там нельзя оставаться… Придумал. Вот что вам нужно сделать. У Центрального парка есть молодежный хостел — на Сто третьей улице между Централ-Парк-Вест и Манхэттен-авеню. Запомните?

— Конечно.

— Там работает девчонка, Сладкая Сандра. Она моя бывшая. Скажете ей, что вы от Джоуи и что через несколько дней я вас заберу. Она о вас позаботится. — Он поежился. — Извините, мне надо ехать.

Он выудил из кармана пачку банкнот, отсчитал несколько и вручил Крысе.

— Не надо, Джоуи. Ты же наш друг.

— Именно поэтому я даю вам деньги, Мари-Клэр. Сладкая Сандра не дурочка. Она потребует оплату вперед. — Он обнял нас с Крысой и сел в машину. — Мой номер у вас есть. Если что, звоните.

Как только Джоуи скрылся из виду, я пожалел, что мы не поехали с ним. Ну, потеряли бы несколько дней, невелика беда. А теперь мы остались одни в Нью-Йорке.

— Джоуи наш друг. Мы должны присмотреть за ним, — сказала Крыса.

— Ты это к чему?

— Ни к чему, просто так.

Но Крыса ничего не говорила просто так.

— Ну, Боб? Поехали искать Нью-Йорк!

И мы поехали. Мы повернули направо на светофоре, как велел нам Джоуи, и покатили к Бруклинскому мосту. По нему с ревом неслись автомобили, а над его центром, на уровень выше, шла пешеходная дорожка. Люди шли по ней и ехали на велосипедах. Я заметил, что люди выходят на нее по лестнице откуда-то снизу.

— Под мостом должен быть переход, — сказал я. — Давай за мной.

Под яростные сигналы водителей мы перебежали дорогу и спустились в мрачный переход. В его середине была каменная лестница. Мы вскарабкались по ней на дощатую пешеходную дорожку, волоча велосипеды, а потом покатили к коричневым аркам моста, напоминающим арки собора. От них тянулись сотни стальных проводов, а под ними ехал поток машин. Их было видно в щели между досками. А под мостом текла зеленая река. Она была в два раза шире нашей Ред-Ривер, и по ней в разные стороны шли баржи и паромы.

Чем дальше мы ехали по мосту, тем больше силуэт города на горизонте напоминал Нью-Йорк, каким мы его себе представляли. Я тысячу раз видел его по телику, но вживую он просто дух захватывал. Там было столько небоскребов, что не сосчитать. Сотни прямо за мостом и сотни еще дальше, на Манхэттене. Настоящий остров небоскребов!

— Статуя Свободы! — воскликнула Крыса.

Наверное, старым иммигрантам было радостно, когда на исходе долгого пути эта статуя появлялась на горизонте. Виннипегу тоже неплохо бы завести свою Статую Свободы, ведь до нас добираться еще дольше. Но нам французы такого подарка сделать не соизволили.

— Поехали, Боб.

На середине моста мы остановились, чтобы полюбоваться видом. Над нашими головами реял на ветру красивый американский флаг. Он казался волшебным. Да что там, все вокруг казалось волшебным. И город как будто гудел. Это был даже не звук, различимый уху, а что-то вроде вибрации. Может, она происходила от того, что миллионы людей одновременно говорили между собой, или от гула автомобильных моторов, или от электричества, бегущего по проводам. А может, это была энергия, которую излучал сам город. Я посмотрел на Крысу. Она улыбалась.

— Это Изумрудный город! — прошептала она.

Внезапно я испугался. Я почувствовал, что мы стоим на краю каких-то больших событий. И как только мы переедем через этот мост, от нас уже ничего не будет зависеть.

— И что теперь делать?

Я тихо задал этот вопрос самому себе, но острые ушки Крысы его уловили.

— Первым делом я должна поехать к Граунд Зеро и помолиться, — заявила она, толкая велосипед к пандусу. — А потом начнем поиски.

Мне казалось, что я стою на вышке для прыжков в воду и Крыса тащит меня к краю. Поворачивать назад было поздно. А уж если с Крысой случился приступ религиозности, сопротивление и вовсе бесполезно. Мы съехали с моста и покатили по Манхэттену, распевая песню «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Мы лавировали между фургонов доставки, которые занимали по два парковочных места, между желтыми такси, которые еле тащились по дороге, между полицейскими, которые лепили на лобовые стекла машин штрафные квитанции за стоянку в неположенном месте. Улица была оглушительно шумной — громыхали отбойные молотки, гудели машины, свистели полицейские, рабочие в оранжевых жилетах перекрикивались между собой, водители громко ругались на тех, кто замешкался и не дает проехать. И у всех у них был такой сильный нью-йоркский акцент. От шума я начал нервничать. К тому же в Нью-Йорке пахло, как в старом гараже.

Крутя педали, мы то и дело задирали головы, чтобы посмотреть на высоченные дома и кружащие над ними вертолеты. Некоторые здания были сплошь из стекла и металла, а некоторые смотрелись такими старыми и причудливыми, что где-то высоко под их крышами вполне могли угнездиться горгульи. Крыса остановилась, запрокинула голову и хмуро уставилась на них, игнорируя сигналящие ей машины. Наконец она спустилась с небес на землю и спросила у прохожего дорогу к Граунд Зеро. Тот прокричал ей названия улиц, не сбавляя шага и жестами показывая, куда надо сворачивать. Мы ничего не поняли и наугад поехали в ту сторону, в которую он нам махал.

Потом мы нашли то, что искали. Крыса оставила мне свой велик и подошла к ограде. Граунд Зеро больше напоминал строительный котлован, чем яму от взрыва. Крыса сложила руки, склонила голову и погрузилась в молитву. Несколько рабочих перестали долбить отбойными молотками и уставились на нее. Признаюсь честно, мне сделалось неловко. Но Крысе было все равно, так же как и большинству нью-йоркских прохожих. Мне еще предстояло узнать, что в Нью-Йорке можно чудить как угодно и никто не обратит на тебя внимания. Так что в этом смысле Крыса оказалась в самом подходящем месте.

Потом она вернулась ко мне с печальной миной. В самом деле, было от чего загрустить. Я помню, как папа плакал, когда это случилось, и на следующий день тоже. А Крыса, тогда совсем малявка, обнимала его, чтобы утешить.

Вдруг она замерла, будто прислушиваясь.

— Тут были ангелы, — сообщила она. — Сотни ангелов. Наверное, они возносили людей на небо.

Она завертела головой, внимательно осматривая окрестности. Я тоже огляделся, пытаясь понять, чего ей нужно.

— Ты ищешь ангелов?

— Нет, глупый. Я ищу кофейню! Я расстроена, Боб. Мне нужен моккочино!

— Ладно, ладно! — сказал я.

Попробуй уследи за сменой ее настроений! Мы побродили по улицам наугад, пока не отыскали кафе, в котором сидели сплошь офисные служащие в деловых костюмах. Как только Крыса сделала первый глоток моккочино, она пришла в бодрое расположение духа и принялась отпускать едкие замечания в адрес своих собратьев по любви к кофе.

— Нет, люди тут далеко не такие утонченные, как в Виннипеге.

— Да, не такие, — согласился я.

— Совсем не такие. А вон тот тип все время глазеет на ноги вон той женщины! Только она посмотрит в другую сторону, он уже пялится!

Она кивнула на высокую брюнетку в коротком платье, и я не мог не признать, что ноги у нее и правда достойное зрелище. Но вслух ничего не сказал. Крыса иногда бывает жуткой ханжой. На мой вкус, даже слишком часто.

— Ну, ты подумай! Теперь он их трогает! При всем честном народе!

— Пей лучше свой моккочино.

— Я придумала, Боб! — Крыса встрепенулась. — Начнем с Бронкса. Я слышала, там много драгдилеров. Кто-нибудь из них непременно знает дядю Джерома. Нам нужно в Бронкс, я знаю. У меня хорошее предчувствие на этот счет. Прямо-таки отличное!

— Ты смеешься? Знаешь, как опасно в Бронксе? Нас там убьют!

— А еще называешь себя мужчиной.

— Никогда не называл. Ты в первый раз в Нью-Йорке. Ты даже не знаешь, где этот Бронкс.

— Я знаю то, что знаю, Боб. Бронкс — хорошее место, чтобы начать поиски.

— Ничего ты не знаешь.

— А… ну и пи-ип с тобой! Раз такой умный, сам решай, куда идти. Посмотрим, далеко ли ты нас заведешь. Ну? Где, по-твоему, надо начинать?

Она сложила руки на груди и сердито уставилась на меня. Я понятия не имел, куда нам податься, и ей это было хорошо известно. Она сидела с самодовольным видом и попивала моккочино, как будто у нее все козыри на руках. Иногда мне хотелось дать ей по башке, честное слово.

— В прошлый раз у меня было такое отличное предчувствие как раз перед тем, как Тайю ударило молнией.

В Виннипеге у Крысы была врагиня, которую называли Тайя-Терминатор. Эта девчонка была страшнее серийного убийцы. Даже Малыш Джо с ней не ладил, а уж он ладит со всеми.

Она украла пожертвования, собранные для монастыря Святого Бонифация, а когда ее поймали, заявила, что нашла эти деньги в кармане Крысиного пальто. Никто ей не поверил — ни учителя в «Лакстоне», ни другие ребята, ни, уж тем более, отец Генри. То есть я не сомневаюсь, что Крыса — тайная клептоманка, которая ворует из магазинов и когда-нибудь непременно попадется. Удивительно, что ее до сих пор ни разу не поймали за руку. Но она бы никогда не стащила деньги, предназначенные для благого дела. Никогда.

В общем, однажды утром она сказала мне, что у нее отличное предчувствие. Что, мол, сегодня Тайя-Терминатор получит по заслугам. И действительно, в тот же день Тайю ударило молнией. Она не умерла, но месяц заикалась и ходила пошатываясь. После этого мать увезла ее в Черчилль, подальше от позора. Крыса была убеждена, что однажды Тайю сожрет белый медведь, и явно была в восторге от такой перспективы. Что же касается молнии, я думаю, это было просто совпадение. Но Крысины предчувствия имели свойство сбываться.

— Ладно. Начнем с Бронкса.

— И надо заглянуть в Интернет. Может, у дяди Джерома есть своя страничка.

Ей-богу, как маленькая. Теперь пришла моя очередь самодовольно улыбаться. Я объяснил ей, что нью-йоркские драгдилеры не имеют обыкновения заводить себе странички в Интернете. Но телефонную книгу все же проверил. Конечно, я не надеялся, что драгдилер позволит своему имени появиться в телефонной книге, но чего только не бывает в Нью-Йорке! Я даже позвонил в справочную, но во всем городе не нашлось ни одного человека с фамилией Де Билье.

— А вдруг мы последние из рода Де Билье? — сказала Крыса. — Как последние из могикан.

Мы отыскали банк, чтобы обменять канадские доллары на американские. Чтобы добраться до окошка, пришлось пройти по лабиринту из веревок, натянутых между столбиками.

— Не слишком ли много денег вы с собой носите, дети? — спросила нас женщина за стойкой, похожая на сердитую школьную учительницу. — В этом городе полно мошенников.

— Она права, Боб. Не забудь пересчитать деньги.

— Я не о себе говорила, девочка. Я не мошенница!

— А то бы вы нам об этом сказали!

Крыса нарочно ее провоцировала. Если моей сестре кто-то не нравился, она имела обыкновение нарываться на ссору. Такая вот задира, ничего не поделаешь. Женщина за стойкой демонстративно пересчитала купюры и положила их нам в окошко. Не успели мы приехать в город, как Крыса уже заводит врагов!

Мы нашли подземку, скатили велосипеды по ступенькам и увидели человека в стеклянной будке.

— Нам надо в Бронкс, — обратилась к нему Крыса. — Дайте нам два билета и скажите, пожалуйста, как туда доехать.

Человек передал ей билеты и сказал в микрофон:

— Быр! Быр! Быр! Быр! Быр! Быр! Из центра! Быр! Быр! Быр! Бронкс!

— Вы не могли бы повторить? — попросила Крыса.

— Быр! Быр! Быр! Быр! Быр! Быр! Из центра! Быр! Быр! Быр! Бронкс! — повторил человек с оскорбленным видом и выключил микрофон, давая понять, что больше с нами говорить не намерен.

— Похоже, мы его разозлили, — заметила Крыса. — Может, давать информацию не входит в его обязанности.

— Сюда, ребята.

Высокий рыжий полицейский открыл черные ворота и пропустил нас с велосипедами.

— Спасибо, сэр, — сказала Крыса.

— Спускайтесь по вон тем ступенькам и поезжайте по линии С до Сорок второй улицы. Там будет подземный переход до Таймс-сквер, сядете на поезд до Бронкса… — Он посмотрел на нас озадаченно: — А зачем вам туда?

Но тут у него зашуршала рация, и мы улизнули вниз по лестнице, надеясь, что он за нами не пойдет.

Нью-йоркская подземка производила гнетущее впечатление. Грязная, мрачная, и весь пол заплеван жвачкой, липнущей к подошвам. Казалось бы, Нью-Йорк такой богатый город, неужели нельзя отмыть пол как следует? Или хоть прогнать пьяного субъекта, разлегшегося на скамейке, и дать людям присесть. И народ тут был совсем не такой, как в Виннипеге. Некоторые прохожие говорили между собой на другом языке. Но дело было даже не в этом… просто я чувствовал, что они другие.

Мы ждали поезда, вдыхая затхлый воздух, и с опаской смотрели по сторонам. Если судить по фильмам, в Нью-Йорке полно воров. Особенно в подземке, это прямо рай для киношных бандитов. Мы стояли в окружении довольно сомнительных типов. Эти рожи прямо просились на плакат «Внимание, розыск!». И таких — целая платформа. Я не мог дождаться поезда.

Наконец он подошел — с ревом въехал на станцию, обдав нас теплым ветром, и остановился, пронзительно заскрежетав. Но в вагон мы войти не смогли — там было битком народу. Мы бы не влезли даже без велосипедов. Пассажиры в вагоне стояли и смотрели на нас, ожидая, пока двери закроются. У них у всех были такие недовольные лица! Мы пошли в конец платформы, надеясь, что сумеем как-нибудь впихнуться в следующий поезд.

— Вон крыса! — завопила вдруг Крыса. — Такая огромная! А вон еще!

— Это твои нью-йоркские кузины.

Она засмеялась, и я засмеялся вместе с ней.

— Поезд идет! — крикнула Крыса крысам, и те, как будто поняли ее, кинулись врассыпную.

Толкая людей, мы втиснулись в вагон с велосипедами и рюкзаками. Мы извинялись, как могли, но на нас все равно смотрели злобно. Было очень неловко. Двери закрылись, и дальше нас трясло и качало вместе с другими пассажирами до станции с названием «Сорок вторая улица».

— Приехали, — сказала Крыса.

Мы вышли из вагона и, влившись в целую армию людей, пошли по указателям к станции «Таймс-сквер».

— Не потеряйся, — сказал я Крысе.

Это было просто безумие — нескончаемые потоки людей, бесчисленные лестницы, указатели: в центр, из центра, — и мы среди всего этого были как крысы в западне. Во всяком случае, моя сестра однозначно.

Наконец мы заметили указатель «Бронкс» и покатили велики вниз по ступеням. Но платформ на станции было две.

— Извините, не подскажете, в какую сторону Бронкс? — спросил я у старого дядьки с белыми бакенбардами.

— Что? Ты в своем уме? Тут поезда идут в центр. В центр! Тебе надо на другую сторону. Иди назад по лестнице. Собери мозги, парень!

Он смотрел на меня так, будто я пытался его ограбить. Вот брюзга…

— Знаменитое нью-йоркское хамство, — заметила Крыса.

Вряд ли она говорила бы об этом так спокойно, если бы нахамили ей самой. Мы успели на противоположную платформу, как раз когда поезд открыл двери. Едва мы погрузились, в вагон зашла чернокожая женщина в грязной белой футболке.

— Всем здрасьте! — прокричала она. — Меня зовут Дженис. У меня нет крыши над головой, и я несколько дней ничего не ела. Если кто выручит меня монеткой или какой-нибудь едой, буду очень благодарна. Всем хорошего дня.

Люди в вагоне притихли. Никто не положил денег ей в кружку. Все опускали головы, когда она проходила мимо. Мне стало жаль бедную попрошайку, к тому же у нее не было передних зубов, так что я достал доллар и положил ей в кружку.

— Спасибо, сэр, — поблагодарила попрошайка и прошла в следующий вагон, закрыв за собой дверь.

— Какой же ты лопух, — сказала Крыса.

Потом пришел чернокожий дядька:

— Меня зовут Джо. Я пытаюсь собрать денег, чтобы заплатить за ночлег. Прошлой ночью меня ограбили. Позапрошлой тоже. Я не хочу, чтобы меня ограбили и сегодня. Буду благодарен за любую посильную помощь.

И он тоже пошел по вагону с кружкой. Все опять опустили головы, но на этот раз доллар в кружку бросила Крыса.

— Большое спасибо, — сказал Джо и проследовал в соседний вагон.

— Как думаешь, Джо с Дженис друзья? — спросила Крыса.

Ответить я не успел, потому что в вагон вошла еще одна чернокожая женщина, постарше. Она ничего не стала говорить, просто улыбалась и помахивала кружкой. И почему-то все давали ей деньги. Может, потому что она улыбалась или потому что была одета получше. Или знала какой-то секретный прием. Как бы то ни было, ей накидали полную кружку. А за ней явилась еще одна попрошайка! Честное слово! Просто бесконечный парад нищих по вагонам.

— В этом бизнесе вертятся большие деньги, Боб, — сказала мне Крыса.

Это я уже и сам понял.

Поезд выехал из туннеля и помчался по земле. Мы с Крысой прилипли к окнам. Мы ждали станцию с названием «Бронкс», но ее все не было.

Крыса подошла к пассажиру, читающему газету.

— Далеко до Бронкса, приятель? — спросила моя сестра, которая в жизни никого не называла «приятелем».

Пассажир поднял глаза от газеты и огляделся:

— Мы уже в Бронксе. В какую часть вам надо?

— Нам надо в ту часть, где живут драгдилеры.

Пассажир посмотрел на нее странно.

— Слишком много смотрит телевизор, — пояснил ему я, схватил Крысу за локоть и утащил в сторону.

Когда поезд прибыл на конечную остановку, я занервничал. Идея разыскивать дядю Джерома в Бронксе с самого начала не приводила меня в восторг. Теперь, в Бронксе, она нравилась мне еще меньше. Все пассажиры вышли из поезда и спускались по лестнице, но я медлил. Я стоял на платформе, озираясь по сторонам, и мне совсем не нравилось то, что я видел. Мы добрались до Бронкса. Теперь бы еще из него выбраться…

 

Глава 10

Мы проскочили через очередной турникет и выкатили велосипеды на улицу. Небо заволокли тучи. К тому же скудный свет заслонял мост, по которому шла наземная линия метро, и выстроившиеся вдоль него многоквартирные высотки. Это были очень обшарпанные дома с пожарными лестницами, приделанными снаружи. И даже те, которые были не сильно обшарпанные, смотрелись довольно неприглядно. Магазины, кассиры в которых сидели за армированным стеклом, кучи мусора и брошенные машины тоже не радовали глаз. Бронкс производил мрачное впечатление. Стоило мне подумать, что мрачнее быть уже не может, пошел дождь. Мы достали из рюкзаков бейсболки и дождевики. Мы дети прерий. Мы привыкли к летнему пеклу и зимней стуже, но дождь… дождь я терпеть не мог.

— Начнем искать отсюда и будем двигаться по направлению к центру, — сказала Крыса. — Поедем вдоль наземной линии метро, чтобы не потеряться.

На углу стояли четверо парней. Мы подошли к ним, и я спросил:

— Извините, вы, случайно, не знаете Джерома Де Билье?

— Que?

— Sabes Jerome De Billier? — спросила Крыса.

Они покачали головами. Мы пошли по улице, спрашивая всех подряд, но никто не знал нашего дядю — ни стоящие кучкой молодые люди, ни грузчики, ни дворник, метущий улицу. Крыса заглянула в магазин спросить продавца, а я обратился к двум бритоголовым латиносам, сидящим в машине, но они только смерили меня злобными взглядами. Это были просто уличные хулиганы, которые хотели напугать меня. Но им не стоило прилагать усилий, у меня и так поджилки тряслись.

— Не повезло, — сообщила Крыса, выходя из магазина. — Зато я купила путеводитель с раскладной картой. Теперь сможем ориентироваться.

Мы катили велики рядом с собой и спрашивали прохожих. Мне это очень не нравилось. То есть я понимал, что мы приехали в Нью-Йорк искать дядю, но я и представить не мог, как глупо буду при этом себя чувствовать.

Потом Крыса спросила коренастого лысого белого дядьку за пятьдесят. Он посмотрел на нее так, будто Крыса заговорила с ним на китайском, и приложил ладонь к уху.

— Говори громче! — крикнул он.

— Джером Де Билье! — проорала Крыса.

— Джо-миллионер? Я знаю Джо. Только он никакой не миллионер! — рявкнул он сердито. — А если б и был миллионером, вам бы точно ничего не дал!

Вот брюзга…

А потом из бара вышел высокий латинос в белом костюме.

— Кто тут, на хрен, миллионер? — спросил он.

— Джо! — крикнул глухой. — И тебе он тоже ничего не даст!

— Это еще почему? Что этот Джо о себе возомнил?

— Знаешь, с Джо ты лучше не шути! — прорычал лысый.

— Верзила Тони будет шутить с кем захочет, ясно тебе? Кто, на хрен, такой этот Джо? И кто, на хрен, ты такой, чтобы указывать мне, с кем шутить? — вопросил Верзила Тони, тыкая глухого пальцем в грудь.

Глухой стряхнул с себя его руку:

— Не трожь меня, ты, ушлепок!

— Я те дам, не трожь! Я твою лысую башку ща так скручу, что жвачка из зубов полезет!

Внезапно лысый отвесил Верзиле Тони хук справа, а потом оба они начали размахивать кулаками. Честное слово! Они всерьез начали драться из-за какого-то Джо, кем бы там он ни был. Крыса следила за схваткой, распахнув глаза, и даже подошла поближе, как рефери.

— Отойди! — приказал я ей, но она и ухом не повела.

Из бара вышел какой-то парень и закричал:

— Тут драка!

Вслед за ним на улицу высыпала дюжина людей. Несмотря на дождь, они собрались вокруг дерущихся и принялись поддерживать их яростными возгласами. С другой стороны улицы прибежали еще зеваки. Некоторые требовали прекратить драку, остальные с готовностью присоединились к болельщикам. В считаные минуты вокруг собралась толпа. Один тип вытащил деньги из кармана.

— Два к одному на то, что Верзилу Тони отправят в нокаут! — крикнул он.

Я потерял Крысу из виду, а когда наконец заметил, она уже стояла рядом с тем типом, который предложил пари. В кулаке у нее были деньги, и она явно ставила на кого-то. Крыса всегда теряет рассудок, когда происходят безумные вещи. Потом я увидел, что по улице едет полицейская машина.

— Полиция! — заорал я.

Толпа частично рассеялась — кто-то скрылся в переулке, кто-то пошел назад в бар. Но остальные сочли, что с полицией будет еще веселее. Машина притормозила у тротуара, включив мигалку. Но это ничуть не помешало глухому и Верзиле Тони мутузить друг дружку.

Я заорал на Крысу. Она вынырнула из толпы и бегом припустила ко мне, ведя велосипед за руль:

— Еще бы минута, и я выиграла бы десять баксов!

— Забудь! Поехали!

Мы гнали, пока поле боя не осталось далеко позади нас. В ту сторону съезжались еще полицейские машины. Издали мы видели, что они останавливаются именно там, откуда мы только что удрали.

Мы с Крысой посмотрели друг на друга и покатились со смеху.

— И на кого ты поставила? На Верзилу Тони?

— Ты что, смеешься?! На глухого, конечно. Опасный тип! Этот твой пьяница точно долго бы не продержался.

Крыса, конечно, чокнутая. Но нужно совсем не иметь мозгов, чтобы поставить на глухого против Верзилы Тони. Верзила младше глухого лет на двадцать, не меньше.

— Пойду спрошу вон тех старичков, — сказала Крыса и отошла.

— Классные велики.

Я обернулся. В дверном проеме стоял какой-то парень в аккуратной рубашке с галстуком. Пиджак он держал небрежно перекинутым через плечо. Парень был такой элегантный, что смотрелся неуместно в этой дыре.

— Да, хорошие, — согласился я. — Вы здесь живете?

— Я? Нет. Терпеть не могу этот район. — Он говорил с легким акцентом. — Это дом моей матери. Она прожила здесь всю жизнь и не хочет переезжать. Я ей столько раз повторял: «Поживи ты у нас, Мария и детишки будут тебе рады». Но она не слушает. Ей нравится здесь. А меня бесит этот район. И этот дождь! — добавил он, оглядываясь.

— Меня тоже, — признался я.

— Тогда что ты тут делаешь? — спросил он с усмешкой.

— Я ищу своего дядю. Его зовут Джером Де Билье. Вы, случайно, его не знаете?

Парень сдвинул брови:

— Джером Де Билье. Хм… Он вроде приятель Ларри. Погоди-ка.

Он шагнул в дом, прошел по темному коридору и толкнул дверь в дальнем конце. Из комнаты на его лицо упал слабый свет.

— Ма! Джером Де Билье — это, часом, не приятель Ларри? Ага. А где он живет?

Я ушам не поверил!

— Эй, как тебя зовут? — крикнул он мне.

— Боб.

— Ма сейчас позвонит Ларри и спросит. Заходи, Боб, не стой под дождем. Я тебя отведу, когда узнаем адрес.

Я уже собрался войти, и тут цепкие пальцы Крысы впились мне в плечо. Вы бы видели, с какой ненавистью она смотрела на этого парня! Я тоже взглянул на него и обнаружил, что с его лица сошло всякое дружелюбие.

— Заходи, чего ты ждешь?

— Пошли отсюда, Боб, — сказала Крыса.

И она зашагала прочь, волоча меня за собой. И я ей это позволил.

— Что ты делаешь? — спросил я, стряхивая ее пальцы с плеча. — Друг этого парня знает дядю Джерома. Его мать прямо сейчас звонила ему по телефону.

Крыса посмотрела на меня снизу вверх, покачала головой и обернулась назад:

— В том доме, кроме него, никого не было. Этот тип заманивает туда своих жертв. В основном детей. — Она вздрогнула, как будто увидела что-то ужасное. — Сегодня туда придет банда. Он будет кричать, что не виноват, хотя на самом деле виноват, и они это знают. Я вижу, как кровь пятнает стены… вижу его бездыханное тело.

Я так перепугался, что ничего не соображал. Я не знал, чему верить, и потому стал нападать на Крысу:

— Когда-нибудь придут люди в белых халатах, поймают тебя сачком и заберут!

Парень снова появился в дверном проеме и злобно уставился на Крысу. А потом, улыбаясь, провел пальцем себе поперек горла.

Я замер от ужаса.

— Пи-ип с тобой, треклятый демон! — заорала Крыса. — Думаешь, я не поняла, кто ты? Посмотрим, как ты запоешь сегодня вечером, когда тебе башку проломят на пип!

Из глаз у него так и перла злоба, а изо рта лились беззвучные ругательства. Ну и жуткая же это была картина.

— Поехали отсюда!

Я запрыгнул на велик, но Крыса стояла на месте.

— Оставь его! — закричал я.

Она села на велик, и мы погнали прочь. Я все время оглядывался, не бежит ли парень за нами. Он не бежал. Но я все равно оглядывался.

— Треклятый убийца! — воскликнула Крыса, едущая со мной бок о бок.

Я остановился и заорал:

— Так он, значит, убийца! Прекрасно! Значит, помимо бандитов, драгдилеров и уличных драк, у меня появился еще один повод для беспокойства! Я очень рад! То ли еще будет!

— Не надо драматизировать, Боб.

Это замечание из уст примадонны драматического театра привело меня в чувство.

— Знаешь, давай-ка устроим перерыв, — предложила она. — Пообедаем как следует и продолжим поиски. Мы не позволим какому-то треклятому демону испортить нам настроение. Как насчет пиццы?

Меня так трясло, что я сказал «ладно». А что еще я мог сказать?

Мы съели пиццу и опять начали спрашивать прохожих. Мы искали уже много часов, но не нашли никого, кто знал бы дядю Джерома. Только тогда у меня в памяти впервые всплыли слова вождя: «Вы можете никогда не найти его». Может, дядя и не б Нью-Йорке вовсе. Я позволил своей чокнутой младшей сестре завезти меня сюда, потому что она не хочет в приют. Дядя может сидеть в тюрьме. А может, вообще уже умер. От этих мыслей мне стало так нехорошо. И мы были так далеко от дома.

Я стоял и смотрел, как Крыса развлекается в своем собственном маленьком мирке. Она пританцовывала под звуки сальсы, спрашивая проходящих людей о дяде, и не мучилась никакими сомнениями. Она всерьез ожидала, что рано или поздно кто-то остановится и покажет на дядю Джерома, идущего по улице, или объяснит, как пройти к его дому.

Дождь припустил сильнее. В кроссовках у меня хлюпала вода, мокрые джинсы прилипли к ногам. Я поплелся вниз по улице, нашел заброшенный дом и встал в дверях, прячась от дождя. Там пованивало, но мне было уже все равно. Я отдал бы все что угодно, чтобы оказаться в Виннипеге.

Крыса подошла ко мне с озадаченным видом:

— Что ты делаешь, Боб? Мы не найдем его, если будем просто так тут стоять.

— Мы, на пип, вообще никогда его не найдем! — огрызнулся я. Причем не стал ничего запипикивать.

— Что?! Наш бедный папа еще не остыл в могиле, а ты уже опустился до площадной брани!

— Заткнись! Сама все время говоришь «треклятый»!

— Ну и что? «Треклятый» — это не сквернословие! Я не проклинаю Бога и вообще не говорю ничего такого. Это все не всерьез. И я собираюсь искать дядю! Ты идешь?

Мне было так паршиво, что я не мог даже ответить.

— Боб, ты чего? — спросила Крыса с беспокойством. — Тебе принести что-нибудь?

Я подумал о папе, и у меня заныло сердце.

— Пока у нас все неплохо получается, — увещевала Крыса. — Мы в Нью-Йорке! Немногие на нашем месте смогли бы забраться так далеко.

Я почувствовал, как в груди закипают гнев и страх.

— Мы найдем его, Боб. Просто надо верить.

— Не мели ерунды! Мы никогда не найдем его! Зря мы вообще сюда приехали!

Крыса вздрогнула:

— Не надо так говорить. Идем. Ты же не хочешь в приют?

— Не знаю! Там, по крайней мере, не будет тебя! Ты хоть представляешь, до чего ты чокнутая! Представляешь, сколько из-за тебя мне приходится выносить? Если нас поймают, тебя не отправят ни в какой приют! В психушку тебя отправят, ясно?

Крыса посмотрела на меня, развернулась и ушла. Пару секунд я стоял без движения, потом закрыл лицо руками и разревелся. Я очень хотел перестать плакать, но не мог. Мне было жалко себя, потому что я растерялся и не знал, что делать. Мне было жалко Крысу, которой теперь придется жить в приюте. И мне было жалко нашего бедного папу, которого я очень любил.

Когда я наконец совладал с собой, то высунулся из-за двери, ожидая увидеть там Крысу. Но улица была пуста. Я заглянул за угол, но не нашел ее и там. И ее велик исчез! Я огляделся, но ее нигде не было. В панике я отстегнул свой велик от столба и помчался по округе как безумный. Я проехал по десятку переулков, вернулся на большую улицу и стал искать во всех магазинах и ресторанах. Потом начал спрашивать прохожих, не видели ли они маленькую белую девочку на велосипеде. Все без толку. Я заметил станцию метро и взбежал наверх по ступенькам. Крысы не было. Внизу стояла полицейская машина. Я понял, что надо сдаваться. Крыса могла уехать неизвестно куда, могла попасть в лапы тому мерзкому типу в галстуке. Но, сбегая по ступенькам, я увидел Крысу, одиноко стоящую на пустыре. Я запрыгнул на велик, промчался через квартал и въехал на мокрую мягкую землю. Крыса стояла у большой лужи и смотрела на падающие капли. Она не плакала — Крыса никогда не плачет, — но была бледной и растерянной, а это гораздо хуже.

— Все нормально? — спросил я.

— Ты правда думаешь, что меня отправят в психушку?

Как же мне стало стыдно! Конечно же Крысе тоже было нелегко после смерти папы, просто она этого не показывала.

— Припадки становятся сильнее. И голова у меня иногда…

— Нет! Я просто захандрил и сорвался на тебе! Я так не думаю, честное слово!

Она подняла на меня глаза:

— Значит, я совсем ничуточки не помешанная?

— Ну… разве что самую чуточку.

Она радостно засмеялась и порозовела. Одно можно с уверенностью сказать о Крысе: она не держит зла долго.

— Пошли искать дядю.

Я обнял ее за плечи, и мы покатили велики назад к большой улице.

— А вдруг у него есть связи в шоу-бизнесе? — спросила Крыса. — Может, я смогу поступить в школу драматического искусства. Или даже выступать на Бродвее.

— Посмотрим.

Она подняла на меня глаза:

— Мы найдем его, Боб. Я точно знаю.

— Конечно найдем, — подтвердил я, хотя вовсе не был в этом так уверен.

Просто мне было так стыдно, что ничего другого не оставалось. Я стал расспрашивать прохожих со всем энтузиазмом, на который хватало сил.

Мы спросили регулировщика, женщину, гуляющую с детишками, и маляра на стремянке. Спросили таксиста, стоящего у пиццерии, спросили почтальона и женщин, с которыми он ругался. Спросили владельцев лавочек, уличных торговцев и парня в кондитерской, у которого Крыса купила жевательную резинку. Спросили мастера в тату-салоне, девчонку, которой он набивал татуировку, и ее подругу, повторявшую, что мать ее убьет. Спросили девицу за барной стойкой в ирландском пабе, а та спросила своего мопса, сидящего на стойке, но мопс не ответил. Спросили чернокожих девчат, скакавших по лужам, а они спросили свою подругу Летицию, но Летиция сказала, что не знает и ей плевать. Спросили одного субъекта в грязном костюме, и он сказал, что может узнать, но это будет стоить денег. Спросили парня, который выскочил из машины и погнался за этим субъектом, но не получили никакого ответа. Спросили женщину, у которой сломался зонтик, и парня в наушниках, который танцевал на ходу. Спросили девицу на роликах, парня, которого она продинамила, и его друга, который предупреждал об этом с самого начала. Мы спрашивали белых, и чернокожих, и корейцев, стоящих в дверях своих забегаловок с едой навынос, и латиноамериканцев, которых тут было больше всего. Никто не знал нашего дядю. Ни одна живая душа.

Но я должен признать, что, как бы ни был мрачен Бронкс и каким бы опасным он ни считался, люди тут в большинстве своем были вежливы. Они приплясывали под латиноамериканскую музыку, гремящую из автомагнитол, и добродушно переругивались с друзьями. На углах улиц не стояли никакие темные личности в банданах, и никто не торговал наркотиками. В какой-то степени это меня порадовало, хотя искали мы именно драгдилера.

— Спросите Эла-мясника через улицу, — крикнула нам тетка с пожарной лестницы. — Он всех знает. И если разбогатеете, не забудьте обо мне. Я старая больная женщина, живу на пособие.

— Мы тоже живем на пособие, — сообщила Крыса. — Здорово, правда?

Она уже вовсю тараторила с нью-йоркским акцентом и надувала пузыри из жвачки, как заправская телка из гетто. Но я радовался, что ей снова весело.

Мы перешли улицу и пошли в лавку мясника. Пол там был засыпан опилками, а мясо смотрелось скорее коричневым, чем красным.

— Не знаете ли вы Джерома Де Билье, дружище? — спросила Крыса. — Он вроде живет тут где-то по соседству.

Мясник, лицо которого заросло многодневной щетиной, вынул изо рта нераскуренную сигару и выглянул в заднюю дверь.

— Па! — заорал он. — Ты знаешь некого Джерома Де Билье?

— Это тот тип из телевизора, — крикнули ему со второго этажа.

— Нет, он где-то рядом живет.

— Говорю тебе, это тип из телевизора. Его все время показывают.

— Он его не знает, — сказал мясник.

Крыса протянула ему фотографию. Мясник вытер руки о фартук, взял фотографию и поднес к глазам:

— Вот что, девочка, это имя мне откуда-то знакомо. И лицо я точно где-то видел. Но где — убей не вспомню. Если будете тут завтра, загляните, может, к тому времени я раскумекаю, кто это такой.

— Ладно, Эл. Хорошего дня.

— И тебе, девочка.

Мы пошли дальше вдоль линии метро, спрашивая каждого встречного, но никто нашего дядю не знал. Впрочем, меня это не удивило. И тут вдруг выхожу из магазина, вижу Крысу и по ее лицу сразу понимаю, что она что-то нашла!

— Да, это Джером Де Билье, — говорила ей старая латиноамериканка, разглядывая фотографию. — Но тут он совсем молод. Сейчас ему должно быть за сорок.

Я ушам не поверил!

— Моя дочь убирала квартиры в доме, в котором он жил, — продолжала старуха. — А жил он, между прочим, в пентхаусе. Так что моя внучка служила у важной птицы.

— А где этот дом? — спросила Крыса.

— Где-то на Пятой авеню. Я не знаю номер, а внучка моя вернулась в Доминикану. Но я помню, она говорила, что окна того пентхауса выходили на Центральный парк.

— А он правда торговец наркотиками?

— Самый крупный в Нью-Йорке. А некоторые говорят, и во всех Штатах. — Женщина раскрыла зонтик. — А зачем вы его ищете?

— Мы его давно потерянные племянники.

— Ну да, конечно, милая. А я приглашена на чай к Дональду Трампу.

И женщина пошла прочь, хохоча.

— Думаешь, она его правда знает? — спросил я Крысу. — По-моему, она немного сумасшедшая.

— Да, Боб, она сумасшедшая, но она его знает! Иначе как бы она поняла, что фотография старая?

Крыса смотрела в корень. Я об этом даже не подумал. Она вытащила из кармана путеводитель с картой:

— Та-ак, Центральный парк, Пятая авеню. Вот! Мы нашли его! Смотри! Можем проехать через мост по Сто сорок пятой улице на Манхэттен. Садись на велик, Боб! Дядя Джером от нас не уйдет!

Она прыгнула на велосипед и покатила. Если уж моя сестра запускает во что-то свои острые крысиные коготки, она никогда не разожмет хватку. Кто знает, может, дядя и правда не уйдет от нас, раз Крыса напала на его след и вовсю крутит педали.

 

Глава 11

Мы ехали по широкому серому бульвару, вдоль которого тянулись большие коричневые дома. К входным дверям с римскими колоннами вели крутые ступеньки. Чернокожие женщины высовывались из окон и смотрели, как их маленькие детишки скачут по лужам в дождевиках. Вокруг вообще было полно чернокожих. Они прятались от дождя в дверях домов и магазинов, накрывали головы куртками, а некоторые шли как ни в чем не бывало, не обращая внимания на то, что вода каплет за шиворот.

— Наверное, мы в Гарлеме, — предположила Крыса, заметив указатель в сторону бульвара Малколма Икса. — Я слышала про этого Малколма. Надо же, у него, оказывается, свой собственный бульвар… Смотри, Боб, там Эмпайр-стейт-билдинг!

Окутанный туманом небоскреб возвышался вдали, и его освещали прожекторы цветов французского триколора — синие, белые и красные. Когда я вижу французский флаг, у меня в голове начинает звучать гимн Франции. Это самый красивый гимн на свете, лучше нет ни у одной страны. Я прямо даже горжусь тем, что у меня французские корни. Я бы хотел когда-нибудь поехать во Францию и посмотреть на дом, в котором родилась моя мама. Когда-нибудь.

Мы выехали на оживленный перекресток, я заметил кофей-’ ню «Старбакс» и остановился. Мне было необходимо поесть и выпить чего-нибудь горячего, и без этого я просто никуда не собирался ехать.

— Не хочешь перекусить? — спросил я Крысу.

— Умираю с голоду!

Мы пристегнули велики на замок и пошли внутрь. Я направился к стойке и заказал кофе, пирожные и сэндвичи. Крыса рухнула на мягкое сиденье, углубилась в изучение путеводителя и оторвалась от этого занятия, только когда я навис над ней с подносом. Тогда она подскочила и схватила моккочино. Я уселся рядом. Мы уплетали сэндвичи и смотрели в окно на людей, бегущих под дождем. Терпеть не могу мокнуть под дождем, но смотреть на него, сидя под крышей, было очень даже приятно.

Крыса выудила из кармана телефон, нашла розетку и поставила его заряжаться.

— Надо послать Гарольду сообщение. Рассказать ему, что мы напали на след дяди Джерома, а также о том, какой сегодня получился захватывающий день.

— Захватывающий?

— Можно мне еще один моккочино, Боб?

— Возьми сама.

Крыса разложила карту на столе:

— Я ищу наш хостел.

Иногда она такая ленивая. Я пошел к стойке, и тут меня ожидало величайшее потрясение. Сперва я даже подумал, что мисс Габриэла Фелипе Мендес переехала в Нью-Йорк и устроилась работать в «Старбакс»!

— Что будешь заказывать?

У нее даже акцент был такой же!

— Хочешь кофе?

Она выглядела помоложе, но в этом была вся разница. Они с мисс Габриэлой вполне могли сойти за сестер-близняшек.

— Может, чаю? Или чего-нибудь поесть?

Честное слово, у меня в голове звучала сальса. А потом девушка за стойкой наклонилась ко мне близко-близко, совсем как Габриэла, и сказала:

— Если не скажешь мне, зачем пришел, я вызову полицию.

— Ой! — спохватился я. — Мне моккочино!

Она засмеялась:

— Шучу! Ты откуда?

— Из Виннипега. Это в…

— Я учила географию. И что ты делаешь в Нью-Йорке?

— Так, город смотрю… Но, может быть, потом сюда перееду.

Она расхохоталась:

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

Не знаю, зачем я соврал. Но я вполне выгляжу на четырнадцать.

— Как жаль, — сказала девушка, похожая на Габриэлу. — Был бы ты чуть постарше, мы могли бы встречаться. — Она протянула мне кофе. — Ты очень хорошенький.

Я зарделся и протянул ей деньги, но она их не взяла.

— Подарок от заведения, лапочка, — промурлыкала она и кокетливо подмигнула.

Я слышал ее смех за спиной, когда шел к столику, но меня это ничуть не обидело. Она сказала, что я очень хорошенький. Я не считаю себя совсем уж хорошеньким, но, как я уже говорил, я симпатичный.

Я отдал Крысе моккочино и уселся как ни в чем не бывало, но на самом деле я был приятно взволнован.

— Знаешь, Боб, у тебя с этой девушкой слишком большая разница в возрасте. Даже если бы тебе и правда было четырнадцать, — заметила Крыса, не отрываясь от путеводителя. — А может, даже если бы тебе было двадцать пять.

— Какая же ты все-таки крыса!

— А тебе не следует флиртовать, тебе всего двенадцать.

— Почти тринадцать. Тогда я буду уже тинейджер и стану флиртовать, сколько захочу.

Крыса выпила моккочино залпом, как свинья, встала и надела рюкзак:

— Пошли.

Но мне было так уютно в кофейне, к тому же девушке за стойкой я понравился.

— Давай хоть подождем, пока дождь кончится.

— Он кончился.

Я выглянул в окно. Действительно, больше не капало.

— Ну… я устал!

Я действительно устал. И расслабился. В таком состоянии меня легко было застать врасплох. От мысли о том, что придется возвращаться на шумную улицу, у меня сердце заколотилось.

Крыса сложила руки на груди:

— Слушай, Боб. Если сейчас же не встанешь, я устрою сцену. Мы в Нью-Йорке, тут это в порядке вещей!

Я понимал, что она так и сделает. Закатит безумную сцену просто для собственного удовольствия. Если бы я в тот день не наговорил ей гадостей, я бы остался сидеть, как сидел. Но меня все еще мучила совесть, и поэтому я заставил себя подняться с мягкого кресла.

— Ведешь себя как ребенок.

— Я и есть ребенок, Боб.

У этой зловредной Крысы на все найдется ответ.

Мы поехали по бульвару Малколма Икса. Уже стемнело, и в темноте Нью-Йорк казался еще более угрожающим. Но все было не так уж плохо. Тут и там на крылечках мирно сидели целые семьи, люди весело перешучивались со знакомыми, случайно повстречав их на углу. Где-то вдалеке кто-то играл на трубе. Прямо сцена из фильма про Гарлем.

Крыса, проштудировавшая карту, знала дорогу к хостелу, и мы ехали по бульвару Малколма Икса, пока не добрались до Центрального парка. По крайней мере, Крыса сказала, что это Центральный парк. Он был большой и мрачный. Темные деревья качались вокруг озера, на котором располагалась лодочная станция. Внутрь мы не пошли, а поехали кругом и вырулили на длинный проспект, идущий вдоль границы парка.

— Эта улица называется Централ-Парк-Вест, — сообщила Крыса.

Мы поехали по нему. Крыса смотрела на номера домов. Минут через десять она свернула в переулок и остановилась:

— Все, мы на месте.

Действительно, перед нами был хостел. Мы пристегнули велики и вошли внутрь. Там в маленькой будочке за стеклом сидел дядька.

— А Сладкая Сандра здесь? — спросил я.

Дядька открыл окошко и окинул меня взглядом:

— У Сандры сегодня выходной. Завтра приходите.

— Мы должны сегодня ночевать здесь, — заявила Крыса. — Нас прислал сюда дядя Джоуи. Он сказал, Сладкая Сандра о нас позаботится. Она его бывшая девушка.

— А… Джоуи… Да, помню такого. — Дядька был старый и усталый. Он оглянулся на доску, висящую на стене: — Сегодня все занято, ребята. Приходите завтра.

— Нам некуда идти. Но у нас есть документы.

Дядька покачал головой:

— Не выйдет, сынок. Вам должно быть не меньше шестнадцати, чтобы остановиться здесь без сопровождения взрослых.

— Моему брату двадцать пять, — заверила Крыса. — Он просто хорошо сохранился.

Дядька улыбнулся, но все равно закрыл окошко.

— Давай поедем на Пятую авеню и поищем дядю Джерома. Если найдем, не придется думать о ночлеге. — Она постучала по окошку: — Эй, дружище, как отсюда побыстрее добраться до Пятой авеню?

— В конце этой улицы в ограде парка есть проход. Идите по дорожке через парк. Это минут десять, не больше.

Мы поехали вдоль улицы к парку. Крыса уже хотела свернуть внутрь, но я поймал ее за руку. Я заглянул туда, но парк был огромный и темный, и я ничего не увидел сквозь густые деревья. Любой нью-йоркский маньяк мог притаиться среди них, поджидая жертву.

— Давай-ка лучше в обход, — сказал я.

— Не бойся ты, Боб, все будет нормально.

— Ну ладно… Только держись ко мне поближе.

Мы поехали по дорожке, ведущей через парк. С деревьев за шиворот падали крупные капли. Я вспоминал фильмы про Нью-Йорк, про уличных грабителей, подстерегающих жертву в засаде. Обычно их было трое, и все с выкидными ножами. Но нам повстречались лишь несколько человек, бегающих трусцой, и полицейский на маленьком электрическом велосипеде с тремя колесами. Когда я его увидел, мне стало гораздо спокойнее.

Мы обогнули бейсбольное поле и выехали на Пятую авеню, такую чудесную и ярко освещенную после темного парка. Вдоль парка шла аллея, а напротив возвышались жилые дома, в одном из которых должен был жить дядя Джером. Вопреки опасениям, никаких небоскребов среди них не было, но зато парк тянулся на многие мили. Мы с Крысой молча смотрели на бесконечный ряд домов. Там были, наверное, сотни квартир с видом на парк. Задачка предстояла трудная. С другой стороны, мы хотя бы попали в приличную часть города, гораздо лучше, чем Бронкс.

— Поехали вдоль домов — вдруг он в окно выглянет? — предложила Крыса.

Так мы и сделали — направились по Пятой авеню, осматривая дома от первых этажей до пентхаусов. По крайней мере, так делал я. Крыса же вела себя как праздная туристка. Или даже экскурсовод. Она то и дело останавливалась и совала нос в путеводитель:

— В миле отсюда будет музей, а вон там еще один, Музей Гуггенхайма. Он не вписывается в общий архитектурный ансамбль, но все равно очень красивый. А вот это музей искусств Метрополитен. Обрати внимание, Боб, это шедевр архитектуры. Как будто европейский дворец.

Мы доехали до конца парка и попали в многолюдное место, где были лошади и старомодные экипажи.

— Это улица Централ-Парк-Саус, а вот это «Плаза», — сообщила Крыса, указывая на большой прямоугольный отель. — Может, дядя Джером нас туда поселит, если он и правда такой уж крупный наркоторговец, как о нем говорят.

Тут я занервничал, вспомнив, что нам негде ночевать. Видимо, придется спать в каком-нибудь заштатном мотеле, куда пускают кого угодно, лишь бы деньги платили.

— Надо искать дальше, Боб.

Мы покатили назад к Пятой авеню, но на полдороге Крыса вдруг опять свернула в парк через проход в стене:

— Езжай за мной, Боб!

Я только что выбрался из этого треклятого парка и совсем не хотел обратно! Но пришлось поехать за сестренкой по темной дорожке. Крыса слезла с велика, перешла через небольшую лужайку и направилась в кусты.

— Эй, ты куда?

Крыса включила фонарик и стала продираться через густые заросли, волоча велик за руль. Как последний дурак, я полез за ней:

— Вряд ли ты найдешь там дядю Джерома.

— Очень смешно, Боб.

— Если тебе надо в туалет, ты и сама справишься. Мне-то зачем мокнуть в этих кустах?

Мы вышли на маленькую прогалину, слегка освещенную огнями Пятой авеню. На прогалине была ровная бетонная площадка. Крыса запрыгнула на нее и театрально развела руки.

— Ты смеешься? — возмутился я. — Я не буду спать в парке.

— Ты мужчина или мышь?

— Какая разница? Ты крыса, а я не буду спать в парке.

— А… почему нет? Бесплатный ночлег недалеко от улицы, на которой живет дядя Джером. Сладкая Сандра выйдет на работу только завтра. К тому же спать под открытым небом — это приключение!

Я обвел глазами темные деревья и зловещие кусты.

— Да ладно тебе, Боб! Это совсем как наше старое логово!

Когда мы с Крысой были совсем маленькие, у нас было логово. Просто большой деревянный ящик, прикрытый сеном. Он выглядел как маленький стог, внутри которого мы прятались. Всякий раз, когда Крыса бывала не в духе — а такое случалось с ней частенько, — она заползала в логово и там засыпала. До сих пор помню, как папа доставал ее оттуда и уносил в кровать. Но как она сама может об этом помнить?

— Откуда ты знала, что тут есть это логово?

— Я не знала. Но это именно то, что нам сейчас нужно.

Я потрогал бетонную площадку. Она была сухой. Из вентиляционного отверстия в ее центре бил поток теплого воздуха. Я не хотел тут ночевать, но никакого другого выбора не оставалось.

— Ладно. Поспим здесь. Но только сегодня!

— Ура!

Крыса вытряхнула содержимое своего рюкзака на площадку, достала маленький «ловец снов» и повесила на ветку. Я отвязал спальный мешок, снял кроссовки и улегся. Оказалось не так жестко, как я думал.

— Ты что делаешь? — спросила Крыса. — Я пока не могу спать. Еще рано! К тому же сегодня полнолуние. Я не усну, когда на меня светит полная луна!

Иногда она меня просто ошарашивала.

— Ну, так полежи и отдохни.

— Отдохнуть?! Это наша первая ночь в Нью-Йорке, Боб! Я хочу посмотреть на огни!

— Я устал!

Крыса сложила руки на груди:

— Как ты мог устать — тебе двенадцать лет! Так не бывает! Ах, ну да, я забыла. Тебе же почти тринадцать. Ты почти тинейджер. Разве бунтующий тинейджер захочет проспать свою первую ночь в Нью-Йорке?

Я встал. Если уж Крыса вбила что-то себе в голову, сопротивление бесполезно. К тому же от одной мысли, что придется лежать тут в темноте, у меня побежали мурашки.

— Оставим тут рюкзаки и пойдем на Таймс-сквер, — решила Крыса. — Огни именно там. Я уже посмотрела по карте, тут недалеко. Иди за мной.

Я буквально видел слова, выбитые на моем надгробии. Тут лежит Боб Де Билье, который имел глупость послушать свою чокнутую сестру. Но я все равно пошел за ней.

 

Глава 12

Едва повернув на Сорок вторую улицу, мы увидели огни, хотя топать до них нужно было еще не один квартал. Когда же мы пристегнули велики к столбу и шагнули на Бродвей, то огни нас просто ошарашили! Горела иллюминация на крышах, сияли прожекторы, переливались рекламные щиты. Я посмотрел на Крысу. Огни отражались в ее огромных глазах.

— Побродим по Бродвею, братец! — сказала она с ямайским акцентом.

Сначала мы пошли в толпе по тротуару, а потом перебежали на островок среди целого моря желтых такси. Там мы остановились и стали смотреть по сторонам в благоговейном восторге.

— Хочу чего-нибудь выпить! — заявила Крыса.

Мы перебежали через Бродвей, купили в «Макдоналдсе» колу и пили ее на ходу, купаясь в суете Таймс-сквер.

А потом я заметил этого типа. Он был, наверное, ровесник папы и выглядел как-то чудно. На его лице застыла печальная мина, углы рта были скорбно опущены, и шел он очень странно — не то чтобы хромал, но как-то неловко волочил ноги. Одно плечо у него казалось выше другого, а может, просто руки были разной длины. Даже глаза у него слегка косили. В общем, он весь казался довольно кривым и корявым.

Больше того, одежда на нем тоже представляла собой неожиданное сочетание — старые, изношенные ботинки, потертый черный костюм, лоснящийся от времени, а под ним новехонькая рубашка и галстук. Седеющие темные волосы были аккуратно подстрижены и причесаны.

Он осматривал толпу цепким взглядом хищника. Внезапно глаза его расширились — он выбрал жертву и нанес удар.

— Сэр, мадам, добрый вечер, — обратился он к проходящей мимо паре. — Мне неловко отвлекать вас от прогулки, но я отчаянно нуждаюсь в помощи. Всем нам иногда случается попасть в нужду, вот пришел и мой черед… — Пара ускорила шаг. — Я всего лишь надеялся… Простите… Эй! Я с вами разговариваю! — Тут он заметил другую пару, идущую в его сторону: — О боже, умоляю, выручите меня! Мне срочно надо в Чикаго! У меня жена умирает! Священник уже исповедал и причастил ее! Только бы мне успеть в последний раз поймать ее нежный взгляд! Пожалуйста! Помогите мне!

— Отвали, жулик, — сказал прохожий, не глядя на него.

— Жулик! Вы это слышали? Я говорю ему, что у меня жена умирает, а он обзывает меня жуликом! Какое бессердечие! — Он вытащил из кармана бумажник и кинулся наперерез следующей паре: — Простите, мисс! Взгляните на фотографию! Это моя жена, она вот-вот должна родить! А мне не хватает двадцатки на билет до Вашингтона.

— Извините! — буркнула женщина, проталкиваясь мимо него.

— Извинить вас? Извинить за то, что пожалели несколько баксов? — Он заметил, что мы с Крысой смотрим на него, и разразился тирадой: — Полюбуйтесь на этих треклятых туристов! Небось отстегивают по две сотни баксов в сутки за отель! Двести долларов за паршивую койку! Какая разница, где ночевать, — ты все равно спишь! Наивные лопухи, все до единого! А потом еще билеты на представление, дорогие коктейли и какой-нибудь «знак любви», на который он должен раскошелиться в доказательство, что брак еще не трещит по швам. И уж, казалось бы, после всех этих глупых расходов можно выручить человека в беде — но нет, дудки!

— Какой классный! — восхитилась Крыса. — Как думаешь, он разрешит нам с ним потусить?

— С чего вдруг ему…

— Эй, дружище! Не против, если мы тут с тобой зависнем?

Жулик смерил нас взглядом с ног до головы:

— Посмотрим… Случалось обводить людей вокруг пальца?

— Нет, мы…

— Тыщу раз! — перебила меня Крыса.

Жулик снова оценивающе посмотрел на нас и заключил:

— Проваливайте, вы слишком мелкие.

Тут он заметил хорошо одетую пару и моментально сменил тон:

— Извините за беспокойство, у меня жена…

— Нет, приятель, сегодня подачек не будет, — сказал мужчина, высокий и широкоплечий.

Но жулик сосредоточил свое внимание на его даме. На пальцах у нее посверкивали бриллиантовые перстни.

— Мисс, я люблю свою жену больше жизни!

Дама в бриллиантах, слегка не в меру упитанная, замедлила шаг:

— И что же случилось с вашей женой?

— Идем, Милдред. Он жулик.

— Я никогда ничего не просил! — воскликнул жулик. — Честное слово!

Спутник Милдред взял ее под руку и повел прочь. И тут, как вы думаете, кто подает голос?

— Она умирает! Мамочка умирает!

Как будто денек у нас вышел недостаточно сумбурным! Ей, видимо, не хватило треволнений! Подумаешь, какой-то псих угрожал перерезать ей глотку! Мелкий грызун, видимо, заскучал!

— О, бедняжка! — воскликнула Милдред.

— Милдред! — повысил голос ее кавалер, а жулик тут же подстроился под Крысу:

— Не бойся, милая! Папочка найдет деньги! Как-нибудь найдет…

Я был просто ошарашен. Они впервые друг друга увидели, а уже спелись!

— Я всегда чую, когда меня хотят облапошить!

— Джордж! — возмутилась Милдред. — Как ты можешь быть таким черствым?! И это человек, за которого я выхожу замуж? — Она открыла сумочку и вручила Крысе двадцатку: — Вот, держи, малышка. Надеюсь, это поможет.

— Спасибо, мисс! — поблагодарила Крыса.

И сделала реверанс. Представляете? Реверанс! Я не знаю, роль из какого фильма она в тот момент исполняла.

— Милдред! Разве ты не видишь, кто они такие на самом деле?!

Женщина сердито посмотрела на него и пошла прочь.

Джордж поспешил за ней, взял ее за руку, и они начали ругаться.

— Если она не видит, кто он такой на самом деле, где уж ей раскусить нас, — заметил жулик.

Потом Джордж вернулся к нам.

— Возьми, приятель! — сказал он громко, так, чтобы слышала Милдред. Но, протягивая жулику двадцатку, он тихо добавил: — Ты пройдоха! Ясно тебе?

— Ясно, — ответил жулик. — Мне также ясно, что ты женишься на ней не из-за ее небесной красоты. А, Джордж? Да она и постарше тебя будет… Сильно постарше.

Джордж побагровел от злости, но ничего не сказал. Он молча развернулся и поспешил к своей невесте.

— Видали, детишки? У него на руке «Ролекс», который наверняка она ему подарила. И этот жадина хнычет, как младенец, из-за нескольких баксов. — Жулик щелкнул пальцами и протянул Крысе раскрытую ладонь: — Давай сюда.

Крыса отдала ему двадцатку и получила взамен десять долларов. Она выразительно посмотрела на купюру, потом на жулика.

— Слушай, детка, у меня большие расходы. И большой опыт. Опыт и расходы. А у тебя что?

— Издеваешься? Лицо мое видишь? — возмутилась Крыса, указывая пальцем на свою умильную мордочку. — С таким лицом я могу за вечер насшибать больше денег, чем ты за целый месяц! А ну отдавай мою двадцатку, не то уйду!

— Ну-ну, зачем скандалить? Томми Маттола уважает своих партнеров.

— Так вот уважь меня, Томми, и верни мне мою двадцатку!

— Как тебя зовут, девочка?

— Мари-Клэр.

— Забей на двадцатку, Мари-Клэр! Сегодня тут бродят толпы лопухов. Хочешь реально заработать?

— Каэшна, Томми! Только не вздумай обжулить меня! У меня друзья в центре города!

— Это что, угроза? Ты мне угрожаешь?

— Просто вношу ясность, вот и все!

— Ну, так все яснее ясного. За работу.

Крыса пошла за ним, но я схватил ее за руку:

— Ну, нет, нечего тебе возле него околачиваться! Ты его даже не знаешь!

— Не волнуйся, Боб. У него добрый дух.

— Плевал я на то, какой у него дух! Я тебе запрещаю!

Крыса отпихнула мою руку:

— Я хочу повеселиться! Если тебе это не по вкусу, иди назад в логово, я попозже к тебе вернусь.

И пошла за этим жуликом. Она знала, что я ее одну не брошу. Маленькая эгоистичная мерзавка! Мне захотелось отвесить ей оплеуху. Но я не стал. Я просто тупо пошел за ней.

И началось. Крыса и жулик давали на Бродвее оскароносные представления, в которых фигурировали все тридцать три несчастья, от крушений поездов до грабежа средь бела дня, от обвала фондовых рынков до украденных билетов. Там были умирающие матери, дерзкие грабители и больные родственники в Сиэттле. Народу погибло столько, что хватило бы на целый морг, а уж сколько младенцев появилось — целый роддом!

Однако у жулика как будто и правда оказался добрый дух. В смысле, я не верил ему ни на грош, но он был тертый калач, и я отчего-то чувствовал, что с ним мы в безопасности. За ним даже было интересно наблюдать. За ним и Крысой, его зловредной подружкой. Но в мире и согласии они продержались недолго. Вскоре между ними началось соперничество. Вместо того чтобы подстраиваться друг под друга, они принялись подпускать шпильки.

— Хватит переигрывать! — требовал жулик.

Конечно, тут он зря сотрясал воздух, но я прекрасно понимал его. Крыса прочно вжилась в роль андерсеновской девочки со спичками, стоящей босиком на снегу. Она даже дрожала! Кто будет дрожать в такую жару?! Разве что малолетняя наркоманка! Может, поэтому лопухи так щедро ей подавали. Критиковать ее игру на глазах у потенциальной клиентуры было неудобно, и я молчал.

— К твоему сведению, Томми, я принадлежу к Лакстонской школе драматического искусства! Меня учила сама мисс Маунтшафт! Так что не ты мне будешь указывать, как надо играть!

— Я брал летний курс в Джульярдской школе, — парировал Томми. — А про Лакстонскую впервые слышу. И про эту твою мисс Маунтшафт — тоже!

Потом Крыса обратилась ко мне:

— Я зарабатываю больше, и он завидует!

— Твоя сестра умеет сшибить деньгу, — сказал мне Томми, — но ей еще многому надо научиться. Уйми ее, Боб.

Я уже лелеял надежду, что после этого они закруглятся, но не тут-то было. Они продолжали свой путь по Бродвею, как жуткое воплощение Фейгина и Ловкого Плута. Я подумал, что добром это не кончится. И не ошибся. Неизбежное произошло на углу Сорок седьмой и Бродвея, когда луна была на самом пике.

— Мне так нужно вернуться в Майами! — взывал жулик к группе туристов. — Поглядеть на нее в последний раз!

— Она умирает? — спросил турист.

— Она уже умерла, — вмешалась Крыса. — Но он воскресит ее, если вы дадите ему достаточно денег.

Томми помрачнел:

— Она бы не умерла, если бы ты не была такой бестолочью!

— Я?! — заорала Крыса. — Если бы ты не был такой бестолочью, она не ушла бы от тебя к клоуну! К совершенно несмешному клоуну!

— Это все ты! Из-за тебя наш брак развалился! — Томми повернулся к туристам: — Видите ли, она душевнобольная.

— Конечно, я душевнобольная! А кто не свихнется с таким папашей?

Вокруг них уже собиралась толпа.

— Ее выгоняли изо всех школ! — воскликнул Томми. — Даже из школ для трудных детей!

— Потому что он не давал мне спать! — Крыса честными глазами смотрела на зрителей. — Заставлял меня вкалывать на заводе!

— Нам нужны были деньги, чтобы платить твоему психиатру!

— Нам нужны были деньги, чтобы ты мог продуть их на скачках! И я уж молчу, сколько уходило на твою выпивку!

Толпа стала еще больше, и я занервничал.

— Пошли отсюда, — сказал я Крысе, но она не обратила на меня никакого внимания.

— Да, я пил! А что мне оставалось? Ты меня с ума сводила своими выходками! Лгала, воровала и даже подожгла нашего пуделя! Бедняга Пьер и тявкнуть не успел, как от него одни шкварки остались!

Крыса смахнула воображаемую слезу:

— А ты продал лекарства моей сестры, когда она умирала от лейкемии!

Толпа ахнула.

— Я сделал это, чтобы кормить семью!

— Ты сделал это, чтобы купить себе дурь! Причем не заплатил драгдилерам, и теперь они за нами гоняются! Меня вот-вот грохнут, и все из-за тебя!

Люди уже толкались, стараясь занять местечко получше.

— Она виновна в смерти собственной матери! — воззвал Томми к толпе.

— Это он ее убил! — взвизгнула Крыса. — Он пнул ее, когда она была беременной!

Из толпы послышались гневные возгласы. Томми отшатнулся, как от удара:

— Ты тоже ее пнула!

Все посмотрели на Крысу.

— Я случайно по ней попала! Я хотела пнуть тебя, потому что ты ее душил! Думал убить ее, когда узнал, что ребенок на самом деле от твоего брата!

Томми застыл, на него внезапно напал страх сцены. Он обвел взглядом разъяренную публику, уставился на Крысу и заорал:

— Треклятая лгунья!

— Может, я и треклятая лгунья, Томми Маттола, но врать я умею куда лучше тебя! — ответила на это Крыса.

И отвесила зрителям поклон. Толпа разразилась бурными аплодисментами. На лице Томми отразился шок, потом изумление, а потом он взял Крысу за руку и стал кланяться вместе с ней.

Крыса раскрыла объятия:

— Разве вам не понравилось представление?

Аплодисменты перешли в овации. В руках Томми невесть откуда оказалась шляпа, и он протянул ее публике. Я глазам не верил. Люди толкались, чтобы подобраться к шляпе и сунуть в нее деньги! Кто-то бросил Крысе розу, и она так и засияла. Ее первое выступление на Бродвее имело оглушительный успех.

Вдруг Томми куда-то провалился. Мы заметили двух копов, направляющихся прямиком к нам! Мы с Крысой затерялись в толпе и бегом побежали туда, где оставили велосипеды.

— Погнали! — воскликнула Крыса, и мы стали что есть духу крутить педали.

Когда мы наконец доехали до прохода в стене парка, глаза у меня слипались. Но едва я оказался в парке, сон как рукой сняло. Мы проехали по темным дорожкам до нашей лужайки, слезли с велосипедов и замерли, не смея издать ни звука. Мы опасливо озирались, разглядывая деревья и темные тени под ними. Вроде никого не было — разве что кто-то нарочно прятался.

— Пошли, — прошептал я.

Мы перебежали через лужайку, ведя велосипеды за руль, и продрались через кусты. Я сразу включил фонарь и, направляя луч на землю, стал осматриваться. Я очень боялся, что какой-нибудь жуткий бродяга уже занял наше место. Но, слава богу, в логове мы были одни.

Крыса бросила велик, скинула кроссовки и нырнула в спальный мешок:

— Классно!

Я улегся рядом. От убийц, грабителей и треклятых педофилов нас защищали только кусты, и Крыса считала, что это классно.

— Чудесный сегодня был день! — прошептала она. — Мы — в Нью-Йорке, увидели кучу всего интересного и нашли нового друга. Наверняка у Томми обширные знакомства. Спросим его про дядю Джерома.

— Да не увидим мы больше твоего Томми, — сказал я, пристально вглядываясь в кусты.

— Еще как увидим! Мы с ним партнеры. Никуда он от нас не денется… Выключи фонарик, Боб, так я никогда не засну.

Я лежал в темноте и вздрагивал от каждого шороха. Хрустнет какая-нибудь веточка или померещится какой-то силуэт в кустах, и я тут же вскакивал. Только когда Крыса захрапела, я немного расслабился. Я заложил руки под голову и лежал, глядя на луну. А потом мои глаза сами закрылись, и наш первый день в Нью-Йорке подошел к концу. И как же я все-таки устал!

 

Глава 13

Мне снилось, что я на Таймс-сквер и кто-то рядом поет. Когда я открыл глаза, светило солнце, и Крыса распевала:

— Помню Центральный парк осенью…

Я цыкнул на нее:

— Тихо ты! Вдруг кто услышит!

— Кто услышит, Боб?

Я огляделся. Нас надежно скрывали кусты и деревья. Даже встав в полный рост, я видел только крыши домов на Пятой авеню.

— Ты выспался, Боб?

— Да. Но в хостеле у Сладкой Сандры я бы выспался еще лучше.

— Думаю, здесь нам будет лучше. Не надо платить за жилье. К тому же в хостелах всегда полным-полно сомнительных личностей. Давай лучше тут останемся? Что скажешь?

Не успел я проснуться, как она начала мной манипулировать.

— Посмотрим. Сперва надо позавтракать.

Крыса радостно подскочила:

— Сейчас устроим! А потом будем барабанить во все квартиры подряд, пока дядя Джером не явится забрать нас.

Мы свернули спальные мешки, прицепили их к рюкзакам и повесили на ветку невысоко над землей. Велики оставили в логове и поскакали через лужайку.

По парковым дорожкам люди бегали трусцой. В основном это были девчонки. Мне еще ни разу не случалось, едва проснувшись, оказаться в окружении такого количества девчонок. Причем одетых во все короткое и обтягивающее. В Нью-Йорке полно красивых девчонок. Одна бежала прямо нам навстречу, и у нее все тряслось и подпрыгивало.

— Доброе утро! — сказала она.

— Привет! — ответил я.

Она мне сразу понравилась! Когда она пробежала мимо, я оглянулся, чтобы полюбоваться на нее со спины. А когда повернулся обратно, Крыса уже осуждающе смотрела на меня, сложив руки на груди:

— Наш бедный папа еще не остыл в могиле, а ты уже сделался извращенцем!

Я уже понял, что вот это вот «еще не остыл в могиле» теперь будет любимым Крысиным аргументом. Хотел сказать ей, чтоб не совала нос не в свое дело, но ее скривившаяся мордочка была такой печальной, что огрызаться я не стал.

— Что, и посмотреть нельзя?

— Нельзя. Надо ждать, пока исполнится шестнадцать.

— Еще чего!

— Тебе надо, ты мой брат!

Я обнял ее за плечи и повел к выходу из парка. Крыса шла, насупившись и скрестив руки на груди, пока я не пообещал заплатить за завтрак. Первейшее средство вернуть себе расположение Крысы — предложить взять на себя какие-нибудь расходы.

Мы шли по Пятой авеню, пока не набрели на уличного торговца пончиками и кофе. Крыса сделала заказ на испанском, мы взяли свою еду и уселись завтракать на скамейке, глядя на снующих вокруг нью-йоркских белок. И тут я вспомнил, что давно пора задать Крысе один вопрос:

— Откуда ты знаешь испанский? В школе у тебя его не было.

— Мисс Габриэла Фелипе Мендес дала мне кассеты. Я слушала их, засыпая, и через пару месяцев уже могла говорить. Сложнее всего настроить слух на восприятие. Но стоит выучить наизусть десяток испанских песен, и дело в шляпе.

— Надо будет и мне как-нибудь заняться испанским…

— У вас слишком большая разница в возрасте, Боб. И так будет всегда.

— Но ведь я ей нравлюсь?

— Конечно нравишься. Ты же мой брат.

Мы выбросили стаканчики из-под кофе в мусорку и направились к первому жилому дому у самого края парка.

— Скажите, здесь живет Джером Де Билье? — спросил я швейцара, стоящего у дверей.

— Я не имею права разглашать информацию о жильцах, — отвечал тот, глядя прямо перед собой, как солдат в почетном карауле.

— А хоть намекнуть можете? — спросила Крыса.

— Боюсь, что нет.

Мы отошли подальше, чтобы он нас не слышал, и стали совещаться.

— Может, надо его подкупить? Ну, как в кино делают.

Крыса скорчила рожу:

— Я не стану отдавать свои деньги швейцару.

Мы пошли к соседнему дому.

— Джером Де Билье здесь живет?

Швейцар, одетый по моде двадцатых годов прошлого века, глубоко задумался.

— Знакомое имя… Но тут такой не живет. Родственник ваш?

Он говорил с таким сильным ирландским акцентом, что я чуть не расхохотался.

— Он наш дядя, — ответила Крыса, улыбаясь во весь рот.

Я видел, что она тоже с трудом сдерживает смех.

— Ступайте к соседнему дому, спросите Коннора. Скажете, что вы от Шона.

Мы поблагодарили его и ушли, хихикая. Шон был симпатяга, он не мог не понравиться. Однако приземистый ирландец Коннор сказал, что никогда не слышал о нашем дяде, и продолжил ругаться с грузчиками, якобы поцарапавшими дверь.

— Спросите Патрика в соседнем доме, — бросил он нам. — Может, он знает.

Патрик в ответ на наш вопрос покачал головой:

— Никакого Джерома Де Билье в этом квартале нет, можете мне поверить. Я про него ничего не слышал, а уж мне-то известны все, кто тут живет. Удачи вам, детишки!

Я поплелся дальше по Парк-авеню, а Крыса шла за мной, упражняясь в ирландском акценте:

— Я зовусь Мари-Клэр, родом я из графства Мейо. Я целовала камень Красноречия!

Я резко остановился, и Крыса налетела прямо на меня.

— Хватит уже кривляться — бесит!

— Будет исполнено!

Она действительно прекратила строить из себя Молли Мелоун, но вместо этого стала читать рэп. Начинался долгий день…

В соседнем квартале никаких швейцаров не было, поэтому мы звонили по домофону жильцам и спрашивали у них. Один дядька пообещал вызвать полицию, если мы не прекратим трезвонить в его квартиру, и Крыса надолго зажала пальцем кнопку, чтобы его проучить. Потом она вызвала другую квартиру.

— Алло? — ответил манерный мужской голос.

— Вы знаете Джерома Де Билье? — спросила Крыса.

— Знаю. Он здесь не живет.

Крыса вытаращила глаза:

— А где? Где он живет?

— Этого я тебе не скажу. А знаешь, почему я тебе не скажу?

— Почему?

— Потому что ты меня разбудила!

Крыса в ярости пнула стену и отошла:

— Вот ведь пи-ип! Он наверняка знает нашего дядю! И знает, где он живет!

Она бегом вернулась к подъезду и нажала на кнопку домофона.

— Алло!

— Извините, что я вас разбудила! Пожалуйста, скажите, где живет наш…

— Ничего я тебе не скажу! Хватит звонить!

— Ну и пи-ип с тобой! Я рада, что тебя разбудила! И вообще, найди себе работу! — проорала Крыса.

Она ругалась по-французски себе под нос на протяжении нескольких кварталов, а потом, по иронии судьбы, мы наткнулись на посольство Франции. Только они нас даже не впустили. Французы иногда такие высокомерные, а в посольствах — особенно.

Так мы дошли до Музея Гуггенхайма, и мой энтузиазм несколько поугас. Но он и вовсе пропал, когда показался край парка. Последний дом, в который мы заглянули, был уже в Гарлеме.

— Увы, сынок, — ответил старенький чернокожий охранник на мой вопрос. — Здесь такой не проживает.

Стоило нам выйти на улицу, как с неба опять полило.

— В этом городе вообще прекращается дождь?! — воскликнул я.

— Придумал! Пошли в музей Метрополитен. Там переждем дождь и посмотрим картины — культурно просветимся! Может, у них из Ван Гога что-то есть.

Так мы и сделали. Прошли назад по Пятой авеню, заплатили доллар девчонке на входе и побежали вверх по лестнице, которая на вид была мраморная.

Крыса любила живопись. Дома у нее были альбомы с репродукциями известных картин, и она могла любоваться ими часами. Больше всего ей нравился Винсент Ван Гог. В общем, неудивительно. Этот человек отрезал себе ухо и свел счеты с жизнью, выстрелив себе в грудь. Еще бы он Крысе не нравился!

Осмотр коллекции она начала с ангелочков.

— Это неправильно, — заметила она. — На картинах должны быть еще и толстые ангелы, старые ангелы и не особенно красивые. Иначе люди подумают, что ангелом может быть только тот, кто хорош собой, а это не так. Главное — самому быть хорошим.

Она замирала у каждой картины, а я ходил за ней хвостом. Мне там много чего понравилось, особенно морские пейзажи Моне. Но где-то через час мой мозг уже отказывался воспринимать любые изображения. В конце концов мне сделалось все равно, пялиться ли на какой-то шедевр или на голую стену.

Когда мы вышли из музея, дождь все еще лил, так что мы остались под крышей на ступеньках. Вдруг Крыса подскочила.

— Что такое?

— Там Айс!

Она сбежала по ступенькам и спряталась за спинами людей. Потом осторожно выглянула и перебежала к следующей группе. Я увидел, за кем она следит. По Пятой авеню шел чернокожий человек в черном костюме и с золотыми цепями на шее. Сначала я не разглядел его лица, потому что его закрывал зонт. Но когда человек посмотрел на музей, я его узнал. Это был Айсмен, любимый рэпер Крысы.

Крыса бежала за ним от музея, прячась за машинами и фонарными столбами. Стыдно сказать, моя сестра превратилась в навязчивую фанатку. Я помчался за ней. Что бы она ни замышляла, я должен был ей помешать. Я догнал ее и схватил за руку.

— Давай с ним познакомимся! — воскликнула она.

— Не будет он с нами знакомиться.

— Почему нет? Я купила его диск!

Конечно, я хотел бы с ним познакомиться. Я еще ни разу не встречал живых звезд, если не считать мэра Виннипега.

Крыса расширила глаза:

— Пригласим его выпить с нами кофе!

— Вряд ли он согласится…

— Только подумай, какое впечатление ты произведешь на мисс Габриэлу Фелипе Мендес! Ты пил кофе с самим Айсменом!

Крыса явно мной манипулировала.

— Ладно.

Крыса бегом припустила к Айсмену и преградила ему дорогу:

— Привет, Айс! Меня зовут Мари-Клэр Де Билье, а вон там мой брат Боб. Мы подумали…

Но Айсмен прошел мимо нее, как будто ничего не слышал. Крыса озадаченно оглянулась и побежала за ним.

— Мы не будем навязываться, Айс! — заверила она, выскочив перед ним. — Я просто хотела сказать, что мы твои самые большие фанаты во всей Канаде, и ты нам очень нравишься, и…

Айсмен снова прошел мимо.

— Хватит. Он не хочет с нами говорить.

Но Крыса не желала меня слушать:

— Айсмен! Айс! Ледышечка! Чай со льдом! Лед и пламя! Просто здоровенная ледяная глыба!

Айс остановился:

— Девочка! Тебя разве не учили, что кричать людям на улице невежливо? Особенно людям, которых ты не знаешь!

— Но я же знаю тебя, Айс!

— Нет, не знаешь!

— Знаю! — Крыса раскраснелась. — Тебе двадцать семь лет! По знаку зодиака Дева! Ты бывший боксер! Болеешь за «Чикагских Медведей»! Тебе нравятся женщины с большими задницами, быстрые машины и бурная жизнь. А еще у тебя прекрасная душа, и, я цитирую, «ты с удовольствием помогаешь бедным детям из нуждающихся семей и всеми силами поддерживаешь социальные программы по борьбе с детской наркоманией», конец цитаты. Я про тебя все-все прочитала, Айс! И я купила твой диск! Не стала качать его в Сети, а ведь могла бы!

Айс явно разозлился:

— Значит, ты купила мой диск и читала обо мне в газетах. Это не дает тебе права приставать ко мне на улице! Беги-ка лучше домой, девочка!

Крыса посмотрела на парк:

— Ну, я, в некотором роде, дома. Мы живем в парке.

— Живете в парке, значит?

— Да, но это не так уж и плохо, и вообще ненадолго. Только пока мы не найдем нашего дядю. Может, ты его знаешь, Айс? Его зовут…

— Видимо, родители у вас совсем безмозглые! Но в любом случае, им стоило бы поучить вас хорошим манерам! А также объяснить, что врать нехорошо!

Тут уже перед ним выскочил я:

— Безмозглые?! Наши родители умерли! Они были хорошими людьми! Так что не смейте говорить о них гадости!

Айсмен шагнул мне навстречу — здоровяк с большой бритой головой. Но я не собирался отступать после того, что он только что сказал! Он долго смотрел мне в глаза, а потом медленно развернулся и ушел.

Крыса подбоченилась и заорала ему вслед:

— Да, вали отсюда, пока мой брат не надрал тебе задницу! Назвать нашего папу безмозглым! Кто бы говорил! Ты даже школу не закончил! И не пытайся нас запугать! У нас есть друзья в центре!

Я посмотрел на свои руки и обнаружил, что они крепко сжаты в кулаки.

— И ничего ты не делал, чтобы помочь нуждающимся! — продолжала орать Крыса. — Вот мы нуждающиеся, и как ты себя повел?!

Лишь теперь меня обуял страх. Желудок сжался. Я почувствовал, что ноги меня не держат, и присел на ближайшую скамейку.

— Хватит уже, — приказал я Крысе.

— Да пи-ип с ним! Я его не боюсь.

— Все равно хватит. Проехали.

Крыса злобно смотрела вслед Айсмену, пока тот не скрылся из виду, а потом повернулась ко мне:

— Ты такой храбрый, Боб!

— Проехали, говорю.

— Нет, ты очень храбрый! Я тобой горжусь! И папа тоже гордился бы! Молодец, Боб! А уж когда мисс Габриэла Фелипе Мендес узнает, какой Айс мерзкий и как ты дал ему отпор… Она будет просто в восторге!

— Не узнает она…

Крыса вытащила из кармана телефон:

— Еще как узнает! Я напишу Гарольду обо всем, что случилось. И попрошу его пойти к Габриэле домой и все ей рассказать. Сам понимаешь, он так и сделает.

Внезапно я снова почувствовал прилив сил.

— Подумать только, а я-то считала, что Айс — ангел! — приговаривала Крыса, быстро щелкая по кнопкам маленькими пальчиками. — Что ж, теперь я знаю, как жестоко можно ошибиться в человеке. Хочешь кофе, Боб? Я угощаю.

— Ага.

— А потом можем заняться еще какими-нибудь развлечениями для туристов. Можем даже прокатиться на пароме, если хочешь. Ну, скажи, чего ты хочешь, Боб?

Я ничего не сказал. Но душа моя воспарила выше небоскребов от мысли, что весть об этой истории пролетит по всему Виннипегу и упадет прямо к ногам мисс Габриэлы Фелипе Мендес. Честное слово.

У ступеней отеля «Плаза» я занервничал. В принципе, не было бы ничего страшного, если бы нас не пустили. Просто неловко получать от ворот поворот.

— Веди себя так, будто ты у себя дома, — посоветовала Крыса.

— Добрый день, — сказал швейцар и отступил в сторону, пропуская нас внутрь.

В роскошном вестибюле было здорово. Я прошел за Крысой мимо длинной стойки администрации, за которой сидела девушка, похожая на супермодель. Она улыбнулась нам, а мы ей. Мы шли на запах кофе до тех пор, пока не отыскали большой зал с мягкими креслами. Там сидели люди, и дядька играл на фортепиано. Мы тоже присели. Вернее, я присел как нормальный человек, а Крыса плюхнулась в кресло и принялась на нем подпрыгивать, чтобы показать мне, какие упругие в нем пружины.

— Может, хватит? — не выдержал я.

Она села столбиком, как суслик, и завертела головой:

— Здесь все такое изысканное, Боб. Я не удивлюсь, если увижу Спилберга за соседним столиком.

К нам подошла официантка в черном жилете.

— Вам что-нибудь принести, ребята? — спросила она, окидывая взглядом нашу одежду и, несомненно, чумазые лица.

Это получилось недружелюбно. Пожалуй, даже невежливо.

— Да, будьте любезны, — ответила ей Крыса с безупречным британским прононсом. — Отец и матушка сегодня заняты и предоставили нас самим себе. Конечно, к выбору ресторана всегда следует относиться с особым вниманием. Однако, раз уж нас занесло в этот район, почему бы не отобедать здесь? Почувствовать себя ближе к народу. Для меня, пожалуйста, большой моккочино и шоколадный торт. И то же самое для моего брата Бартоломео.

Официантка записала это в блокнот и удалилась, но Крыса окликнула ее:

— Простите, мисс!

Официантка вернулась и встала перед столиком.

— Нет, ничего, — ласково сказала Крыса. — Я передумала.

Официантка попыталась улыбнуться, но вид у нее, когда она уходила, был довольно злобный.

— Очередная актриса, пипец!

Меня это очень повеселило. И понравилось распивать кофе в «Плазе», не платя бешеных денег за номер. И мне было до лампочки, дорого ли стоит этот кофе. Все равно платила Крыса.

Она сидела, чинно заложив ногу за ногу, пока не принесли заказ. Как только официантка ушла, Крыса развалилась в мягком кресле:

— Запиписечно, Боб! Мы поставили Айса на место и пьем кофе в «Плазе»! — И она заговорила с ямайским акцентом: — От это житуха для меня, брат! От это я понимаю! Это тебе не в парке спать. Пусть птички спят в парке.

Расправившись с кофе и тортом, мы еще немного поторчали в вестибюле, надеясь поглазеть на знаменитостей, но никого не увидели. Пришлось выйти из «Плазы» и вернуться в реальный мир.

— Ну, надо продолжать поиски.

Крыса уставилась на Пятую авеню, по которой, рассматривая витрины, шли толпы людей, и было видно, что ей туда очень хочется.

— Может, поглядим еще на что-нибудь интересненькое, Боб? Вот и дождь кончился.

Я не возражал, и мы пошли к Рокфеллеровскому центру. Эти здания строились на деньги Джона Рокфеллера, я читал про это в школе. Он был очень самоуверенный и абсолютно безжалостный человек, когда дело касалось денег. Он даже разорил своего брата. Это все равно что я бы разорил Крысу… ну, если бы у нее был бизнес.

Я купил одноразовый фотоаппарат, потому что Крыса хотела послать домой снимки, и она поскакала к большой статуе Атланта, держащего мир на руках. Наверное, Джон Рокфеллер когда-то видел себя таким атлантом. И Луи Риэль тоже. Вот что бывает, когда человек получает много власти. Ему сразу кажется, что он может перевернуть мир.

— Сфотографируй меня, Боб!

Крыса встала под статуей и вскинула руки так, будто мир покоится в ее ладонях. Получился отличный кадр.

Весь день после столкновения с Айсом я находился в приподнятом расположении духа, но тут загрустил. Папы с нами не было. А как бы они с Крысой повеселились тут вместе. Я вдруг почувствовал, что к горлу подкатил комок.

— Ну как, Боб?

— Хорошо. — Я попытался улыбнуться. — Ну что, теперь на паром?

— Ага! Давай за мной.

Мы сели на велики и поехали на запад. Крыса без передыху распевала «Мне нравится в Америке» из «Вестсайдской истории», пока мы не добрались до реки и красно-зеленых паромов. Я пошел к кассе за билетами, оставив Крысу ставить велосипеды на замок.

Билеты были дорогие, а деньги у нас уже заканчивались. Я понимал, что, если в ближайшее время мы не найдем дядю Джерома, нам и в самом деле придется попрошайничать на Таймс-сквер.

Когда я вернулся с билетами, Крыса валялась на лавочке.

— Прохлаждаешься, лентяйка, — сказал я.

Но Крыса не прохлаждалась. У нее был припадок. Я подбежал, приподнял ей голову и крепко обнял:

— Ничего-ничего, я с тобой!

Ее трясло, но спазмы были не очень сильные. Я понял, что припадок умеренный.

— Скоро пройдет.

Я убрал волосы с ее лица. Она лежала, зажмурившись, и резко втягивала воздух сквозь стиснутые зубы.

— Потерпи немного!

Через пару минут конвульсии прекратились, гримаса боли сошла с ее лица.

— Ну вот, все хорошо, — сказал я.

Сестренка медленно открыла глаза. Щеки у нее слегка побледнели, но в целом выглядела она неплохо.

— Огни, — прошептала она, — вспышки фотоаппаратов. Вокруг много людей, и все смотрят на нас… А потом я в больнице. Там все белое. И мне очень одиноко. — Она села и посмотрела на меня затуманенным взглядом. — А если я… если я сделаюсь взаправду сумасшедшей, ты все равно останешься моим братом?

— Ты взаправду сумасшедшая, и я твой брат. — Я хотел обратить все в шутку, но она не улыбнулась. — Слушай. Не бывает сумасшедших детей. Ты сначала подрасти, а потом записывайся в сумасшедшие.

— Но ты останешься моим братом?

— Даже если тебя сунут в смирительную рубашку и упекут в палату для буйнопомешанных в самом дальнем углу психбольницы, я останусь твоим братом.

— Спасибо, Боб. Я знала, ты меня не подведешь.

Она положила голову мне на плечо и уснула.

Мне стало грустно, но это была светлая грусть. Так иногда грустишь, когда начинаешь задумываться о своей жизни. Если бы на прошлой неделе кто-нибудь сказал мне, что я скоро окажусь в Нью-Йорке и буду сидеть со своей сестрой в обнимку над рекой Гудзон, я бы рассмеялся. Но вот он я, сижу тут. Только это все было неважно. Потому что здесь с Крысой мне было лучше, чем где бы то ни было одному.

Я уютно устроился, обнимая Крысу за плечи, и смотрел на реку. Солнечные лучи пробивались сквозь облака, бросающие тени на ее поверхность, и вода переливалась оттенками зеленого из палитры Ван Гога и голубого с полотен Моне. Это было очень красиво.

Но когда наш паром ушел без нас, меня посетило дурное предчувствие.

— Это ничего не значит, — сказал я себе. — Совсем ничего.

Она проснулась, когда солнце уже наполовину ушло за горизонт. Похоже, припадок был все-таки сильнее, чем я думал. По дороге назад к логову ей вроде полегчало. Но окончательно я в этом убедился, когда она запела.

— Ну и пусть я сумасшедшая, — сказала она. — Зато я счастлива. Лучше быть сумасшедшей и счастливой, чем нормальной и несчастной.

— А может, лучше быть нормальной и счастливой?

— Ну, это уже жадность, Боб.

Мы ехали вдоль ограды Центрального парка, пока не нашли нужный вход, и уже собирались свернуть, когда у Крысы запищал мобильник.

— Джоуи прислал сообщение. Просит передать привет Сладкой Сандре и говорит, что останется в Атлантик-Сити еще на день, если у нас все в порядке.

— Вот засада, я-то думал, он завтра вернется…

— Разве тебе плохо в нашем логове?

— Нет, конечно. Всегда мечтал жить в кустах.

Тут мы заметили фотографов на боевом посту у одной из жилых высоток. Сначала из дверей, как модели по подиуму, вышли две чернокожие красотки, а за ними появился Айс. Я глазам не поверил: Айс позировал фотографам, и на шею ему вешались сразу две девицы.

— Полюбуйтесь на этот мешок дерьма! — заорала Крыса. — Фу! Фу!

Айс посмотрел на нее.

— Мы тебя не боимся, здоровенный хулиган! — Крыса повернулась ко мне: — Как думаешь, он живет в этом доме? Если так, мы с ним, считай, соседи. Только он платит за жилье, а мы нет.

Айс еще немного попозировал фотографам, а затем сел в ожидающий его лимузин. Но прежде чем скрыться в машине, он посмотрел мне прямо в глаза. Без угрозы, просто так посмотрел. Не знаю почему, мне стало нехорошо на душе, когда он уехал.

Крыса тоже повесила нос:

— Как думаешь, он захочет с нами дружить, если мы снова встретимся? Мне ведь на самом деле нравится его музыка. Как думаешь, Боб?

— Забудь о нем.

Мы свернули в этот жуткий парк, доехали до логова и втащили велосипеды в эти дурацкие кусты. Я бросил велики на землю и включил фонарь. Крыса развернула свой спальник и скользнула внутрь:

— Мы могли бы дать ему еще один шанс. Только пусть сначала извинится! Заставь его извиниться, Боб!

— Я только что велел тебе забыть о нем!

Крыса натянула спальный мешок на голову. Опять я на нее огрызнулся, и на душе стало еще противнее.

— Как себя чувствуешь? — спросил я. — Все нормально?

— Конечно, Боб. А что такого со мной может быть? — ответила Крыса из недр мешка.

— Просто интересуюсь. А что бы ты хотела поделать завтра?

— Я бы хотела помыться.

Я засмеялся. Только теперь я сообразил, что мы не мылись уже несколько дней.

— Ах ты, грязная Крыса.

Крыса захихикала:

— Мне это не раз говорили… — Она высунула голову из мешка: — А как будем искать дядю, Боб?

— Завтра что-нибудь придумаем. А сейчас спи.

Я не знал, как мы будем искать дядю Джерома. Просто не представлял. И боялся подумать, что будет, если припадки Крысы усилятся. И мне было немножко жаль, что так вышло с Айсом, пусть даже Габриэла узнала, как я дал ему отпор. Было бы здорово, если бы он действительно был такой крутой, каким его все представляют, но ведь это не так. Айс был просто картинкой со своих дисков, образом, придуманным для маркетинга. Я считаю, лучше быть живым человеком вроде нас с Крысой и жить в парке, чем быть кем-то сочиненной пустышкой и жить на Пятой авеню. Хотя откуда мне знать? Я еще даже не тинейджер.

 

Глава 14

— Я уже нашла на карте бассейн. Он где-то недалеко он того края парка, — сообщила Крыса, продираясь через кусты. — Только чур не пялиться!

— На кого я там буду пялиться? Все спят, одного меня растолкали ни свет ни заря!

— Что-то ты мне говорил про раннего червячка…

— Ничего я не говорил! Посмотри вокруг, народу никого, спят все!

— Вон Айс не спит!

В самом деле, Айс стоял на балконе своей квартиры на Пятой авеню.

— Небось не ложился, — мрачно сказала Крыса. — Тусил всю ночь с большезадыми девицами. Что будем делать, Боб?

— Ничего. Оставь его в покое.

Мы смотрели на Айса, а он смотрел на нас. Мы вышли из парка и зашагали по Пятой авеню. Крыса все время оглядывалась через плечо.

— Он до сих пор на нас смотрит!

Она развернулась и пошла спиной вперед.

— А если он будет вести себя вежливо, ты захочешь говорить с ним? Захочешь с ним дружить?

— Ты можешь оставить его в покое или нет?

— Нет, — сказала Крыса. — Не могу.

Мы шли вдоль ограды, пока не отыскали бассейн, а потом стояли у входа и ждали открытия. Крыса спросила у администраторши, можно ли нам принять душ, и та разрешила. И даже бесплатно дала нам пакетики с шампунем.

— Прежде чем раздеваться, проверь, нет ли кого в душевых, хорошо, лапочка? — сказала она Крысе.

Не знаю, кто уж там мог быть, уборщики или какие-нибудь бродяги, но я заставил Крысу заглянуть и проверить.

— Тут никого! — крикнула она, и я пошел в душ.

Пол в мужской раздевалке был влажный от дезинфицирующего раствора, а стены душевых кабинок покрывал темный налет. Но из душа хлестала горячая вода, и как же это было приятно! Я намылился и окатился водой, потом намылился еще раз просто для удовольствия. Когда я вышел из душа, я был такой чистый, что аж блестел. Я натянул чистую футболку и джинсы, радуясь возможности убрать уже надоевший комбинезон подальше, и стал причесываться перед зеркалом.

— Ух ты, да я сегодня не один!

Я обернулся и увидел чернокожего дедулю.

— Я уже ухожу, — сказал я.

— Если это из-за меня, то не стоит торопиться. — Он смерил меня недовольным взглядом. — Ну, и как тебя сюда занесло? Из дома выгнали?

— Типа того.

— И где же ты ночуешь?

— В парке. Недалеко от музея Метрополитен.

Дедуля сердито покачал головой:

— Если бы я улегся там спать, меня бы вывели под дулом пистолета. Но вам, белым пацанам, все сходит с рук!

Я принялся складывать вещи:

— А вы где спите?

Я надеялся, что этот вопрос его не обидит.

— Вообще-то, это не твое дело, но я скажу. У реки Гарлем. Там меня никто не трогает. Тихо, спокойно, и мне всегда нравилось жить у воды. — Голос у него стал не такой сердитый.

— Мне тоже, — сказал я.

Дедуля сморщился:

— Слышь, парень, а шампуня у тебя не будет? Мне они не дают…

— Да, у меня есть пакетик. Забирайте.

Он заулыбался и с наслаждением понюхал шампунь:

— Апельсиновый. Хорошо пахнет. — Его лицо смягчилось. — А ты вроде ничего, хороший парень. Если из парка погонят, можешь пожить у меня. Спроси Эрвина, меня там все знают.

— Спасибо, Эрвин.

— Только это на одну-две ночи, не больше. Иначе у тебя начнутся всякие проблемы… И это… Я не хотел тебе грубить.

— Ничего. Рад с вами познакомиться, Эрвин.

Я вышел наружу и стал ждать Крысу. Она выплыла из раздевалки, облаченная в форму французской футбольной сборной, да еще и мячик перед собой пинала.

— А это у тебя откуда?

— С собой привезла. И маленький насос тоже, чтобы мячик надуть! Пошли найдем футбольную площадку!

— Откуда тут нормальная футбольная площадка? У американцев другой футбол.

Но Крыса все равно направилась искать площадку, и, к моему изумлению, нашла — настоящую футбольную площадку с воротами, сетками и подстриженной травой. Крыса сбросила рюкзак и пнула мяч, отправив его высоко в воздух:

— Давай бить пенальти. Вставай на ворота.

Мне все время приходилось стоять на воротах, но я особо не возражал. Все равно я играл, только чтобы ее порадовать. Она поставила мяч на точку пенальти и ударила по нему изо всех сил. Мяч влетел прямиком в угол сетки. У меня не было никаких шансов перехватить его.

— Гол! — радостно завопила Крыса и вскинула руки.

Я бросил ей мячик… и тут увидел его. И на этот раз он был не в костюме, а в баскетбольных шортах и кроссовках. Крыса заметила выражение моего лица и быстро обернулась:

— Айс!

Айс смотрел на меня, и вид у него был не самый благодушный.

Крыса подбоченилась:

— Только попробуй тронуть моего брата, Айс!

Она, видимо, подумала, что он пришел подраться, но я знал, что это не так. Айс был грустный, совсем как наш папа, когда на него нападала хандра.

— Слушайте, по поводу нашего вчерашнего разговора… Я тогда просто хотел, чтобы меня не трогали. Хотел подумать в одиночестве. Мне не стоило плохо отзываться о ваших родителях. Я был неправ.

— Ты извиняешься, Айс? — уточнила Крыса. — Правда? Извиняешься?

— Ну, вроде того. Но вы…

Крыса не дала ему возможности закончить эту фразу. Она кинулась к нему и обняла за пояс:

— Мы тоже извиняемся, Айс!

Знаменитый рэпер Айсмен смотрел на Крысу сверху вниз и не знал, куда деть руки.

— Эй, девочка. Отпусти. Эй! Слышишь меня?

Крыса разжала объятия:

— Извини, Айс! Я просто так рада, что ты хочешь с нами дружить!

— Я не говорил, что…

— И мы тебе не врали, Айс! Наш папа правда умер, и мы правда живем в парке, пока ищем нашего дядю.

Айс смотрел на ее сморщившееся личико, и я видел, что ему ее жалко. И я сам проникся к нему сочувствием.

— Хотите сыграть в футбол? — спросил я.

Крыса вытаращила глаза:

— Хочешь поиграть, Айс? Ты умеешь? Если не умеешь, я тебя научу!

— Мне надо идти. Я зашел просто чтобы…

— Давай попробуй один разок!

Крыса положила мяч к его ногам и через секунду уже стояла на воротах. Айс слегка тюкнул мяч, отправив его Крысе в руке.

— Молодец! Попробуй еще раз!

Айс пнул мяч посильнее. Крыса отбила его мне под ноги, я перебросил Айсу, а тот забил гол.

— Здорово! — похвалила Крыса. — А теперь ты, Боб, вставай на ворота.

Они пасовали мяч друг другу и по очереди били по воротам. Сначала Айс делал это не всерьез, просто чтобы порадовать Крысу, но вскоре втянулся и начал играть с азартом. Он ловко чеканил мяч, прежде чем запулить его в ворота, и с удовольствием носился по полю. Грусть сошла с его лица. Ему явно очень нравилось играть в футбол с Крысой. Но Крысе это нравилось еще больше.

— Кстати, мы не представились! Меня зовут Мари-Клэр Де Билье, а моего брата — Боб. Мы из Виннипега. Айс, ты бывал в Виннипеге? У тебя там много фанатов. Но мы твои самые большие фанаты, ведь мы считаем, что ты лучше всех.

Айс запустил мяч в ворота, но я его перехватил.

— Не повезло тебе, Айс! — крикнула Крыса.

Я бросил ему мяч, и Айс поймал его, прижав ногой.

— Знаете, я не хочу встревать в ваши дела, но не стоит вам ночевать в парке. Может, лучше пойти в полицию? Они найдут для вас безопасное место. — С этими словами он послал мяч Крысе.

— Нас отправят в приют, — сказала Крыса, непринужденно ведя мяч. — А там легко можно нарваться на треклятых педофилов. Ты же не хочешь, чтобы мы попали в лапы к педофилам?

Она сделала ему пас, но Айс застыл, и мяч пролетел мимо.

— Нет, конечно. Но тебе не стоит говорить такие слова, Мари-Клэр. Это нехорошо.

— Так они нехорошие люди, Айс. Их надо беречься. Но я ничего не боюсь, потому что рядом со мной ты, а ты ангел. Ни один педофил не осмелится подойти близко к ангелу.

Айс ошарашенно смотрел на нее. Проклятая Крыса едва познакомилась с Айсом, а уже успела его ошарашить!

— Мама все время повторяла мне это, — признался он. — Она говорила: «Ты ангел. И ангел не только для меня».

— Так оно и есть, Айс.

Айс помрачнел, о чем-то вспоминая.

— Принесешь мячик? — попросила Крыса.

Айс оглянулся и пошел за мячом.

— Он не захочет с нами дружить, если будешь его вот так ошарашивать! — предупредил я.

— Он уже наш друг. Наш собственный Айсмен. — Айс пнул ей мяч, который Крыса поймала. — Я считаю, что однажды ты будешь так же знаменит, как Эминем. И журнал «Роллинг Стоун» со мной в этом согласен. Цитирую: «Айс явился из чикагских трущоб и завоевал сердца меломанов первым же альбомом. Уникальный голос, живые тексты, бьющая через край энергия — все это дает нам повод предположить, что Айс не просто новый принц рэпа. Это его будущий король», конец цитаты.

— Будущий король рэпа… Смешно. — Айс сел на траву, и мы уселись рядом. — Знаете, что рэп называют современной поэзией. Но разве можно назвать поэзией плохой текст? Дай энергичный ритм, и братва будет дрыгаться под него на танцполе. Но запомнят они не ритм, а слова. Когда мне в голову приходит складная строчка, я чувствую волнение. Как в покере, когда тебе идет карта. А когда мне удается хорошая песня, я теряю сон. Я показывал свои лучшие песни звукозаписывающей компании. Им неинтересно. Им нужен гангстерский рэп, про разборки между бандами, кровищу и разбитые головы. А я всегда хотел стать великим поэтом. Писать строки, которые будут переворачивать души людей! Как Лэнгстон Хьюз!

— «Мечтайте смелей! Разучившись мечтать, мы подбитые птицы, что не могут летать!» — процитировал я.

Айс был поражен:

— Любишь поэзию, Боб?

Ревнивая Крыса скрестила руки на груди и насупилась.

— Немного.

— Кто твой любимый поэт?

И тут припаркованный неподалеку черный «рейнж-ровер» загудел. Айс сразу скис:

— Мне пора, ребятки. Был раз поболтать с вами. И, еще раз, мне очень жаль, что вчера так нехорошо получилось.

— Ничего, Айс. Даже у ангелов бывает плохое настроение. И я больше не буду к тебе приставать. Но если мы встретим тебя на улице, можно с тобой поздороваться?

— Конечно можно. То есть нужно! Советую поздороваться со мной. А не то у вас будут большие проблемы!

Крыса заулыбалась.

— Ну, увидимся, Мари-Клэр. Боб, не проводишь меня до машины?

Я пошел провожать его, но Айс остановился в нескольких шагах от джипа:

— Слушай, Боб. Не хочу влезать в ваши дела, но спать в парке, как беглецы, очень плохо. Поверь мне, я сам когда-то спал на улице. Вам надо обратиться к властям за помощью.

— Не волнуйтесь, Айс. Это всего на пару дней. А потом у нас будет крыша над головой.

— Так нельзя, Боб. Ребенку в этом городе каждую минуту угрожает опасность. Ты должен найти для своей сестры безопасное место. Ты понял меня?

— Конечно, Айс.

— Ну ладно. — Он протянул мне руку, и я ее пожал. — Берегите себя.

Он помахал Крысе, сел в джип и уехал. Как только машина скрылась из виду, Крыса поскакала ко мне вприпрыжку:

— Он волновался за нас, да? Да? Я знала, знала! Это же запиписечно, Боб! Мы подружились с самим Айсменом! Я не сомневалась, что он хороший! Ни секундочки! Не буду занудой, которая все время повторяет «а я говорила», но я же говорила!

Вид со смотровой площадки Эмпайр-стейт-билдинга был просто волшебный. Другого слова тут не подобрать. Уже стемнело, и мы видели все районы Нью-Йорка, все дома и небоскребы в свете их собственных окон. На Бродвее ярко полыхали огни, и небо над центром так и светилось. Машины внизу казались крошечными, как муравьи с яркими точечками фар. Они мчались по улицам и многочисленным мостам Манхэттена, на которых тоже сияла иллюминация.

Мы не спеша обошли смотровую площадку кругом, чтобы рассмотреть все панораму, а потом уставились на огромную башню из металла.

— Вот оттуда упал Кинг-Конг, — сказала Крыса.

— Ты же знаешь, что Кинг-Конга выдумали. — Я посмотрел на нее как на малолетку.

— Ну, тебя на пип, Боб.

Крыса вцепилась в металлические перила смотровой площадки, как узник в прутья решетки. Я сделал то же самое, и мы в безмолвном восторге любовались ночной панорамой города.

— Волшебно, — проговорила Крыса. — Вот почему ангелы сидят в облаках, и Великий дух парит в вышине. Я думаю, что в прошлой жизни я была птицей. Мне часто снится, что у меня крылья, и когда я ими хлопаю, то взлетаю.

— А в этой жизни ты просто Крыса.

Она засмеялась:

— А ты — Крысин брат.

— Уже поздно. Надо бы возвращаться.

— Давай проедем мимо отеля «Уолдорф-Астория», Боб? Это почти по дороге.

— Давай, если хочешь.

Мы спустились на лифте, перешли Парк-авеню и направились к «Астории».

— Может поторчим немного у входа, Боб? Вдруг увидим кого-нибудь из знаменитостей?

— Не будем мы торчать тут как беспризорники! Идем отсюда. Скоро полночь.

Крыса пошла за мной с недовольной миной.

— Ты сегодня уже видела Айса. Тебе мало? — укоризненно сказал я.

— Ну, потратили бы лишних десять минут! Можно подумать, ты испугался!

Я поймал ее в захват, но тут показалась полицейская машина, и Крысу пришлось отпустить. Машина проехала мимо нас и остановилась.

— Боб, они разворачиваются! — прошептала Крыса.

Мы метнулись вниз по лестнице, ведущей в какую-то подвальную квартиру, и затаились там. Сначала было тихо, а потом мы услышали приближающийся шум мотора. Свет прожектора ударил в стену, прямо как в фильмах про побег из тюрьмы. У меня бешено забилось сердце. Я сразу представил, как копы хватают нас и увозят. Но луч скользнул по стене, и машина уехала.

— Чуть не попались! — выдохнула Крыса.

Мы бегом припустили к парку и скрылись в тени его деревьев, подальше от полицейских. В парке было жутко, как на кладбище. Дорожки петляли, извиваясь, как змеи, и вели нас мимо тихой глади прудов в чащу темных деревьев, заслоняющих лунный свет. Я занервничал. А когда увидел человека, сидящего на скамейке, мне и вовсе стало не по себе. Незнакомец был в вязаной шапке и в чем-то вроде камуфляжной куртки.

— Что скажешь? — чуть слышно спросил я Крысу.

Она не ответила, и это не предвещало ничего хорошего.

Человек смотрел на нас, а мы на него. Мы прошли мимо и ускорили шаг, желая поскорее убраться подальше. Я оглянулся и увидел, что он идет за нами! У меня внутри все оборвалось.

— Очень плохо, Боб! — прошептала Крыса. — Что делать?

От страха я почувствовал выброс адреналина, поднявшийся от ног по всему телу до самой головы. Я схватил Крысу за руку и приказал:

— Бежим!

Мы рванули с дорожки и стрелой — я не преувеличиваю! — стрелой понеслись по траве меж деревьев, миновали мостик, перелезли через ограду и помчались вверх по склону невысокого холма. Мы бежали рядом, крепко держась за руки, и топот наших ног по земле гулко звучал в тишине парка. Я не сомневался, что тип в камуфляжной куртке не побежал за нами, но когда посмотрел через плечо, то увидел, что он нагоняет! Стена, окружающая парк, была уже рядом.

— Туда! — крикнул я и поволок Крысу за руку.

Легкие у меня уже горели от быстрого бега. Мы с Крысой перемахнули через стену, как заправские десантники, рухнули на Пятую авеню и тут же вскочили и отступили подальше.

— Это еще что за тип?!

— Меня спрашиваешь?! — возмутилась Крыса, хватая ртом воздух. — По-твоему, я знаю всех психов в этом городе?

И вдруг жуткий тип спрыгнул со стены! В свете фонаря я увидел, что у него толстые щеки и злобные узкие глазки. Я онемел от страха.

— Попались! — прошипел он.

— Эй, ребята! Нашли своего дядю?

У подъезда ближайшего дома стояли Шон и Коннор.

— Этот урод за нами гонится! — закричала Крыса. — Он хочет нас похитить!

— Что?!

Коннор бросился к нашему преследователю, и тот рванул наутек. Шон швырнул фуражку на землю и побежал вдогонку:

— А ну стой, сукин ты сын!

Все трое скрылись в отходящем от Пятой авеню переулке, и некоторое время еще были слышны крики разъяренных ирландцев, а потом стало тихо.

— Идем, Боб. Надо вернуться в логово, пока нас не поймали копы.

Я был так напуган, что машинально пошел за сестренкой. Но у самого прохода в стене я остановился. Меня всего трясло.

— Я так больше не могу. Надо идти в полицию!

Я развернулся и пошел прочь, намереваясь сдаться первому встреченному копу. Крыса схватила меня за руку, но я ее оттолкнул.

— Для тебя это все просто приключение! — крикнул я. — А если бы он тебя поймал? Что тогда?

В отчаянии я закрыл лицо руками.

— Он меня не поймал, Боб, — тихо сказала Крыса. — Все будет хорошо.

Я перехватил ее взгляд и понял, что ей меня жалко. Меня жалела моя мелкая младшая сестра — что может быть ужасней?

Она взяла меня за руку:

— Никакие опасности нам сегодня уже не угрожают. К тому же в логове нас никто не найдет. Мы сами с трудом его находим.

Болваны в фильмах ужасов всегда идут именно туда, где их ждет гибель. И вот, как болван, я пошел за Крысой. И когда я говорю, что Нью-Йорк в одночасье сделался страшнее, я ни капли не шучу.

Как только мы продрались через знакомые кусты, я выключил фонарь и огляделся, не поджидает ли нас еще какой-нибудь психопат. Потом сел на бетонную площадку и уронил голову, на руки.

— Ты как, Боб? — спросила Крыса, разворачивая спальный мешок.

— Нормально, — соврал я.

— Не волнуйся, Боб. Тут с нами ничего не случится.

Но Крысе, видимо, тоже было неспокойно. Обычно она отрубалась, как только залезала в мешок, но в этот раз не заснула. Так что мы лежали в темноте и слушали тишину. Вдруг Крыса приподнялась на локтях и спросила:

— А тебе нравится Бешеный Майк?

Сказать, что вопрос меня ошарашил, — это ничего не сказать! За десять лет и не знаю, сколько месяцев, проведенных на этой Земле, Крыса так и не поняла, что такое страх!

— Объясни мне, ради всего святого, почему это озаботило тебя именно сейчас!

— Я видела кое-что недавно, но не стала говорить сразу. Ты же не любишь, когда я говорю про видения. Мы с тобой стояли на папиной ферме, и все было засыпано снегом. Я видела всех наших друзей и еще толпу незнакомого народу. И очень много копов. Это напоминало какую-то демонстрацию. И ты кричал на них. А потом к тебе подошел Бешеный Майк, и вы обнялись.

— Вряд ли мне когда-нибудь придет в голову обнимать Бешеного Майка! И к чему ты мне это сейчас рассказываешь?

— Ты разве не понял? Этого еще не случилось, значит, я видела будущее. Значит, мы вернемся домой!

С этими словами она зарылась в мешок и уснула.

А я был на взводе и не мог сомкнуть глаз. Но мысль о том, что до дома мы все-таки доберемся, немного меня успокоила. Через некоторое время страх отпустил. Я закрыл глаза и, нервно вздрагивая, погрузился в дремоту.

Меня разбудили капли дождя, падающие на лицо. Я натянул мешок на голову, надеясь, что дождь перестанет, но он только усиливался. Ветер дул резкими порывами. Крыса, по своему обыкновению, беспробудно дрыхла и только покашливала от дождя, попадавшего ей в нос. Небо расколола молния, за которой последовал оглушительный раскат грома. Вокруг бетонной площадки уже собирались лужи. У нас были хорошие спальные мешки, но воду они пропускали. Налетел шквал, раздался громкий треск, и где-то совсем рядом с нами упала ветка.

Когда очередная молния осветила небо, я похолодел. В кустах стоял человек в капюшоне! Тот псих, должно быть, вернулся!

— О господи! — простонал я, нащупывая какой-нибудь камень, или палку, или перочинный ножик, который мы захватили с собой.

В темноте я ничего не мог разглядеть. Но вот снова ударила молния, и я увидел, что незнакомец стоит уже прямо передо мной. Крыса закашлялась, и он повернул к голову к ней. Я вскочил, преграждая ему дорогу, и сжал кулаки. Ноги у меня подкашивались. Долгие несколько секунд мы с ним стояли под ливнем и молча смотрели друг на друга. А потом он откинул с лица капюшон и прокричал:

— Собирай вещи и пошли со мной!

Это был Айс. Я почувствовал такое облегчение, что едва не расплакался!

Он вытащил спящую Крысу из спального мешка и поднял на руки:

— Пошли, сынок. Нечего в такую погоду делать под открытым небом.

Айс пришел за нами. Может, Крыса была права. Может, он и правда ангел. По крайней мере, той ночью он был нашим ангелом-хранителем. И я не сомневаюсь, что останется им навсегда.

 

Глава 15

— Вы проснулись? — крикнул Айс.

Я вышел из спальни и увидел его у плиты. Чувствуя себя довольно неловко, я сказал:

— Спасибо, что пустили нас к себе. За нами вчера гнался какой-то тип.

Но Айс меня не слышал, он с головой погрузился в приготовление завтрака и что-то лихорадочно мешал сразу на нескольких сковородках. Все шкворчало, шипело и дымилось.

— Вам помочь? — спросил я. — В кухонных делах я разбираюсь.

— Эй, хочешь сказать, я не умею готовить? Присядь, парень, у Айсмена все под контролем.

Тут он ударился лбом о висящие над плитой кастрюли, и я тактично отвел взгляд, как будто не заметил. В одном углу комнаты стоял огромный телевизор, а в другом — музыкальный центр, стоивший, наверное, не меньше автомобиля. Там были мягкие коричневые диваны и вполне турецкого вида ковры с разбросанными по ним пухлыми подушками. А еще там была стеклянная витрина с двумя серебристыми «Береттами» — теми самыми пушками, которые фигурировали у Айса в клипах.

Я обернулся на Айса: он все еще боролся со сковородками. Думаю, он не привык готовить, а нет ничего хуже, чем делать что-то в первый раз, когда на тебя кто-то смотрит. Поэтому я уселся на диван и стал любоваться панорамой города за окном.

— Доброе утро, Айс! — В дверях нарисовалась Крыса в своем платье от «Армани». — Хорошо, что ты за нами пришел! А то нам вчера пришлось бегать от какого-то психа!

— Очень плохо, что вам пришлось бегать от какого-то психа, — ворчливо заметил Айс.

— Помощь нужна, Айс?

— Нет! Не нужна!

Айс уронил яйца на пол, разлил апельсиновый сок и начал браниться, совсем как в клипах. Даже Крыса опешила:

— Не надо сквернословить, Айс. Если хочется ругнуться, за пиликай плохие слова. Как по телевизору делают.

Но Айс продолжал изрыгать проклятия, как будто ничего не слышал.

— Айс, у тебя духовка дымится!

Айс сдернул со стола полотенце и открыл печь.

— Прихватки! Прихватки! — закричала Крыса, но было поздно.

— А-А-А!!!

Айс шваркнул раскаленный противень с обуглившимися картофельными оладьями на стойку для завтрака. А потом начал ругаться еще хлеще — в таких выражениях, что музыкальным каналам и в страшных снах не снились.

— Лучше ты это запипикай, Айс! — Крыса начала пищать, заглушая ругань: — Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип! Пи-ип!

Это снесло Айсу крышу, и он расхохотался, как большой ребенок. Я тоже захохотал, потому что было очень смешно.

— Ну-ка, присядь, — сказала ему Крыса. — Боб разберется с завтраком.

Она усадила Айса за обеденный стол у окна и принесла ему льда, чтобы приложить к руке:

— Противень ведь был очень горячий!

— Да, очень!

— Но ты не бросил его, Айс! Ты такой храбрый!

Подумаешь! Я бы тоже не бросил, но говорить ничего не стал. Айс спалил большую часть бекона, так что я сделал яичницу, выбрал с противня более или менее уцелевшие картофельные оладьи и подал все это с поджаренным хлебом. Потом наполнил свою тарелку и тоже уселся за стол.

— Очень вкусно, Боб. Где ты научился готовить?

— Папа научил. Он любил возиться на кухне.

— Моя мама тоже. Я ел все, что она готовила, а сам так и не научился, — сказал Айс, отпивая кофе. — Как вам спалось? Это же надо, устроиться ночевать в треклятом парке! И что мне теперь с вами делать?

— Не знаю, — сказала Крыса. — Но спасибо, что пришел за нами.

— Ну, вы тут не очень-то устраивайтесь.

— Не беспокойся, мы не из тех, кто садится на шею.

— Хорошо. Потому что на шею я вас сажать и не собираюсь.

К тому же завтра приедет Миа, и мне не нужны лишние неприятности.

— А ты на ней женишься? Миа Мур Великолепная. «Шагая по подиуму, я возглавляю черный парад», — заявила Миа на парижской пресс-конференции. Станут ли Миа и Айс самой роскошной черной парой? Миа говорит об этом так, цитирую: «Без Айса целый мир для меня рассыпался бы в прах. Он свет моей жизни».

— Так и сказала? Откуда она нахваталась этой восторженной чуши, со странички знакомств? А ты читаешь слишком много всякой ерунды!

— Ты ее любишь, Айс?

— Не суй нос не в свое дело! — одернул я Крысу.

— Я не знаю, — ответил Айс. — Правда, не знаю. Зато точно знаю, что машина будет здесь через пять минут.

— Нам как раз пора уходить, — сказал я. — Надо искать дядю. Его зовут Джером Де Билье. Вы, случайно, с ним не знакомы?

Крыса достала фотографию.

— Нет, боюсь, не знаком. Он похож на итальянского мафиози.

— На самом деле он драгдилер, — сообщила Крыса. — Но мы надеемся, что он хороший драгдилер.

— Ну да, я встречал очень симпатичных драгдилеров — такие компанейские ребята! И наемных убийц, с которыми было о чем поговорить. И воров, которые мастерски травили анекдоты. Честное слово, оборжешься. Только вот они все равно продают наркотики малолеткам, убивают людей и воруют у бедняков последнее! Помни об этом, Мари-Клэр! — Айс покачал головой. — И как можно рожать детей в таком мире?

Он стал очень грустный, и я сделал знак Крысе, что пора уходить.

— Ну, спасибо, Айс, было приятно погостить у тебя, — сказала Крыса, вставая. — Давай как-нибудь пообедаем вместе.

— И что, вы сейчас пойдете назад в парк? — Айс задумался. — Я сегодня буду весь день занят. Но если хотите, можете поездить по делам со мной. Я найду кого-нибудь, кто за вами присмотрит.

Глаза Крысы расширились от восторга.

— Можно?! Мы не будем тебе мешать, Айс! Мы можем выполнять твои поручения и приносить кофе!

— Не надо мне ничего приносить. Я просто не хочу, чтобы вы болтались на улице сами по себе. Кроме того, в последнее время я не знаю, кому можно доверять. Кто-то должен прикрывать мне спину. Вы с этим справитесь?

— Конечно! — воскликнула Крыса. — Пока мы рядом, никто к тебе не подкрадется!

— Спасибо, Айс, — сказал я.

— Ну, тогда собирайтесь и пошли. — Айс немного смутился.

Мы спустились на лифте и вышли к ожидающему у подъезда лимузину. Здоровенный белый шофер с лысой головой и черными усами открыл перед нами дверь. Он был похож на киношного злодея.

— Доброе утро, Карл.

— Доброе утро, Айс. Доброе утро, дети.

Мы с Крысой развалились на мягком сиденье. Нас обоих так и распирало от восторга.

— А куда мы едем? — спросил я.

— В отель «Марриотт Маркиз» на Бродвее. У меня на сегодня назначено не меньше тридцати интервью по случаю выхода нового альбома. А что я скажу о вас? — растерянно спросил он. — Кто вы такие?

— Скажи, что мы твои крестники, — посоветовала Крыса. — Потому что ты нам как фея-крестная. То есть фейский крестный отец.

— Неплохая мысль. Только фейскую часть лучше опустим.

Мы подъехали к главному входу в отель и остановились напротив вращающихся стеклянных дверей. Около них толпился народ. Я не сразу понял, что это журналисты. Карл распахнул дверь лимузина, и я совершил ошибку новичка — прошел прямиком в гостиницу. Айс и Крыса повели себя профессионально. Они надели темные очки и задержались у лимузина, купаясь в лучах фотовспышек.

— Улыбочку, Айс! Посмотри на меня, Айс!

Айс позировал для папарацци, потом раздавал автографы и только после всего этого прошествовал в отель. Крыса следовала за ним походкой, свободной от бедра, как на показе мод.

В отеле Айс представил нас своему бородатому менеджеру Барри, ассистентке по имени Стефани и каким-то людям из звукозаписывающей компании. Все вместе мы втиснулись в круглый стеклянный лифт и поехали, ведя светскую беседу. Затем перешли в другой лифт, который увез нас еще выше. Наверху царила суета, все носились с камерами, микрофонами, проводами и, перекрикивая друг друга, орали что-то в мобильные телефоны.

— Я найду кого-нибудь, кто за вами присмотрит, — пообещал Айс и куда-то ушел.

— Мы проехали через всю Канаду в товарном составе, проскочили через границу, ночевали в Центральном парке, а теперь за нами вдруг потребовался присмотр, — пробурчал я.

— А я хочу, чтобы за мной присматривали, — заявила Крыса, — и бежали исполнять любую мою прихоть.

Стильный парень в розовой рубашке крикнул нам:

— Мари-Клэр! Роберт! — И помахал, чтобы мы подошли к нему.

Вид у него был очень радостный и энергичный, а его светлые волосы стояли торчком, как будто его током ударило.

— Привет! Меня зовут Джулиан, сегодня я буду вас сопровождать. Я нашел для вас комнату. Не желаете ли пройти за мной?

— С превеликим удовольствием! — отозвалась Крыса.

Он привел нас в комнату, где не было кроватей, только мягкие диваны, на которые мы немедленно плюхнулись.

— Не желаете ли чего-нибудь выпить или съесть? — спросил Джулиан.

— Мы бы выпили моккочино, — распорядилась Крыса. — И пожалуй, попробовали бы нью-йоркский чизкейк, если вас не затруднит.

— Ни капли не затруднит, Мари-Клэр!

Джулиан сделал заказ по телефону и ушел, а Крыса развалилась на диване:

— Боб, это просто запиписечно! Видел, как папарацци меня фотографировали? Надо привыкать, я же собираюсь стать актрисой. Ну, Боб! Давай будем капризными и избалованными! Так интересней! Если этот чизкейк не будет тут на блюдечке через десять минут, я устрою сцену!

Красивая жизнь уже начала свое тлетворное воздействие — Крыса определенно была готова перейти на темную сторону силы.

Айс пришел за нами вечером.

— Как прошел день, ребята? — спросил он, когда мы сели в лимузин.

— Замечательно, Айс! — воскликнула Крыса. — Джулиан водил нас обедать, а потом журналисты брали у нас интервью. Но я им ничего особенного не сказала, честное слово! А человек из твоей звукозаписывающей компании подарил нам айподы. Даже папарацци вели себя вполне пристойно. Наверное, здорово быть знаменитостью!

— Поверь мне, не так здорово, как принято считать, — заметил Айс устало. — Но я рад, что ты хорошо провела время, Мари-Клэр.

— У вас все в порядке? — спросил я.

Он неважно выглядел.

— Да, Боб. Спасибо, что спросил. Я просто… проголодался. Вы есть хотите? Карл, отвези нас в тот французский ресторан, где подают лобстеров. Любите лобстеров, детишки?

— Любим, — сказала Крыса, хотя лобстеров мы в жизни не пробовали.

Мы остановились у роскошного ресторана на Вест-Сайде. За стеклами больших окон виднелись освещенные свечами столики и сидящие за ними люди. И все эти люди обернулись посмотреть, кто выходит из лимузина. Карл раскрыл над нами зонтик, потому что снова пошел дождь, а седой дядька у входа учтиво поприветствовал нас и щелкнул пальцами, подзывая официанта:

— Столик у окна для месье Айса!

По всему ресторану прокатился шепот, когда мы шли через зал. Некоторые посетители улыбались Айсу, другие смотрели на него с любопытством, явно не зная, кто он такой. Мы сели за столик, и служители принялись суетиться вокруг нас, разворачивая салфетки и расставляя тарелки под бдительным оком седого метрдотеля, следящего, не допустят ли они какой оплошности. Потом появился официант.

— Нам три лобстера, дружище, — сказал Айс, даже не раскрыв меню. — Насчет десерта мы потом подумаем.

— Айс, а как тебя по-настоящему зовут? — поинтересовалась Крыса.

— Меня уже много лет никто об этом не спрашивает. Спасибо, Мари-Клэр. Мое имя Майкл.

— Майкл! Как архангел Михаил! Я знала, что у тебя очень возвышенное имя.

Айс захохотал, и Крыса схватилась за возможность расспросить его о подробностях его жизни. Конечно, ничего личного, всего лишь:

— А ты правда пристрелил человека, когда тебе было шестнадцать? А правда, что ты был в уличной банде? Правда, что поклонницы шлют тебе свои трусики по почте?

Я бы ее остановил, но для человека, который весь день отвечал на вопросы, Айс выглядел вполне благодушно. И даже, пожалуй, с удовольствием давал это незапланированное интервью.

Потом на столе появились три огромных лобстера. Их подали со свежим хлебом и хрустящим салатом. Я посмотрел на своего лобстера — вид у него был такой, будто он еще готов побороться за свой панцирь. Но я решительно взял щипцы и отломал клешню.

Ну, что я могу сказать, в лобстера я влюбился с первого укуса. Это было нечто среднее между вкуснейшим крабом и нежнейшей уткой, и я уписывал его с таким наслаждением, что едва успевал вскрывать панцирь. Расправившись с лобстерами, мы перешли к десерту и остановили свой выбор на шоколадно-вишневом торте, пропитанном апельсиновым ликером и густо политом шоколадным соусом. Если на свете существует шоколадный рай, то это был он.

Когда и с тортом было покончено, Айс и Крыса начали перешучиваться между собой, а я стал смотреть, как дождь струится по стеклу.

— Кофе, сэр? — спросил официант.

Я повертел головой, чтобы убедиться, что он обращается ко мне.

— Да, пожалуй.

Кофе и правда был необходим — апельсиновый ликер в торте слегка ударил мне в голову. Ну, тут я снова взглянул на улицу, и головокружение как рукой сняло! Знаете, кто стоял за стеклом? Не кто иной, как Томми «Жулик» Маттола!

Он мог остановиться у любого другого окна, но выбрал именно наше! Придерживая поднятый воротник обеими руками, он осматривал улицу, будто размышляя, пойти ли работать дальше или передохнуть. А потом он развернулся и взглянул прямо в окно. Я застыл. Дождь хлестал ему в лицо, да и по стеклу бежали струи, так что Томми вполне мог нас не заметить. Действительно, он собрался уходить.

«Давай, давай! — отчаянно думал я. — Иди своей дорогой!»

Может, он и правда ушел бы, если бы я не пялился так пристально ему в спину. Но оттого, что я так и сверлил его взглядом между лопаток, у Томми сработал профессиональный инстинкт. Он замер и посмотрел прямо на меня. И вскинул брови — узнал.

Потом посмотрел на Крысу — и узнал ее тоже. Он обвел взглядом ресторан, явно недоумевая, как нас занесло в такое роскошное заведение, а потом заметил Айса. Несколько секунд он изучал чернокожего рэпера, потом вытаращил глаза и исчез.

Я уже буквально видел, как он появляется у нашего столика, оставляя за собой мокрые следы, жмет руку Айсу и заказывает выпивку, за которую не в состоянии заплатить. Но этого не случилось. Я только услышал какую-то возню у входа, которая быстро стихла. Томми не впустили. Я смотрел в окно, ожидая, что он вот-вот подойдет к стеклу, но Томми больше не показался.

— Ну ладно, пошли, ребята. — Айс положил на стол несколько купюр, и мы вышли из ресторана.

К моему удивлению, Томми не поджидал нас снаружи. Я вздохнул с облегчением. В смысле, Томми мне нравился, с ним было весело. Но я точно знал, что он способен опозорить нас перед Айсом. И все же, когда мы уехали, я почувствовал укол совести.

Когда мы ехали мимо Центрального парка, Крыса вдруг побагровела и крикнула:

— Стойте! Остановите машину!

— Что случилось, Мари-Клэр?

Едва лимузин притормозил, Крыса выскочила из него и помчалась через дорогу прямо в потоке машин. Мы с Айсом побежали за ней, и я увидел, что ее так переполошило. Томми валялся на земле, а какие-то парни сгрудились вокруг и били его ногами.

— А ну отойдите от него! — завопила Крыса и бросилась к Томми, закрывая его собой.

Ее оттолкнули, и она упала.

— Эй! — заорал я.

Айс не стал ничего орать. Он молча сложил субъекта, толкнувшего Крысу, мощным правым хуком.

— Еще раз тронешь ее, и ты труп, — предупредил он.

Другой парень попытался его ударить, но Айс поднырнул у него под рукой и уложил его, врезав по ребрам. Потом один здоровяк сделал размашистый хук правой, Айс опять поднырнул, но второй удар пришелся ему прямо в челюсть. Айс покачнулся, но устоял на ногах. А потом они навалились на него все вместе. Но Айс был на высоте. Он не сдавал позиции, щедро отвешивая удары направо и налево. Один нападающий рухнул навзничь, другой сел на задницу, третий отлетел и врезался в дерево. Потом один шустрый коварный тип запрыгнул Айсу на спину, так что тот не мог пошевелиться, и другой мерзавец начал молотить Айса в живот. Но тут подоспел Карл и с боевым кличем кинулся в атаку. Он сшиб с ног троих, Айс сбросил парня со спины, и началась одна большая свалка.

— Врежь им, Айс! — кричала Крыса.

В воздухе мелькали кулаки и ноги, то и дело кто-то улетал и падал. Раздавались крики, вопли, рев и стоны, трещал пиджак Айса — его разодрали на спине по шву. Когда я уже совсем было собрался поучаствовать в драке, она закончилась в пользу наших. Айс сложил одного нападающего правой, другого левой, а Карл свалил еще одного прямым в челюсть. Остальные отступили.

— Эй, нам не нужны неприятности, — сказал один из них. — Просто этот придурок нас напрягал.

— Валите, пока я вас не напряг! — ответил Айс.

И конечно же неуемная Крыса поспешила его поддержать:

— Катитесь отсюда, хулиганы, пока Айс не разозлился по-настоящему!

Хулиганы помогли своим побитым друзьям встать и ушли, а мы с Айсом подняли с земли Томми. Под глазом у него алела царапина, но в остальном он легко отделался.

— Как ты, Томми? — спросила Крыса. — С нами Айс! Он больше никому не даст тебя побить!

— Это ты называешь побить? Меня, случалось, били и похуже! — заорал Томми так, чтобы слышали его отступающие мучители.

— Пойду за машиной, — сказал Карл.

Томми морщился от боли, но смысл Крысиных слов уже дошел до него, и он исподтишка поглядывал на Айса. Едва опомнившись, он тут же вошел в сценический образ:

— Мари-Клэр! Боб! Где вас носило? Я же так волновался, чуть с ума не сошел!

— Ну, каэшна, Томми! — Крыса тоже умела быстро входить роль.

Томми посмотрел на Айса чуть ли не со слезами благодарности:

— А кто этот джентльмен? Не знаю, как и благодарить вас за то, что нашли их, сэр!

— Ты прекрасно знаешь, кто это, Томми, — сказала Крыса.

Вид у Айса был ошарашенный. Томми и Крыса умели ошарашивать людей. Томми вытаращил глаза:

— Это же… Это же Айсмен!

Переходившая дорогу не в меру упитанная супружеская чета заинтересовалась происходящим:

— Что тут случилось?

Томми замер на долю секунды и тут же нашелся.

— Меня ограбили! — завопил он. — Избили и ограбили!

— О господи! — ахнула толстуха.

— Они забрали у меня все деньги, но жизнь забрать не смогли! Благодаря этому человеку! — И Томми указал на Айса.

— Я его знаю! — воскликнул толстяк. — Он же этот… рэпер!

— У вас есть фотоаппарат? — спросил Томми. — Снимите меня с ним на память!

Он обнял Айса за плечи и улыбнулся в камеру.

— Этот рэпер только что спас человеку жизнь! — крикнула толстуха каким-то прохожим.

Начала собираться толпа.

— Я все видел! — сказал человек, правивший конным экипажем.

— Я тоже! — воскликнул какой-то тип, не переставая щелкавший камерой. — Айс правда спас его!

— Отлично, у меня есть свидетели! — произнес Томми. — Мы пойдем в «Таймс», в «Пост», а потом в полицию, именно в таком порядке. И нам понадобятся деньги на такси.

— Деньги у нас есть! — с готовностью сообщила толстуха. — На этот счет можете не волноваться!

Айс покачал головой:

— Пошли отсюда, ребята.

К нам подъехал лимузин, и Айс уже открывал дверь, когда Томми оттащил нас с Крысой в сторонку:

— Слушайте, Боб, Мари-Клэр! Подружка выперла меня из дому! Я весь день ничего не ел!

Сейчас он не врал, в его голосе слышалось неподдельное отчаяние.

— Вот, держи. — Крыса выгребла все деньги, которые лежали в кармане.

Томми хотел улыбнуться, но его физиономия так и осталась печальной.

— Ты слишком добра ко мне, малышка! — сказал он, и это прозвучало совершенно искренне.

— А… ерунда! — отмахнулась Крыса. — Мы же партнеры!

— С вами все будет нормально, Томми? — спросил я.

— Конечно, Боб! Вот, держи визитку. Позвони мне с утра, угощу вас завтраком.

— У вас же денег нет.

— Да брось ты! Сам Айсмен только что спас мне жизнь. Газетчики хорошо заплатят за такую историю.

— Залезайте в машину — промокнете, — крикнул нам Айс.

Томми вместе с нами подошел к лимузину:

— Послушайте, Айс. Если вам потребуется шофер, имейте в виду, я в этом деле просто мастер. Я и телохранителем могу служить. Сейчас я немного не в форме, но дайте мне одну недельку, и я буду как каменная стена! Или возьмите меня пиарщиком. Томми Маттола не раз работал с важными шишками.

— Отвали, жулик, — сказала Крыса, исчезая в лимузине.

— Разве можно так говорить со своим дядюшкой Томми? И это после всего, что я для тебя сделал! — Томми обернулся к толпе: — Так, народ, кто видел, что произошло? Подходи поближе!

Когда мы уезжали, я смотрел на Томми через заднее стекло. А потом взглянул на его визитку. На ней значилось «Томас Майкл Маттола, давно не практикующий юрист». Томми был мошенником. Но он никогда не пытался выдать себя за кого-то другого. И это мне в нем очень нравилось. Честное слово.

Айс сидел в лимузине с ошарашенным видом.

— Ночевки в парке, уличные драки и темные личности! Да, ребятки, я тусовался бы с вами почаще, если бы это не было так опасно.

Вот вам Крыса, будьте любезны. Когда-нибудь она точно нас обоих вгонит в гроб, я не шучу. Но в этот день нам удалось выйти сухими из воды, так что я откинулся на мягком сиденье и решил наслаждаться этим приключением… пока было можно.

 

Глава 16

После долгого дня и большой драки мы сидели за обеденным столом и пили горячий шоколад. Думаю, Айс пытался сделать вид, что с нами не разговаривает. Время от времени он бросал на нас укоризненные взгляды, качал головой и снова принимался за шоколад. Честно говоря, мне было довольно неуютно.

— Как ваша рука? — спросил я.

— Нормально.

— А как челюсть? — спросила Крыса.

— Нормально.

Крыса посмотрела на меня, а потом снова на Айса:

— А тебе понравилось с ними драться?

Айс ответил ей мрачным взглядом:

— Нет, не понравилось!

— Они были такие злобные и опасные, — пролепетала Крыса и отпила шоколада, глядя на Айса поверх чашки. — Тебе точно-точно не понравилось? Потому что со стороны выглядело так, будто очень даже.

Айс очень хотел удержать улыбку, но не смог.

— А ты совсем не испугался, Айс. Повел себя так классно. Я знала, что ты храбрый. И это был хороший бой, правда же? Ты так здорово уложил двоих одним ударом! Это моя любимая часть!

Айс рассмеялся:

— У тебя уже есть любимая часть?

— Конечно! Жаль, что никто не снял этого на видео. Можно было бы смотреть снова и снова.

— А друзья к вам приходят? — спросил я.

— Приходят, когда Миа устраивает вечеринку. Но я не люблю гостей.

— А почему?

— Потому что те, кто приходят в мой дом, всегда чего-то от меня требуют.

— Мы от тебя ничего не требуем, — сказал Крыса.

— Это потому, что вы настоящие друзья. Но бывает, люди только притворяются друзьями. Я столько раз выручал этих так называемых друзей, что уже и счет потерял. Они уверены, что я обязан им во всем помогать. А если отказаться выполнять их просьбу, они вопят: «Предатель!» — и бегут к журналистам плести про меня всякую чепуху. Ей-богу, я уже не знаю, кто мне друг, а кто враг!

Тут мордочка Крысы приняла серьезное выражение.

— Айс, хочешь, я расскажу тебе индейскую легенду про медведя и вендиго?

Только этого Айсу и не хватало! Он и так ошарашен, а Крыса своими легендами собирается ошарашить его еще больше.

— Что за вендиго?

— Так вот слушай, Айс. Вендиго — это чудовище. Говорят, что в вендиго превращается тот, кто заблудился в снегах, озверел и стал каннибалом. Вендиго вырастают огромные, как дом, глаза у них делаются кроваво-красные, а пальцы становятся когтями. — Крыса скрючила пальцы, чтобы показать, как это выглядит. — Они жить не могут без человечины, а больше всего любят пожирать маленьких детей, потому что у них нежное мясо. Как-то вендиго повадился ходить в индейскую деревню. Одной ночью он напал и уволок сразу пятерых детей. Наутро индейцы собрали пожитки и ушли куда глаза глядят. Вендиго остался без любимой еды и в ярости стал убивать зверей в лесу. Некоторых он пожирал, а с некоторыми расправлялся, просто чтобы утолить свою жажду крови. Он ломал рога оленям, давил белочек и сдирал мех с живых кроликов. Вендиго вообще очень злобные и жестокие. В отчаянии звери пошли к огромному медведю гризли. «Ты спасешь нас, о великий медведь гризли?» — взмолился пушистый кролик. «Нам так нужна твоя помощь!» — вторил ему бобер. «Вендиго давно не ел человечьего мяса и вымещает свой гнев на нас!» — сказала белочка. «Если ты убьешь вендиго, мы будем твоими друзьями на всю жизнь!» — пообещала сова, и остальные звери закивали. «Да-да, на всю жизнь», — говорили они. И медведь гризли решил им помочь. На другой день вместе с прочими зверями он спустился с горы на бой с вендиго. Они вышли на поляну попить воды из ручья и тут услышали рев. Над вершинами деревьев показалась голова вендиго. Все звери в страхе попрятались. «Удачи тебе, медведь гризли!» — прокричали они, убегая кто куда. Вендиго испустил чудовищный вопль и набросился на медведя гризли. Но медведь не отступил, хотя вендиго вцепился ему в загривок и метил когтями прямо в глаза. Потом он схватил медведя за горло и стал душить! И вдруг медведь перебросил его через плечо и вырвал ему глотку острыми зубами. Кровь полилась в ручей. Вендиго был мертв. Лесные звери собрались над его трупом, радовались и благодарили медведя гризли за свое избавление. «Мы будем твоими друзьями на всю жизнь», — повторяли они. Но медведь гризли не радовался, он страдал от жестокой раны, которую получил в бою. «Я ранен, — сказал он зверям. — Я не смогу добывать себе пропитание. Станете ли вы кормить меня?» — «Конечно!» — воскликнули звери. Но поздно ночью они собрались в лесу и стали совещаться. «Мы и сами могли бы убить этого вендиго, — говорили они. — Обошлись бы и без треклятого медведя. А теперь он хочет, чтобы мы его кормили! Пусть сам ищет себе еду. Нам и без него забот хватает». И до конца лета медведь гризли голодал. Потом пришла зима, и он впал в спячку, а когда проснулся весной, его рана зажила. Он съел много лосося и набрался сил. Однажды он купался в реке и вдруг увидел бегущих к нему зверей. «Спаси нас! В наш лес пришел другой вендиго, и он так ужасен!» — умоляли они. «Помоги нам!» — просил бобер. «Помоги нам!» — вторили ему пушистые кролики. «Мы будем твоими друзьями на всю жизнь!» — обещала сова.

Айс выпрямился:

— И что же ответил медведь гризли?

— Он ответил: «Валите отсюда на пип! Валите, пока я на пип не вышиб ваши злопипучие мозги!» Вот что он ответил, Айс! А знаешь, какая мораль у этой истории?

Но Айс уже не слушал ее, он хохотал во все горло.

— Какой смысл слушать легенду, если тебе не интересна ее мораль? — строго сказала Крыса.

Айс попытался взять себя в руки:

— Извини, Мари-Клэр. Я думаю, что мораль этой легенды мне уже понятна.

— Я тебя рассмешила. Теперь ты должен сделать кое-что для меня.

— Что?

— Спой мне песенку.

Айс снова захохотал:

— Ох, наверное, Миа права! Нам надо завести детей!

Крыса уставилась на него фирменным взглядом жуткенькой девочки из фильма ужасов.

Айс перестал смеяться:

— Ты что, серьезно? Я же… того… больше по рэпу. Ты хочешь, чтобы я читал рэп?

— Нет, спой мне, будь любезен.

Айс сделал мрачное лицо:

— Ну ладно, как скажешь. — Он встал и подключил ноутбук к стереосистеме. — Что тебе спеть?

— Спой мне что-нибудь из единственного и неповторимого Фрэнка Синатры.

— У меня тысячи песен в караоке, но среди них всего одна песня Синатры. — Айс щелкнул кнопками ноутбука и взял микрофон: — Ну, поехали.

Мы с Крысой сели на диван. Из колонок полилась музыка, а на экране ноутбука стали появляться слова.

— Я попался в сети черной магии… — запел Айс.

Ничего смешнее я в жизни не слышал. Звезда рэпа Айс не мог попасть ни в одну ноту! Я ржал так, что у меня слезы выступили. Айс так старался, с таким серьезным видом выводил рулады! Мне было его немного жалко, но от этого стало еще смешнее.

Крыса схватила второй микрофон и запела с Айсом дуэтом. Потом я тоже вскочил с дивана, встал рядом с Крысой и принялся подпевать. Мы спели всю песню до конца, а потом сами себе всласть поаплодировали.

— Уф! Я сто лет так не смеялся!

— Почему? — спросила Крыса.

— Наверное, потому, что я не чувствую себя счастливым.

— Ты что, никогда не был счастлив, Айс?

— Был. Когда жил с мамой. Она была чудесная женщина, сильная и умная. Она никогда не позволяла мне болтаться на улице. По воскресеньям церковь, по субботам футбол, три раза в неделю бокс. Моим образованием она тоже занималась. Каждые две недели давала мне читать очередную книгу, а потом я должен был написать сочинение о прочитанном и не сделать ни одной ошибки. Когда мне исполнилось четырнадцать, я уже прочел все книги, которые написала Майя Ангелу. Я, помнится, говорил маме: когда-нибудь я стану большим человеком и увезу тебя из этого района. Но когда мне было четырнадцать, у нее нашли рак. Через год она умерла. А я вот живу, как живу. — Айс обвел глазами свою роскошную гостиную. — Эту квартиру я полностью выкуплю, когда поступит в продажу очередной диск. Я купил себе «рейнж-ровер», о котором всегда мечтал. У меня куча побрякушек — золотые цепи, бриллиантовые кольца, часы «Ролекс». Мне они не нужны. Но Миа придает вещам очень большое значение. Она считает, если у тебя есть вещи, ты не пустое место. Странное дело, самое счастливое время в моей жизни было, когда я жил с мамой в районе многоэтажек, это было социальное жилье. Я бы с радостью вернулся туда, если мог бы быть так же счастлив.

Сказав это, Айс опустил голову.

— Не грусти, Айс!

Крыса вскочила и обняла его. Она иногда имеет обыкновение бурно выражать свои чувства.

Айс просветлел:

— Извините, что я тут перед вами разнылся, детишки. Сам не знаю, что на меня нашло.

— Все в порядке, Айс, — успокоил его я.

— Уже поздно. Идите-ка вы готовьтесь ко сну. Я загляну пожелать спокойной ночи, когда вы устроитесь.

Мы пошли в спальню и закрыли за собой дверь.

— Айсу одиноко, — сказала Крыса. — Но теперь мы его друзья, и ему станет веселей.

— Ему и без нас друзей хватает.

— Таких, как мы, у него нет, — уверенно заявила Крыса и удалилась в ванную.

Она вышла оттуда в спортивном костюме и нырнула в постель.

— Все одеты? — Айс постучал в дверь и вошел. — Слушайте, я тут подумал… Завтра начну искать вашего дядю. Пока не знаю как, но я что-нибудь придумаю. Найму частного детектива, если придется.

— Ты к нам слишком добр, Айс, — сказала Крыса.

— Я поступаю правильно, Мари-Клэр. Если поступать правильно, все будет хорошо. Вы уже помолились?

— Конечно, Айс, — отвечала Крыса. — И я помолилась о тебе — о том, чтобы ты снова стал счастливым.

— Спасибо, Мари-Клэр. Один из самых лучших подарков, которые только можно сделать человеку, — это помолиться за него. Ну ладно, спокойной ночи, дети. Увидимся утром.

Свет погас. Мы с Крысой лежали в мягкой постели, уставясь в потолок.

— Тут уютно, — сказала Крыса. — Но конечно, это не наше логово, сам понимаешь.

— Только не говори мне, что хочешь вернуться в свое треклятое логово!

Крыса натянула на голову одеяло и расхохоталась. Она нарочно меня провоцировала.

Было, наверное, раннее утро, когда мне в глаза ударил свет из гостиной. Я сделал вид, что сплю, и сквозь приоткрытые веки разглядел в дверях силуэт женщины.

— Ты издеваешься?!

— Миа, ты их разбудишь!

Айс закрыл дверь, и снова стало темно. Я вскочил с кровати и растолкал Крысу.

— Что, уже утро?

— Нет, вернулась Миа, и она очень недовольна!

Мы подкрались к двери и приоткрыли маленькую щелку. Миа и Айс сидели на диване.

— Ты рехнулся? Подобрал двух белых малолетних бродяжек и приволок их в дом! Что люди скажут? Что они подумают?! А что, если пронюхают журналисты?

— Я брал их с собой на интервью. Журналистам сказал, что это мои крестники.

— А если люди узнают, что это не так? Айс, ты должен от них избавиться! Они загубят твою карьеру! Все, над чем ты работал! Все, над чем я работала!

— Вот ведь пи-ип! — не выдержала Крыса.

— Тс-с!

— У них в Нью-Йорке дядя. Завтра возьмусь за его поиски.

— Делай что хочешь, но от детей избавься. Вызови полицию, Айс. Я скажу, что нашла их спящими в парке и привела домой. Тогда это хоть не будет смотреться так неприглядно!

— Да плевал я, как это смотрится! Я поступил правильно!

— Я понимаю, ты хотел как лучше, милый. У тебя доброе сердце. Но ты не думаешь о последствиях. Журналисты в это сразу вцепятся!

— И в чем они меня обвинят? В том, что я приютил двух детишек, чтобы им не пришлось спать на улице? Как мне после смерти мамы?

Миа взяла его за руку:

— Они не станут ни в чем тебя обвинять, Айс. Они просто изложат факты, умело подобрав выражения, и ты всю жизнь будешь отмываться от позора. Ты хороший человек, Айс, но какой же ты наивный. Я должна защитить тебя. Надо вызвать полицию. Пусть этих детишек заберут куда следует.

— Только не надо их сейчас будить, — грустно сказал Айс. — Пусть поспят, они устали. Утром я первым делом позвоню в полицию.

— Имей в виду, Айс, если не позвонишь, это сделаю я.

— Да позвоню я. Идем спать.

Я закрыл дверь. Крыса включила ночник и села на постель. Вид у нее был такой же печальный, как у Айса.

— Надо собираться, Боб. Они отправят нас в приют. Мне нельзя в приют.

Уходить из квартиры на улицу было страшно, но другого выхода не оставалось. Без лишних слов мы начали собирать пожитки. Крыса собрала наши вещи из ванной, я убрал телефоны, а потом мы побросали одежду в рюкзаки, стараясь не шуметь.

Крыса написала Айсу прощальную записку и шепотом прочла ее мне:

— «Дорогой Айс. Спасибо тебе за гостеприимство. Нам было у тебя очень хорошо. Мы заглянем к тебе, когда отыщем дядю. С любовью, Боб и Мари-Клэр Де Билье». Что скажешь?

— Нормально. Пошли отсюда.

Мы надели рюкзаки, открыли дверь спальни и прислушались. Было тихо.

— Стоило написать про эту Миа все, что думаю, — пробурчала Крыса. — Мне она никогда не нравилась. И она вовсе не такая красотка, как привыкла о себе думать!

— Тихо ты! Пошли.

Мы пытались как можно тише прокрасться через гостиную, но одежда, как назло, предательски шуршала. Удивительное дело, сколько шороха и скрипа могут издавать вещи, когда изо всех сил пытаешься не шуметь. Крыса отперла входную дверь, и мы выскользнули в ярко освещенный коридор. Мы прикрыли за собой дверь, прошмыгнули к лифту и нажали на кнопку. Я все время оглядывался, не выйдет ли за нами Айс. К счастью, он не заметил нашего ухода. Потом пришел лифт, и мы поехали вниз, и тут Крыса воскликнула:

— Швейцар!

— Черт…

Когда лифт открылся, мы потихоньку выглянули из-за угла. Швейцар сидел за столом у двери.

— Заснул, — прошептала Крыса. — Даже слышно, как похрапывает.

Мы прокрались мимо швейцара и потянули стеклянную дверь, но она не сдвинулась с места.

— Вот засада, — выдохнул я и тут заметил кнопку на стене.

Крыса нажала на нее, и дверь открылась. Мы выбежали на улицу и направились в этот жуткий парк.

— В логово теперь нельзя, — заметил я. — Айс будет искать нас именно там.

Мы перебежали через парковую дорожку, перелезли через невысокую ограду и пошли к большому дереву. Я сел на землю, прислонившись к стволу, и Крыса села рядышком.

— Из парка в пентхаус и обратно в парк, — сказала она, глядя на квартиру Айса. — Ну не пипец?!

Прогремел гром, и с неба опять полило.

— В этом городе вообще когда-нибудь прекращается дождь?! — не выдержал я.

Мы надели дождевики и бейсболки, завернулись в спальные мешки и съежились под деревом. Дождь стекал по веткам и барабанил по листьям, но у самого ствола было относительно сухо. Уже за это стоило поблагодарить судьбу. Вдруг мы заметили ярко сверкающие фары полицейской машины, медленно едущей по парковой дорожке. Мы настороженно следили за ней, готовясь в любую минуту кинуться наутек, но машина проехала стороной и скрылась из виду.

— Лучше посидеть здесь, пока не рассветет, — сказал я. — С дороги нас не видно, и никакой психопат не станет тут разгуливать в такую погоду.

— А все эта Миа, тупая звезда! — бурчала Крыса, трясясь от холода. — Вот бы он ее бросил!

Она с жалким видом ругалась себе под нос по-французски. Я тоже чувствовал себя брошенным и несчастным. Вокруг было темно и мокро, в воздухе висела мелкая водяная пыль, ореолом окружающая уличные фонари. После квартиры Айса парк казался особенно неуютным. А еще мне было страшно. Терпеть не могу, когда мне страшно!

— А я как раз видела такой чудесный сон! — не унималась Крыса.

— Вот и попробуй его досмотреть. А я посторожу. Вдруг тот жуткий придурок опять явится.

— Да пип с ним! Он наверняка уже сидит в уютной камере!

Она положила голову мне на плечо, закрыла глаза и вскоре заснула. Мне сделалось совсем уж страшно и одиноко. Я глядел в темноту и молча молился о том, чтобы с нами ничего не случилось.

— Все будет хорошо, — шептал я себе.

Но страх сделал свое дело — я начал себя жалеть. Мне так отчаянно хотелось, чтобы скорее взошло солнце! Я полез за телефоном, узнать который час, и обнаружил сообщение от Малыша Джо: «Мисс Габриэла Фелипе Мендес видела вас с Мари-Клэр по телевизору с Айсменом! Весь город только об этом и говорит!»

До утра оставалось еще долго. Дождь по-прежнему лил, и мне по-прежнему было страшно. Но мысль о том, что Габриэла и все наши друзья видели нас по телевизору, так согрела меня. Я отчего-то почувствовал, что не одинок.

 

Глава 17

Я открыл глаза, щурясь от солнца. Крыса стояла ко мне спиной.

— Сколько времени? — спросил я.

Она не ответила.

— Эй, я к тебе обращаюсь! Ладно, как хочешь. У меня есть кое-какие новости, а тебе я их не скажу.

Ее вдруг повело в сторону, ноги у нее подкосились, и она упала затылком прямо на землю. Я вскочил и сгреб ее в охапку. Ее начало сильно трясти.

— Не бойся, я с тобой!

Она стиснула зубы, изо рта у нее текла слюна.

— Ты должна быть храброй!

Руки у нее сжались в кулаки, ноги молотили по земле. Спазмы становились сильнее. Она закатила глаза и застонала от боли.

— Помогите! — закричал я.

Но вокруг никого не было. Ее лицо сначала побелело, потом посинело.

— Дыши! Дыши! — кричал я.

Но она не могла дышать, и ее трясло не переставая. Я крепче прижал ее к груди:

— Давай, надо дышать! А как же папарацци и прерии? Мисс Маунтшафт и балет? Как же Айс и драматическая карьера?

Подумай о Томми, о Гарольде, о Бегущей Лосихе, которую ты терпеть не можешь! Подумай о нашем потерянном дяде! О папе, о том, какой он был хороший! И как он нас любил! И как было бы здорово, если бы он сейчас был рядом!

Конвульсии чуть ослабели. Крыса перестала стонать, и с ее лица сошла жуткая мертвенная синева. Наконец спазмы перешли в небольшую дрожь, а потом и вовсе стихли.

Я держал Крысу в объятиях до тех пор, пока она не смогла разжать зубы, а потом еще немного. Дыхание еще вырывалось из ее груди со свистом, но припадок был уже позади. Я вытер сестренке слюну с подбородка и слезы со щек, погладил ладонью по лицу, а когда она открыла глаза, прижался лбом к ее виску:

— Если хочешь моккочино, мой мелкий грызун, просто скажи, и я тебе его куплю. Не надо больше устраивать таких представлений.

Я подложил свою куртку ей под голову и огляделся. Вокруг не было ни души. Несколько минут Крыса лежала тихо, а потом забормотала что-то. Сначала я ничего не мог разобрать, но потом она сумела выговорить:

— Увези меня домой, Боб! Иначе случится что-то плохое!

— Что?

— Не знаю! Я боюсь!

— Да ладно, ты же смелая.

— Ты меня бросишь, Боб!

— Я никогда тебя не брошу! Никогда!

Она попыталась приподняться. Я помог ей сесть и устроился у нее за спиной, чтобы она могла на меня опереться. Она обвела парк осоловевшими глазами.

— Мы сбежали из квартиры Айса, потому что вернулась Миа, — напомнил я. — Слушай, сейчас я напишу Джоуи, что ты нездорова, и попрошу приезжать скорее. Он все равно собирался. И Томми напишу. Они наши друзья, они помогут найти дядю Джерома. Поищем два дня, и если не найдем — вернемся домой. Как тебе такая идея?

Мы немного посидели молча, а потом Крыса выпрямилась и попробовала встать. Я помог ей. Она вроде уже держалась на ногах, поэтому я свернул спальники и собрал рюкзаки.

— Обещай мне, что не бросишь меня. Ты мой брат. Ты должен обо мне заботиться, даже если меня не любишь!

— Люблю! И буду! — Я перепугался насмерть. — И я тебя не брошу! Кто, кроме тебя, будет мне мозг выносить?!

Она не ответила, и это напугало меня еще больше. Я смахнул сухой лист с ее волос, обнял ее за плечи и повел из парка.

Мы нашли кофейню на Ист-Сайде, я усадил Крысу в мягкое кресло и потратил последние свои деньги на чашку моккочино. Потом написал Джоуи сообщение о том, что у нее был припадок. Спросил его, когда он вернется в Нью-Йорк. Потом написал Томми, что мы уже не у Айса. Потом посмотрел на Крысу. Удивительное дело, что с ней может сотворить какой-то там моккочино. На лице у нее снова заиграл румянец, и она уже рассматривала посетителей, оценивая их внешний вид.

— Поищем еще пару дней, — сказал я. — А потом вернемся домой, если хочешь.

— Ты что, шутишь? Нет, если придется, будем искать, пока снег не выпадет. Не смей разводить нюни, Боб!

Я просто ушам не поверил! Как будто у нее и не было никакого припадка! И тут мой телефон впервые зазвонил.

— Алло, — сказал я в трубку.

Крыса уже тут как тут — приложила свое острое ухо с другой стороны.

— Вы упустили Айса?! Он что, сквозь пальцы у вас ушел? Вот дети, ни на минуту от вас не отвернешься! Жду вас в закусочной «Дэйвз Дайнер» на углу Третьей и Семидесятой!

И звонивший повесил трубку. Мы с Крысой переглянулись, и тут телефон зазвонил у нее.

— Алло, Мари-Клэр у аппарата. Йоу, Джоуи! Как жизнь, чувак? Нормально… Ерунда… Он преувеличил. Он всегда преувеличивает… Сладкая Сандра говорит, мы не явились? Так мы нашли местечко подешевле. Каэшна. Ладно, дядя Джоуи, увидимся. Пока… Короче, Джоуи вернется из Атлантик-Сити около шести. Подхватит нас на той стороне Бруклинского моста, там же, где нас оставил. И мы можем пожить у него. Пошли, нас ждет Томми.

До закусочной «Дэйвз Дайнер» пришлось идти кварталов десять. Томми сидел там и читал газету. Увидев нас, он скорчил сердитую мину:

— Небось завтракать хотите? Вы не заслужили завтрак. — Он укоризненно посмотрел на Крысу и вопросил: — Вот какой из тебя жулик после этого?!

Крыса улыбнулась, скрестив руки на груди:

— Он хотел звонить копам, Томми. Что нам оставалось делать?

У Томми тут же забегали глаза.

— На этой истории можно подзаработать! Под личиной нью-йоркского рэпера скрывается полицейский осведомитель!

— Нет, ничего такого мы делать не будем, — оборвала его Крыса. — Айс наш друг. Он хотел как лучше для нас. Правда же, Боб?

— Да бросьте вы! — отмахнулся Томми. — Он хотел как лучше для своей карьеры.

— Сами-то вы как, Томми? — спросил я.

Вместо ответа он протянул мне свежий номер «Нью-Йорк пост». Заголовок на первой полосе гласил: «Айсмен спас престарелого от грабителей». Ниже красовалась фотография Томми в обнимку с Айсом, а в левый угол кадра попала Крыса. Она схватила газету и стала любоваться ею, держа перед собой на вытянутых руках:

— Вот она, слава!

— Да, так бывает, когда водишь дружбу с Томми «Маэстро» Маттолой, — назидательно сказал Томми и вытащил из кармана пачку банкнот. — «Нью-Йорк пост» всегда платит. Вуаля, две штуки баксов. А когда я выставлю им иск, заплатят еще.

— Иск? За что?

— За моральный ущерб! Читать умеешь? Они назвали меня престарелым! Престарелым! Да мне пятьдесят едва стукнуло! Конечно, они не захотят доводить до суда, решим все миром. Еще тысяча, не меньше.

— Нас еще по телику показывали, — вдруг вспомнил я.

Крыса уронила газету на стол.

— Мне вчера написал Малыш Джо. Мисс Габриэла Фелипе Мендес видела нас по телевизору с Айсом. Наверное, когда мы входили в «Мариотт».

Крыса осела в кресле с ошарашенным видом:

— С ума сойти! И по телику тоже!

К нам подошел официант.

— Ладно, я угощаю, — великодушно провозгласил Томми.

— Нам два американских завтрака, — сказала Крыса.

— Томми, вы знаете Джерома Де Билье? — спросил я.

Томми сдвинул брови:

— Джером Де Билье… Хм… знакомое какое-то имя…

— Он наш дядя. Поможете нам его отыскать?

— Да не вопрос. Но сейчас у нас другая задача — вы должны опять сойтись с Айсом. Вот где нас ждут большие деньги! Всегда надо идти туда, где деньги!

Мы с Крысой вернулись в логово за великами и вытащили их через кусты.

— В шесть мы встречаемся с нашим другом Джоуи на другой стороне Бруклинского моста, — сказала Крыса Томми. — Но до вечера можем побыть с тобой.

— Секундочку! — перебил Томми. — Какой еще, к черту, Джоуи? Не было таких персонажей в сценарии.

— Он подбросил нас до Нью-Йорка, — сказал я. — И разрешил пожить у него, пока мы ищем дядю. Он итальянец, Томми, ваш земляк.

— Я сицилиец, — поправил Томми, — в нас больше породы, чем в этих плебеях с материка. И поскольку идти мне некуда и дел никаких нет, я вполне могу поболтаться с вами, детишки. За вами лучше приглядеть, сами понимаете. В этом городе полно сомнительных типов.

Мы купили три картонных стаканчика с чаем в парковом кафе и сели под старым деревом. Я отдал Томми свой рюкзак. Жулик подложил его под спину, устроился удобно и завел светскую беседу:

— Ну, и кем же ты хочешь стать, когда вырастешь, Мари-Клэр?

— Актрисой. Я буду самой великой в мире актрисой!

— В таком случае, не забудь о своем дядюшке Томми. Помни, что я учил тебя зарабатывать деньги на Таймс-сквер и кормил тебя, когда ты была голодна. Такие вещи нельзя забывать. А ты, Боб?

— Я хочу стать журналистом. В каком-нибудь серьезном издании.

— Благородная профессия. Я и сам подумываю когда-нибудь взяться за перо.

— А вы правда были юристом? — спросил я.

— А то! Первоклассным. Но однажды взялся защищать не тех людей и связался не с той компанией, улавливаешь мою мысль? Меня обвинили в подкупе присяжных, и дальше все пошло псу под хвост. Жена ушла, дети перестали со мной общаться.

— У тебя есть дети, Томми? — удивилась Крыса.

— Да, три дочки. Разумеется, она их против меня настроила. Не стоило вообще на ней жениться. Она чавкала за едой и смеялась, как пулемет… Да ну их всех к черту! Однажды я вернусь на Сицилию и куплю маленькую ферму на берегу моря. И знаете что? — Он выпрямился. — Теперь у меня нет в этом никаких сомнений! Не знаю уж почему, то ли после встречи с Айсом, то ли с вами, ребята, но я чувствую, скоро мне повезет! Мой корабль вот-вот подойдет к пристани, и, если будете хорошо вести себя, я возьму вас на борт! В жизни Томми Маттолы грядут большие перемены, да, сэр, большие!

Тут у него зазвонил мобильник.

— Алло… Понял. Хорошо, я приду. Сонни, я сказал, что приду, и это значит — приду! — Томми убрал телефон и поднялся на ноги: — Ну, пошли, ребята.

— Куда идем? — спросила Крыса, вскакивая.

— На Вест-Сайд. В район, именуемый Адовой кухней.

Вслед за Томми мы прошли через парк, выбрались на Централ-Парк-Вест и стали ловить такси. Первый таксист отказался брать велосипеды, второй тоже. Но третий — человек с тюрбаном на голове — не только согласился везти нас, но и сам положил велики в багажник. Крыса плюхнулась на переднее сиденье и спросила через армированное стекло, отделяющее пассажирские места:

— А в Адовой кухне правда кухня?

— Нет.

— Тогда почему ее зовут кухней?

Томми не ответил, только пробурчал что-то и отвернулся к окну. У него внезапно испортилось настроение. Тогда Крыса переключила внимание на таксиста:

— Вы сикх?

— Да.

— А вам нравится быть сикхом?

— Да. Я нахожу в этом большое моральное удовлетворение.

— Мы иногда ходим в церковь, и я разделяю индейские верования. И еще немножко буддизм.

— Богу не важно, возносят ему молитвы у реки или на вершине горы. И наверняка Ему не важно, молишься ли ты в буддийском или христианском храме. — Таксист улыбнулся Крысе. — Важно то, сможешь ли ты установить связь. Это как ловить волну на радиоприемнике. Надо найти религию, которая гарантирует самый надежный прием.

— А если твое радио вообще ничего не ловит? — спросила Крыса.

— Ну… — покачал головой таксист.

Так мы и ехали, слушая их теологический диспут. Слава богу, ехать было недалеко. Вскоре мы остановились у бара на Вест-Сайде, вытащили велики из багажника и пристегнули к фонарному столбу.

— Прощай, малышка, — сказал сикх. — Живи счастливо.

— Постараюсь! — ответила Крыса и помахала ему вслед. — Я думаю, он ангел.

— Я тоже так думаю, — согласился Томми. — Первый таксист на моей памяти, который не взял с меня денег. Так, детишки, ждите меня здесь. Я на минутку.

Мы заглянули в окно. В баре было уныло и пусто — ни одного клиента. Только бармен за стойкой протирал бокалы.

— Пить хочу! — заявила Крыса и направилась внутрь.

— Тебе туда нельзя! — крикнул я, но Крыса уже исчезла в дверях, и мне пришлось идти за ней.

— Томми, можно мне колу? — спросила Крыса, садясь рядом с Томми.

— Вы что, считаете, что мне денег некуда девать? — вдруг заорал тот. — У меня проблемы, не ясно? — Он нервно заломил руки и посмотрел на Крысу: — Извини, Мари-Клэр. Мне не стоило на тебя кричать.

Из комнаты за баром вышел здоровенный лысеющий тип в татуировках до локтя и сел за наш столик. Он смерил взглядом нас с Крысой и открыл маленькую черную книжечку.

— Он примет тебя через минуту, — произнес он. — У тебя вся сумма?

— У меня одна тысяча девятьсот тридцать долларов, — сказал Томми, протягивая пачку банкнот.

Тип в татуировках сверился с книжечкой:

— Не хватает тысячи семидесяти долларов.

— Сонни, за эти годы вы стрясли с меня столько денег! И ты будешь устраивать скандал из-за какой-то тысячи баксов?

— А что ты хотел? Это игорный бизнес! — ответил Сонни. — Послушай теперь меня, Томми Маттола! Мы с тобой из одного района. Ты дружил с моим стариком. Я всегда считал тебя своим. Но Большому Фрэнку ты не нравишься. Он ждал три недели, потому что я очень его просил. Когда он увидит, что ты принес не всю сумму, тебе придется иметь дело с его парнями!

Томми так и осел на стуле:

— Неужто все так плохо, Сонни?

— Боюсь, что да.

Сонни встал и скрылся в комнате за баром.

— Знаете, ребята, езжайте-ка вы обратно в парк.

— Томми, что с вами будет? — спросил я.

Он попытался улыбнуться:

— Ничего страшного. Маленькое недоразумение. Вы погуляйте, а я вам потом позвоню.

— Томми! — Сонни показался в дверях.

Томми поднялся со стула.

— Я с тобой! — сказала ему Крыса, вставая рядом. — На удачу!

Томми посмотрел на нее сверху вниз, в глазах у него блестели слезы.

— Ты меня убиваешь, малышка! Вот ей-богу! — Он повернулся ко мне: — Боб, уведи свою сестру!

Томми ушел туда, куда его позвал Сонни. Крыса посмотрела на меня и стремглав метнулась за ним следом. Ну конечно, мне пришлось бежать за ней!

— А ну выметайтесь! — рявкнул Сонни.

— Нет! — заорала Крыса. — Мы уйдем только вместе с Томми!

В комнате сидели четыре дядьки очень злобного вида. Самый здоровенный развалился за письменным столом. У него были густые кудрявые волосы и большое плоское лицо.

— Как это понимать, Томми? — спросил он. — Решил притащить своих детей, чтобы меня разжалобить? Смотреть противно!

— Деньги будут у тебя через пару дней, Фрэнк, — сказал Томми. — Есть одно дельце.

— Ты мелкий жулик, который ухитрился пролезть в передовицу «Нью-Йорк пост» вместе с Айсменом. Так ты добыл почти две тысячи. Но почти двух тысяч недостаточно.

Он говорил спокойно, но в его голосе было что-то пугающее. Это был очень страшный человек.

— Сколько можно поскальзываться в супермаркетах и попадать под машину? Ни одного человека в Нью-Йорке не сбивали столько раз, сколько тебя, Маттола. Больше тебе не заплатит ни одна страховая компания. Откуда ты достанешь мои деньги? Станешь танцевать чечетку на Таймс-сквер?

— Тебе-то какая печаль, Фрэнк? — огрызнулся Томми. — В конце концов, я всегда плачу тебе!

— Это правда. Но то, что какой-то мелкий жулик заставляет меня ждать, — это оскорбление. И ты оскорблял меня так много раз. Я сломаю тебе руку, Томми. Для твоего же блага. Ну-ка несите сюда кувалду. И уберите детей!

Двое громил скрутили Томми. Я с ужасом понял, что ему действительно собираются сломать руку! Он же старый человек!

Сонни схватил нас с Крысой и поволок к двери.

— Пусти! — заверещала Крыса.

Я оглянулся. Они положили руку Томми на стол, и Большой Фрэнк уже заносил кувалду.

— Не надо!

— А-а-а! — завопил Сонни и посмотрел на свою руку.

Крыса укусила его за палец! И, вырвавшись, помчалась назад в комнату:

— Не смейте его трогать! У нас есть друзья в центре!

Все замерли.

Ну, вот и все. На этот раз Крыса своего добилась — теперь нам точно конец! Мне захотелось тряхнуть ее и заорать, что мы толком не знаем, где в этом городе центр!

Большой Фрэнк наклонился к ней через стол:

— Например, кто, девочка?

— Например, Айсмен! Он наш крестный отец!

Фрэнк посмотрел на первую полосу газеты:

— Да, ты там рядом с ним… Ну, предположим, он твой крестный отец. Он готов заплатить мне долг Маттолы сегодня?

— Нет, но он заплатит Томми пять тысяч долларов за поиски нашего давно потерянного дяди Джерома Де Билье. А в случае успеха — еще пять тысяч.

— Кто-нибудь знает этого Джерома Де Билье? — спросил Фрэнк.

— Слыхал это имя, — сказал Сонни.

— А ты не пытаешься выгородить своего приятеля, Сонни?

— Выгораживать его мне уже надоело. Я действительно слыхал это имя. Просто не помню где.

Большой Фрэнк смотрел на Крысу. Крыса сложила руки на груди и, не отрываясь, смотрела на Фрэнка. А я вспоминал свою прожитую жизнь, которая не столько проносилась перед глазами, сколько ускользала и таяла.

— Даже если ты не лжешь, деньги я все равно не получил, — произнес наконец Фрэнк и повернулся к Томми. — Я решил для себя, что проявлю снисхождение, если ты сегодня заплатишь две тысячи. Тогда я дам тебе еще два дня.

— У меня нет двух тысяч, Фрэнк.

— Велосипеды! — сказал я.

Мы с Крысой метнулись на улицу и приволокли велосипеды.

— Это самые лучшие велики, которые только можно купить! — заверил я. — Каждый стоит пятьсот долларов! Они с лихвой возместят недостающие семьдесят баксов!

Большой Фрэнк посмотрел на велосипеды:

— Ладно, сойдут для моих мальчишек. Ну вот что, Жулик, через два дня принесешь мне тысячу и проценты — по сто баксов за день. Тысячу двести долларов через два дня, а не то сломаю тебе обе руки. А теперь убирайся с глаз моих долой! А ты, малявка… позволь дать тебе совет. Никогда не подставляйся за других. Особенно за таких мошенников, как этот!

— Томми наш друг! И в его жизни грядут большие перемены! Еще увидите!

Я схватил сестренку за руку и выволок на улицу. Страшно хотелось дать ей пинка пониже спины за это выступление. Хотя это не возымело бы никакого действия, потому что она явно была довольна собой.

— Ну, Томми, мы вытащили тебя из очередной ямы!

Томми приуныл:

— Нехорошо получилось с велосипедами, ребятки. Я вам все возмещу.

— Это ерунда, Томми, — заверила его Крыса. — Ты, главное, не забудь, что обещал взять нас на борт своего корабля.

— Не забуду. Ну, пошли. На ту сторону Бруклинского моста придется долго топать.

Мне было не жалко отдать велосипеды, чтобы Томми не ломали руку, но без них Нью-Йорк сразу стал значительно больше. И Томми ни капли не шутил, говоря, что топать придется долго. Мы шли так долго, что я даже вспоминать не хочу! И у нас не было денег хотя бы водички купить. Но наконец, после нескольких часов пути, мы добрались до моста и потащились по пешеходной дорожке. На середине моста Томми уже начал хромать. Не придуриваться, чтобы разжалобить лопухов, а по-настоящему хромать. Поэтому мы сели на скамейку и стали смотреть на воду.

— Когда мы только приехали с Сицилии, мы жили вон там. — Томми указал в сторону Бруклина. — Сейчас те дома уже снесли. Мы жили под самой крышей, и у нас с братом была комната наверху, с круглым чердачным окном. Я помню, что мы иногда лежали ночью без сна и смотрели на этот мост.

— У вас есть брат, Томми? — спросил я, — Теперь уже нет. Он ловил рыбу на реке, и мальчишки спросили, умеет ли он плавать. Он сказал: «Конечно!», и они бросили его в воду. Он не умел плавать. Они, как выяснилось, тоже. И он утонул. А ему было всего одиннадцать. Иногда я думаю, как сложилась бы наша жизнь, если бы он не погиб. Если бы у меня был старший брат, который бы за мной присматривал. Я помню, как он играл на скрипке. Он играл «Трех слепых мышей» снова и снова. Думаю, больше он ничего и не умел играть. Может, однажды он стал бы знаменитым скрипачом, а вместо этого утонул. Вот такая штука жизнь. Мы бредем по ней, как слепые мыши, и пытаемся найти то, что ищем. Мыши и несчастные люди… от детских стишков до смертного одра мы все ищем и ищем чего-то… Почему нельзя просто жить?

— Как ты себя чувствуешь, Томми? — сочувственно поинтересовалась ближайшая родственница мыши.

— Нормально. Устал просто. Пошли, ребята. Нас ждет персонаж по имени Джоуи.

И три слепые мыши побрели дальше по Бруклинскому мосту туда, где Джоуи оставил нас — кажется, целую тысячу лет назад.

— Вот он! — закричала Крыса.

Джоуи притормозил у обочины и выскочил из машины:

— Ух ты! Да это же Эм-Си собственной персоной! — Он обнял сначала Крысу, потом меня. — Привет, Бобби! Ну, как вы тут без меня? — Он заметил Томми, и улыбка сползла с его лица. — А это кто?

— Томми Маттола с Манхэттена.

— И чем мы можем тебе помочь, Томми? — спросил Джоуи с озадаченным видом.

Ясно было, что Томми ему не понравился, и я попытался все уладить:

— Томми наш друг. Он накормил нас завтраком, потому что у нас кончились деньги. Ему некуда идти.

— Мне всего-то нужно местечко, куда повесить шляпу… на пару дней, не больше. Очень скоро у меня будет много денег.

— Слушайте, я живу в трейлере у реки. У меня нет места для этого типа!

— Я тебя ничуть не стесню, парень, — сказал Томми. — Ты меня даже не заметишь.

— Поверь мне, я замечу!

— Ну, в таком случае, детишек одних я с тобой не отпущу. В конце концов, мы едва тебя знаем.

— Слышь, папаша! Ты бы последил за языком, а не то…

Крыса выхватила у Томми из кармана газету и сунула ее Джоуи.

— Это кто, Айсмен? — спросил Джоуи. — Ого! Ты тут с Айсменом, Эм-Си! — Он посмотрел на Томми и снова на газету. — Кто, говоришь, ты такой?

— Томми наш друг, Джоуи, — ответила за Томми Крыса. — Он остался без крыши над головой. Но я ему сказала: «Джоуи тебе поможет! Он такой хороший!»

И она заглянула Джоуи в лицо своими огромными голубыми глазами.

Джоуи повернулся к Томми:

— Ну, ладно. Если готов спать под открытым небом, у меня есть раскладушка.

— Отлично! — воскликнул Томми и сел в машину.

Джоуи покачал головой:

— Вот ни на минуту не оставишь вас без присмотра. Ладно, поехали в супермаркет. Куплю мяса для барбекю. Потом расскажете, как вы ухитрились подцепить этого жалкого пройдоху и оказаться на первой странице «Нью-Йорк пост» с самым модным рэпером — и все за то недолгое время, что я отсутствовал!

 

Глава 18

Мы открыли ворота и подъехали по ухабистой грунтовке к большому серебристому трейлеру. Он стоял метрах в шестидесяти от реки Гудзон, вдоль которой шла железнодорожная колея. Мимо, свистя гудком, шел пассажирский поезд «Амтрак». Люди махали нам из окон, и мы с Крысой стали махать им в ответ. Какой-то чокнутый тип тряс обеими руками, как мельница, а маленькая девочка, которую держала мама, перебирала крошечными пальчиками.

— С поезда они машут, — заметил Томми. — А на улице пройдут мимо и не заметят.

Когда поезд скрылся, мы огляделись вокруг. Участок, где стоял трейлер, был пустой и голый, но вокруг него росли кусты и деревья, а за рекой виднелись поросшие деревьями зеленые холмы. Джоуи сказал, что мы находимся на окраине Бронкса, но я и не думал, что в Бронксе может быть столько зелени. Прямо как маленький кусочек Канады.

— Это твоя земля, Джоуи? — спросила Крыса.

— Ну да, держи карман… Это земля строительной компании. Тут будут строить многоквартирный дом. Троюродный брат устроил меня тут сторожем. Хотя пока и сторожить-то нечего. — Он стал вытаскивать из багажника пакеты с продуктами. — Отнесите-ка сумки.

Мы помогли ему отнести пакеты в трейлер. Он оказался довольно просторным. Там помещались кухня, ванная и два отдельных отсека, в каждом из которых стояла большая кровать.

— Вы, ребята, занимайте свободную комнату. Ты, папаша, на улице. — Джоуи полез в шкаф. — Вот тебе раскладушка. Ну ладно, пойду разбираться с грилем.

Томми потрогал матрас:

— Ну, детишки, хорошо вам тут будет спаться. Бедный мой ревматизм… — вздохнул он, потирая спину.

— Мы уступим вам кровать, Томми, — сказал я.

— Я не хочу выставлять вас на улицу.

— И думать нечего, — сказала Крыса. — Мы с Бобом уже привыкли спать под открытым небом.

— Ну, если вы настаиваете…

Снаружи Джоуи уже выкладывал бургеры и стейки на шкворчащую решетку.

— Давай я этим займусь? — предложил Томми.

— Я сам.

— Я бы хотел помочь. Так сказать, выразить свою признательность.

Джоуи вручил ему лопаточку:

— Пойду приготовлю бобы и картошку на кухне.

— Я помогу! — вызвалась Крыса.

Томми надел фартук и начал колдовать над мясом. Он подкрутил гриль пожарче и лихо переворачивал бургеры один за другим. От ароматов у меня аж слюнки потекли.

Пришел Джоуи и выдал нам с Томми по банке колы.

— Что, пива нет? — спросил Томми.

Джоуи не ответил. Он установил маленький раскладной столик и скрылся в трейлере.

— Чую я, мне здесь не рады… — проговорил Томми.

— Джоуи вовсе не хотел вас обидеть.

— Ничего, ничего. Я никогда не пользовался особой популярностью, даже в тюрьме. Хотя кому охота быть популярным в тюрьме? — Томми захихикал себе под нос. — Какой прожарки тебе стейк, Боб?

— Э-э, средней… А в тюрьме очень жутко?

— Да нет, не очень. Там скорее скучно. Самым паршивым было столкнуться со своими клиентами. Они все ныли, что я плохо их защищал. И большинство из них ведь сидели за дело, вот что меня бесило больше всего! Ну, я надеюсь, что за дело. Адвокату в тюрьме не так уж плохо. Люди то и дело просили помочь с апелляцией, и я всегда помогал. Конечно, за скромную плату или в обмен на услугу. Так что я нормально устроился.

Крыса вышла из трейлера и начала расставлять раскладные стулья:

— У нас все готово.

— У нас тоже, — сказал Томми, переворачивая стейк.

Джоуи поставил на стол сковородки с бобами и картошкой, и мы принялись за еду. Я не ел с самого завтрака. Это, в общем, служило мне оправданием за то, что я слопал целый стейк и еще два чизбургера. Томми и Джоуи пили пиво, мы с Крысой колу, и должен сказать, что обед получился отменный.

Джоуи закурил сигарету и откинулся на спинку стула с видом глубокого удовлетворения:

— Поверить не могу, что вы гостили у Айсмена. Что он за человек?

— Он хороший, — сказал я.

— Очень хороший, — подтвердила Крыса. — Он наш друг. По телику нас с ним тоже показывали. А еще мы катались на лимузине с шофером, ели в роскошном ресторане… и все такое. Было классно.

— А теперь вы застряли в трейлере со стариком Джоуи.

— Ты тоже классный, Джоуи, — сказала Крыса. — И в трейлере у тебя здорово.

Джоуи как следует затянулся:

— Да, трейлер — это здорово. Никакой тебе квартплаты. Но я бы не отказался пожить на Пятой авеню. Или выпустить первый же диск миллионным тиражом.

Томми поставил тарелку.

— А есть какие дела на примете? — спросил он.

— Ну, есть кой-чего.

— Может, возьмешь в долю?

— Вряд ли.

— Я бы мог тебя выручить.

Джоуи усмехнулся:

— Да ну? Пока это я тебя выручаю. И похоже, что для тебя это в порядке вещей.

— Так что ты задумал, парень?

— Не твоего ума дело.

— Сколько тебе лет? Двадцать? Двадцать один? Ты впервые меня увидел, приютил в своем скворечнике. Ты смотришь на меня и думаешь: «Что за жалкий бродяга! Я никогда не докачусь до такой жизни». А я на твоем месте не был бы так уверен. Судьба ведь может вдруг резко повернуться и укусить тебя в зад, когда ты меньше всего ожидаешь.

— Не повезло тебе, значит? Судьба-злодейка? — переспросил Джоуи. — Конечно, в этом нет твоей вины. Друг подставил, лошадь не пришла первой. Или акции вдруг рухнули, а вместе с ними и все твои сбережения. Всегда проще валить свои беды на судьбу. Только настоящий мужчина винит себя в своих ошибках.

Томми опустил глаза. Мне стало жаль его. Кому-то он мог казаться обыкновенным бродягой, но я знал, что он хороший. И Джоуи тоже. Но они друг другу не нравились, и мне было неловко, что это из-за нас с Крысой они сейчас сидят за одним столом. Я лихорадочно соображал, как разрядить обстановку, но Крыса меня опередила:

— Джоуи, как прошло с той партией сигар?

Джоуи просветлел:

— Лучше некуда, Мари-Клэр. Все продал. Часть денег отдал приемным родителям, на остальные купил партию часов. Теперь надо сбагрить часы, чтобы сделать прибыль.

— Томми тебе поможет! — сказала Крыса. — Он непревзойденный жулик.

— Какой сценарий, Джо?

Джоуи не ответил.

— Ну, раз не хочешь говорить…

— Сотня настоящих армейских швейцарских часов. Купил с молотка в Балтиморе на аукционе по банкротству. Чтобы отбить вложенное, надо продавать по сорок долларов за штуку. Думаю, что смогу удвоить сумму, которую за них отстегнул. Вот только бы теперь их продать.

— Это хороший товар, — сказал Томми. — Если пойдем сегодня на Таймс-сквер, их быстро расхватают.

— Отлично! — воскликнула Крыса.

— Таймс-сквер?! Ты рехнулся? Там копы в штатском и отдельная служба безопасности, не говоря уж об антитеррористических отрядах. У меня всю партию конфискуют!

— А мы разделимся. Ты пойдешь с Мари-Клэр, я с Бобом. Они будут стоять на безопасном расстоянии с часами в рюкзаках. Если копы нас прижучат, мы потеряем только тот товар, что в руках.

— Не мы потеряем, а я!

— Ладно, ты потеряешь. Идею ты понял. Мы с ребятками будем работать, считай, за спасибо. Пятьдесят процентов себестоимости.

— Меня бы это устроило! — сказала Крыса.

— Я не хочу втягивать в это детей.

— Ничего, Джоуи! Мы с Томми уже работали на Таймс-сквер.

— Значит, таскал детишек на промысел? — возмутился Джоуи.

— Они сами пришли. Я там с ними встретился. И должен сказать, что Мари-Клэр просто звезда.

— Мы отлично сработаемся, Джоуи! — заверила Крыса. — Сегодня же продадим все часы!

Джоуи колебался, но Крысин энтузиазм вселил в него уверенность.

— Ладно, — сказал он с улыбкой. — Все равно у меня нет планов на вечер.

Дело было решенное. Мы с Томми убрали со стола, а Крыса с Джоуи нагрузили наши рюкзаки часами. Закончив, мы заперли трейлер и прыгнули в машину.

— А… чуть не забыл! — сказал Джоуи, заводя мотор. — Я поместил объявление о розыске Джерома Де Билье в «Нью-Йорк пост» и в «Виллидж войс». Оставил свой номер. Должны напечатать послезавтра, так что, кто знает, может, и повезет.

— Спасибо, Джоуи, — сказал я.

— Джоуи, ты лучше всех! — воскликнула Крыса.

— Я тоже думал помочь вам, — сообщил Томми. — Хотел спросить Айса, не хочет ли он и правда нанять частного детектива.

Джоуи посмотрел в зеркало заднего вида:

— То есть помощь для тебя завязана на возможность подработать?

— Какая разница? Главное — человека найти!

— Вообще-то, большая разница.

Я питал надежду на то, что у них не хватит пороху ругаться всю дорогу до центра. Но иногда человек может утешаться лишь надеждой.

Когда мы доехали до Таймс-сквер, было уже темно. Мы припарковали машину и пошли по многолюдной Сорок второй улице пешком. На перекрестке с Бродвеем мы с Томми остановились, чтобы подождать Крысу с Джоуи. Они перешучивались и хохотали, как пара ребятишек, идущих в парк развлечений. Таймс-сквер действительно напоминала луна-парк. Там гуляли моряки, холостяцкие компании и гламурные девицы. Многие были разодеты в пух и прах. Это было похоже на карнавал в Прощеный вторник.

Посреди многотысячной толпы, спешащей в бары, ночные клубы и театры, стоял на табуретке какой-то проповедник и вопил:

— Покайтесь! Покайтесь!

— Уже каяться? — спросил подвыпивший толстяк. — Да я сюда только приехал! — Он встал перед табуреткой и крикнул дружку: — Эй, Питер! Щелкни меня!

Подбежали какие-то девчонки, одетые под ангелов, и встали рядом с ним. К «ангелам» тут же пристроилась группа «полицейских», откуда-то выскочила группа «чертей», и в кадре собралось уже человек двадцать.

— А я?! — жалобно вопросил парень с фотоаппаратом.

— А ну вас, давай сюда! — крикнул проповедник.

Он слез с табуретки, сделал снимок, отдал фотоаппарат и хотел уже вернуться к своему занятию, но обнаружил, что его трибуна пропала.

— Где табуретка? Кто спер мою табуретку? Ах, ворюги вавилонские, гореть вам всем в аду!

Он вопил, пока копы не подошли его унять.

— Я смотрю, вечеринка в самом разгаре, — заметил Джоуи, поравнявшись с нами.

— Вы с Мари-Клэр будете работать на Бродвее, — распорядился Томми. — Мы с Бобом — на Сорок второй.

— Где именно? — уточнил Джоуи.

Томми повертел головой:

— У «Мадам Тюссо».

Джоуи увлек меня в сторонку и приобнял за плечи:

— Слушай, Боб. Тебе я доверяю. Ему — нет. Поэтому деньги будешь держать у себя, хорошо?

— Конечно.

— Ну, пошли, Мари-Клэр. Пора за работу.

— До скорого, Боб, — крикнула Крыса.

— Иди-ка сюда, — сказал я. — Держись поближе к Джоуи и никуда не уходи!

— Ладно.

— И не строй из себя телку из гетто!

— Чтобы я, да телку из гетто?! — возмутилась Крыса. — Немыслимо! Мисс Маунтшафт и Виннипегская балетная труппа были бы просто фраппированы!

— В общем, будь осторожна.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и вдруг сказала:

— Я помню, как ты нес меня через лужи, чтобы я не замочила ноги.

Крыса иногда выдает такие вещи, что хоть стой, хоть падай!

— Ты это вообще к чему?

— Ты всегда обо мне заботился, Боб. Даже когда мы были совсем маленькие.

Я ткнул ее в плечо:

— Ну, кто-то должен был следить, чтобы ты не влипла в беду.

— Эм-Си, ты идешь? — крикнул Джоуи, и Крыса побежала за ним.

— С ней все будет хорошо, — сказал мне Томми. — Этот Джоуи хоть и заносчивый макаронник, но он за ней присмотрит. — Он нацепил по двое часов на каждую руку, опустил рукава и отряхнул лацканы. — Идем, Боб. Впарим часики лопухам.

Я стоял в сторонке, прислонившись к стене, и наблюдал, как работает Томми. Это было весьма впечатляющее зрелище. Он начинал с вопроса типа: «Как настроение, сэр?» или «Простите, откуда вы родом?» И дальше, в зависимости от ответа, он вступал в беседу или отходил в сторонку, предоставляя человеку идти своей дорогой.

Лопухов интересовало одно и то же: «Откуда мне знать, что это не подделка?», «Откуда мне знать, что они не сломаются завтра же?», «А лицензия у вас есть?». Томми не мог продать ничего, пока не встретил компанию моряков.

— Эй, парни! У меня для вас кое-что интересное. — Томми огляделся и задрал рукава. — Первоклассные армейские швейцарские часы. В магазинах идут по шесть сотен. Эти продам по полтораста, причем в оригинальных упаковках.

— Ну, поглядим, — сказал моряк с квадратной челюстью.

Томми подвел их ко мне, и я раскрыл рюкзак. Томми вытащил несколько коробок и раздал парням.

— Небось еще горячие? — спросил один из моряков.

— Ну-у… — протянул Томми с заговорщическим видом. — Слегка тепленькие.

Моряк с квадратной челюстью пошушукался со своими товарищами и заявил:

— Ну что ж, выглядят они как настоящие. Я знаю, у меня подобные бывали, и не раз. Мы с парнями собирались сделать себе татуировки на память, но часы тоже сойдут. Мы берем шесть штук, так что ты сделаешь нам скидку. Платим по сто баксов за часы.

— Шутите? Да это меньше на треть!

— Проехали, парни. Наше предложение его не устраивает.

— Ладно, по рукам, — сказал Томми.

Они дали Томми шестьсот долларов и пошли дальше, поглядывая на запястья.

— Зачем вы сделали вид, что часы украдены? — спросил я.

— Люди охотно покупают краденое. Считают, что такой товар продается по бросовой цене. И это кое-что говорит о человеческой сущности, не находишь?

Как бы мне ни было неловко, пришлось попросить:

— Давайте деньги будут храниться у меня, Томми.

— Что, твой друг не доверяет мне? Вот, держи.

Я чувствовал себя довольно паршиво, забирая у него деньги, но обрадовался, что Томми отдал их сразу и без уверток.

После первого успеха Томми начало везти — он продавал одни часы за другими и после каждой сделки веселел на глазах. Меня беспокоил лишь вопрос денег. Иногда Томми совал выручку мне, а иногда опускал в карман. Я надеялся, что он все отдаст, когда придет время, но все же предвидел возможные осложнения.

А потом надо мной навис какой-то жуткий тип. Он был бледный, красноглазый, и белобрысые волосы у него висели грязными сосульками.

— Что в рюкзаке? — спросил он.

— Ничего.

— Дай сюда!

— Не могу!

— Не можешь или не хочешь? — процедил он сквозь зубы.

— Он не хочет, — сказал Томми.

Белобрысый тип расправил плечи:

— Ну так я сам возьму!

Томми вытащил откуда-то маленькую черную дубинку и похлопал ею себе по ладони.

— Это Гарри, — сказал он. — Снаружи он кожаный, а внутри у него свинец. Ты бы валил отсюда, пока Гарри не попробовал твою башку на прочность!

Белобрысый злобно посмотрел на Томми и ушел.

— Все нормально, Боб?

— Испугался немного.

— В полнолуние всегда вылезают разные психи. Не бойся. Если что, кричи мне.

Время шло. У меня уже слезились глаза от ярких огней, и я надеялся, что мы скоро закончим. Таймс-сквер — неприятное место, если ты устал. Но когда я увидел бегущего к нам Джоуи, я понял, что неприятности только начались.

— Она здесь? — крикнул Джоуи. — Мари-Клэр с вами?

— Нет.

— Я отвернулся на секунду, а она пропала! Я все обыскал! Она исчезла!

— Так, успокойся, — сказал Томми. — Где ты ее видел в последний раз?

— На пересечении Бродвея и Сорок седьмой. Сначала подумал, что она в туалет пошла. Подождал, поискал — ее нигде нет!

— Сколько времени прошло?

— Полчаса. Может, больше.

— Мы с Бобом пойдем вверх по Бродвею. Ты садись в машину и поезжай искать по окрестностям.

— Прости меня, Боб! — сказал Джоуи и убежал за машиной.

Меня накрыло волной страха.

— Надо найти ее, Томми! Надо найти мою сестру!

— Что такое? Откуда паника? Ладно тебе, Боб, она просто гулять пошла. Если бы этот идиот ждал ее на месте, а не бегал кругами, она бы уже к нему вернулась. — Томми положил руку мне на плечо. — Не бойся, парень, мы ее найдем.

Мы прошли до самого конца Бродвея, пробираясь сквозь многотысячную толпу. Потом перешли на другую сторону и пошли обратно. Томми то и дело останавливался, чтобы с кем-нибудь поговорить. Люди, которых он расспрашивал, стояли прислонившись к стене или где-нибудь в дверях либо скрывались от огней Таймс-сквер в тени. Если бы не Томми, я бы их даже не заметил.

— Светловолосая девочка, продает часы. Не видели такую? Отзывается на имя Мари-Клэр. Сто баксов за любую информацию.

Когда Томми говорил с этими людьми, его голос был серьезен. Но, встретив мой взгляд, он улыбнулся:

— Вот найдем ее, Боб, и заставим платить за сегодняшний ужин.

Он опять стал ищущим взглядом осматривать толпу, и на лице у него явственно читалось беспокойство. Я был знаком с Томми не так уж долго, но уже знал: он не из тех, кто беспокоится по пустякам. Так что его волнение перепугало меня насмерть. Я пристально вглядывался в толпу, пока глаза не заслезились. Я искал за углами домов и в темных переулках. Я заглядывал в лицо каждому прохожему. Я рассмотрел сотни лиц. Потом тысячи. Я искал за стеклами ресторанов и даже баров. Я проверил все кофейни. Я провожал взглядом едущие мимо машины, отчаянно боясь увидеть ее внутри. Я ходил и ходил кругами, пока огни и высотки не начали вертеться перед глазами, как карусель, но моей сестры нигде не было.

Потом, крутя головой во все стороны, подъехал Джоуи. Он притормозил рядом с нами. Томми положил руку на крышу машины и о чем-то перемолвился с Джоуи. Друг на друга они не глядели, оба мрачно изучали окрестности. Впервые я подумал, что они вполне могли бы сойти за отца и сына.

— Ищи дальше! — сказал Томми, и машина уехала.

Меня неотступно преследовали слова Крысы: «Увези меня домой, Боб! Иначе случится что-то плохое!» Они все крутились и крутились у меня в голове. Я не увез ее домой, хотя она просила. Прошел уже, наверное, час с тех пор, как Джоуи заметил ее исчезновение. Значит, она пропала больше часа назад.

— Вы должны найти ее, Томми!

Томми уже не пытался изобразить улыбку. Он был мрачен, как похоронных дел мастер. Я перестал искать сестренку. Я только смотрел, как ищет он. Я мог надеяться лишь на Томми и на его инстинкты профессионального жулика. Он двигался не спеша. Он то и дело останавливался. Он вертел головой и шел дальше. Он бормотал что-то себе под нос. Потом он пересек Бродвей и остановился на том самом пятачке, где мы с Крысой впервые его увидели. Я пошел за Томми. Он повернулся кругом вокруг себя. И замер. Он что-то заметил!

— Вот она! — закричал он, указывая пальцем через улицу.

Я посмотрел туда, но не увидел!

— Где?

Томми показал уже в другую сторону:

— Вон там!

В плотном потоке автомобилей вдоль Таймс-сквер лавировала полицейская машина. К заднему стеклу прилипла маленькая Крысина мордочка. Наши взгляды встретились. Секунду мы смотрели друг на друга, а потом она скрылась из виду.

 

Глава 19

Когда я проснулся, уже ярко светило солнце. Я хотел нащупать телефон, но его не было. Я вскочил и выбежал из трейлера. Томми и Джоуи сидели снаружи.

— Не волнуйся, Боб, телефон у меня, — сказал Томми, протягивая мне мобильник. — Ты крепко спал. Я боялся, что Мари-Клэр пришлет что-нибудь, а ты не услышишь.

— Я пробовал звонить ей, — добавил Джоуи. — Телефон отключен.

— Наверное, выключила, чтобы копы не отобрали. Она напишет мне, как только сможет.

Джоуи посмотрел на Томми:

— Ребята говорят, ты был юристом. Что с ней теперь будет?

— Они свяжутся с органами опеки и отправят Мари-Клэр в приют. Там ее будут держать, пока не решат, что делать дальше.

— Как только она с тобой свяжется, Боб, мы ее заберем, — сказал Джоуи. — И я отвезу вас обоих в Канаду. Ты не переживай, я буду и дальше искать вашего дядю, но вам лучше пока вернуться домой.

— Если увезешь ее из приюта, будут проблемы с законом, — заметил Томми. — На тебя повесят десяток обвинений. В том числе в похищении.

— Говорю тебе, папаша, я друзей в беде не бросаю. Что скажешь, Боб?

— Ее надо забрать!

— Значит, решено. Как насчет позднего завтрака?

— Я не голоден.

— Я понимаю, стряслась беда. Но голодовка делу не поможет.

— Джоуи прав, — поддержал Томми. — Пойду включу гриль, и мы как следует позавтракаем. Идем-ка, парень. Поможешь мне. Тебе полезно будет отвлечься.

Томми принялся жарить яичницу с беконом, а Джоуи сварил кофе и поджарил тосты. Мы завтракали, глядя на проходящие поезда. Какая-то женщина помахала мне из окна и, кажется, расстроилась из-за того, что я не помахал ей в ответ. Когда поезд скрылся из виду, мне стало паршиво из-за того, что я ее расстроил. Впрочем, мне и так было паршиво. Мы выпили еще кофе. Джоуи курил сигареты одну за другой. Мимо прошло еще много поездов. Я мерил шагами расстояние от трейлера до железной дороги. Потом ушел через пути к реке. Я все думал, где она может быть, напугана ли она. Или ей одиноко, как мне. Я вспоминал, как она перешучивалась с копами дома, в Канаде. Может, и правда в полиции ей ничто не угрожает.

А если она сбежала? А если она теперь пытается найти дорогу сюда? Это же очень далеко. Нет, она бы так не сделала. Она знает, что до трейлера не доберется. Скорее она пошла бы в логово. Или даже к Айсу. Хотя вряд ли она сможет удрать от копов в одиночку. Значит, ее отправят в приют. Знать бы еще в какой. А если у нее опять будет припадок? Мне надо тоже сдаться в полицию. Но ведь меня отправят в приют для мальчиков, а ее — для девочек. Я в тысячный раз проверил мобильник и пошел назад к трейлеру.

Томми и Джоуи сидели снаружи и резались в карты, выясняя, есть ли у них общие знакомые. Имена у большинства обсуждаемых личностей были вполне гангстерские. Пит-Перекупщик и Ганс-Гастролер. Сэл и Мо, и, кстати, знаешь Сонни-Святошу? А его брата, Джо-Боксера? Он еще грохнул Молчуна Микки в «Гаване», потому что Микки пялил глаза на его девчонку! А слышал о Полоумном Пабло и шайке Бенсона Херста? А о той размолвке с русскими?

Похоже, у них был один круг знакомств, отличались лишь связанные с этими людьми истории. Просто Томми был старше, дольше варился в этом котле и потому больше знал. И конечно, намекнул Джоуи на разницу в опыте самым недвусмысленным образом. Джоуи шваркнул карты на стол и подошел ко мне:

— Я в магазин. Ваш треклятый приятель действует мне на нервы!

Он прыгнул в машину и дал по газам.

Я уселся на его место и стал наблюдать, как Томми раскладывает пасьянс.

— Вот молодежь… — пожаловался он. — Уверены, что все знают, хотя не знают ничего. Но ты не такой, Боб. Ты умен не по годам.

— Я боюсь, Томми.

— Рано еще бояться. Когда будет пора начинать, я тебе сообщу.

Солнце почти село, а она все еще не вышла на связь. Я уже был готов предложить обратиться в полицию, как вдруг мой телефон пронзительно запищал.

«Копам ничего не сказала. Детский приют Дона. Адрес не знаю. Дети очень тихие, работники странные. Не бросай меня здесь, брат!»

— Приют Дона — это в Нью-Джерси. Рядом с шоссе Нью-Джерси Тернпайк, — сообщил Томми. — Туда попадают дети иммигрантов.

— Пиши ответ, Боб. Пиши, что мы уже едем.

Джоуи скрылся в трейлере и вскоре вышел с ломиком в руках.

— Что ты задумал, Джо? — спросил Томми.

— Как приедем, напишем Мари-Клэр, что мы на месте. Она даст нам сигнал — например, посветит фонариком в окно. Дальше мы вскрываем дверь или окно, забираем Мари-Клэр и мчимся к границе.

Томми встал:

— Поедем через мост Джорджа Вашингтона. Так короче.

— Ты что, с нами? — удивился Джоуи.

— Я тоже не привык бросать друзей в беде.

Мы влезли в машину и поехали по грунтовке к шоссе. Я поймал себя на том, что улыбаюсь. Уже представлял, как она сидит с нами в машине и рассказывает нам о том, как ее поймали. Представлял, как она спит на заднем сиденье, а Джоуи везет нас в Канаду. Я не думал о том, что будет дальше. Просто радовался тому, что мы встретили Томми и Джоуи. Они были отличные ребята. Я никогда не забуду, как много они для нас сделали.

Но у самого моста Джорджа Вашингтона телефон опять запищал.

«Они педофилы, Боб. Детки тут совсем маленькие. С ними очень плохо обращаются. У одного типа есть пистолет, я видела. Не приходи один. Зови Айса».

Я похолодел от страха.

— Поехали в полицию! — воскликнул Джоуи. — Прямо сейчас!

— Поздно, — возразил Томми. — Копы никуда не торопятся. Особенно когда к ним приходят с голословными утверждениями. Отправят пару новичков проверить, что к чему, те поговорят с кем-нибудь из руководства этого приюта, составят рапорт и пошлют в органы опеки. Через несколько дней, если повезет, оттуда придут с проверкой. Это дело небыстрое, уж поверьте. А мне уже приходилось иметь дело с треклятыми педофилами. Вы даже не представляете, до чего они бывают изворотливы!

— Как тогда поступим? — спросил Джоуи.

— Поезжай на Пятую авеню. Возьмем с собой Айса.

— Думаете, он поедет? — усомнился я.

— Конечно поедет! Наша девочка в беде! — Томми достал ручку и начал строчить на листке из блокнота. — Напишу ему, что произошло, сообщу и адрес приюта. Если не застанем дома, оставим записку у швейцара.

Джоуи гнал так, будто вел не настоящий автомобиль с живыми людьми, а движущуюся картинку на экране видеоигры. Не сбавляя скорости, он лавировал между машинами, проскакивал на красный и так лихо закладывал повороты, что я в страхе съежился на сиденье. Когда мы застревали в пробке, он бил кулаком по рулю. Он то и дело жал на гудок и ругался на прочих водителей, которые «лезут на дорогу и не дают проехать». Не знаю, каким чудом он не попался на глаза полиции, но вскоре мы оказались у дома, где жил Айс.

— Стой! Это здесь! — закричал я.

Взвизгнули тормоза, и машина остановилась. Мы с Томми выскочили и побежали к подъезду.

— Чем могу помочь? — спросил швейцар.

— Нам надо к Айсу!

Швейцар взялся за телефон:

— Как вас представить?

— Боб.

— У него вечеринка, и мисс Мур распорядилась, чтобы не было незваных гостей. Но вас я помню, вы у него были… К вам посетитель, сэр. Его зовут Боб. Он с другом… Хорошо, сэр… Вы можете подняться.

Я не переставая нажимал на кнопку, пока лифт не приехал. На этаже Айса стояла толпа народа. Дверь в квартиру была открыта настежь, и я вошел внутрь. Там играла музыка, и хорошо одетые люди пили коктейли. Я пробрался в переполненную гостиную, где звучал смех, были слышны громкие разговоры и звон бокалов. Айс и Миа стояли в глубине комнаты. Я с трудом протиснулся к ним сквозь толпу гостей, толкнув официантку, разносившую закуски, и толстяка, курившего сигару.

— Айс, вы должны нам помочь! Моя сестра попала в беду!

Гости презрительно смотрели на нас с Томми, как аристократы на простолюдинов. Айсу явно было неловко.

— Давай выйдем и поговорим, — предложил он.

Мы пошли за ним в коридор, слыша, как Миа извиняется за наше беспардонное вторжение.

— Оставьте нас на минутку, — попросил Айс, и гости, стоявшие в коридоре, ушли в квартиру. — Что случилось, Боб?

— Крысу… мою сестру забрали в приют! И там заправляют педофилы!

— Откуда ты это знаешь?

— Она мне написала.

— Боб, мне нравится Мари-Клэр, она хорошая девочка. Но у нее чересчур живое воображение.

— Как это понимать? — возмутился я.

— Идемте, Айс! — перебил меня Томми. — Машина ждет у подъезда! Надо скорее ехать!

— Айс никуда не поедет! — отрезала Миа. — Не знаю, что за игру вы затеяли, но втягивать в нее Айса я не позволю!

— Это не игра, — сказал я. — У одного из них пистолет!

— Ну да, мальчик, конечно, — отмахнулась Миа. — Айс, они хотят тебя подставить. За углом наверняка прячутся журналисты.

В коридор вышел менеджер Барри:

— Что тут происходит, Айс? Глава компании спрашивает, где ты.

— Пара белых беспризорников втерлась к нему в доверие, — заявила Миа. — Теперь мальчик уверяет, что его сестра влипла в какую-то историю.

— Не смей их так называть, Миа!

— Как скажешь, Айс, только не забывай, я все же немного тебя старше, и…

— Ты сильно меня старше, Миа. Закрой рот!

— Помогите нам, Айс! — взмолился я.

Айс сморщился, как от боли:

— Сейчас очень неудачное время, Боб.

— Когда будет удачное время? — поинтересовался Томми. — Когда найдут ее труп?

От этих слов все замерли. Я живо представил себе эту картину и похолодел.

— Айс!

Он отвернулся. На лице Томми было написано отвращение.

— Что? Вечеринка, значит, для вас важнее, чем ребенок в беде?

— Мари-Клэр вполне могла написать неправду.

— Да, могла, — согласился Томми. — Но чутье подсказывает мне, что это не так. В любом случае, я не намерен рисковать ее жизнью. А вы?

Айс молча стоял со смущенным видом.

— Вам лучше уйти, — сказала Миа. — Немедленно.

— Дайте адрес, Томми, — попросил я и швырнул листок Айсу под ноги. — На случай, если передумаете. Пошли отсюда, Томми.

Томми сделал шаг к Айсу и выкрикнул ему в лицо:

— Может, я и жалкий жулик, но я никогда не паду так низко, как вы!

— Идем, Томми!

Мы спустились и вышли на улицу. Увидев нас, Джоуи тут же отбросил сигарету и сел за руль.

— Где Айс? — спросил он.

— Он не поедет, — ответил Томми. — Нас трое.

Я влез на заднее сиденье, и Джоуи завел мотор.

— Поезжай через туннель Линкольна в Джерси, — сказал Томми. — Дальше я покажу дорогу.

Взвизгнув колесами, машина рванула с места.

Я не мог думать об Айсе без отвращения. Он был для Крысы героем. Я-то думал, она ему небезразлична. Но я ошибся, а Томми был прав. Айса волновала лишь собственная карьера. И я его за это ненавидел.

Джоуи срезал через Центральный парк, лихо развернулся на круговой развязке и помчался в сторону центра. Нам повезло: до самого туннеля Линкольна все светофоры горели зеленым. Но потом мы попали в пробку. Томми барабанил пальцами по двери, а Джоуи сигналил без умолку.

— Этим ты делу не поможешь, — заметил Томми.

Джоуи чуть слышно выругался.

Я выглянул в окно. Мы крепко застряли в пробке, позади нас собралось уже много машин, и подъезжали все новые и новые. Мне захотелось заорать от бессильной злости. Выскочить из машины и побежать со всех ног. Но я не стал этого делать. Я просто осел на сиденье, чувствуя подкатывающую тошноту. Мне казалось, что нам ни за что не успеть. Что мы уже опоздали.

 

Глава 20

Наконец мы доползли до конца туннеля и по спиральному выезду поднялись на поверхность. Уже смеркалось, солнце успело сесть за горизонт. Мы ехали в Нью-Джерси, и я смотрел в окно на проплывающий мимо Вест-Сайд. Джоуи снова погнал как сумасшедший. Томми подсказывал, где свернуть. Его трясло и мотало, но он ни разу не попросил Джоуи сбавить скорость. Я тоже считал, что лучше бы еще побыстрее.

— Черт! — воскликнул Джоуи, посмотрев на топливный индикатор. — Стрелка на красном! Может, и доедем, конечно, а может, и нет.

— Впереди заправка, — сообщил Томми.

Джоуи посмотрел на меня в зеркало заднего вида:

— Решай, Боб.

Я впал в ступор.

— Заправляйся, — ответил Томми за меня. — Лучше не рисковать.

Мы въехали на заправку. Все колонки были заняты. Тетка за рулем машины перед нами болтала по телефону.

— Ну народ! — возмутился Джоуи, сигналя. — Треклятый Нью-Джерси! Давай уже! Заправляйся или проезжай!

— Грубиян! — сказала тетка, обернувшись, и продолжила разговор.

Мотор взревел — Джоуи подъехал к ней вплотную.

— А ну шевелись, пока я тебя не протаранил!

Перепуганная тетка отъехала, и мы заняли ее место. Джоуи выскочил из машины и схватил насос. В окно потянуло бензином. Я смотрел, как мелькают цифры на колонке. Когда там загорелось «20» — то есть двадцать долларов, — Джоуи сел в машину, завел мотор и рванул с заправки, как гонщик «Формулы-1» после пит-стопа. Никто не проронил ни слова о том, что он не заплатил. Это не имело значения.

Джоуи сменил передачу, машина дернулась и разогналась так, что за окном все слилось в сплошную пеструю ленту. Томми явно нервничал, а я, наоборот, приободрился.

Я снова стал смотреть на экран мобильника. Прошел час с тех пор, как мы подъехали к туннелю. Одиннадцать минут после заправки. Ни одного сообщения.

Томми подался вперед:

— Притормози. Скоро поворот. Так… Следующий направо.

Мы свернули с шоссе на боковую дорогу.

— Тут до конца, потом налево… Теперь направо.

По обеим сторонам широкой дороги выстроились огромные дома, каждый — на большом огороженном участке.

— Тормози, — сказал Томми. — Похоже, приехали.

Мы проехали вдоль каменной стены, остановились у железных решетчатых ворот и заглянули внутрь. Длинная подъездная дорожка вела ко входу в огромный каменный особняк. И в нем было так много окон! По три с торца и по двенадцать с фасада. Да еще и чердак наверху. Я не представлял, как мы будем искать Крысу в такой громадине.

— Отправляй сообщение, Боб, — сказал Томми. — Пиши, что прибыла кавалерия.

Он вышел и подергал ворота.

— Заперто! — Он снова сел в машину и распорядился: — Отъезжай от ворот. Перелезем через стену.

Джоуи отъехал в сторонку, припарковался и заглушил мотор. Некоторое время мы сидели в полном молчании и смотрели на мой телефон. Ответ так и не пришел.

— Ну, все, — сказал Томми. — Идем на выручку.

Когда мы вышли из машины, у меня засосало под ложечкой. Джоуи вытащил из багажника лом и две алюминиевые бейсбольные биты.

— Могут пригодиться, — объяснил он.

— Вполне возможно, — согласился Томми.

Для пожилого человека с больными ногами Томми двигался очень проворно. Он влез на стену, принял у Джоуи биты и сбросил их на другую сторону. Послышалось негромкое звяканье. Томми исчез за стеной.

Я подпрыгнул, ухватился за край стены, подтянулся и перелез. Спрыгнув в темноту, я скорчился рядом с Томми. Вскоре к нам присоединился Джоуи и молча передал мне лом. Я никогда не был хулиганом, но тут у меня прямо руки зачесались выкинуть что-нибудь хулиганское. Мы притаились за клумбой и медлили, рассматривая здание приюта.

— Томми, чего мы ждем? — спросил я.

Томми взглянул на меня, потом снова на приют. На втором этаже свет уже не горел, только несколько окон внизу ярко сияли. Томми открыл было рот, чтобы что-то сказать, и тут от ворот донесся автомобильный гудок. Входная дверь распахнулась, залив крыльцо светом, и показалась светловолосая женщина. Она прошла по подъездной дорожке и открыла ворота, впустив во двор машину, из которой вылезли два здоровенных амбала.

— Если они знали, что мы явимся, то могли позвать подмогу, — предположил Джоуи.

— Откуда им было об этом знать? — возразил Томми.

Женщина заперла ворота и обменялась с приехавшими несколькими фразами встревоженным шепотом. Потом свет, идущий из двери, померк, его заслонил силуэт еще одного человека. Остальные тут же затихли и молча прошли мимо него в здание. Человек шагнул вперед. В темноте я не мог разглядеть его лица, но увидел, что у него на носу очки. И он что-то сжимал в руке. Он повертел головой, внимательно осматривая двор, а потом скрылся в особняке, захлопнув за собой дверь. Свет погас.

— Похоже, у него пистолет. Что, если у него пистолет? — Голос Джоуи дрогнул.

— Если так, ему придется меня пристрелить, — сказал Томми. — Потому что я пойду туда и заберу ее.

— Может, позвать копов?

— Слишком поздно, Джо, — тихо проговорил Томми. — Я понимаю, тебе страшно. Мне тоже. Но ты же не бросишь Мари-Клэр, правда? Соберись, Джоуи! Мы с тобой итальянцы из старых кварталов. Наверняка тебе не впервой драться насмерть, а? Сам знаешь, бывает так, что надо встать и сражаться. И для нас с тобой, парень, настал как раз такой момент. Так ты со мной, Джо?

— Да, Томми. Я с тобой.

— А ты, Боб?

Волосы у меня на загривке стояли дыбом, но я все равно сказал:

— Только скомандуйте, Томми.

Томми поудобнее перехватил бейсбольную биту:

— Ну, пошли, ребята. Покажем этим педофилам, как с ними принято обходиться у нас в Вест-Сайде!

Мы перебежали через лужайку и присели под окном слева от входа. Томми осторожно приподнялся и заглянул внутрь. Потом прокрался за угол и посмотрел оттуда.

— Это кладовка, — прошептал он. — Передай лом.

Я забрал у него биту и отдал лом. Томми просунул его загнутым концом под раму и нажал. Рама заскрипела, от нее что-то отскочило, и окно открылось. Мы замерли. Я слышал, как колотится у меня сердце.

Томми выдохнул:

— Держи.

Он отдал мне лом, осторожно поднял оконную раму и собрался лезть внутрь.

— Лучше я, — прошептал Джоуи. — Я немного… моложе.

Томми положил руку ему на плечо:

— Давай, парень.

Джоуи ловко проскользнул в окно, как заправский форточник, и исчез в темноте. Но быстро вернулся и доложил шепотом:

— Дверь заперта.

Вдруг послышались голоса и приближающиеся шаги.

— Сюда! — скомандовал Томми.

У стены росли высокие кусты, и мы метнулись за них. Щелкнул замок, и в кладовке зажглось электричество. Свет падал из окна на лужайку, но до наших кустов не доставал.

В комнату вошел очкарик:

— Кто оставил окно открытым? — Он обернулся к женщине: — Сделай перекличку, быстро. — Он подошел к окну и уставился туда, где мы укрылись: — Есть тут кто?

Мне казалось, что он смотрит прямо на меня. Я вжался в стену. Очкарик высунулся из окна и огляделся по сторонам. Потом он не спеша закрыл окно. Свет погас, и дверь в кладовку захлопнулась.

Мы вылезли из-за кустов.

— Думаете, он нас увидел? — спросил Джоуи.

— Вряд ли, — ответил Томми. — В любом случае, мы идем за теткой.

Мы направились в сторону главного входа. Томми проверил одно окно, потом другое и заглянул внутрь.

— Вот это открывается наполовину, — сообщил он, просунул загнутый конец лома под оконную раму и нажал.

Раздался скрип дерева, и окно поддалось. Шума почти не было, но мы все равно замерли, похолодев. Очень медленно и аккуратно Томми толкнул раму вверх. Он взял у меня биту и отдал мне лом.

— Теперь слушай, — прошептал он. — Наша задача — сделать все тихо, когда они не ждут. Мы тайком пролезаем внутрь, забираем Мари-Клэр и так же тихо ускользаем. Когда ее хватятся, мы уже будем на полпути к канадской границе.

С дороги раздался визг тормозов — долгий, пронзительный звук, отразившийся эхом в ночной тишине. Мы обернулись к воротам. К ним медленно подполз автомобиль, фарами освещая подъездную дорожку. Мы смотрели на него, загипнотизированные урчанием его мотора. Неужели еще подкрепление? Но тут машина отъехала задним ходом, и во дворе приюта снова стало темно. Я хотел было спросить Томми, что делать, но тут колеса опять взвизгнули, и машина рванула с места. Она протаранила ворота на полном ходу!

Томми махнул рукой:

— Хотя, если подумать, можно и нахрапом. Вот, Айс подал хороший пример.

Ворота повисли на петлях, а роскошный «рейнж-ровер» остановился посреди двора. Из-под капота валил пар. За всю свою пока недолгую жизнь я еще никому так не радовался!

— Айс!

Айс выскочил из машины и целеустремленно зашагал к входу в приют, бормоча себе под нос:

— Еще будут мне указывать, что делать, а что нет! Отвратительные лицемеры!

— Берегись, Айс! — крикнул ему Томми.

— Они могут быть вооружены! — добавил Джоуи.

Айс даже не замедлил шага. Он как следует пнул входную дверь, потом еще раз, потом отступил и с разбегу высадил ее плечом. Мы поспешили за ним. В просторном фойе на стенах висели детские рисунки и кисло пахло школьной столовкой. В середине была большая деревянная лестница, справа от нее — стойка администратора и несколько компьютеров, а слева — дверь, ведущая в большую комнату. Там было темно, только слабый отсвет луны падал в окна. Над входом было написано: «Гостиная».

Послышались шаги по деревянным доскам пола, и на самом верху лестницы появился коренастый молодой парень.

— Мистер Джошуа, они протаранили ворота! — закричал он и побежал вниз по ступенькам.

За ним показались очкарик, на ходу набрасывающий халат, и светловолосая женщина. Все трое остановились у основания лестницы и обалдело уставились на нас.

Первым пришел в себя мистер Джошуа.

— Звони в полицию, Бен! — злобно приказал он.

Коренастый парень кинулся к стойке администратора и схватил телефон.

— Давайте-давайте, — поддержал Джоуи. — Вызывайте полицию. Треклятые педофилы!

Мистер Джошуа повернулся к нему с ошарашенным видом:

— Что вы сказали?

— Ты слышал.

— Слышал. Но я вас не понял.

— Мы друзья Мари-Клэр, — пояснил Томми.

— Вот, значит, что она вам наплела? — Мистер Джошуа явно был оскорблен. — И вы явились сюда с бейсбольными битами… — Он оглянулся на женщину: — Как вам это нравится?

— Плевал я на то, как ей это нравится! — не выдержал я. — Приведите мою сестру!

Женщина подошла ко мне. Глаза у нее были такие же огромные и голубые, как у Крысы.

— Я все поняла. Ты думал, что твоей сестренке угрожает опасность, и очень испугался за нее. — Она улыбнулась. — Мари-Клэр просто по тебе скучала, вот и все. Наверное, она боялась, что никогда тебя больше не увидит. Ты ведь Боб, да? — Я не ответил. Она тронула меня за плечо: — У меня у самой три дочки, Боб. Я никому бы не позволила обижать ребенка!

— Речь о девочке, которую привезли вчера вечером? — спросил ее мистер Джошуа. — Она весь день бегала и скакала. Учила маленьких ребятишек играть в футбол. Такая веселая и жизнерадостная девочка!

— Нет, под конец дня она все же немного загрустила. Это ведь тогда она позвонила тебе, Боб?

Я заметил, что в руке у мистера Джошуа. То, что мы приняли за пистолет, было всего лишь очень старым мобильным телефоном. Крыса нас так перепугала, что мы боялись собственной тени.

Женщина тепло улыбнулась:

— Не волнуйтесь. Я работаю с детьми уже пятнадцать лет. Мари-Клэр хорошая девочка. Просто ей было одиноко, вот и все.

Неужели Крыса все выдумала? Женщина казалась довольно милой. Я не мог представить, чтобы эти люди обижали детей, и не знал, кто говорит правду, а кто лжет.

Я обернулся. У Айса был смущенный вид, а Джоуи пятился к двери. Они явно уже для себя решили, кому верить. Но взгляд Томми по-прежнему оставался жестким.

— Мы бы хотели ее увидеть, — произнес он.

Женщина нахмурилась:

— Знаете, все дети уже легли спать… — Она немного подумала. — Вот что, приходите-ка завтра. Прямо с утра. Позавтракаете вместе с ней, и мы во всем разберемся.

— Ну что, мистер Джошуа? — спросил коренастый, который так и стоял за стойкой с телефонной трубкой в руке. — Так и сделаем?

Женщина посмотрела на мистера Джошуа.

— Ну зачем нам полиция посреди ночи? — примирительно сказала она. — Не надо.

— А ворота? — спросил мистер Джошуа нерешительно. — Их ведь теперь чинить придется.

— Я за все заплачу, — пообещал Айс.

— Вот вы сейчас уйдете, и след простыл. И откуда мне знать, что у вас хватит денег?

Коренастый парень вышел из-за стойки:

— Я думаю, хватит, мистер Джошуа. Правда же, Айс?

Мистер Джошуа вытаращил глаза:

— Бен, ты знаешь этого человека?

— Это же Айс! Звезда рэпа! Обожаю вашу музыку! — Бен с пылом пожал Айсу руку. — Если зайдете с утра, детишки будут рады получить ваш автограф.

— Мне нужен его автограф на чеке на починку ворот, — кисло заметил мистер Джошуа.

— Даже не сомневайтесь в нем! — заверил Бен.

— Ладно, — смилостивился мистер Джошуа. — Если он вернется утром, в полицию мы сообщать не будем. Но если не придете…

— Приду. Рано утром.

— Только вы с ней завтра помягче, — попросила женщина. — Она все-таки совсем малышка.

И все. Мы пошли к дверям. У Айса был такой вид, словно ему не терпится поскорее сбежать. Я не мог его за это винить после Крысиной выходки. Мне самому хотелось добраться до нее и настучать по острым ушам! Но у самого порога мне вдруг стало нехорошо. Я не мог оставить ее здесь. Не мог уйти, даже не повидавшись. Да и не было у нее обыкновения врать. И уж тем более придумывать такую чудовищную ложь… Нет. Я хочу видеть свою сестру! Пусть даже ее придется разбудить.

Я обернулся к Томми и краем глаза заметил, что мистер Джошуа бросил быстрый взгляд куда-то в гостиную. И мне показалось, что он кому-то подмигнул. В гостиной было темно, и, как я ни старался, я ничего не мог рассмотреть. Но тут луна вышла из-за тучи, в комнате стало чуть светлее, и у окна я заметил силуэт — там кто-то притаился.

— Томми, — сказал я.

— Вижу, — ответил Томми и крикнул: — А ну покажись!

После короткой заминки на свет вышел бледный тип. Он таращил глаза и трясся, как наркоман. Я заметил в гостиной огонек сигареты.

— Там еще кто-то! — воскликнул я. — В кресле сидит!

— Выходи! — приказал Джоуи.

Но кто бы там ни был, он продолжал сидеть и спокойно курить.

— Кто там? — требовательно спросил Томми.

Мистер Джошуа опустил глаза:

— Я не знаю.

Томми изобразил крайнее удивление:

— Вы не знаете, кто сидит у вас в гостиной? Вы же хозяин!

— Что у вас тут творится, черт бы вас всех подрал? — злобно воскликнул Джоуи.

Я посмотрел на женщину. Она ответила мне холодным, равнодушным взглядом. Потом я увидел, что Бен притиснулся спиной к стене и сжал кулаки, готовясь к драке.

От ярости я сперва утратил дар речи. А когда пришел в себя, заорал:

— Где моя сестра?

Не успел я опомниться, как Айс выхватил свои серебристые «Беретты» и направил оба дула на мистера Джошуа:

— Отвечай ему! Лучше не испытывай мое терпение.

С лица мистера Джошуа схлынули все краски. Он с трудом сглотнул и выдавил из себя:

— Она сбежала. Я боялся вам это говорить.

— Вы всерьез ожидаете, что мы в это поверим? — спросил Томми.

— Она здесь, Айс! — воскликнул я. — Я знаю, что она здесь!

Айс щелкнул затворами, по-прежнему целясь в мистера Джошуа:

— Где она?

Мистер Джошуа был напуган, но постарался улыбнуться:

— Вы не станете стрелять.

— Зря ты так думаешь! — оборвал его Айс и направил пистолеты на дрожащего типа. — Где она?

— Подумайте о последствиях, — жестко сказала женщина. — Если спустите курок, вас посадят на всю жизнь.

— Я не стану повторять! — прорычал Айс.

Дрожащий тип затрясся еще сильнее. На скулах у Айса заиграли желваки. Прогремел выстрел, и пуля разнесла стойку перил. Дрожащий тип заорал, прикрывая голову руками. Женщина вздрогнула и зажала уши. У мистера Джошуа был такой вид, словно он того и гляди хлопнется в обморок. Я обернулся и увидел, что Бен неуверенно поднимает руки над головой.

— Ничего мы ей не сделали, — раздраженно сказала женщина. — Она не слушалась, и ее заперли в шкаф. Вот и все.

От облегчения я даже глаза прикрыл. Если Крыса не слушалась, значит, с ней все в порядке. А в шкафу ей вряд ли что-то угрожает.

— Ладно, — проговорил мистер Джошуа, тяжело дыша. — Она наверху. Можете забрать ее. Мы скажем, что она сбежала.

Айс посмотрел на него испепеляющим взглядом:

— Если вы с ней что-то сделали, будет плохо! Вам всем будет очень плохо! Ведите ее сюда, парни.

— Я звоню копам, — сказал Джоуи.

Я побежал наверх. Томми пошел за мной, но ненадолго остановился перед мистером Джошуа, который пристыженно глядел в пол.

— Ты мне не нравишься, — сообщил ему Томми, потрясая бейсбольной битой. — Если мы не найдем Мари-Клэр, ты будешь нравиться мне еще меньше!

Мы с ним поднялись по лестнице, от которой отходили два крыла.

— Ты иди туда, Боб, а я сюда. Понадобится помощь — кричи.

Дрожа от страха и злости, я пошел по коридору. Ладони у меня вспотели, но я быстро открыл ломом первую попавшуюся дверь. Комната была пуста. Я открыл вторую — опять пусто. Но за третьей дверью ждали маленькие ребятишки. Они молча стояли в темноте, полностью одетые. Некоторые даже держали в руках чемоданы. Вид у них был очень напуганный.

— Айс пришел? — робко спросила маленькая девочка. — Мари-Клэр обещала, что Айс придет нас спасти!

— Он пришел! Бегите вниз, он ждет!

Они тут же припустили по коридору к лестнице. Я открыл соседнюю комнату, и там тоже было полно детей, готовых немедленно уходить.

— Быстро, бегите вниз!

Они не заставили просить себя дважды. А потом я услышал, что кто-то колотит в дверь в самом конце коридора. Я со всех ног помчался туда.

— Это ты?

— Почему так долго, брат? — проорала Крыса из-за двери.

Я поддел дверь загнутым концом лома и нажал, но она никак не поддавалась.

— Давай, Боб! Пипец какой ты тормоз!

Я просунул лом под самый замок и навалился всем весом. Раздался треск, дверь открылась, и Крыса выскочила наружу:

— Ура, свобода!

— Все нормально? Они ничего тебе не сделали?

— Еще бы они попробовали! Я сказала этим треклятым педофилам, что у меня друзья в центре, которые уже за мной едут. Они отобрали у меня мобильник и заперли в этом треклятом шкафу!

Я рассмеялся и хотел обнять ее, но она куда-то побежала.

— Ты куда? Айс здесь! Надо уходить!

— Сначала спасем Фелицию!

Я схватил ее и сжал за плечи:

— Фелиция погибла! И ты это знаешь!

Крыса смерила меня взглядом:

— На этом свете не одна Фелиция, Боб. — И она помчалась по коридору.

Я почувствовал себя дураком, меня это взбесило, и я порадовался, что не успел обнять этого зловредного грызуна.

— Вот здесь! — крикнула сестрица, остановившись у какой-то двери. — Тут заперто.

Я поддел дверь ломом, мы с Крысой навалились вдвоем, но безрезультатно.

— Отойди, — приказал я.

Я разбежался и изо всех сил ударил по двери. Она, конечно, не открылась, но треснула возле замка. Я просунул лом в трещину и нажал. Затрещало дерево, и замок отскочил.

— Мой брат — взломщик! — воскликнула Крыса и вбежала в комнату.

Там было темно. Я почти ничего не видел. Но услышал, как Крыса тихо говорит кому-то:

— Айс пришел. Теперь он тебя защитит.

Я знал, что Айс внизу, а Томми на этом же этаже, но у меня все равно поджилки тряслись.

— Надо уходить!

Крыса вышла из комнаты, обнимая за плечи маленькую чернокожую девочку с буйными кудряшками:

— А это мой брат Боб. Он тоже будет тебя защищать.

Девочка съежилась и посмотрела на меня снизу вверх, будто решая, можно ли мне доверять. Я улыбнулся ей, и она вроде как улыбнулась в ответ.

Томми вышел нам навстречу:

— А вот и она! Мари-Клэр Де Билье!

— Не бойся, Фелиция. Он с нами, — сказала Крыса. — Привет, Томми!

— Идем, малышка! Когда бежишь из тюрьмы, зевать нельзя!

Мы спустились на первый этаж. Мистер Джошуа и все остальные выстроились вдоль стойки приемной, Айс по-прежнему держал их на прицеле. Но Фелиция все равно в страхе замерла, едва их увидев.

— Не смотри на них, — сказала ей Крыса. — Все будет хорошо.

И мы пошли дальше.

Когда Айс увидел Крысу, на его лице отразилось облегчение.

— Все в порядке, Мари-Клэр?

— Конечно, Айс. Спасибо, что пришел.

— Кто это? — спросил Айс.

Неловко пряча «Беретты» за спину, он присел на корточки перед Фелицией. Но она не смотрела на него, она смотрела в пол.

— Это Фелиция. Она перестала разговаривать после того, что он с ней сделал! — закричала Крыса, указывая пальцем на обливающегося потом мистера Джошуа.

Тот озирался по сторонам, как будто собирался кинуться наутек. Потом он умоляюще посмотрел в сторону гостиной.

Лицо Айса помрачнело. Не сводя пристального взгляда с мистера Джошуа, он поднялся. Светловолосая женщина начала причитать:

— Честное слово, я тут ни при чем! Я ничего не знала! Поверьте мне!

Она жалобно кривила рот, но глаза при этом оставались совершенно сухими.

— Вы врете! — заорала Крыса и бросилась на нее.

Мы с Джоуи удержали Крысу, а Айс снова поднял пистолеты:

— Боб, уводи сестру. И этих детишек тоже!

В его голосе было что-то зловещее. И во взгляде, которым он испепелял четырех человек на мушке, — тоже. Похоже, что Айсу хотелось подраться.

— Идем, Айс! — сказал ему Томми. — Не доверяю я этим пресмыкающимся.

— Ну их, Айс! — крикнул я.

Это было плохое место, и я не хотел, чтобы Айс тут оставался. Но его взгляд сделался холоднее смерти.

— Уходите! — приказал он.

Когда Смерть велит уходить, перечить нельзя, поэтому мы ушли. Я выпустил Крысу. Она так и шипела от злости:

— Треклятые педофилы!

Она обняла Фелицию и повела прочь.

— Ну, пошли, ребята! — сказал Томми, собирая детишек вокруг себя. — Отведем вас в безопасное место.

Я хотел предупредить Айса, что в темной гостиной кто-то сидит. Но он бы не стал слушать. Так что я взял двух ребятишек за руки и пошел за Томми.

До разбитого «рейнж-ровера», которым Айс протаранил ворота, свет из окон приюта почти не доставал. Мы шагали в сиянии луны, как немое стадо. Только одежда шуршала да подошвы топали по асфальту. Но у меня было легко на сердце, потому что мы спасли Крысу. И всех этих детишек тоже.

— Не бойтесь, все будет хорошо, — сказал им я.

И мне самому стало веселее, потому что я сам поверил в свои слова. И тут в тишине прогремел выстрел.

Некоторые детишки начали реветь. А некоторые восприняли выстрел как сигнал к старту. Они побросали свои пожитки и сломя голову помчались по дороге. Мы с Крысой переглянулись. Томми посмотрел на меня и хотел что-то сказать, но его перебил ужасающий вопль, донесшийся из приюта. А потом там закричали все.

— Убейте его! — заорал кто-то.

А потом началась такая перестрелка, что не описать! Яркие вспышки освещали окна и дверные проемы, а от грохота даже земля задрожала.

— Бегите! — крикнул нам Томми.

Я схватил Крысу и Фелицию и потащил их к воротам. Нас обогнал Джоуи. Он пробежал прямо по газону и заорал так, что его голос подхватило эхо:

— Живо, к машине!

За воротами детишки кинулись врассыпную. Некоторые скрылись в парке, но большинство исчезли в ближайших переулках. Я оглянулся через плечо. Томми ковылял за нами, стиснув зубы от боли и напряжения. Но отстал он не сильно. Впереди загорелись фары. Джоуи подъехал к нам и распахнул дверь. Томми подошел, шатаясь:

— Что случилось?

— Айса подстрелили! — выдохнул Джоуи. — Он упал!

— Айс! — вдруг подала голос Фелиция, она выскочила из машины и помчалась обратно в приют.

— Стой! — крикнул Томми и захлопнул дверь. — Увозите Мари-Клэр отсюда!

— Томми! — завопила Крыса и попыталась тоже выскочить, но я крепко в нее вцепился и не пустил.

Джоуи рванул с места так, что взвизгнули колеса. Крыса вопила и вырывалась. Все это время из приюта доносились выстрелы. Похоже, Айса окружили.

Потом приют скрылся из виду. Я держал Крысу мертвой хваткой. Я ни за что не позволил бы ей туда вернуться. Ни за что!

 

Глава 21

Как же я вымотался! Хотел бы поспать подольше, но не вышло. Я натянул футболку и джинсы и вышел из трейлера, вспоминая ужасы минувшей ночи. И увидел Крысу, вернее, силуэт Крысы, играющей в футбол под затянутым дымкой солнцем. Я тяжело опустился на стул и, щурясь, стал смотреть на реку. И как только Крыса может играть в футбол после того, что случилось? Она разбежалась и хотела ударить по мячу, но промазала. Нога прошла рядом, а мяч остался лежать на месте. Крыса отступила назад, занесла ногу, но вместо того, чтобы пнуть мячик, шлепнулась на задницу.

Я прикрыл глаза от солнца:

— С тобой все нормально?

Она медленно повернула голову в мою сторону. Я видел, что она что-то говорит, но не расслышал ни слова. Я встал, подошел поближе — и понял, что Крыса силится что-то сказать, но только беззвучно шевелит губами.

Я подбежал к ней и помог подняться:

— Что с тобой?

Она захрипела и наконец выплюнула:

— Ничего. Все нормально.

Я обнял ее и повел к трейлеру:

— Ты такая бледная!

Она подняла на меня глаза:

— Ты и сам паршиво выглядишь, Боб.

Она улыбалась, но при этом сжимала мою руку, как утопающий соломинку. Я усадил ее на солнышке и присел рядом. У нее был слегка ошарашенный вид и немного расфокусированный взгляд, но меня встревожило не это. Она смотрела прямо перед собой. Как будто видела что-то, невидимое для меня. Я вдруг испугался:

— Что с тобой?

Я был совсем рядом, но она завертела головой, чтобы меня найти. И засмеялась:

— Ничего… все намано… Баб.

Она говорила так медленно и невнятно, как будто напилась в стельку.

— Ты меня пугаешь! — заорал я. — А ну собери мозги в кучу!

Она вздрогнула, выпрямила спину и попыталась сфокусировать взгляд на мне.

— Все нормально, Боб, не психуй! — сказала она.

И потерла висок, как будто у нее болела голова. Мне стало стыдно.

— Извини. Я не хотел кричать. Я просто волнуюсь.

Я услышал машину Джоуи прежде, чем она показалась. Джоуи выпрыгнул из нее и закричал, размахивая стопкой газет:

— Айс живой! — Он протянул мне половину стопки. — Его трижды ранили, но он живой!

Крыса подскочила:

— Говорила я, что он ангел? Говорила же? Я знала, что он не умрет! Нельзя убить ангела! Так не бывает! Их защищает сам Великий Дух!

— Давай только без лишних эмоций! — осадил ее я. — Тебе сейчас вредно!

Но она меня не послушала. Она подняла лицо к небу, раскинула руки и стала кружиться быстрее и быстрее:

— Я вижу всю Вселенную! Я вижу… я вижу…

И тут ноги у нее подкосились, и она рухнула на землю. Джоуи занервничал:

— С тобой все нормально, Эм-Си?

Крыса приподнялась и села:

— Каэшна, Джо!

Джоуи захохотал, а я страшно разозлился:

— Сама виновата! Говорил тебе, не перегибай палку!

И укоризненно посмотрел на нее, давая понять, что пора перестать беситься. Потом я сел и углубился в чтение газет. Я едва смог осознать, что события минувшей ночи мне не приснились. Но, читая о них в газетах, я был просто ошеломлен.

— Что с Томми? — спросил я.

Джоуи подтащил стул и уселся:

— Его пырнули ножом! Не понимаю, как можно нарваться на нож в перестрелке! Но он жив! Вот послушай: «Кровавая баня в детском приюте. Сотрудники издевались над сиротами. Восходящая звезда рэпа Айсмен, чей путь к славе после выхода первого же альбома был головокружительно быстр, ворвался в приют Дона, предположительно, для того, чтобы спасти свою крестную дочь. Мы можем лишь гадать о том, что послужило поводом к конфликту, но в приюте произошла чудовищная перестрелка. Один сотрудник приюта погиб, двое получили ранения. Айсмен госпитализирован с тремя огнестрельными ранениями».

Я так обрадовался, что Айс и Томми уцелели! У меня отлегло от сердца, и я даже немного загордился тем, что связан с историей, попавшей на первые полосы газет. Это ведь была наша история — моя и Крысина. Я вытащил из стопки «Нью-Йорк пост»:

— Тут пишут, что раны не смертельные и Айс должен поправиться. А еще тут сказано: «Полиция все еще разыскивает девочку по имени Мари-Клэр Де Билье. По непроверенным данным, именно она организовала массовый побег детей из приюта, сказав им, что Айсмен едет к ним на помощь».

Я ожидал, что Крыса запляшет от радости, но она никак не отреагировала.

— Вы вот это послушайте! — воскликнул Джоуи. — «За расследование этого дела взялось ФБР. Персонал детского приюта Дона в настоящий момент допрашивают в связи с исчезновением трех девочек, пропавших без вести летом прошлого года. Руководство приюта тогда заявило, что девочки сбежали. Но в свете последних событий такие заявления кажутся подозрительными…» Треклятые педофилы! Надо было раздобыть пушку и…

Тут я увидел свое имя:

— «Полиция также ищет некоего Роберта Де Билье, который, предположительно, является братом пропавшей девочки». Откуда они это так быстро узнали?

— Ты серьезно? — переспросил Джоуи. — Я щелкал по всем каналам, когда пил кофе в забегаловке, везде только об этом и говорят! Ты бы это видел! Улица, где этот приют, выглядела как полицейская парковка, столько там было машин!

— Наверное, и в Виннипеге покажут… А где мой телефон?! — Я обшарил все карманы, но мобильника не было. — Похоже, я его уронил на бегу!

— Вот теперь понятно, откуда они о тебе знают, — заметил Джоуи. — Раз уж в этом деле участвует ФБР, они сразу вычислили, чей это номер. А вот это слушай: «Айса сопровождал мужчина итальянского происхождения. Он получил несколько ножевых ранений, предположительно, спасая маленькую девочку от похитителей».

— Думаешь, это они про Фелицию? — спросил я Крысу, но она опять не ответила.

— Тут еще пишут, что он телохранитель Айса. Интересно, это-то они откуда взяли? Но Томми сделал больше, чем я, что уж там… Именно поэтому обо мне никто не упомянул. — Джоуи с досадой пробегал глазами статьи. — Ну почему я не сделал больше?!

— А что произошло, когда мы с детишками вышли? — спросил я. — Мне казалось, у Айса все под контролем…

— Ты себе не представляешь! Эта баба хотела ударить Айса ножом, и он в нее выстрелил. А потом в него начали палить с лестницы. И тот здоровяк, что сидел в гостиной, тоже взялся за пушку. Я видел его лицо в отсвете выстрелов. Такое не забудешь. Но Айс держался молодцом! Ни на шаг не отступил, даже когда перезаряжал пистолеты.

Я посмотрел на Крысу. Она так и сидела на земле.

— Повезло тебе, что Томми и Джоуи пришли на помощь. Сам бы я в жизни тебя не нашел.

Она попыталась растянуть губы в улыбке, но лишь неловко скривилась, и это выглядело довольно жутко.

— Томи и Жои гирои, бра. Спасли фсех дети…шек.

Джоуи отложил газету:

— Что с тобой, Эм-Си?

— Прекрати кривляться! — потребовал я.

— Я… яни… нимагу, Баб!

Я уже понял, что болезнь, которая все эти годы донимала ее, наконец одержала верх.

— Нихади от миня, Баб! Нибрасай!

Я медленно встал со стула и опустился перед ней на колени:

— Я никуда от тебя не уйду, Мари-Клэр! И никогда тебя не брошу! Даже не думай об этом! Ты моя сестра, и я очень тебя люблю!

Я обнял ее и почувствовал, что щеки у нее мокрые.

— Мибратик миня любит! Я лю мибратика!

— У тебя что-нибудь болит?

Она покачала головой и с трудом проговорила:

— Устада. Нало спать.

Я поднял Крысу на руки и понес в трейлер. Джоуи помог мне. Мы уложили ее в кровать и укрыли одеялом. Я пододвинул к кровати стул и сел с ней рядом, держа ее за руку:

— Я посижу с тобой, пока ты не заснешь. А потом… — У меня сорвался голос. — А потом, когда ты отдохнешь, мы поедем к врачу! — Она попыталась заговорить, но я ее остановил: — Не бойся. Я найду хорошего врача. Такого, чтобы тебе понравился.

Папа однажды сказал мне: «Может настать день, когда болезнь ее одолеет». С тех пор я страшился этого дня. Но тогда я думал, что мы с папой будем дежурить у ее постели вдвоем. Я никогда не думал, что останусь один.

Она засыпала, а я молил Бога о том, чтобы все это обернулось просто дурным сном. Я даже не знал, верю ли я в Бога, но все равно молил Его.

А потом я сидел и вспоминал всякие истории из детства. Как она едва не утонула в Ред-Ривер, а я ее вытащил. Или как валялся на земле со сломанной ногой, а она ездила на велике за взрослыми. Мы всегда были готовы прийти друг другу на выручку. Но сейчас я был не в силах ей помочь.

Я вышел из трейлера. Джоуи отбросил сигарету и встал:

— И часто с ней так, Боб?

Я вытер глаза:

— У нее еще никогда не было проблем с речью. Когда проснется, я отведу ее в больницу. Хотя не знаю, смогут ли ей там помочь.

Джоуи протянул мне газету:

— Может, лучше к дяде Джерому?

Под фотографией Айса была другая — фотография человека с темными глазами и маленьким шрамом в форме полумесяца на щеке. Заголовок статьи гласил: «„Экзоком Фармасьютикалз корпорейшн“ может поглотить своего главного конкурента». А потом я увидел имя, которое не покидало мои мысли с того самого дня, когда я впервые его услышал.

«Компания „Экзоком“ может стать третьей по величине фармацевтической компанией США, если ее главному акционеру и управляющему директору Джерому Де Билье удастся совершить крупнейшую в его жизни сделку. Менее чем за десять лет Джером Де Билье сумел превратить неповоротливый убыточный гигант в гибкую и эффективную транснациональную компанию. Ее главный конкурент, „Хьюз Корпорейшн“, расположенный в Канаде, выставлен на продажу после неудачного начала года. И Де Билье уже готов прибрать „Хьюз“ к рукам. Руководящие лица обеих компаний сегодня встретятся в главном офисе „Экзокома“. Ожидается, что переговоры будут идти до позднего вечера».

— Ну ребята, с вами не соскучишься, — проговорил Джоуи с ошарашенным видом и усмехнулся: — Джером-наркоторговец оказался главой фармацевтической компании!

Я и сам бы в это не поверил, если бы не держал в руках газету с дядиной фотографией. Мы так долго не могли найти его и вдруг случайно наткнулись на заметку о нем в газете. Если бы это случилось вчера утром, я бы прыгал от радости. Но теперь мне уже было все равно. В глубине души я даже немного разозлился… Но дядя Джером наверняка не имел проблем с деньгами. По крайней мере, он мог бы найти для моей сестры врача.

— А где офис «Экзокома»?

— Недалеко от Центрального парка. То ли на Пятьдесят шестой, то ли на Пятьдесят седьмой.

— Я отведу ее к нему.

Джоуи положил мне руку на плечо:

— Без меня вы никуда не пойдете. Я с вами, Боб. До конца.

Когда стемнело, я пошел будить сестренку. Она еще никогда не спала так долго и так крепко. Но будить пришлось, нам ведь нужно было успеть до окончания этих переговоров. Я включил свет, чтобы она не испугалась спросонья, и легонько потряс ее:

— Мы нашли дядю Джерома и сейчас отведем тебя к нему. Он наверняка будет рад тебя увидеть. И он никакой не драгдилер.

Ее взгляд ничего не выражал. Не уверен, что до нее дошел смысл моих слов. Я помог ей сесть и обнял, чтобы поддержать:

— Как ты себя чувствуешь?

Она не ответила. Может быть, хотела, но не смогла.

— Как Мари-Клэр? — спросил Джоуи, заходя в трейлер.

— У нее пока нет настроения разговаривать, Джо.

— Ничего. Как захочет, так и поговорим. Как только захочешь, Мари-Клэр. А пока давай съездим повидаться с твоим дядей, ладно?

Я надел на нее свою куртку, потому что она вся дрожала. Мы с Джоуи отвели ее к машине, я усадил ее на заднее сиденье и устроился рядом.

— Это недалеко, Мари-Клэр, — заверил Джоуи. — Мигом домчимся.

Но мы поехали не спеша — сначала по грунтовке, а потом по шоссе на Манхэттен. Спешить было ни к чему. Дядя либо примет нас, либо нет. Но про себя я молил Бога, чтобы дядя Джером оказался таким же хорошим, как его брат, наш папа. Я молился, чтобы он взял нас к себе и заботился о нас… и нашел бы способ вылечить мою сестру. Потому что, если он откажется, нас отправят в приют. А ее — в таком состоянии — вообще неизвестно куда! Я не мог этого допустить! Просто не мог! Если он откажется взять нас обоих, я попрошу его забрать только сестру! Пусть хотя бы она живет в семье.

Мы проехали мимо группы латиносов, стоящих на углу, как тогда, в наш первый день в Бронксе, когда я отчаялся и перепугался, но не хотел признавать это и сорвал зло на Мари-Клэр. Я взглянул на сестру, поцеловал ее в макушку и крепче прижал к себе. Мы пересекли мост и через Гарлем поехали на Манхэттен. Мы проехали «Старбакс», в котором работала девушка, похожая на Габриэлу, она еще сказала, что я хорошенький. Я вспомнил о Габриэле и подумал: вспоминает ли она обо мне?

Мы обогнули парк, и я увидел тот самый бассейн, в который мы заходили принять душ. Тогда мы были счастливы. Мне казалось, что с тех пор прошло очень много времени. Я вспомнил бродягу Эрвина, который предложил нам переночевать у него возле реки. Эрвин мне понравился. Я надеялся, что он нашел себе хороший ночлег.

Пробок на Пятой авеню не было. Мы проехали мимо логова, мимо квартиры Айса, мимо того самого места возле парка, где я наорал на Айса, когда тот обозвал нашего папу безмозглым. Он сказал это не всерьез — просто был не в духе. А теперь он в больнице с тремя ранами от пуль. Я подумал, не лежат ли они с Томми на соседних койках.

Доехав до конца парка, Джоуи свернул с Пятой авеню и припарковал машину в переулке. Потом он повернулся к нам и спросил:

— Готовы?

Я вышел из машины:

— Идем, Мари-Клэр.

Она не пошевелилась, и я взял ее за руку. У нее был очень изможденный вид, как будто после припадка.

— Все будет хорошо.

Она вылезла из машины, я обнял ее за плечи, Джоуи тоже обнял ее с другой стороны, и мы зашагали к офису «Экзокома».

Миновав группу полицейских и здоровенную гранитную глыбу с выбитыми на ней словами «Экзоком Фармасьютикалз корпорейшн», мы поднялись по ступенькам, вошли во вращающиеся двери и оказались в пустынном фойе. Каждый наш шаг отдавался в нем эхом. У стойки администратора стоял здоровенный охранник с черными усами и не сводил с нас цепкого взгляда. Мы подошли к нему, и Джоуи спросил:

— Где мы можем найти Джерома Де Билье?

— Он в переговорной на верхнем этаже, но я вас туда не пропущу.

— Нам нужно поговорить с ним. Это очень важно.

— Не так важно, как сегодняшние переговоры, уж можете мне поверить. Бегите играйте в другом месте, детишки.

— Это дети его брата. Его брат умер. Нам очень нужно поговорить с Джеромом Де Билье!

— Это я уже не раз слышал. Потом девочке вдруг понадобится операция, или вы попросите десять тысяч долларов, чтобы встать на ноги. Думаете, я не распознал в вас жуликов?

— Боб, отойдите-ка в сторонку, — попросил Джоуи.

Я отвел Мари-Клэр к выходу, но мне все равно было слышно, что говорит Джоуи:

— Слушай, дружище, никакие мы не жулики. Я тебе клянусь, это дети его брата. Мари-Клэр не нужна никакая операция, но она нездорова!

— Ну так и ведите ее в больницу! Зачем сюда-то тащить?

— Потому что им нужны деньги, чтобы найти хорошего врача.

Охранник самодовольно улыбнулся:

— Я сразу понял, что вы пришли клянчить деньги. Сразу, как только вас увидел.

— Да нет же! Слушай, почему бы тебе не позвонить шефу и не попросить спуститься?

— Я вам сейчас объясню почему. Я работаю у мистера Де Билье пять лет и никогда не слышал ни о каких братьях. Но предположим, это действительно его племянники. Откуда мне знать, что он захочет их видеть? Позвоните с утра его секретарше и попробуйте назначить встречу. Разговор окончен!

Джоуи вернулся ко мне, приуныв:

— Не знаю, что делать, Боб.

Мари-Клэр вдруг вскрикнула и съежилась, как от боли. Я обнял ее крепче:

— Ничего-ничего, я здесь!

Джоуи стиснул зубы:

— А… пропади все пропадом! Пошли, Боб! Пусть попробуют нас остановить!

Мы подхватили мою сестру с двух сторон и пошли к охраннику.

— Мы будем говорить с мистером Де Билье прямо сейчас, — сообщил ему Джоуи. — Лучше не встревайте.

Охранник вышел из-за стойки, усмехаясь:

— Хочешь подраться, парень? Я же тебя в два раза больше.

— А пушка у тебя есть? — поинтересовался Джоуи.

Охранник замер:

— Нет.

Джоуи выхватил из-за пояса пистолет:

— А у меня есть!

Я оцепенел. Добром это кончиться не могло. Но потом я посмотрел на Мари-Клэр и решил, будь что будет.

Охранник поднял руки:

— Видишь копов снаружи? Как думаешь, вам позволят дойти до мистера Де Билье?

— Мы дойдем, — заверил его Джоуи. — И он во всем разберется сам. Опусти руки и сядь на место. Вот, так и сиди. За мной, ребята.

Я шел к лифту, и в моей голове уже звучала тревожная сигнализация. А потом она взвыла по-настоящему, так что у меня заныли уши и сжалось сердце. Кажется, этот пронзительный вой был слышен даже в Виннипеге.

— Бегите! — закричал Джоуи.

Я метнулся к двум рядам лифтов и так сильно нажал на кнопку, что заболел палец. Обернувшись, я увидел, что спрятавшийся охранник кричит:

— У него пистолет!

— Кому это он? — спросил я.

Джоуи меня не слышал, он нервно жал на кнопку лифта и смотрел на цифры. Не выдержав, он в сердцах пнул дверь:

— Ну давай уже, бога ради!

У меня за спиной открылись дверцы кабины. Я схватил сестру за руку, но тут услышал чей-то крик. Я обернулся.

У лифтов стоял коп и гневно смотрел на нас в прицел пистолета.

— Бросайте оружие! — прокричал он.

Он был высокий и злобный, и голубые глаза под козырьком его фуражки горели холодной яростью. От страха у меня подкосились ноги.

— Это просто игрушка. — Джоуи бросил пистолет.

— Руки вверх! — приказал коп.

Мы с Джоуи подняли руки. Коп перевел взгляд на Мари-Клэр:

— Ты! Руки вверх!

— Она не может! — крикнул я.

Джоуи посмотрел на меня с намеком и кивнул на лифт. Я схватил сестру и втащил ее в кабину.

— Ни с места! — заорал коп.

Послышался хлопок. Джоуи вбежал в лифт, и я стал лихорадочно нажимать на кнопку верхнего этажа. Коп уже был у самого лифта, но тут двери захлопнулись, и вой сигнализации стих. Джоуи прислонился к стене и сполз на пол. Его грудь заливала кровь.

Я схватился за голову:

— Господи…

Краски таяли на лице Джоуи быстрее, чем лифт ехал вверх. На его глазах, под которыми уже залегли темные тени, выступили слезы.

— Ребята… мне страшно!

Мари-Клэр опустилась перед ним на колени и обняла его.

— Что бы я без тебя делал, Эм-Си? — проговорил Джоуи.

А потом его голова поникла набок, и он потерял сознание. Я помог сестре подняться. Ее футболка была вся в крови. Я развернул Мари-Клэр к себе и убедился, что она не ранена. Это была кровь Джоуи.

Раздался звон, и дверцы открылись.

Джоуи так много сделал для нас. И теперь он беспомощно скорчился в углу лифта. И мы ничем не могли ему помочь.

— Идем! Копы отвезут его в больницу!

Мы вышли на верхнем этаже. Здесь тоже слышался рев сигнализации. Я увидел надпись «Совет директоров» и стрелку, указывающую в коридор, по стенам которого были развешаны фотографии и таблички с фамилиями. В конце коридора виднелась открытая дверь.

— Пошли, — сказал я.

Но сестра не двинулась с места. Она прислонилась к стене, прижав ладонь к лицу. Я заметил, что над одним из лифтов вспыхнули красные цифры. Кто-то поднимался сюда. Я хотел поддержать ее, но она отстранилась. Нам оставалось пройти совсем чуть-чуть, но я не хотел заставлять ее.

— Пожалуйста! Скоро тут будут копы. Надо идти!

Морщась, как от боли, она с трудом выдавила:

— Я ни… нимаху, Баб… Но ты всида… будешь мой брат!

Я схватил ее и прижал к себе:

— Ты сможешь! Ты должна!

Мне хотелось разреветься. Я перебросил ее руку через свою шею и повел по коридору. Когда мы добрались до открытой двери, я уже почти ее нес.

Мы оказались в большом зале с фонтаном посредине. За стойкой администратора женщина кричала в телефонную трубку:

— Охрана! Что происходит? Начинать эвакуацию? Что? Я вас не слышу! — Тут она заметила нас: — Охрана! Откуда тут дети? Девочка, похоже, ранена!

Я увидел двустворчатые двери с надписью «Совет директоров» и пошел прямиком туда. Женщина побежала за мной:

— Нет, вам туда нельзя! Если она ранена, веди ее сюда!

Я обернулся. Из лифта выскочили два копа и быстро шли по коридору с пистолетами наперевес.

— Эй! — крикнул один из них, заметив меня, и оба припустили бегом.

Волоча на себе сестру, я рванул к двустворчатым дверям и распахнул их. В большой переговорной стоял длинный стол, за которым собралось много людей. Некоторые сидели, а некоторые вскочили на ноги, складывая свои бумаги и собираясь уходить. Какой-то дядька орал, пытаясь перекричать сигнализацию:

— Прошу всех сохранять спокойствие. Никаких поводов для паники нет!

Но, увидев нас с сестрой и ее окровавленную футболку, он сам запаниковал и воскликнул:

— О господи!

В дальнем конце переговорной сидел большой мужчина с густыми черными волосами. Он глядел в какую-то папку и барабанил пальцами по столу. Я усадил Мари-Клэр на стул и побежал к нему. Какая-то женщина при виде меня испуганно вцепилась в сумочку. Один тип попытался схватить меня, но я отпихнул его, споткнулся, упал, снова вскочил и подбежал к черноволосому мужчине:

— Дядя Джером!

Он поднял на меня глаза. Я увидел на его щеке шрам в форме полумесяца.

А потом в переговорную ворвались копы. Все засуетились, закричали, пытаясь заставить друг друга успокоиться. Меня заметил коп, который стрелял в Джоуи:

— Вот он!

Копы окружили меня, обходя стол с двух сторон. Еще один коп, высокий и здоровенный, направил на меня пистолет:

— Ни с места, парень!

Мужчина и женщина, оказавшиеся рядом со мной, спрятались под стол. Я посмотрел на дядю Джерома:

— Меня зовут… Я ваш…

Я глубоко вдохнул и выпалил:

— Джером Де Билье! Вы наш дядя! Джон, ваш брат и наш отец, недавно умер! Если вы не хотите забирать нас обоих, возьмите Мари-Клэр! Пожалуйста! Ей очень плохо!

Дядя Джером переводил взгляд с меня на Мари-Клэр с таким выражением, будто мы свалились с луны.

— Вы дети Джона? — наконец переспросил он.

Коп грубо схватил меня за руку, заломил ее за спину и выхватил наручники. Я плакал.

— Не дайте им нас разлучить! Вы же наш дядя! Вы должны за нас заступиться!

И он заступился, да еще как.

— Руки прочь! — прорычал он. — Это мой племянник! Немедленно уберите пистолеты!

Копы послушались. В конференц-зал стекались еще люди — копы, охранники. Все они кричали. Дядя Джером встал за кафедру и проговорил, повысив голос:

— Прекратить панику! Эти дети — мои племянники! Прошу всех сохранять спокойствие и не галдеть! Я все улажу!

Все затихли, только слышался негромкий ропот. Наш дядя обвел зал угрожающим взглядом, ища тех, кто ему не повиновался. А потом толпа расступилась, и я увидел Мари-Клэр. Она лежала на полу и не двигалась.

— «Скорую»! — заорал я, подбежал к ней и схватил за руку. — Я с тобой! Все будет хорошо! Кто-нибудь! Вызовите «скорую»!

 

Глава 22

И все это было, как говорится, много лет назад. Мне теперь шестнадцать лет. Я вымахал под два метра и раздался в плечах. Живу с дядей, он теперь мой законный опекун. Мотаемся между Нью-Йорком и Хэмптоном — у него там дом. Временами живем в той самой квартире на Пятой авеню, которую мы с Крысой искали, но так и не нашли. Сначала дядя Джером отправил меня в частную школу, одну из лучших в Нью-Йорке. Но теперь я учусь здесь, в колледже Мэримаунт на Манхэттене. Это совсем недалеко, я хожу сюда пешком. Мне нравится Нью-Йорк, он стал мне вторым домом, но я все равно скучаю по Виннипегу.

В общем, занятия прошли, и с писательством на сегодня пора заканчивать. Пришло время ехать в Нью-Джерси.

Стараясь не шуметь, я выхожу из библиотеки и направляюсь к главному входу. Студенты отряхивают снег с обуви. Вообще-то зимы в Нью-Йорке не такие холодные, как в Канаде, но этот год обещает наверстать упущенное. Так что я застегиваю куртку и поплотнее закутываюсь в шарф, прежде чем шагнуть на улицу.

— Привет, Боб!

Я оборачиваюсь и вижу Эшли, которая спешит на занятия.

— Привет, Эшли!

Она делает мне знак, чтобы я ей позвонил, улыбается и исчезает в аудитории. Я ей позвоню. Она самая красивая девчонка в Гарлеме. На прошлой неделе мы с ней ходили ужинать. Она привела меня в ресторанчик на Сто двадцать пятой улице, где подавали соул-фуд — блюдо афроамериканской кухни. Сперва это местечко показалось мне каким-то захудалым, такое уж там было все обшарпанное. И еду они грели в микроволновке. Но готовили там до того вкусно, вы себе не представляете! И хозяева оказались очень приятные. На следующей неделе я опять пойду с ней куда-нибудь, только еще не знаю куда.

Из-за снегопада мне не удается взять такси на Третьей авеню, и я иду на Пятую попытать счастья там. Я бросаю орешки белкам, побирающимся в Центральном парке, и оглядываюсь. Я недалеко от нашего с Крысой логова. То, что мы когда-то ночевали в парке, теперь кажется сном. Да и не только это. Многое теперь кажется сном — например, то, как Джоуи выстрелили в грудь.

Я думал, что он точно умрет, но через несколько недель его выписали из больницы. Копы пообещали не подавать на него в суд, если он не подаст в суд на них. В общем, разошлись мирно. Джоуи поселился у Сладкой Сандры в Квинсе. Говорил, что это ненадолго, только пока не поправится. Но у них уже дочка по имени Синди и вот-вот родится вторая. Они даже подумывают пожениться и переехать в Венесуэлу, откуда Сандра родом. Но я надеюсь, что не переедут — мне будет их не хватать.

Такси проносится мимо, не остановившись. Меня это бесит. У него ведь даже пассажира нет! Я дышу на руки, чтобы согреться, и смотрю на часы. Уже опаздываю. Надо успеть уехать оттуда до появления дяди Джерома. Он человек во многом суровый. Но и добрым быть тоже умеет. Например, когда он узнал, что папу похоронили без вскрытия, он добился проведения эксгумации тела (выяснилось, что папа умер от сердечного приступа), а потом похоронил его на том же самом месте. Отец Генри провел погребальную службу. Он также заказал в Париже очень красивое надгробие со скульптурой ангела, и его поставили на папиной могиле. Я про все это знаю, потому что мне писал Гарольд. Я ужасно разозлился из-за того, что дядя Джером мне не сказал про службу. И разозлился еще больше, когда узнал, что он там был. Дядя Джером иногда бывает очень скрытным.

Второе такси, которому я голосую, останавливается, и я сажусь на заднее сиденье, радуясь теплу.

— В Нью-Джерси.

…Когда я услышал, что Айса обвиняют в убийстве, я был просто обескуражен. Айс шел под суд за убийство, предумышленное убийство, и еще ему было предъявлено бесчисленное множество обвинений. Ему даже попытались вменить в вину неосторожное вождение автомобиля. Нормально? Убийство и неосторожное вождение. Как можно обвинить человека и в том и в другом сразу? Разве что он сбил кого-то насмерть.

Адвокаты Айса неоднократно переносили дату суда — в основном потому, что педофилы из детского приюта Дона выдали многочисленных подельников. А те могли выдать еще. Больше того, пока ФБР разыскивало трех пропавших девочек, оно вышло на целую преступную сеть, опутавшую всю страну — от Нью-Йорка до Майами и на запад до самого Сан-Франциско. Начались аресты. Арестовали даже таких педофилов, которые совершили преступления двадцать лет назад. ФБР намеревалось никому не дать уйти безнаказанным. Насколько я знаю, арестовано уже пятьдесят человек, и что ни день, ФБР ловит кого-то еще. Вот поэтому-то суд и откладывали — чтобы приговор Айсу был более мягким. Но когда ФБР обнаружило тела трех пропавших девочек, откладывать перестали.

Я смотрю на велокурьера в яркой экипировке. Он едет по Пятой авеню по встречной полосе, игнорируя яростно сигналящих ему водителей. В адрес некоторых он даже нахально выбрасывает вверх средний палец. Я вспоминаю о нашем замечательном путешествии на великах. С тех пор как мы отдали их Большому Фрэнку, я садился на велосипед всего однажды. И должен сказать, что одному, без Крысы, это совсем не то.

Судебные заседания транслировали по телевидению, и вскоре начался настоящий цирк. Репортеры жаждали взять интервью у каждого встречного-поперечного, с кем нам с Крысой случилось пообщаться. И недостатка в собеседниках у них не было. Репортеры поговорили с Шоном и Коннором, и те рассказали, как за нами гнался тот псих из парка и как они потом гнались за ним, но так и не догнали. Поговорили с жителями Бронкса, и те рассказали, как мы искали дядю под проливным дождем. Поразительно, сколько народу нас тогда запомнило. Даже Верзила Тони и лысый дядька, который первым дал ему по морде, живо интересовались, не полагается ли за эту информацию какой награды… или возможности выхода под залог. Эл-мясник уверял, что, если бы мы вернулись через пять минут, он точно сказал бы нам, где искать дядю. Они поговорили с шофером Карлом, с хулиганами, которые подрались с Айсом, и с журналистами с пресс-конференции в «Мариотте». Поговорили с копами, защищавшими от нас офис «Экзокома», с охранником на входе и с Сонни, покрытым татуировками приятелем Томми Маттолы. Не поговорили они только с Большим Фрэнком, потому что тот пригрозил им физической расправой.

Я как-то включил телевизор, и там показывали кучу видеодокументов, снятых с камер наблюдения. С разных ракурсов было видно, как нас с Мари-Клэр ловила полиция. Поразительно, сколько в этом офисе было камер. Я переключил канал, и там показывали Эрвина. Не знаю уж, как они ухитрились его найти. Эрвин сказал, что белым пацанам все сходит с рук, но мы с Крысой еще ничего, хорошие. И снова пригласил нас к себе на реку Гарлем, если нам будет негде переночевать. Так репортеры узнали, что мы ночевали в парке. Они сфотографировали наше логово и приложили снимки к статьям.

Такси проезжает мимо Рокфеллеровского центра. У меня хранятся фотографии, которые я сделал тем летом. Они в альбоме, который лежит у меня под кроватью. Одну фотографию я увеличил — ту, на которой Крыса держит мир на руках, как Атлант. Теперь эта фотография висит у меня в рамочке на стене. Хорошая фотография, даже дядя Джером сделал себе копию.

Хуже всего в судебных заседаниях было то, что Айса приводили туда в наручниках. Его не выпустили под залог, заявив, что он может скрыться от правосудия. Так что мне каждый раз приходилось смотреть на него, закованного в наручники. И слушать, что о нем плели треклятые педофилы. Они врали так нагло, что меня просто тошнило! Воспитательница из приюта — та, в которую Айс выстрелил, — заявила в суде, что он вел себя агрессивно и неадекватно. «Это кровожадный убийца! — восклицала она. — Мы пытались его успокоить, но он начал палить безо всякой причины!» И обвинение подхватило эту версию. Они пытались представить все так, будто Айс пришел вершить самосуд. А уж чего в судах не любят, так это когда кто-нибудь берет отправление закона в свои руки.

Таксист лихо закладывает поворот и срезает путь через Вест-Сайд. Я приподнимаюсь и сажусь поудобнее. Перемещение по Нью-Йорку на такси в некотором роде экстремальный вид спорта. Но обычно таксисты все же довозят пассажиров до места в целости и сохранности.

Мне понравилось на заседании только однажды — когда свидетельские показания давал Томми. Он смотрелся так эффектно в новом костюме, и все считали его настоящим героем. Когда Айса ранили и он упал, то продолжал стрелять, лежа на полу. Мы слышали пальбу, убегая. Но когда Томми пришел ему на выручку, у Айса кончились патроны, и тот негодяй, сидевший в темной гостиной, вылез. Он хотел ударить Айса ножом, но Томми кинулся наперерез. Он прыгнул на этого монстра, хотя тот был больше его раза в два, и получил ножом в живот. Потом негодяй хотел уйти и прихватить с собой Фелицию, но Томми не собирался ему этого позволить. Он встал с пола и сражался как лев, пока не отнял девочку у треклятого педофила, а потом еще гнался за мерзавцем.

Копы повсюду разыскивали этого типа и всех работников приюта, которым удалось уйти. И особенно мистера Джошуа. Однажды его нашли — мертвым. Кто-то всадил пулю ему в затылок и бросил тело в мусорный бак. Какая-то журналистка спросила меня, не думаю ли я, что дядя Джером в этом как-то замешан. «У него большие связи», — сказала она. Я не мог представить, чтобы дядя Джером кого-то убил, особенно вот так. Но с тех пор смотрел на него другими глазами.

Томми много раз давал интервью на телевидении, и журнал «Нью-йоркер» напечатал о нем целую статью. Она называлась «Из жуликов в герои». Более того, на заседание суда он пришел в сопровождении бывшей жены и трех своих дочерей — для моральной поддержки. Хотя в поддержке он не нуждался. Он защищал Айса со всей смекалкой и изворотливостью бывалого адвоката. Отвечал на вопросы четко и ясно. Прокурор спросил его: «Не было ли у Айса намерения совершить убийство, когда он узнал о насилии над Фелицией Джонстон?» Томми ответил ледяным тоном: «Убийство?! Как у вас только язык поворачивается, сэр? То, что этому человеку вообще предъявили какие-то обвинения, — позор для нашей правоохранительной системы! Айс защищал невинных детей от чудовищ, не жалея собственной жизни! Что творится с нашим обществом?! Мы наказываем храбрых и пресмыкаемся перед тварями вроде этих!» Последнее он уже прокричал, указывая на педофилов. Публика вскочила на ноги и зааплодировала. Прокурор был вне себя от злости, но тем не менее сел и произнес: «У обвинения больше нет вопросов».

Такси проезжает мимо Таймс-сквер, где Крыса и Томми давали представления, и несется в сторону реки Гудзон, где мы с Крысой пропустили свой паром. Потом мы резко сворачиваем и едем вдоль реки. Снег валит так густо, что не видно Нью-Джерси.

Все те дни, пока шел суд, я получал письма и телефонные сообщения из Виннипега. Все меня поддерживали — и Малыш Джо, и Гарольд, и все одноклассники. Все стояли за меня горой. Даже мэр Виннипега написал. Спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Так что я в некотором роде сделался знаменитостью.

Но накануне того дня, когда я сам должен был давать показания, я занервничал. Конечно, мне хотелось рассказать правду, чтобы этих треклятых педофилов заставили ответить за содеянное! Но я боялся, что мои слова повредят Айсу. Я видел, как прокурор давил на Джоуи. Этот человек был похож на Князя Тьмы, и перспектива встретиться с ним один на один меня пугала.

Я лег в постель пораньше, но заснуть не смог, просто лежал и нервничал. А потом зазвонил телефон. «Это ты, Роберто?» Если когда в жизни мне и нужно было услышать голос ангела, то именно тогда! То ли от радости, что мне позвонила Габриэла, то ли от страха перед предстоящим судом — в общем, я чуть не разревелся. Слава богу, все же «чуть не». Но я рассказал ей, как мне плохо и тревожно, и она выслушала меня, как ангел. «Ты должен быть смелым, Роберто! — сказала она. — Сделаем так. Когда придет время тебе давать показания, помни, что я буду смотреть репортаж. Считай, что я буду там вместе с тобой».

Мы говорили с ней очень долго. Я признался ей, что она самая лучшая учительница в «Лакстоне» и что она нравится мне больше всех девчонок на свете. Она не стала смеяться. Сказала мне, что я хороший мальчик и она рада, что у меня все в порядке. Обещала молиться за меня и велела хорошенько выспаться. Так я и сделал.

Утром, едва я вышел из подъезда дяди Джерома, меня ослепили фотовспышки. А потом еще раз, когда я вышел из лимузина и пошел к зданию суда. Дядя Джером и его охранники отталкивали журналистов с дороги, так что все было не так уж и плохо. Но потом стали подбегать другие люди. Некоторые хлопали меня по спине, а некоторые просили автограф. Зачем? Я сам не знаю.

Айса защищала очень серьезная рыжеволосая женщина по имени Эмбер. Она задала мне те вопросы, которые мы с ней заранее отрепетировали у нее в кабинете. Мне казалось, что все идет неплохо, но тут поднялся с места Князь Тьмы. Он смотрел на меня так, будто все случившееся было на моей совести. Я так занервничал, что у меня руки затряслись. Но потом я вспомнил, что Габриэла смотрит на меня по телевизору, и эта мысль придала мне смелости. Князь Тьмы задал мне несколько незначительных вопросов, а потом взялся за дело всерьез:

— В ночь, когда Айс вломился в приют, воспитательница, мисс Хейнс, просила пощадить ее. Это так?

— Да.

— Что именно она говорила Айсу?

— Она сказала, что она ни при чем.

Князь Тьмы обернулся к присяжным и воскликнул:

— Но он все равно в нее выстрелил!

— Она пыталась ударить его ножом! Он защищался!

— Это показание с чужих слов, ваша честь! Требую вычеркнуть это из протокола!

Судья посмотрел на меня:

— Просто отвечай на вопросы, сынок. Вычеркните это из протокола.

Он еще попросил присяжных не обращать внимания на мою последнюю реплику, только вряд ли они его послушали. Я, во всяком случае, в этом очень сомневаюсь.

Я давал показания целый день. Был перерыв на обед, а потом меня снова вызвали. Я уже не помню половину вопросов, которые мне задавали. Помню только, как был рад, когда все это закончилось. Адвокаты Айса сказали мне, что я держался молодцом и могу собой гордиться. Потом они пошли в кабинет к судье. Все были на стороне Айса. Я даже не сомневался, что его отпустят.

И вот судья и адвокаты вернулись. В воздухе повисло напряжение. По рядам прокатился шепоток, что Айс заключил сделку о признании вины. Судья распустил присяжных, поблагодарив за труды и потраченное время. Он рекомендовал закрыть детский приют Дона навсегда. Поблагодарил меня и других свидетелей за показания и велел увести педофилов назад в тюрьму. Назвал Айса смелым и благородным человеком, который вступился за права беззащитных детей. «Но он зашел слишком далеко. Никому из граждан не дозволяется вершить правосудие своими руками».

Суд приговорил Айса к шести годам тюремного заключения. Я обернулся к Эмбер:

— Шесть лет?! Ничего себе сделка!

Эмбер заверила меня, что приговор очень мягкий и судья проявил снисхождение после того, как услышал мои показания. Она сказала, что Айса отправляют в тюрьму общего режима и через три года могут освободить условно-досрочно. Адвокаты Айса явно были довольны, да и сам он как будто вздохнул с облегчением. Он улыбнулся мне и поднял большие пальцы. И все равно, когда его уводили, у меня нутро переворачивалось…

— Пробка впереди, — сообщает таксист.

Я протираю запотевшее стекло. У туннеля Линкольна почти всегда пробки. Но сегодня там еще и авария. Вокруг разбитой машины стоят копы, и какой-то человек говорит по мобильному. Мы медленно ползем мимо, и я вижу его лицо. Он напоминает мне Томми.

Томми извлек из своей неожиданной славы неплохие деньги, и в итоге его корабль действительно подошел к пристани. Томми уплыл на нем на родную Сицилию и купил там небольшую ферму на берегу океана. Он взялся за производство оливкового масла, и в первый же год его бизнес пошел так успешно, что Томми попросил жену приехать и помочь ему управляться с делами. Через год к ним присоединилась одна из их дочерей, и теперь это семейное предприятие. Мне недавно пришла по почте бутылка масла с надписью «Маттола. Сицилийское оливковое масло». В посылку была вложена фотография Томми по колено в бирюзовой воде. Он был таким счастливым, что я не мог не рассмеяться…

Мы подбираемся к выходу из туннеля, и машина понемногу набирает ход.

— Наконец-то! — ворчит таксист.

Я всегда радуюсь, когда туннель Линкольна остается позади. Это значит, что никаких задержек в пути больше не будет. Такси выезжает наверх по спиральной дорожке, по которой мы ехали той ночью, когда спасали Крысу. Обычно тут открывается красивый вид на город, но только не сегодня. Сегодня такой снегопад, что ничего не разглядишь.

Я иногда навещаю Айса, раз в пару месяцев. Забавно, в тюрьме он, похоже, куда счастливее, чем был в своем пентхаусе. А в прошлый раз он встретил меня и вовсе в щенячьем восторге — он выиграл тюремный чемпионат по шахматам! Я был просто поражен. Как может человек, получивший столько наград за свою музыку, радоваться какому-то блестящему кубку? Но он радовался. Даже сказал мне, что тюрьма дает ему желанный отдых от безумного мира за ее стенами. Ну, к безумному миру ему придется привыкать, потому что продажи его дисков утроились.

Через полчаса мы съезжаем со скоростного шоссе и останавливаемся у психиатрической клиники «Сент-Винсент». Охранник Говард поднимает шлагбаум и приветственно машет мне в окно. Здесь хорошо. Главный корпус стоит посреди большой зеленой лужайки. Ее окружают вишневые деревья, а за ними возвышаются сосны. Летом это очень ухоженный парк, и зимой, припорошенный снегом, он тоже очень красив.

Это не совсем психиатрическая клиника в привычном понимании этих слов. Пациенты платят за пребывание здесь большие деньги, или кто-то платит за них. Тут даже проходят курс лечения некоторые знаменитости. Только мне нельзя говорить кто именно, так что не обессудьте. Надо уважать право на частную жизнь, особенно право тех, кто восстанавливается после болезни или еще чего подобного.

Я расплачиваюсь с таксистом, иду в приемную и открываю журнал посещений. Имени дяди Джерома на сегодняшней странице еще нет, и я рад этому. Я расписываюсь и иду в западное крыло. Мне навстречу выходит медсестра по имени Нина:

— Если будешь гулять с ней, Боб, постарайся недолго. Сегодня вечером придет мистер Де Билье.

— Я тоже мистер Де Билье. Это не дает мне никаких привилегий?

— В моем понимании, дает, — отвечает мне Нина с улыбкой.

Она хорошая девушка, и мне кажется, я ей нравлюсь. Я хочу оглянуться на нее, но впереди уже вижу других сестер, которые ведут пациентов. Я дохожу до конца коридора и негромко стучусь в крайнюю комнату слева. Там у окна сидит моя сестра, Мари-Клэр Де Билье.

— Привет, сестренка! — Я целую ее в макушку и опускаюсь перед ней на колено. — Хочешь погулять? Там сегодня довольно прохладно. Но мы с тобой из Виннипега, нам это нипочем…

Я кое-как уговариваю ее встать, надеваю на нее пальто и застегиваю пуговицы:

— Ай-яй-яй. Тебе почти четырнадцать, а я до сих пор помогаю тебе одеваться.

Она смотрит отсутствующим взглядом. Я поправляю ей волосы, забившиеся за воротник.

— Мне нравится в колледже. Я пошел на курс драматического искусства и пишу понемногу. Дядя Джером хочет, чтобы я хорошо учился. Считает, что я должен поступить в приличный университет. Не знаю, почему он сам в свое время этого не сделал… Что еще… Ах да, я скоро сдам на права. Смогу возить тебя до самого дома.

Закутывая ее в свой шарф, я прижимаю ее к груди. Ничего не могу с собой поделать. Когда мы были маленькие, я слишком редко ее обнимал. Мне тогда было неловко. Теперь вот пытаюсь наверстать упущенное. Думаю, ей это нравится.

— Ну, пошли.

Я беру ее под руку и веду по коридору.

— Видела бы ты, как эта Нина на меня смотрит. По-моему, я ей нравлюсь. Я вообще теперь многим девчонкам нравлюсь. Что скажешь? Твой старший брат красавец или как?

Она не отвечает. Она не сказала ни слова с тех пор, как тогда потеряла сознание в офисе «Экзокома». Чаще всего она даже не осознает, что рядом кто-то есть.

Дядя Джером привозил сюда специалистов со всего мира. И все они говорили одно и то же: девочка пережила психологический шок, ей нужны покой и отдых. Только время покажет. Один эскулап посоветовал лечение электрошоком. Дядя Джером вышвырнул его вон.

Я считаю, что Мари-Клэр надо перестать накачивать лекарствами и увезти в Виннипег. Или хотя бы пусть она живет дома с нами. Может, тогда она вспомнит счастливые деньки, вспомнит, кто она. Я тысячу раз говорил это дяде Джерому, но он не слушает, мы только ругаемся. Он очень упрямый и самонадеянный человек. Но не позволяйте мне ввести вас в заблуждение. Он приезжает к Мари-Клэр при первой возможности. Он сидит и читает ей вслух часами. В основном детские сказки. О рыцарях, которые сражаются со злыми гоблинами и спасают принцесс. О простолюдинах, которые гибнут на поле боя или побеждают и становятся героями. И в этих сказках всегда есть мальчик, который все видел своими глазами и потом рассказывает эту историю. Дядя Джером всегда читает истории со счастливым концом. Но в реальной жизни счастливый финал бывает не всегда, как бы тебе этого ни хотелось. В общем, я понимаю, что он ее любит. Но это еще не доказывает его правоту.

Мы идем по тропинке к нашей любимой лавочке. Холодный ветер швыряет снег нам в глаза, снежинки прилипают к одежде. Но я люблю выводить сестренку на свежий воздух. Отопление в больнице жарит на полную, и там всегда очень душно. Я сметаю снег с лавочки, усаживаю девочку и обнимаю за плечи:

— Айса скоро выпустят. Ты же помнишь Айса? И Джоуи про тебя все время спрашивает. И я часто получаю письма из Виннипега — и через Интернет, и по почте. Никто про тебя не забыл. Отец Генри два раза в год устраивает службу за твое здоровье. А мисс Маунтшафт ставит спектакль в твою честь. Помнишь, как ты хотела стать балериной и актрисой?

Она не отвечает. Она никогда не отвечает. Но я часто вижу, как меняется ее лицо. Иногда она почти улыбается и выглядит счастливой. А иногда становится мрачнее тучи, как будто чем-то напугана. Но это длится недолго, вот она нахмурилась, а вот уже лицо ее просветлело. Я спрашивал у одного из ее врачей, почему это происходит. Он сказал, что Мари-Клэр отгородилась от реальности и живет в своем маленьком мирке. Что ж, за ней такое всегда водилось, и я лишь надеюсь, что она счастлива, где бы она ни была.

Иногда я вижу ее во сне. Мне снится, что я стою на верхнем этаже какой-то высотки и смотрю на соседний небоскреб, вокруг которого кружат ангелы. Они купаются в лучах серебряного солнца и перелетают с одного небоскреба на другой. И я вижу среди них Мари-Клэр. У нее на спине маленькие крылья, и она смеется. Я изо всех сил стучу в стекло, но она не слышит меня. Я бегу к лифту, спускаюсь и мчусь к соседнему небоскребу. Но в нем нет дверей. Моя сестра там, куда мне ход закрыт.

— Скоро Рождество. Может, подскажешь, чего тебе хочется? — Я стряхиваю снежинки с ее пальто. — Помнишь, папа пел нам старую французскую песню о любви. Там была строчка «Я достану для тебя луну с неба». Ты всегда говорила ему, что это неправильный перевод, а он отвечал, что это неважно: «Я для вас все сделаю, ребята. Даже луну с неба достану». — Я поворачиваю ее лицо к себе и смотрю ей в глаза. — Я знаю, что ты там. Я достану тебе луну с неба, только вернись. Мне говорят, что ты меня не слышишь, но я не верю. Ты просто ушла в спячку…

Я поправляю на ней шарф, чтобы ей было теплее.

— У меня тут письмо от Гарольда. Я тебе его уже читал, но прочту еще раз…

Я достаю из кармана письмо.

«Дорогая Мари-Клэр!

Надеюсь, ты здорова и настроение у тебя хорошее. Я еще не закончил школу, но мне уже предложили работу на железнодорожной станции. Она не сложная, и можно весь день сидеть. Летом я следил за вашим уголком прерий, чтобы он не зарос и тебе было приятно вернуться в него. Но сейчас зима. Растения отдыхают и набираются сил, чтобы весной зацвести. Однажды ты тоже зацветешь, потому что ты цветок прерий. Ты красивая и сильная. Боб говорит, что ты еще нездорова, но когда твоя зима закончится, ты к нам вернешься. Надеюсь, уже этим летом. А если нет, то я отвезу тебя во Францию, в Лурд [16] . Я уже поговорил с мамой и отцом Генри, мы достанем деньги. Только нужно будет разрешение твоего дяди. Я знаю, что у него хватит денег отвезти тебя куда угодно, но мы хотим сделать это сами, потому что мы очень тебя любим. Я молюсь за тебя каждый вечер и…»

— Ей пора возвращаться, Боб! Уже холодно!

Я оборачиваюсь. В дверях стоят Нина и два медбрата.

— Хочешь пойти с ними, Мари-Клэр? Если не хочешь, не надо. Просто скажи… Ладно, пойдем в корпус. — Я помогаю ей встать и веду к дверям. — В следующий раз я потихоньку пронесу для тебя моккочино. И плевать, что они запрещают! Я вообще не понимаю, почему тебе не дают пить кофе. Я принесу тебе большую порцию волшебного моккочино, и кто знает, может, ты сразу пойдешь на поправку.

Нина забирает у меня Мари-Клэр, сажает в кресло-каталку и укрывает ей ноги одеялом.

— Это еще зачем? — возмущаюсь я. — Она не инвалид! Она может ходить!

— Упасть она тоже может, Боб. Таковы правила.

Когда приходит пора уходить, у меня всегда портится настроение. Когда я еду сюда, я всегда чуть-чуть надеюсь. Вдруг она сегодня заговорит? Вдруг я скажу что-то такое, что пробудит ее к жизни? Но этого не происходит. Я целую ее в макушку:

— Увидимся через пару дней, сестренка.

Нина не улыбается. Она видит, что я рассержен. Медбратья увозят Мари-Клэр в корпус, и я смотрю, как они исчезают за углом. Я поднимаю воротник и иду к воротам. Но потом я останавливаюсь и смотрю назад. Уже темнеет, и окна больницы горят теплым желтым светом.

— Я никогда тебя не брошу! — кричу я.

И это правда. Моя сестра — самая лучшая девчонка во всей Канаде! И однажды я увезу ее туда. Назад в Виннипег, к прериям, Форксу и всем ее друзьям, которые очень ее любят. И она снова станет собой прежде, чем собака добежит до горизонта. Однажды я увезу ее домой. Очень скоро. Вот увидите!

 

Об авторе

Грегори Хьюз родился в Ливерпуле и стал восьмым ребенком в семье, в которой было девять детей. Его исключили из школы и отправили в приют для трудных подростков, о чем он вспоминает с удовольствием. После нескольких бесшабашных лет он отучился в университете, а потом отправился смотреть мир. Он пробовал себя в самых разных профессиях — от промышленного альпиниста до водолаза. Он жил в Канаде, в США и в нескольких скандинавских странах, но его домом все равно остается Ливерпуль.

 

Благодарности

Написать книгу нелегко. Издать ее не менее сложно. И когда думаешь, что тебе это никогда не удастся, появляются люди, которые в тебя верят. Они показывают твою работу другим людям, потом еще и еще. И вдруг начинается целая кампания, чтобы книга увидела свет. Я хочу поблагодарить некоторых из тех, кто в этом участвовал: моего агента Сару Мэнсон, а также Ройзин Хэйкок и всех сотрудников издательства Quercus, которые всегда готовы помочь.