Мэримаунт на Манхэттене — это маленький и уютный колледж в нью-йоркском районе Ист-Сайд. Когда-то это был женский колледж, но теперь уже нет, иначе я бы тут не учился. А мне здесь нравится. Учителя тут хорошие, а девчонки — очень хорошенькие. К тому же, когда сам выбираешь, какие курсы посещать, это не учеба, а одно удовольствие. Но на сегодня занятия закончились, и поэтому я сижу и пишу в библиотеке. Я пишу историю в самом чудесном городе мира, но начинается она не здесь. Она начинается в замечательном городе Виннипеге, вернее, даже не в городе, а в окружающих его прериях. Земля там такая плоская, что можно три дня смотреть, как собака бежит от тебя к горизонту.

Мне тогда было почти тринадцать лет. Многие думают, что это несчастливое число, но несчастья не стали дожидаться, пока мне исполнится тринадцать. Они уже были на подходе. Я чувствовал их приближение, летним вечером стоя на крыльце нашего домика в прериях. Я стоял и смотрел, как Крыса гоняет футбольный мячик между расставленными во дворе оранжевыми дорожными конусами. Она доводила мяч до конца дорожки из конусов и метким ударом отправляла его в футбольные ворота, которые папа привез ей из города. Потом она подбирала мяч из сетки и начинала заново.

Крыса играла в футбол и была вполне довольна собой. А вот я не был доволен Крысой. До летних каникул осталось всего несколько дней, а она уже их испортила. «Я думаю, папа скоро умрет». Вот что она сказала по дороге из школы — таким спокойным тоном, будто просила передать ей молоко. Так что, пожалуй, я не сам почувствовал грядущие несчастья. Мне о них сообщила Крыса.

Вы бы, наверное, подумали, что это просто болтовня десятилетней девчонки, но не все так просто. Крыса действительно очень странная. Часто происходит именно так, как она говорит. Например, однажды она предсказала, что сбежит наш пес. Я бросил мячик, и пес помчался за ним. «Ты больше никогда не увидишь эту собаку», — заявила вдруг Крыса.

Пес даже не посмотрел на мячик и припустил к горизонту навстречу заходящему солнцу, вздымая лапами маленькие облачка пыли. Мы с Крысой смотрели ему вслед до тех пор, пока он не пропал из виду навсегда. «Он не был у нас счастлив, — сказала Крыса. — Ты уж не обижайся».

А однажды она разбудила меня посреди ночи, повторяя, что какая-то беда случилась с ее лучшей подругой Фелицией. Раньше они с Крысой были неразлучны, но потом родители Фелиции развелись, и ей пришлось уехать в Чикаго. «Тебе просто приснился кошмар, — отмахнулся я. — Ложись спать».

Крыса часто видела сны — хорошие и дурные. С ними не справлялся даже «ловец снов», висящий у нее над кроватью, а он был, наверное, самым большим во всей Канаде. На следующий день, придя в школу, мы узнали, что Фелиция погибла — ее задушил какой-то психопат. Крыса очень горевала. Я тоже — Фелиция была славной девчонкой. Несколько дней Крыса не могла думать ни о чем другом. «Наверное, ее убил вендиго», — заключила она.

Вендиго — чудовище из индейских легенд. Это великан, который живет в лесу. У него красные глаза и когтистые лапы, он питается человечьим мясом и утоляет свой лютый голод, пожирая маленьких детей. Крысе этот персонаж страшно нравился.

Отец тогда усадил Крысу рядом с собой и объяснил ей, что на свете и правда есть чудовища, которые убивают детей, только это не мифические великаны, а настоящие люди, которых называют педофилами. Крыса тут же всей душой возненавидела педофилов, и они стали мерещиться ей на каждом шагу.

— Эй, Боб! — крикнула Крыса. — Хочешь погонять мяч?

Я не ответил.

— Ну ладно. Я наигралась, пойду в дом.

Вот вам вся Крыса, будьте любезны: папа скоро умрет, а я наигралась и пойду в дом.

Я повернулся кругом, глядя прямо перед собой. Со всех сторон было бескрайнее небо. Земля в Виннипеге плоская, но в этом есть своя прелесть. Особенно красивы закаты — можно наблюдать, как солнце садится прямо за горизонт. Так я и поступил, а затем поспешил убраться в дом вслед за Крысой, не дожидаясь комаров. Комары в Виннипеге очень злобные. Не знаю, зачем на свете вообще существуют эти твари… Они никогда не упускают возможности меня укусить, зато вот Крысу не трогают. Она для комаров неуязвима.

Я вошел в гостиную. Крыса плясала перед телевизором под речитатив Айсмена, самого популярного рэпера в хит-парадах. Она повернула бейсболку козырьком назад и трясла несуществующей задницей в такт музыке. Надо сказать, что произведения Айсмена пестрели отборной бранью, но Крыса никогда не ругалась, потому что не хотела расстраивать папу. Все крепкие словечки она заменяла звуком «пип». Так вот, она плясала и выкрикивала:

Когда Крыса подпевала Айсмену, пищать ей приходилось очень много.

— Ужин готов! — сообщил папа, входя в комнату с подносом в руках.

Он уже был малость поддатый. Вообще-то, обычно папа не прикладывался к бутылке до тех пор, пока мы с Крысой не ложились спать, просто сегодня начал пораньше. Он хороший отец, готов ради нас на все. И, трезвый или пьяный, готовил он так, что пальчики оближешь. Думаю, научился у нашей мамы.

Мама погибла в автокатастрофе, когда я был маленьким. Я мало что о ней помню, кроме того, что она была француженкой — не канадской француженкой из Виннипега, а самой настоящей француженкой из Франции. А ее отец работал шеф-поваром, и слава о нем гремела на весь Париж. Словом, наш папа умел готовить, где бы он этому ни научился, и сегодня на ужин он сварил французский луковый суп и сам испек хлеб с маслинами. Принимая миску из папиных рук, я внимательно всмотрелся в его лицо, но не увидел никаких признаков надвигающейся смерти. Папа выглядел вполне здоровым.

Крыса выключила телевизор и плюхнулась на диван.

— Гарсон, суп, будьте любезны, — чопорно проговорила она.

— Слушаюсь, мэм, — тем же тоном подхватил папа и повесил на руку салфетку, как заправский официант.

— В наше время стоит внимательно относиться к выбору собеседников, — продолжала Крыса. — В городе полно всякого сброда.

Крыса умела изображать много разных акцентов, но этот, аристократический британский, удавался ей лучше всего. Прямо не отличишь от снобов с канала Би-би-си. С другими акцентами она тоже неплохо справлялась — могла выдать вполне сносный ирландский или тягучий южный выговор. Вот только индийский акцент в ее исполнении ничуть не отличался от ямайского, а русский напоминал речь сильно простуженного графа Дракулы.

— Не желаете ли хлеба, мэм?

— Да, конечно. Всякой трапезе приличествует хлеб. А простолюдины пусть кушают пирожные.

— Что-нибудь еще, мэм?

— Нет, дружочек, на сегодня вы можете быть свободны.

— Мари-Клэр! Истинная леди никогда не назовет прислугу «дружочком»! — Папа опустился на диван рядом с Крысой. — Это недопустимая фамильярность. Разве можно надеяться на успех в драматической карьере, допуская такие вопиющие оплошности?

О да, моя сестра мечтала стать актрисой.

— Извини, пап. Ошиблась.

— Это уж точно. А теперь ешь суп как хорошая девочка.

Покончив с ужином, Крыса водрузила на голову книгу и принялась прохаживаться с ней туда-сюда.

— Мисс Маунтшафт говорит, что это упражнение очень развивает чувство равновесия, — пояснила она, — а еще полезно для осанки.

Мисс Маунтшафт вела у нас в школе актерское мастерство и английский — вернее, как она его называла, классический «королевский» английский. Крыса ее обожала и могла говорить о ней целыми днями: «Мисс Маунтшафт то, мисс Маунтшафт сё…» А поскольку моя сестра намеревалась стать актрисой, они сработались, как бобры, строящие плотину. Мисс Маунтшафт была родом из Англии и говорила с таким пафосным лондонским прононсом, будто привыкла находиться в компании королевских особ. В присутствии старушки Ферги Маунтшафт Крыса тщательно следила за манерами, держала спину прямой, а подбородок гордо приподнятым, как положено юной английской принцессе.

— Быть протеже мисс Маунтшафт очень престижно, — манерно сообщила нам Крыса. — Она могла бы выбрать на главную роль в школьной пьесе кого угодно, а выбрала меня. И только я летом пойду смотреть всемирно известный балет Виннипега. Наверняка меня ждет большое будущее!

— Мисс Маунтшафт — дама очень неглупая, — заметил папа.

— Ты совершенно прав! — воскликнула Крыса. — Все дело в правильном воспитании. А ты сыграл в моем воспитании немалую роль. Привил мне хороший вкус и манеры.

Но тут по каналу MTV снова пустили клип Айсмена, и Крысин хороший вкус полетел к чертям вместе с манерами. Она уронила книгу, врубила звук на полную и принялась сыпать многоэтажными запиликанными конструкциями.

— Смотри, чтобы мисс Маунтшафт не услышала этих твоих «пипцов», — предостерег я, но Крыса даже ухом не повела.

Наконец клип закончился, и Крыса села читать папе газету. Она хорошо читала вслух, приятно слушать. Обычно она читала разные заметки, а потом они с папой их обсуждали — говорили о войнах, о голоде в странах третьего мира, об ураганах и о том, подходящие ли для ураганов выбраны имена. Потом Крыса еще некоторое время изучала газету.

— Войны, войны… Почему бы тем, кто хочет воевать, не собраться в каком-нибудь месте и не подраться друг с другом?

А остальных пусть оставят в покое! — Крыса всегда принимала мировые события близко к сердцу. — Вот бы вся Земля была похожа на Виннипег. Виннипег — это образец идеального мироустройства.

Читая газеты, Крыса нередко превращалась в маленькую мисс Виннипег, хотя некоторые ребята в школе заявляли, что нас вообще нельзя считать настоящими горожанами, потому что мы живем в прерии. Я родился в больнице Святого Бонифация в центре Виннипега, так что могу считать себя таким же полноправным горожанином, как и все остальные. А вот Крыса — нет. Она родилась в резервации «Разбитая голова». Мама заглянула в гости к подруге, Мэри Белое Облако, там-то и начались роды. Поскольку моя сестра появилась на свет на земле коренного народа, ей дали индейское имя. Вообще-то, сначала ее хотели назвать Важушк, что значит «ондатра», или «мускусная крыса», но потом отчего-то передумали и нарекли Важашнунс, «крысеныш». Мало того, она еще и родилась в год Крысы по китайскому календарю. Китайцы — мудрый народ. Сестра не пришла бы в мир в этот год, если бы в ней не было ничего от крысы. Так что имя дано и вписано в документы. Старушка Мари-Клэр Важашнунс Де Билье навсегда останется маленькой Крысой.

При этом надо признать, что внешне Крыса не похожа на грызуна. У нее ясные голубые глаза — огромные, как в японских мультиках, — а мордашка хоть и не особо смазливая, но уж точно не крысиная. Зато у нее острые уши и мышиные русые волосы, так что как ни крути, а родство налицо. И зубы у нее острые, как у настоящей крысы, — в этом я не раз убеждался на собственной шкуре.

— Не забивай голову, Мари-Клэр, — сказал папа, наливая себе рюмочку. — Да уж, сегодня вечером из развлечений у нас только старый фильм про Кинг-Конга…

— Ну и отлично, — отозвалась Крыса.

Папа с Крысой были записными киноманами. Что ни вечер, всегда смотрели какой-нибудь фильм. Все равно какой: хоть черно-белое кино, хоть иностранный фильм с субтитрами, хоть немую картину — жуткий фарс под аккомпанемент фортепиано.

Сам я увлекался поэзией — должен же хоть кто-то в этом доме иметь представление о культуре! Я уже собирался встать и взяться за новую книгу, когда в гостиной зазвучала тревожная музыка, и папа выключил свет. Сидеть на диване было так уютно, что я решил уделить «Кинг-Конгу» десять минут своего времени, пусть даже он старый и черно-белый. В итоге я досмотрел кино до конца — и не могу не признать, что малость поддался эмоциям, когда Кинг-Конга пристрелили.

Фильм закончился, папа вышел на крыльцо, а за ним и мы. Он отошел подальше от дома, чтобы свет из окон не мешал смотреть на звезды, и обратил лицо к небу.

— Если вдруг вы усомнитесь в существовании рая, — сказал он нам, — просто взгляните на звезды — и сами его увидите.

Мы с Крысой уставились в ночной небосвод.

— Если бы люди чаще смотрели на звезды, они бы поняли, как велика Вселенная и как малы они сами, и тогда все их беды уже не казались бы такими огромными… Ну ладно, уже поздно. Вам, ребятки, пора на боковую.

— До встречи утром, пап, — сказала Крыса.

— Спокойной ночи, — добавил я.

Мы поцеловали папу на ночь и поднялись на крыльцо.

— Чудовище убила красавица, — процитировала Крыса. — Красавица взяла и убила чудовище. Красавица и чудовище убили Боба… Слушай, Боб, я одного не могу понять. Если они построили стену, чтобы удержать Кинг-Конга, зачем было делать для него ворота?

— А ты меньше думай, — посоветовал я.

Мне все еще не хотелось с ней разговаривать. Я ушел к себе, лег в постель и раскрыл книгу. Не прошло и десяти минут, как Крыса постучала в дверь. Она вошла и уселась на кровать, ожидая, что я отложу книгу, но я продолжал читать. Я чувствовал, что взгляд Крысы вот-вот просверлит бумагу.

— Что тебе?

— Ничего.

— Не стыдно говорить такие вещи? — не выдержал я.

— Я не хочу, чтобы он умирал. Просто чувствую, что так случится.

Иногда она просто действовала мне на нервы!

— Ты глупая девчонка! Откуда тебе знать?

Зря я повысил голос. Стоило мне наорать на Крысу, как я тут же начинал ее жалеть и чувствовать себя виноватым. Крыса вообще умела вызывать у людей жалость и ловко манипулировала этим талантом.

— Ему и шестидесяти нет, — продолжал я спокойнее. — У него еще много лет впереди.

— Ради нашего дорогого отца я готова на все, — напыщенно произнесла Крыса. — Я люблю его нежною любовью.

— Хватит кривляться, — одернул я.

Но Крыса не врала. Она и правда любила папу и была готова ради него на все.

Не так давно папу сильно избили. Он напился и сел играть в покер с каким-то белым отребьем по имени Плуто. На следующий день этот мерзавец заявился к нам домой и потребовал у папы десять тысяч долларов, которые тот проиграл. У папы таких денег не было, а если бы и были, он не стал бы их отдавать. Плуто избил его. Папа у нас довольно худосочный, против такого громилы у него не было никаких шансов. А еще я слышал, что Плуто обманом заманил папу играть. Сказал, что ставки будут понарошку. Когда мы пришли из школы и увидели папу в синяках, он сказал, что упал с лестницы. Пытался вести себя как ни в чем не бывало, но я чувствовал, что его самолюбие уязвлено.

Выяснив, что произошло на самом деле, я рассказал об этом Крысе, и она пришла в ярость. В бешенстве носилась по всему дому, хлопала дверьми и орала по-французски. Крыса всегда переходила на французский, когда злилась — считала, что так эффектнее.

— Ничего, я с ним разберусь, — пообещала она.

Причем так угрожающе, что я ей почти поверил.

— И что же ты с ним сделаешь? — спросил я.

— Пока не знаю. Но больше он папу не тронет!

На другой день мы ехали в школу мимо дома Плуто. Лужайка была щедро усеяна разнообразным хламом, а на крыльце восседал сам хозяин.

— Передайте своему папаше, что за ним долг, — крикнул Плуто. — И он со мной расплатится, если не хочет проблем.

Крыса остановилась:

— А ты, если не хочешь проблем, держись от нашего папы подальше, ясно?

Плуто встал и направился к нам:

— Ты что сейчас сказала?

— Поехали! — занервничал я. — Живо!

Но Крыса положила велосипед и скрестила руки на груди:

— Что слышал!

Плуто навис над ней, как злобный великан из детской сказки:

— Вот что, девочка. Если я не получу своих денег, кое-кому не поздоровится.

Я ненавидел Плуто. Но он был такой страшный, что я чуть не начал извиняться за сестру. Крыса подбоченилась, бесстрашно посмотрела на этого здоровенного урода снизу вверх и заявила:

— Если ты еще хоть раз подойдешь к нашему папе, я пойду в полицию и скажу, что ты шарил у меня под юбкой.

Ей-богу, я чуть с треклятого велосипеда не свалился!

— Это вранье! — выпалил Плуто, делая шаг назад.

— Ну и что? — ответила Крыса, надвигаясь на него. — Кому они поверят? Мне или тебе, бывшему преступнику?

Плуто начал пятиться от нее.

— Сам знаешь, как поступают с треклятыми педофилами в тюрьме! На тебя наденут платье, а потом все с тобой потанцуют по очереди!

Плуто бегом припустил к крыльцу:

— Ах ты, лживая маленькая ведьма! Вали отсюда!

— Сам вали, треклятый педофил! Хулиган, белое отребье! Еще получишь по заслугам! Будешь знать, как бить моего папу!

Когда дверь за Плуто захлопнулась, Крыса подобрала велик:

— Я смастерю его куклу и буду втыкать в нее иголки! Пусть эта грязная свинья покорчится!

Я ничего не сказал — просто лишился дара речи. Разъяренная гримаса сошла с мордочки Крысы.

— Я же обещала, что разберусь с ним. — Она улыбнулась, запрыгнула на велик и поехала дальше, как будто ничего не случилось.

Утверждая, что Крыса может быть очень устрашающей, я ни капли не шучу. Очевидно, Плуто тотчас же собрал чемодан и рванул на край света, потому что больше мы его не видели.

— Как думаешь, куда делся этот мерзавец? — спросил я Крысу.

— Думаю, до него добрался вендиго, — предположила она.

— А я думаю, до него добралась ты.

— Вот и пи-ип с ним. Он избил папу. Треклятый педофил!

— Если он избил папу, это не значит, что он педофил.

— Он выглядит в точности как педофил.

— Ты не знаешь, как выглядят педофилы.

Крыса одарила меня взглядом жуткенькой девочки из фильма ужасов:

— Еще как знаю, Боб. Они от меня не спрячутся.

Я не ответил. Крыса начинала меня пугать.

— Даже если этот урод Плуто не педофил, он ударил нашего папу! — сказала она. — А значит, он ничем их не лучше.

Крыса бывала упрямой и временами выводила меня из себя, но тут я не мог с ней спорить. Всякий, кто имел наглость ударить нашего папу, — треклятый педофил. И точка.