Глава 26

1974 год

Уильям Лейн распрямился, уперев руки в поясницу. Он полной грудью вдохнул свежий воздух, вытер рукавом вспотевший лоб и сделал несколько жадных глотков из бутылки с водой. Несмотря на тяжелую работу, это было его любимое время года. Сбор кленового сока начинался в феврале и заканчивался к началу апреля, когда он снимал с деревьев последние ведерки. Затем клейкую янтарную жидкость варили на огне, пока она не превращалась в густой ароматный сироп, которым его соотечественники американцы так любят поливать блины.

Он слышал, как в гараже отец колет дрова, и на него вдруг нахлынул внезапный прилив нежности, к которой примешивалась изрядная доля вины за то, что он намеревался сделать. Его родители вложили столько сил, чтобы обеспечить семье достойное существование, и их старания, безусловно, заслуживали лучшего вознаграждения. Впрочем, они, казалось, были вполне довольны своей простой, незамысловатой жизнью и не просили большего. Мать с удовольствием занималась их семейным гостевым домом, обожала общаться с новыми людьми и обходилась с каждым постояльцем так, словно он был ее близким родственником.

Уильям затащил последнее ведро в сахароварню. Котел над огнем раскалился докрасна, над ним вились клубы пара, а внутри весело побулькивал кленовый сок. Совсем скоро загустевший сироп разольют по бутылкам, наклеят на них этикетки с названием их семейного бренда – «Кленовый сироп Лейн’с», и тогда настанет подходящий момент. По крайней мере, так подсказывал ему разум. Сердце было иного мнения.

Через месяц, когда апрельское солнце начало пригревать землю, а кленовый сироп был разлит по бутылкам и распродан, Уильям сидел на чемодане и, подпрыгивая на нем, боролся с застежками. Наконец они поддались и щелкнули. Уильям стащил чемодан с кровати и поставил у двери. Он похлопал по карману куртки, убедившись, что паспорт и билет на самолет по-прежнему на месте. Снизу донесся теплый голос матери:

– Уилл, милый. Тебе надо позавтракать перед дорогой. Я сделала блины с черникой. Спускайся и поешь, пока горячие.

Пока он тащил чемодан вниз по лестнице, на душе у него скребли кошки. Он ждал этого дня целую вечность, а теперь чувствовал себя предателем. Все эти тридцать лет и один год родители холили и лелеяли его, и вот чем он им отплатил. Они определенно заслуживали лучшего.

Стоило ему войти на кухню, как ноздри наполнил аромат горячих пышных блинов. Мать улыбнулась и вытерла руки о передник.

– Вот и ты. Садись, все готово.

Уильям подвинул стул и тяжело опустился за стол, подперев голову руками и ссутулившись, точно старик. Мать приобняла его за плечи и взъерошила волосы, словно ему по-прежнему было девять лет.

– Брось, Уилл. Ты так долго ждал этого дня, – сказала она, стараясь говорить спокойно и уверенно.

Уильям поднял голову и встретился с ней взглядом. В его глазах стояли слезы, угрожая перелиться через край, стоило ей произнести хоть одно ласковое слово. Он откашлялся.

– У меня такое чувство, словно я предаю вас с отцом.

Мать присела с ним рядом.

– Дорогой, мы уже говорили об этом. Мы с отцом полностью тебя поддерживаем. Мы всегда будем твоими родителями и всегда будем тебя любить. Я знаю, у тебя на душе неспокойно, и мне больно видеть, как ты мечешься, – сказала она и добавила, похлопав его по руке: – Я искренне надеюсь, что ты наконец обретешь свой внутренний покой.

Внезапный порыв ветра чуть не сорвал заднюю дверь с петель. Отряхивая грязь с ботинок, на кухне появился Дональд Лейн с винтовкой через плечо и парой убитых кроликов в руках.

– Доброе утро, сын. Как настроение?

Несмотря на его медлительный нью-йоркский выговор и явные попытки скрыть волнение, в его голосе звучало беспокойство.

– Да вроде ничего.

– Во сколько у тебя самолет из Айдлуайлда?

Уильям покачал головой и улыбнулся:

– Пап, он уже одиннадцать лет как называется аэропорт Джона Кеннеди.

Дональд пробурчал что-то себе под нос и положил винтовку на стол.

– А, один черт.

– Самолет вечером, но я поеду пораньше. Меня Дирк подбросит. Дорога займет несколько часов, и я хочу приехать с запасом, чтобы никуда не спешить.

Дональд обернулся к жене:

– Марта, как там кофе?

Уильям с самых юных лет знал, что его усыновили. Однако в беззаботные детские годы, проведенные в Новой Англии, это не имело ровным счетом никакого значения. Его приемные родители были самыми добрыми, честными и богобоязненными людьми, которых только можно было себе представить, и то, что Бог, которому они столь усердно поклонялись, так и не наградил их детьми, заставляло Уильяма всерьез усомниться в его существовании. Если кто-то на этом свете и был прирожденной матерью, так это Марта Лейн.

Первые три годы жизни он провел с родной матерью в монастыре на юге Ирландии, где и появился на свет, – этого от Уильяма никогда не скрывали. Однако он мало что помнил о своей «настоящей» матери, равно как и о месте, где они жили. Когда ему было около десяти – они к тому времени уже переехали на ферму в Вермонт, – он как-то зашел в комнату и увидел, как мать на четвереньках трет деревянный пол мылом «Санлайт». Со спины было невозможно сказать наверняка, кто эта сгорбленная фигура в грязном переднике и намотанном на голову платке, – это мог быть кто угодно, и на секунду Уильям растерялся. В нос ему ударил запах мыла, и мальчик застыл на месте, словно прирос к полу. Знакомый лимонный аромат внезапно перенес его в раннее детство. Перед глазами возник длинный коридор, заполненный молодыми девушками. Они точно так же терли пол, пока он не начинал блестеть, точно зеркало. Уильям молча попятился из комнаты, не произнеся ни слова.

В другой раз, когда он стал постарше, его тогдашняя девушка Джена, не отличавшаяся особыми кулинарными способностями, решила приготовить ему романтический ужин. Он поковырял вилкой сероватое картофельное пюре с недодавленными комочками, отложил столовые приборы и уставился в окно.

– Все хорошо, Уилл? – спросила Джена.

– Да, толченка что надо.

Джена выглядела оскорбленной.

– Что-то не похоже на комплимент.

– Прости, я не имел в виду ничего плохого. Мы раньше так называли мятую картошку. Помню, мама меня кормила в детстве.

Он зажмурился и потер виски, пытаясь воскресить смутные воспоминания. Ничего не вышло. Как он ни старался, черты матери всегда ускользали, ее образ оставался безликим. Единственное, что он помнил, это ощущение безграничной нежности и заботы.

И вот он стоял на крыльце дома и собирался с духом, чтобы попрощаться с родителями.

Марта Лейн сжимала в руках цветастый носовой платочек и время от времени вытирала глаза. Дональд Лейн заключил сына в свои могучие объятия, и Уильям обнял его в ответ. Затем он чуть отстранился и посмотрел отцу в глаза.

– Спасибо, что поддержали меня. Я знаю, как это должно быть трудно для вас с мамой. Я просто хочу сказать, что очень сильно вас люблю. Вы всегда будете моими мамой и папой, и я благодарен за все, что вы мне дали. Я не еду за новой мамой, я просто хочу выяснить, откуда я и почему родился в столь странном месте.

Он взял мать за руку и поцеловал ее в щеку.

– Возвращайся поскорее, сынок, мы будем скучать.

Марта быстро развернулась и ушла в дом.

– Пап?

– Не волнуйся, с мамой все будет хорошо. Главное, возвращайся обратно целым и невредимым. И если тебе удастся найти свою вторую маму, скажи ей спасибо.

Уильям удивленно поднял брови.

– За что?

Дональд громко шмыгнул носом.

– За то, что подарила нам тебя – наш самый дорогой подарок в жизни. Сына, которым мы очень гордимся. Сына, который наполнил нашу жизнь смыслом.

– Передам, пап. Спасибо тебе. И береги маму.

Несколько часов спустя, сидя в кресле самолета и морально готовясь к длительному перелету через Атлантику, Уильям достал записку, которую дала ему мать, и принялся в сотый раз ее перечитывать, хотя уже наизусть знал все, что в ней написано. Итак, его родную мать звали Броуна Скиннер. Он родился 10 апреля 1940 года в монастыре Святой Бригитты неподалеку от Типперэри. Мать родила его в двадцать лет, значит, сейчас ей должно быть пятьдесят четыре. Он сложил лист пополам и сунул в карман куртки. За окном стремительно удалялись очертания Нью-Йорка, и, несмотря на тревогу, его сердце радостно стучало. К худу ли, к добру ли, он летел навстречу своему прошлому.

 

Глава 27

У Уильяма ушло некоторое время, чтобы вспомнить, где он находится. Внутренние часы сбились, и он проспал дольше, чем собирался. Откинув толстое стеганое одеяло, он побрел в ванную. Испугавшись собственного отражения в зеркале, он мгновенно проснулся: веки припухли, под глазами появились темные круги, а взъерошенные волосы выглядели так, словно никогда не встречались с расческой. Он плеснул в лицо холодной воды и подошел к окну. Перед ним пестрели цветные фасады Типперэри, и, если верить путеводителю, за каждым из них ждал радушный прием. Что ж, за всех он ручаться не мог, но в гостевом доме, где он остановился, хозяйка действительно встретила его очень гостеприимно. Мама бы оценила.

Он обвел глазами спальню и кивнул в знак одобрения. Ремонт был совсем свежий, и в воздухе все еще витал запах краски, несмотря на огромную банку душистых цветов, которую миссис Флэнаган поставила на туалетный столик. В дверь постучали, и Уильям вздрогнул от неожиданности. Он схватил полотенце и, обернув его вокруг бедер, осторожно приоткрыл дверь.

– Извините, что беспокою, мистер Лейн, хотела узнать, не желаете ли вы завтрак? Обычно завтрак до десяти, но я понимаю, вы, должно быть, утомились после долгого путешествия.

Ее размеренный голос с мягким ирландским акцентом был полон доброты.

– Миссис Флэнаган! Простите, ради бога. Да, я с удовольствием позавтракаю. А сколько времени?

– Так, сейчас посмотрим.

Она задрала рукав кофты и покосилась на часы.

– Уже без четверти.

– Десять?

– Без четверти одиннадцать.

– Черт, так поздно! Надеюсь, я не причиню вам излишних хлопот. Я действительно страшно проголодался!

Румяное лицо миссис Флэнаган расплылось в широкой улыбке.

– Вот и прекрасно. Ваш завтрак будет на столе через пятнадцать минут.

Столовая была маленькая, но в ней было по-домашнему уютно. На полу лежал ковер с цветочным орнаментом, а вдоль стен стояла мебель из красного дерева. На окнах висел тюль, закрывая, к большому сожалению Уильяма, живописный вид на город. Он отхлебнул кофе и развернул карту. На кухне появилась миссис Флэнаган и принялась деловито расставлять завтрак.

– Запасетесь силами на целый день.

У Уильяма тотчас начали капать слюнки. На столе появились сочные румяные сосиски, печеные помидоры, кровяные колбаски, яичница и пара домашних картофельных лепешек.

– Настоящее пиршество, миссис Флэнаган, спасибо.

– Ешьте-ешьте, на здоровье.

Радостно сияя, она вышла из кухни, оставив Уильяма один на один с завтраком.

Через десять минут она вернулась обратно и поинтересовалась, не желает ли он добавки. Уильям откинулся на спинку стула и поглаживал живот.

– Миссис Флэнаган, это было божественно, но больше в меня не влезет ни кусочка.

– Раз вы наелись, то хорошо. Мои гости не должны уходить голодными, особенно если они проделали такой долгий путь, чтобы к нам приехать.

– Думаю, сегодня я вообще больше есть не буду.

Миссис Флэнаган рассмеялась и начала убирать со стола.

– Вы первый раз в Ирландии?

Уильям секунду помялся, прежде чем ответить. Он не был готов обсуждать детали своего прошлого, тем более с едва знакомым человеком. Миссис Флэнаган нависла над ним в ожидании ответа. Она и не предполагала, что банальный вопрос окажется столь трудным.

– Э-э… ну, раз вы спросили. Вообще я всю жизнь прожил в Америке с приемными родителями, но родился здесь.

– Что вы говорите! Неужели? Родились в Типперэри?

– Неподалеку отсюда, в монастыре.

Улыбка тут же сошла с лица миссис Флэнаган, и она поспешно убрала со стола оставшуюся посуду, избегая его взгляда.

– Что ж, по вашему акценту совсем не скажешь.

Уильям решил попытать удачу.

– В монастыре Святой Бригитты. Вы знаете, где это?

Миссис Флэнаган посмотрела на него, прищурив глаза.

– Конечно, знаю, как не знать. Моя знакомая, хозяйка отеля «Крестовый ключ» отправляет туда грязное белье – простыни, скатерти, всякое такое.

Уильям нахмурился.

– Ваша знакомая отправляет грязное белье в монастырь?

Миссис Флэнаган расставила посуду и присела за стол напротив Уильяма.

– Много вы знаете о вашей родной матери?

Уильям пожал плечами.

– Совсем немного. Только имя.

– И вы, видимо, собираетесь пойти в монастырь?

– Конечно, я ради этого и приехал.

Миссис Флэнаган неловко поерзала на стуле.

– Многого не ждите. Знаете, вашу мать ведь не просто так отправили в Святую Бригитту.

– Почему вы думаете, что ее туда отправили?

Миссис Флэнаган усмехнулась:

– Поверьте мне, мистер Лейн, ни одна девушка в здравом уме не отправится туда добровольно.

Помедлив немного, она продолжила, и с каждым словом Уильям хмурился все сильней.

– Как бы вам объяснить… Туда попадают девушки, которые навлекли на свою семью позор. Зачать вне брака – страшный грех, но монахини помогают девушкам очистить душу и через тяжелый труд смыть пятно позора. Когда родные семьи отрекаются от них, как от выродков, здесь им дают кров над головой, а взамен девушки стирают белье, выращивают овощи и делают четки.

– Но они же могут уйти, когда захотят, так?

Миссис Флэнаган пожала плечами.

– Наверное. Я, честно говоря, не очень знаю, как у них там заведено. Я лишь хотела сказать – благо, что такое место есть. Иначе этим девушкам совсем некуда было бы податься, когда от них отреклась даже собственная родня.

Уильям потер подбородок.

– Постойте, вы хотите сказать, от моей матери отказалась семья?

Миссис Флэнаган поднялась на ноги.

– Я ничего не хочу сказать. Просто рассказываю вам, что к чему. У каждой девушки своя история. Просто не рассчитывайте, что сестры так и выложат вам все как на духу. Там у них, знаете ли, закрытая лавочка.

Уильям встал и сложил карту.

– Не могли бы показать, где это находится? Я хоть взгляну на это место собственными глазами.

– Конечно, без проблем, – кивнула она, доставая из кармана передника ручку. – Могу написать на обратной стороне карты, если хотите.

Поездка на автобусе заняла полчаса, и к тому моменту, как Уильяму нужно было выходить, он остался единственным пассажиром. Водитель махнул рукой вверх по дороге.

– Я дальше не еду. Вам надо пройти километра два с половиной, он будет по левую руку. Не ошибетесь.

Уильям кивнул в знак благодарности и спрыгнул на обочину. Двери с громким шипением закрылись, и он оказался в полном одиночестве. Вокруг расстилался умиротворенный сельский пейзаж. Лучи солнца играли на яркой листве, и воздух немного прогрелся. В полях паслись овцы, и вокруг стояла такая тишина, что он слышал, как они жуют траву. Лишь изредка блеяли ягнята, весело резвясь на зеленом лугу.

Уильям поднял рюкзак и набросил его за спину. Внутри булькал термос с кофе, который миссис Флэнаган всучила ему в дорогу вместе с ломтем своего фирменного пирога на «Гиннессе» с сухофруктами. Через некоторое время ему пришлось остановиться, чтобы снять свитер и закатать рукава толстой клетчатой рубашки. Он снял бейсболку и провел рукой по мокрым волосам. Путеводитель обещал прохладную погоду с переменной облачностью – вот и верь после этого путеводителям. Рюкзак снова придавил липкую рубашку к спине, и Уильям невольно поежился, но при мысли о том, что цель близка, ускорил шаг. Оставалась какая-нибудь пара сотен метров.

За очередным поворотом наконец показался монастырь, который некогда был его домом. Уильям остановился и оперся о ближайшее дерево, тяжело дыша. Он думал, что вспомнит здание, но очертания монастыря были ему совершенно не знакомы. Неспешным шагом он продолжил подниматься, пока не оказался у ворот. Дорога вела дальше ко входу в монастырь, но ворота были заперты, и в пределах видимости не было ни одной калитки. Уильям обошел территорию по периметру и очутился в задней части монастырских владений. Сзади двор был окружен толстой стеной метров шесть в высоту, поверху которой торчали осколки битого стекла. «С безопасностью тут все серьезно, – подумал Уильям. – Попробуй проберись внутрь».

«Или выберись наружу», – мрачно подумал он.

Он вернулся обратно к главным воротам и прильнул к решетке, разглядывая сквозь прутья угрюмое серое здание. Монастырь выглядел весьма внушительно. К массивной черной двери вели грубо вытесанные ступени. Мощные каменные стены были увиты темно-зеленым плющом, а слева от входа стояла белоснежная мраморная статуя.

В отчаянии Уильям опустился на траву. Он преодолел почти пять тысяч километров и вот теперь застрял в двух шагах от заветной цели. Уильям достал фруктовый пирог миссис Флэнаган и развернул пергаментную бумагу. Он откусил кусочек и в очередной раз оценил кулинарный талант хозяйки. Нежное тесто с сочными фруктами было пропитано богатым ароматом «Гиннесса». Уильям налил себе чашку кофе и развернул карту. За поворотом находилась крохотная деревушка, и он уже было собрался туда, как вдалеке послышалось урчание мотора и из-за поворота показался фургон. Уильям замахал руками, стараясь привлечь внимание водителя. Тот остановился и высунулся из окна.

– Чем могу помочь?

Уильям поспешно сложил карту и подошел к машине.

– Вы в монастырь едете?

– Так точно.

– О, класс! Мне как раз туда, только я никак не могу попасть внутрь – ворота закрыты.

Водитель усмехнулся.

– Случайным посетителям туда так просто не попасть, сынок. Ты по делу?

– Да, можно и так сказать.

– То есть монашки тебя ждут?

– Не совсем, – ответил Уильям, ковыряя землю носком ботинка. – Слушайте, я проделал очень долгий путь, мне просто нужно попасть внутрь и поговорить с кем-нибудь, кто у них тут главный.

– Мать-настоятельница? Это тебе должно страшно подфартить.

Водитель кивнул в сторону ворот.

– Вон идет одна, чтобы меня впустить. Понимаешь, они должны заранее знать, что ты приедешь.

Уильям посмотрел на пожилую монахиню, которая не спеша спускалась по дороге от монастыря. Подол ее черной рясы шелестел по гравию, и она плавно скользила им навстречу, точно на коньках.

– Это сестра Мэри. Он нее ты точно ничего не добьешься, – буркнул водитель. – Ладно, полезай в фургон с грязным бельем, довезу тебя до входной двери. Только меня в это дело не впутывай.

Уильям наградил водителя благодарной улыбкой. Он распахнул задние дверцы фургона и залез внутрь, устроившись среди груды грязных простыней и наволочек. Его разбирал смех – он чувствовал себя беглым каторжником, но, по крайней мере, был на шаг ближе к тому, чтобы отыскать мать.

 

Глава 28

Уильям подождал, пока фургон полностью остановится. Машина качнулась, хлопнула водительская дверца, затем снаружи послышались приглушенные голоса. Вдруг задние дверцы резко распахнулись, и внутрь хлынул яркий свет. Уильям прищурился.

– Все чисто. Скорей вылезай и дуй ко входу. Когда тебя спросят, как ты сюда попал, просто скажи, что случайно оказался у ворот одновременно с фургоном. Скажи, шел по дороге, как и полагается. Они тебе, конечно, не поверят, но, по крайней мере, ты на месте.

Уильям схватил рюкзак и выпрыгнул наружу. Он протянул водителю руку:

– Спасибо, дружище, я у тебя в долгу.

Водитель пожал руку и подмигнул.

– Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Уильям поднялся по каменным ступеням к массивной входной двери и, не обнаружив звонка, уверенно постучал костяшками пальцев. Дерево было твердым, точно камень, и Уильям поморщился от боли, потирая руку. Дверь распахнулась, и Уильям расправил плечи.

– Добрый день, – начал он. – Скажите, пожалуйста, могу ли я поговорить с заведующей монастырем?

Монахиня в удивлении подняла брови.

– Вам назначено?

– Нет, но я приехал…

Он не успел закончить предложение, как дверь резко захлопнулась у него перед носом. Уильям опешил, застыв на пороге с открытым ртом. Через секунду он опомнился и почувствовал, как в нем закипает злость. Сжав кулаки, он медленно втянул воздух носом. Не обращая внимания на ссадины, он снова постучал в дверь и продолжал стучать, пока на пороге вновь не появилась монашка. Увидев Уильяма, она нахмурилась.

– Фу, как грубо! Итак, как я уже сказал, я хотел бы поговорить с заведующей. Я проделал долгий путь и не уеду, пока не встречусь с человеком, который сможет ответить на мои вопросы. Так что, будьте так любезны, позовите кого-нибудь из старших, пока я окопался лагерем у вас на крыльце. Даже не сомневайтесь – у меня есть термос, пирог и безграничный запас времени.

Не произнеся ни слова, монашка вновь начала закрывать дверь, но Уильям оказался проворнее и успел просунуть в щель ботинок.

– Уберите отсюда прочь вашу ногу! – злобно прошипела монахиня.

– Ну, уж нет, – ответил Уильям, протискиваясь внутрь.

Он оказался в сероватом холле, и знакомый лимонный запах тут же ударил ему в нос. Он огляделся по сторонам и заметил в конце коридора группу девушек. На всех были одинаковые бесформенные сарафаны темно-коричневого цвета, а на ногах нечто еще более бесформенное, напоминающее старые лохмотья. Уильям нахмурился, затем понял, что они натирали ими пол. Одна из девушек с бритой головой посмотрела на него и застенчиво улыбнулась. Уильям заметил ее округлившийся живот и в смущении отвел глаза.

– Бернадетт, немедленно отвернись, дрянь такая! Ах ты мерзкая искусительница! – отругала ее монахиня, следившая за девушками. – Ты что же, вообще ничему не научилась? Посмотри на себя. Ох, опасаюсь я за твою душу, ох опасаюсь.

Уильям неловко откашлялся и повернулся к монахине, которая по-прежнему стояла у него за спиной. Она закрыла дверь, и Уильям тут же почувствовал гнетуще-удушающую атмосферу монастыря.

– Мы тут чужакам не очень-то рады. Ждите здесь, я позову сестру Бенедикту.

Уильям почтительно кивнул головой.

– Благодарю, сударыня. Я бы, правда, предпочел назваться гостем, если не возражаете.

Пока он терпеливо ждал, девушки закончили работу и удалились. В коридоре стало до жути тихо, и Уильям подскочил от неожиданно раздавшегося голоса.

– Я сестра Бенедикта. Чем могу вам помочь?

Перед ним стояла высокая краснощекая женщина с пронзительными голубыми глазами. Ее губы были сжаты в тонкую линию, красноречиво говоря о том, что любезничать она не намерена.

– Добрый день. Меня зовут Уильям Лейн. Я, можно сказать, приехал домой – я здесь родился.

Если монахиня и была удивлена, она ничем этого не выдала.

– Повторяю: чем я могу вам помочь?

Уильям был обескуражен таким приемом.

– Вы здесь главная?

Она медленно кивнула головой.

– Именно.

Уильям продолжил:

– Послушайте, сестра Бенедикта, я не хочу доставлять вам лишних хлопот. Я лишь приехал спросить, может, вы знаете, где сейчас моя мать? Я знаю, что она содержалась здесь…

– Проживала, – перебила сестра Бенедикта. – Не содержалась.

Уильям склонил голову.

– Конечно, простите. Я знаю, что она проживала здесь. Я родился в апреле 1940 года. Думаю, у вас должны быть записи. Я был бы крайне признателен за любую информацию о ней.

Сжатые губы сестры Бенедикты расползлись в кривую улыбку.

– Ваша наивность просто поражает, мистер Лейн. Прошу за мной.

Уильям проследовал за настоятельницей в ее кабинет. Посреди комнаты стоял огромный письменный стол из красного дерева, заваленный кипами бумаги. На стене висела табличка: «Похоть же, зачав, рождает грех. Иаков. 1:15».

Сестра Бенедикта указала на стул по другую сторону от себя, и оба сели. Уперев локти в стол, она слегка подалась вперед.

– Скажите, мистер Лейн, вы любите своих родителей?

Вопрос возмутил Уильяма.

– Конечно, люблю! Больше, чем кого бы то ни было!

– Они дали вам крышу над головой, обеспечили достойную жизнь, не так ли? Растили вас?

Уильям нетерпеливо поерзал на стуле.

– К чему этот разговор? Речь не об этом. И потом, я получил их полное благословение на поиски своей настоящей матери.

– Ваша настоящая мать – это женщина, которая вырастила вас, которая поднимала вас, когда вы падали, которая успокаивала вас, когда вам снились кошмары, которая…

Уильям поднял руку.

– Я уловил вашу мысль, сестра. Я имел в виду: я получил их благословение на поиски своей родной матери. Так лучше?

– Меня не волнует ваш тон, мистер Лейн. Похоже, вы не цените наш тяжелый труд. Все девушки, которые попадают в этот монастырь, – падшие женщины, развратные распутницы. Их сторонится общество, от них отказались собственные семьи. И неудивительно – они не принесли им ничего, кроме позора. Мы же даем им кров, присматриваем за ними во время беременности, а затем отдаем их детей в любящие семьи. Мы стараемся сделать все, чтобы их души очистились от скверны благодаря упорному труду. Эти девушки знают, что их проклянут и отправят в ад, стоит им обмолвиться, что у них был внебрачный ребенок, так что, уверяю вас, мистер Лейн, из ваших поисков ничего не выйдет. Предлагаю вам немедленно отправиться домой, встать на колени и поблагодарить Господа Бога за то, что монастырь позаботился о вас и отдал в такой любящий дом.

Уильям чувствовал себя, как нашаливший школьник в кабинете директора. Это чувство лишь усилилось, когда за спиной сестры Бенедикты он заметил висящую на стене трость. Он подумал, что этой самой тростью могли бить его родную мать, и изо всех сил постарался сдержать подступающую ярость.

– Сестра Бенедикта, речь не о вашей работе. Конечно, я благодарен за то воспитание, которое получил, но первые три года своей жизни я провел здесь. Иногда у меня даже всплывают какие-то воспоминания о детстве, о матери, но лица ее я не вижу. Такое чувство, что у меня из жизни выпал кусок, и это не дает мне покоя. Вам-то какая разница? Просто скажите мне все, что знаете о ней, – я тут же уйду и больше никогда вас не потревожу.

Сестра Бенедикта вздохнула и покачала головой.

– Как будто вы не слышали ни слова из того, что я сказала.

Она встала и подошла к большой картотеке. Отперев ее ключом, который болтался у нее на шее, настоятельница достала огромную книгу в кожаном переплете и с грохотом уронила на стол, так что несколько листочков взлетели в воздух и соскользнули на пол.

– Как звали вашу мать?

Сердце Уильяма радостно подскочило, а во рту вдруг пересохло.

– Броуна Скиннер.

– А вы, говорите, родились в 1940 году?

Он кивнул и вытер вспотевшие ладони о штанину.

Сестра Бенедикта листала журнал, казалось, целую вечность. В нем были сотни имен, и Уильям почувствовал некоторое облегчение, что не он один оказался в таком положении. Наконец она взяла перьевую ручку и выписала номер на клочке бумаги. Она встала и засунула журнал обратно в картотеку. Затем она вновь закрыла ее, громко поворачивая ключ, и повесила его на шею, пристально глядя Уильяму в глаза.

– Ждите здесь, – скомандовала она и вышла из комнаты.

Прошло минут пятнадцать, а сестра Бенедикта все не возвращалась. Уильям встал и заходил по комнате из угла в угол. Он выглянул в окно. В саду несколько девушек, все с огромными выпирающими животами, копали огород под пристальным наблюдением монахини. Одна девушка споткнулась и упала на колени. Ей было тяжело подняться, и другая девушка протянула ей руку. Надзирающая монахиня тотчас подскочила к ним и оттолкнула девушек в разные стороны. Через стекло не было слышно, о чем они говорили, но Уильям видел, как споткнувшаяся девушка съежилась, стоило монахине поднять руку. Без сомнения, ее часто били.

Дверь кабинета открылась, и в комнату вошла женщина средних лет в форме медсестры. Она посмотрела на Уильяма и в удивлении подняла брови.

– О, я ищу сестру Бенедикту.

– Она вышла ненадолго. Пошла найти для меня кое-какую информацию.

– О, ясно.

– Что такое, сестра? – спросила сестра Бенедикта, заходя в комнату с тоненькой коричневой папкой под мышкой.

– Мне нужно поговорить с вами, сестра, – ответила та и кивнула в сторону Уильяма. – Наедине.

Сестра Бенедикта не скрывала своего нетерпения.

– Это не может подождать?

– Боюсь, нет. Это займет буквально минуту.

Настоятельница вышла вместе с медсестрой в коридор и закрыла дверь. Заинтригованный Уильям подошел ближе и прижался ухом к деревянной двери. Женщины говорили полушепотом и быстро, но он мог разобрать, о чем шла речь.

– Сестра, я насчет Колетт. Я только что приняла роды, но она очень сильно порвалась, нужны швы.

– Ты знаешь правила, сестра. Никаких швов. Если она порвалась, значит, на то воля Божья. Она должна искупить свои грехи. Раньше нужно было думать, до того, как забрюхатеть.

– Сестра! Вы же знаете, ее изнасиловали.

– Это она так говорит. Она искусительница, сестра. Сама навлекла на себя беду. Довольно, хватит тратить мое время, у меня есть дела поважнее.

Дверь скрипнула, и Уильям в два прыжка вернулся на середину комнаты, стараясь принять как можно более непринужденный вид. Сестра Бенедикта окинула его хмурым взглядом и указала на стул:

– Садитесь.

Она заняла свое место напротив него и открыла папку. Нацепив на нос очки для чтения, она принялась листать документы. Уильям вытянул шею, пытаясь разглядеть содержимое папки, но через широкий стол ему удалось разобрать лишь номер: 40/65. Наконец сестра Бенедикта нашла то, что искала, и вытащила пожелтевший лист бумаги.

– Видите подпись внизу?

Уильям перегнулся через стол и увидел имя, написанное детским почерком: Броуна Скиннер. Он потянулся, чтобы взять письмо, но сестра Бенедикта отдернула руку, прежде чем он успел до него дотронуться.

– Ваша мать подписала документ, в котором отказалась от всех родительских прав с того дня, как вы покинули монастырь. В этом письме она поклялась, что никогда не будет пытаться связаться с вами, вмешиваться в вашу жизнь или предъявлять на вас какие-либо права в будущем. Мы не имеем права разглашать ее местонахождение, мистер Лейн, так что, боюсь, ваша поездка была напрасной. Теперь, если не возражаете, меня ждут дела.

Ее пренебрежительный тон отчетливо давал понять, что разговор окончен. Уильям встал и вскинул рюкзак на плечо. Он уже ненавидел эту женщину и с трудом подбирал слова.

– Я вернусь, сестра, даже не сомневайтесь.

– Как я уже сказала, вы зря теряете время.

Но Уильям не собирался отступать. Ничто, и уж точно не эта зловредная монашка, не помешает ему найти свою мать.

 

Глава 29

Уильям вновь очутился на проселочной дороге. Послеполуденное солнце начинало клониться к закату, а прохладный ветер напоминал, что было только начало апреля. Он натянул свитер и решительным шагом направился к автобусной остановке. Ему не терпелось как можно быстрее убраться из этого гадюшника, так что он прошел два с половиной километра меньше чем за двадцать минут. Снова взмокнув от быстрой ходьбы, он снял свитер и подошел к столбу с расписанием. Следующий автобус должен был прийти только через пятьдесят минут. Уильям чертыхнулся и опустился на траву. Он вдруг почувствовал, что страшно устал – длительный перелет, смена часовых поясов и противостояние с непреклонной сестрой Бенедиктой высосали из него все силы.

Подложив рюкзак под голову, он растянулся на траве, чувствуя вспотевшей спиной приятную прохладу. Он задремал и, казалось, проспал несколько часов, прежде чем его разбудило треньканье звонка. Солнце скрылось, и сквозь закрытые веки Уильям почувствовал, что все вокруг погрузилось в сумерки. Он приподнялся на локте и потер глаза. Солнце загораживала не туча, а человеческая фигура на велосипеде. Темный силуэт контрастно проступал в солнечных лучах, и лица было не разобрать, но по копне кудрявых волос он понял, что перед ним женщина.

– Надеюсь, я вас не напугала. Вы так крепко спали, что я решила позвонить.

Уильям с трудом поднялся на ноги. Поравнявшись с женщиной, он узнал в ней медсестру из монастыря.

– Нет-нет, я просто решил вздремнуть минут сорок, пока жду автобуса. Надеюсь, я его не проспал.

Он закатал рукав и посмотрел на часы. Он спал всего десять минут.

– Автобус ходит раз в час, в десять минут. Можете подождать здесь до пяти десяти, а можете проводить меня до дома и сесть на шесть десять. Это последний.

Уильям нахмурил брови.

– Проводить вас до дома? Почему, простите, я должен вас провожать?

– Потому что вы должны рассказать мне все, что знаете, если хотите, чтобы я помогла вам найти мать.

Грейс Квин проработала в монастыре всю жизнь, а точнее, тридцать шесть лет, и приняла несчетное количество младенцев. Сидя рядом с ней на ухабистом диване в цветочек, Уильям был заворожен ее мягким голосом и добрыми, глубоко посаженными серыми глазами, которые она время от времени поднимала к небу, рассказывая свою историю.

– Вы, должно быть, думаете, как я могу работать в таком жутком месте?

Уильям выразительно хмыкнул.

– Да уж, не сказать, что у них там сплошное веселье. А эта монашка! Это вообще что-то с чем-то.

Грейс всплеснула руками и положила их на колени.

– Знаю, некоторые их методы отличаются от общепринятых, а постороннему человеку и вовсе могут показаться жестокими, но этим девушкам больше некуда податься. Они навлекли на свои семьи такой позор, что его уже не смыть. Что за жизнь ждала бы вас, если бы вашей матери позволили вас оставить?

Уильям пожал плечами.

– Понятия не имею. Но в том-то и дело – если бы ей позволили. У нее ведь не было выбора, так? Я прожил с ней три года, а потом меня оторвали от нее и отправили в Америку. Не поймите меня неправильно, я люблю родителей, но мне это кажется очень жестоким.

Грейс опустила голову.

– Я знаю, потому и хочу вам помочь.

Она встала, порылась в письменном столе и вернулась с ручкой и бумагой.

– Ну, рассказывайте все, что знаете.

Уильям откашлялся.

– Мою мать зовут Броуна Скиннер, и я родился десятого апреля 1940 года.

Грейс подняла глаза от блокнота, не отрывая ручку от бумаги.

– Это все?

– Ах да. Ей было двадцать.

Грейс нахмурила лоб.

– Да уж, негусто.

Уильям вдруг вспомнил тоненькую коричневую папку, которую принесла сестра Бенедикта.

– Номер ее файла 40/65.

Грейс удивилась, услышав последнюю информацию.

– Да вы, я погляжу, настоящий сыщик! Это значит, вы были шестьдесят пятым ребенком, который родился в 1940 году.

Она записала цифры и несколько раз подчеркнула жирной линией, словно от этого информация становилась в разы важнее.

– Хорошо. Вы помните что-нибудь о своем детстве в монастыре? Что угодно, что могло бы помочь мне ее вспомнить?

Уильям встал и заходил по комнате.

– Помню запах мыла и картофельное пюре с комочками, которое нам давали, кажется, оно называлось толченкой.

– Что-нибудь о вашей матери? К тому моменту, как вы родились, я проработала в монастыре всего два года. Монахиням было запрещено учиться на акушерок до 1950 года, а значит, почти наверняка вас принимала я.

Уильям закрыл глаза и сжал пальцами переносицу.

– Есть еще кое-что.

Грейс подалась вперед, внимательно слушая.

– Продолжайте.

– Она пела мне, – задумчиво сказал Уильям и начал напевать про себя мелодию. – Слов не могу вспомнить, так обидно. Я почти слышу ее голос, что-то в ней было особенное…

– Особенное?

– То, как она говорила. По-другому, не как все остальные.

Он откинулся на спинку дивана и обхватил голову руками. Через какое-то время он начал тихонько покачиваться взад-вперед.

– Спи, дитя, покоем светлым… – пропел он.

Грейс оторвалась от своих записей:

– Мир земной объят.

Уильям поднял голову и улыбнулся:

– И пусть ангелы небесны…

– Твой покой хранят, – закончили они хором.

Грейс положила ладонь на руку Уильяма.

– Знаете, я всегда стараюсь относиться к девушкам по-доброму. Пытаюсь, насколько могу, хоть как-то облегчить их участь. Я отдала монастырю всю свою жизнь. У меня никогда не было ни мужа, ни детей.

– Я просто не понимаю, почему сестра Бенедикта так упорствует. Какое ей дело – найду я свою мать или нет?

– Искупление грехов, Уильям. Твоя мать забеременела вне брака, а в глазах Господа это грех. Но она тяжело трудилась в прачечной, и пятно с ее души смыто. Теперь ей открыта дорога на небеса. Я знаю, тебе это кажется жестоким, но, так или иначе, твоя мать подписала бумагу – она отказалась от тебя. Теперь сестра Бенедикта не имеет права разглашать ее местонахождение.

– Вы правда верите, что моя мать получит прощение?

Грейс кивнула.

– Да, верю. Я верю, что Бог может простить любой грех. Теперь она точно попадет в рай.

Она похлопала его по руке.

– Ты сказал, что твоя мать говорила как-то странно. Что ты имел в виду?

– Некоторые слова… Не знаю… Она произносила их иначе, гласные звучали как-то по-другому, и…

Грейс закрыла рот рукой.

– Боже правый! Я помню ее! Она была англичанкой.

Уильям вытаращил глаза.

– Вы помните ее? То есть я наполовину англичанин?

– Если это та, о ком я думаю, то ты полностью англичанин, Уильям. И ее звали не Броуна, а Кристина.

 

Глава 30

– Ты редкий везунчик, скажу я тебе, – воскликнула Грейс с горящими глазами. – Честно говоря, шансы, что я вспомню твою мать, были крайне невелики, но Броуну трудно забыть.

– Вы сказали, ее звали Кристина, – вставил Уильям.

– Когда девушки попадают в монастырь, им дают новое имя – монахини называют их в честь какой-нибудь святой. Святая Броуна была игуменьей и жила в шестом веке. Готова поспорить, был как раз ее день, когда приехала твоя мать. Так часто имена и выбирали.

Грейс отложила блокнот и подошла к книжному шкафу. Она взяла в руки тяжелое старинное издание и, перелистнув несколько страниц, нашла то, что искала.

– Ага! – победоносно воскликнула она. – День святой Броуны – второе апреля. Все сходится. Твоя мать прибыла в монастырь второго, а через восемь дней родился ты.

– Еще один кусочек головоломки встал на место, – воскликнул Уильям в радостном возбуждении. Ему захотелось узнать о матери как можно больше. – Вы сказали, ее трудно забыть.

Грейс снова села на диван рядом с Уильямом и взяла его за руку.

– Бедняжка. Знаешь, у каждой девушки, которая оказалась в монастыре, есть своя грустная история, но рассказ Кристины действительно растрогал меня до глубины души. Она, кажется, была из Манчестера. Ее отправили в Ирландию на ферму к тетке. До нее у нас ни разу не было англичанок, да и после нее тоже. Она даже католичкой не была, – с трудом улыбнулась Грейс. – Это, впрочем, я держала про себя. Ее мать тоже была акушеркой, так что она знала о родах гораздо больше, чем остальные. После твоего рождения она даже мне помогала. Всегда была так добра к остальным девушкам – ее любили.

Уильям покачал головой.

– Как она оказалась в монастыре, если родилась в Англии?

– Это грустная часть истории, – начала Грейс. – У нее был слишком суровый отец и слишком уступчивая мать. По ее словам, родители всегда ее оберегали, запрещали видеться с неподходящими мальчиками – да, в общем-то, с любыми мальчиками. И так оно и продолжалось, пока она не встретила Билли.

О, она только о нем и твердила. Билли то, Билли се. Рыдала во время родов и все звала его по имени, смотрела на дверь, словно ждала, что он вот-вот появится и станет молить ее о прощении.

Уильям напряженно ловил каждое слово. Вместо пустого имени перед ним наконец начал проступать живой образ матери.

– За что она должна была его простить?

– Это-то и самое странное. После того, как он с ней поступил, я не понимала, как она может по-прежнему так сильно его любить. Но она говорила, истинная любовь может выдержать что угодно. По всей видимости, когда он узнал, что она беременна, он запаниковал и исчез. Они встречались недолго, к тому же ее отец совершенно не одобрял их отношения. Видишь ли, он был доктором, уважаемым человеком в округе и очень дорожил своей репутацией. Но, хоть это и кажется невероятным, она так и не перестала любить Билли. Потому тебе и дали его имя.

– То есть она любила Билли, но он, похоже, не очень-то отвечал взаимностью. Они потом когда-нибудь встретились?

Грейс пожала плечами.

– Этого я не знаю. Спустя три года Броуна ушла из монастыря Святой Бригитты. Таковы правила. Ты присматриваешь за своим ребенком три года, а потом можешь уходить. Без ребенка, конечно. Никому из девушек не позволено забирать малыша с собой. Если хочешь уйти раньше, кто-то из родственников должен внести за твою свободу кругленькую сумму. Для большинства девушек это совершенно баснословные деньги, к тому же родные в любом случае их бросили. Больше всего на свете Броуна мечтала вырастить тебя сама, но она стала жертвой обстоятельств. Ее лишили всех прав, она ничего не могла сделать. Эта система далека от идеала, но таковы правила в этом монастыре.

При мысли об этих безжалостных порядках Уильяма передернуло. Что за религия могла допустить такую бессердечную жестокость? Его родители были глубоко верующими людьми и приучили его чтить библейские заповеди, но так обращаться с людьми было недопустимо. Он был уверен, что его мать понятия не имела о том, насколько беспощадные порядки царили в монастыре.

– Куда она отправилась потом? – спросил Уильям.

– Вот этого я, к сожалению, не знаю. У ее тетки была ферма неподалеку от монастыря, – ответила Грейс и вздохнула. – Вся информация должна быть в этой папке, но достать ее будет очень тяжело, если не невозможно.

– Пожалуйста, – взмолился Уильям. – Я проделал такой долгий путь, и теперь я в одном шаге от нее.

Он старался сдержать нетерпение в голосе. В конце концов, Грейс не была обязана ему помогать.

Грейс прикусила нижнюю губу, и в комнате воцарилась тишина, пока она пыталась воскресить в памяти прошлое.

– Это было тридцать четыре года назад, Уильям, – сокрушенно покачала она головой.

Грейс закрыла глаза и подняла лицо к потолку. Вдруг старинные часы пробили шесть, и оба вздрогнули от неожиданности.

– Автобус! – воскликнул Уильям, вскакивая с дивана. – Я же пропущу автобус!

– Надо же, – удивилась Грейс, – как быстро пролетело время! Слушай, бери мой велосипед. Оставишь его у изгороди на остановке, я завтра заберу.

Уильям поднял рюкзак и вскинул его на плечо.

– Не знаю, как вас благодарить, Грейс.

– Иди уж, – рассмеялась она. – Будешь меня благодарить, когда мать найдешь. Завтра я выходная, но можешь заглянуть в гости послезавтра – я расскажу, что мне удалось выяснить. Но на многое не надейся, Уильям. Ты видел, какой упрямой может быть сестра Бенедикта.

Уильям вернулся в дом миссис Флэнаган, и с порога его встретил солоноватый аромат вареной ветчины. Желудок тут же жалобно заурчал, напоминая о давно забытом чувстве голода.

– О, вот вы и дома! Как все прошло? – поприветствовала его миссис Флэнаган.

– Вы были правы насчет монашек, – вздохнул он. – Ничего не добьешься.

Он упал на диван и прикрыл глаза.

– У вас ужасно усталый вид. Может, вздремнете немного перед ужином? Я потом подогрею.

– Вы очень любезны, миссис Флэнаган, но боюсь, если я сейчас лягу, то буду есть ужин уже на завтрак.

– Что ж, прекрасно, тогда ступайте, вымойте руки, а я пока накрою на стол. Все будет готово через пять минут.

После плотного ужина из вареной ветчины и картофельного пюре с капустой Уильям ощутил, как по телу разливается приятное чувство сытости, но вместе с ней навалилась и усталость – после всех пережитых эмоций он чувствовал себя совершенно опустошенным. Уильям поблагодарил миссис Флэнаган и поднялся к себе в спальню. Он знал, что ложиться в кровать, не раздевшись и даже не почистив зубы, было ошибкой. Он собирался прилечь всего на пару минут, но его обессилевший организм взял свое – когда Уильям открыл глаза, через красные бархатные шторы уже пробивалось солнце, и в его лучах весело кружились пылинки. Он потер глаза, облизнул слипшиеся губы и, пошатываясь, направился в ванную в поисках зубной щетки.

Вернувшись к Грейс на следующий день, Уильям был полон надежд. Но она была права, предостерегая его от чрезмерных ожиданий. Без ключа, который сестра Бенедикта носила на груди, добыть папку ей не удалось. Они сидели за деревянным столиком на кухне. У плиты на веревке болталось выстиранное белье, а из духовки доносился аромат яблочного пирога, вдруг напомнивший Уильяму о доме и горячих блинчиках матери. Он вновь почувствовал подступающее чувство вины и постарался загнать его обратно.

– Что такое, Уильям? – спросила Грейс.

– Я просто думал о маме – той, которая в Америке.

Грейс похлопала его по руке.

– Она дала тебе свое благословение, не забывай. От того, что ты хочешь узнать о своих корнях, ты не стал любить ее меньше. Судя по тому, что ты мне рассказывал, твоя мать – бескорыстная, славная женщина, и в этом смысле сестра Бенедикта права: у тебя действительно замечательные родители, не так ли?

Уильям кивнул в знак согласия, не доверяя своему голосу.

– Ну, что ж, – продолжила Грейс. – Будешь еще чашечку, пока мы ждем пирог?

Уильям улыбнулся.

– С удовольствием, Грейс, спасибо.

Она налила в чайник воды и бросила два чайных пакетика в старый заляпанный заварочный чайник.

– Так обидно. Найти сейф, в котором лежит эта папка, и не открыть его. Я чувствую себя такой беспомощной.

– Грейс, не переживайте, ради бога. Главное, вы попытались, и я вам очень-очень благодарен, правда.

Она залила заварку кипятком и поставила чайник на стол, нацепив на него вязаную грелку в сине-розовую полоску с кисточкой на макушке. Уильям улыбнулся. Чайник в шапке – родители в жизни ему не поверят!

– Что ж, путешествие, в любом случае, прошло не впустую, верно?

– Что вы имеете в виду?

– Когда ты приехал сюда, что ты знал о матери? Что ее звали Броуна Скиннер, и что ей было двадцать лет.

Уильям прищурился.

– Та-ак…

– Теперь ты знаешь, что ее настоящее имя – Кристина Скиннер и что она родилась в Манчестере в 1919 или 1920 году.

Грейс сделала паузу, ожидая реакции Уильяма, но увидев выражение полного недоумения у него на лице, продолжила:

– Как ты не понимаешь! Ты можешь поехать в Манчестер и попробовать достать ее свидетельство о рождении. Ей уже исполнилось двадцать, когда она попала в монастырь, а это было, как мы знаем, в начале апреля. Значит, она родилась где-то до апреля 1920 года.

Пока Уильям переваривал эту информацию, Грейс начала разливать чай.

– И как мне это поможет ее найти? – спросил Уильям, стараясь понять, к чему клонит Грейс. Мозг, измотанный дорогой, отчаянно сопротивлялся и соображал крайне медленно.

– В свидетельстве будет не только точная дата ее рождения, но и имена родителей. Я уверена, что будет указана и девичья фамилия матери. До чего досадно, что я не помню, как звали ее тетку, так обидно. Я знаю, что она была старой девой и умерла незадолго до того, как Кристина попала в монастырь. Еще я знаю, что она унаследовала ферму от родителей, так что если ты узнаешь девичью фамилию матери Кристины, то, возможно, найдешь кого-то, кто знает ферму.

Уильям сцепил руки за головой и откинулся на спинку стула.

– Грейс, вы просто чудо!

Ее щеки покрылись легким румянцем.

– Да ну, брось. Ты бы и сам догадался когда-нибудь.

– Как вы думаете, она могла вернуться в Манчестер?

Грейс пожала плечами.

– Не знаю, Уильям. Почему бы и нет. Ее с позором выслали из дома, чтобы родить ребенка, но потом она вполне могла вернуться. Не думаю, чтобы что-то держало ее в Ирландии, так что, да, весьма вероятно, что она уехала обратно на родину, – сказала Грейс и на секунду задумалась. – Но Манчестер большой город – шансы найти ее там невелики.

– Знаю. Вы правы, сначала нужно выяснить, где находится ферма. Возможно, там кто-нибудь подскажет, куда она поехала.

Грейс открыла духовку, и воздух наполнился ароматом печеных яблок с корицей. Она поставила золотистый пирог на стол.

– Позвольте мне, – предложил Уильям.

Он взял в руки нож и начал разрезать дымящийся пирог. Грейс смахнула пар в сторону.

– Знаете, Грейс, я все-таки съезжу в Манчестер. Я уже перелетел через всю Атлантику, так почему бы не перебраться вдобавок через Ирландское море. Кто знает, может, именно там я найду ключ к разгадке.

 

Глава 31

Один из пассажиров на пароме сообщил Уильяму, что в Манчестере всегда льет дождь. Так это или нет, сказать было сложно, но в то прекрасное майское утро небо было чистым и голубым, как вода в бассейне. Уильям нашел недорогой хостел на окраине города, откуда легко можно было добраться до центра на автобусе. Хозяйка снабдила его картой и обвела пункт назначения жирным красным кружком. Уильям сел на верхний этаж двухэтажного автобуса и, улыбаясь до ушей, покатил на громадной шипящей машине по Оксфорд-роуд. Он вышел у театра «Палас» и развернул карту. Глянув по направлению площади Святого Петра, он увидел огромный купол Центральной библиотеки Манчестера – как и обещала хозяйка.

Он бодро зашагал к монументальному круглому зданию, выполненному в духе неоклассицизма. Вход украшал коринфский портик высотой в два этажа с шестью мощными каменными колоннами. Поднимаясь по ступеням, Уильям чувствовал себя так, словно входит во дворец римского императора, а не в муниципальную библиотеку. Внутреннее убранство носило тот же отпечаток величия: интерьер был отделан полированным дубом и английским грецким орехом. Уильям поднялся по широкой лестнице и зашел в Большой зал. Первоначально он был известен как Читальный зал, и Уильям не мог представить более располагающего места для того, чтобы изучать шедевры литературы или неспешно полистывать утренние газеты. Немного оробев от столь импозантной обстановки, он подошел к библиотекарской стойке, за которой стояла молодая девушка.

– Добрый день, не могли бы вы мне помочь?

– Конечно, именно для этого я здесь и нахожусь, – улыбнулась она. – Что вам нужно?

– Я хотел бы получить копию свидетельства о рождении.

Мисс Саттон – так звали девушку, судя по бейджику, – достала из-под стойки формуляр.

– Мне нужно уточнить кое-какие детали. Итак, вы хотите, чтобы копию отправили вам по почте или заберете ее лично?

Уильям удивился, что все оказалось так просто.

– Я заберу, у меня нет постоянного адреса в Великобритании.

Мисс Саттон дружелюбно улыбнулась.

– Я так и думала, что вы не из здешних краев. Вы канадец?

– Вы меня почти оскорбили, – рассмеялся Уильям. – Я из Штатов, из Вермонта. Но родился в Ирландии, а мои родители англичане.

Мисс Саттон подняла одну бровь.

– Это долгая история, – пояснил Уильям.

– Как-нибудь расскажете, – усмехнулась она.

«Боже, – подумал Уильям, – неужели все англичанки такие непосредственные?»

– Может быть…

– Я шучу! Итак, ваше имя?

Уильям снова принял серьезный вид.

– Уильям Лейн.

– На чье имя свидетельство о рождении?

– Кристина Скиннер.

Мисс Саттон быстро водила ручкой по бумаге и, не поднимая глаз, продолжала задавать вопросы:

– Дата рождения?

Уильям смутился.

– Моя?

Она одарила его уничтожающим взглядом.

– Дата рождения Кристины Скиннер.

– Я точно не знаю. Она родилась где-то между апрелем 1919-го и мартом 1920 года.

– У вас есть еще какая-нибудь информация? Адрес? Место рождения? Имя отца?

Уильям вдруг почувствовал себя очень глупо.

– Нет. Это плохо?

– Да нет, не плохо, просто вам придется просмотреть все записи актов гражданского состояния, чтобы найти нужную Кристину Скиннер. Я не могу заказать копию свидетельства, когда так мало информации.

Уильям вздохнул.

– И как мне это сделать?

Мисс Саттон указала на стол в углу зала.

– Присядьте вон там, и я принесу вам первый том.

Спустя два часа у Уильяма рябило перед глазами и начинала раскалываться голова. Он оторвался от книг и, с трудом сфокусировав взгляд, понял, что ему не хватает воздуха. Он подошел к стойке и обратился к мисс Саттон, с которой они уже успели перейти на «ты».

– Карен, извини, что отвлекаю, – шепотом сказал он. – Мне надо немного прогуляться. Можно, я оставлю книги на столе?

– Конечно. Как успехи?

– Я нашел две возможных Кристины Скиннер, но нужно проверить еще один том. Я вернусь где-то через полчаса.

Бродя по улицам Манчестера, Уильям думал, что по этим самым тротуарам могла ходить его мать. Как знать, может, она и сейчас жила в Манчестере? Интересно, где мог быть его отец Билли? И почему он так жестоко поступил с мамой, бросив ее в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась? Не очень похоже на отца, которым сын может гордиться. Он тут же подумал о Дональде, который дома в Вермонте работал не покладая рук, чтобы обеспечить семью. Достаточно было взглянуть на его мозолистые руки и сгорбленную спину, чтобы понять, сколько сил положил этот человек ради близких. На Уильяма накатило привычное чувство вины, и он вдруг страшно затосковал по дому. По той теплой атмосфере любви и покоя, что царила дома, по уютному согревающему запаху домашней еды, по пьяняще-сладкому аромату кленового сиропа и минутам безмятежного уединения в своей сахароварне. Манчестер был на другом конце планеты, и Уильям начался сомневаться, не зря ли он затеял всю эту авантюру. И все же, где-то глубоко внутри, в нем жило неудовлетворенное любопытство и страстное желание докопаться до истины. Теперь он знал, что мать любила его и мечтала вырастить. Он также знал, что ее заставили против воли от него отказаться, и от этой мысли его одновременно охватила глубокая грусть и дикая ярость. Он должен был выяснить, что произошло между матерью и отцом и почему тот так бессердечно ее бросил. Окрыленный вновь обретенной решимостью, Уильям поднялся по ступеням библиотеки, чтобы продолжить поиски.

Библиотека уже почти закрывалась, когда Уильям подошел к Карен Саттон со списком трех возможных Кристин Скиннер. Он угрюмо протянул ей лист, и она быстро пробежала его глазами.

– Ты хочешь заказать все три свидетельства?

Уильям на секунду задумался.

– Сколько времени это займет?

– Пару дней, может больше.

– Если я буду заказывать по одному, мне, конечно, может повезти, и первый же окажется верным, но возможно, это будет последний, и к тому времени пройдет пара недель. У меня не хватит денег так долго жить в Англии, к тому же я нужен родителям дома.

– Мы можем отправить свидетельства в Америку по почте, – предложила Карен.

Уильям потер лоб и вновь задумался. Карен пристально смотрела на него, ожидая ответа.

– Не хочу тебя торопить, но библиотека закрывается через десять минут.

– Прости, – ответил Уильям, – я, наверное, закажу сразу три.

Пока Карен заполняла формуляры, к ней подошла коллега – седовласая дама в коричневом твидовом костюме с ниткой потускневшего жемчуга на шее. Она заглянула Карен через плечо, затем нацепила на нос очки и наклонилась поближе.

– Кристина Скиннер? У нас уже есть это свидетельство. Его заказали на прошлой неделе, должны забрать.

Уильям с Карен застыли, разинув рты.

Карен обернулась к коллеге:

– Простите, миссис Грейнджер, вы хотите сказать, свидетельство о рождении Кристины Скиннер уже доставлено?

– Именно это я и сказала, – нетерпеливо ответила миссис Грейнджер. – Давай-ка приберись немного на столе, мне уже закрывать пора.

Карен собрала бумаги в стопку и поставила разбросанные ручки в стакан.

– А можно взглянуть – вдруг это как раз то, которое нужно Уильяму?

– Разумеется, нет, – отрезала миссис Грейнджер. – За это свидетельство заплатили, и оно является собственностью человека, который его заказал. Только он имеет право распечатать конверт.

Карен закатила глаза. Судя по всему, на другой ответ она и не надеялась. Миссис Грейнджер явно была убежденной сторонницей правил и порядка.

– Когда этот человек придет за свидетельством? – спросил Уильям.

Миссис Грейнджер пожала плечами.

– Откуда ж мне знать. Пришло только вчера, так что, может, завтра или послезавтра. Смотря как срочно человеку нужно.

Возможно ли, чтобы это и правда было свидетельство о рождении его матери? Уильям не мог представить, кому еще оно могло понадобиться. Может, у него были братья или сестры, которые тоже пытались отыскать мать? Или, может, сама Кристина? Может, она заказала копию, потому что потеряла оригинал? Или это вообще было свидетельство о рождении совершенно другого человека? Ему нужны были ответы.

Миссис Грейнджер отошла от стойки и начала расставлять по полкам книги, оставленные читателями. Уильям нагнулся к Карен.

– Мне нужно узнать, кто заказал копию, – прошептал он.

Карен оглянулась, чтобы убедиться, что миссис Грейнджер все еще возится с книгами. Та стояла на стремянке и пыталась засунуть на верхнюю полку толстенный том.

– Дай мне пару секунд, – ответила она.

Карен порылась в ящике под столом и выудила оттуда ключ. Не спуская глаз с миссис Грейнджер, она подошла к шкафу и бесшумно открыла верхний ящик. Ловко перебирая документы быстрыми пальцами, она наконец нашла нужный конверт и успела увидеть имя ровно в ту секунду, как ее окликнула миссис Грейнджер.

– Ты закончила, Карен?

– Почти закончила, миссис Грейнджер, – ответила она и подмигнула Уильяму. – Встретимся у выхода через пять минут.

В центре Манчестера начался час пик, и Уильям, стоя на ступенях библиотеки, наблюдал, как люди спешат домой. Площадь загудела и пришла в движение: пыхтели автобусы, туда-сюда сновали прохожие, сигналили машины. Уильям услышал за спиной стук каблуков и обернулся навстречу Карен. Она взяла его под руку и потащила вниз по ступенькам, оглядываясь назад.

– Она прямо за мной, – прошептала Карен.

Она затолкала Уильяма в ближайший магазин, и сквозь стеклянную дверь они проводили взглядом миссис Грейнджер, которая прошла мимо, внимательно глядя под ноги. Уильям и Карен выдохнули с облегчением, и Карен хихикнула.

– Чувствую себя международным контрабандистом.

Уильям улыбнулся.

– Узнала имя? Того, кто заказал свидетельство?

– Узнала. Его заказала миссис Тина Крейг. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Уильям покачал головой.

– Впервые слышу. С другой стороны, я вообще никого в Манчестере не знаю. Может, это другая Кристина Скиннер.

– Может, а может, и нет. Есть только один способ проверить.

– Какой?

– Приходи завтра и жди, пока она появится.

– А что, если она не появится? Может, она решит его забрать через несколько дней или недель.

Карен пожала плечами.

– Все зависит от того, насколько сильно ты хочешь увидеть свидетельство.

 

Глава 32

Тина отряхнула зонтик и начала подниматься по ступеням библиотеки. Дождь стучал по мостовой, разлетаясь мелкими каплями, и улицы блестели от потоков воды. Босоножки Тины промокли насквозь, и она посетовала на собственную глупость. Сапоги сегодня были бы гораздо уместнее, но на дворе был май, и Тина отказывалась притрагиваться к зимнему гардеробу в это время года. Она вынула из сумки пудру и посмотрелась в зеркальце. Длинные волосы прилипли к щекам, а якобы водостойкая тушь стекала черными разводами. Тина вытерла подтеки тыльной стороной ладони и поднялась по лестнице в Большой зал. Она подошла к стойке и прислонила к ней зонтик. На полированном полу тут же образовалась небольшая лужица. Тина провела рукой по мокрым волосам и обратилась к молодой женщине за стойкой.

– Здравствуйте, я за копией свидетельства о рождении. Должны были доставить.

– Ваше имя?

– Тина Крейг. К-Р-Е-Й-Г.

– Секундочку. Присядьте, пожалуйста.

Девушка указала на ряд мягких стульев, а сама направилась к шкафу и начала перебирать документы.

– Прошу прощения, – сказала она извиняющимся тоном и улыбнулась Тине. – Мне нужно сказать пару слов коллеге.

Тина махнула рукой.

– Конечно! Я никуда не спешу.

Уильям сидел за столом в углу, спрятавшись за газетой. Карен хлопнула рукой по столу, и он испуганно вздрогнул.

– Эй! Ты чего…

Карен оборвала его:

– Она здесь.

Никаких других объяснений не потребовалось. Уильям встал, засунул газету под мышку и последовал за Карен. Она подошла к шкафу и вытащила конверт.

– Миссис Крейг, – позвала она. – Вот ваше свидетельство.

Женщина, сидевшая рядом со стойкой, поднялась, взяла конверт и убрала его в сумку.

– Большое спасибо. До свидания.

Уильям застыл на месте и в оцепенении смотрел, как она уходит. Обменявшись с Карен ошарашенным взглядом, он мгновенно принял решение.

– Я за ней.

Он догнал ее у выхода, пока она боролась с зонтиком.

– Простите, могу я с вами поговорить?

Она в удивлении оглянулась по сторонам.

– Поговорить со мной?

– Если не возражаете. Я надолго вас не задержу.

Уильям, словно зачарованный, смотрел в ее пронзительно-голубые глаза, подведенные снизу расплывшейся тушью. За шиворот потекли струйки воды, и он невольно поежился. Женщина шагнула к нему и укрыла зонтиком. Они смотрели друг на друга в полной тишине, казалось, целую вечность, хотя в реальности не прошло и секунды. Два совершенно незнакомых человека, ютящихся на крошечном пятачке земного шара размером с тротуарную плитку. Первым заговорил Уильям.

– Меня зовут Уильям Лейн. Я вас ждал.

– Полагаю, всю жизнь.

Уильям на мгновение опешил, затем покраснел, поняв, что его слова неверно истолковали.

– Нет-нет, я не это имел в виду. Я ждал, когда вы придете забрать свидетельство. Я не собирался к вам клеиться или что-то в этом роде.

Женщина явно смутилась.

– Простите, я думала, вы подбиваете клинья.

– Подбиваю клинья? – нахмурился Уильям.

Несмотря на то, что они говорили на одном языке, с пониманием явно были проблемы.

– Ну… пытаетесь приударить за мной, – пожала она плечами и мягко улыбнулась.

Уильям внимательно посмотрел на нее. Она, бесспорно, была очень красива, но в глазах ее сквозила грусть.

– Слушайте, – сказал он наконец. – Давайте попробуем сначала. Мы можем где-нибудь поговорить?

– Не уверена, я вас даже не знаю.

– Пожалуйста, – настаивал Уильям, – это важно. Я не задержу вас надолго.

– Хорошо, на углу есть кафе. Можем пойти туда.

– Отлично, – ответил Уильям. – Тогда вперед?

Они устроились за столиком с двумя чашками кофе, и Уильям начал свой рассказ.

– Я приехал из Америки в надежде найти свою мать. Я родился в монастыре в Ирландии в 1940 году и знал, что мою мать звали Броуна Скиннер.

Тина поерзала на стуле при упоминании фамилии Скиннер, но не стала перебивать. Уильям продолжал:

– Я приехал в монастырь, надеясь, что они смогут помочь, но все было без толку. Монашки наотрез отказались мне что-либо говорить. К счастью, одна акушерка, которая там работает, сжалилась надо мной и согласилась помочь. Оказалось, она помнит мою мать, потому что та была англичанкой, как раз из Манчестера. И ее настоящее имя было не Броуна, а Кристина. Я пришел в библиотеку, чтобы заказать копию свидетельства о рождении, и узнал, что вы успели меня опередить. Не знаю, та ли это самая Кристина Скиннер, которую я ищу, но, если вы позволите, я хотел бы взглянуть на свидетельство.

Тина не сомневалась, что свидетельство о рождении принадлежит матери Уильяма. И Элис Стирлинг, и Мод Катлер говорили ей, что Крисси с позором выслали в Ирландию. Тина наклонилась и подняла с пола сумку. Уильям внимательно следил за ее движениями. К его удивлению, Тина вытащила не конверт, который дала ей Карен Саттон, а старое пожелтевшее письмо. С многозначительным видом она положила его на стол.

– Думаю, сначала вам следует прочесть вот это.

Уильям взял конверт в руки, которые, не пойми отчего, вдруг начали дрожать.

– Адресовано мисс К. Скиннер.

– Вашей матери, – кивнула Тина.

– Не понимаю.

– Просто прочтите. Потом я все объясню.

Уильям осторожно достал письмо из конверта и развернул его. Он еще раз бросил недоуменный взгляд на Тину и начал читать. Затаив дыхание, Тина следила, как он пробежал письмо глазами, затем прочитал его еще раз более внимательно. Прочитав письмо дважды, он положил его на столик и пригладил бумагу.

– Откуда вы это взяли?

– Я работаю в благотворительном магазине, и однажды кто-то оставил на пороге мешок со старой одеждой. Внутри был костюм, и в кармане пиджака лежало это письмо.

Тина постучала по конверту указательным пальцем:

– Видите, его так и не отправили. Когда я прочитала письмо, я была так тронута и вместе с тем заинтригована, почему Билли его не отправил, что поклялась найти Крисси – по крайней мере, попытаться – и лично передать ей письмо.

Тина слегка покраснела.

– Вы, возможно, скажете, что это не мое дело, но письмо действительно задело меня за живое.

Уильям вновь перевел взгляд на конверт.

– Ребенок, о котором он пишет, это же я.

На глаза у него начали наворачиваться слезы.

– Я думал, он бросил мою мать. Она ведь считала, что он больше не хочет ее видеть. Грейс говорила, что она так и не перестала по нему тосковать, несмотря на то, что он так ужасно с ней обошелся. А теперь я узнаю это.

Он поднес письмо к лицу и вдохнул запах старой бумаги.

– Тина, почему же он не отправил его? Что с ним случилось?

Сообщать дурные вести – непростая задача, но Тина знала, что иного выхода нет.

– После того, как я нашла письмо, я отправилась в дом 180 по Гилбент-роуд. И, представьте себе, родители Билли все еще живы.

Уильям изумленно распахнул глаза.

– Мои бабушка и дедушка живут в Манчестере?

– Да, Уильям, именно так, – улыбнулась Тина, глядя на его воодушевленное лицо, затем серьезно продолжила: – Ваша бабушка, Элис Стирлинг, рассказала мне о сыне. Они с мужем усыновили его, когда ему было всего десять месяцев. Я показала Элис письмо, и она вспомнила, как он его писал – на самом деле, это была ее идея. На следующий день он пошел к Крисси домой и поговорил с ее матерью, но та знать ничего не знала о письме. Билли был в отчаянии, когда узнал, что Крисси отправили в Ирландию, и умолял миссис Скиннер дать ему адрес. Она пообещала, что сама свяжется с Крисси от его имени.

– Что случилось потом? – с нетерпением спросил Уильям. – Они встретились?

Тина покачала головой.

– Мэйбл Скиннер погибла той ночью во время затемнения. Насколько я знаю, она так и не успела связаться с дочерью.

Тина снова порылась в сумке и достала фотографию Билли, которую дала ей Элис Стирлинг.

– Это ваш отец.

Уильям взял фотографию и начал внимательно ее рассматривать.

– Красивый мужчина, – объявил он наконец. – Вы знаете, что с ним случилось?

Тина собралась с духом.

– Он был убит в бою в 1940 году. Мне очень жаль.

Слезы полились из глаз, и Уильям вытер их тыльной стороной ладони. Тина протянула ему салфетку из стаканчика.

– Он был хороший человек, Уильям. Он не бросал твою мать. Он любил ее и хотел, чтобы они стали семьей. Элис говорила, он стал бы чудесным отцом.

– Но моя мать этого так и не узнала. Если бы только она получила это письмо, все могло бы быть по-другому.

– Я знаю. Поэтому я и решила попытаться ее разыскать и передать письмо.

– Поэтому ты и заказала свидетельство о рождении?

Тина кивнула. Она рассказала Уильяму, как отправилась на Вуд-Гарденс и встретила Мод Катлер.

– Мод хорошо знала Скиннеров. Она рассказала о крутом нраве доктора Скиннера и о том, что Крисси отправили в Ирландию.

– Невероятно, Тина. Спасибо тебе огромное! Ты ведь могла просто выкинуть письмо в корзину. То, что ты потратила столько времени на поиски моей матери, – это просто… – Он не мог подобрать нужное слово. – Это просто поразительно.

– Я нашла письмо больше года назад, и оно стразу меня заинтриговало.

Тина отхлебнула кофе и посмотрела на капли дождя, стекающие по стеклу. Изнутри окно запотело, и она рассеянно начертила пальцем линию.

– У меня тогда в жизни много всего происходило, и о письме пришлось забыть. Потом, когда я наткнулась на него снова, я подумала, что, может, Крисси и не хочет, чтобы ее нашли. Что, если она счастливо вышла замуж и не хочет, чтобы ей напоминали о прошлом?

– Да, мне это тоже приходило в голову, – согласился Уильям.

– В конце концов, я решила, что все-таки закажу свидетельство о рождении. Я решила, что, в любом случае, смогу потом передумать.

К столу подошла официантка в некогда белом фартуке, уляпанном пятнами от кофе и чая.

– Я, конечно, извиняюсь, – начала она, – но вы будете что-нибудь заказывать или нет? У нас тут очередь.

Она указала рукой на дверь, где стояла кучка раздраженных людей и злобно поглядывала в их сторону.

Уильям поднялся.

– Извините, пожалуйста, мы немного увлеклись.

Он помог Тине надеть плащ и последовал за ней в сторону выхода. Оказавшись на улице, они в нерешительности замерли друг напротив друга, не зная, что сказать. Дождь прекратился, и тяжелые облака рассеялись, пропуская робкие лучи света.

– Может, пройдемся? – предложил Уильям. – Я ведь не задерживаю тебя? Тебя кто-то ждет? Муж? Парень?

Тина покачала головой.

– Нет, никто. Давай прогуляемся в сторону Пикадилли-Гарденс, там найдем, где присесть.

Они нашли скамью в относительно тихом месте и какое-то время молча наблюдали, как офисные служащие спешат мимо, сжимая в руках коричневые бумажные пакеты с сэндвичами и фруктами на ланч.

– Расскажи, как тебе удалось найти свидетельство о рождении моей матери, если ты знала только ее имя?

Тина улыбнулась.

– Ну, как я уже сказала, сначала я отправилась на Вуд-Гарденс, там я встретила Мод Катлер. Мод сказала мне, как звали родителей Крисси. Еще она сказала, где похоронена Мэйбл. Она по-прежнему каждый год относит ей на могилу цветы. Мэйбл когда-то спасла жизнь ее сыну. Он родился раньше срока, совсем крошечным.

Тина на секунду закрыла глаза и вспомнила свою дочурку.

– Ты в порядке? – спросил Уильям.

– Да, все хорошо. Я просто… Неважно. В общем, когда я узнала имена ее родителей, найти свидетельство о рождении было не так уж сложно. Посмотрим?

Уильям напрочь забыл о свидетельстве.

– Да, конечно.

Тина развернула свидетельство на коленях, и Уильям наклонился ближе, чтобы рассмотреть документ.

– Вот то имя, что мне было нужно, – радостно воскликнул он. – Можно?

Он взял в руки свидетельство и внимательно прочитал нужную строчку.

– Макбрайд. Это девичья фамилия ее матери, так что у тетки должна быть такая же. Это мне очень поможет, когда я поеду обратно в Ирландию. Семья Макбрайд! – восторженно повторил Уильям с горящими глазами. – Кто-то точно должен их помнить.

Дрожащими руками он протянул свидетельство Тине.

– Теперь я точно разыщу мать!

Тина оттолкнула свидетельство обратно.

– Оставь себе.

Она порылась в сумке и вынула письмо и фотографию Билли:

– И вот это тоже. Удачи, Уильям.

Она встала и протянула руку:

– Было приятно познакомиться.

Уильям мгновенно вскочил на ноги.

– Поехали со мной, – выпалил он.

Тина в изумлении отпрянула.

– То есть, пожалуйста, поехали со мной. В Ирландию. Без тебя я бы никогда не подобрался к своей цели так близко, и мне бы очень хотелось, чтобы ты вместе со мной увидела, чем все это закончится.

Тина знала, что было абсолютно нелепо даже думать о том, чтобы отправиться в подобное путешествие с совершенно незнакомым человеком. Свою часть она выполнила. На самом деле, она сделала гораздо больше, чем сделали бы другие на ее месте. Она ничего не была ему должна. И все же… Глядя в его темно-карие глаза, она вдруг поняла, как сильно он похож на отца. Сходство было разительным. Билли был мертв, но вот перед ней стоял его сын и просил отправиться вместе с ним в путешествие, которое он, вероятно, планировал всю свою жизнь. И именно благодаря ей оно стало возможным. Именно она рассказала ему те ценные сведения, в которых он так нуждался, чтобы разыскать мать. Тину охватил радостный трепет – впервые за долгие-долгие месяцы.

Она запрокинула голову и рассмеялась.

– Уильям, почту за честь.

 

Глава 33

Тина с трудом открыла тяжелую зеленую дверь телефонной кабины и словно перенеслась в другой мир. Внутри было тихо и спокойно, и ею тотчас овладело ощущение безмятежности и защищенности. Место как нельзя лучше подходило для того, чтобы собраться с мыслями и, уединившись от всего мира, спокойно поразмышлять о том хаосе и неразберихе, что царили снаружи. В Манчестере в большинстве телефонных кабин воняло мочой, но здесь, в Типперэри, в кабине было чисто, и никакие дурные запахи не омрачали умиротворяющей обстановки. Тина сняла массивную черную трубку и набрала номер. После нескольких гудков она услышала голос Шейлы и с досадой чертыхнулась. Ей ничего не оставалось, как опустить в аппарат первую монету.

– Шейла? Это Тина. Ты не могла бы позвать Грэма?

К счастью, Шейла, как обычно, была не слишком разговорчива. Едва буркнув что-то в трубку, она отложила ее и крикнула мужа. Тина в нетерпении переминалась с ноги на ногу, дожидаясь, пока Грэм подойдет к телефону. Казалось, прошла целая вечность, когда она наконец услышала его голос.

– Тина?

Прежде чем она успела ответить, раздались гудки. Она сунула в прорезь еще одну монету.

– Привет, Грэм. Слушай, у меня мало денег, так что придется говорить по-быстрому. Ты получил записку?

– Сегодня утром. Каким ветром тебя занесло в Ирландию?

– Это долгая история. Помнишь письмо, которое я нашла в прошлом году?

– Нет. Какое письмо?

Тина тяжело вздохнула и закатила глаза к небу.

– Я нашла старое письмо в кармане пиджака, который подбросили в магазин. Я уверена, что говорила тебе.

– Не помню. В любом случае, как это связано с Ирландией?

«Пип, пип, пип…»

Тина начинала терять терпение. Она сунула еще несколько монет.

– У меня мало времени, Грэм. Когда опять начнутся гудки, разговор окончен – у меня больше нет денег. Так что просто слушай и ничего не говори, ладно? Если в двух словах, я приехала в Ирландию, чтобы разыскать ту женщину, которой адресовано письмо. Я с ее сыном, он тоже ее ищет. Я просто хотела сказать, что со мной все в порядке и чтобы ты не беспокоился.

Грэм, казалось, пришел в полное замешательство.

– С кем, с кем ты? Когда ты вернешься?

Раздались финальные гудки. Тина проигнорировала его вопросы и наспех попрощалась.

Вешая трубку на рычаг, она слышала, как из нее все еще доносился его голос:

– Я все равно буду переживать!

Тина вернулась в гостевой дом миссис Флэнаган, где в столовой ее ждал Уильям.

– Все хорошо? Хочешь чая? – спросил он с набитым ртом, из-за чего слова прозвучали невнятно.

На столе стоял поднос с большим пузатым чайником, горячими картофельными пирожками и копченым лососем, и Уильям с удовольствием уписывал все это за обе щеки. Он прожевал кусок пирога, вытер рот рукой и попробовал начать заново.

– Извини. Картофельные пирожки просто восхитительные. Получилось поговорить с твоим другом?

Тина присела рядом с ним на диван и налила себе чаю.

– Да, получилось, спасибо. Я оставила ему записку, чтобы сказать, куда я еду, но он все равно переживает.

Уильям откусил очередной пирожок.

– Это этот Грэм? Он твой бывший парень?

Изо рта у него сыпались крошки, и Тина нахмурилась.

– Вы, американцы, всегда разговариваете с набитым ртом?

Уильям отхлебнул чая и улыбнулся.

– Прости. Ужасная привычка, знаю. Боюсь, благородные манеры – это не про меня. Я же простой деревенский парень.

Тина бросила взгляд на часы.

– Сейчас только четыре. Это что у тебя – поздний обед или ранний ужин?

– Это все миссис Флэнаган. Она считает, я худоват и меня надо кормить!

Он пожал плечами, и Тина улыбнулась.

– А по поводу Грэма, это просто мой очень хороший друг. Последний год он был для меня огромной поддержкой, и я многим ему обязана. Было бы неправильно просто уехать и не сказать ему ни слова.

– То есть больше как отец? – предположил Уильям.

Тина задумалась.

– Наверное, скорее, как брат.

В двери показалась голова миссис Флэнаган.

– Не желаете еще чего-нибудь?

– Спасибо, миссис Флэнаган, вы очень любезны. Но думаю, нам тут хватит.

– Что ж, вот и славно. Если захотите добавки, дайте знать.

Она удалилась из комнаты, вновь оставив Уильяма с Тиной наедине.

– Так что, какой план? – спросила Тина.

– Завтра я познакомлю тебя с Грейс Квин. Если бы не она, я бы никогда не поехал в Манчестер, и мы бы не встретились. Посмотрим, вдруг она вспомнит семью Макбрайд и ферму, где они жили.

Тина улыбнулась.

– Что ж, прекрасный план.

Тина пришла в восторг от дома Грейс – он был настолько очарователен, что вполне мог бы красоваться на коробке шоколадных конфет или каком-нибудь пазле. В лучах яркого света каменные стены сияли ослепительной белизной, и Тина заслонила глаза ладонью. По мощеной дорожке из разноцветных камней они подошли к красной входной двери, увитой пышными гроздьями дымчато-синей глицинии. Внутри их ждал радушный прием – Грейс была очень рада, что Уильям привел Тину познакомиться. Они сели за кухонный стол, и Уильям достал записную книжку.

– Мать Кристины Скиннер до замужества звали Мэйбл Макбрайд. Вам это о чем-нибудь говорит, Грейс?

Грейс сжала руки перед собой и глубоко задумалась. Ей страшно не хотелось разочаровывать этого славного юношу и прелестную девушку, которая пришла с ним, но она была вынуждена признать, что не помнит никого по фамилии Макбрайд.

– Прости, Уильям. Мне, правда, жаль. Но имя мне незнакомо.

Уильям постарался скрыть свое разочарование.

– Не переживайте. Я уже проделал такой путь, что сейчас сдаваться точно не собираюсь. Вы не поверите, сколько всего я узнал в Манчестере.

Он перелистнул несколько страниц записной книжки и вытащил письмо Билли.

– Вот, прочтите.

Грейс нацепила очки на кончик носа и прочитала письмо.

– Просто невероятно. Где вы это взяли?

Тина объяснила, как у нее оказалось письмо и что это она нашла свидетельство о рождении Крисси.

– Вы были правы, Грейс, – вставил Уильям. – Отец Крисси действительно был врачом, а мать акушеркой.

– Бедняжка, она ведь понятия не имела, что Билли хотел на ней жениться. До сих пор помню, как она мучилась во время родов, все звала его. А глаза – их никогда не покидала грусть. Знаешь, Уильям, когда она впервые взяла тебя на руки, я видела, как она рада – улыбка сияла на всю комнату, но глаза… Стоило посмотреть ей в глаза, все сразу становилось ясно. В них застыла боль, которая не пройдет никогда.

Грейс громко высморкалась.

– Чего я не могу понять, так это почему Билли не отправил письмо. Написано с такой любовью, с таким чувством – неужели он передумал?

Тина рассказала, что Элис Стирлинг помнила, как Билли отправился на почту, но точно так же недоумевала, почему он изменил свое решение.

– В жизни не слышала такой душераздирающей истории, – шмыгнула носом Грейс. – Вы знаете, что стало с Билли?

Тина с Уильямом переглянулись. Первым заговорил Уильям.

– Он погиб в бою в 1940 году, – ответил он и вновь открыл записную книжку. – Вот его фотография.

Грейс посмотрела на красивого молодого человека в военной форме.

– Ты так на него похож, Уильям, – было все, что она смогла сказать.

Она сложила письмо пополам и протянула обратно Уильяму, но вдруг снова поднесла к глазам.

– О, смотрите, тут что-то написано на другой стороне, – воскликнула она, внимательно приглядываясь. – Только одно слово – «прости».

Уильям взял в руки письмо и с любопытством изучил его.

– Я раньше и не замечал, а ты, Тина?

Тина застыла, словно парализованная внезапным воспоминанием. Откуда-то изнутри к горлу подступила знакомая волна отвращения, и ее начало подташнивать. Тина прикрыла рот рукой.

– Тина? Все хорошо?

Она чувствовала, как на верхней губе проступили капельки пота, а все тело трясет жгучая ненависть.

– Д-да, нормально… – пробормотала она и поднялась на ноги. – Грейс, вы не возражаете, если я воспользуюсь ванной?

Грейс встревоженно взглянула на Уильяма.

– Конечно, дорогая, ванная вон там.

Уединившись в ванной, Тина плеснула в лицо холодной воды. Грудь и шея горели, а лицо покрылось малиновыми пятнами. Вцепившись руками в раковину, она несколько раз глубоко вдохнула, стараясь замедлить бешеный пульс. Рик был мертв уже почти полгода, но мысли о нем до сих пор вызывали у нее бурные эмоции. Почти всегда ей удавалось совладать с собой и сдержать внутри лютую ненависть к бывшему мужу. Она не хотела, чтобы эта ненависть поглотила ее и определяла все ее дальнейшее существование. Рик уже и так испортил последние пять лет ее жизни, и Тина не собиралась позволить ему испортить последующие пять.

Она успокоилась, взяла себя в руки и вернулась в гостиную. Уильям и Грейс склонились над столом, на котором появилась тарелка с дымящимися ароматными булочками на пахте. Похоже, суть ирландского гостеприимства заключалась в еде. Уильям обернулся, услышав, как она вошла.

– Мы как раз смотрим карту. Мы отметили монастырь, вот тут, смотри.

Он указал на нарисованный красный крестик.

– Мы знаем, что тетя Крисси жила где-то неподалеку, но в деревне это может означать и несколько километров.

Он проверил масштаб карты и нарисовал круг вокруг точки, в которой находился монастырь.

– Вот это все, что в радиусе трех километров, – пояснил он и нарисовал еще один круг пошире. – А вот это в радиусе восьми.

Он распрямился и критически оценил свою работу.

– Без циркуля это, конечно, довольно приблизительно, но на лучшее я не способен.

– Сегодня вечером ко мне зайдет брат, – сказала Грейс. – Я попрошу его отметить все пабы в ваших кругах – можете начать с них. В деревнях вся жизнь кипит в пабах, так что это настоящий кладезь информации.

Уильям улыбнулся Тине:

– Ты как, в деле?

Тина улыбнулась ему в ответ:

– Конечно.

Его энтузиазм был заразителен, да и потом, отступать было поздно. Она понятия не имела, удастся ли им разыскать мать Уильяма, но чем бы их авантюра ни кончилась, она хотела быть рядом.

 

Глава 34

Уильям с Тиной зашли в «Солод и лопату» – третий бар по списку. Брат Грейс старательно отметил на карте все злачные места: в маленьком круге их оказалось четыре, в большом – три. Итого, семь пабов в радиусе восьми километров от монастыря.

Уильям заказал полпинты «Гиннесса» и отхлебнул глоток.

– У этого паба, похоже, толковый хозяин – тут даже подают еду. Может, возьмем чего-нибудь? Я умираю с голоду.

Тина рассмеялась.

– Ты вообще о чем-нибудь думаешь, кроме еды? Никогда не встречала человека, который бы столько ел. Может, у тебя глисты?

– От всей этой беготни между пабами у меня разыгрался аппетит, – оправдывался он, указывая на доску с меню. – Смотри, они готовят настоящее ирландское рагу – ну как можно устоять?

Тина шутливо толкнула его в бок.

– Да ты становишься настоящим ирландцем!

Уильям отхлебнул из стакана.

– Так я ирландец и есть! Не по крови, так по рождению.

Он помахал пустым стаканом бармену, тот кивнул и начал наливать новый.

– Ты уверен? У нас на вечер еще один паб. Ты же не хочешь, чтобы тебя остановили за вождение велосипеда в нетрезвом виде?

– Пожалуй, ты права. Давай закажем чего-нибудь поесть и поспрашиваем народ. Это место выглядит более многообещающим, чем предыдущие два.

Тина кивнула в знак согласия.

– Хорошо. Я возьму сырный салат. Хочу оставить место вот для этого.

Она указала на меню, которое стояло на столике, и Уильям наклонился, чтобы рассмотреть поближе.

– Хлебный пудинг? Это что еще за зверь? – спросил он, сморщив нос с видом явного отвращения.

– Скоро увидишь. Я попрошу принести две ложки. Готова поспорить, ты тоже захочешь попробовать! – сказала Тина и задумчиво посмотрела вдаль. – Это было фирменное блюдо моей мамы. У нее получались божественные пудинги. Толстые ломтики хлеба со сливочным маслом, сочными фруктами и заварным кремом. Сверху всегда была хрустящая карамельная корочка, а если пудинг оставался, то на следующий день холодным был еще вкусней.

Уильям улыбнулся.

– Ты раньше никогда не говорила о своей семье. Расскажи о них.

Тина опустила глаза и начала теребить рукав свитера.

– У меня оба родителя умерли.

Уильям был потрясен.

– Боже, прости, пожалуйста. Я не хотел тебя огорчать.

– Ты не мог знать. Отец умер, когда мне было шестнадцать, а мать семь лет спустя. Она так и не оправилась после смерти папы. Это звучит банально, но они и правда были родственными душами. Братьев и сестер у меня нет, так что в двадцать три года я осталась круглой сиротой, – слабо улыбнулась она. – Но у меня была хорошая работа в офисе, а по выходным я работала в благотворительном магазине, так что мне было с кем поговорить. Сейчас я работаю в благотворительном магазине всю неделю.

– А что случилось с офисной работой?

Тина секунду помедлила.

– Это долгая история. Я ушла оттуда, когда забеременела.

Уильям вытаращил глаза.

– У тебя есть ребенок?

– Нет. Она родилась мертвой.

Уильям инстинктивно взял ее руку и прижал к щеке.

– Даже не знаю, что сказать. Это ужасно, Тина. А что отец? Ты была замужем?

Тина начинала стремительно терять аппетит.

– Да, была. Он тоже умер.

Уильям был в ужасе.

– Господи, как ты все это вынесла?

Тина невозмутимо смотрела перед собой.

– Ну, по нему я слез не лью, – спокойно сказала она и взяла в руки меню. – Ну, что закажем?

…Когда Уильям и Тина вышли из паба, солнце клонилось к закату. Воздух наполнился прохладой майского вечера и терпким запахом боярышника.

– Что ж, очередная трата времени, – печально объявил Уильям, засовывая штанины в носки.

Он посмотрел на Тину, которая возилась с корзиной на велосипеде Грейс. За весь вечер она не проронила почти ни слова, и Уильям проклинал себя за то, что разбередил старые раны.

– Как ты, готова еще на один?

Тина подняла голову.

– Еще на один?

– Последний паб в маленьком круге. Если и в этом нам не повезет, останется еще три на завтра.

– Ну, если твой железный конь доедет! – усмехнулась Тина, глядя на древний проржавевший велосипед, который Уильям одолжил у соседа Грейс.

Уильям скривился.

– Да-да, это тот самый, от которого отказался Ной – сказал, он слишком старомоден.

Тина расхохоталась.

– Ты смешной, Уильям.

– А ты очень красивая, когда смеешься. Слушай, прости за этот разговор, – кивнул он в сторону паба. – Надеюсь, ты не думаешь, что я выспрашивал все это из праздного любопытства.

– Совершенно нормально, что ты спросил про мою семью. Ты же не знал, что все это обернется шекспировской трагедией. Поехали дальше. Где там наш следующий паб?

Последний паб располагался в крошечной хибарке с соломенной крышей. Через маленькие окна едва проступал свет, так что внутри было темно и мрачно. Обшарпанные деревянные доски были покрыты толстым слоем опилок. В пабе стояло с полдюжины столов, за которыми группами сидели пожилые мужчины. Некоторые резались в домино и карты, другие молча сидели, уставившись в свои стаканы. Все обернулись, как только Уильям с Тиной вошли внутрь. Уильям кивнул и, взяв Тину за руку, подошел к барной стойке.

– Вечер добрый, – поприветствовала их барменша зычным голосом, которым было разве что отдавать приказы в армии. – Что закажете?

Уильям обернулся к Тине.

– О, я буду просто апельсиновый сок.

– Два, пожалуйста.

Присесть было негде, так что они облокотились на барную стойку и обвели взглядом крошечный зал. Первоначальное любопытство прошло, и завсегдатаи паба вернулись к своим прежним занятиям. Уильям повернулся к барменше.

– Можно спросить вас кое о чем? – начал он привычный разговор, успевший набить оскомину. В первых трех барах их расспросы ни к чему не привели. – Вы не знаете здесь в округе семью по фамилии Макбрайд? Они фермеры.

Барменша прекратила натирать стакан и наморщила лоб.

– Надо бы поконкретней. У нас тут Макбрайдов много.

Уильям вздохнул. В каждом пабе повторялось одно и то же. Судя по всему, у них просто не хватало информации.

– Боюсь, добавить нам нечего. Семья по фамилии Макбрайд, которая жила на небольшой уединенной ферме. Хотя это было более тридцати лет назад.

Барменша продолжала энергично натирать стакан, обдумывая эти скудные сведения.

– А зачем вам?

Уильям откашлялся.

– Я пытаюсь найти мать. Я родился здесь тридцать четыре года назад, в монастыре Святой Бригитты, и меня отдали приемным родителям. Я уехал в Америку, но теперь вернулся, чтобы попытаться разыскать родную мать.

Барменша поджала губы.

– Ясно. Полагаю, в монастыре вы уже были и от монашек особой помощи не добились.

Уильям бросил на Тину понимающий взгляд.

– Мягко говоря, да.

– Что ж, посмотрим, может от нас будет больше толка. Говорите, это было лет тридцать тому назад?

Уильям с Тиной дружно кивнули.

Барменша поставила бокал и позвала одного из мужчин, играющих в карты. Он положил карты на стол и подошел к стойке.

– Что такое, Мораг?

Она кивнула в сторону Уильяма с Тиной.

– Эти двое ищут родню по фамилии Макбрайд, отец. Может, вы сможете им помочь?

– Макбрайд, говорите? А поточнее можно?

Мораг усмехнулась.

– Я так и сказала.

Она обернулась к Уильяму с Тиной.

– Это отец Макинтайр, священник в нашем приходе. Если вам кто-то и может помочь, то только он.

Через полчаса Уильям с Тиной стояли на улице перед пабом, сжимая в руке клочок бумаги. Отец Макинтайр не помнил семью Макбрайд, которая подходила бы под смутное описание Уильяма, но он знал человека, который мог их знать. Уильям прочитал имя, которое священник написал на бумажке.

– Что ж, план на завтра у нас есть, – сказал он, засовывая бумажку в нагрудный карман и садясь на свой дряхлый велосипед. – Будем надеяться, что этот отец Драммонд поможет нам найти еще один кусок головоломки.

 

Глава 35

Когда Уильям с Тиной вернулись обратно в гостиницу, миссис Флэнаган уже легла спать. Уильям пошарил рукой под половичком и нащупал массивный железный ключ. Ключ с треском провернулся в замочной скважине, и они на цыпочках вошли в прихожую, стараясь не разбудить хозяйку.

– Не хочешь по стаканчику виски перед сном? – прошептал Уильям.

Тина поколебалась секунду, затем кивнула головой в знак согласия. Они расположились в гостиной со стаканами виски в руках и перешли с шепота на обычный разговор. Тина откинула голову на спинку дивана и прикрыла глаза. Виски обжигающей струйкой спускался к желудку, а его запах воскресил воспоминания о Рике. К горлу подступил комок, из-за чего стало тяжело глотать, а на глаза начали невольно наворачиваться слезы. Тина отчаянно надеялась, что Уильям не заметит, но он был слишком проницательным.

– Тина? Ты в порядке? – встревоженно спросил он, садясь с ней рядом на диван. – Господи, ты плачешь?

Она смахнула слезу мизинцем и постаралась улыбнуться.

– Все хорошо, Уильям, правда, не волнуйся.

Он отставил ее стакан на журнальный столик и взял ее за руки.

– С первой же секунды, что мы встретились, я почувствовал в тебе какую-то грусть. В твоих глазах. Ты такая красивая, и у тебя просто восхитительная улыбка, но твои глаза всегда остаются печальными.

Он крепче сжал ее руки.

– Ты так много для меня сделала, проехала со мной весь этот путь, я хочу тебе помочь. Расскажи мне, что не так.

Бедный Уильям. Он выглядел так, словно его собственное сердце разрывалось на части, его забота была искренней.

Тина кивнула на стакан на журнальном столике.

– Передай, пожалуйста.

Уильям передал ей стакан.

– Видишь вот эту жидкость? – спросила она, болтая стакан так сильно, что виски выплеснулся через край ей на колени, но Тина даже не заметила. – Эта жидкость, – продолжила она полным желчи тоном, – разрушила мою жизнь и стоила жизни моей дочери.

Уильям поставил свой стакан на столик, внезапно потеряв всякий интерес к алкоголю.

– Расскажешь мне, что произошло? – осторожно спросил он. – Я очень хочу тебе помочь, если смогу, конечно.

Тина повернулась к нему лицом, и ее голос смягчился.

– Слишком поздно, Уильям. Уже ничего не исправишь. Я была полной дурой, не видела очевидных вещей. Теперь вижу.

Уильям снова сжал ее руки.

– Я слушаю.

Она сделала глубокий вдох, высвободила руки и вытерла их о брюки.

– Меня бил муж, Уильям, – начала она. Он хотел сказать что-то, но она приложила палец к его губам. – Все это видели, кроме меня. Грэм, моя подруга Линда, мой начальник – все видели, что происходит, но не я. Что ты, я была убеждена, что он может измениться, и потому возвращалась к нему, прощала его раз за разом. После того, как он избивал меня, он всегда так раскаивался, становился таким смирным, таким любящим. Иногда он даже плакал, прося прощения, и я жалела его.

Она покачала головой и секунду помолчала, прежде чем продолжить.

– Конечно, каждый раз он обещал, что никогда больше не поднимет на меня руку, и я, как дура, ему верила. Но потом что-то опять выводило его из себя – ерунда какая-нибудь. Он убеждал меня, что это все моя вина, и я опять ему верила. Конечно, причина была в алкоголе, но сваливать все на одну выпивку тоже было бы слишком просто. Рик был злобным негодяем и умелым манипулятором – он полностью контролировал мою жизнь. Я годами собиралась от него уйти, но никак не могла решиться. Он всегда говорил, что выследит меня, и я его боялась. К тому же мне казалось, что я бросаю человека, который явно нуждался в помощи.

Уильям смотрел на нее, не отрывая глаз, и по ходу рассказа дыхание его становилось все глубже и тяжелее.

– В общем, в один прекрасный день я все же набралась храбрости и ушла. Но, по правде сказать, я чувствовала себя очень одиноко. Я скучала по нему.

Она повернулась к Уильяму:

– Ты можешь в это поверить? Я действительно по нему скучала!

Уильям покачал головой, но ничего не сказал.

– Он перестал пить и, казалось, совершенно изменил свой образ жизни. Он прекрасно без меня справлялся, и почему-то это задевало. Он нашел работу и ни разу не просил меня вернуться. Он со всем разобрался сам, навел порядок в своей жизни и превратился в мужчину, которым я всегда хотела его видеть. Как будто я была ему больше не нужна. Но на самом деле он вел искусную игру, и это был хорошо спланированный ход. Потом я обнаружила, что беременна, так что у меня не было выбора, кроме как вернуться к нему. По крайней мере, я себя в этом убедила. Какое-то время все шло замечательно, я была так счастлива. И он тоже – мы оба с нетерпением ждали ребенка. Я была уверена, что приняла верное решение, хотя Грэм и Линда говорили, что я спятила. «Чего они вообще в этом понимают», – думала я.

Тина нервно усмехнулась.

– Как оказалось, понимали они довольно много.

– Что случилось потом? – спросил Уильям хриплым от волнения голосом.

Тина указала на стакан:

– Вот что случилось. Он снова начал пить. Сначала понемногу, потом больше, и это стало началом конца. Я должна была понять сразу, но я смотрела на свой брак сквозь розовые очки и всегда находила ему оправдания. Теперь я понимаю, что сама себя обманывала, но это понимание пришло слишком поздно.

Уильям помедлил секунду, прежде чем решиться на следующий вопрос.

– Что случилось с твоим ребенком? Девочка, ты говорила? Как она…

Тина потерла лицо руками, затем подняла глаза на Уильяма. Сделав глубокий вдох, она рассказала о том, что произошло в тот страшный день.

Уильям пришел в ужас.

– Господи, – прошептал он, – если бы Рик не увидел письмо Билли, твоя дочь была бы жива.

Он встал, поднял оконную раму и начал жадно хватать ртом воздух. Тина подошла к нему и положила руки на его широкие плечи.

– Я не воспринимаю это так, Уильям. Я научилась смотреть иначе. Рик был злобным, жестоким негодяем, что угодно могло вызвать у него вспышку бешенства и заставить меня ударить. Во всем виноват он, и никто больше. У меня ушло время, чтобы признать это, но теперь я уверена, что так оно и есть. И эта вера помогает мне потихоньку двигаться дальше. Я была жертвой, я и моя маленькая дочурка, и все, что случилось, не моя вина.

Уильям повернулся и крепко обнял ее, уткнувшись лицом в длинные черные волосы. Они пахли свежескошенной травой и дымом костра.

– Мне так жаль, – было все, что он смог вымолвить.

…Отец Драммонд не привык рано вставать. Он считал, что в свои девяносто два года имел полное право валяться в постели столько, сколько пожелает, – если захочется, весь день. Сегодня утром, однако, его домоправительница, она же медсестра, она же домашний деспот, объявила, что в десять к нему пожалуют гости. Это значило, что в восемь его вытащат из постели, чтобы искупать, побрить и одеть. Он сидел, откинувшись на спинку, в очень недовольном расположении духа, пока Джина намазывала ему лицо пеной для бритья. Она взяла опасную бритву и, сильно натянув кожу, провела по ней лезвием. Тонкие седые волосы срезались без особого труда. Вытерев бритву о полотенце, она снова провела ею по лицу, на этот раз чуть порезав кожу, так что капелька крови смешалась с пеной, окрасив ее в розовый цвет.

Отец Драммонд был не в восторге.

– Господи боже, Джина, ты хоть раз можешь меня побрить без кровопускания?

Джина пробурчала что-то себе под нос и продолжила работу.

– Отец, не преувеличивайте. Кстати, не знаю, что вы имеете против электрических бритв. С ними мне было бы куда проще управляться.

– Я пользуюсь обычной бритвой всю жизнь и не собираюсь ни с того ни с сего менять свои привычки.

Джина закатила глаза к потолку. Еще пара быстрых взмахов – и дело было сделано.

– Ну вот, отец Драммонд, готово.

– Хмм, оба уха по-прежнему на месте?

Джина проигнорировала шутку и принялась стаскивать с него пижаму.

– Вам нужно надеть чистое белье. И как вам только удается уляпаться с ног до головы! Так, посмотрим. Может, наденете костюм?

Отец Драммонд пришел в замешательство.

– Кто, говоришь, придет?

Джина теряла терпение.

– Я уже сто раз повторяла. Его зовут Уильям Лейн, он пытается разыскать мать. Мать звали Кристина Скиннер, ее отослали сюда из Англии, чтобы она здесь родила ребенка. Она жила с тетей по фамилии Макбрайд и родила в монастыре. Отец Макинтайр подумал, что вы, возможно, вспомните семью Макбрайд, в чем я сильно сомневаюсь, учитывая, что я говорила вам все это десять минут назад, а вы уже успели забыть.

Он нахмурился и наградил Джину сердитым взглядом, пока она безжалостно терла его под мышками жесткой мочалкой. Эта женщина несла бог весть что. Все у него с памятью было прекрасно.

Джина радушно встретила Уильяма с Тиной и проводила их в гостиную. Дом старого священника был огромен и отдавал плесенью. Тина поморщила нос.

– Половина комнат закрыта, – сказала Джина, словно извиняясь. – Тут только я да отец Драммонд, больше никого и не осталось.

– Но дом очень красивый, – отметила Тина, оглядывая дубовые панели на стенах. – Размах поражает.

Отец Драммонд ждал их у камина. Несмотря на теплую майскую погоду, в камине, потрескивая, полыхали дрова, а ноги старого священника были обернуты шотландским пледом.

Уильям протянул руку.

– Отец Драммонд, здравствуйте. Меня зовут Уильям Лейн. Спасибо, что согласились принять нас. Это моя подруга Тина Крейг.

Тина тоже протянула руку, и отец Драммонд быстро пожал ее.

– Вы уж простите, что я не встаю.

– Ну, что вы, все в порядке, – ответил Уильям. – Мы постараемся надолго вас не задерживать. Возможно, вы знаете семью Макбрайд, они жили здесь неподалеку.

Уильям рассказал о проделанном путешествии и письме Билли, о том, как Тина дала себе клятву передать его Крисси и как они встретились в Манчестере. Отец Драммонд опустил глаза, когда Уильям пожаловался на безучастных монахинь, которые ничем не захотели ему помочь.

– Так что, отец, – подытожил Уильям, – вы наша последняя надежда. Знаю, это было очень давно, но, возможно, вы что-нибудь припомните из событий тридцатилетней давности и сможете хоть что-то нам сказать про семейство Макбрайд. Если бы мы смогли найти ферму, на которую отправили мою мать… Может, там по-прежнему кто-то живет и помнит, что с ней стало и куда она отправилась. Вы ничего не припоминаете из того, что я сказал?

Отец Драммонд долго смотрел на него пристальным взглядом, затем потер виски и закрыл глаза. Уильям подумал, что он уснул. Через какое-то время священник открыл глаза и посмотрел ему в лицо.

– Мне жаль, увы. Я не помню семьи Макбрайд, которая подходила бы под ваше описание.

…Уильям и Тина не спеша шли по дорожке в сторону автобусной остановки.

– Что ж, очередная неудача. Что будем делать теперь?

Тина крепче сжала его руку.

– Будем искать дальше. Просто расширим поиски. У нас еще остались эти три паба – проверим их, и рано или поздно нам обязательно повезет.

Уильям улыбнулся ее жизнеутверждающему настрою.

– Спасибо, Тина. Ты всегда умеешь меня поддержать.

Отец Драммонд продолжал сидеть у камина. Он несколько раз обдумал произошедшее и наконец убедил себя в том, что поступил правильно. Он дал Кэтлин Макбрайд обещание и выполнил ее волю. Что толку теперь ворошить прошлое. Она бы этого не хотела. Он с уверенностью кивнул. Нет, никаких сомнений: он все сделал правильно.

Джина просунула голову в дверь.

– Готовы отобедать, отец Драммонд?

– Да, Джина, думаю, да.

– Жаль, что вы не смогли помочь этой молодой паре. Я же говорила – ваша память уже не та, а вы мне не верили.

Отец Драммонд усмехнулся про себя.

– Ты была права, Джина. Память стала совсем никудышная.

 

Глава 36

Месяц подходил к концу, и Уильям был вынужден признать, что к концу подошли и его поиски. Он исчерпал все возможные пути и проверил все существовавшие зацепки – никто в окрестностях не помнил семьи Макбрайд. Пора было отправляться домой. Они собирались уехать рано утром.

Тина была у себя в спальне и осторожно складывала одежду в свой маленький чемоданчик, когда постучался Уильям. Она расправила рубашку и положила ее поверх стопки белья.

– Да-да.

Он просунул голову в дверь.

– Уже собралась?

– Да, более-менее, заходи.

Он бочком проскользнул в комнату и рухнул на диван.

– Ты в порядке? – спросила Тина, положив руку ему на плечо.

Уильям протянул руку и переплел ее пальцы со своими.

– Не могу поверить, что мы так ее и не нашли. Мы подобрались так близко. Быть так близко – и не найти ее! Ужасно обидно.

Тина присела рядом с ним и положила голову ему на плечо.

– Даже не думай сдаваться, Уильям! Слышишь меня?

Он похлопал ее по колену и взял себя в руки.

– Не буду. Пойдем, прогуляемся, не сидеть же дома в наш последний вечер.

– Я и правда буду скучать по этому месту, – сказал Уильям, когда они неспешно шли домой пару часов спустя. – У Ирландии есть какое-то особое теплое очарование. А еда… – с восхищением заметил он, довольно поглаживая живот. – Если я задержусь тут еще на пару недель, перестану влезать в дверной проем!

Тина рассмеялась и взяла его под руку.

– Да, мне тоже понравилось, чудесная поездка. Тот самый заряд бодрости, который мне был так нужен. И я рада, что нашла такого друга, как ты.

Она остановилась и посмотрела ему в глаза.

– Мы же будем на связи, правда? То есть да, между нами целый океан, но мы можем писать друг другу, а при случае, может, даже поговорить по телефону. Знаю, это дорого, но…

Уильям приложил палец к ее губам.

– Давай просто наслаждаться сегодняшним вечером и не думать о возвращении домой. Как ты насчет прогуляться перед сном?

Тротуары блестели после весеннего ливня, а в воздухе было влажно и душно, от земли парило, точно в тропиках. Они зашли в парк и присели на лавочку под плакучей ивой, где было относительно сухо.

– Не верится, что завтра я в это время буду дома, – сказал Уильям.

– Ты, наверное, с нетерпением ждешь встречи с родителями.

Уильям задумался на секунду.

– Конечно, но у меня такое чувство, будто я подвел их.

– Каким образом? – нахмурилась Тина.

– Ну, они меня так поддерживали, когда я решил разыскать родную мать, хотя я знаю, что для них это было непросто и они очень переживали. А теперь оказывается, все было впустую. Не стоило мне все это затевать.

Тина секунду помедлила.

– Тогда бы мы никогда не встретились.

Уильям поразмыслил немного.

– Встреча с тобой – лучшее, что со мной случилось за всю поездку. Даже не представляю, каково бы мне было проделать все это в одиночку. Если бы тебя не было рядом, разочарование от того, что я так и не нашел мать, было бы гораздо тяжелее.

Тина протянула руку и нежно погладила его по щеке.

– О, Уильям, – прошептала она. – Мы знакомы-то всего ничего, но ты стал очень близким для меня человеком. Я думала, после Рика никогда больше не смогу доверять мужчинам. – Она слегка покраснела и отвернулась в сторону. – Глупости все это. Уверена, как только ты вернешься обратно в Америку к родным, ты напрочь обо мне забудешь.

Уильям усмехнулся.

– Ну уж нет, Тина. Тебя я никогда не забуду. В любом случае, я еще не отчаялся найти мать. Я как-нибудь обязательно вернусь в Ирландию, и уж точно навещу бабушку с дедушкой в Манчестере.

– Ты хочешь к ним приехать? – с надеждой спросила Тина.

– Конечно, почему нет.

– Не забудь и меня позвать, – добавила она, пихнув его локтем в бок.

Уильям встал и подал ей руку.

– Пойдем, уже поздно. Пора возвращаться домой.

Тина поднялась со скамьи и собиралась высвободить свою руку, но Уильям сжал ее сильнее, и она не стала сопротивляться.

Когда они добрались до улицы, на которой располагался дом миссис Флэнаган, почти стемнело. Они были настолько поглощены собственными мыслями, что не сразу заметили, что хозяйка зовет их с порога дома.

Уильям, не отпуская руку Тины, ускорил шаг.

– Что такое, миссис Флэнаган? – спросил он, запыхавшись.

– Наконец-то, – сказала она в ответ. – Я вас весь вечер жду.

Несмотря на то, что она была на две головы ниже Уильяма, она взяла его за плечи и, глядя ему в глаза, прошептала:

– У меня в гостиной сидит джентльмен. Не думайте, что я пускаю в дом всех незнакомцев подряд, но для него я сделала исключение.

Уильям нахмурил брови.

– Так, и что же? – торопил он хозяйку.

– Я сделала исключение, потому что он хотел вас дождаться. Я ему сказала, что вы уезжаете рано утром.

Она выдержала паузу, глубоко вздохнула и расплылась в широкой улыбке.

– Уильям, джентльмен, который сидит у меня в гостиной, говорит, что знает твою мать.