Шесть лет воскресает утрами мама В дядюшкином лице, когда он говорит, Что да, мол, он выпил бы чашечку чая. Я вижу перед собою матушкино лицо Под дядиной плешью. Ее пухлые руки, Дрожащие чуть заметней, чем шесть лет назад, Негромко постукивают его чашкой по блюдцу. Восьмидесятилетние, живые и любящие — Все те же: непостижимые, живые и любящие. Дядюшка, возрождающий то, что ушло, Пока его клетки пытаются возродиться, И воздух, снабжающий легкие кислородом, Вынужденный к тому же еще и звучать, Исподволь пробуждают уснувший ландшафт: Ясное небо и дымные трубы, Бессмертие смертных, радостный ад И светлые гимны над чернью пашен, — Наследие памяти, сокровище языка, Бесследно меркнущее при свете дня: Баснословная рыба — раз в жизни поймаешь, У поверхности, выдохлась, глаз как стекло, Но леска тонюсенька и почти перетерлась… В любое мгновение — резкий рывок — И все утонет в темном потоке…