Если рассматривать Перл-Харбор как поучительный пример неспособности великой нации уделить должное внимание разведке со всеми вытекающими отсюда печальными последствиями, то справедливо будет заметить, что Америка не замедлила извлечь уроки из своих ошибок. С поразительной энергией и целеустремленностью, отличающими американскую нацию, США приступили к созданию такой государственной разведывательной службы, с которой не могла бы сравниться никакая другая разведка в мире и которая гарантировала бы, что Вашингтон никогда не будет застигнут врасплох.

Результаты были впечатляющими. К 1945 году Америка имела полностью сформированную сеть радиотехнической разведки по всему миру, международную секретную разведывательную службу, эффективные средства проведения тайных операций и самую оснащенную систему воздушной разведки в мире. Эти преимущества способствовали росту приоритета разведки в составе отдельных видов вооруженных сил и поддерживались огромным массивом дорогостоящих технических средств и высококвалифицированных специалистов, приводивших всю систему в действие. Это было ошеломляющее достижение.

Во избежание повторения ошибок, сделанных до Перл-Харбора, был сформирован национальный штаб оценки разведывательных данных, основной целью которого было обеспечение постоянного доступа президента и его советников к самой качественной и актуальной информации. Теоретически к началу 1960-х годов, всего через двадцать лет после Перл-Харбора, власти США имели в своем распоряжении самую современную и, безусловно, самую оснащенную разведывательную службу в мире.

Профессор С. Норткот Паркинсон, формулируя свой знаменитый закон, согласно которому любая работа увеличивается в объеме, чтобы заполнить все отпущенное на нее время, прилагал его в равной степени к корпорациям и отдельным чиновникам. Опыт общения Паркинсона с чиновниками-лейбористами в послевоенной Великобритании был не только полезным, но и удручающим, и, как следствие, профессор был далек от того, чтобы недооценивать способность государственных служащих бороться друг с другом за власть и влияние посредством мелких дрязг, которые порой принимают не менее ожесточенный характер, чем схватки за места в советах директоров крупных корпораций.

Бюрократический Вашингтон не был исключением. Несмотря на то что за годы после Перл-Харбора эффективность сбора разведывательных данных выросла в десятки раз, одно непредвиденное побочное действие вызвало конкуренцию между вашингтонскими чиновниками. Новые и мощные разведывательные органы потребовали новых и мощных финансовых вливаний. Вследствие этого к 1960-м годам борьба за власть между разведывательными органами США превратилась в новую проблему для американской разведки.

Если раньше проблема состояла в нехватке информации, которую приходилось собирать по крупицам из разрозненных источников, то теперь проблемой стал избыток информации, поступающей от конкурирующих организаций, и борьба за контроль над нею. Каждый разведывательный орган ревниво цеплялся за монопольное право на свою частную информацию и держал ее в строгом секрете, в то время как ЦРУ безуспешно пыталось стать единоличным хозяином всей разведывательной системы США. В секретном мире Америки стал доминировать своеобразный вариант конкурентной рыночной экономики. В идеале любой сильный руководитель справился бы с такой ситуацией без особых усилий. Однако Конституция США устроена таким образом, что централизованный контроль над чем бы то ни было практически невозможен. Если добавить к этому неотразимую притягательность долларов, поступающих от оборонных подрядчиков, лоббирование кандидатов на выборах, притязания регионов на свою долю в кормушке, пополняемой деньгами налогоплательщиков, а также конкурирующий спрос между разными видами вооруженных сил, станет ясно, что внутренние войны за контроль над разведкой США были печальной неизбежностью.

Америка остро нуждалась в новых разведывательных мощностях. После Второй мировой войны и позорного прекращения финансовой поддержки Греции в 1947— 1948 годах Великобритания утратила всю свою имперскую роль. Ее место заняла Америка, которая, выражаясь словами Санчеса де Грамона, приступила к «борьбе за контроль над миром» с чувством ответственности и энтузиазмом, взяв на себя роль лидера свободного мира. Необходимо было ответить на вызовы со стороны коммунистического экспансионизма, воплощенного в Советском Союзе и его революционных союзниках, и Америка охотно взяла на себя свои новые глобальные обязанности. Изоляционизм, существовавший до Перл-Харбора, был предан прочному забвению. Нигде эта новая позиция не была сформулирована более точно, чем в инаугурационной речи Джона Ф. Кеннеди в 1961 году, написанной для него Теодором Соренсеном и содержавшей слова: «Мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя». Многие увидели в ней своего рода глобальный карт-бланш. Для еще не оперившихся разведывательных служб США это была весенняя пора надежд. Эпическое столкновение идеологий, подпитка неиссякаемыми, как казалось, налоговыми поступлениями, наличие несгибаемого и изобретательного противника сообщали борцам страстность и уверенность в своей правоте, которую могли оправдать только благородные и обоснованные цели. Нигде это не нашло лучшего подтверждения, чем в войне во Вьетнаме.

Хотя до провозглашения независимости Вьетнам был колонией Франции, британцы тоже имели там интересы. Несмотря на риторику де Голля и его «свободных французов», Франция была не в состоянии заново утвердить свою власть над своими довоенными колониальными территориями на Дальнем Востоке после капитуляции Японии в августе 1945 года. Успешный лидер сопротивления, националист — хотя и коммунист при этом — Хо Ши Мин не замедлил провозгласить независимую Демократическую Республику Вьетнам от имени Вьетминя (Лиги независимости Вьетнама) и вьетнамского народа. В августе и сентябре 1945 года ближайшими союзническими войсками были британцы, которые по понятным причинам отнюдь не сочувствовали восстаниям националистически настроенных коммунистов против колониальных властей. Поэтому когда 20-я индийская дивизия под командованием генерала Грейси заняла Сайгон в соответствии с условиями подписанного в Токийском заливе Акта о капитуляции, британцы сразу приступили к восстановлению довоенного статус-кво.

Неизменно прагматичный и полностью отдающий себе отчет в опасности уличных беспорядков, британский командующий сделал необычный шаг — он вновь вооружил японских солдат, привел их офицеров к присяге в качестве представителей союзнических сил и отправил недавних завоевателей обратно на улицы Ханоя с целью охраны закона и порядка, чем они столь эффективно занимались три предшествовавших года. Если не считать некоторого шока, испытанного вьетнамцами при виде вернувшихся японцев, те показали себя весьма эффективными миротворцами. Во Вьетнам в срочном порядке были отправлены члены французского колониального правительства, которые по прибытии туда в конце сентября 1945 года заняли штаб Вьетминя с целью восстановления контроля над своей колонией. Британцы ушли, взвалив на французов всю ответственность за строптивых индокитайских граждан. Но было слишком поздно. Кровавая война за независимость Вьетнама в скорые сроки дестабилизировала новый французский режим. В этой войне в основном участвовали герои антияпонского сопротивления (превосходно вооруженные в 1944—1945 годах американцами и британцами) — члены Вьетминя под предводительством коварного и беспощадного вождя Хо Ши Мина.

К 1954 году все было кончено. Несмотря на отчаянное сопротивление французов, вьетнамцы превзошли их умением, численностью и военной доблестью. Решающее сражение состоялось при селении Дьенбьенфу, в 160 милях к западу от Ханоя, где вьетнамские силы под командованием генерала Зяпа окружили и блокировали крупный французский гарнизон. В течение двух месяцев весной 1954 года свыше 50 тысяч вьетнамцев при поддержке многочисленной артиллерии осаждали 16 тысяч французских солдат. Падение гарнизона 8 мая 1954 года знаменовало окончательное поражение французов. Последние сильно недооценили решимость, военное искусство и боевой дух вьетминьской армии, и падение Дьенбьенфу поставило точку на французском колониальном владычестве в Индокитае.

Из 8 тысяч французов, попавших в плен, лишь 3 тысячи впоследствии вернулись на родину, чтобы поведать о своих тяжких страданиях народу, который всеми силами старался забыть о перенесенном унижении. Пройдет несколько лет, и тень Дьенбьенфу вместе с памятью об унижении, которому азиатская «крестьянская армия» подвергла хорошо обученную и отлично экипированную западную армию, будет преследовать во Вьетнаме других генералов.

Женевские соглашения 1954 года вернули Вьетнам вьетнамцам, но при этом резко разделили страну на две половины: прокоммунистический Северный Вьетнам к северу и антикоммунистический Южный Вьетнам к югу от 17-й параллели. К 1956 году Вьетнам состоял из двух антагонистических частей: тоталитарного коммунистического государства и коррумпированной деспотии. Ситуация на юге была далеко не стабильной. Мало того что коммунисты Севера во главе с Хо Ши Мином хотели распространить свою власть на весь Вьетнам, но и среди 900 тысяч беженцев, ныне находившихся на Юге и включавших в себя множество католиков, бежавших от коммунистических чисток в рабочем рае Вьетминя, имелось ядро из профессиональных революционеров, получивших задание дестабилизировать коррумпированный режим президента Дьема. Так возник Вьетконг — военное крыло Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ).

К 1961 году эта коммунистическая повстанческая группа контролировала не менее 85% территории Южного Вьетнама, в основном провинцию. Недовольство диктаторским правлением Дьема неуклонно росло, и комбинация коммунистической, националистической и религиозной оппозиций грозила дестабилизировать всю страну. К концу года вьетконговцы совершали по 600 военных вылазок в месяц. В сложившихся обстоятельствах новый американский президент Кеннеди чувствовал себя обязанным заявить свою позицию и продемонстрировать готовность поддержать откровенно антикоммунистический режим в крайне нестабильном регионе. Встав перед выбором между поддержкой Лаоса, где полным ходом шла своя внутренняя антикоммунистическая война, и поддержкой Республики Южный Вьетнам, Кеннеди выбрал второе. Соединенным Штатам предстояло любой ценой противодействовать «эффекту домино» в Юго-Восточной Азии, показав тем самым пример готовности Америки «поддержать любого друга, воспрепятствовать любому врагу».

По сей день не утихают споры относительно реальных причин, побудивших Кеннеди сделать свой выбор. В дополнение к идеологическому водоразделу между севером и югом Индокитая существовал и серьезный религиозный водораздел между вьетнамскими буддистами и католиками. После победы коммунистов над французами многие католики предпочли перебраться на Юг. При всех своих диктаторских замашках Дьем был верующим католиком и обратился к Западу за поддержкой в том числе и на этом основании. Президент Кеннеди также был убежденным католиком, чья семья на протяжении многих лет оказывала регулярную материальную поддержку избирателям-католикам, чтобы заручиться их голосами. Роль кардинала Бостона, родины Кеннеди, так и не была до конца прояснена исследователями заку-лисья новоанглийской политики 1950—1960-х годов, однако никто не спорит, что определенное клерикальное влияние, безусловно, имело место. Многие американские политические обозреватели по-прежнему сомневаются в том, что в решении Кеннеди, первого американского президента-католика, поддержать Дьема совсем уж не было личной заинтересованности.

По каким бы соображениям ни было принято это решение, оно оказалось роковым. В декабре 1961 года во Вьетнам прибыли первые боевые подразделения США с 33 военно-транспортными вертолетами, а в феврале 1962 года приступило к проведению боевых операций Командование по оказанию военной помощи Вьетнаму (Militaty Assistance Command, Vietnam — MACV). Началось то, что позднее было названо «долгим кошмарным сном Америки».

Военное присутствие Америки во Вьетнаме нарастало бешеными темпами. В 1965 году 9-я экспедиционная бригада морской пехоты США высадилась на берег под Данангом, а весной того же года США ввели в действие программу военно-воздушных операций, направленных против баз коммунистов в Южном Вьетнаме. В течение следующих двенадцати месяцев США потратили на оказание военной поддержки Южному Вьетнаму около четверти миллиарда долларов. Численность сухопутных сил США, задействованных во Вьетнаме, выросла с одной тысячи в 1960 году до трехсот тысяч к 1966 году. Вся американская военная машина работала на Юго-Восточную Азию.

Потери также росли. В 1965 году США потеряли убитыми 1484 человек. За следующий год эта цифра выросла почти до пяти тысяч. Далекая война неожиданно стала оказывать влияние на дома и семьи в каждом штате США. Более того, война приобрела новое измерение. Теперь она уже не была борьбой за умы и сердца народа Южного Вьетнама — она превратилась в борьбу за умы и сердца также и американского народа, к которому власти обращались с просьбой поддержать южных вьетнамцев не только своими налоговыми долларами, но и телами своих дорогих сыновей.

Каждый аспект войны во Вьетнаме тщательно анализировался американской прессой и телевидением, в результате чего к 1966 году США фактически сражались на два фронта. Они вели ожесточенную борьбу с беспощадным и неуловимым врагом в Юго-Восточной Азии и одновременно пытались убедить скептически настроенные массы в том, что поддержка коррумпированного и недемократичного иностранного режима «с целью прекращения раздоров между жителями далекой страны, о которых мы ничего не знаем» осуществляется в интересах американских семей, избирателей и налогоплательщиков. Это была трудная задача, независимо от того, шла ли речь об антикоммунистическом крестовом походе или нет. Для Кеннеди, его преемника Джонсона и их советников она была постоянным источником головной боли — решение внутренних проблем вступало в противоречие с ведением непопулярной войны.

К 1967 году американцы фактически победили. Массивные вливания людских и материально-технических ресурсов в сочетании с новой тактикой, повышением качества разведывательных данных и реформой южновьетнамской администрации привели к тому, что вьет-конговцы и их северные спонсоры оказались на грани краха. Более того, несмотря на рост массового антивоенного движения в США, американский средний класс по-прежнему выражал поддержку военной политике президента Джонсона. Генерал Уэстморленд мог с полным правом констатировать: «Всего в течение года с небольшим коммунисты успешно сопротивлялись американским войскам, но затем их потери начали стремительно расти, не компенсируясь сколь-нибудь заметными успехами».

Было очевидно, что миротворческие усилия на Юге тоже приносят свои плоды. Безопасность и рост экономического благосостояния способствовали восстановлению стабильного управления страной. В частности, к 1967 году только в 20 из 242 административных единиц Юга велись военные действия. Материально-техническая инфраструктура Вьетконга, старательно создававшаяся коммунистическими функционерами и членами партии на протяжении долгих десяти лет, была разрушена. Для создания новой инфраструктуры требовалось значительное время и усилия.

Не меньших усилий требовало и восстановление боевого духа армии Северного Вьетнама и ее союзников вьетконговцев, выбитых из своих опорных пунктов в ходе масштабных американо-вьетнамских операций по зачистке и уничтожению. Одной из крупнейших была операция «Джанкшн-сити», проведенная силами США и Южного Вьетнама численностью свыше 26 тысяч человек весной 1967 года с массированной авиационной и артиллерийской поддержкой. В ходе этой операции было убито более 2700 солдат северовьетнамской армии и вьет-конговцев. Секретный коммунистический штаб в Южном Вьетнаме, известный как Центральное управление Южного Вьетнама, был вынужден бежать через границу в соседнюю Камбоджу. Обе стороны с полным основанием признавали операцию «Джанкшн-сити» и ряд более мелких операций важными победами США, нанесшими серьезный урон коммунистам.

Захваченные документы подтверждают это мнение. В документах северовьетнамской армии описываемого периода отмечается увеличение числа перебежчиков на сторону «марионеточного» режима (то есть армии Республики Вьетнам) и рост разочарования в войне среди борцов-коммунистов на Юге. К примеру, один из солдат-северян, попавший в плен в 1967 году, упоминает в своем дневнике регулярные увещевания со стороны своих партийных руководителей (офицеров) «не переходить на сторону марионеточной армии» и подчеркивает «слабую идеологию, плохую организованность и низкую дисциплинированность» своего боевого подразделения. Этот и многие другие документы того времени отнюдь не свидетельствуют о высоком боевом настрое, поддерживаемом верой в окончательную победу. Напротив, они фиксируют чувство разочарования, наступившее в результате чудовищных потерь, нехватки провианта и боеприпасов, постоянного страха перед американскими бомбардировками, падения боевого духа. Все операции коммунистов терпели провал.

В такой атмосфере надвигающегося разгрома в июле 1967 года в Северном Вьетнаме состоялась встреча кадровых работников Коммунистической партии. Руководители Северного Вьетнама были потрясены как масштабами, так и успехами американской интервенции и, что еще более важно, тем, что многие из их марксистских анализов сложившейся военно-политической ситуации оказались никуда не годными. Последующие прения по поводу партийной стратегии были продолжительными и изобиловали взаимными обвинениями. Коммунисты отдавали себе отчет в том, что их стратегия воссоединения страны терпит крах и что боевая мощь и дух их войск на Юге идут на убыль. В то же время они понимали, что, несмотря на успехи США и армии Южного Вьетнама, позиция США имеет серьезные слабые места, на которых можно было бы сыграть, предварительно пересмотрев приоритеты и перегруппировав ресурсы.

Проведенный коммунистами анализ ситуации на Юге выявил ряд факторов, из которых можно было бы извлечь пользу. Двумя основными из них были: «линия разлома» между американской общественностью с ее сомнениями в целесообразности войны и американским правительством и серьезные политические изъяны, присущие неоколониалистской коалиции США и Южного Вьетнама. Прежде Север не придавал этим двум важным политическим моментам большого значения. Военные, в свою очередь, признавали, что нескоординированное военное противостояние основным боевым силам США было откровенно безуспешным и обещало оставаться таковым и в дальнейшем. Однако, как рассудили северные стратеги, локальные «зрелищные акции» против материально-технических объектов противника, таких как склады топлива и боеприпасов и авиабазы, будет сравнительно нетрудно организовать и провести без значительных потерь. Кроме того, из них выйдут отличные телерепортажи.

Эти рассуждения звучали здраво. Так были посеяны семена Тетского наступления.

Значительное влияние на дебаты в Ханое оказали и другие факторы, не фазу обратившие на себя внимание западных наблюдателей. (В отличие от более «прозрачных» стратегических дебатов в демократических странах, Ханой «не продавал входные билеты» на свои внутрипартийные совещания.) Хотя никакого официального протокола тайной политико-стратегической конференции, состоявшейся в Ханое в июле 1967 года, не существует, за минувшие с того времени годы удалось воссоздать основные темы обсуждений. В частности, стало известно, что американские бомбардировки доставляли Северу немало хлопот. На восстановление и поддержку инфраструктуры страны в рабочем состоянии было мобилизовано около 600 тысяч гражданских лиц, и около 145 тысяч человек было задействовано в воздушной обороне Северного Вьетнама. Бомбардировки причинили серьезный экономический ущерб и принесли много лишений гражданскому населению. Это сильно подточило ресурсы и без того бедной, изнуренной войной страны.

Было бы странно, если бы в таких обстоятельствах не существовало внутренней оппозиции войне на Юге. Если внимательно вчитаться в одну любопытную статью, опубликованную в номере официальной газеты «Куан дой нян зан» («Народная армия») от 22 июля 1967 года, можно найти в ней намек на раскол в рядах коммунистического руководства Северного Вьетнама. Статья (адресованная северовьетнамским читателям) открыто критикует «представителей власти... которые не хотят признать огромные и непреодолимые различия между США и Северным Вьетнамом» и, судя по всему, «верят, что Ханой может пойти на уступки с целью улаживания конфликта посредством переговоров».

Сам факт подтверждения существования (пусть и без упоминания конкретных имен) группы северовьетнамских функционеров Коммунистической партии, открыто выступавших против продолжения войны, позволяет представить, какого накала должны были достичь тайные дебаты в Ханое. Если вспомнить неподдельный страх коммунистов перед возможной американской оккупацией Северного Вьетнама (еще в начале 1967 года герой Дьенбьенфу генерал Зяп выступил с речью, в которой призвал членов и сторонников партии в случае необходимости встать на защиту родины от американских десантных войск), можно с полным основанием считать, что к середине 1967 года руководство Северного Вьетнама переживало внутренние разногласия и было не на шутку встревожено. Вряд ли можно сомневаться, что та роковая ханойская конференция была ознаменована конфликтом между «голубями» и «ястребами», между теми, кто искал компромисса, пусть и временного, и теми, кто мечтал нанести эффектный удар по врагу с целью придания нового импульса вооруженной борьбе за воссоединение Вьетнама.

В конечном счете победили ястребы. В своей журнальной статье «Большая победа, великая цель», опубликованной в сентябре 1967 года, генерал Зяп фактически излагает программу Тетского наступления, состоявшегося в январе 1968-го. Он, в частности, отмечает два аспекта: «нежелание США втягиваться в затяжную войну» и «неизбежное столкновение правящих кругов США... с растущим противодействием народа США». Эти два ключевых соображения легли в основу будущей стратегии. Зяп также обронил несколько интересных намеков. Например, он подчеркнул мужество северовьетнамского народа, его волю к сопротивлению и «неколебимую решимость терпеть испытания и лишения на пути к воссоединению нашей горячо любимой родины». В этих словах содержится намек на то, что боевой дух северных вьетнамцев поколеблен и требует поддержки. Беря более зловещий тон, генерал констатирует, что уже предприняты необходимые меры предосторожности против «подлых козней реакционеров и шпионов». Любому знатоку коммунистического жаргона понятно, что речь идет о членах партии, выступавших против партийной линии — и потерпевших по-ражение. Осенью 1967 года более двухсот должностных лиц, включая главу северовьетнамской разведки, были без шума арестованы и тем или иным способом «нейтрализованы». В социалистическом народном рае находиться в оппозиции может быть опасно.

По мнению Зяпа, настало время заново сформулировать основные цели всей долгосрочной вьетнамской стратегии. То, что он предложил в сентябре 1967 года, было не чем иным, как грандиозным тотальным наступлением по всей территории Южного Вьетнама с применением всех сил и ресурсов северовьетнамской армии и Вьетконга. Такое наступление, как он надеялся, должно было ускорить долгожданное восстание угнетенных масс на Юге. Зяп искренне верил, что эффектные атаки во всех больших и малых городах Юга с мобилизацией всех ресурсов коммунистов — политических, дипломатических и военных — послужат тем окончательным революционным катализатором, который выведет народ на улицы и заставит его сбросить с себя иго капиталистического угнетения.

С учетом тогдашней ситуации в Южном Вьетнаме, в военном отношении анализ генерала Зяпа был довольно наивным. Тем не менее даже ошибочная тактика порой может приводить к непредвиденным стратегическим и психологическим результатам. Это в очередной раз доказала операция, вошедшая в историю как Тетское наступление. В других отношениях анализ Зяпа был на удивление проницательным. К примеру, он считал, что старшие офицеры армии США страдают таким психологическим изъяном, как «субъективность и самонадеянность». По его мнению, американские военачальники были не более чем военными «технарями», простыми «орудиями насилия», слепо выполняющими приказы своих хозяев. Их приучили мыслить самыми элементарными военными категориями. Они либо побеждали, либо изобретали новую систему, которая могла бы обеспечить им преимущество на поле боя. Кроме того, они были помешаны на цифрах и «управлении силами». Они не умели разгадывать намерения врага и даже не пытались мысленно ставить себя на место противника. В этом плане, как полагал Зяп, их самым серьезным психологическим изъяном была неготовность рассматривать такой вариант, как внезапное нападение со стороны отступающего противника. Так, например, американские генералы не сумели разглядеть истинную политическую цель, стоявшую за битвой в Арденнах в 1944 году. Тогдашние американские военачальники были опьянены своими успехами в такой степени, что упустили из виду возможность внезапного наступления; более того, они были настолько политически слепы к истинной цели войны, что даже не допускали возможность наступления, продиктованного чисто политическими соображениями.

Кроме того, Зяп указал конкретные причины того, почему США не смогли бы увеличить численность своих войск во Вьетнаме в случае любого внезапного наступления. Необходимость присутствия гарнизонов США во всех уголках земного шара ограничивала количество дивизий, которые можно было бы послать во Вьетнам; вся стратегическая политика США в период «холодной войны» была основана на доктрине «ограниченного реагирования». Наконец, внутреннее и международное политическое давление удержало бы американскую военщину от реальной попытки подавить сопротивление Северного Вьетнама с помощью, например, тактического ядерного оружия. Но даже с учетом всего этого генерал не забывал, что при наличии политической воли вся мощь военной машины США способна вогнать Северный Вьетнам в каменный век.

Зяп также отметил рост внутренних социальных волнений в США в связи с войной, упомянув, в частности, «борьбу американских негров за свои права». Он считал, что эти и ряд других внутренних факторов ограничат возможности реагирования США на запланированное им наступление. Уверенный в надежности своего анализа проблемы и имея полную поддержку со стороны своих политических руководителей, в сентябре 1967 года герой Дьенбьенфу приступил к реализации своего плана окончательной победы в исторической войне за национальное освобождение.

Первым требованием была секретность. Здесь Зяп столкнулся с проблемой, затруднявшей весь ход планирования Тетского наступления. План включал две основные задачи: одновременного привлечения всех бойцов-коммунистов и сочувствующих на Юге к участию в боевых действиях с максимальной отдачей и полной внезапности, чтобы застичь южных вьетнамцев и их американских союзников врасплох. До некоторой степени эти задачи были взаимоисключающими. Одна требовала максимальной гласности, чтобы призыв к выступлению был услышан всеми сторонниками партии. Вторая предполагала максимальную секретность, чтобы наступление явилось для врага полной неожиданностью. Гласность или секретность — такая дилемма встала перед разработчиками операции.

После долгих размышлений было найдено решение. Было очевидно, что любой план мероприятий по введению противника в заблуждение должен учитывать необходимость открытых призывов к оружию с целью мобилизации революционно настроенных масс и прячущихся в джунглях и упавших духом вьетконговцев. Окончательный вариант плана, как все лучшие военные уловки, представлял собой искусное смешение правды и вымысла. Его разработчики учли ожидания и желания США и их союзников и объединили их в смесь противоречивых сигналов, укрепивших американцев в их предвзятых мнениях.

Для поддержки своего плана северные вьетнамцы предприняли ряд предварительных шагов. Так, в октябре 1967 года они объявили, что Народный фронт освобождения Южного Вьетнама будет соблюдать недельное прекращение огня, начиная с 31 января 1968 года, первого дня праздника Тет. Продолжительность перемирия удивила многих наблюдателей, но, поскольку в течение двадцати лет такое относительное перемирие на время празднования вьетнамского Нового года наблюдалось регулярно, эта инициатива была воспринята с одобрением.

Американские аналитики предположили, что столь продолжительное перемирие требовалось для переброски из Северного Вьетнама в Южный свежих сил в помощь истощенным вьетконговцам без опасения, что эти силы будут подвергнуты американским бомбардировкам — в точности так, как это происходило в предыдущие годы. В любом случае, длительное перемирие на время праздников укрепило американцев во мнении, что силы северовьетнамцев и Вьетконга серьезно подорваны. В большей степени, чем любая другая отдельная мера, недельное перемирие было предназначено для усыпления бдительности США. Кроме того, это был именно тот срок, который бы позволил командованию армии Республики Вьетнам отправить своих солдат в недельный отпуск, чтобы они могли повидаться с семьями и отдохнуть в домашней обстановке.

Ни один другой обманный маневр не дал такого эффекта, как это мнимое прекращение огня, и после Тет-ского наступления ни одна другая военная хитрость северян не вызывала такого возмущения у населения Южного Вьетнама. Это наступление было воспринято так, как если бы Север намеренно испортил Рождество, Новый год, Пасху и ежегодный день посещения могилы бабушки, вместе взятые, дав перед этим клятвенное обещание вести себя пристойно. Тет считается священным праздником и занимает исключительное место во вьетнамской культуре.

ОДА рассчитывали и даже надеялись на то, что их противник прибегнет к той или иной форме дипломатического зондирования в качестве реакции на успешные бомбардировки Севера и военные поражения Национального фронта освобождения. Командование северовьетнамской армии действительно использовало все доступные дипломатические каналы, чтобы дать понять американцам, что коммунисты несут тяжелые потери и готовы к переговорам. В сентябре 1967 года оно приняло решение о проведении обманной операции, целью которой было убедить американские власти в бедственном положении Севера и одновременно вбить клин между США и их южновьетнамскими союзниками в том месте, которое они считали потенциально слабым, — в области неоколониальной политики.

Агент Вьетконга по имени Ха, имевший при себе вызывающие доверие документы, намеренно попал в плен к южновьетнамцам и в ходе допроса рассказал, что был послан с целью наладить канал переговоров с американцами для обсуждения проблемы военнопленных и других политических вопросов. Когда об этом были проинформированы власти США, они вступили в переговоры с Ха и попытались навязать ряд его требований (таких как досрочное освобождение осужденных террористов из Вьетконга) правительству Южного Вьетнама, которое было крайне этим недовольно. Так в самый критический момент начали усиливаться недоверие и разлад между союзниками, поскольку южные вьетнамцы сильно подозревали, что США готовят за их спиной одностороннее соглашение с Севером.

Эта уловка была подкреплена телефонным звонком министра иностранных дел Северного Вьетнама на ханойское радио с предложением о проведении переговоров при условии, что США прекращают бомбардировки Севера. Это предложение было воспринято как надежное подтверждение того, что Северный Вьетнам начал реагировать на давление со стороны США и его желание продолжать войну ослабевало. Ничто не могло быть дальше от правды.

Такие дипломатические и открытые политические жесты были частью политики, которую северные вьетнамцы называли «пассивным» введением противника в заблуждение и использовали для сокрытия своих истинных намерений. Другую часть своего обманного плана коммунисты именовали «активными» мероприятиями. Целью данной политики было привлечение внимания MACV к серии детально спланированных нападений на крупные военные базы. Идея состояла в том, что если бы Вьетконг был вынужден объявить о наступлении, предпринятом с целью выиграть войну, то было бы разумно предложить американцам такой тип нападения, какого ждали разведаналитики США. Речь шла бы не о повсеместном восстании на Юге, а об осаде обособленных и уязвимых гарнизонов США, то есть фактически об еще одном Дьенбьенфу.

Чтобы исключить недооценку американцами предстоящих военных акций, Зяп приготовил своему основному врагу не один, а два потенциальных Дьенбьенфу. Обе цели располагались вблизи границы Севера и Юга, на большом расстоянии от истинных объектов Тетского наступления — главных американских баз материально-технического снабжения и густонаселенных районов. Эти нападения предназначались для маскировки готовящегося Тетского наступления и отвлечения резервов и огневых средств США. Кроме того, они были бы достаточно «шумными», чтобы привлечь внимание американской армии и большей части мировой прессы даже в том маловероятном случае, если бы разведывательному отделу (J2) объединенного штаба MACV в Сайгоне удалось своевременно собрать полноценную информацию о готовящихся нападениях. Поскольку США так или иначе ждали нападений на свои войска, Хо Ши Мин и генерал Зяп решили пойти навстречу их ожиданиям.

Первое нападение было предпринято на укрепленный лагерь под селением Дакто на северо-западе Южного Вьетнама близ границы с Камбоджей. Оно началось 4 ноября 1967 года и продолжалось до конца месяца. Это наступление унесло жизни более 6 тысяч солдат северовьетнамской армии и, как бы жестоко это ни звучало, имело в качестве одной из своих целей подготовку офицеров СВА в реальных боевых условиях к последующему участию в Тетском наступлении. С точки зрения американцев, коммунисты потерпели сокрушительное поражение, однако наступление достигло своей главной цели: полностью переключило внимание Уэстморленда и его штаба на «точечные» атаки коммунистов на обособленные гарнизоны США в критический момент реальной подготовки к Тетскому наступлению, создало у них впечатление, будто сражение при Дакто планировалось как та «великая и окончательная победа», о которой не переставали твердить коммунисты.

Между тем Дакто был всего лишь прелюдией. В течение декабря 1967 года командиры вооруженных сил коммунистов в южных провинциях получили письменные инструкции, содержавшие следующий знаменательный пассаж: «В июле 1967 года было принято решение о генеральном наступлении и восстании... после тщательной оценки текущей политической и военной ситуации... Генеральные наступления происходят один раз в тысячелетие... и решают судьбу войны». Разведка США узнала о готовящемся наступлении из этого и многих других захваченных документов, содержавших одни и те же сведения. Так, в начале января 1968 года отдел информации MACV в Сайгоне выпустил пресс-релиз, основанный на документе, захваченном 101-й воздушно-десантной дивизией США в ноябре 1967 года и фактически представлявшем собой боевой приказ о Тетском наступлении:

Путем массированных атак при поддержке местного населения захватывать села и города. Войска должны заполнить низменности и... продвигаясь вперед, освободить Сайгон, захватить власть и привлечь вражеские «марионеточные» подразделения на нашу сторону.

Кажется странным, каким образом при таком высоком качестве разведки Тетское наступление могло застичь США врасплох. Тем не менее, за некоторыми исключениями, Зяпу и руководству в Ханое удалось добиться полной стратегической внезапности. Чтобы понять, как это произошло, мы должны проанализировать организацию деятельности и то, что социологи назвали бы «системой убеждений», или культурой, разведки США, в связи с вьетнамским вопросом в конце 1967 года.

Разведывательный аппарат США имел одно необычное преимущество перед многими другими разведывательными организациями, столкнувшимися с похожими проблемами. К услугам военного командования США был почти неограниченный ресурс хорошо осведомленных, грамотных и готовых к сотрудничеству «вьетнамо-ведов» — это были жители Южного Вьетнама. Каждый документ необходимо было срочно перевести, каждого пленника — немедленно допросить, и лингвистические нюансы, коммунистический жаргон и местные предрассудки были абсолютно понятны аналитикам США — при условии, что они консультировались со своими союзниками. Это было важным козырем в руках армии, сражавшейся на чужой земле с врагом, у которого был сложный язык и чуждая культура.

К несчастью, военная разведка США также имела и ряд врожденных пороков, работавших во Вьетнаме против нее. Эти недостатки фатально искажали интерпретацию доступных сведений о Тетском наступлении и реакцию на них. Главным недостатком, препятствовавшим адекватному пониманию полученной информации, была привычка американских разведчиков анализировать факты в историческом ракурсе. Когда американские политики и аналитики разведки (которые никогда не должны работать в слишком тесном контакте друг с другом, так как устремления политических деятелей неизбежно сказываются на объективности работников разведки, стремящихся угодить своим хозяевам) изучали разведданные, относящиеся к Тетскому наступлению, они искали исторические параллели. В случае Вьетнама им не приходилось углубляться в слишком далекое прошлое. Призрак разгрома французов под Дьенбьенфу витал над каждым западным анализом северовьетнамских замыслов. В качестве более ранних аналогий предстоящего наступления привлекались действия коммунистов в Корее и даже битва в Арденнах в 1944 году. Так, например, председатель Объединенного комитета начальников штабов США выступил в декабре 1967 года в Детройте с докладом, в котором сообщил, что в скором времени коммунисты нанесут свой последний удар, сравнимый с наступлением немцев в Арденнах.

Возглавлявший MACV генерал Уэстморленд и его заместитель генерал Крейтон Абрамс сами служили в 1944 году в Арденнах. Если бы они более внимательно присмотрелись к этой аналогии с последним сражением фон Рундштедта, возможно, они бы сумели более адекватно оценить угрозу, исходившую от Северного Вьетнама, положение которого, как они думали, становилось все более отчаянным. Однако мы все являемся заложниками своего собственного опыта. Для Уэстморленда и его старших советников битва в Арденнах была примером последнего военного усилия смертельно раненного противника, а не всеобщего восстания, преследующего политическую цель.

От такого представления о решающем военном наступлении оставался лишь шаг до вывода, что коммунисты прибегнут к своему испытанному приему и попытаются блокировать основную часть американских войск, как это было сделано с городом Бастонь во время Арденнского наступления 1944 года, и разом уничтожить ее в рамках одного-единсгвенного сражения, как при Дьенбьен-фу в 1954 году. Американские аналитики и их военные начальники искренне верили, что вымотанная и отчаявшаяся северовьетнамская армия пойдет ва-банк и предпримет военное нападение с целью национального унижения QUA, которое доведет антивоенные настроения среди американцев до критической точки. Французы при Дьенбьенфу действительно потерпели тактическое поражение, однако не следует забывать о том, что оставшиеся французские экспедиционные силы в Индокитае были довольно многочисленны, находились в состоянии полной боевой готовности и были способны выполнять свои задачи и после разгрома при Дьенбьенфу их пришлось вывести из Вьетнама лишь под давлением уставшего от войны населения метрополии. Американцы, и особенно ЦРУ, не переставали вспоминать Дьенбьенфу с того момента, как ввязались в войну во Вьетнаме. Если, продолжали рассуждать аналитики, наступление Севера с целью победы в войне было неминуемым и если коммунисты действительно проигрывали войну, они должны были бы устроить новый Дьенбьенфу, чтобы лишить войну во Вьетнаме поддержки американского народа.

Одержимость историческими параллелями была не единственным слабым местом позиции США. Большую проблему представляла общая структура военного командования США и Южного Вьетнама, снижавшая их способность к быстрому реагированию. Печальный факт, с точки зрения главнокомандующего Уэстморленда, состоял в том, что он был не единственным, кто нес ответственность за военные действия США во Вьетнаме.

Главнокомандующий ВМС США на Тихом океане командовал всеми стратегическими и воздушно-десантными войсками США в прибрежных районах. Военно-воздушные силы США являлись самостоятельным видом вооруженных сил. ЦРУ курировало свои собственные оперативные программы внутри страны, отдельные из которых (например, тайная операция «Феникс» или программа политических убийств) принципиально не предусматривали участие традиционных видов вооруженных сил. Посол Банкер в Сайгоне отвечал за все связи с Южным Вьетнамом. Южные вьетнамцы также имели свои собственные военные, административные и региональные организации. И за всем этим стояла демократическая администрация президента Джонсона в Вашингтоне, чутко реагировавшая — и это правильно — на любое изменение ситуации во Вьетнаме, которое могло бы повлиять на общественное мнение, и на практике применявшая политику ручного управления войной с расстояния в 5 тысяч миль.

Все рычаги этой централизующей политики были в руках Роберта Макнамары, амбициозного и самонадеянного штатского, занимавшего пост министра обороны США и искренне убежденного в том, что единственным способом ведения войны являются методы микроменеджмента, преподаваемые в Гарвардской школе бизнеса. Вскоре дело дошло до абсурдных ситуаций, когда президент Соединенных Штатов, склонившись над картой тактических целей Вьетнама, требовал у сотрудников штаба ВВС подробных оценок результатов бомбардировок. Иногда они даже передавались ему во время полета на борт президентского самолета. Рассказывают, как после получения очередной оценки Линдон Бэйнс Джонсон воскликнул: «И это все, на что способны наши ВВС? Пусть разнесут еще пару вшивых бараков!»

К 1968 году по военному каналу отдачи приказов не спускалось никаких здравых решений. Способ обращения Роберта Макнамары с военными был очень прост: тех, кто с ним не соглашался, он, если мог, увольнял, если не мог уволить — ограничивал их полномочия и перекрывал доступ к президенту. Пагубное влияние министра обороны имело роковые последствия: отсутствие у Джонсона контактов с любым представителем военного ведомства, чья точка зрения отличалась от точки зрения Боба Макнамары, стало одной из главных причин последующего поражения.

Уровнем ниже этого сверхцентрализованного Национального командования располагалось множество конкурирующих разведывательных организаций. Даже неполный список органов, вовлеченных в разведывательную деятельность, создает ощущение поистине византийского бюрократического аппарата, занимавшегося сбором и анализом разведданных по Вьетнаму: Управление национальных оценок; Центральное разведывательное управление; Разведывательное управление министерства обороны США; Агентство национальной безопасности; Национальное управление воздушно-космической разведки; Управление военно-морской разведки; разведывательный отдел (J2) Командования по оказанию военной помощи Вьетнаму; Объединенный разведывательный центр во Вьетнаме; Объединенный центр допроса военнопленных; Объединенный центр по работе с документами; Объединенный центр по работе с материалами. Все эти службы США имели аналоги в виде собственных разведывательных органов Республики Вьетнам.

В довершение всех бед большинству южновьетнамских сотрудников якобы совместных разведывательных центров во Вьетнаме было отказано в доступе к особо секретным документам США, таким, например, как документы радиотехнической разведки с грифом «не для иностранных граждан». Принцип необходимого знания применялся столь жестко, что истинная картина происходящего неизбежно имела фрагментарный характер. В свою очередь сотрудники южновьетнамской разведки (подобно полицейским из специальной службы Королевской полиции Ольстера, которые стараются не делиться полученной от проверенных источников в ИРА информацией с офицерами британской армии, видя в них «иностранцев») старались по возможности не передавать наиболее секретные данные своей агентурной разведки сотрудникам разведки США, справедливо считая их «перелетными птицами» (установленный в США одногодичный срок службы для военных исключал длительное пребывание на одном месте и возможность накопления опыта). Наконец, южнокорейский контингент, один из самых боеспособных и удачливых среди американских союзников, вообще отказывался передавать какие-либо разведданные с вверенной его контролю территории без специального на то приказа.

Через этот лабиринт разведывательных организаций во Вьетнаме проходил головокружительный поток разведданных. Объединенный центр по работе с документами — ввиду проблем с языком он находился в ведении армии Республики Вьетнам — имел дело с полумиллионом страниц захваченных документов ежемесячно. Лишь 10% этих документов имели информационную ценность, однако каждый пропитанный кровью или экскрементами листок приходилось брать в руки и внимательно прочитывать. Объем работы был фантастическим. Проблема США состояла не в том, что они испытывали нехватку разведданных во Вьетнаме, а, наоборот, в том, что этих данных было слишком много.

Для управления и координирования этой обширной деятельности генерал Эйзенхауэр в 1944 году располагал огромным объединенным разведывательным штабом, состоявшим из опытных сотрудников. К концу 1967 года США назначили в разведывательный штаб Южного Вьетнама (RVN-J2) всего шесть офицеров связи. Неудивительно, что те тут же утонули в потоке заявок и другой документации, курсировавшей между США, МАСУ, всеми разведслужбами США во Вьетнаме и собственными службами Вьетнама, поддерживавшими армию Республики Вьетнам. К декабрю 1967 года США имели серьезные проблемы с системой связи и управления разведкой (так называемой системой «трех К» — командование, контроль, коммуникации). Реальное объединенное командование попросту отсутствовало, и ни у кого не было полномочий обеспечивать надлежащую координацию разведывательной деятельности. Это сводило на нет все усилия Роберта Макнамары по управлению «своей» войной из Белого дома. Северовьетнамская армия и Вьет-конг прекрасно знали об этих слабых местах и в качестве особого пункта включили в план Тетского наступления создание помех средствами радиоэлектронной борьбы с целью вывода из строя главных линий радиосвязи США (но не линий связи южновьетнамской армии). Таким образом, одним из главных объектов Тетского наступления являлись все виды связи и управления.

В дополнение к таким проблемам, как зацикленность на прошлом, и особенно на Дьенбьенфу, неразбериха в управлении и чрезмерное количество разведывательных органов во Вьетнаме, оценка властями США стратегии Северного Вьетнама и Вьетконга грешила роковыми неточностями. К июлю 1976 года, месяцу проведения секретной конференции в Ханое, аналитики США, как им казалось, определили основные цели коммунистов. Потерпев поражение на Юге и понеся большие потери во время кампании американских бомбардировок Северного Вьетнама под кодовым названием «Раскаты грома», северовьетнамская армия, по их мнению, могла нанести эффективный удар только в приграничном районе, вдали от основных сил США на побережье и от густонаселенных районов. Только посредством нападения от северной границы Южного Вьетнама, пройдя 1100 миль по горам и джунглям, коммунисты, как считали аналитики, имели шанс застигнуть врасплох и блокировать крупное подразделение вооруженных сил США, уничтожить его и вместе с ним уничтожить волю американского народа к продолжению войны. Вооружившись этим «блестящим» анализом, разведштабы США приступили к поискам своего собственного, американского Дьенбьенфу.

Им не пришлось искать далеко. Даже несмотря на то, что к осени 1967 года различные разведывательные органы США во Вьетнаме были вовлечены в свою собственную ожесточенную бюрократическую войну, к концу ноября — началу декабря каждому информированному наблюдателю было ясно, что происходит нечто необычное. Данные разведки также показывали, что количество грузовиков, проехавших по «тропе Хо Ши Мина» в Лаосе и Камбодже, выросло с 500 в августе до 6300 в декабре 1967 года. После подписания очередного договора о поставках вооружений с Советским Союзом на Юг постоянно прибывало новое оружие. Увеличивался объем данных радиотехнической разведки. Перебежчиков становилось все меньше. Захваченные документы свидетельствовали о готовящемся крупном наступлении, рассчитанном на победу в войне. Сообщалось о непонятных перемещениях войск и подкреплениях. Южные вьетнамцы докладывали о росте случаев ареста вьетконгоцев в гражданской одежде, пытавшихся достать фальшивые документы и интересовавшихся военными объектами Южного Вьетнама и США. Необычным было и то, что впервые за все время сильно поредевшие подразделения Вьетконга доукомплектовывались волонтерами с Севера. В конце осени 1967 года, когда подготовка к Тетскому наступлению шла полным ходом, сотрудники разведки США были озадачены появлением в глубине страны, на центральном нагорье Вьетнама, одетых в новую форму и хорошо экипированных солдат вражеской армии

Если главное в интерпретации разведданных — обнаружить присутствие аномального или отсутствие нормального и попытаться понять, что все это значит, то к концу осени 1967 года в руках у разведывательного сообщества США были все необходимые прямые и косвенные показатели, однако оно не могло и, более того, не хотело сходиться во мнениях относительно того, что все это значило. Проблема отчасти состояла в том, что разведслужбы США полностью сфокусировались на различных политических аспектах вьетнамской войны. При всем желании их нельзя было бы назвать беспристрастными, объективными наблюдателями. Все ведомства США делали свои политические ставки на те или иные факторы. Военные были заинтересованы в доказательствах того, что они побеждают и что стратегия генерала Уэстморленда приносит успех. Несмотря на давнишний и, как теперь оказалось, обоснованный пессимизм в отношении всей вьетнамской авантюры, ЦРУ не решалось давать окончательную оценку, поскольку точки зрения его отделения в Сайгоне и штаб-квартиры в Лэнгли, штат Виргиния, были диаметрально противоположны. В свою очередь, Объединенный комитет начальников штабов в Вашингтоне с паранойяльным нетерпением ждал от разведывательного отдела МАСУ сообщений о росте численности сил северовьетнамской армии и Вьетконга, поскольку это привело бы в смятение администрацию Джонсона и общественное мнение и могло бы вызвать призывы усилить военное присутствие США во Вьетнаме. Политические соображения искажали объективность военного анализа.

Решением такой проблемы является независимый государственный штаб оценок, черпающий информацию из всех доступных источников. После Второй мировой войны американцы создали именно такую организацию — Управление национальных оценок (Office of National Estimates — ONE), задачей которого являлась подготовка национальных разведывательных оценок. Эта мера была необходимой для исключения новых Перл-Харборов и подготовки высококачественных объективных оценок для президента США и его советников.

Исходный проект национальной разведки США, утвержденный в 1950 году президентом Трумэном, был смелым и действенным. За его реализацию взялся новый директор ЦРУ, генерал Уолтер Беделл Смит. В годы войны он был начальником штаба Эйзенхауэра в Европе и знал, как должна работать разведка, из своего собственного опыта сотрудничества с Объединенным разведывательным комитетом (JIQ. Новый директор ЦРУ сформировал ONE как независимую аналитическую группу, состоящую из лучших умов, которые представляли разведывательные оценки комитету начальников национальных разведывательных служб во главе с директором ЦРУ.

К несчастью, Беделл Смит был не в силах предотвратить разногласия разведслужб и создание ими конкурирующих штабов. Под его твердым руководством система работала, однако к 1968 году ЦРУ создало собственное подразделение (Directorate of Intelligence — DDI), отправлявшее ежедневные отчеты в Белый дом, а Государственный департамент имел в своем составе Бюро разведки и исследований, готовое опровергнуть любую национальную разведывательную оценку, которая не вписывалась в схемы ЦРУ или Госдепартамента. В таком климате национальная разведывательная оценка № 14—3/67, подготовленная осенью 1967 года и содержавшая данные по расположению и численности сил противника во Вьетнаме, не только не привела к согласию во мнениях на основе анализа данных из всех доступных источников, но еще и послужила предметом для очередного яростного спора между многочисленными соперничающими разведслужбами Америки. Узнай об этом профессор Паркинсон, он бы нисколько не удивился.

Противоборствующие стороны заняли боевые позиции. В синем углу расположились вьетнамские военные во главе с разведотделом MACV, в красном углу ЦРУ. За спинами участников поединка нервно маячили их болельщики, готовые выступить на любом из бесчисленных заседаний с советом, поддержкой и, при необходимости, политическим ударом ниже пояса. Вопрос был простым: какое количество живой силы могли выставить северовьетнамцы и Вьетконг против США и их союзников? От исхода этой бюрократической битвы зависела правильная оценка сил противника, способных принять участие в новом наступлении, и, как следствие, надлежащая военная реакция США со всеми вытекающими внутриполитическими последствиями.

MACV и его «болельщик» в лице Разведывательного управления министерства обороны упорно настаивали на том, чтобы не включать гражданских сторонников Вьетконга в оценки сил противника. Никто не знал, сколько их было, и, кроме того, достаточно было зайти в любую вьетнамскую деревушку, чтобы убедиться, что большую часть гражданских лиц составляли безобидные старики и дети. ЦРУ, в свою очередь, доказывало, что исключить из оценки от 120 до 150 тысяч потенциальных сторонников Вьетконга, способных держать в руках ружье или участвовать в освободительной борьбе на Юге, было бы бездумной попыткой закрыть глаза на истинный масштаб проблемы. Пренебрежение цифрами в данном случае могло бы иметь весьма серьезные практические последствия. Представим себе, что немцы в 1940 году задались вопросом, следует ли включать в общую потенциальную численность сил противника британские отряды самообороны. Каков бы ни был ответ, от него зависело определение численности войск вермахта, потребной для вторжения.

Ставки во Вьетнаме были высокими, и споры носили ожесточенный характер. Точный подсчет необходимой численности вооруженных сил США во Вьетнаме — барометр успеха MACV — был под угрозой. Объединенный комитет начальников штабов и MACV знали, что к началу 1968 года они направили во Вьетнам предельное количество живой силы, которое можно было бы оправдать политически. Если стратегия МАСУ в Южном Вьетнаме действительно была успешной, то что должна была подумать американская общественность в случае резкого скачка численности вьетконговцев? Проблема затрагивала сами основы президентства Джонсона и внутренней политики. Вот как выразился председатель Объединенного комитета начальников штабов в частном письме к Уэстморленду:

Хочу выразить свою обеспокоенность... по поводу связи между «статистическими выкладками»... и будущей численностью войск... Любые попытки преувеличить силы противника принесут нам всем большие неприятности.

Так формулировали проблему в высших военнополитических кругах Вашингтона. Не сообщайте о росте численности противника, не делайте политически недальновидную попытку добиться усиления американского военного присутствия во Вьетнаме, иначе Роберт Макнамара всех уволит — таков был намек.

Генерал Уэстморленд и подчиненный ему разведывательный отдел сразу ухватились за идею. Когда председатель Объединенного комитета начальников штабов не советует кому-либо доставлять всем большие неприятности, ни один политически прозорливый военачальник не станет игнорировать такой совет. Истинный смысл намека был простым и однозначным: не говорите правду — она связана с политикой. Таким образом, в интересах государственной политики, как их понимали начальники штабов, национальная разведывательная оценка должна была основываться не на реальных военных фактах, а на количественных требованиях. В конце концов Управление национальных оценок все-таки включило в подготовленный им проект оценки вьетнамские отряды самообороны и вспомогательные силы численностью в 120 тысяч человек, что вызвало страшный скандал. Военные посчитали, что оценка не соответствует их успехам в войне на истощение и ставит под сомнение достижения МАСУ в уничтожении вьетконговцев.

Суть вопроса состояла в пресловутом «количестве убитых». Подобно генералу Хейгу на Западном фронте в 1916—1917 годах, генерал Уэстморленд во Вьетнаме, ориентируясь на инструкции Роберта Макнамары, применял для оценки своих успехов в войне на истощение количественные критерии. Подобно тому как Хейг вел учет сохранившимся немецким дивизиям и их боеспособности, Уэстморленд вел учет сохранившихся и боеспособных сил коммунистов. Эта замечательная американская техника количественной оценки задачи и экономической эффективности, впервые примененная на Спрингфилдском оружейном заводе при производстве оружия для армии северян, теперь, столетие спустя, была применена для ведения войны. Это был непривычный и грубый метод достижения военной победы над политическим по существу противником, но именно такие новые и грубые методы владели умами военных стратегов Вашингтона в середине 1960-х годов.

Такой метод оценки успехов исходил от Роберта Макнамары и его ставленников. Одним из этих ставленников был генерал Уэстморленд, главнокомандующий вооруженными силами США во Вьетнаме. Назначение «Уэсги» было прямым следствием политического влияния Макнамары на ведение войны. Уэстморленд был высоким, красивым и статным выходцем из зажиточной южнокаролинской семьи, типичным представителем южной элиты, традиционно выбиравшей службу в армии Соединенных Штатов в качестве карьеры, достойной истинного джентльмена. Не лишним было и то, что влиятельный председатель комитета палаты представителей по вооруженным силам США Л. Мендель Риверс также был уроженцем Южной Каролины.

В то время многие современники Уэсги полагали, что он достиг своего потолка в звании генерал-майора на посту командира 101-й воздушно-десантной дивизии в начале 1960-х годов и что ни своими умственными способностями, ни складом характера он не годится для занятия высшего командного поста. Считалось, что он больше подходит для тактического уровня боевых действий, где мог оказывать личное влияние на своих солдат (никто никогда не сомневался в мужестве и доблести Уэсти), чем для оперативного и стратегического уровня войны. Проще говоря, его коллегам казалось, что для главнокомандующего ему не хватает необходимого стратегического кругозора. С учетом этого он вряд ли стал бы оказывать противодействие тому, как Роберт Макнамара ведет «свою» войну.

Это вполне устраивало бывшего президента Ford Motor Corporation. Никто не несет большей вины за поражение американцев во Вьетнаме, чем министр обороны США Боб Макнамара. Он считал, что генералы существуют исключительного для исполнения его желаний, а в военном опыте видел досадное препятствие ясному административному мышлению, необходимому для эффективного осуществления властных функций в современном мире. Окрыленный своим недавним триумфом над военными во время Карибского кризиса, когда он, будучи вхож в ближний круг Кеннеди, выдержал схватку с Хрущевым, и своими успехами в управлении международной автомобильной компанией, политически проницательный Макнамара ныне имел перед собой две четких цели: дать своему политическому хозяину, президенту Джонсону, то, чего тот хотел, и заставить военный истеблишмент плясать под свою дудку.

Для достижения первой из них Макнамара беззастенчиво манипулировал политической системой Вашингтона, чтобы обеспечить себе единоличное право давать военные советы президенту. Он играл на сомнениях Л.Б.Д., который чувствовал себя крайне неуверенно на посту президента, поскольку считал свое пребывание в Белом доме в некотором смысле нелегитимным (Л.Б.Д. автоматически стал президентом после убийства Джона Кеннеди). В Джонсоне была глубоко заложена нелюбовь к конфликтам, и он предпочитал делать дело без каких-либо споров или открытых разногласий. Если кто-то мешал, с таким человеком договаривались, его подкупали, ему затыкали рот, его дискредитировали или просто отстраняли от дел. Такова была манера Л.Б.Д. вести внутреннюю политику.

Хорошо зная это, Макнамара принимал все меры для пресечения любых возражений со стороны военного руководства США в отношении войны во Вьетнаме. Он готов был пойти на все, чтобы не дать членам Объединенного комитета начальников штабов выражать свои сомнения в правильности ведения войны ни в личных беседах, ни на публике. В частности, Макнамара старался не давать ходу любым военным рекомендациям, которые могли бы иметь неблагоприятные, с его точки зрения, политические последствия, — таким, например, как прозвучавшие за закрытыми дверями слова командующего Корпусом морской пехоты США: «Если президент действительно хочет выиграть войну во Вьетнаме, тогда лучше сразу скажите ему, что для этого потребуются полмиллиона американских солдат и пять лет военных действий». Отдельных начальников штабов, боровшихся за преимущественное финансирование своих войск и личную власть, Макнамара одного за другим отстранил от должности с использованием комбинации угроз и подкупа, несмотря на то что по Конституции они были обязаны отчитываться перед Конгрессом, а не только перед главнокомандующим и министром обороны. Воспитанные в строгих традициях демократического контроля гражданских над военными и памятуя о судьбе генерала Макартура, командовавшего войсками в Корее, начальники штабов держали языки за зубами, пока их самих не обвинили в содействии непродуманной политике Макнамары и Л.Б.Д. во Вьетнаме, но тогда уже было слишком поздно.

Для достижения своей второй цели, а именно принуждения американских военных к выполнению своих приказов, Макнамара применил методы деловой деятельности, сослужившие ему хорошую службу в гражданской жизни и вознесшие его на верхние ступени иерархической лестницы деловой Америки. Сразу по вступлении в должность министра обороны он организовал блицсерию гражданских инспекций на предмет соотношения затрат и эффективности на всех уровнях военной машины США, приведя в смятение более традиционно настроенных солдат, моряков, летчиков и морских пехотинцев. Несогласные были в срочном порядке уволены, а те, кто промолчал и остался, были вынуждены смириться с методами нового хозяина. Команды блестящих молодых магистров делового администрирования, только что покинувших стены лучших бизнес-школ США, с безжалостной эффективностью выявляли все случаи расточительности и некомпетентности военных — благо того и другого было достаточно, как в любой сфере, находящейся в ведении государства. Эти юнцы, ни разу не слышавшие звука выстрела, объездили все крупные военные части, где обращались с опытными офицерами с беспримерным высокомерием и презрением к добытому потом и кровью боевому опыту.

Как бы ни сокрушались военные традиционалисты, в некоторых отношениях Макнамара был абсолютно прав. Действительно, с экономической точки зрения было нерационально тратить 30 миллионов долларов, чтобы держать авианосец «Констеллейшн» на «Янки стейшн»с единственной целью уничтожения северовьетнамских целей с воздуха, чтобы при этом его дорогостоящие самолеты и высокооплачиваемые экипажи беспорядочно разбрасывали свободнопадающие («железные») бомбы по зоне расположения целей. Чтобы получать отдачу от национальной «стратегии капиталовложений в продукцию», намного разумнее было бы использовать более дорогостоящие высокоточные управляемые боеприпасы, гарантированно поражающие свои цели: в этом случае все огромные капиталовложения в авианосец были бы разом оправданы. Такую экономику действительно можно было бы назвать здоровой. С этим не стал бы спорить ни один налогоплательщик.

Но Макнамара и его соратники не продумали проблему еще на один шаг вперед: действительно ли бомбардировка научно выбранных военных целей является лучшей стратегией для победы в войне с изобретательными и неуловимыми партизанами, преследующими главным образом политические цели. Числа и статистические данные составляют лишь малый фрагмент общей картины войны; большая ее часть не поддается количественному определению. К сожалению, Макнамара оказался плохо подготовленным к тонкому миру международной политики и иррегулярной войны, и он вернулся к тем вещам, в которых действительно знал толк, — таким, например, как сбор ежедневных статистических данных по точному количеству потерь Вьетконга во Вьетнаме. За годы, проведенные в американском бизнесе, Боб Макнамара привык считать, что «цифры» решают все. «Количество убитых» было для него итоговой строкой в счете прибылей и убытков.

Для генерала Уэстморленда, «менеджера» Макнамары во Вьетнаме, ключевым показателем была «точка пересечения» — тот волшебный момент, когда потери противника в Южном Вьетнаме, определенные путем подсчета убитых, оказались бы выше, чем способность Северного Вьетнама возместить эти потери новой живой силой. К середине 1967 года, когда потери врага, по данным MACV, составляли 6 тысяч человек в месяц, а пополнения — только 3,5 тысячи, точка пересечения была достигнута, что могло привести к ослаблению политического давления с целью сокращения численности американских войск. Но здесь подоспело ЦРУ со своей цифрой в 120 тысяч вспомогательных сил Вьетконга, ставившей под сомнение все тщательно собранные МАСУ статистические данные и включенной в национальную разведывательную оценку, которая, с учетом всегдашней «болтливости» Вашингтона, могла очень быстро получить огласку.

Чтобы устранить разногласия и сойтись на некой компромиссной оценке, в сентябре 1967 года в Сайгон в срочном порядке прибыли группы сотрудников ЦРУ и D1A. Согласно подсчетам ЦРУ, оценки сил северовьетнамской армии и Вьетконга, сделанные МАСУ, были ошибочными. Между сторонами состоялось ожесточенное бюрократическое сражение, в ходе которого один из сотрудников разведотдела MACV, в частности, бросил через стол главному аналитику ЦРУ: «Адамс, ты порешь чепуху!» Даже шеф резидентуры ЦРУ в Сайгоне был обвинен своим начальством из Лэнгли в «переходе на сторону военных».

Встреча завершилась неустойчивым компромиссом, который, как большинство дурных компромиссов, не был по-настоящему принят ни одной из сторон. В результате, по мере поступления все новых доказательств готовящегося Тетского наступления, в самом сердце национальной разведывательной политики США лишь усиливались споры о том, какую численность войск способен выставить неприятель против сил генерала Уэстморленда. Управление национальных разведывательных оценок, созданное генералом Беделлом Смитом с целью внесения гармонии в американскую разведку на всех уровнях, двадцать лет спустя было практически выведено из строя враждой между правительственными органами, каждый из которых пытался доказать, что прав именно он.

Ввиду этой политической грызни и бюрократических распрей тщательно проработанный план северовьетнам-цев по введению американцев в заблуждение имел лишь ограниченное воздействие. Хотя коммунисты, несомненно, преуспели в отравлении колодцев точной разведывательной оценки, их изощренные схемы обмана противника в общей ситуации играли некоторым образом второстепенную роль. Американское разведывательное сообщество во многих отношениях не нуждалось в том, чтобы быть обманутым: оно в совершенстве владело техникой самообмана. Как говорили в сердцах некоторые сотрудники разведки США, «для северовьетнамской армии самой было бы лучше, если бы в праздничную ночь она не пыталась атаковать военный штаб США в Сайгоне, так как успех этой операции только положил бы конец существующей неразберихе в рядах американского командования во Вьетнаме».

Какие бы политические бои ни велись в Вашингтоне, к началу января 1968 года в самом Вьетнаме ясно ощущалось приближение важных событий. Северовьетнамская пассивная стратегия введения противника в заблуждение получила новый стимул, когда Нью-Йорк выступил с предложением о проведении двусторонних переговоров (то есть переговоров без участия Южного Вьетнама, при условии что США прекратят бомбежку Севера). Это определило новую политическую повестку дня и отвлекло внимание американцев от подготовки противника к наступлению. На Юге была предпринята серия мелких атак на военные базы США, также, судя по агентурным данным, как минимум две дивизии северовьетнамской армии выдвинулись в направлении Кхешани на границе Северного и Южного Вьетнама. Подозрения США усилились, когда шесть северовьетнамских офицеров, одетых в форму американских морских пехотинцев, предприняли неудачную попытку пройти через главные ворота на территорию базы Кхешань. Бдительные американские часовые перестреляли лазутчиков.

Как и все остальные военные базы США в Южном Вьетнаме, база Кхешань представляла собой изолированный гарнизон. Расположенная всего в 12 милях к югу от границы с Северным Вьетнамом, в 6 милях от лаосской границы и в 800 милях от Сайгона, Кхешань надежно перекрывала один из транспортных путей «тропы Хо Ши Мина», ведшей из Северного Вьетнама в Южный. На базе были размещены два элитных полка морской пехоты США. База испытывала трудности со снабжением и, будучи расположена высоко в горах, часто была окутана туманом. С учетом ее изолированности и уязвимости взлетно-посадочной полосы и аванпостов Кхешань имела все предпосылки, чтобы стать еще одним Дьенбьенфу. И что хуже всего, она находилась в пределах дальности артиллерийского выстрела с территории Северного Вьетнама.

Предоставив послу в Сайгоне и Вашингтону заботу о переговорах с Северным Вьетнамом, генерал Уэстморленд приступил к работе над обеспечением боеготовности морских пехотинцев США и их сил поддержки на тот случай, если бы Кхешань действительно стала пунктом широко разрекламированного северовьетнамцами «генерального наступления с целью победы в войне». В рамках операции «Ниагара» вокруг базы были разбросаны с воздуха тысячи новейших автоматических наземных датчиков для слежения за действиями северных вьетнамцев, и аналитики, работавшие на строго засекреченных базах радиотехнической разведки в далеком Таиланде, вскоре начали перехватывать разговоры между озадаченными солдатами противника: «Что это за железяка, товарищ? — Спроси что полегче, товарищ. Нас уже заждались в Кхешани».

Операция «Ниагара» в районе Кхешани была крупной удачей разведки — в ее ходе к середине января 1968 года было точно установлено, что базу США постепенно окружают 325-я и 304-я дивизии северовьетнамской армии общей численностью в 15 тысяч человек. Патрули американских морпехов начали регулярно натыкаться на их солдат, окапывавшихся в соседних горах по мере затягивания коммунистической удавки. Генерал Уэстморленд и его штаб еще больше уверились в том, что именно Кхешань была целью давно обещанного решающего наступления коммунистов. Радиотехническая разведка, этот неизменно надежный способ выявления намерений врага, вроде бы подтверждала это мнение сообщениями об увеличении объема армейских радиопереговоров в районе Кхешани. Странным было то, что радиоразведка также докладывала о необычайно высокой активности вьетконговцев по всей стране, фактически предупредив о готовящихся нападениях на Юге. Но было уже слишком поздно — все внимание было сконцентрировано на двух дивизиях в окрестностях Кхешани, а не на попытках Вьетконга перегруппировать и пополнить свои войска на Юге.

Последние сомнения испарились, когда 20 января 1968 года младший офицер северовьетнамской армии добровольно сдался морским пехотинцам, охранявшим базу, и сообщил, что ближайшим вечером будут атакованы два американских поста в горах «в качестве'прелюдии к завтрашнему решительному наступлению на базу США». Командующий морскими пехотинцами полковник Лаундс действовал без промедления. Иного ему не оставалось. В назначенное время вьетнамцы атаковали два поста на высотах, и к восходу солнца 21 января 1968 года два полка морской пехоты США были блокированы в Кхешани, в то время как их южновьетнамские силы прикрытия были вынуждены отступить к периметру базы. Теперь Кхешань была отрезана от остального Вьетнама, осаждена и подвергалась мощным атакам. Генерал Уэстморленд, его штабные офицеры и аналитики разведки США наконец-то получили свой Дьен-бьенфу.

Трудно переоценить влияние событий вокруг Кхе-шани на психологию американских военных в январе 1968 года. Все культурные предубеждения того времени порождали уверенность в том, что загнанный и измученный противник в отчаянии предпримет наступление, как это было в 1944 году в Арденнах. Все ждали, что враг нападет именно на какой-нибудь обособленный американский гарнизон с тем, чтобы одержать военную победу, которая нанесет сокрушительный удар по общественной поддержке войны. Микроуправляемая военная машина США немедленно пришла в действие. Налицо был кризис, с которым она была в состоянии «эффективно» справиться. Президент Джонсон проводил ежедневные совещания по ходу осады Кхешани в подвале Белого дома, где находился специально сконструированный макет базы и прилегающей территории. Макнамара лично назначил старших офицеров по информации, в обязанности которых входило отслеживать ход осады «окоп за окопом». Ничто не оставлялось без внимания; даже самые незначительные статистические данные, поступавшие из командного бункера осажденного гарнизона, представляли ценность для Вашингтона. В гарнизон по воздуху доставлялись подкрепления и боеприпасы, что было сопряжено с огромными расходами и риском. Предпринимались все политические и военные усилия для поддержки осажденного американского гарнизона. Если бы он не выстоял, это бы повлекло за собой военную и внутриполитическую катастрофу, которой ни в коем случае нельзя было допустить.

Главная военная хитрость генерала Зяпа, состоявшая в отвлечении внимания американцев от «реального» наступления, сработала блестяще. Ослепленные своими собственными предубеждениями, американцы сосредоточили все свое внимание на ложной атаке, а не на реальном наступлении, подобно тому как атакующий бык сосредоточивает все внимание на плаще матадора. Это был триумф северовьетнамских стратегов и серьезное поражение разведки. Генерал Уэстморленд даже выступил с предупреждением, что «в других местах Южного Вьетнама будут делаться попытки отвлечь вооруженные силы США от реального наступления... в районе Кхешани». Он, сам того не ведая, обмолвился о главном, Тетском наступлении, но теперь все взгляды были прикованы к отвлекающей атаке на Кхешань.

Не все, впрочем, были введены в заблуждение. Деятельность по сбору разведданных, проводившаяся американцами и южными вьетнамцами, была слишком масштабной и активной, чтобы признаки нависшей угрозы в других местах остались незамеченными. Но по иронии судьбы все эти признаки ныне рассматривались высшим командованием США как обманные маневры, призванные отвлечь внимание от «реального наступления» в районе Кхешани, тогда как на самом деле все обстояло наоборот. Радиотехническая разведка Агентства национальной безопасности была обеспокоена растущим потоком тревожных сообщений с Юга. В специальном донесении ровно за неделю до Тетского наступления радиоразведка предупредила о волне скоординированных наступлений по всей территории Вьетнама. Со своей стороны, агентурная разведка армии Республики Вьетнам на Юге собрала сотни доказательств планируемых нападений на военные базы и других демонстраций силы вьетконговцев и начала серию операций по сбору информации с целью выяснения деталей готовящихся выступлений. 28 января в прибрежном городе Куинён она нашла то, что искала.

В ночь с 28 на 29 января 1968 года в ходе полицейской облавы там была задержана группа из одиннадцати вьетконговских командиров, имевших при себе планы подготовки к «великому освободительному наступлению», которое должно было начаться всего через три дня. Среди захваченных документов и карт находилось несколько магнитофонных лент, предназначенных для трансляции по радио сразу после захвата вьетконговцами ряда радиостанций. Ошеломленные офицеры военной полиции Южного Вьетнама прослушали ленты. На них были записаны обращения к населению с призывом «теперь, когда близок день долгожданного освобождения, восстать и свергнуть марионеточное правительство Ки в Южном Вьетнаме» и поддержать «силы, сражающиеся за мир и национальную независимость и уже захватившие города Сайгон, Хюэ и Дананг».

Командование южновьетнамской армии было настолько поражено, что проиграло ленты по телефону американским аналитикам в Сайгоне. Разумеется, коммунисты пока еще не захватили Хюэ и Сайгон, но, возможно, они собираются это сделать? Разведотдел МАCV заинтересовался и запросил переводы, однако на их выполнение и доставку требовалось время. Гигантская нервная система управления и связи между американцами и вьетнамцами и между полицией и военными в очередной раз сработала с задержкой.

Через 24 часа, когда аналитики разведотдела МАО/ уже получили переводы и приступили к анализу содержания магнитных лент из Куинёна, замаячила еще более грозная опасность — по крайней мере, так ее расценили американцы. В точно рассчитанное время, утром 29 января 1968 года (час «Ч» Тетского наступления минус 48 часов), радиосигнальная станция США, контролировавшая периметр базы Кхешань, доложила МАCV о том, что базу окружают несколько крупных подразделений северовьетнамской армии. В донесении даже была использована фраза «Это похоже на решающий натиск». С этого момента внимание военного начальства США было полностью сконцентрировано на демилитаризованной зоне на севере и на опасности, нависшей над осажденным гарнизоном. Теперь любые разведданные о маневрах врага в других местах рассматривались как попытки отвлечь внимание США от главной боевой операции вооруженных сил Северного Вьетнама. Справедливости ради надо сказать, что генерал Уэстморленд и его штаб не закрывали глаза на приближающееся Тетское наступление, просто они неверно понимали его значение. Для них оно было всего лишь отвлекающим маневром.

29 января 1968 года вступило в силу Тетское перемирие. К счастью для союзников, ни северные, ни южные вьетнамцы не придали ему такого значения, на которое рассчитывал генерал Зяп. Северные вьетнамцы со своими союзниками из Вьетконга почти сразу нарушили перемирие, преждевременно начав наступление в ряде городов Юга. Этот выдающийся пример военной некомпетентности объяснялся главным образом плохой связью между северовьетнамской армией и Вьетконгом. Командование армии Республики Вьетнам отреагировало на это тем, что отменило половину увольнений для своих солдат и объявило о случаях нарушения перемирия, носивших, возможно, повсеместный характер. Если не на стратегическом, то на тактическом уровне плохая организация поставила Тетское наступление под угрозу.

Но это не сыграло роли. Даже несмотря на волну преждевременных выступлений коммунистов в четырех провинциальных столицах на рассвете 30 января, трения командных структур США и Южного Вьетнама не позволили своевременно передать сигналы, проанализировать их значение и затем оповестить тысячи боевых подразделений, местные гражданские власти и военные городки на всей территории Южного Вьетнама. Старший офицер разведотдела MACV и главный эксперт по «подсчету убитых» генерал Дэвидсон хотя и с опозданием, но все же оценил важность происходящих событий. Утром 30 января он предупредил главнокомандующего, что «в ближайшие 24—48 часов состоятся крупные дополнительные вооруженные выступления на всей территории Вьетнама» и что южновьетнамская армия в срочном порядке отменяет свой режим прекращения огня. Генерал Уэстморленд немедленно приказал всем крупным военным частям США привести «войска в состояние боевой готовности... с целью охраны штабов, складов и арсеналов, аэродромов, крупных населенных пунктов и мест расквартирования военнослужащих». Имея в своем распоряжении всего 24 часа, военная машина США со скрипом пришла в движение и начала готовиться к отражению неприятельского удара.

Было слишком поздно. Полковник Джеймс Виртц в своем блестящем исследовании, посвященном работе разведки в связи с Тетским наступлением, писал: «Командная структура [США] была не в состоянии передать предупреждение всем своим подразделениям в такие короткие сроки». Виртц также подчеркивает, что сеть связи «просто не смогла обеспечить достаточной информацией всех командиров на местах... своевременно». Генерал Зяп опередил генерала Уэстморленда, несмотря на весь изощренный разведывательный аппарат США. В доказательство можно привести следующую цитату из Виртца:

Две сотни полковников, приписанных к объединенному разведывательному штабу военного командования США во Вьетнаме, вечером 30 января отмечали праздник [Тет] в казарме для неженатых офицеров в Сайгоне.

Этот возмутительный факт во многом объясняет, почему разведывательное сообщество в очередной раз потерпело неудачу. Один из участников вечеринки, разведчик-аналитик полковник Джеймс Мичем, на следующее утро очнулся в обнимку с пулеметом 50-го калибра на крыше казармы, по-прежнему пребывая в блаженном неведении относительно Тетского наступления. А ведь он был старшим офицером разведки!

Тетское наступление явилось для США и МАСv полной неожиданностью. В ночь на 31 января 1968 года столицы 36 из 44 провинций, а также пяти из шести «автономных городов» и 58 из 245 городов Южного Вьетнама были атакованы смешанными силами северовьетнамцев и Вьетконга. Главными целями были подразделения армии Республики Вьетнам и «умиротворенные деревни». Крупнейшие атаки состоялись в Сайгоне, где повстанцы безуспешно штурмовали посольство США под прицелом американских телекамер, а также в Куангчи, Нячанге, Куинёне, Контуме, Буонметхуоте, Митхо, Кантхо, Бенче и Хюэ. Вьетконгу действительно удалось на очень короткое время установить свой контроль над десятью провинциальными столицами.

Несмотря на недвусмысленное предупреждение о наступлении, сделанное десятью днями ранее разведштабом МАСУ, центр Хюэ, бывшей столицы Вьетнама, оказался в руках вьетконговцев и солдат северовьетнамской армии. Американские и южновьетнамские части подтянулись к центру города, завязался ожесточенный бой. Коммунисты, взятые в кольцо дивизией MACV и несколькими батальонами морской пехоты США, дорого продавали свои жизни. Американские телекамеры добросовестно фиксировали боевой стресс юных морпехов и транслировали в каждую гостиную США жестокие реалии отчаянной борьбы американских солдат, создавая полное впечатление, будто силы США терпят поражение. На самом деле все было наоборот.

К сожалению, телевизионщики США не сумели с той же правдивостью запечатлеть ужасное положение осажденных и обреченных вьетконговцев и их насмерть перепуганных заложников из числа южновьетнамских гражданских лиц, блокированных в крепости Хюэ. Такое однобокое и неточное освещение событий средствами массовой информации США изменило ход войны. Оно также породило у военных США чувство глубокой обиды на лживых, некомпетентных, своекорыстных и амбициозных журналистов в частности и на СМИ в целом. Это чувство живо до сих пор. Как выразился один ветеран Вьетнама:

Мы проиграли [Вьетнамскую] войну в дни Тета, когда эти лживые сукины дети показывали, как дерутся и погибают в Сайгоне и Хюэ американские парни... Черт! А как, по их мнению, должен был выглядеть настоящий бой? Как свара в дамской комнате? Зато они не показали, что происходило у вьетконговцев в цитадели, что они там делали со своими южновьетнамскими заложниками. Они даже не удосужились объяснить, как нам удалось надрать задницы этим северовьетнамским ублюдкам ...Я больше никогда не буду верить прессе... Они умеют только врать.

За этими словами стоит американская трагедия. Для Вьетконга и северовьетнамской армии Тет был полной военной катастрофой. Для американцев и их союзников Тет был успешным отражением внезапного широкомасштабного нападения, в ходе которого враг понес тяжелые потери. Но в то же время Тет нанес смертельный удар по общественной поддержке войны во Вьетнаме.

В первые две недели наступления коммунистов, которое в итоге провалилось, они потеряли 33 тысячи человек убитыми, около 60 тысяч ранеными, 6 тысяч попавшими в плен и не удержали ни одного захваченного объекта. Северовьетнамская армия билась упорно и ожесточенно. Обещанное генералом Зяпом «общее восстание угнетенных масс на Юге» не состоялось. Более того, эти самые массы начали доносить на повстанцев и при каждом удобном случае браться за оружие и убивать своих «освободителей» или передавать их в руки южновьетнамских военных, которые жестоко расправлялись со своими врагами. (Известный снимок, на котором начальник полиции Сайгона генерал Лоан убивает выстрелом в голову пленного вьетконговца в штатском, был сделан в дни Тета.)

С точки зрения Хо Ши Мина и северовьетнамского политбюро, Тетское наступление было полным военным провалом. Но порой эмоциональное восприятие правды бывает реальнее самой правды. Для большинства людей правда — это то, что они видят на экране телевизора. «Камера не может лгать»,— гласит избитая фраза. Разумеется, может. Между изображениями можно выбирать. Документальная хроника подделывается, актеры за деньги изображают реальных людей, бунты и демонстрации инсценируются телевизионщиками с использованием бутафории и пропитанных керосином флагов, тщательно отобранные кадры выдаются за воспроизведение всей сцены. Так было и с Тетом. Пострадавшие от бомбежки вьетнамские здания снимались в таком ракурсе, что они выглядели как руины Хиросимы. Говоря словами Чарльза Макдональда, «телевизионные камеры, снимающие один серьезно пострадавший жилой дом во Вьетнаме, могут создавать впечатление, будто весь город лежит в развалинах». Разрушения в ходе Тетско-го наступления были незначительными, но без кадров с выжженными городскими кварталами, окровавленными трупами, рыдающими беженцами и взвинченными и агрессивными солдатами не обходился ни один репортаж с места событий.

Американский и в меньшей степени международный журналистские корпусы во Вьетнаме с готовностью набросились на тему. Вводящие в заблуждение телевизионные кадры и газетные снимки сопровождались столь же тенденциозными текстами. Утверждалось, например, что Сайгон «разрушен», — но он не был разрушен. Что коммунисты якобы нанесли тяжелое поражение США и южным вьетнамцам — но, напротив, силы США и армии Республики Вьетнам успешно отразили атаки коммунистов, потеряв убитыми всего 2800 южновьетнамских и 1100 американских солдат (менее 10% от потерь противника). Пресса почти полностью игнорировала тысячи южновьетнамских беженцев и жертв коммунистического наступления и, к несмываемому позору западных журналистов во Вьетнаме, даже не удосужилась сообщить о пяти тысячах южных вьетнамцев, замученных и убитых вьетконговцами во время кратковременной оккупации Хюэ. Для СМИ они ничего не значили. Единственное, что имело значение для СМИ в Южном Вьетнаме, это сенсационность материала и рост своего авторитета в глазах публики. И у сотрудников журналистского корпуса США это отлично получилось.

Их материал свидетельствовал об обмане, гигантском обмане, к которому прибегли правительство и вооруженные силы. Разве администрация президента Джонсона и штаб генерала Уэстморленда не убеждали народ в течение многих месяцев, что война во Вьетнаме практически выиграна? Не служило ли это доказательством увертливости и лживости сладкоречивых сотрудников отдела информации сайгонского штаба, смакующих мартини и бесконечно твердящих общие места об умиротворении, положительных сдвигах и относительном количестве потерь? Прессе, а через нее и американскому народу систематически лгали. Никакой победы не было. Коммунисты застали армию США врасплох и нанесли сокрушительное поражение Америке в Южном Вьетнаме. Никто не мог видеть, как все было на самом деле. Даже великий Уолтер Кронкайт, тележурналист и телеведущий, рупор американского среднего класса, горестно вздыхал: «Но я думал, что мы вроде как побеждаем».

Среди репортеров не было никакого сговора. Просто они подавали материал так, как они его видели. С недоверием относясь к заявлениям американского правительства, они по отдельности и все вместе пришли к правильному выводу, что США стали жертвой внезапного нападения. Но затем, не имея опыта в освещении войн со всей присущей им неразберихой, они неверно предположили, что американские силы во Вьетнаме потерпели серьезную неудачу. Редакторы газет в самих Штатах некритично относились к выводам своих корреспондентов. Спустя годы один из членов журналистского корпуса в Сайгоне — Питер Брэсграп из Washington Post — с печалью признавался, что пресса ввела американскую общественность в жестокое заблуждение. В одном документальном телефильме он скажет: «Редко современной кризисной журналистике случалось так промахнуться в отражении реальных событий». Но это было сказано с опозданием на десять лет. Только в одном отношении пресса вынесла точное суждение. Во время Тетских праздников в январе 1968 года военное командование США действительно было застигнуто врасплох. Лишь это было правдой, и вина за это лежала на разведке, а если точнее — на неверной оценке полученных разведданных. Отсюда логически напрашивается вывод, что причиной поражения США во Вьетнамской войне была неверная оценка разведданных перед ' Тетским наступлением.

До Тетского наступления США побеждали. После Тета США были заинтересованы единственно в том, чтобы убраться из Вьетнама. Тетское наступление стало решающим сражением Вьетнамской войны, но, по иронии судьбы, не по тем причинам, на которые рассчитывали генерал Зяп и его штаб планирования. Тет ознаменовал, по выражению Виртца, «поворотный пункт между эскалацией военного присутствия США и выводом вооруженных сил США из Вьетнама». Удар по американскому общественному мнению и президенту США, привыкшим к голословным утверждениям Макнамары, будто война, которой он «управляет», полностью находится под контролем, оказался слишком сильным. Какие бы чудовищные потери ни понес Зяп в дни Тета, он выиграл войну там, где это имело наибольшее значение — не в Южном Вьетнаме, а в сердцах и умах американского народа. Никто не был удивлен всем этим больше, чем северные вьетнамцы, для которых истерическая реакция США на Тетские события была почти необъяснимой. Спустя годы один из генералов армии Севера Чан До признался: «Честно говоря, нам не удалось достичь своей главной цели, состоявшей в том, чтобы поднять всеобщее восстание на Юге. Что касается пропагандистского эффекта в США, то он не был нашей главной целью — но именно он обеспечил нам успех».

Для аналитика разведки Тетское наступление представляет собой печальную и поучительную историю упущенных возможностей и ложных оценок. Каким образом разведывательный аппарат США, имея в своем распоряжении такой колоссальный объем информации, мог так неверно ее истолковать? Это был не Перл-Харбор, американские службы сбора разведывательной информации проделали огромную работу, и разведотдел MACV буквально тонул в сигналах о готовящемся нападении, многие из которых были абсолютно надежными. Трудность заключалась в истолковании информации.

Здесь американскую разведку подвел ее собственный способ действий. Разведка — это не просто сбор информации в максимально возможном объеме. Кипы глянцевых фотографий с изображением марширующих отрядов коммунистов или технически безупречные перехват и расшифровка сообщений с радиопередатчиков, функционирующих где-то в непроходимых джунглях,— это еще не настоящая разведка. Для того чтобы информация приобрела разведывательную ценность, необходим основательный и компетентный анализ. В конечном счете разведка сводится к двум вещам — интерпретации и анализу. Система военной разведки США потерпела неудачу по целому ряду причин: ведомственных, культурных и организационных. Однако разведывательным органам США здорово «помог» в их заблуждениях и план генерала Зяпа по привлечению внимания американских военачальников к его отвлекающей атаке. Это ему, без сомнения, удалось. На главных лиц, принимающих решения с американской стороны, — генерала Уэстморленда и президента Джонсона — нападение на Кхешань подействовало, как свет лампы на моль.

Но не все аналитики США попались на удочку, и в этом заключается часть трагедии Тета. Например, начальник отделения ЦРУ в Сайгоне Джозеф Хови, пользуясь всеми доступными источниками, сделал поразительно точный и объективный анализ Тетского наступления за два месяца до его начала — 27 ноября 1967 года. Не стесненный ни ведомственными ограничениями, обусловленными государственной политикой США во Вьетнаме, ни лежащей на военных обязанностью доказывать, что стратегия MACV приносит желаемые результаты, Хови четко обозначил военные и политические цели северных вьетнамцев и объяснил, какие меры они предпримут для реализации этих целей. И попал в точку.

Но никто не хотел слушать. На совещаниях в Вашингтоне высказывалось столько противоречащих друг другу предположений о намерениях коммунистов, что было невозможно определить, какое из них верное, а такой государственной организации, которая могла бы выработать единое заслуживающее доверия мнение, попросту не существовало. Точный и в высшей степени обоснованный анализ Хови был отвергнут его начальством в Лэнгли. Он не совпадал ни с точкой зрения штаб-квартиры ЦРУ, ни с политическими пожеланиями администрации в тот конкретный момент. Для бюрократов в Вашингтоне высшим авторитетом в вопросах разведки был старший по званию из присутствующих на совещании, и компетентный анализ, исходящий от тех, кто находился непосредственно на месте событий, не встречал понимания в бесконечной междоусобной войне межведомственных комитетов.

Если неверные анализ и интерпретация не позволили властям США вовремя понять, что речь идет о крупном наступлении, то последний этап цикла сбора информации — распространение — предопределил их неспособность быстро среагировать. К тому моменту, когда они убедились в реальности наступления, было уже невозможно предупредить об этом всех, кого следовало. В некоторых случаях это было и необязательно, поскольку бдительные военачальники и разведывательные органы на местах распознали по ряду признаков приближающуюся опасность и приняли соответствующие меры на вверенных им участках по своей собственной инициативе. В других случаях наступление явилось полной неожиданностью. Как следствие, в разных местах реакция на Тетское наступление была разной.

К примеру, 173-я воздушно-десантная бригада после тяжелых боев под Дакто во внутренних районах страны восстанавливала силы в Туихоа, провинциальном прибрежном городке. Благодаря хорошей работе местной разведки, с одной стороны, и просчетам вьетконговцев, с другой стороны, данная конкретная бригада легкой пехоты США оказалась готова к отражению наступления. Здесь будет уместно привести рассказ одного из офицеров бригадной разведки, капитана Джона Муна:

173-я была готова к Тетскому наступлению, хотя мы не называли его так, пока оно не закончилось. Нами командовал генерал Лео Швейтер, крутой коренастый парень из Канзаса. В свое время он служил офицером разведки американской воздушно-десантной дивизии, которая высадилась в Нормандии в день «Д». Когда-то он также командовал спецназом, а потому знал, на что способна — или не способна — разведка. У него был ненасытный аппетит на информацию, какую мы только могли достать. Он держал свой разведштаб в ежовых рукавицах и всегда заставлял нас узнавать как можно больше, разбираясь в нашем деле порой даже лучше, чем мы сами. Хотя мы находились в предположительно безопасном районе, он постоянно был начеку. Никакой сукин сын не смог бы застать его солдат врасплох!

Еще до начала наступления разведотдел бригады знал, что скоро должно произойти нечто из ряда вон выходящее. От местных частей южновьетнамской армии к нам поступила информация о множестве мелких признаков какой-то подозрительной активности, хотя, по правде говоря, мы решили, что речь идет только о нашем тактическом районе. В результате генерал Швейтер приказал батальонам прорубить в лесу специальные зоны высадки, чтобы при необходимости можно было забрать и быстро доставить войска в любую точку нашего тактического района. Местные вьетнамцы тоже были начеку, и мы все ждали дальнейшего развития событий.

В ночь перед праздником Тет северовьетнамские части не успели войти в Туихоа, так как отвлеклись на небольшой аэродром и радарную станцию и были вынуждены вступить в бой. Когда прозвучал сигнал тревоги, было еще темно, и наши десантники были доставлены по воздуху в район боя (с использованием новых зон высадки), чтобы отрезать все подходы к Туихоа и обратный путь в лес. Таким образом, с наступлением рассвета солдаты северовьетнамской армии, так и не добравшись до своей цели, оказались отрезанными с флангов и тыла постоянно прибывающими по воздуху войсками США. К несчастью для противника, авиабаза Туихоа находилась всего в пяти милях к югу.

Это было похоже на стрельбу по индейкам; истребители F-100 Super Sabre едва успевали втянуть шасси, чтобы тут же отбомбиться, вернуться на летное поле, приземлиться и заново загрузиться. Бог знает, сколько вылетов сделали наши самолеты в тот день. Сверху на головы северных вьетнамцев сыпалось столько дерьма, что местные жители были вынуждены спасаться, заходя по шею в теплые воды Южно-Китайского моря. В итоге всего 25 коммунистов пробились в Туихоа, и ребята из южновьетнамской армии их просто прикончили. Сам город почти не пострадал.

Если целью Тетского наступления был захват Южного Вьетнама, то в Туихоа оно потерпело полный провал, а сами нападавшие были истреблены. 173-я была в полной боевой готовности, и мы считаем, что в тот день хорошо поработали.

Закаленной в боях 173-й пехотной бригаде, находившейся во Вьетнаме с 1965 года, повезло, что у нее был такой опытный штаб. Большинство других подразделений союзных войск в Южном Вьетнаме либо были застигнуты врасплох, либо находились в состоянии боевой готовности той или иной степени, настороженные каким-либо конкретным местным событием. Например, части вокруг Куинёна после захвата 29 января двух магнитофонных лент с вьетконговской пропагандой находились в боевой готовности номер один.

Тетское перемирие, его последующее прекращение и невозможность связаться с командирами ввиду праздничных дней затруднили задачу распространения предупреждений разведки. Как вспоминал один американский офицер связи; «Нам потребовалось от 36 до 48 часов, чтобы оповестить все части МАСУ». Между тем в распоряжении американцев было всего восемнадцать часов, в результате в ночь на 31 января 1968 года большинство подразделений было застигнуто наступлением врасплох.

Например, 1-я кавалерийская дивизия дислоцировалась в окрестностях Куангчи, на самом севере Южного Вьетнама. К недоумению капитана Джона Роббинса, молодого командира шестиорудийной батареи «Альфа» в составе 2-го воздушно-десантного батальона, 28 января его подразделение было в срочном порядке переброшено в зону высадки «Энн», расположенную на вершине одиночного холма примерно в десяти километрах к западу от города. Окапывая свои 105-миллиметровые орудия, артиллеристы возмущались тем, что накануне вьетнамского Нового года вынуждены прозябать вдали от цивилизации. Вероятно, дивизионное начальство капитана Роббинса что-то знало, потому что в ночь на 31 января глазам скучающих артиллеристов предстал великолепный фейерверк на горизонте, который они приняли за праздничный салют. На самом деле они видели бороздящие ночное небо 112-миллиметровые ракеты советского производства, которыми северовьетнамцы и вьетконговцы обстреливали город Куангчи.

Затем поступил отчаянный звонок из штаба батальона, расположенного в центре города, с требованием как можно скорее открыть огонь. На вопрос Роббинса о цели и порядке ведения огня выяснилось, что на связи батальонная пожарная команда: «Черт возьми, капитан, мы прячемся в штабе под столом... просто стреляйте по этим сукиным детям».

Артиллеристам ничего не оставалось, как открыть огонь, ориентируясь на вспышки ракет, запускаемых из леса в четырех милях от них, полагаясь на глазомер и карты, как это делали еще канониры. На рассвете Роббинс приказал прекратить огонь, так как осталось мало боеприпасов и над вершиной холма сгущался туман. Это было почти за неделю до того, как батарее «Альфа» разрешили покинуть зону высадки «Энн». Только тогда артиллеристам стало известно, насколько крупным было наступление, а также что в ночь накануне Тета мимо их холма через джунгли протопал караван слонов, груженных ракетами, причем ни одна из сторон не заметила присутствия другой.

Если Тетское наступление явилось для американских командиров и солдат во Вьетнаме полной неожиданностью, для Вашингтона оно стало настоящим потрясением. Президент Джонсон оказался в еще более невыгодном положении, чем главнокомандующий Уэстморленд, которому в самый последний момент, на утреннем совещании 30 января, генерал Дэвидсон доложил о надвигающейся беде. Правда, Уэстморленд не придал особого значения предупреждению шефа разведки и в ту ночь лег спать, как обычно. На следующее утро, как многие из его офицеров и солдат в Сайгоне, он не мог покинуть дом из-за уличных боев и добрался до штаба только с помощью военной полиции.

Для политиков и политически ангажированных масс-медиа Вашингтона Тетское наступление было «невероятным потрясением, полной катастрофой». Политики чувствовали себя обманутыми своими военными консультантами, масс-медиа чувствовали себя обманутыми в равной степени военными и политиками. Разве Макнамара и Уэстморленд не провозгласили победу и не пообещали вывести войска США уже в 1969 году? А тут якобы разгромленные вьетконговцы самым наглым образом атакуют и громят США и их союзников по всей территории Вьетнама. Безусловно, Тет был ощутимым локальным поражением американцев, но все же он не был той катастрофой, какой его изобразили средства массовой информации, когда репортеры с прерывающимся дыханием (начиная с Уолтера Кронкайта, «человека, которому верили все») и шокированные и смущенные армейские офицеры рассказывали всему миру с экранов телевизоров о событиях во Вьетнаме. Главной потерей для QUA в результате Тет-ской операции стала вера американского народа в своего президента, свое правительство и свою армию.

* * *

Волны, поднятые Тетским наступлением, расходились во все стороны еще долгое время после того, как наступление окончательно выдохлось, что произошло спустя месяц с небольшим. Между разведывательными органами США вновь начались ожесточенные споры. ЦРУ указывало, что приводимые Сайгоном цифры потерь северовьетнамской армии и Вьетконга в ходе Тетского наступления оказались выше, чем официальные оценки совокупных сил противника, сделанные МАСУ до начала наступления. Либо данные о потерях были завышены, либо оценка численности войск неприятеля, изначально сделанная ЦРУ, была правильной. А это значит, что военные в Сайгоне и министерство обороны Макнамары намеренно ввели всех в заблуждение. Словом, возобновились прежние дрязги.

Разочарованный Роберт Макнамара подал в отставку, будучи не в силах смириться с провалом своих методов и со своей виной за военную неудачу. Его преемник Кларк Клиффорд был уполномочен Джонсоном пересмотреть всю стратегию США во Вьетнаме. К своему удивлению, Клиффорд не нашел ни одного старшего офицера, который бы верил в то, что война могла быть выиграна с использованием методов, практикуемых США.

Вашингтон никогда больше не доверял МАСУ. Поднялась новая волна антивоенных демонстраций и протеста. В марте президент Джонсон, тяготясь своими обязанностями, объявил изумленной нации, что не станет состязаться с Робертом Кеннеди и выдвигать свою кандидатуру на второй срок. Позднее мир узнает, насколько больно ранили этого политика из Техаса, искренне считавшего, что действует во благо страны, насмешливые речовки протестующих: «Эй ты, Эл-Би-Джей, скольких ты убил детей?»

В апреле было объявлено об уходе генерала Уэстморленда с поста главнокомандующего MACV. На президентских выборах в ноябре 1968 года победил Ричард Никсон, пообещавший вернуть американских парней до-мрй. Уэстморленд, по язвительному выражению критиков, «получил почетную отставку» и стал сговорчивым членом Объединенного комитета начальников штабов, с готовностью угождающим любым прихотям политиков.

Как и следовало ожидать, начался цикл официальных расследований с целью выявления причин запоздалой реакции на Тетское наступление, была — слишком поздно — предпринята реорганизация структуры разведки. Весь курс американской политики круто изменился. Общественность США стремилась вырваться из липких объятий порожденного ею же монстра, уничтожавшего президентов и репутации и требовавшего все новых и новых жертв в лице ее сыновей. Политическая вера американцев в правоту своего дела и воля к победе в войне иссякли. Тетское наступление провалилось, но спустя некоторое время американцы сами отдали северным вьетнамцам то, что им обещал генерал Зяп.

14 апреля 1968 года, после самоотверженной обороны и не менее 30 тысяч самолето-вылетов с целью поддержки военной базы Кхешань, ее гарнизон вынудил силы Северного Вьетнама, потери которых составили по меньшей мере 5000 человек, отступить обратно через границу. Америка с облегчением приветствовала это событие как большую победу, каковой оно, без сомнения, являлось.

Однако всего через два месяца, 23 июня 1968 года, американцы покинули базу Кхешань навсегда. 29 марта 1973 года последние американские войска ушли из Южного Вьетнама, и всего два года спустя, 30 апреля 1975 года, победоносная северовьетнамская армия вступила в Сайгон на правах объединительницы Вьетнама.

Как печально заметил один офицер военной разведки, «все начало расклеиваться в дни Тета».