Пожалуй, не сыщешь ранней весной дерева краше, чем ель-подросток. Березы еще голые, только просыпаются, Бедняжки-осины всю зиму дрожали на сивере, все в зябких пупырышках, никак не согреются, стоят в лужах воды-снежницы, еле дышат со сна. А дубы и подавно ни живы ни мертвы, будто не пришла весна.

Подлесок тоже еще черен, хмур, неприветлив.

Тут-то попробуй не заметить ели: темень зеленая, а на кончиках лапушек желтые фонарики!

Не мог сам понять, с чего бы ель в рост спешит, когда все деревья только весенние сны снят? Так и не догадался, пока не надоумили.

Секрет, оказывается, вот в чем.

Срубят, бывает, делянку старого леса или пожар набедокурит, дочиста все выметет — березовые семена первыми на гарь поспешат. Не осмотришься — и проклюнутся весной тонкими хворостинками. Семена же ели только зимой туда прискользят по насту под крохотными парусами. Пролежат до тепла на снегу, а с талой водой — в землю. Проклюнутся зелеными крестиками да вскоре и усохнут — не переносит ель в детстве крепкого солнца.

Несколько лет подряд гибнет еловый подрост, пока не подрастут березки, не прикроют их своей тенью.

А потом ели так поступают, хитро.

Весной, когда другие деревья еще голы, быстро сделают шажок вверх и опять, до весны, будто спят.

И так полвека хитрят, пока березы и осины не увезут на дрова. А елин век вдвое дольше березкиного — сто лет.

Удивляются потом люди: давно ли березовый лес был, а теперь, смотри-ка, чисто еловый, темень-теменью.

Вот ведь как: дай бог ногу поставить, а весь-то я сам влезу.