Христианство и религии мира

Хмелевский Генрик

Глава I. Кто кого создал?

 

 

Картина из тех времен, когда нас не было на свете

— Дальше, пожалуй, идти нельзя… Эта расщелина сейчас кончится… В этом нет никакого смысла… Здесь тупик.

— Попробуем еще… Ведь ты видел, что следы ведут именно в эту горловину… Ты можешь еще продвинуться?

— Я-то могу, а вот ты, папа, скорей всего, не пролезешь.

Их голоса глухо звучали в каменной горловине. Все были предельно измучены и сильно иззябли. Уже несколько часов они двигались сантиметр за сантиметром в узкой расщелине, круто спускающейся вниз под гору от той обжигающе холодной лужи, над которой они обнаружили рисунок зубра. Наступившую тишину нарушало только тяжелое дыхание четырех путешественников, штурмующих каменистое ущелье.

— Стоп! Кажется, здесь…

Впереди мигал огонек, слабо освещавший своими отблесками стены коридорчика.

— Помоги! Я съезжаю вниз!

Спустя некоторое время все четверо стояли на дне пещеры. Огонек освещал то тут, то там уже известные рисунки. На каменных плоскостях разной величины виднелись изображения: зубры, пронзенные тучей стрел, а кое-где — пещерные медведи, истекающие кровью.

— Ой! Посмотрите сюда, повыше! Посвети-ка сильнее!

Чуть повыше других рисунков вынырнула из мрака пещеры удивительная фигура.

Северный олень, вставший па дыбы?

Нет, это был не олень! Это было изображение человека, одетого в шкуру оленя.

После долгого безмолвия кто-то произнес почти шепотом:

— Это их бог?

— Ну, знаешь! В эти времена? Бог! Понятие бога возникло значительно позднее.

— А ты уже определил возраст этой находки?! Поздравляю!

— Не спорьте. Мы должны все это серьезно исследовать.

— Но у художника был точный глаз. Кажется, что эта фигура живая, только на миг остолбеневшая.

— Ну да… говорить о боге или изображении бога тут вряд ли стоит. Но несомненно, это служило каким-то целям культового характера, чему-то близкому к религии.

— Это и есть религия. Ведь они должны были в это верить!

— Несомненно. Уже сам факт, что этот рисунок находится в такой трудно доступной пещере, свидетельствует, что это место было чем-то особенным, неким…

— Неким святилищем, храмом, как мы сейчас сказали бы.

— Возможно. Местом для магических действий. Но не надо делать поспешных выводов. Все это мы должны изучить глубже, продумать.

— По-моему, ясно: это новое доказательство того, что тотемизм был зачатком всех религиозных культов.

— Тотемизм? При чем тут тотемизм? Это только магия, этот рисунок…

— Но олень, одновременно являющийся и человеком, это уже тотем.

— Еще раз прошу, не спорьте. Этот рисунок производит, несомненно, очень большое впечатление, но ведь и зубры тоже. А те, которых мы видели по пути? Все это требует изучения, точного определения эпохи. Для анализа и выводов у нас достаточно времени. А сейчас нас ожидает нелегкий обратный путь. Из этой «часовни» другого выхода пет.

— Часовня? Это, пожалуй, удачно сказано. Я все-таки чувствую себя находящимся в этаких катакомбах, ну, в такой, что ли, доисторической церкви.

Описанное приключение произошло в 1914 году.

Француз Бегуэн открыл пещеру, ныне известную под названием «Труа Фрер» (Три брата). Так назвал ее сам Бегуэн в честь трех сыновей, сопровождавших его в экспедиции.

Открытие в пещере Трех братьев подтвердило тот факт, что еще в мадленском периоде существовали какие-то формы культа религиозного характера, какие-то обряды.

Мадленская культура. Это название мало что говорит большинству читателей. Оно принадлежит также французу, Габриэлю Мортийе.

В конце XIX и начале XX века ученые, занимающиеся вопросами, связанными с первым этапом развития человеческого общества, стали все чаще и в больших количествах обнаруживать в земле кости людей доисторических периодов. В определенный период особенно много таких находок было обнаружено на территории Франции. Находки нуждались в систематизации, установлении эпохи, из которой они происходили, степени развития культуры и цивилизации в эту эпоху. Это становилось делом неотложной важности. Наука любит систему, порядок. Без этого невозможно никакое движение вперед. Речь шла уже не о каком-нибудь единственном скелете человекообразной обезьяны или неандертальца Нашли скелеты так называемых «ископаемых разумных людей». Находки подтверждали гипотезу о том, что существовала форма, средняя между первобытным человеком типа неандертальца и современным человеком, носящим гордое имя «гомо сапиенс», человека разумного.

В тех слоях земли, где обнаружили скелеты, рядом с ними оказались кремневые орудия, кости животных, убитых тогдашними людьми, кости, сохранявшие следы обработки, и другие предметы, свидетельствовавшие о деятельности людей. Установили, что, чем старше слой земли, тем старше скелеты, тем примитивнее, проще становились орудия.

В наиболее старых слоях были найдены бесформенные куски кремня с малозаметными следами обработки, в позднейших — более старательно обтесанные, более отчетливо оформленные для определенных целей. И наконец, в наиболее близких нам слоях обнаружили кремневые ножи и оружие, напоминавшее по форме лавровый листок, старательно вырубленный из кремня, и, наконец, гарпуны и иглы из кости или рога. Раскопки доказывали, что человеческая культура развивалась постепенно и что главным фактором ее развития, а следовательно, и развития самого человека был труд. Совершенно ясно и то, что более сложные орудия требовали большей затраты труда. Труда, которому первобытные люди учились постепенно, вынуждаемые к этому необходимостью борьбы за существование, борьбы с природой, которая была сильнее их.

Факт существования различных орудий в разные эпохи развития человечества лег в основу схемы, автором которой был Габриэль Мортийе. Эта схема, уточненная позже другими учеными, позволяет определять время, когда существовала та или иная культура, и порядок, в каком следовали отдельные этапы развития человечества. Схема имеет несколько упрощенный характер, показывая культурное развитие человечества лишь в общих чертах. Не следует думать, что на всем земном шаре человечество развивалось одинаково, скачками, с низшей ступеньки на высшую.

Культурное развитие зависело от множества факторов, например от количества населения, климатических условий, возможности охоты и даже достаточного количества кремня, пригодного для обработки.

Рисунки, обнаруженные на стенах ряда пещер, имеют возраст по меньшей мере 20 000 лет (культура конца мадленской эпохи).

Несмотря на то, что они были выполнены при помощи очень примитивных приспособлений, удивляет их необычайная выразительность. Рисунки, аналогичные найденным в пещере Трех братьев, были обнаружены в разных местах, из которых наиболее известна пещера Альтамира в нынешней Испании. Изображены были преимущественно животные, на которых охотился тогдашний человек, сцена охоты, и гораздо реже — схематически очерченные фигуры людей. Во всех этих рисунках поражает прежде всего живое, пластическое изображение движущихся фигур: животные схвачены в беге, силуэты охотников с дротиками и другими орудиями тоже полны жизни. Большинство рисунков при ближайшем рассмотрении производит впечатление созданных не только ради удовольствия или выражения чьих-то переживаний, но для достижения определенных целей, а именно целей магических.

Еще доныне можно встретить людей, которые «колдуют», забавляются магией, а иногда даже верят, что выполнение неких символических обрядов способствует достижению реальных результатов.

Возьмем, например, старинный обычай так называемых «анджеек», распространенный в Польше. 30 ноября вечером собираются юные девушки и льют горячий воск в холодную воду. Когда воск твердеет, из него получаются разные, подчас прелюбопытные, принимающие иногда человеческие очертания, фигурки. Если у девушки получится восковая фигурка, хотя бы отдаленно напоминающая человека, девушка считает, что в ближайшем году выйдет замуж. Сегодня «анджейки», если их где и справляют, носят в основном характер игры, но не так уже далеки времена, когда этот магический обряд производился с полной серьезностью.

Вот так и рисунки в пещерах, служивших убежищем людям, жившим 20 000 и более лет назад, производят впечатление магических изображений. Силуэт оленя или зубра, осыпанного стрелами, наводит на мысль, что целью изображения его на каменной стенке была «магическая» подготовка к настоящей охоте, облегчение при помощи колдовства добычи мяса живого, подлинного животного.

У первобытных людей, заселявших, например, Австралию, или Океанию, еще в XVIII и XIX веках доказано существование тотемистических обрядов. Во время этих обрядов они придавали себе сходство с тотемом. Тотем считался предком данного племени, источником силы, способным помочь в добывании пищи, т. е. он был в представлении этих людей чем-то вроде высшего опекуна.

Итак, возможно, наш рисунок представляет собой изображение тотема. Может быть, на нем одетый тотемом вождь племени совершает колдовское действие, чтобы помочь охоте на оленей, а может, это обряд, цель которого — предотвратить опасность, грозящую племени.

Может быть. Ибо кроме того, что изображают рисунки, кроме установления фактов, свидетельствующих, что первобытные люди хоронили своих умерших весьма обстоятельно, часто погребая вместе с ними и примитивные их орудия, мы почти ничего не знаем о том, во что и как веровали те, от которых мы происходим, эти люди давно ушедших эпох, не знавшие письменности и не оставившие других сколько-нибудь говорящих следов. Одно совершенно ясно: уже в начальный период развития человеческого общества, на заре ранней культуры, проявлением которой были кремневые орудия, возникли какие-то верования, какие-то представления о силах, могущественнее человека, силах, которые могут помогать или вредить, которых следует бояться или стараться как-нибудь ублаготворить.

Наша встреча с чародеем (или «Великим Чародеем», как его иногда называют) из пещеры Трех братьев — это встреча у источника.

Да, мы у источника или одного из источников, из которого берет начало река, несущая свои воды через все периоды существования человечества. У источника реки, имевшей столь огромное влияние на жизнь людей, да и теперь влияющей на судьбы отдельных лиц и целых народов. Реки, которая называется религией.

Ибо религия, как мы увидим, явление изменчивое, текучее, приобретавшее на протяжении истории разнообразные формы. Из ручейков примитивных представлений, зародившихся на почве страха, беспомощности человека перед окружавшей его природой, из робких магических действии возникли в течение тысячелетий сотни и тысячи богов. Богов солнца, грома, воды и земли, богов с коровьими или шакальими головами или таких прекрасных, как Аполлон Бельведерский или Афродита. Мощные потоки, с которыми можно сравнить религиозные системы Индии, Египта, Греции, Рима и Иудеи, все больше соединялись в один поток веры в теперь уже единого бога, единственного «творца неба и земли», в единую всемогущую силу, правящую миром.

Человеческий разум создавал понятие бога постепенно. Тысячи (да что там — десятки тысяч!) лег должны были пронестись, прежде чем возникло понятие «единого бога», «начала и конца всего сущего». Десятки тысяч лет миновали, прежде чем сложились современные религиозные системы, оснащенные сложными философскими формулами бытия и небытия, ощетинившиеся предписаниями догматов для защиты истин, провозглашенных томами апологетик.

Здесь мы должны остановиться, чтобы выслушать возражения. Сторонники других теорий будут протестовать. Они скажут: вначале была вера в единого бога, вера, к которой человечество возвратилось после долгих лет заблуждений.

Ну, что же. Не следует пренебрегать никакими взглядами, надо познакомиться с ними и определить свое отношение к ним.

 

Утраченный бог

Как мы уже говорили, свидетельства верований доисторических людей ничтожны: рисунки на скалах, погребения и предметы. Но на земном шаре существуют и по сей день (а в XIX веке их существовало больше) народы, живущие в условиях не менее примитивных и использующие орудия, подобные найденным в самых древних слоях раскопок. Эти народы представляют собой как бы законсервированное живое подобие давно вымерших предков, давших начало нашей культуре. Исследование их быта, способа производства, общественных условий и обычаев и сравнение всего этого с находками из давно ушедших эпох позволяет нам приподнять завесу и познакомиться с жизнью наших пра… прадедов, в том числе и с их религиозными верованиями. Сравнивая понятия и религиозные представления различных народов, находящихся на низкой ступени развития, мы можем добраться до истоков религии.

Соприкосновение нашей культуры и цивилизации с культурой и цивилизацией первобытных народов смогло произойти при освоении европейцами Австралии, Африки и других материков. Одновременно с капитанами шхун и фрегатов на побережье новых континентов высаживались ученые и миссионеры. С удивлением они открывали, что за пределами Европы существуют страны с высокой, хотя и своеобразной, цивилизацией, но с еще большим удивлением убеждались в существовании народов, которым чужды были малейшие признаки какой бы то ни было цивилизации. Эти народы назвали «дикими». Установили над ними «опеку», которая быстро превратилась в неволю и жесточайшую эксплуатацию. Но в то же время проводились исследования этих народов, их быта, общественных условий.

И эти исследования (а ими занимались не только путешественники или колониальная администрация, но также и миссионеры, несущие этим народам «свет истинной веры», этнологи, языковеды) подтверждали, что существуют народы, которые либо вовсе не имеют понятия о боге, либо считают явления природы силами, правящими миром и людьми, либо их представления религиозного характера ограничиваются тотемистическими отождествлениями божеств с животными или растениями, верой в духов деревьев, камней, а у более развитых народов — верой в покровительство духов умерших предков. Исследования эти дали такой обильный материал, столько фактов и доказательств, что наука считает установленным: первобытные люди не знали религиозных верований в сегодняшнем значении этого слова, а понятия о потусторонних силах складывались постепенно, по мере выделения людей из окружающего мира в особое, противостоящее силам природы общество.

Победа представлений об эволюционном, постепенном сотворении религии самим человеком весьма обеспокоила католические круги.

«Католическая наука, — говорит ксендз Домбровский, — считает, что первый человек получил от бога сверхъестественное откровение, которое прежде всего охватывало понятие сущности бога и ряд других понятий, определяющих отношения между богом и человеком.

Генезис же религии, по мнению католической науки, сверхъестественен независимо от того, что философия или психология могла бы сказать о чисто натуральном ее происхождении (подчеркнуто мной. — Г. X.).

Полвека назад теории сверхъестественного происхождения религии были противопоставлены различные виды эволюционизма. В ряду сторонников этой теории были и приверженцы библейско-теологического рационализма во главе с И. Вельгаузеном (1844–1918). Они утверждали, что ложным в принципе является взгляд о приобщении разума первобытного человека к высшим истинам, касающимся бога, его сущности и отношения к миру. Он был бы просто не в состоянии освоить откровения о божественной сущности. Разум первобытного человека — это разум ребенка, который способен усвоить некоторые идеи, но лишь после целого ряда усилий, в результате сложных психических процессов.

Сформулированный таким образом упрек теории сверхъестественного происхождения религии заслуживает, во всяком случае, внимания, и ответ на него по меньшей мере не относится к числу легких. Еще в начале настоящего столетия он произвел немалые опустошения в кругах, во всем прочем благосклонно относящихся к католической науке».

И в самом деле, трудно найти возражения против выводов науки, опирающихся па точные факты. Но такие возражения должны были быть найдены. Должны были, потому что в противном случае следовало признать, что вся концепция божественного откровения, как и понятие о личности «творца неба и земли» со всеми последующими теоретическими построениями, является лишь творением человека, что никакого божественного откровения просто не было. Согласиться с этим выводом не могло никакое духовенство.

Это означало бы полную и безоговорочную капитуляцию.

Поэтому возражения и должны были найти.

И их нашли.

В начале XX века на основе так называемого культурно-исторического метода возникала теория первобытного монотеизма. Наиболее активным глашатаем этой теории был немецкий священник Вильгельм Шмидт. По этой теории, первобытный человек верил в единого бога, которого он боялся, но почитал за отца вселенной, творца всего сущего, владыку жизни и смерти.

Какие же аргументы в подтверждение этой теории выдвигают ее поборники? Они апеллируют к тому же методу, что и их противники, т. е. к исследованию ныне живущих первобытных народов и сравнению их обычаев и верований с верованиями давно ушедших эпох. Это сравнение приводит к выводу, что наиболее древние народы, жившие в мадленский период и раньше, пользовались такими же орудиями, а их обычаи, а значит, и их верования были такими же, как у некоторых ныне живущих народов.

Признавая наиболее низким уровень развития некоторых племен пигмеев, людей действительно примитивных, кочевников, живущих преимущественно охотой, пользующихся очень примитивными орудиями, в основном каменными, сторонники теории первобытного монотеизма стали доказывать в XX веке, что эти племена верят в бога. Вот что пишет, например, ксендз Э. Домбровский: «Характерно также, что у наиболее слаборазвитых народов мы уже встречаемся с верой в единого бога. У негров племени бонн, живущих в Центральной Африке, он носит имя Вака и считается создателем всего существующего… Отправляясь на охоту, пигмей просит его о помощи, заранее обещая ему часть добычи (подчеркнуто мной. — Г. X.).

У жителей Андаманских островов, расположенных близ берегов Юго-Восточной Азии, «высшее существо» зовется Пулюга, т. е. гром. В принципе пигмейские племена понимают бога как духа и только иногда, испытывая затруднения в выражении идеи духовности, прибегают к сравнениям. У андаманов Пулюга подобен огню, его дыхание — ветер, а гром — знак его приближения. Пулюга является отцом семьи (семейства богов? — Г. X.).

У семангов, населяющих полуостров Малакка, наиболее основательно изученных П. Шебестой, имя бога звучит как Кари или Каре, т. е. молния… Каре существует с незапамятных времен, является владыкой жизни и смерти, от него происходит все, что известно семангам. Буря является признаком его гнева, поэтому она вызывает у семангов необычайное чувство страха. При ее приближении они надрезают свое тело и, смешивая свою кровь с водой, брызгают ею в небо, умоляя Каре о милости. Произносят ли они при этом какие-либо молитвенные заклинания, трудно сказать. Некоторые этнологи это решительно отрицают».

На этих и им подобных утверждениях базируется теория первобытного монотеизма. Главной ее предпосылкой является положение о расхождении между уровнем материальной культуры и степенью развития религиозных представлений. Пигмеи «находятся в детском периоде цивилизации, а обладают высоким понятием о боге, как едином и сверхъестественном существе, и о своих отношениях к божеству. Напротив, южно-австралийские племена обладают гораздо более высокой цивилизацией, но уступают пигмеям в цельности и высоте религиозных понятий… Уже… и у пигмеев… религиозные и моральные представления подверглись некоторой деградации. Правда, она незначительна, учитывая их уровень цивилизации, но прежде и у них идея бога была более возвышенной, моральные представления более высокими, а связь с богом более близкой».

Мы умышленно так обширно цитируем источники, чтобы представить читателю не искаженный упрощениями ход мыслей сторонников теории первобытного монотеизма.

Каждого должен поразить конечный вывод, вытекающий из этой теории. В культуре низшей, чем культура пигмеев, «идея бога была более возвышенной, связь с богом более близкой». Поскольку защитники этой теории отыскивают первобытный монотеизм в эпохи, предшествующие человеческой цивилизации, возникает вопрос: на каком этапе развития человечества «связь с богом была более близкой», потому что если мы припомним хотя бы «Великого Чародея» из пещеры Трех братьев, то все указывает на то, что согласно теории первобытного монотеизма его «религиозные и моральные представления подверглись некоторой деградации». Потому что он одевался для совершения неких магических обрядов в шкуру северного оленя. Может быть, он совершал тотемистические обряды, которые, кстати, обнаружены у южно-австралийских племен, сделавших, с точки зрения сторонников первобытного монотеизма, шаг назад в религиозных представлениях. А ведь «Великий Чародей» танцевал в каменной пещере тысяч двадцать лет назад.

Значит, «идея бога была более возвышенной» еще раньше? Когда? У неандертальцев, пользовавшихся деревянными пестиками? Или еще раньше, у антропопитеков (человекообезьян)? Ведь и теория первобытного монотеизма не может отрицать существования неандертальца или антропопитека. Не сможет, ибо музеи полны научными доказательствами этого.

Если внимательнее присмотреться к теории первобытного монотеизма, к доказательствам, на которые она опирается, примерам, на которых она основывает свои утверждения, придется признать, что эта теория вызывает множество оговорок.

Во-первых. Боги или только явления, которых боятся пигмеи, в подобном истолковании подводятся под понятие «единого бога, владыки жизни и смерти», очень приближенное к современному, которого долго не знали даже наиболее сформировавшиеся религии древности и которое доныне неизвестно религиям, основанным на принципах многобожия.

Как-то чересчур по-католически формулируют свои мысли эти первобытные пигмеи. «Это слишком хорошо, чтобы быть правдивым».

Здесь обычная ошибка истолкователей, принимающих желаемое за действительное.

Специалистам по истории религии известно о существовании у отдельных народов представлений о потусторонних силах. Силах, перед которыми человек беспомощен, которые нужно умилостивить.

Часто магические действия имели своей целью достичь влияния на эти силы или защититься от их гнева. У разных народов эти силы называются по-разному: мана, оренда, манитоу, ваканда (не напоминает ли это пигмейского Вака?).

Точно установлено, что эти понятия не имеют ничего общего с понятием какого бы то ни было божества. Это не более чем примитивные представления, возникшие вследствие беспомощности первобытных людей перед такими явлениями природы, как тайфун или даже обычная буря, как внезапное и непонятное разрушительное наводнение, нападение хищных зверей, или же перед нападением других, более сильных племен.

Мана, или ваканда, — просто сила, которая может уничтожить, может принести вред. Отсюда попытки как-то противодействовать ей: наивно, на ощупь, вслепую творить чары, оказывать почести предметам, обладающим ваканда, так называемым фетишам.

От всего этого еще очень далеко до понятия личности бога, творца мира и властителя его.

Во-вторых. Упомянутый в цитированном примере пигмей перед отправлением на охоту просит Вака «о помощи, заранее обещая ему часть добычи».

Разберемся, что это значит. По всей видимости, пигмей знаком с принципом меновой торговли: «Дай мне, а я дам тебе». Он торгуется со своим Вака или пытается воздействовать на него при помощи чар. А какой вывод делает из этого ксендз Домбровский? Он авторитетно заявляет: «Это жертва в полном значении этого слова». Не хватает только признания пигмея жрецом «наподобие Мельхиседека».

В действительности же пигмеям известна польза от обменной торговли. Их часто можно встретить на негритянских базарах, куда они приносят убитых на охоте животных для обмена на соль.

Может ли это быть основанием для выводов о жертве, приносимой богу? Ясно, что эти выводы сомнительны.

В-третьих. Андаманец представляет своего «единого бога» как молнию, так же как и человек племени семангов. Разъяснение, что в принципе они имеют в виду «бога как духа» и только иногда, испытывая затруднения в выражении идеи духовности, прибегают к сравнениям, обнаруживает крайнюю наивность. Разумеется, они испытывают затруднение в выражении идеи духовности, особенно в современной форме. Она им просто неизвестна, у них еще не сформировалась способность к абстрактному мышлению. В. лучшем случае, они могут повторять некоторые услышанные слова.

В конце концов, их бог, молния, — это проявление культа сил природы в чистейшем виде, культа (что должны признать и сами апологеты теории первобытного монотеизма), уже искаженного антропоморфизмом. Андаманец представляет себе бога-молнию по образу и подобию своему, добавляя ему семью. Апологет монотеизма несколько сконфуженно добавляет, что эта семья «представляет собой духовную семью, что является не столько, скажем, ограничением его (бога) трансцендентности, сколько выражением общественных представлений, бытующих на Андаманах»

Вот именно. Это — выражение общественных представлений. Только общественных. И нет никакой надобности говорить о «трансцендентности».

В-четвертых. Говоря о семангах, используют такое «доказательство»: «Буря является признаком его (Каре-молнии) гнева, поэтому она вызывает у семангов необычайное чувство страха». Гм… А может быть, они просто боятся грома и молнии?

Это сомнение овладело мною, когда я вспомнил о Кристине. Молодая девушка, спортсменка, вовсе не принадлежащая к святошам и, кроме того, изучавшая электромеханику, при первой же молнии запирает все окна, затворяет форточки, прячется под одеяло и… трясется от страха, пока гроза не кончится. После чего сама признается: «Это смешно, но… я просто боюсь». Кристина не принадлежит к племени семангов, считает себя вполне цивилизованным человеком, хорошо знает, как образуются электрические разряды в атмосфере, абсолютно не приписывает их действиям каких-либо богов и… боится.

Все согласятся, что страх Кристины не может служить доказательством существования единого, монотеистического бога. Почему же таким доказательством может служить страх семанга? Семанг боится, семанг ничего не знает об атмосферном электричестве, значит, то, что «делается» в тучах, он считает какой-то страшной силой, которую представляет себе как бога-молнию Каре. Но это он себе представляет, это он своим примитивным разумом сотворяет бога из явления природы, силы чисто материальной. В конце концов, он и представляет его тоже материально, по образу и подобию понятных ему общественных отношений.

В-пятых. Вся теория первобытного монотеизма основывается на утверждении, что прежние исследования были неточными, ибо опирались на «поверхностные описания путешественников».

Однако эти вопросы в XIX веке изучали не только путешественники. Это общеизвестно. Занимались этим и миссионеры, которым наверняка интереснее было выискивать идею «единого бога», нежели описывать магические танцы или тотемистические обряды. Были в числе исследователей и серьезные ученые. Достаточно вспомнить такие имена, как О. Конт, Л. Морган, Дж. Леббок, Э. Тэйлор, Г. Спенсер, Р. Маррет, Э. Дюркгейм и многие другие. Утверждать, что их выводы были поверхностными, а следовательно, не заслуживающими доверия, и выдвигать по этой причине новую теорию не только безосновательно, но просто несерьезно.

Тем более, что теории первобытного монотеизма, объявленной более точной, можно предъявить упрек: она совершенно обходит молчанием факт, что как пигмеи, так и андаманцы, десятки лет были подвержены внешним воздействиям, таким, как деятельность миссионеров, которые несомненно много и часто говорили им о едином общем отце всех людей, могущественнейшем владыке жизни и смерти. И можно вполне допустить, что в результате этих влияний их представления о силе ваканда приобрели форму Вака — «творца жизни и смерти».

Основа всей теории первобытного монотеизма — утверждение о противоречии между уровнем цивилизации данного народа и состоянием его верований, приводящее к выводу, что, чем ниже развитие культуры и цивилизации, тем «чище», «ближе к истинному богу» его религиозные верования. Это постановка вопроса с ног на голову.

В таком случае вполне логично дойти до утверждения, что религии, исповедуемые современными высокоцивилизованными народами, подверглись дальнейшей деградации, и признать, что все они откровенно фальшивы, ложны в основе. Разумеется, не исключая и католицизма. От такого единственно логичного вывода ксендз Домбровский спасается… уклонением. Ибо сразу после утверждения, что, чем ниже уровень развития человека, тем чище, ближе к истине его понятие бога, он пишет: «И тут кончается задача этнологии в нашем вопросе. Позитивное обсуждение религии первобытного человека принадлежит к другой области науки. Это — область Св. Писания, которое учит нас на первых своих страницах, во что верил, как жил и как понимал свое отношение к богу первобытный человек».

Приведенные слова подтверждают тезис, высказанный в начале данной главы: вся теория первобытного монотеизма потребовалась для того, чтобы увязать верования первобытного человека со Св. Писанием, основой всех догматов религии, диктуемой и объясняемой Ватиканом.

Эта теория создана вопреки науке, так как большинство ученых придерживается иных взглядов.

Теория первобытного монотеизма лишь одна из семи основных теорий о происхождении религии.

Ученый знаток Библии допускает непоследовательность. На других страницах той же работы он утверждает, что история современного монотеизма началась около 1900 года до н. э., когда Авраам вместе со своим племенем или кланом терахитов вышел из месопотамского города Ур, чтобы искать в пустыне невидимого единого бога. Священное же писание, на которое ссылается ксендз Домбровский в цитированном отрывке, создавалось, как он сам утверждает на стр. 417, «на протяжении почти пятнадцати столетий», «от патриархов до I в. до н. э.».

Не вдаваясь в полемику, хочется, однако, в связи с теорией первобытного монотеизма спросить: а что делалось с верой в единого бога на протяжении 16 000 лет (или даже больше)? Расчет довольно простой.

2000 лет (округленно) нашей эры + 1500 лет с момента возникновения «священного писания» пли даже 1900 лет с момента, когда Аврааму явился новый бог, — всего 3900 лет.

Наш знакомый, «Великий Чародей», жил по меньшей мере 20000 лет назад, а по теории первобытного монотеизма «чистая религия» существовала и до него.

20 000 — 3900 = 16 100 лет. Что же делалось с понятием единого бога в течение этих 16 000 лет?

Потерялось это понятие. Потерялся бог в истории человечества.

Не будем говорить о человеческом теле, занятом охотой, наполнением желудка, все более искусной обработкой кремня, вплоть до ножей и скребков различных форм, острых ножей благородной формы листа лавра. Но душа, которой поведали истину! Душа, познавшая единого бога, что она, потеряла его? Забыла? Да, потеряла. Ничего не возразишь (признаем для объективности, что не возражает на это и ксендз Домбровский). В течение этих тысячелетий существовали фетишизм, тотемизм, магия, разные боги Солнца и Луны, развивался культ веселых, очень похожих на обычных людей греческих богов, появлялись боги Египта с коровьими и шакальими головами, жаждущий крови и человеческих жертв Ваал, развратная Астарта и властный Мардук. Целая плеяда богов всевозможных видов и оттенков, целые более или менее сложные религиозные системы. Кладбище истории изобилует могилами бессмертных богов, которые вполне естественно… умерли.

Непоследовательность теории первобытного монотеизма, созданной для определенных целей, ярко видна, если рассмотреть логическую последовательность событий, вытекающую из нее:

а) вначале человеческое сознание прониклось уверенностью в существовании единого бога, создателя мира, владыки всего сущего;

б) позже человеческое сознание (душа) теряет бога в ходе производственного и общественного развития, создает фальшивые (языческие) представления о божестве, подвергшиеся эволюции от примитивных форм до более высших;

в) через 16 000 лет (а может, и больше) бог счел необходимым вновь открыться людям. И делал это неоднократно (Авраам, Моисей, пророки и, наконец, сам «сын божий»). Эти божественные откровения мало помогают погрязшему в заблуждениях человечеству, ибо лишь небольшая горстка верит Аврааму, несколько большая Моисею, еще немного большая — пророкам и, наконец, какие-то 300 миллионов — самому «сыну божию». Остальные, подавляющее большинство, н в дальнейшем исповедуют буддизм, ислам и другие религии.

Нет. Такая концепция бога не может быть истинной.

Она и не является истинной, а искусственно подтянута к заранее взятому тезису: «Должно существовать откровение, а значит, должно существовать и разумное доказательство».

Поскольку нельзя опровергнуть факты, точно установленные наукой, понадобилось сконструировать теорию, подпиравшую рушащееся представление о мире, вычитанное из Библии.

 

От лыка до ремешка

Развитие такого общественного явления, как религия, протекало, как и развитие всех общественных явлений, постепенно — от более простых форм к более сложным, от примитивных представлений — к обширным философским системам.

Из первобытных представлений возникали примитивные религиозные культы, те сливались в религии, захватывающие все более обширные территории, все большее число последователей, несколько религий сливались в одну, общую, и, наконец, множество богов с общими признаками (а все они были преувеличенными свойствами самого человека) соединились в фигуру единого бога. Так возник монотеизм.

И не могла вера в единого бога возникнуть иначе. Только постепенно могло развиться из разнородных элементов абстрактное понятие. Сперва должны были возникнуть эти элементы, чтобы из них могло позже появиться целое.

Так же обстояло дело и с развитием человеческого общества. От мелких общественных звеньев — к родам и кланам, через племенной строй — к большим обществам. От орудий из кремня и твердого вулканического обсидиана, через бронзу и железо — к большим автоматизированным заводам. От стрелы, пущенной из примитивного лука, до многоступенчатой ракеты, двигающей космические корабли.

Такова правда о развитии человечества. Правда, которую никто и никогда не в состоянии опровергнуть. Если сравнить историю религии с историей человеческого общества, станет ясной их взаимосвязь. Точнее говоря, зависимость развития религии от степени развития человеческого общества.

С момента возникновения религии она прошла серьезную эволюцию, обусловленную развитием производительных сил общества. В этой эволюции можно выделить три момента:

1. Примитивные представления о существовании сил, влияющих на жизнь людей. Примитивные формы культа. (Религия первобытных народов.)

2. Религии, основанные на культе сил природы, по переходящие, по мере развития общества, в культ общественных сил.

3. Великие религиозные системы, основанные на вере в единство сил, правящих миром.

Все три главных этапа, которые удается выделить в истории религии, связаны между собой целым рядом промежуточных форм.

Таково направление развития.

На эту классификацию мы будем опираться при подробном рассмотрении отдельных религий в их историческом развитии.