Валентин мчится по коридору на велосипеде. Ни о какой зелёной собаке он пока не знает. Пригнулся к рулю, и коридор сейчас вовсе не коридор, а огромное длинное шоссе, которое ведёт в другие города, к синему морю, в тёмный лес, за зелёные горы и вообще далеко. Свист ветра сопровождает отважного путешественника Валентина.

Брат Сашка, конечно, поспешил бы следом на своём синем педальном тракторе, но Сашка ещё спит, посапывает в детской, из-под одеяла высовывается его розовая пятка.

Летит, летит велосипед «Дружок». Эх, нажать бы на звонок, чтобы все вокруг знали: Валентин совершает своё отважное путешествие. Но этого делать не следует. И подъезжать к двери кухни тоже не следует, тогда путешествие может пройти удачно. А иначе оно удачно не пройдёт ни за что. Потому что на кухне сидит папа и пьёт чай. И хотя папа торопится на работу, он обязательно найдёт время, чтобы сказать: «Сколько раз я просил не ездить на велосипеде по квартире?» Много раз просил, очень много. Ну и что?

Задаст папа этот свой усталый вопрос, и придётся Валентину разворачиваться и рулить в детскую.

Считается, что Валентин задаёт много вопросов — всё «почему?» да «отчего?». Без конца. Ну а взрослые, если разобраться, мало вопросов задают своим детям?

«Сколько раз я тебя просил?» «Зачем в твоих карманах столько всякой дряни?» «Будешь ли ты наконец убирать на место свои вещи?» «Неужели так трудно уступить младшему брату?» И это ещё далеко не всё. «Кто за тебя будет умываться?» «Разве нельзя запомнить?»

Отвечать на эти вопросы нечего — надо просто их выслушивать и помалкивать. Потому что когда взрослые отвечают детям на их детские вопросы, это у них называется развивать ребёнка. А когда ребёнок отвечает на такие вопросы взрослых, это называется пререкаться. И мама обязательно скажет: «Не пререкайся. Сколько раз говорить?»

Сегодня Валентину очень хочется нарушить правила движения, прокатиться с ветерком по коридору, заглянуть на кухню, оттуда вкусно пахнет яичницей, и мама с папой разговаривают, а из детской не услышишь, о чём они говорят. Тем более что из кухни доносится его имя: «Валентин».

До шести лет его звали просто Валей и даже иной раз Валькой. Но теперь он уже взрослый парень, ему купили ранец. Осенью он пойдёт в школу. И все, даже маленький брат Сашка, которому и всего-то четыре года, называют его уважительно Валентином.

— Валентин, убирайся с дороги со своим велосипедом, — говорит мама из кухни, — кто за тебя будет умываться, скажи, пожалуйста?

Во вопросик! А ничего было бы, умываться за другого. Сашка, например, моет с мылом и уши, и шею. А он, Валентин, от этого чистый. Неплохо. Только Сашка тоже, между прочим, не дурак, хоть и маленький. С мылом-то и уши, и шею. Жди от него.

Валентин разворачивается, кричит на всю квартиру:

— Красный свет! Кирпич! Нет проезда!

И мчится в детскую.

Раньше он спорил с мамой часто. Доказывал, что в карманах не дрянь, а шурупы и камни-сверкачи, а также кафель немного отколотый. А убирать на место свои вещи нет смысла, если завтра опять будешь играть в эту же игру, и снова придётся вытаскивать из ящика и фишки, и кубик, и карточки. Или послезавтра, в крайнем случае, он снова будет играть в эту игру. Пусть полежит посреди комнаты. И ещё он пытался объяснить маме, что уступить младшему брату вовсе не так уж легко. Иногда легко, а иногда очень и очень трудно.

Тут как раз брат Сашка проснулся, вскочил и помчался — в коридоре звонил телефон. Сашка схватил побыстрее трубку и произнёс, отчеканивая каждый звук:

— Вы ошиблись!

Он тут же положил трубку, а мама ахнула:

— Да ты что? А вдруг это был очень важный звонок? Из худфонда! Или из издательства! Или мало ли откуда!

Но Сашка в своей пижаме с жёлтенькими птичками прошёл в кухню с таким видом, что все должны были понять: у него там совершенно неотложное дело.

Мама — художница, она рисует картинки к детским книгам. Рисует мама дома, на её столе всегда разложены всякие замечательные вещи — краски, кисточки, цветные баночки, тюбики, бутылочки, коробочки. Трогать ничего нельзя, тут уж действительно нельзя. И в мамину комнату входить поэтому лучше не надо. А в те часы, когда мама работает, нельзя даже в дверь заглядывать, чтобы её не отвлекать. И Валентин с Сашкой не отвлекают. Почти никогда.

— Ну что это за выходка с телефоном? — негодует мама. А папа в кухне, кажется, смеётся. Но негромко, так что Валентин не уверен. — Валентин! — Мама смотрит ему в глаза своими ярко-серыми глазами. — Это ты его, конечно, научил?

Валентин пожал плечом и опять ничего не ответил. На такой вопрос отвечать бессмысленно. Разве Сашка такой человек? Разве его надо учить таким вещам? Да он сам до всего додумывается, Сашка-то. Сам учится полезному и вредному. Сашка — самоучка, и очень способный. Так считает его старший брат Валентин.

Сейчас этот способный самоучка шлёпает босыми ногами по кухне, взбирается на стул, смотрит в окно, за которым висит термометр, и объявляет:

— Ноль градусов тепла.

Папа шлёпнул Сашку:

— Эх ты, служба погоды! У нас на Северном флоте тебе бы сразу закатали внеочередной наряд. Сегодня десять градусов тепла. Смотри, какое небо.

Валентин тоже глядит в окно. Чисто в небе, светлые облака летят, как огромные птицы.

— Немного облачковое, немного голубое, — говорит Сашка.

— Марш умываться-одеваться, — входит в кухню мама, — разгуливает, понимаете ли, в пижаме, телефонную трубку хватает, отцу «здравствуй» не сказал, дикое существо.

Мама немного сердится, но до настоящей сердитости ещё далеко — Валентин хорошо различает такие вещи. И Сашка тоже.

— Доброе утро, папа, — примерным голоском говорит Сашка и тащит со стола баранку.

Он хрустит баранкой, мама спрашивает:

— А зубы чистить кто будет, Саша?

— Пахом, — откликается Сашка, не успев проглотить баранку.

— А ты, Валентин, что хихикаешь? Ну что смешного? Взрослый парень. Какой ещё Пахом?

— Он сказал «потом». Правда, Саша? Что бы вы без меня делали? Родного сына понять не можете.

Валентин быстро ныряет в ванную комнату и прячет за полочку зубную пасту. Чтобы было веселее, когда Сашка надумает чистить зубы.

Папа уходит на работу, и сыновья по-взрослому, за руку, прощаются с ним. Сашка к тому времени уже не в пижаме, он в красных шортах и синей майке с зайцем на пузе. Раньше эта майка и эти шорты принадлежали Валентину, теперь Валентин вырос, и они Сашкины. И плюшевый медведь, и педальный трактор. И ещё много разных вещей.

Дверь за папой захлопнулась, тут же завыл пылесос. Мама не теряет времени зря, она хочет рисовать свои картинки, но любит работать в чистоте.

— Мама, я хочу яблоко! — кричит Валентин сквозь вой пылесоса.

— Возьми в кухне. Только вымой как следует, слышишь?

Когда в кухне никого нет, там скучновато. Кипит борщ на плите, бурчит голубь на подоконнике с той стороны. Валентин обводит взглядом стол, открывает и закрывает шкафчик — яблок не видно.

— Мама, я не нашёл!

— Искатель. — Мама убирает прядку со лба и продолжает чистить книги в шкафу. А потом — ковёр.

Выполз из-под стола Сашка.

— Пошли, покажу, где яблоки.

Мама смеётся и тут же напускает на себя строгость:

— Саша! Опять?

— Нет, там ещё осталось, — с достоинством отзывается Сашка.

В кухне он лезет на табуретку, на столе лежит пакет с яблоками. Валентин почему-то не заметил его, хотя пакет лежит на самом видном месте. Рассеянный он, что ли? Сашка умеет всё находить, особенно — вкусное.

Валентин моет яблоки тёплой водой — одно себе, другое Сашке, третье — маме. Сашка вытирает своё о майку и весело отгрызает чуть не половину. Он глубоко зарылся в яблоко, перемазал щёки.

— Умылся бы, Сашка, — сказал Валентин.

— После каждого яблока не наумываешься.

Тоже правда.

За окном в это время закричали истошным голосом:

— Антон! Кусакин! Выходи гулять!

— Иду! Иду! — заорал откуда-то Кусакин. — Без меня не начинайте.

В футбол будут играть, наверное. Валентин укоризненно глядел на маму, она теперь молча моет посуду. Он длинно, протяжно вздохнул — это не помогло нисколько. Да, честно говоря, Валентин знал, что зря старается, — мама не отпустит его во двор. Тем более что двора-то у них никакого нет.

Однажды Валентин вышел в кухню и сказал:

— Мама и папа! Мне надо с вами серьёзно поговорить.

— Давай, — папа отодвинул чашку с чаем. Мама перестала перемешивать винегрет или салат. — Мы тебя внимательно слушаем.

— Мне скоро шесть лет, я большой парень. Хочу гулять во дворе один, без мамы.

Папа вопросительно смотрел на маму. Она сказала:

— Нет. Во дворе стройка, ездят машины. А ты, Валентин, невнимательный.

— Я буду внимательным, — быстро пообещал он.

— Вот когда будешь — тогда и гуляй, — сказал папа.

— А так нечестно, — завёл волынку Валентин, но знал, что напрасно. Это же всегда видно — когда можно добиться чего-то, а когда нельзя. — Нечестно. Если не тренироваться, то и не научишься.

Тут явился Сашка и в поддержку брату завыл:

— Нечестно! Все гуляют! Всем можно!

Папа продолжал пить чай. Мама продолжала большой ложкой размешивать салат или винегрет.

Они тоже умеют не отвечать, эти родители.

Мама наконец сняла передник. Теперь они, наверное, пойдут гулять. И может быть, Валентина тоже примут в футбол.

— Валентин, протри, пожалуйста, пол в детской. Саша тебе поможет.

Спорить бесполезно, и они стали мыть пол. Паркет покрыт лаком, и мыть его совсем нетрудно. Но ведь толку нет в этом мытье — всё равно опять запачкается и замусорится пол. Но спорить Валентин не будет — мамина любовь к чистоте не знает границ.

Валентин возит тряпкой по полу, рядом пыхтит Сашка. Он, конечно, норовит толкнуть брата. И Валентин, разумеется, немного отпихивает Сашку. Руки у них заняты, и они толкаются боками. Круглые щёки Сашки блестят, ямочки на щеках перемазаны яблоками и вареньем, которое Сашка успел разыскать. Опять пихнул.

— Ах, ты так! — Валентин сильно боднул брата. А Сашка — его. Тут они нечаянно налетели на ведро, вода полилась на чистый пол, ведро загремело. В детскую заглянула мама, ничего не сказала, сделала вид, что ничего особенного. Всё-таки мама — замечательный человек.

Когда Валентин с Сашкой вытерли лужу, пол сверкал лучше, чем новый.

— Одеваться и гулять, — сказала мама, застёгивая сапог.

Валентин быстро обул ботинки, надел куртку. Рядом пыхтел, распутывая колготки, Сашка.

— Давай, Сашка, я тебе помогу, — предложил Валентин.

Сашка сказал:

— Помоги.

А мама ничего не сказала, хотя Валентин ждал, что она его похвалит.

Валентин очень любит, чтобы его хвалили. Может быть, это его недостаток? Но ведь все люди, кажется, любят, когда их хвалят. Или не все?