Кто-то ударил меня по щеке. Открыв глаза, увидела рядом детское личико. Это была девочка из моего сна. На вид не больше трех лет. Пухлые щечки, длинные реснички, темно-русые волосы заплетены в косу. Она удивительно хорошенькая. Приподняв голову, я огляделась. Алекс лежал с другой стороны от малышки и крепко спал. Я прилегла обратно. Глазки ребенка распахнулись, и улыбка вспыхнула на полненьких губках:
- Мама, - прошептала девочка. - Ты выздоровела?
- Как тебя зовут?
- Ты меня не помнишь, но это ничего, - заявила кроха. - Ты еще не окрепла. Так Алекс сказал.
- Так как тебя зовут? - повторила я вопрос.
- Элизабет.
- Почему ты называешь меня мамой? У тебя есть мама, и тебе нужно к ней.
Элизабет вздохнула, на ее глазах появились слезы. Но потом она передумала плакать, легла на спину и принялась рассматривать потолок. Возникла пауза, но она оказалась недолгой. Малышка, сложив ручки на животе, произнесла:
- Когда-то у меня была мама. Я ее видела не часто, потому что все время была с Джоанной и Джеймсом. Потом мы сели на корабль, и Анна сказала, что она мама, а Стив папа. Мы плыли. Потом Анна пропала и Стив пропал. Я была одна и лежала, пыталась заснуть. Анна стала прозрачной и пришла ко мне. Сказала, что на самом деле моя мама ты.
Элизабет снова легла на бок лицом ко мне и, вздохнув, продолжила:
- Джоан и Джеймс хорошие, но они все время пьют. Я плакала, а они иногда покупали мне конфеты. И снова пили. Плохо без мамы. Сейчас ты есть, хоть и болеешь. Ты выздоровеешь, и все будет хорошо. Так Алекс говорит.
Девочка протянула руку и погладила мою щеку. В этой ласке было столько нежности и заботы, что на глаза навернулись слезы. Я словно вернулась на много лет назад, когда точно также лежала в кровати и ждала когда мама или папа придут. Но тогда никто не входил и не гладил по волосам и не говорил ласковых слов. Меня подняли с постели, покормили и отправили в пансион.
Протянув руку, погладила волосы Элизабет, как делала это мама в детстве. Сиротство - страшная доля, которую не пожелаю никому. Что будет с этой малышкой, когда она переступит порог детского приюта? Этой крохе не больше трех лет и ее может обидеть каждый. Но помимо обидчиков есть и нечто другое - болезни. Помню, как чуть не умерла. Мне исполнилось десять. Морозы были ужасными, а пальтишки у воспитанниц тоненькие. Воспалением легких заболела половина нашего класса. Выздороветь довелось только десятерым.
- Ты больше не будешь жить с Джоан и Джеймс. Та женщина сказала правду, и я твоя мама. Ты кушала?
- Алекс покормил.
Элизабет обняла меня, а я заплакала. Прижав кроху к себе, поцеловала ее волосы и укутала пледом.
- Ты уверена в том, что собираешься сделать? - задал вопрос Алекс.
Он встал с постели и подошел к небольшому круглому столику. Взяв бутылку, плеснул в фужер вина и одним махом осушил его. Затем обернулся ко мне, не выпуская стеклянную емкость из руки, и еще раз повторил:
- Ты уверена, что сможешь воспитать Элизабет? Порыв благородства - это прекрасно, но живой человек...
- Да я уверена в своих силах. Лучше ребенку воспитываться дома, чем в приюте.
Мужчина налил вина и прошелся с фужером по каюте. Остановился напротив нас с девочкой и посмотрел на прижавшуюся ко мне Элизабет.
- Что тебе этот ребенок? Одно дело накормить, присмотреть, а по прибытии отдать куда следует, но совсем другое взять себе. Это ненормально, Мари!
- Что именно? - не поняла я.
- Все это ненормально! Ты не здорова, вокруг тебя трупы, а ты девчонку решила удочерить! Ты больна! Сутки лежала в бреду. И вдруг такая неожиданная решительность. Мамой решила стать. Сирот на свете много, и такие вопросы за одно мгновение не решаются.
- Ты в семье рос? - спросила я.
Элизабет заснула, уткнувшись в меня, и свой вопрос я попыталась сказать шепотом. Горло саднило и получилось так себе.
- Да.
- Тогда тебе не понять моих поступков.
- Да я вообще тебя не понимаю. Почему? Неужели болезнь так повлияла?
- Нет. Я видела Анну, и она попросила помочь девочке, - чуть не плача сказала я.
Мне стало обидно, что Алекс говорил эти вещи. Если бы он был там, в моем сне, то понял насколько все серьезно. Я раньше сомневалась в том, что однажды встречу своих родных, но теперь уверена, что существует место, где все это есть. Они не просто так пришли сюда, и просьба Анны не случайна. Или я в действительности сошла с ума и пора обращаться в лечебницу? Возможно. Лучше ничего не говорить Алексу, чтобы не посчитал, что недуг прогрессирует. Но просьбу Анны и родителей исполню.
Я подоткнула плед малышке под спину и притулилась к ней. Мне вдруг стало все равно, что скажет англичанин и на какие поступки решится. Возможно, так будет лучше, и Бог не обидел, забрав любимого и вручив взамен кроху. Алексу предстояла огромная жизнь с Ребеккой, а нам с Элизабет - счастье вдвоем.
Алекс присел рядом со мной на постель. Я молчала, пялясь в стену.
- Ты все решила, - утвердительно изрек мужчина.
Это показалось забавным и походило на театральную постановку заурядного театра. Герой-любовник обычно бегал по сцене и взывал ко всем и никому одновременно, а затем обращался к главной героине драмы и обвинял ее во всех смертных грехах. Я пару раз бывала на таких представлениях и могу в точности определить, что по сценарию вскоре наступит кульминация. Ужасно, но я знала, что венец будет трагичным. Главное сейчас не рассказывать об этом Алексу, а насладиться возможностью видеть его и чувствовать.
Так уже случалось в моей жизни. Мне было семь, когда я на пару дней впала в беспамятство. Общалась с умершими родственниками, играла с утонувшим братом. Очнувшись, рассказала маме, а та развеяла мои страхи, сказав, что это был кошмар. Но как это могло быть кошмаром, если близкие, навестившие меня, сказали, что заберут с собой папу и маму? В тот день я побежала к родителям в спальню и хотела по обыкновению лечь между ними, чтобы разбудить и получить свою порцию ласки от каждого. Вбежав в комнату, остановилась на пороге. Дальше идти не было смысла. Отец лежал на кровати, его рубашка была в крови. Мама была возле двери. Видимо пыталась бежать от убийцы, но он настиг ее. Помню, как подошла к каждому из родителей и поцеловала в щеку. Они были теплые, и создавалось впечатление, что родственники спят. Затем развернулась и пошла к себе. Забралась в кровать и укрылась с головой одеялом. В душе было холодно и пусто. Тогда не понимала этого, осознание пришло с годами и уложилось в три слова: тоска, одиночество, беззащитность.
Мысли прервал удар о стену и осыпавшееся стекло. Это Алекс, не дождавшись ответа, бросил пустой фужер. Я вздрогнула и посмотрела на Элизабет. Девочка спала глубоким сном.
- Ты что делаешь? - встрепенулась я.
- Я тебе не нужен, - зло произнес англичанин. - Что я есть, что меня нет - тебе все равно! Во время бреда ты говорила, что любишь, а сейчас все? Любовь прошла, как только положила возле груди ребенка? Заметь, чужого ребенка!
- У тебя есть Ребекка, а у меня - Элизабет. Все честно! - рассвирепела я.
Обвинения подобного рода никогда не принимала, но и говорить о мисс Ребекке тоже не хотела. Вырвалось само и теперь придется рассказать об услышанном разговоре. Почему я не умею держать язык за зубами?
Алекс наклонился к моему лицу и ошарашено спросил:
- Что она тебе наговорила?
- Кто?
- Ребекка. Ведь это она рассказала тебе. Послушай все не так. Она это делает умышленно, ты...
- Я случайно услышала ваш разговор. Она говорила о наследстве, долгах и про то, что ты сам к ней придешь, - зашептала я, а мужчина вдруг схватился за лоб и встал с постели.
Он заметался по каюте, словно что-то вдруг понял или это вот-вот произойдет. Когда ему надоело это делать, остановился посередине комнаты и ошеломлено проговорил:
- Не может быть! Этого просто не может быть!
- Послушайте меня, мистер Стоун. Я люблю вас, но не претендую на вашу свободу. Вы вольны сами выбирать свой путь. Со своим я уже определилась.
- Прости, Мари, прости, - кинулся ко мне Алекс.
Схватил мое лицо и принялся осыпать поцелуями. Когда отстранился, смеясь сказал:
- Я идиот, Мари. Я ревнивый идиот. На мгновенье разум затмило и показалось, что ты решила бросить меня.
- Нет. Но теперь я ответственна за Элизабет перед Богом и людьми. Ты ничем помешать не сможешь.
- Прости-прости.
Алекс запечатлел на моих губах поцелуй. Он был жестокий, страстный, злой. Оторвавшись, мужчина встал, наклонился и взял Элизабет на руки. Вместе с малышкой он ушел в другую комнату, а когда вернулся, прикрыл за собой дверь.
- Я положил ее на диван. Не переживай. С ней мы потом все решим. Не вышвыривай меня из своей жизни, пожалуйста. Со мной это впервые, и я не знаю, на что могу решиться, чтобы не потерять тебя.
Алекс устроился рядом со мной и принялся целовать с новой силой. Я уступила его натиску.
Ближе к полуночи мы собрались и, взглянув на малышку, отправились прогуляться. Я надела единственное оставшееся чистое платье из тех, что забрал Алекс из моей каюты. Оно было черного цвета, и одевала его во время занятий с учениками. Но в такой ситуации и это сгодится. Морозный воздух пах свежестью и солью. Чувствовалось влияние океана. Алекс, взяв меня за руку, рассказывал о книгах и читал стихи. Я слушала бархатный голос, и сдавалось, что не существует ничего в этом мире, кроме этого корабля, неба и океана. 'Титаник' резал водную гладь, устремляясь к цели, и Судьба ему нипочем.
- Посмотри на меня, - попросил англичанин.
Он притянул меня к себе и обнял за плечи. Иллюзия защищенности в руках любимого мужчины помогла расслабиться, но ощущение страха витало в воздухе.
- Послушай, - начала я, - долги - дело поправимое, так говорят в России. Я не рассказывала тебе, но так вышло, что еду в Америку за наследством. Не знаю насколько оно внушительное, но...
- Нет, Мари, нет, - прервал меня Алекс. - В Нью-Йорке живет моя семья. Попрошу денег у них. Я много что сделал плохого в этой жизни. Теперь пришло время измениться. Ты изменила меня, Мари.
Разговор прервал возглас проходящего мужчины:
- О, Алекс! Алекс Стоун! Добрый вечер.
- Здравствуй, Олаф. Это мисс Мария Сус-дал-сева, моя невеста.
Подошедший человек вытаращил глаза, но быстро справился с удивлением. Мне он показался очень несимпатичным. Надменный взгляд, гордая осанка. Настоящий английский аристократ в каком-нибудь далеком колене.
- И давно вы помолвлены? - спросил он.
- Принято поздравлять, а затем расспрашивать подробности, - заявила я.
- Простите, мисс Мари. Это так неожиданно. Безусловно, я поздравляю вас и моего друга Алекса, и предлагаю отметить это событие.
- Прекрасно, мы согласны, - ответил за нас Стоун.
- Тогда в ресторан! - хохотнул аристократ.
Пришлось согласиться.
Спустя полчаса мы с Алексом слушали восторженные слова в наш адрес и улыбались в ответ. Ребекка тоже присутствовала и зло смеялась над шутками о том, что, наконец, нашлась та, кто захватил сердце красавца врасплох.
Я сидела, опустив голову, и смотрела на бокал с шампанским. Пузырьки резво бежали вверх внутри стеклянного заточения. На первый взгляд, движения их казались хаотичными, но цель у всех была одной - скорее попасть наверх. Оторвав взгляд от созерцания напитка, посмотрела на Алекса и ужаснулась. Та женщина, что была среди других призраков в каюте, стояла рядом с ним. Положила руку ему на плечо и обернулась ко мне. Ее бледные глаза были холодны и спокойны, словно смотрела перед собой и думала о чем-то. Да, но она смотрела на меня, и от этого взгляда стало неуютно.
- О-о! Олаф, вы шутник! - рассмеялась Ребекка и погрозила пальчиком. - Разве можно, так о дамах говорить. Хотя, я нахожу это веселым.
Девушка захохотала. Это было похоже на пьяную истерику. Неприятный господин наклонился к ней и принялся шептать что-то на ухо. Я наблюдала за этим во все глаза. Не потому, что заинтересовалась разговором соперницы. За спиной Ребекки стоял мужчина средних лет и молча наблюдал за ней. Он был мертв, я знала это доподлинно. Размытые черты лица, спокойная поза. Скончавшимся людям некуда торопиться, у них вечность впереди. Рядом с ним стояла пожилая дама в пышном платье. Такие носили в середине прошлого века. Мне стало жутко, поняв, что весельчак Олаф приходится ей родственником. Они удивительно похожи.
Снова посмотрела на Алекса. Он рассказывал историю, которая периодически прерывалась взрывами смеха собравшейся компании. А невидимая им женщина стояла рядом и созерцала все что происходило. В ее глазах читалась тоска. Сердце сжалось, на мгновение я перестала дышать. Все остановилось, люди вокруг замерли. Словно кто-то застопорил бег времени, щелкнув выключателем. Родственница Алекса повернулась ко мне. Теперь я видела - она живая. Бледная кожа приобрела здоровый оттенок, губы порозовели, а глаза засветились радостью. Она разомкнула уста и прошептала:
- Он должен сесть в пятую лодку.
Я еле заметно кивнула. Ужас сковал тело, мышцы напряглись. Вцепилась в подлокотник кресла, на котором сидела. Не могла вымолвить ни слова.
- Тебе нужно идти к девочке, - сказала родственница Алекса.
Все вокруг ожило, а женщина померкла. Могла различить только силуэт.
- Тебе не хорошо, дорогая? - обратился ко мне жених.
Он хмурил брови, взгляд был напряженный, видимо Алекс переживал. За холеностью богатого англичанина, не знающего забот, была видна истинная сущность - добропорядочного человека.
- Я хочу в каюту, прилечь. Мне нездоровится.
- Полчаса до полуночи, куда вы бежите, Мари? - весело спросила Ребекка.
- Мы уходим, всего доброго господа, - ответил за меня Алекс.