Мне всё же удалось прочесть про него на сайте, пока валялась в кровати под пятью одеялами и четырьмя пледами. Как говорится: дело было вечером, делать было нечего2 — вот и занялась чтивом в ожидании разговора с Суховским.

В статьях на официальном сайте сухим, канцелярским языком рассказывалось о деталях дел, которыми занималась служба, возглавляемая Полом. Его имя ни коим образом не выделялось, а все заслуги приписывались обобщённому — «агенты», но те же события перемывались в популярных газетах и там красок, описывающих раскрытие преступлений, не жалели.

Получалось, что Пол — вундеркинд, окончивший очень рано университет, а теперь работающий преподавателем в своей альма-матер. Под Щуку открыли отдельный факультет, готовящий специалистов страхового дела в разных областях. Была даже фотография, на которой чародей разрезал ленточку, при открытии нового, супермодного корпуса для студентов, выбравших профессию страхового агента. А ведь парню тогда едва шестнадцать стукнуло — судя по статьям официальной хроники.

Денег на строительство дал отец. Щука-старший, пока сынок штурмовал Эверест науки, потихоньку оборудовал кафедры и искал специалистов для работы по узкому направлению. Конечно, лучшие студенты могли рассчитывать на должность в компании, принадлежащей Щукам. Но и среди них конкурс был огромным.

М-да! Вот так парень, ай-да вундеркинд!

Отложив планшет, я размышляла над судьбой Пола, стараясь уложить в голове всё, что удалось прочитать. Получалось, что и жизни-то у него нормальной не было — только учёба и совершенствование мастерства. А как же простая и логичная для ребёнка — подростка — парня жизнь? Весь микромир семьи Щук — совершенствование навыков талантливого ребёнка. Скучища — одним словом.

Очень похоже на мою историю. Только мне удалось сбежать, пусть даже недалеко и не очень на долго, а у Пола даже возможности-то такой не случилось.

Впрочем, парень производил впечатление человека, готового продемонстрировать решительность, так что мои скупые потуги сравнить наши судьбы не более чем глупость. Он стал тем, кем стал — знаменитостью. Родители, наверное, гордятся сынком.

А мои братья мной гордятся?

М-да. Никогда не интересовалась, а надо бы. Вот так подойти и спросить в лоб у любого из братьев: «Ты гордишься мной?» Интересно, что ответят шестеро мужчин один другого старше.

Особенно представляю вытянувшиеся физиономии Мартина, Тита и Эмиля. Обычно Эмиль чаще всего переживал из-за моих проказ и носился со мной, как с писаной торбой, если шалила и в итоге расшибала коленку, или где-то оцарапывалась. Потом подключался Тит, и уже за ним — по возрастающей — Мартин. Последнему приходилось отвлекаться от семейных дел, от чего я чувствовала себя только хуже и чтобы меня меньше ругали, корчила из себя умирающую, но не сломленную недугом кошку.

Обычно, подобной кутерьме предшествовали мои наводящие вопросы, вроде того: «А ты, когда маленький был, залезал на ту скалу?» Или: «А ты пробовал плоды с того дерева?» Заканчивалось тоже всегда одинакового — переполохом и лекарями.

М-да, если спросить у братьев о гордости мной, то, боюсь, сработает длинная память, и ещё отпаивать валерьянкой придётся. М-да, к гадалке не ходи — придётся. Лучше воздержаться от вопросов. Я хоть и выросла, но для братьев осталась маленькой, непослушной девочкой.

Ладно, я же вроде о Полине размышляла…

С другой стороны, что же ещё оставалось делать родителям, если у них в семье родился талантливый малыш. В нашем мире такой дар редкость и работать с ним нужно с самых первых моментов. Сам талант делает младенца изгоем, ведь за ним нужен не просто глаз да глаз, а постоянная работа с разного рода материями, чтобы по своей детской наивности бед не натворил.

Воображение живо нарисовало карапуза с кучей нянек, суетящихся вокруг, имеющих образование не меньше академического. А раз ты попал в окружение во всех смыслах, то следует лишь отбиваться или сдаться в плен. Вот и вырастили в итоге вундеркинда — другой дороги просто не оказалось.

Пока я размышляла на тему сложности бытия маленького Пола и искренне ему сочувствовала, как собственно и самой себе, ведь я существовала в схожих условиях изоляции от внешнего мира, воспитываемая в строгости шестью братьями, чародей заявился сам, тихо постучав по глухому полотну двери. В тот момент я уже добралась до отождествления себя с Полом, и готова была расплакаться над горькой судьбой, без права выбора толи маленького Полина Щуки, толи маленькой Виолы Нагорной.

— Можно войти? — в приоткрытую дверь Пол отлично видел, что я не спала.

— Конечно, — усаживаясь в кровати, кивнула я, разогретая собственными мыслями и воспоминаниями.

Пол переступил порог и медленно прикрыл дверь — видимо, чтобы не хлопнула. Боялся он, что нас застукают — факт, но вот кого опасался: Вивьен или Мартина? Это показалось мне забавным. Память подбросила эпизод из собственной жизни, когда к нам в гости приехала семья с двумя детьми. С девочкой мы сразу подружились, стали шептаться, а мальчика я едва ли заметила, за что получила выволочку от Эмиля и Мартина. Пришлось терпеть общество пацанёнка.

Сейчас я понимала, что в тот момент компанией лиц мужеского пола я была сыта по горло, и мне хотелось простого девчачьего общения. Не собиралась я никого обижать, но беда моя в том, что они — гости, а я — воспитанная кошечка. Об этом факте и напомнили мне братья. Вот только о ночи они ничего не говорили, предлагая играть с ровесниками днём, потому я крадучись пересекала длинный коридор и тихо стучала в дверь подружки, чтобы потом забраться к ней в постель и болтать полночи, о ленточках, бантиках, заколках и платьицах — то есть обо всём.

Вот и Полин выглядел сейчас так же, как я, наверное, много лет назад, просачиваясь в дверь к подружке.

— Присаживайтесь, — молвила я, взглядом показывая, что он может разместиться в кресле, стоящем возле кровати.

— Как вы, пина? — устроившись спросил маг. — Как себя чувствуете?

— Нормально я себя чувствую, только холодно очень. Странно… Что уж всё: «пина» и на «вы»? Можно на «ты». Или вам образование с манерами в придачу не позволит?

Чего это я вдруг начала язвить, да ещё так кустарно и грубо? Не похоже на меня — нужно исправляться.

— Сам хотел предложить, ты опередила, — смущённо заявил Пол и вдруг лучезарно, совсем по-мальчишески улыбнулся, а меня словно изнутри ударило током — лёгкий такой щелчок, но чувствительный.

Ой, что это было?

— Замётано, — пожала плечами я, пусть он и не мог видеть жест под слоем одеял и пледов.

— Я спросить хотел тебя вот о чём… Ты вроде бы подружилась с Василием Рыжовым. Может быть он оставил тебе какие-то свои координаты или… Не знаю… Болтали с ним об его планах.

— Совсем забыла, — хлопнув себя ладошкой по лбу, откинула одеяла и бросилась к шкафу, в котором висело моё прекрасное платье — подарок Валентина.

Отыскав перчатки, я выудила из одной из них маленький клочок бумаги и протянула её тут же оказавшемуся рядом Полу:

— Вот. Случайно оказалось у меня. Я одевалась, чтобы отправиться на бал к Суховскому, а бумажка слетела с полки. В тот момент вошёл Валентин и я, очевидно, автоматически спрятала её в перчатку — привычка с самого детства. Не знаю, когда она у меня появилась.

Нырнув под одеяло, я боялась поднять глаза на Пола. Ну, не идиотка ли я, что призналась в таком сокровенном постороннему человеку? Конечно — идиотка. Никто не знал о моей тайне, а тут… Глупо вышло, но сказанного не воротишь.

Пол словно и не заметил моего признания: открыл, прочитал, кивнул, будто с чем-то соглашаясь. Мне сразу стало легче на душе. Полин сунул листочек в свой карман и снова устроился в кресле. Даже улыбнулся:

— Вивьен мне кое-что сказала про твоих призраков. Я думаю, что такой талант можно использовать.

— Как? — перебила я. — Я ничего такого не умею. Просто вижу, чувствую — и не более.

— Всё перечисленное тобой половина успеха. Я вот о чём думаю… Сейчас всё указывает на то, что нужно заниматься активно и второй версией — ту, что выдвинул Эмиль. Твой брат — серьёзный опер. При тебе он поскромничал, но раскрытие недавнего дела помогло изменить не только материальное положение вашей семьи, но и снять часть обвинений с его жены.

О, только не о ней, пожалуйста! Терпеть её не могу, эту Силену!

Не сдержалась — закатила глаза, демонстрируя своё отношение к «родственнице». Вовремя одумалась, правда, и сотворила на лице бесстрастную мину, но дело уже сделано. Чего уж там теперь-то скучающий взгляд бросать на мага — он понял всё и кивнул.

— Так вот… Есть все основания полагать, что Крюков может оказаться не причём. Где он сейчас не ясно — установить его местонахождения на текущий момент не удалось. Но мои агенты работают и что-то да узнаем. К тому же мы плотно занимаемся его прошлым. Я не зря заговорил о деле, которое помогло Эмилю частично восстановить влияние Нагорных. Он каким-то удивительным образом связал то происшествие с обстоятельствами текущего похищения.

Подать мне Эмиля на блюдечке с голубой каёмочкой!

Дверь открылась без стука, и мы с Полом дёрнулись, словно делали что-то неподобающее. На пороге стоял Эмиль собственной персоной. Вот ведь дела творятся — мистика, однако! Помяни братика — он и появится.

— Ты звала меня, Вил?

Вил — как мило звучит. Совсем как в детстве.

— Нет, — тряхнула головой я.

— Странно, — нахмурился брат. — Я проходил мимо и почувствовал, что нужен тебе.

У меня отвисла челюсть, а из горла вырвалось удивленное: «Э-э-э-эмх». Но дальше разговор не пошёл, а неловкость и удивление от момента было срезано звонком мобильного. Оба мужчины похлопали себя по карманам брюк, но достал и ответил на вызов лишь Пол. Помолчав, слушая голос в трубке, парень бросил короткое: «Да», убрал аппарат обратно в карман и произнёс:

— Вивьен удалось связаться с Суховским. Пойдёмте.

Отбросив одеяла, я слезла с кровати, сунула ноги в тёплые тапочки на меху, и, накинув поверх плеч шаль, заторопилась следом за братом, стараясь его нагнать. Ничего не вышло — Эмиль нёсся с быстротой локомотива, — но хоть чуточку согрелась.

Кабинет Пола, в который нас пригласили, по виду напоминал Центр правопорядка или хакерское логово: все стены завешаны огромными экранами, узкая лента стола, очерчивала полукруг, в центре которого стояло высокое вращающееся кресло.

Вивьен стояла напротив одного из мониторов и списывала в блокнот некие цифры и фразы. Я прочитала имя: «Анна Морс», и возраст: «Тридцать лет». На словах: «Прямых родственников нет», экран потух — Вивьен выключила. Зато после её удара пальчиком по клавише, вспыхнул другой экран, на котором отобразилось серьёзное лицо Суховского.

Мужчина с шикарной шевелюрой русого цвета, раздвинул в улыбке полные губы и от этого его прямой, точно стрела нос, стал похож на клюв коршуна. Строгий пиджак и водолазка тёмного цвета подчёркивали загорелую кожу и удивительно проницательные светлые глаза:

— Добрый вечер!

На полу вспыхнула окружность, — тонкая, словно проволока, лазурная, как небо солнечным днём. В её центре стояло кресло.

— Скорее ночь, — поправил Пол, усаживаясь. — Простите, что оторвали вас от домашних дел, но вопросы у нас к вам неотложные. Если вы согласитесь на них ответить, то я должен предупредить, что мы ведём запись в рамках страхового разбирательства и потому, согласно статье двадцать восемь пункт сорок семь Уголовного Кодекса королевства, обязан предупредить вас об этом.

Из «проволоки» полился свет, пронизывающий и окрашивающей собой пространство. Теперь Пол находился внутри прозрачного цилиндра, стенки которого дрожали от любого дуновения ветра.

— Я понимаю: преступления должны быть раскрыты. Готов помочь всем, чем смогу. На запись разговора согласен, как и на предъявление её в различных инстанциях. Задавайте вопросы.

Поёжившись, я сильнее закуталась в шаль, но пятернёй волосы всё же причесала и приготовилась к беседе в случае, если нужно будет предстать пред ясные очи Суховского.

Пол напомнил недавние события бала и поинтересовался: знает ли хозяин Букова Валентина Игоревича?

— Да, — спустя пару секунд заявил оборотень. — Но я лет эдак шесть-семь ничего о нём не слышал. Он всего пару раз был у нас на балу и, откровенно говоря, последний раз запомнился вспоминается он не с хорошей стороны.

Забросив ногу на ногу, парень сел ровнее и переспросил:

— Шесть — семь?

С места, где я стояла было видно, что страховщик переплёл пальцы рук и обхватил ими колено:

— Вы не ошибаетесь?

— Нет.

Мы с Эмилем переглянулись, и брат инстинктивно обнял меня рукой за плечи, а другой — показал знак помалкивать.

— Вы знаете Виолу Нагорную из клана Северных кошек, ликан Суховский?

Мужчина на экране расплылся в улыбке и у меня на душе тут же потеплело:

— Я видел её.

Я сдержала улыбку, а Эмиль немного сжал моё плечо. Но следующий вопрос Пола и ответ на него, причинил почти физическую боль, заставив меня жадно хватать ртом воздух.

— Что за кавалер был с ней на вашем последнем балу? Это очень важно.

— Ни на одном из балов пина Виола не была. Увы. Я видел её лишь издали, когда заезжал в университет. Мне указал на девушку один из преподавателей. Он мой друг. Виола Нагорная, с его слов, очень талантливая студентка, обладающая невероятными способностями к некромантии и работе с некроматериями.

Ничего себе!

— Талант девушки — вещь неоспоримая, но простите за любопытство: почему возник разговор о ней?

— Мой друг, Иоганн Галицкий, хотел, чтобы община Магогеста воздействовала на понимание и признание таланта пины её старшим братом — Мартином Нагорным. Деньги на обучение ранее я согласился предоставить из фонда общины. Но Мартин упёрся. Причин я не знаю. С того момента и по сей день я не видел Виолу. На балу у меня она не присутствовала.

Наши с ведьмой взоры встретились. Она смотрела на меня изучающе и, как мне показалось, хмуро, а я — растерянно. Мои мысли понеслись вскачь, а перед глазами возник образ Иоганна Галицкого — профессора некромантии. За время учёбы он никак не выделял меня, а оказывается…

М-да. Оказывается.

Обидно-то как! Жаль упущенного времени.

— Что вы скажете о Букове Валентине Игоревиче? Вы сказали, что он запомнился чем-то вашему собранию…

— Собственно мне известно всего-ничего, — пожал плечами Суховский. — Он родился, вырос и принадлежал к землям людей. Когда он явился к нам на бал в общину, я знал о нём тоже, что и тот, кто порекомендовал его, а именно ликан Горностаев. Буков решил построить бизнес в Магогесте, но не с того начал. Он поссорился с ликаном Ползучим. Подробности мне неизвестны, но обоих пришлось выдворить с праздника. Насколько мне известно, знакомств особых Буков так и не завёл. Впрочем, я слышал о продаже вам усадьбы — в газетах писали. Также мне известно, что он похищен при весьма непонятных обстоятельствах.

Почему он не спросит обо мне? Не покажет меня Суховскому?

— Вы можете предоставить список гостей, кто был на вашем празднике?

— Конечно. Я распоряжусь, чтобы прислали.

Я дёрнулась, чтобы войти в круг и самой задать вопрос оборотню, но Эмиль удержал меня. Я повторила попытку — потерпела новую неудачу. К тому моменту Пол попрощался с ликаном. Экран потух, а «прут» снова стал чёрной окружностью на полу.

— Почему ты не дал мне поговорить? — обида звучала в каждом звуке, а Эмиль лишь поджал губы. — Отмалчиваешься! Один выкорчёвывает любую возможность обрести блага без него, второй — не пускает меня задать собственные вопросы, хотя дело касается моего дела, и моей жизни. Вы… вы… Ну, и семейка у меня!

Я рванула обратно к себе в комнату. Слёзы душили, и я не сдерживала их — пусть льются, лишь размазывала солёные потоки по щекам. Боль, негодование, ярость, непонимание затуманили моё сознание. Я не видела ничего вокруг, да и плевать мне, что налетела на служанку, затем случайно выбила прозрачный короб из рук кудесницы в медицинском халатике. Мне больно — и весь мир подождёт, раз он так несправедлив!

С разбегу бросилась на кровать, уткнулась лицом в одеяла и зарыдала — раскатисто, громко. Я выла, рычала и каталась по постели стараясь унять боль в мышцах, груди, суставах. Нет, оборотом и не пахло — это фантомные привычки при заснувшей второй ипостаси. Когда мне становилось невмоготу, а случалось подобное всегда после разговора с Мартином, я трансформировалась в кошку и сбегала в лес. Бывало, бродила сутками, стараясь залечить животной магией кровоточащую рану в сердце. Теперь рана снова открылась и превращалась в разрастающуюся дыру, а перевоплощение так и не получалось.

Ненавижу! Всех ненавижу!

Мартин не имел права отказывать мне в собственном жизненном пути! Как он посмел распоряжаться мной?! Я не вещь, не его собственность!

Инстинкты сработали: я быстро вскочила, застыла, глядя на открывающуюся дверь. Быстро смахнула слёзы и приготовилась атаковать. Эмиль поймёт, что у сестрички-кошечки достаточно крепкие коготки отросли, и она сможет постоять за себя, будь то человеческий облик или животный.

— Прости, что без стука, — пожал плечами Пол и замер на пороге. — Я дал задание моим студентам сварить зелье — оно поможет тебе пробудить вторую ипостась. Это ничего особенного — все его варят. Рецепт прост — ты его знаешь с самого детства. Настой используют при первом обороте, чтобы легче прошёл. Он выманивает животную суть.

Когда только успел сбегать за настоем? Чудеса!

Но моего настроения щедрость парня не изменила: хотелось отмахнуться от мага и снова зарыться под груду одеял, от всей души нареветься, оплакать собственную веру в добро и родственные узы. Меня предали дважды и оба предателя — часть моей семьи.

Я громко шмыгнула носом. Мои губы дрожали, и лишь упрямство удерживало их от того, чтобы они расползлись в неприятной гримасе называемой «Скорбь». Глаза вновь наполнились слезами.

— Откуда столько влаги берётся в женском теле? — прошептал парень.

Слёзы миновали частокол ресниц и хлынули — я их не сдерживала.

— Можно войти? — глядя на моё скуксившееся лицо, Пол встал ко мне в пол-оборота, словно я была неодета, а не расстроена.

Парень сделал шаг в направлении порога, переступил с ноги на ногу, протянул кружку с варевом, но головы так и не повернул — все признаки скорого побега.

Подсказать ему, чтобы поставил кружку и убирался? Он не обязан здесь находиться, видеть всё это! Понимала его, ведь плачущая девушка — то ещё испытание для мужчин! Мне ли не знать при шести-то братьях! Но Пол — единственный ребёнок в семье. Мне теперь доподлинно известно. Откуда у него практика в отношении женского плача и такая реакция на него?

Хм… Странно всё это, а точнее — его присутствие в моей комнате сейчас. Понятно же, что боится женских слёз, тогда зачем пришёл?

Я голосила так, что стены едва устояли, не мог он не понять, что происходит и всё равно рискнул. И вот он здесь, к тому же явно чувствует себя не в своей тарелке.

Слёзы высохли, оставив после себя болезненность на коже и тяжесть век. Я поднялась с постели, подошла к Щуке и встала перед ним, соблюдая дистанцию. На нём белая рубашка, короткий пиджак, джинсы — всё такое незапятнанное, идеальное. Сидит на фигуре тоже отменно. Причёска — волосок к волоску. Неужели парикмахера вызвал сразу, как только меня с крыши снял?

Маг в броне — вот какие мысли рождаются на его счёт. Ни к чему не придерёшься, не просчитаешь его, не уцепишься. Готов ко всему, безупречен, собран, знает всё наперёд. А тут вдруг — боязнь женского палача. Не стыкуется, не собирается в единую картину. И кто же у него частенько рыдал на плече?

Дела-а-а-а…

Пол продолжал держать кружку в вытянутой в сторону кровати руке и глядел на дверной косяк. Ощущение такое, что он ни на секунду не забывал, что перед ним оборотень-кошка в растрёпанных чувствах, а мы не любим продолжительных взглядов нам в глаза в упор, когда мы в таком раз-драйве.

Всё-то у него просчитано, всё предусмотрено. Хм. Но ситуация продолжает выглядеть нелепостью. Причём чем дольше он стоит на пороге, тем сильнее история кажется несуразной.

— Эмиль где? — вырвалось случайно, я хотела совсем другое спросить.

— Я открыл ему портал, и он отбыл в столицу земель оборотней, — растерянный, смущённый взгляд скользнул по моему лицу и остановился на глазах, но совсем ненадолго, тут же сорвался и устремился к полу.

— Понятно, — получилось слишком невесело и протяжно.

Надо исправлять положение. Грусть грустью, но в семейные дела никого не следует глубоко окунать. Увидели меня слабой и поверженной — хватит! Достаточно демонстрации чувств, пора мне и честь знать, во всех смыслах этого слова.

Вдруг пришло осознание неуклюжести истерики, устроенной мной, а вместе с пониманием припёрся и стыд. Я почувствовала, как к щекам прилила краска, и захотелось отвернуться, а лучше — провалиться сквозь землю на веки вечные.

Некрасиво я вела себя: пошла на поводу у эмоций, детских обид, собственного характера. Какое обо мне сложится мнение у окружающих?

Впрочем, помимо мнения существует теория «яблочка» придуманная когда-то Мартином. Он считал, что центр мишени — это наше сердце, наше содержание, мы сами. Стрелок, а в его понимании — любой, всегда желает запустить стрелу прямо в «яблочко», чтобы выиграть, — а значит навредить. Демонстрируя эмоции, мы обнажаем себя и сокращаем расстояние до цели — врагам проще не промазать.

Эх, Мартин, Мартин… Наука твоя хороша, но со мной ты перегнул палку.

Ладно, со старшим братом я разберусь сама и, не будь я Северной кошкой, если не заставлю пожалеть об отказе мне в дальнейшем прохождении обучения. Поквитаемся, дорогой, ой, как поквитаемся!

— Я знаю хороший рецепт, чтобы вот это… на лице… Краснота. Исчезла, — Пол помахал перед своим лицом ладонью с растопыренными пальцами.

Получилось резко, как у заведённой куклы, зато взгляд теперь был тёплым, смущённым, нежным. Он не давил жалостью, а напротив — даровал внутреннее тепло. В глазах читалось участие и понимание.

Взор снова соскользнул с моего лица, но теперь он устремился на мои руки, скрещенные на груди и удерживающие концы шали.

— Обойдусь, — махнула я рукой.

— Зря отказываешься, — раздался в коридоре насмешливый голос Вивьен. — Одно применение крема — и, как рукой снимает любую проблему.

Девушка остановилась и весело смотрела то на Пола, то на меня, переплетя руки на груди, как я и удерживая в одной из них тюбик, по всей видимости, с хвалёным кремом.

Пол смотрел на Вивьен минуту, стараясь сосредоточиться на словах ведьмы, а затем дёрнулся, словно его кто-то ударил. Из кружки выплеснулось немного отвара и окатило его кисть, задело манжет. Перехватив фарфоровую ёмкость в другую руку, он простонал:

— У-о-ой!

— Горячий? — хмыкнула девушка продолжая стоять не меняя позы.

Пол морщился, дул на обожжённую кисть и казался абсолютно смущённым, словно ребёнок, сделавший что-то за рамками дозволенного.

— Давай — подержу, — смилостивилась я и забрала из рук чародея злосчастную кружку. — Пить нужно горячим?

— Ага, — через плечо бросил Пол и нырнул в коридор.

— Важные дела, — хмыкнула девушка, весело глядя на удаляющуюся спину чародея. — Извинишь его за спешку?

Наши взоры скрестились. Лицо Вивьен выражало веселье: брови изогнулись дугой, на губах широкая улыбка. И главное — никакой ревности, даже маленького отпечатка!

— Куда же я денусь, — пожала плечами я, подула на отвар и сделала глоток.

От терпкой жижи на глаза навернулись слёзы. Веки защипало. Но я сдержала непрошеный вздох и отпила ещё.

— Выпей его сейчас, а я через три часа тебе ещё принесу, — наставительно заявила Вивьен. — Как раз на рассвете получится. Потом — за завтраком примешь. А дальше — будем ждать, пока твоя животная сила очнётся от нокаута.

— Спасибо.

Надеюсь, не отравишь!

— Держи, — протянула мне крем через порог Вивьен, широко улыбаясь. — Допьёшь, намажешься. Утром, после завтрака едем на встречу со страховыми агентами. Может понадобиться твоя помощь или разъяснения — как пойдёт. Пол сказал, что дело интересное и официально запросил его себе в службу. Ему не откажут. Так что: парень лоб разобьёт, но твоего пропавшего «босса» отыщет. Ну, а завтра после обеда…

Ведьма замолчала. Протянув к кружке руку, она подтолкнула её за донышко, тем самым показывая, что мне следует продолжать пить настой. Я послушалась, сделала пару глотков и поморщилась, после чего подняла на Вивьен глаза. На лице девушки я сумела прочитать лишь уверенность и спокойствие — больше ничего.

— Так что будет завтра после обеда?

Ведьма хитро прищурилась, снова подтолкнув кружку за донышко к моим губам:

— День приёма населения. Ты участвуешь.

Пришлось осушить фарфоровую утварь, после чего с перекошенной улыбкой отдать её Вивьен.

— Растолкуй подробнее.

— Всё сама поймёшь, но завтра.

Не дожидаясь ответа, девушка развернулась и устремилась по коридору в том же направлении, что и кудесник. Я выглянула в коридор и могла наслаждаться её стройной фигурой, прямой спиной, покачивающимися соблазнительными бёдрами, прямыми изящными ножками.

М-да, дела. Мартину не чуждо понимание прекрасного, потому так и пожирал ведьму глазами.