После обеда я не смогла отыскать братьев, но зато меня нашла Вивьен. Ну, как нашла — настигла. Я шествовала себе по подвалу в направлении южной стены дома, планируя покинуть мини-дворец через потаённую дверь, обернуться кошкой и скрыться в парке бывшей усадьбы Валентина.
Мне требовалась тишина и покой, чтобы всё обдумать, взвесить и составить список вопросов к Мартину или на худой конец к Эмилю. А что мне оставалось, если братцы исчезли, а мои познания в отношении рода так и не пополнились? Только списки составлять — всё на что способна.
Мои чуткие ушки уловили треск и я остановилась. Двигаясь по подземелью мини-дворца с чадящим факелом в руке, я чувствовала себя в безопасности, словно толстые стены, глубоко вросшие в земную твердь, могли меня защитить, уберечь, укрыть. К тому же не думаю, что найдётся много желающих прогуляться по катакомбам.
Сюда я попала совершенно случайно. После ночной охоты, направилась к дому Щуки. Неожиданно меня привлёк запах летучих мышей. Стало интересно: почему раньше его не слышала? Ну, и конечно: откуда в таком «игрушечном» дворце взялись эти рукокрылые?
Принюхалась — несло от торцевой стены. Проваливаясь в сугробы, трепеща всем телом, будто охота возобновилась, я устремилась на запах. Вскоре отыскалось углубление в стене, и показался край невысокой двери.
Ха! Специально искать будешь — не найдёшь!
Порылась лапкой в снегу, расчистила проход и замерла, размышляя: зачем я это делаю? Призраки, зависшие в воздухе за моей спиной, и ожидавшие исхода трудов праведных, тут же пролетели через стену.
Приглашение с их стороны? Хорошо. Принимаем, дорогие пращуры.
Я толкнула лапой дверь — она поддалась, хоть и жалобно скрипнула. Тит всегда смеялся над моим желанием везде сунуть свой нос: «Любопытство сгубило кошку, но, удовлетворив его, она воскресла»3. Да, Тит прав: самопожертвование — часть кошачей натуры.
Только нечто подобное, я готова была говорить каждому из братьев — им всегда до всего есть дело. А всё почему? В начале мира Солнце сотворило льва, а Луна — кошку4. И нам приходилось искать правду по обе стороны дня, потому и нет родов в королевстве более древних, чем семейства кошек. Вот и сейчас: мрак и пахнет мышами? Значит мне туда дорога, чтобы не осталось ничего тайного, а многое стало явным.
Шажок, другой, третий. Дверь захлопнулась, но я всё отлично видела.
О, это был целый мир — страшный, средневековый, жесткий. Подземелье по высоте оказалось равным надземной части мини-дворца. Толстые стены состояли из скальных пород, будто кто-то и не заморачивался с возведением, а просто подыскал подходящую гряду и срубил верхушку. Квадратные колонны из толстых, каменных глыб, подпирали массивные плиты потолка.
Но откуда так воняло летучими мышами?
Я доверилась нюху и вскоре отыскала пару факелов, и пять штук врубленных в скалу сейфовых дверей, с номерами на каждой. Вот от одной очень сильно несло рукокрылыми.
Пройдя насквозь по прямой весь подвал, я вышла к дальней лестнице, ведущей к библиотеке. Не собиралась заканчивать прогулку, потому быстро вернулась тем же путём и продолжила радоваться рассвету, окрасившему белое снежное покрывало земли в призрачно розовый цвет.
Потому сейчас я насторожилась, вслушиваясь в тишину и шаря по пространству взором. Принюхалась, пусть даже в человеческом облике я процентов на семьдесят — установленный научный факт! — утрачивала обонятельные способности по сравнению с состоянием после трансформации, но они продолжали быть высокими.
Нет — никого. Мне показалось. Только гнилостная вонь, и тонкий запах рукокрылых меня обнимали в подземелье.
И чего я испугалась? А главное — кого? Если бы кто-то вторгся сюда, я бы почувствовала.
Развернувшись на пятках, потопала дальше.
Братья сбежали, растворились и студенты, словно их не было. Причём все до единого, включая старшекурсниц, которыми занималась Вивьен.
— Факел, подвал, ты — отчаянная романтика, — ударил меня в спину ядовитый голос ведьмы.
Я вздрогнула и обернулась. Моя тень, искажённая дрожащим огнём скользнула по стене и распласталась по поверхности толстой квадратной колонны.
— А что я? Я ничего! Прогуливаюсь вот тут, местность изучаю…
О, Великая Кошка, мать всех крошек! Что я болтаю! Отмазка для семилетнего ребёнка.
— Ага, я так и поняла, — хмыкнула девушка и переплела руки на груди. — Согласна с тобой, что флора в подвале необыкновенная, а ты в изыскательских целях решила ознакомиться со всеми пятнадцатью видами плесени и дрожжевых образований, выросшей здесь. А чтобы не потревожить их разнообразием прогресса, взяла факел в руки, а не фонарь. Отличная находка!
Я отступила назад. Тень сбежала в темноту пространства между колонной и стеной. Принюхалась. Вивьен не источала никаких запахов. С ума сойти, но даже от её тело не исходило живой дух. Вообще. Ноль.
— Это самый короткий путь до южного выхода, — созналась я.
— Да-а-а? — протянула девушка. — Быстро же ты освоилась. И чем тебя так привлекает южный выход?
— Там пруд, а за ним — усадьба. Меня туда тянет. Как-то там мне нравится в том парке.
— Во всём парке? Здесь тоже, вроде не плохой парк. Ухоженный.
— Там лесопарковая зона, левее от главной дороги, и там дико всё, роскошно.
— А как ты место выбираешь, где тебе хорошо?
— А что ты всё вопросы задаёшь? — взбесилась я и пошла в атаку. — Надзиратель мне не требуется. Сама-то что здесь забыла?
Я окинула Вивьен убийственным взглядом, — ну, считала, что он убийственный, — и раздвинула губы в ухмылке:
— На таких шпильках, как у тебя, даже с факелом здесь пройти сложно, а ты без него.
— Ты ведь позаботилась об освещении, чего мне бояться, — сарказм из уст девушки вылетел моментально.
— Слушай, — проронила я, — а что у тебя за мазь такая?
— Не понимаю…
— От тебя не исходит ничего… такого.
— В каком смысле?
— Ты не пахнешь, вот в каком!
Брови Вивьен взметнулись. На лбу залегла тоненькая, продольная морщинка. Но она тут же исчезла:
— Ладно, достаточно. Тебя это не касается. Ты забыла, — как же иначе! — но я напомню тебе: ты сегодня работаешь.
Ах, ну, конечно же! Обещанный приём населения.
— Ой, я, правда, забыла!
— Я так сразу и подумала, — не могла удержаться Вивьен от саркастических ноток в голосе.
— Ты не так всё поняла, — замахала я руками, отчего объятый огнём фитиль чиркнул по стене и едва не погас. — Ты думала, я отлыниваю? А я не отлыниваю, я просто, тут, вот, так вот раз и спустилась, чтобы сократить путь. А ты подумала, а я совсем по другому…
— Тихо. Я всё поняла: ты не хотела, — ведьма вытянула руки вперёд и в её голосе прорезались нежные нотки. — Видишь, я всё усвоила. Только, прошу тебя, держи факел ровно.
— А… Ну… Конечно, — с готовностью заявила я и обхватила стержень двумя руками.
— Пойдём уже, а? — взмолилась девушка.
И тут меня осенило:
— Ты темноты боишься? Да-а-а?
Прозвучало радостно, злорадно, что смутило даже меня. Потому буркнула:
— Прости.
— Я боюсь темноты, но это секрет вообще-то…
— Я не выдам.
И в этот момент мне почудилось, что Вивьен повинилась с той интонацией, какая бывает у взрослых, когда они в чём-то признаются детям.
Я насупилась — ведьма меня провела. Укорять её смысла нет. Потому я бодро зашагала в обратном направлении, освещая дорогу себе и «ассистентке». У лестницы мы с Вивьен разминулись, и каждая пошла своей дорогой. Я забежала к себе и поменяла кроссовки, в которых удобно идти по неровному полу подвала, на туфли — так приличнее.
Через пятнадцать минут я толкнула дверь в маленькую уютную комнату с задвинутыми шторами и коротким диванчиком у стены. В углу весело потрескивал поленьями камин. На полу стояли высокие горшки с растущими в них кустами роз.
Тонкий аромат бутонов, смешивающийся с запахом горящей древесины, наполнял собой всё пространство, делая помещение невообразимо уютным и располагающим к простым беседам.
Пола я застала помешивающим кочергой поленья. Он разогнулся, проследил за тем, как я устраиваюсь в кресле у окна. Затем кудесник поставил «железяку» в специальную стойку, прошёл к креслу, примыкающему к диванчику и образующему с ним букву «Г».
Вивьен к тому времени обосновалась за столом и что-то писала в блокнот. Спустя минуту, она придвинула к себе планшет, лежащий до этого на краю столешницы, провела по экрану рукой. Её лицо тут же стало серьёзным.
В дверь комнатки постучали. Через порог переступила кудесница в брючном костюме, с гладкой причёской и тяжёлой брошью на лацкане. Её духи — тонкие, цветочные, забили мне нос и я чихнула.
Пол предложил девушке занять место на диванчике ближе к камину. И понеслось…
Её историю я выслушала с большим интересом. Чародейка с брошью заявила о похищении одной важной семейной реликвии. Причём она настаивала на формулировке «похищена», а не какой-то иной, например, «украдена» или «утеряна». Речь шла о рубине в форме звезды. Артефакт имел родовую важность, обладал необыкновенной силой, но с одной поправкой: если собрать пять подобных камней и выложить их в форме некоего знака, о котором женщина умолчала.
Она в подробностях ответила на все вопросы Пола, периодически пуская слёзы и прерываясь на их истребление белоснежным платочком, а кудесник порадовал её банальным ответом: «Во всём виноват садовник».
— Как же я найду его? — посетительница даже рыдать перестала и забыла промокнуть платочком очередную бриллиантовую капельку в глазу. — Я не знаю…
— Заявите в полицию и настаивайте на расследовании.
— Но я… Я так и сделаю. Спасибо.
Девушка с брошью удалилась, и её место заняла дама лет сорока. Она была крупная, высокая и статная, с красным носом и светлыми глазами. Её историю я слушала без интереса — запал прошёл. Запомнила лишь ответ Щуки, что похищения в этом деле нет, а лишь неразбериха с наследованием драгоценностей и артефактов.
Может и хорошо, что пропустила всё мимо ушей, иначе я точно бы не выдержалась и взорвалась праведным гневом, когда женщина начала возмущаться и сыпать обвинениями в адрес собеседника.
Крупную тётку выпроводили, и на диване появился новый гость, а я уже не слушала его рассказ, а разглядывала розы и думала о признании, сделанном Эмилем, и о древней общине оборотней.
В контексте заявления брата теперь мне не казалось подозрительным право патронажа Драгорных земель нашей семьёй после провальной женитьбы Эмиля на неподобающей его статусу девушке. По факту, после свадьбы Эмиля, власть рода кардинально не уменьшилась. Мы, как владели основными землями короны, так и продолжали обладать ими. С финансами да, стало туго, со связями — тоже, но не с правом вето на государственном совете, которым обладал клан Северных кошек в общем, и род Нагорных — в частности.
Это что же получается: наследие Сумеречных воинов включало в себя помимо магических учений всесильных оборотней, — а без них точно не обошлось, учитывая победы, воспетые в истории, — но и знания опального ордена?
Право победителя — неоспоримое право. Выходит нам отдали его много веков назад, и не забрали обратно ни при каких жизненных и политических эманациях?
Знание — сила! Хм, не поспоришь. Я бы к этому утверждению добавила ещё: могущество и воля. Никто не может лишить нас статуса раз мы хранители великих тайн и учений. Тогда…
— Что вы скажете, Виола?
Я сжалась, подняла взгляд на Пола.
Вопрос прозвучал оглушительно, точно взрыв, и накрыл меня обломками моих же размышлений. Потратив не меньше минуты на обретение реальности, я всё же сориентировалась, широко улыбнулась вопрошающему Полу и промямлила:
— Даже не знаю, что на это сказать…
Диванчик занимала девушка-подросток. Рыжеволосая школьница смотрела на меня искренними, заплаканными глазами и терзала пальцами рукав своей вязаной кофты.
Что?! Подросток? Как? А куда подевался тот худощавый мужчина? Или он покинул комнату уже давно? А кто был следующий? Кто-то был между мужчиной и рыжеволосой юной особой?
Мой глубокомысленный вид, покачивание головой, поджатые губы, вздох служили демонстрацией работы моей мысли, а заодно давали отсрочку, так необходимую для поиска пространных дополнений к ничего незначащей фразе. Я так поступала на уроках в школе, чтобы вспомнить объяснение учителя, служившее фоном к моим грёзам наяву, если меня вызывали к доске. Но вот беда — сейчас ничего не могла припомнить из рассказа девочки.
Пол вздохнул:
— Понятно. Эдита, простите Виолу. Ей совсем недавно сильно досталось — попала в страшную историю, и она слишком погрузилась в ваш рассказ. Видите, не может вымолвить ни слова — эмоции, понимаете…
Мне стало стыдно. Очень. Особенно перед девушкой. Она выглядела трогательно с завязанными двумя хвостиками и кудряшками на кончиках волос, веснушками на белой коже. Пухлые губки она кусала и совсем не замечала, что по одной из щёк у неё текла солёная крупная капля.
— Надеюсь, вы уже справились с потрясением, Виола, — кудесник голосом выделил слово «потрясением», а я кивнула, — но я всё же кратко повторю всё, что сказала Эдита.
Жду с нетерпением. Стыдно-то как!
— У Эдиты Свет есть дядя, которого она разыскивает. Девушка утверждает, что он собирался заехать в общину на пару дней, но так и не появился. Эдита позвонила деде, и тот снял трубку, но поговорили они совсем недолго и ни о чём. Он сказал, что сейчас ездит по делам и времени нет совсем. На вопрос, когда он приедет, родственник не ответил — бросил трубку. Эдита уверена, что дядя так бы не поступил: раз обещал заглянуть, то сделал бы это в любом случае. Дядю Эдиты Свет зовут Василий Рыжов.
Комната поплыла перед глазами, и я вцепилась в подлокотники кресла. Память вытащила образ мужчины под два метра ростом, с бритой головой, маленькими голубыми глазами, ртом-уточкой и мощным подбородком.
— Эдита сомневается, что она говорила с ликаном Рыжовым, и мы согласились проверить так ли это.
Я кивнула, усмиряя чувства, стараясь понять происходящее. Подняв на Пола глаза, кроме холода в них ничего не обнаружила.
Ну и пусть!
Пол протянул школьнице записку, ту самую, что я дала чародею, когда он пришёл меня проведать после бдений на крыше, и спросил:
— Вы знаете это место?
— Это адрес главы клана.
— Спасибо.
На следующем посетителе я тихо покинула уютную обитель, но рыжеволосой школьницы уже и след простыл — не успела её догнать. Всё что должно было случиться, уже произошло, потому не стала возвращаться к Полу и ведьме, а скрылась в своей комнате.
Стук в дверь застал меня на моменте, когда во моём прекрасном сне Пол прошептал мне что-то на ушко, и, сжав мою ладошку, потянул за собой. А впереди бушевал закат. Нет — рассвет. Да какая разница! Мы шли рука об руку окутываемые ярким непроницаемым маревом и улыбались друг другу.
Я резко села и крикнула:
— Да!
Потёрла глаза, сдирая с них последние клочки крепкой дрёмы.
В спальню проскользнула служанка. От неё пахло хлебом и жареной картошкой. Сразу захотелось есть.
— Кудесник Щука просит вас прийти в библиотеку.
— Хорошо.
За девушкой закрылась дверь, а я со злым рыком опрокинулась на спину и накрылась одеялом с головой.
Мне снова было стыдно. Очень. Второй раз за день. Умом я понимала, что видела сон, а внутри грёзы возможно всё, даже счастье в глазах Пола и его тёплая ладонь, обнимающая мои пальцы.
НО!
Вот это самое пресловутое «но» жгло мои щёки, разрывало сердце на части и давало толчок к пониманию собственной безнравственности.
Считается, что стыд — эмоция, определяющая порядок вещей и ценность норм поведения. А по мне, так стыд — вакцина, инъекция которой лечат от душевного и этического разложения. Именно это вещество сейчас боролось в моей крови с ощущением упоительности сна, его сладким послевкусием.
Мои ровесницы давно замужем…
Хорошо, буду честной: не все сверстницы, а большая часть моих знакомых из клана сыграли свадьбу, но сути дела подобное уточнение не меняет.
Охо-хо-хох!
Так вот почти всё моё окружение давно и глубоко замужем. Их чувства в отношении мужей чисты, а помыслы лишь о своих половинках. Но почему у меня иначе? Разве так бывает, что нравятся сразу двое парней?
С головой у меня не так — вот что! А всё от чего? От праздности — вот от чего! Мозг «ржавеет» без дела — значит, ищет работу и находит, пусть даже пустую и никчёмную. В моём случае это мечты о светлом, но непонятном будущем, пусть и с запятнанной репутацией.
Не-е-е-ет, лени с этой минуты я объявляю бой — безжалостный, жестокий, кровопролитный! Пора мозги загрузить на полную.
Я откинула одеяло и бодро вскочила с кровати. За окном повисли сумерки, а рыцарь по имени Закат сражался с демоном Маревом. Исход битвы известен: Закат прольёт свою кровь, и она смешается с вечными небесными водами, а Марево захватит мир и погрузит его в густую темноту. И лишь звёзды — слёзы отца Солнца — будут ярко сиять в акватории Млечного пути.
М-да. А во сне всё-таки был рассвет — ощущения иные, не такие как от заката. Тёплые, мягкие.
Хватит о порочном мечтать! Берись за ум, Виола, и нагружай, нагружай его, чтобы вообще снов не видеть от усталости и переизбытка информации.
Быстро одевшись и причесавшись, я замерла у зеркала, вглядываясь в собственное отражение с раскрасневшимся лицом и наполненными тревогой глазами. Понимала, что Пол не видел моего сна, а лишь его образ
участвовал в нём, а потому неловко при нашей встрече будет только мне. И вроде бы нечего бояться: свидание проблем не принесёт, ведь щёки залитые краской смущения можно пережить, но что делать с сердцем, трепещущим в груди?
Плюнуть и растереть — вот что!
Почти так и поступила: зажмурилась, поплевала через левое плечо и отправилась в библиотеку.
Обиталище книг выглядело необыкновенно уютным. Атмосфера, даримая ярко полыхающим камином, креслами с пледами, невысоким столиком на резных ножках, казалась семейной, располагающей к погружению в мир рукописных или печатных строк, знаний и воображения.
Мой взгляд уткнулся в пузатый чайник с глянцевым боком, стоящий на передвижной тележке. Он замер в ожидании гостей. Компанию ему составили три чашки и хрустальная высокая ваза со сладостями. Грани и объёмные стеклянные цветы вазы вбирали в себя отсвет языков пламени и мерцали пурпуром.
Щука вышел из-за стеллажа с томиком в руках и улыбнулся:
— Рад приветствовать. Присаживайтесь, Виола. Чай будете?
— Да. Спасибо.
Чародей направился к тележке, а я вдруг почувствовала тепло, исходящее от стены с полками книг за моей спиной. Резко обернулась, словно стараясь поймать того, кто притаился и «дышал в затылок». Но там никого не оказалось — мой взгляд наткнулся на корешки плотно прижатых друг к другу фолиантов.
— Что случилось, Виола? — парень коснулся моего плеча, а я встрепенулась.
— Там кто-то есть, — я ткнула пальцем в книжные полки.
— Мы здесь одни, — отмахнулся молодой человек. — Пойдёмте, выпьем чаю. У меня к вам очень важный разговор.
Полин ухватил меня за локоток и потянул за собой, но я не двинулась с места. Всем своим существом чувствовала колыхание воздуха, согретое кем-то невидимым глазу. Вместо того чтобы последовать за парнем, я устремилась к полкам, вытянула руку и ладонью пощупала пространство. Тепло, источаемое невидимкой, смещалось, будто старалось ускользнуть от моих пальцев.
— Вы решили просканировать пространство? Оборотни разве так умеют? Мне казалось, что подобное свойственно лишь некромантам.
— Нет. Не умеют, и я такой ерундой тоже не занимаюсь, — я вскинула голову и посмотрела в глаза Полу, опуская руку. — Неужели вы не чувствуете?
Брови пола взметнулись вверх и смяли кожу лба, сотворив на ней глубокую горизонтальную морщину. Выражение лица стало озадаченным, и он тоже вытянул руку, стараясь ладонью просканировать пространство. Похоже у него ничего не получалось, иначе удивление не было бы настолько явным.
— Ничего не чувствую, — хмыкнул кудесник. — Потрясающе! Ни-че-го!
Я вгляделась в черты лица Пола и вдруг чётко увидела яркий ободок радужки глаз, какой бывает только у оборотней. Мозг отказывался верить, тонул в сомнениях, но инстинкты, которыми одарила меня изначальная магия, сработали молниеносно. Пока Пол был занят собственными ощущениями, я сделала пару шагов до полок, выхватила с одной из них толстую книгу и спрятала её себе за спину.
— Вы действительно обладаете даром к некромантии. Пожалуй…
Договорить он не успел: я со всей силы, на какую была способна, опустила томик на голову лже-мага. Раздался грохот — книга шлёпнулась на пол. Оборотень пошатнулся, согнулся, пошарил руками в пространстве, ища опору, а я бросилась к двери, схватилась за ручку и потянула на себя. Увы, полотно не поддалось. Отчаянье придало мне уверенности: я била кулаками по глухому полотну и кричала:
— Помогите! Помогите! Я здесь! Здесь оборотень-чужак!
— Концерт окончен, Виола. Расслабься, — голос Эмиля прервал мои попытки выбраться из библиотеки. — Это же надо! Вот повезло, так повезло мне получить по башке «Животной магией». В этом есть какое-то предназначение.
Обернувшись, я увидела на полу скрюченного братца, растирающим одной рукой затылок, а в другой — он держал поднятую с пола книгу. Щука оказался тоже в библиотеке и накрыл голову друга своими ладонями:
— А ты не верил в цепь событий, особенно если они происходят с определённой периодичностью. Науку не обманешь.
— Давай, лечи скорее. Башка трещит! Сестричка хоть и выглядит хрупкой, а фору кому угодно даст! Рука тяжёлая. Ой! Ай!
Я осмелилась подойти к парочке и тоненьким голоском произнесла:
— Я не знала. Прости меня, пожалуйста.
— Не знала она! — проворчал Эмиль. — Поверю на первый раз, так и быть. Хотя могла и просто закричать, раз увидела, что под личиной Полина скрывается оборотень.
— А нечего иллюзорный маскарад устраивать! — пошла в атаку я, вспомнив, что лучшая защита, это нападение. — Куда нам — неучам, распознавать своих и чужих в иллюзорных зеркалах! Мы, чай, магических академий не заканчивали, великому искусству не обучались! Мы так — персонал обслуживающий! Всего-то и можем, что по башке огреть и заорать. Уж не взыщите.
— Скандальная ты, Вилка! — поморщился брат. — Нет чтобы посочувствовать — ты орёшь. Но я тебя всё равно люблю.
Эмиль поднялся, отчего Полу пришлось сделать тоже самое. Оборотень зло пожаловался «лекарю»:
— Представляешь, вот так всегда! Дерзит! Пользуется моей любовью к ней! Спасибо, дружище, полегчало.
Я тут же отреагировала:
— А ты не обманывай — по башке получать не будешь.
— Ага, — скепсис Эмиля передался и мне. — Ладно, или целуй в щёку и будем считать инцидент исчерпанным.
Чмокнула парочку раз, отчего братишка просиял.
— Присаживайтесь, Виола, — встряхнув кистями, предложил кудесник. — Это моя вина, что всё так вышло. Не сердитесь на брата. Я спрашивал вас об эксперименте, но не думал, что всё так получится… Чай?
— Чай, пожалуйста, — усаживаясь в кресло, бросила я.
Эмиль устроился возле камина, и взял в руки одну из чашек. Пол тоже не стал усаживаться: подал мне чайную пару, взял себе и встал рядом с Эмилем.
— Думаю, мне стоит всё объяснить, — после короткой паузы заявил маг.
— Будьте так любезны, — съязвила я, но тон моего голоса был максимально вежливым.