Пять часов в полицейском участке назвать трудными мало — они невыносимы. Сначала Пол козырял своим королевским разрешением на проведение независимого расследования, потом мы ждали, когда подлинность удостоверения проверят. Далее — допрос и его и меня, переросший в беседу со следователем. Пол объяснил: зачем к нему приезжала Эдита, а следователь — усатый оборотень с полными губами, — что удалось установить к тому часу.

Картина происшествия, в представлении полицейских Миргорода выглядела следующим образом: приятель потерпевшей заявился домой после работы — они повздорили. Тема для ссоры оказалась стандартной для последнего года их совместного проживания: Эдиту необходимо отправлять учиться в город, а денег на проживания в мегаполисе у семьи нет. К тому же девчонка пропала, и женщина переживала из-за этого, хоть и прочитала записку, оставленную дочерью.

Мужчина ушёл, выпил в местном баре и вернулся обратно. Вот тут-то и обнаружил свою возлюбленную бездыханной. Вызвал медиков, а они в свою очередь, когда установили смерть — полицейских. Отчима повязали, и если бы не явление Пола в участок, то предъявили бы ему обвинение — им «глухарь» не нужен, а мужчина уже «на карандаше» из-за его прежде разгульной и совсем нечестной жизни. Как объяснил следователь, муж мамы Эдиты смог уйти от наказания несколько лет назад лишь по чистой случайности — доказать его причастность к делу не сумели. Он так и остался свидетелем, хотя все точно знали, что он участник преступных деяний.

Слушая полицейского, я диву давалась от простоты решения обвинить человека в правонарушении или отпустить. Понятно же, что оторвать животную половину от оборотня отчим не смог бы — знаний маловато, сил — тоже, — но миргородская полиция упорно не желала вдаваться в подробности и вникать в особенности происшествия. И сам собой в голове возник вопрос: сколько таких же «закрытых» наскоро дел по стране? О жертвах мы и не узнаем теперь! Или узнаем?

Ладно, Пол в это влез с головой, ему и рулить ситуацией.

В довершении всего на полицейский участок началось паломничество журналистов, бравших интервью у всех подряд. Но основными жертвами сего нашествия стали: Пол и главный следователь.

Всё это время я обреталась где-то рядом с Щукой и мне тоже совали под нос микрофоны и сыпали вопросами. Их разброс составлял триста шестьдесят градусов, а точнее — от предположений мести моей семье, до уверенных доводов о нашей с Полином интрижке.

Я молчала, желая провалиться сквозь землю, а кудесник затыкал рот ответами на всех фронтах.

Тяжело пришлось и главному следователю по делу. Он отговаривался расплывчатыми фразами, потел, постоянно натирая лысину платком, и щурил маленькие, карие глазки от вспышек фотообъективов. Я готова была дать руку на отсечение, что мысленно мужчина проклинал и знаменитого страховщика, и меня, и Эдиту, и её отчима за то, что из штатного, почти бытового дела, коим он желал представить смерть женщины, на его глазах разворачивалась сенсация, а он становился её частью.

Толи от всеобщего внимания; толи из-за внештатной ситуации; толи на самом деле разрешение на ведение расследования, представленные магом, имеют серьёзный вес; толи перечисленные факторы вкупе так повлияли на главного следователя, — предполагать не берусь, — что полицейский разрешил Полу побеседовать с отчимом Эдиты в его присутствии.

Отчимом оказался мужчина среднего возраста, рослым, с проседью в пышной шевелюре. Обычный оборотень по виду, если бы его не глаза — бегающие из стороны в сторону, вороватые. Когда его взгляд после вопроса Пола об отношениях между ним и братом жены остановился почему-то на мне и замер, то я испугалась — сама не знаю чего.

Пол тоже заметил недобрый взор подозреваемого и попросил меня подождать в коридоре. Я счастливо вздохнула и удалилась.

Допрос проводился за закрытыми дверьми, а мне пришлось стать мишенью для видеокамер и фоном репортажей, которые каждый из журналистов записывал тут же — в узком коридоре. Хорошо, что полицейские выставили пост и даже рьяным газетчикам, а также представителям других средств массовой информации не удавалось пройти дальше «живого кордона». Я же постаралась абстрагироваться, что успешно получилось.

Спустя час Пол вышел и, подхватив меня под руку, шепнул:

— Нас проводят через другую дверь, где нет толпы журналистов. Улыбайся мне, дабы картинка получилась красивая: не стыдно было увидеть её во всех газетах на первой полосе и в вечерних «Новостях». Скажи что-нибудь приятное или сделай вид, что произносишь ласковые слова. Общественность не должна остывать к этому делу. Я рассчитываю, что пусть даже интерес к гибели стольких людей стихнет или вообще исчезнет, превратившись в рутину убойного отдела, то светские хроники заставят людей дольше полоскать тему убийств в средствах массовой информации. Помоги мне, пожалуйста. Преступнику должно стать неуютно от всеобщего внимания.

— Я поняла, — мои скулы подверглись жестокому приёму «оскал любви», но, думаю, журналистов если не убедила моя улыбка, то хотя бы дала повод к размышлениям на наш с Полом счёт. — Ты заработал свою популярность, провоцируя всех и вся? Сознаюсь: получается у тебя убедительно, особенно вот так: глаза в глаза и тело к телу, как сейчас. Я, конечно же, помогу сделать жизнь преступника невыносимой, раз таков твой план — можешь на меня рассчитывать.

Я повела плечиками, состроила невинные глазки и пару раз хлопнула ресницами, а в довершении всего широко улыбнулась.

— А ты язва, дорогая, — пропел чародей мне на ушко. — Согласен, план не нов, но всегда срабатывал. С Буковыми, в дом которых мы отправляемся прямо сейчас, именно так и получилось.

— К Буковым? Разве не с ними полагается поговорить в самый первый день после похищения? Мне кажется, полицейские уже допросили членов семьи. Прочитай их отчёты или что у них там, и составь мнение…

Лицо Пола снова оказалось в опасной близости от моего лица, а губы — в сантиметре от моих. Дыхание перехватило, но я совру, если скажу, что затруднения произошли от предвкушения нового поцелуя. Скорее уж от уникальности ситуации, её кардинальности и провокационности: мы вдвоём, на всеобщем обозрении, любезничаем и почти целуемся.

— Полицейским родственники Букова дали разъяснения — ты права. Знаешь какие? — парень хмыкнул. — Семь лет не виделись, простите, но не знаем, чем он живёт. Подробности его личной жизни нам не интересны. Короче: формальные отговорки. Я и мои работники с самого начала пытались устроить встречу, но семья не шла на контакт не все вместе, не по одному.

Выходило, что разбирательства стали достоянием общественности по прихоти самого селебрити. Он рассудил, а может точно был уверен, что Буковы комментировать проблему с похищением члена их семьи не станут. Виной тому может быть что угодно — любая оплошность в прошлой жизни Валентина. И родственники открестились от него уже тогда. Такое встречается на каждом шагу в древних родовых гнёздах и Валентин, может статься, не избежал сей участи.

Вслух я сказала:

— Да уж, милые «родственнички».

— После того, как история просочилась в прессу, и создалось некое общественное мнение, которое ты здесь и сейчас помогаешь мне подогревать, семью мага стихии земли атакуют журналисты, что спровоцировало их, без преувеличения, яростное желание поговорить со мной лично о Валентине. Просто жаждут донести до нашей конторы и лично до меня их взгляд на происходящее вокруг жестоких убийств и сочувствие, соотносимое к периоду, когда молодой Буков случайно встал на преступную тропу. К тому же, помощники мне передали цитату из разговора с членом семьи Буковых. Если близко к тексту, то родня просит не ворошить старые грехи Валентина на этом этапе, хотя сами собираются внести пояснения к событиям прошлого. В общем — удача, что стойкость семьи Букова сломлена, и мы должны к ним поехать. Ты со мной — это не обсуждается.

Следить за эмоциями никогда не умела, потому мои брови тут же поползли на лоб, а губы искривились от изумления. Пол моментально прижал меня к себе и погладил по спине ладонью, словно пытался утешить или поощрить. Я уткнулась лбом ему в плечо, стараясь совладать с нахлынувшими мыслями и не выдать публике дальнейших намерений.

Впрочем, все мысли на текущий момент можно охарактеризовать одной фразой: «Сколько волка не корми — он смотрит в лес»8. Думаю, примерно в том же ключе, размышляют и родственники Валентина и стараются отгородить себя от текущих дел сына.

Да, определённо что-то такое произошло когда-то, ведь в таком случае становился понятным эпизод, упомянутый Суховским — тот, что произошёл на балу в Виносову ночь несколько лет назад. Вероятно, Валентин как-то запятнал честь рода Буковых в глазах представителей другого чародейского гнездышка, вот в отношении него и демонстрируют амнезию. А что — очень удобно, а главное — молчание может быть многогранным и необременительным.

Или я всё придумываю, и нет в этом ничего особенного: Буковы просто живут замкнуто, и ничто не может потревожить их желание уединённости. Да и вообще семье Валентина не хотелось выставлять свою боль, волнение на всеобщее обозрение. Они тихо придаются горю, надеясь на скорейшее разрешение событий, молят всех Богов, чтобы чародей стихии земли остался жив и по возможности здоров. А все проблемы многолетней давности, когда один парень хотел набить лицо другому парню — невинная глупость, которая случается в молодые годы почти со всеми «горячими головами».

М-да. Меня можно поздравить: сама нашла проблему, сама развела её руками. В суде присяжной мне трудиться нельзя, иначе всех преступников на волю отпущу — это факт.

Как говорится: доказательства — упрямая вещь и просто так люди в новогодний праздник не ссорятся, не выясняют отношения и не бьют друг другу физиономии, не…

Стоп! А почему кудесник стихии земли вообще оказался на торжестве оборотней много лет тому назад? И кто был тот другой, с кем вышла ссора? Почему никто не может вспомнить меня и Валентина на бале неделю назад, зато все прекрасно озвучивают давнишнюю историю?

— Ну как? Идём? — в поток моих размышлений вопрос Полина не вписывался, но на него ответила без промедления прямым: «Да», и вскоре мы оказались в тёмном коридоре, затем не менее тёмной лестнице, ведущей к неприметной двери.

Ели подытожить, то денёк выдался тот ещё и грозил закончиться, как в страшной-страшной сказке — атмосфера соответствовала.

Пробравшись на заднее сидение машины, стоявшей, к моему удивлению, возле той самой двери, из которой мы вырвались вместе с чародеем, я счастливо вздохнула и улыбнулась. Автомобиль тронулся, повертелся на небольшой площадке и взял курс на узкую улочку, петляющую между двух-трёхэтажных домов.

— Виктор, прибавьте, — Пол выглядел напряжённым. — Нас ждут через два часа в лесах Самоцветного водохранилища. Это на границе земель Миргорода и Магогеста. Нужен портал?

— Знаю, шеф, я это место. Вырос там, можно сказать. Каждое лето в деревне проводил у родственников. Да, создайте портал — быстрее прибудем. Дороги там ещё те — не дороги, а полоса с препятствиями. Лучше в запасе иметь время.

Пол взмахнул руками и пространство дороги, стены домов, ресторанчиков, другие автомобили заволокло густым, грязным туманом — мы провалились в сумеречную зону. Опять. Машина начала пробуксовывать. Шофёр переключил скорости, и мы пусть и медленно, но ехали.

Глядя на расплывчатые ни на что непохожие тени я вдруг вспомнила первую гипотезу преступления, высказанную на лекции Торусом. Откровенно говоря, сама удивилась: с чего бы она пришла мне на ум? Ничего предвещающего или зловещего, провоцирующего, а проще — побуждающего, на горизонте не наблюдалось, как не происходило сие в цепи минувших событий. Но мысль пожаловала, и отмахнуться от неё не получалось.

Наверное, это нервное — что-то вроде защиты от перегрузок или переключение скоростей, как в автомобиле. И не мудрено, я свой мозг очень даже понимала, ведь последние сутки выдались насыщенными, богатыми на различного рода условия и условности — вот и несло меня во все тяжкие, а точнее — напрягала извилины, чем попало. Я не роптала, ведь сама хотела избавиться от назойливых переживаний и копания в самой себе, раскладывания моих чувств и поступков на атомы и сравнивания их с эталонами.

М-да. Желала — получила. Причём получила больше, чем хотела. Например, сумасшедшую гонку по городам и весям в течение суток, — а они уже на исходе, — странное ощущение нужности кому-то и чувство скорого разрешения преступления. В голове, пусть и расплывчато возникала общая картина замысла убийцы, и осознание его коварства приводило меня в трепет. Но это не та лихорадка, которая случается от страха, скорее, она похожа на дрожь от адреналина, как в период охоты.

Ладно, погоним мысли вскачь раз уж никак от них не отделаться.

В гипотезе Торуса речь шла об отделённой магии и создании иллюзорных порталов в Сумеречных далях. Мы сейчас находились внутри Сумеречной зоны — тех самых просторов или, иначе говоря, естественной магии. Кудесники пользуются этим с незапамятных времён, но про некое «Зеркало», создаваемое с помощью отделённого дара слышала впервые.

Доказано, что внутри портала невозможно колдовать. Сумрак — это и есть магия. Чары кудесника в Сумеречной зоне ничтожно малы по сравнению с общей плотностью волшебного вещества, окружающего его. Любой маг становится нулевым. Какие там иллюзорные Зеркала? Нонсенс какой-то! Просто невозможно и всё!

Курс теории и общей практики магических преобразований четко определял три вида чародейства: замкнуто-циклический — дар оборотней; пополняемо-внешний — даром пользуются маги; а ещё природный или естественный — мощь Сумрака планеты. Об этом во всех учебниках пишут!

Точно помню, что введение в каждый из курсов наук, которые нам преподавали в университете, начинался именно с общности и однородности природы всех трёх видов, их взаимодействия между собой и абсолютно схожем ДНК.

В учебниках трактуют, что открыть портал в Сумеречную зону могут только маги из-за доступа к внешнему взаимодействию с ней. Оборотни воспринимают чары выделяемые из Сумеречного вещества и впитывают их в себя при трансформации. Собственно, для того и нужен оборот, чтобы вобрать в себя магию. Увы, на большее мы не способны, что горько.

Оставим — это лирическое отступление, и переживания тоже оставим долгим вечерам у камина в старости. А в целом же: происходит своеобразный круговорот энергии в природе — замкнутый цикл: маги отдают Сумраку — оборотни забирают из него, а сам Сумрак остаётся в равновесии. Получается некая замкнутая система, в которой каждое из трёх звеньев обязательно. Отсюда и вытекает Закон сохранения чар.

Что в нём говорится? Э-э-э… В замкнутой системе планеты полная магия не изменяется при любых взаимодействиях внутри системы чар. Другими словами: от перестановки мест слагаемых, коими являются чары оборотней и магов, общая сумма не меняется. Или: тождество с обеих сторон от знака равно одинаково9.

Закон накладывает жёсткие ограничения на протекание любых магических процессов внутри общего Сумрачного вещества. Сумрак не допускает появления магии из ниоткуда и исчезновения её в никуда. Сколько одно тело теряет магии, столько другое приобретает — никак иначе. Короче: замкнутый круг. Какие тут могут быть Зеркала и порталы внутри магического пространства?

Оборотни, к сожалению, не в состоянии работать с внешним Сумраком, как это делают кудесники, потому и порталов мы не создаём, а внутри них проходим лишь с разрешения магов. Ха! Куда деваться: ещё один повод поскулить на Луну из-за несправедливости мира. Дар замкнут внутри тела, и годился лишь для трансформации — увы. Так вот к чему это я: порталов мы не создаем, а сила оборотня, пусть и отделённая от его тела имеет лишь разрушительный потенциал, но для общего Сумрака незначительный и потому не ущербный. Какие Зеркала тогда могут быть, да ещё и иллюзорные? Вот то-то и оно — никаких зеркал, совсем никаких.

— Есть хочешь? — вмешался в мои размышления Пол.

— Да. Проголодалась. Спасибо.

Пока парень вытаскивал содержимое контейнера, который оказался на удивление полон всякой снедью, я гадала, как бы половчее задать вопрос о Зеркале и отделённом даре. Но Пол сам пришёл мне на помощь: протянув бутерброд и бумажный стаканчик с необыкновенно вкусно пахнущим кофе, он поинтересовался:

— О чём так крепко задумалась, Виола?

— О Сумеречных просторах или далях — не знаю, как правильно. И о Зеркале.

— Правильно будет и так и так. Это новая теория, причём в отличие от большинства теорий, она основана на практических деяниях. Так бывает: действие есть, а теории или хотя бы теоремы, обосновывающей сие действие, не существует. А что удалось выяснить на допросе отчима Эдиты, узнать не хочешь?

— Кто я такая, чтобы спрашивать? Всего-навсего опекаемый оборотень, и то вляпавшийся в историю. Смиренно жду, когда ваше чародейство изволит излиться информацией, если пожелает.

— Ох, милейшей же ты души человек, Виола Нагорная, — хохотнул Полин. — У меня едва слёзы на глаза не навернулись от твоего смирения и покорности. Мужская, скупая слеза после твоих слов так и застряла в этом глазу, и жутко зудит — пролиться не может. Не посмотришь?

Я покачала головой:

— Ты забыл, что я ещё и рисковая, в том смысле, что рискнула семейными артефактами. Конечно, я не собираюсь напоминать, что подискутировала давеча, и спор был скреплён при свидетелях, потому имею право на любую информацию, относящуюся к расследованию. Нет, я не такая. Да и напоминать о глупости, допущенной мной, не стоит. Подожду, чего мне остаётся?

— А тебе кто-нибудь говорил, что глаза у тебя потрясающие и улыбка необыкновенная?

— Не припомню случая. Но в контексте моего смирения значение сие не имеет.

— Ошибаешься.

Пол потянулся ко мне и поцеловал. Когда парень оторвался от моих губ, я всё ещё сидела с разведёнными в стороны руками, в одной из которых был стаканчик с кофе, а в другой — бутерброд.

— Так и с голоду помереть можно, — пожаловалась я. — Налетают, целуют, а поесть не дают.

Пол хохотнул, и покачал головой.

И откуда у меня вдруг появилось это кокетство? Откуда вылезло? Из каких щелей? Я заигрывала с парнем, а его ласки стали для меня подозрительно естественными и ожидаемыми. Почти такими же, как раздаваемые Валентином, но с другим… привкусом что ли… Не знаю. Вроде так и не так — иначе: естественнее и привычнее, что пугает, конечно, но продолжать хочется. И вообще: что происходит, если смотреть на обстоятельства в глобальном смысле? Откуда я, воспитанная в строгости девушка, набралась всей этой… Этой — и точка, название подберу потом.

Б-р-р-р-р-р! Если хоть кто-нибудь мог слышать мои мысли, то я ему не завидую: такая каша в голове, что самой не разобраться!

— Так что там с Зеркалом и допросом? Да-да, ваши уловки, кудесник Щука, на меня хоть и произвели неизгладимое впечатление, но памяти не лишили. Я вся превратилась в Слух.

Ну вот опять! Я кокетничала! Мне уже начинать бояться самой себя или подождать месяц, другой — глядишь и рассосётся как-то?

Я откусила от бутерброда и глотнула кофе, чтобы запить свои горькие мысли и переживания, а Полин заправил за ухо выбившуюся из моей причёски и упавшую на лоб прядь волос, заговорил:

— Начну с допроса — он больше прояснит комплекс возможностей.

Я невольно ухмыльнулась, но после строго взгляда на меня зелёных глаз Полина, напустила на себя серьёзности.

— Рыжов с семьёй не встречался семь лет. Не приезжал, не звонил, не писал. Единственный с кем виделся оборотень, была Эдита. Они в канун каждого Нового года встречались в одном и том же кафе в Миргороде. А тут он вдруг пообещал приехать на несколько дней — сестра очень ждала его. Любила. Собиралась поехать вместе с Эдитой. Василий раз в год Эдите деньги присылал и подарки. При встречах с племянницей объяснял своё отсутствие серьёзными делами и работой. Просил не беспокоить, пока сам не объявится. В этом году всё пошло не так. Эдита ждала его звонка, потом не выдержала и отправилась в кафе — думала, что он записку оставил у бармена. Письма не оказалось. Девчонка всполошилась, словно что-то почувствовала, а её мать попросила её поехать ко мне. Никогда не переживала, а тут вдруг подобралась и настаивала на том, что её брата похители.

— Повар такая секретная работа?

— Нет. Повар — нет, а вот контрабандист — да.

— Что?! Быть такого не может!

Пол вздохнул, потеребил ногтем обивку кресла и продолжил:

— Семь лет назад Рыжов, его зять и ещё несколько человек работали на Валентина Игоревича Букова. Маг создал криминальную группировку.

Мне сейчас в обморок упасть или подождать конца рассказа?

— Это была довольно сложная, а потому выигрышная схема, где звенья цепи не тянут за собой всю цепочку. Полиция не смогла доказать причастность многих участников группировки и они остались на свободе. Повезло Рыжову и относительно повезло отчиму Эдиты. Оперативники прихватили всего несколько мелких сошек, которым удалось предъявить обвинения, но о команде Букова на суде речи не шло. Их так и осудили по разным статьям, а предъявить обвинение в участии в организованной преступной группировке не удалось.

— Валентин — преступник, создавший ОПГ? Не верю!

Перед глазами всплыл образ симпатичного юноши с милой ямочкой на щеке.

— Увы. Схема состояла в следующем: он с подельником по официальной пожизненной лицензии выращивает на своих плантациях Огненные хризантемы. Всё официально, законно. Только на самом деле плантаций было больше, чем разрешено магическим Рекрантиратом. Излишки контрабандой шли в тайные сообщества, чёрным лекарям, чернокнижникам — всем желающим приобрести ценное сырьё. После крушения дилерской сети Буков остался не причём, как и многие из его группировки.

Ушам своим не верила! Такое не могло случиться с парнем, у которого настолько чистые глаза, что в них утонуть можно, а улыбка располагала к неосознанной симпатии.

— Но ты купил у него дом и…

Парень меня перебил:

— Я не покупал у него дом.

— Не понимаю… э-э-э… Я же видела тебя и…

— Да, мы встречались с тобой, когда я подписывал документы на покупку дома, а Буков был указан посредником в этом соглашении. Поверь, для меня стало полной неожиданностью увидеть его и тебя, узнать, что ты на него работаешь.

— Я вообще ничего не понимаю! Галиматья какая-то! Я видела бумаги! Я вела переписку! Я оформляла кучу договоров! Я… Я…

Я едва не плакала, а тут ещё бутерброд этот — так сильно сжала кулак, что он превратился в комок чего-то неопрятного и крошащегося. Пол достал платок и помог мне избавиться от остатков пищи, а пока вытирал мне руку, продолжал:

— Да, всё верно. Договора и многое другое было. Но ты не знала лишь об одном документе, по которому Валентин Буков являлся посредником, помогающим продать усадьбу, и пользовался ею, как своей собственностью до момента её приобретения третьим лицом и переуступки посреднических прав новому владельцу. Именно этот документ я и получил от него в день нашего с тобой знакомства. После получения бумаги, я вступил в права владения усадьбой.

— Ничего не понимаю.

— А я, кажется, начинаю понимать, что произошло. Есть у меня определённые догадки. Пока делиться размышлениями не стану. Меня не оставляет в покое момент именно с твоим появлением во время переговоров — он не укладывается в общую картину.

— Причём тут я? Как раз это и выглядит самым нормальным из произошедшего.

— Нет. Пока, поверь на слово и всё.

Я шумно выдохнула и закатила глаза, демонстрируя своё отношение к подобным ответам:

— Ладно. Тогда раз уж Валентин оказался проходимцем, Василий — контрабандистом, Анна — экзальтированной идиоткой, не помнящей родства, а ты — всезнайкой не желающим объясниться, то расскажи мне про Зеркала внутри Сумеречных просторов. Эту тему я усвою с большим рвением, чем происходящее вокруг. Ну, давай, образовывай меня. Может и я смогу, как и ты, понимать, что происходит, и почему парень, который ухаживал за мной, решил вдруг меня сначала спасти, а затем отодрать вторую ипостась, тем самым убив?

Последнюю тираду я сказала зря. Проговорилась — вот ведь идиотка! Но слово не воробей — вылетит, не поймаешь. Так и у меня: что сказано, то сказано — обратно не засунешь и всё из-за моей природной горячности.

— Тут ты права, — после длительного жестокого молчания, вздохнул Полин, — Этого я не понимаю и никогда не пойму. Не хочу понимать, как видеть тебя мёртвой. Даже думать о таком не могу.

О-ё-ёй! Чего это сейчас такое было? Ну же, продолжай…

Пол продолжил:

— Но я согласен, что нелогичность состоит в том, что тебя помиловали, а затем пожелали убить. Это может таить под собой многое.

Фух! Сорвалось. А что я ждала? Признания в любви? Мы с Щукой целовались — да, влюбились…

Стоп! Об это я подумаю завтра.

— Например? Что таит?

— Главный мотив всех преступлений, к примеру. А может и ничего особенного.

Мы оба молчали глядя, как шофёр ловко петляет по широкой дороге вне Сумеречного простора и каждый думал о своём. Теперь я не решалась спросить Полина о предположении Торуса, а он — отвернулся к окну, не обращая на меня внимания.

Похоже, лекция откладывалась.

Всё из-за моей невоздержанности. Всё из-за неё. Мартин прав, что я не умела управляться с эмоциями и поддавалась на любые провокации. Старший-Нагорный часто упрекал меня за подобное. Увы, как не горько признавать, но брат прав: порывистостью я всё вокруг себя разрушала, а создавать получалось не сразу и не всегда. Так и с Полином Щукой: чувствовала, что между нами стена выросла и её пока не пробить, даже если набраться смелости и заговорить с магом первой.