Я просыпаюсь в холодном поту,
Я просыпаюсь в кошмарном бреду.
Как будто дом наш залило водой,
И что в живых остались только мы с тобой.
И что над нами километры воды,
И что над нами бьют хвостами киты,
И кислорода не хватит на двоих.
Я лежу в темноте,
Слушая наше дыхание.
Я слушаю наше дыхание.
Я раньше и не думал, что у нас
На двоих с тобой одно лишь дыхание…
"Наутилус Помпилиус" (В.Бутусов, И.Кормильцев)
Алина шла впереди, раздвигая прутья деревьев и кустарников руками. В какой-то момент задела туеском для ягод, висящим у нее на руке, куст с тяжелыми ветвями, и они больно хлестнули меня по груди. От неожиданности я зажмурился, а когда открыл глаза, рядом стояла она.
— Прости, не хотела.
— Я привычный, — кивнул, а Алинка развернулась и поплелась дальше.
Пришлось следовать за стройной фигуркой в камуфлированном костюме и армейских высоких ботинках. Из снаряжения, что взяла с собой Лина, у нее остался только туесок — захотела собрать ягод для компота и так, покушать. Я тащил оба рюкзака с привычной экипировкой для тайги: фонарик, спички, складной нож, всякая другая мелочевка, что может пригодиться. Никто долго бродить не собирался, но на то и Россия-матушка, чтобы в самый неожиданный момент преподать урок и проверить человека на прочность.
Лето в этом году расстаралось, и теплые дни, установившиеся в последней декаде июля, сохранились на весь август. Я взял на работе отпуск, у меня там еще выпали дни сверхурочки. Короче: отдыхал, как никогда долго. Следующий год предстоял напряженный — защита дипломной работы, а ее еще написать нужно. М-да…
Да, ладно, что там о грядущем, сейчас наслаждался жизнью, радовался каждому моменту. Впервые с детских лет съездил на юг. Поплавал в Черном море, позагорал. Но две недели, что там пробыл, показались слишком длинными. Рад был вернуться домой. А тут вдруг Алинка нарисовалась, да еще так срочно. Точно: родители решили ее сплавить ненадолго. Разговор по интернету с дядей Борей — отцом Линки — и нате вам, езжайте и забирайте: посылка упакована и штемпель проставлен. По срокам даже подготовиться не успевали, а рванули сразу за подругой дней моих суровых*.
Да-а-а…
С Алиной мы знакомы с самого детства. Мне, наверное, лет пять было, когда приехали дорогие гости из Латвии. Наши отцы дружны, да еще и заядлые охотники.
Я обрадовался переменам и тому, что у семейной пары — дяди Бори и тети Светы — есть дочь всего на год старше меня. Очень надеялся, что подружимся с ней, и ждал с нетерпением. Но после получаса знакомства мы уже дрались. Я тогда впервые обозвал ее "рыжей куклой", а она меня — "валенком". Но дети быстро ссорятся и так же быстро мирятся, потому две недели, что гостили Смородиновы, запомнились мне весьма ярко.
Ежегодно Алинка приезжала "поохотиться" с отцом, и жизнь превращалась в праздник. Ну кого я обманываю? Не каждый год был праздником. Пару лет придется вычеркнуть. Мне тогда тринадцать исполнилось, а Алине — четырнадцать, вот тут-то и начались нестыковки в понимании друг друга. Через пару лет все сравнялось, и снова возникли дружба и взаимопонимание, но, как говорится, осадочек-то остался.
Я улыбнулся воспоминаниям и глубоко вдохнул хвойный воздух. Над головой вдруг стала разоряться кукушка — другие птицы едва слышны на фоне ее громких однотипных звуков.
Кто додумался спрашивать у нее годы жизни? И почему у нее, других птиц мало, что ли? Наверное, первая кукушка однажды нарвалась на романтика и с радостью предсказала ему долгую жизнь, а тот и растрепал всем подряд. Хм… Я всех гадалок и ясновидящих в кукушки записал бы: тоже громко сообщают, а по делу — ничего.
Мы с Алинкой пробирались "шаг в шаг" и я невольно любовался девушкой. Изменилась она. Все вроде, как и раньше, на месте, не убрать — не прибавить, а подруга детства стала другой. Дядя Боря намекнул, что у нее какие-то проблемы или невроз — не знаю. Смысл понял только папа, а я так, рядом стоял и просто взял под козырек, что за Алинкой требуется съездить.
Невроз у Линки, так невроз. Вон пусть лечится. Все как в санатории: хвойный лес, речушка, общение с природой, старая компания. Пусть ягоды ест и экологически чистые продукты поглощает.
Из съедобных ягод в туеске у Алины только земляника. В тайге она появлялась одной из самых первых. Заблудиться в лесу Алина не боялась, шла бодро.
Вообще не похоже, чтобы у нее проблемы с головой были или с нервами, или еще чем-то. Вглядывайся — не вглядывайся, а вполне здоровая на вид девушка, как и раньше: улыбчивая, временами язвительная. Уже успели мы друг с другом приветственными колкостями обменяться. Я был недоволен, что пришлось тащиться, а она — что вместо курорта к нам в глушь поехала.
Нет, ну, в самом деле, все еще на взводе хожу от такой вот беготни. Забрали ее едва ли не с полдороги. А там мотать, да по бездорожью. Это не в их Латвиях по европейским дорогам ездить. Хорошо лето на дворе — сухо. А если бы дожди зарядили? Что тогда?
Конечно, я рад был увидеть Алину, но что-то не заладилось у нас самого начала. Не знаю, другая она приехала, не такая, как обычно. Была девчонка, как девчонка, а тут на тебе: красота рыжеволосая. Да еще и подкалывает, подсмеивается, точно дразнит.
Эх, чего там говорить… Сейчас сам себе брюзжать начну, я тот еще зануда. Вот так вот прям Алинка и сказала, что я — зануда, когда сошла с поезда.
Ни на тебе приветов, ни на тебе: "Рада видеть", а сразу: "Чего хмуришься?" Я ответил, что рано встал, дорога — не дорога. А она что-то ляпнула, а потом: "Чего занудствуешь, и так тошно".
Нет, ну нормально, а? Вот прямо так и расплыться должен от радости, когда пятая точка отсижена.
— Ты чего сопишь, Остапушка? — обернулась ко мне Алина. — Неужели задумал меня тут бросить?
— С чего взяла?
— Так ты всегда сопишь, когда недоволен чем-то.
— Много ты помнишь…
— Достаточно. — Девушка остановилась и хитро прищурилась. — Помню, как проспорил мне и вокруг бани без штанов бегал. А еще помню, как полез целоваться, да я тебе подзатыльник отвесила: ростом был ниже меня, а все туда же — целоваться.
— Понял-понял, неожиданно стали изливаться воспоминания, и кран этот не заткнуть.
В кустах кто-то зашевелился, и раздался ворчливый мужской бас.
— Мужик в кустах? — хмыкнула девушка. — Что там забыл?
Я сбросил с плеча один рюкзак и сунул его Алине, та нахмурилась, приняла и посмотрела в сторону кустов.
— Нет, это не соседский мужик. Медведь… Хей. Э-ге-гей. Хей.
Мохнатый был чем-то очень занят. Хорошо. Но после моих криков устремился в лес.
— Пошли, — ухватив за руку девушку, потащил ее в другую сторону. — Косолапый уединение любит, к нам не подойдет. Давай обратно по берегу реки.
Алина кивнула и быстро пошла в направлении мелкой речушки — нашего местного достояния. В сухое, жаркое лето речушка мелела, но рыбешка какая-никакая в ней водилась. Неделю назад нашу сторону посетил ливень, потому речонка с местным названием Переплюйка красиво извивалась между зеленых сосновых лесов.
Ветки нещадно хлестали по щекам, полный ягод туесок бил по бедру, но Алина спешила выбраться. Конечно, объяснять не нужно, каково это с медведем повстречаться. Проще заявить ему о себе, предупредить — он и не тронет. Сорить урожаем она не боялась. Небольшой берестяной короб накрывался крышкой и обматывался веревкой.
Овраг, еще один, и мы вышли к речке. Алина припустила к ней, остановилась, стянула с головы платок. Что скрывать-то, ждал этого. С самого детства любил смотреть на игру рыжих прядей девчонки на солнце. Большую часть времени она ходила в бандане, сколько знал Алину, но после бани она сушила волосы, бегая со мной на полянке возле дома. Мне казалось, что пламя обнимает ее тело, струится по плечам, футболке, ниспадая до ягодиц.
Но словно мне назло, сегодня Алина стянула пряди в гладкую прическу, завернула в пучок. Вот и вся красота.
— Тьфу, — не выдержал я.
— Ты чего плюешься? Слушай, я тут третий день, и третий день ты всем недоволен. Я тебе мешаю?
— Нет. Комары.
— А-а-а. Согласна, злые кровопийцы.
Мы потопали в сторону дома. Шли медленно. Я любовался Алиной, а она — природой.
Вот сняла платок и роднее стала, будто в детство вернулся к веснушчатой девчушке, с которой переписывался из года в год, от каникул до каникул. Интернет — наше все в текущей жизни, вот и эксплуатировали его на всю катушку до определенного возраста. Потом как-то не до этого стало: у нее учеба, у меня… То да се… Короче: растащила нас бытовая житуха, только на каникулах и виделись.
— Как учеба? — неожиданный вопрос в неподходящем месте в духе Алины.
— Нормально. В следующем году защищаю дипломную работу. У тебя как?
— Ай, так же. Женишься сразу небось? У вас тут едва ли не с пеленок все женихаются, а потом, лет в семнадцать, замуж. Детей выводок потом…
— Да, уж чай не в Европах живем, — хмыкнул я. — Нам по клубам ходить некогда, дела делаем.
— Старая песня о главном, — развеселилась девушка. — Знакомо, знакомо. Я вон Анютку встретила, когда в лавку ходила, уже двое у нее, третьего ждет. Мужем мне хвасталась — работящий, говорит.
— Симакову? Ну да. В полиции служит. На ее свадьбе гулял.
— Слушай, а ты на мне бы женился?
Снова вопрос — странный вопрос из разряда любимых Алиной: достать до печенок.
— Так ведь у тебя латыш какой-то был. Как его… Имя такое…
— Ну и ты тут просто так в юнцах не задержался. Как там ту красу ненаглядную звали?..
— Хорош. Давай сворачивать разговор.
— Хорош, так хорош, — хмыкнула девушка.
Вдруг она остановилась, и мне пришлось. Мы стояли друг напротив друга, смотрели в глаза и…
Черт. Не знаю, что это было. Ерундовина какая-то, но вот захотелось прижать Рыжую к себе да поцеловать.
С ума сойти. Это ведь Алинка. Алинка — девчонка из моего детства.
— Глаза протрешь, — грубо бросил я. — Топай. Недалеко уже.
В самом деле, мы подходили к дому. Я отсюда видел, что отец рубил дрова. Чего он? Обещал же: нарублю. Нет ведь. Сам начал.
Алина припустилась к дому. Влетела во двор и на бегу крикнула:
— Дядя Семен, банька готова?
— Давно вас дожидается, — крикнул ей вслед батя. — Я там веничков запарил. Ты гляди, Алька, хорошо отходи моего.
Тяжело дыша, Алина бежала по ступенькам на второй этаж, и только открыв дверь, обернулась на меня и погрозила кулачком:
— Я тебе так всыплю.
Мне только и осталось, что смотреть на закрывающуюся дверь, за которой скрылась подруга детства.
— Чего хмуришься, сын? — хмыкнул отец.
— Да с косолапым повстречались. По реке шли. Ты тут это… аккуратнее, ладно? Что-то расходились нынче медведи, хозяйничают.
На пороге появилась Алина. Она прытко сбежала с лестницы, держа в руках сумку-пакет.
Гладко причесанные волосы Лины сейчас торчали в разные стороны скрученными веретеном прядями. Легкое ситцевое платье в горошек сменило недавний костюм.
Как же она прекрасна даже в таком виде. Нет, не так. Особенно в таком виде. Щеки полыхали зарницей, пухлые губки приоткрыты, а в ядовито-зеленых глазах лихорадочный блеск.
Ха, невроз. Так прямо невротики и выглядят. Не смешите мои пятки, всем бы так в припадках биться.
А может, латыш этот родителям девушки не нравится — вот они и решили их разлучить?
Нет, глупости. Романтические бредни для сопливых девчонок-подростков. Папа у Алинки тот еще жук. Хваткий мужик, уцепится — не отпустит. Я думаю, не было никакого бы у подружки латыша, если бы дяде Боре он не понравился. Тут что-то другое…
— Лина. Что с тобой произошло там, в лесу? — спросил мой отец тихим требовательным голосом.
— Все хорошо, — звонко отозвалась она. — Прогулялись. Медведя встретили, ягод набрали. Потом компот сварю.
— Лучше так съешь, с молоком, — хмыкнул папа. — Так оно полезнее.
— Банька истоплена, вашество. Извольте идти париться и купаться, — паясничал я. — Не побрезгуйте, душа-девица.
— Да куда уж там, брезговать-то, батенька. Чай видала себя в зеркале. Пора уж и до порядку себя довести.
Тон Алины выглядел реконструкцией к событиям прошлого, и меня это рассмешило.
— Так почто глазки строим, а не в баньку идем? — подыграл я и пошел первым.
Баня находилась на краю участка, прямо возле Переплюйки. Дверь со стороны реки смотрела прямо на лес. Ощущение благодати, уединенности чувствовалась во всем: дубовом, грубо сколоченном крыльце, добротном и мощном; в столе; хвойном дереве, что накрывало ветками крышу сруба; в небольшом окошке, через которое внутри баньки мир казался широким и ненастоящим.
— Я первая, — бросила Алина и скрылась за углом бани.
Не торопился: пусть переоденется в купальник.
Малость выждав, отправился следом, но в какой-то момент постеснялся распахнуть дверь в предбанник, пришлось стучать.
— Кто? — резким тоном спросила Лина.
Это был риторический вопрос. Никого, кроме меня, здесь быть не могло.
— Готова? — спокойным и уверенным тоном произнес я, шагнув через порог.
Намеренно равнодушным взглядом мазнул по лицу и фигуре девушки. Чего мне стоил такой взгляд, знал только я.
Алина стояла с распущенными волосами, словно богиня утренней зари. В солнечных лучах, проскальзывавших сквозь стекло окна, ее рыжие волосы горели неугасаемым пламенем.
Так захотелось запустить в них руки и просеять сквозь пальцы, словно причесывая гребнем.
Опомнился. Стиснул кулаки, чтобы невзначай не дать рукам воли. Терпеть не мог "зализанные" волосы Алины. Она же, как назло, постоянно сооружала эти солдафонские прически, наводя уныние.
— Линка, — не выдержав, рявкнул я и шагнул вперед, приближаясь к ней.
Девушка всхлипнула и кинулась мне на шею, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Я обалдел.
Что такого могло произойти? Только из ряда вон выходящее. В мирное время из Лины слез не выдавишь. Она не девка, а сорванец.
— Линочка, — прошептал я, поглаживая подругу по спине, пытаясь успокоить. — Солнышко рыжее, ну что ты? Все хорошо.
Стоять так близко к ней, получить шанс и не воспользоваться им? Может быть, я гад, но не дурак.
Алина подняла мокрое от слез лицо и заглянула мне в глаза. Ее взор пронизывал насквозь, проникая в самую глубину души.
Черт. Да что происходит?
Судорожно всхлипнув, Лина шмыгнула носом, но взгляда не отвела. В ее глазах вспыхнул хищный огонек. Я не успел сообразить: к добру ли это? Лина набросилась на мои губы своим ртом и впилась жадным поцелуем. Инстинктивно откликнулся и принял щедрое подношение подруги.
Мы целовались, точно одержимые. Пили страсть друг друга, словно родниковую воду, и не могли ею напиться. Желание раскаленной лавой пробежало по сосудам и венам, распаляя и грозя взорвать меня изнури.
— Лина, мы вроде париться собрались.
Твою дивизию. Я отпрянул от девушки. Это самое разумное сейчас, а иначе таких дров наломаем. Нельзя: подруга детства.
Алина отскочила, ошалело взглянув на меня, но кивнула. Я зачерпнул ковшом воду из ведра и отпил. Девушка скрылась за дверью парилки.
М-да-а, дела. На подруг набрасываться стал — совсем ополоумел. Как парить-то ее после такого?
Я подошел к двери и крикнул:
— Ты готова?
— Да. Заходи.
Скинув с себя верхнюю одежду в предбаннике, я вошел внутрь. Парилка дыхнула на меня сухим, еле терпимым жаром. Опалила ноздри, горло и глаза.
— Ну, давай полезай уже на полку.
Алина молча побрела к липовому полку, возвышавшемуся над полом сантиметров на восемьдесят. Потемневшее со временем дерево было идеальным для лежания в раскаленном чреве бани. Его ничуть не трогала палящая вокруг атмосфера. Теплопроводность липы низкая и на ней можно лежать даже без простыни, голышом.
Зараза. Вот чего мне о звездах не думается? Все бабы голышом видятся. Надел, идиот, плавки в обтяжку. Теперь не скрыть взбудораженного состояния. Я сюда в баню пришел, мыться-париться, а не…
На глаза попалось полотенце. Быстро обернул его вокруг бедер.
Мазнув по мне цепким взглядом, девушка отвернулась, неслышно выдыхая и принимая удобную позу на лежанке.
Лина уже взобралась на широкий полок и была готова к экзекуции крапивно-дубовыми вениками. Они стояли замоченными в кадушке под полкой и дожидались своего часа.
Я восхищенно ласкал взглядом стройную фигурку Алины, прикрытую лишь лоскутками и веревочками бикини, нисколько не мешавшими обзору. Ее хрупкость была только видимостью. На самом деле, тело подруги крепкое, тренированное, без единого грамма жира. Сильные, длинные и точеные ноги притягивали взгляд.
Я сглотнул и нагнулся за веником. Стряхнув кипяток с дубовых листиков, приступил к делу. Ух, я и бил ее, любуясь гладкой кожей в капельках воды и пота. От моих ударов она становилась атласной.
— Раздухарил, Оська, — задохнувшись, закашлялась Лина.
— Терпи, Линка, — выдохнул я, но дверь в предбанник открыл, чтобы пустить прохладного воздуха.
Разомлевшая от процедуры Алина мурлыкала, постанывала и покрикивала на меня, чтобы не прохлаждался, а работал веником интенсивнее.
Я вновь обмакнул его в кипяток и, встряхнув, принялся постукивать зарвавшуюся подругу с удвоенным усердием. Но вместо мольбы о помощи, слышал только ее эротические вздохи.
Нет, это насколько же нужно быть железобетонным, чтобы все это спокойно переносить.
Вероятно, от жары я просто перестал отделять мечты от действительности. Место, которого недавно касался веником, теперь поглаживал пальцами. Порозовевшая горячая кожа Лины была гладкой и влажной. Мои пальцы по-хозяйски скользили по телу девушки. И я понимал: ей нравилось. Стоны Алины стали громче и призывнее.
Конечно, "безумству храбрых поем мы песню"* но я старательно избегал прикосновений к выпуклым притягательным ягодицам искусительницы, слегка прикрытым трусиками купальника. Подушечками пальцев я проходил лишь по границе кромки ткани с кожей. В нетерпении девушка приподняла аккуратную попку, недвусмысленно показывая мне свои намерения.
Терпение, Остап. Тебе воздастся. Удар хватит — не беда. Зато потом все будет тип-топ.
Алинка проворно перевернулась с живота на спину, обожгла меня похотливым взглядом.
Да что ж она делает?
Словно ничего не было, Алина прикрыла веки, закинула руки за голову и запрокинула голову. Смочив веник, я вновь приступил к процедуре, лишь стиснув плотнее зубы.
Небольшие крепкие холмики груди с зазывно топорщившимися под тканью сосками, словно магнитом, притягивали к себе мой взгляд. Очень хотелось сдернуть клочок трикотажного недоразумения и вобрать одну из твердых горошин в рот.
Размахивая веником, я мысленно застонал, почувствовав, как к паху приливает кровь. Окаменевший пенис требовал немедленно жертвоприношения. Жертва лежала передо мной, распластанная и полураздетая. Хотелось дернуть завязки на трусиках купальника и…
Давай же. Вот же все…
Ахтунг*.
Тряхнув головой, чтобы отвести дурман наваждения, я продолжил лечебный массаж, щедро ударяя веником по икрам Лины.
— Довольно, — капризно протянула девушка, приподнявшись на локтях.
Она села, свесив ноги с полка, и соскользнула вниз, касаясь моего тела. Придерживая девушку за талию, я интуитивно прижал ее к себе крепче. Алина тут же обвила мою шею руками и, привстав на цыпочки, потянулась к губам.
— Линка, я не каменный, — прорычал я, пытаясь отстраниться от ее манящих и вкусных губ.
— Уверен? — метнув исподлобья пронзительный взгляд, насмешливо спросила Алина.
Вместо ответа впился в ее губы страстным, сметающим все обоюдные сомнения поцелуем. Веник полетел к чертям собачьим. За ним последовали обрывки бюстика и трусиков Лины.
Я жадно и властно исследовал ладонями вожделенное девичье тело. В ответ на мои поглаживания Лина страстно выгибалась и стонала. Наши языки сплетались, словно змеи в брачном танце.
Пройдясь по плоскому животику рукой, я коснулся треугольника волос между ног девушки. Алина затаила дыхание в ожидании моих прикосновений там. Мои пальцы нырнули во влажную расселину и погрузились вглубь женского естества.
Лина громко и страстно вскрикнула, откинув голову назад, подалась навстречу моим пальцам, играющим с ее клитором.
Я отбросил полотенце, спустил с себя плавки и отшвырнул их в сторону.
Моему терпению пришел конец. Теперь я отыграюсь за все стоны и поглаживания.
Крепко поцеловав Лину, я развернул ее к себе спиной и, обвив одной рукой за талию, второй принудил ее упереться руками в полок. Алина охнула и призывно прислонилась попкой к моему пылающему твердому органу.
Шумно вдохнув горячий воздух, я мощным движением вогнал свой пенис во влажное лоно Лины. Мы замерли, ловя необыкновенные ощущения.
Я впишу тебе по первое число.
Мы ожили и начали двигаться навстречу друг другу короткими резкими движениями. Я чувствовал, что оба жаждали быстрой и яркой развязки. Она не заставила себя долго ждать и накрыла шквалом острых ощущений.
Когда мышцы девушки плотным кольцом сжали мое мужское естество, перестав сокращаться, я резко вышел из нее и плотно прижался к ней сзади. Не желал непредвиденных последствий нахлынувшего безумия.
Оргазм стих, я развернул к себе обмякшую довольную Алинку и нежно поцеловал. Она ответила мне ласковым поцелуем и, отстранившись, сыто улыбнулась.
— Ложись, Остапушка, теперь я тебя буду бить… любя, — порочным шепотом произнесла Алина.
Предварительно окатив друг друга прохладной водой, мы поменялись местами. Лина с энтузиазмом порола меня вениками, а я чувствовал, как тело расслабляется, наступает блаженство.
— Переворачивайся, — скомандовала девушка.
Пришлось подчиниться и улечься на спину. Конечно, я был готов и готов ко многому.
— Ого. Да, нам сегодня дважды повезет, — вобрав в кулачок мой вздыбившийся пенис, Линка начала двигать рукой, заставляя меня закусить губу и стонать от нахлынувшего удовольствия. Ее грудки подпрыгивали от резких движений, и меня это несказанно возбуждало.
Лина судорожно облизнулась. Веник полетел на пол, а она взобралась на меня верхом, немного наклонилась вперед, чтобы я мог целовать и посасывать ее соски. Когда она внезапно вырвалась и прогнулась, я пальцем нащупал ее клитор и стал гладить, чтобы доставить удовольствие.
Алинка стонала, выгибалась сильнее.
В какой-то момент она набросилась на меня, ласкала губами шею, пока я наслаждался поглаживанием и похлопыванием ее упругих ягодиц.
— Сядь на меня, — попросил я, и девушка подчинилась.
На этот раз мы двигались плавно, неспешно, стараясь доставить друг другу максимум наслаждения. Мои ладони медленно перемещались по телу Алины. Тягучие, словно мед, скольжения Лины превратились в сумасшедший темп. Я обезумел, но в последний момент подхватил Линку за попку и, выйдя из нее, излился.
— Ты как? — просипел я.
— Доделай руками.
Уложив Лину и прижав к себе, я втянул в рот ее сосок, а рукой стал гладить клитор, увеличивая темп. Лина сжала бедра и затряслась от нахлынувшей разрядки.
Мы лежали в объятьях друг друга, целовались и улыбались.
— Жаркая сегодня банька у нас получилась, Ося, — томно прошептала Алина, нежно целуя меня в плечо.
Да уж, жарче только в аду. Пожалуй, там и буду гореть за совращение подруги детства. Совсем сдурел, полез…
На кого полез.
Я поцеловал утомленную девушку в мокрую макушку, поднялся, подошел к бочке с холодной водой. Взяв ведро, погрузил его на дно.
Повернуться к Алине не мог — стыдно. Не удержал своего Ретивого. Да куда там сдержать, полез тут с выкрутасами…
Фу-у-ух. Идиот.
Достав полное ведро, опрокинул его на себя, вылив всю воду, едва не заорал от обжигающего кожу холода. А потом снова мое тело обступил жар бани.
Ну все, такие дела не по мне, пора на воздух — прийти в себя.