"Все, хватит рассиживаться. Перестать дрожать. Сижу, трясусь, точно курица на насесте. Нужно разыскать Оську, пока он не нарвался на киллера".
Резкие слова, сказанные в немом диалоге самой себе, возымели действие. Я обхватила ствол дерева, немного прогнувшись, чтобы оценить высоту, на которую взобралась, и проблемные участки для спуска.
Ха, существует мнение, что спуск всегда легче, чем подъем, но не в моей ситуации: рюкзак плюс винтовка. Эх, помимо занятий боевыми искусствами, почему мама не отдала меня в секцию скалолазания? Она всегда говорила, что девочка должна быть сильной и уметь постоять за себя. Но почему в тот момент нашего с ней разговора мне не пришла здравая мысль, и я не решила пройтись по всем секциям и записаться еще в одну?
Вернусь в Москву, выясню, что с родителями, где они обитают, и устраню сложившееся недоразумение — пойду на скалодром. Вот честное слово — пойду.
Страх — великая вещь. Я бы даже сказала: гениальная. Кто в здравом уме и трезвой памяти залез бы так высоко? Вот-вот — никто. Я одна такая: идиотка.
Может, Оську тут подождать? Размещусь с комфортом, покараулю… Киллер не обязательно должен вернуться, а Остапушка точно приедет.
Трусиха.
Пришел образ отъезжающего на машине киллера. Он успел сорвать с себя целлофан и надеть бейсболку на голову. Теперь его глаза оказались в тени. Мужчина активно выкручивал руль, его губы шевелились: он что-то говорил. Мне захотелось разобрать фразу, и невольно замерла, пытаясь прислушаться, будто он рядом со мной:
— …не переживай.
Он бросил обрывок фразы мне, а я… Снова на заднем сидении машины.
Нелепость какая-то. Вот как можно так жить? Приходит-уходит ясновидение, а я тут, на дереве, и нет мне спасения.
Может, меня сглазили? А что, вполне себе нормальное объяснение после того, что со мной уже успело случиться. Правда, киллер в картину сглаза никак не вписывался.
Что за чушь в голове вертится, а? Думаю о чем угодно, кроме истинного положения дел. Это у меня от нервов. Слишком уж жизнь круто повернулась и стала невыносимо беспокойной и страшной. К тому же того гляди в любой момент она оборвется. Вот так и случилось с теми, кто пришел в Московскую квартиру и сел за компьютер: их убили.
Оська…
Я зажала рот, чтобы сдержать накативший всхлип. Мир вокруг перевернулся от осознания, что под пули мог попасть и друг детства. Приди убийца немногим раньше, и не взбреди в голову Остапке поехать за пропитанием, то…
Боже. Даже представить страшно его мертвым.
Вздор. Нет. Нет.
Накатила тошнота, и зазвенело в ушах. Страх снова рождал чудовищ, вернее — ясновидение. Мои собственные мысли сошли на нет, ствола дерева, за который держалась, уже не видела, а смотрела в лобовое стекло машины киллера, наблюдая за проезжающими встречными легковушками. Собственные ощущения притупились, стали неважными, поверхностными. Мое тело будто распласталось по водной глади моря, но я смотрела не в небо, а в чужие мысли, эмоции. Меня окружали запахи леса, трав, шишек, но они смешивались с вонью внутри автомобиля и асфальтовой дороги.
Как это происходит? Как работает? Кто передает мне мысли, иллюстрации, запахи?
Я хочу познакомиться с тобой. Слышишь?
Усилием воли я попыталась принять и сделать собственным восприятием представление незнакомца. Надеялась, что так будет проще выстроить с ним связь и, возможно, передать свое желание заглянуть в его глаза, увидеть, каков он.
Зажмурилась, расслабилась, глубоко вдохнула. Мир закружился вокруг, рассыпался на множество атомов, каждый из которых пах по-своему и очень ярко. Я не слушала мысли незнакомца, но чувствовала тревогу и преданность. Запах киллера стал родным для меня, любимым. Его могла определить из тысячи.
Я распахнула глаза, но вместо леса и фасада отеля в зеркале заднего вида иномарки отразилась морда овчарки с умными глазами. Мы жили с ней на одной волне, вернее, я чувствовала то же, что и она: ловила каждое движение наемника.
Мысленно представила, как поворачиваю голову и смотрю на соседнее сидение. Панорама расширилась и сместилась. Я увидела дверцу машины с приоткрытой щелкой окна, место рядом. На нем никого, только автомобильный журнал валялся. Панорама вернулась к зеркалу заднего вида.
Я — собака? Не ребенок — собака. Я видела все ее глазами? Могла заставить ее подчиниться мне?
Захотелось получить подтверждение догадке. Подумала, что смотрю на лапу и поднимаю ее. Панорама сместилась, и я увидела, будто в объектив камеры поднятую мохнатую лапу.
Ничего себе.
— Не сейчас, малыш. Потом поиграем.
Убийца отреагировал словами на поступок управляемой мной собаки. Успокоил ее, повернулся и протянул руку к лицу, вернее, морде, но я восприняла это, как касание к собственной коже. Руки у него сильные, наверное, спортом занимается. Мозоли на ладони. Вот этими руками он и стрелял не по баночкам в лесу, а по людям.
Меня обдало холодным потом. Мурашки побежали по коже, я вырвалась и отшатнулась.
— Ну, малыш, спокойнее. Все хорошо.
Хорошо? Говоришь, хорошо? Ублюдок.
Представила, как впилась зубами в плечо киллера, сжала челюсти. Мне хотелось причинить ему боль. Возникло неотвратимое желание узнать, какова на вкус кровь этого урода.
Неожиданно услышала лай. Он будто происходил из моей головы: страшные гортанные, клокочущие звуки.
— Тише, ну что ты, скоро уже.
Я зажмурилась, но видение никуда не ушло. Видела плечо и представляла, как сжимаю на нем челюсти.
Вдруг все пришло в движение: тело "хозяина" в сантиметре от глаз, ощущение твердости на зубах и запах крови. Она соленая. Сочилась прямо в рот, стекала по языку. Мужской крик:
— А-а-а.
Водитель взвыл и попытался оттолкнуть меня. Но я сильнее стиснула зубы, все больше чувствуя внутри себя просыпающийся звериный инстинкт охотника. Машина вильнула, выехала на встречную полосу. Удар. Все смешалось, я падала и больно ударялась, но неизменным оставался вкус крови на языке.
Мое сознание вынырнуло из картинки.
Руки тряслись, пальцы скрючены, а челюсти сильно стиснуты. Глаза застилал пот. Но не это меня волновало, а набросившиеся на меня запахи, кружащие голову, шорохи, различаемые до мельчайших подробностей.
Надо избавиться от наваждения.
Тряхнув головой, попыталась сжать руки в кулаки. Получилось, но с большим трудом. Холодные пальцы противно коснулись ладони, и я снова разжала кулак. Вытерев рукавом ветровки пот с лица, принялась интенсивнее работать руками, чтобы быстрее согрелись. Потерла ладони.
Запахи стали терять краски, слились в один, довольно усредненный, но стойкий аромат — благоухание соснового леса и сочных трав. Уши словно заложило, и теперь не различала, какой звук принадлежал живой природе, а какой неживой.
— Фу-ух, — шумно выдохнула я.
Неужели я только что лицезрела аварию, спровоцированную собакой? Она набросилась на собственного хозяина, и момент оголтелой охоты я восприняла на себя? Да, не спорю, очень желала этого в тот момент.
Черт. Выходит, я смотрела глазами собаки? Отчего-то решила, что в машине ребенок, ведь и с животными обычно общаются, будто с детьми.
Ничего не понимаю. Почему я наблюдаю все эти видения и принимаю информацию. Почему все транслируется на меня?
Мамочки.
У меня невроз. Расстройство. Что там еще? Синдром… Этот… Как же его…
Тьфу ты. Какая разница, какой у меня синдром? Да хоть раздвоение личности.
Впрочем, на последнее вполне похоже. Я тут на дереве и я там, в машине в голове собаки.
Бр-р-р-р-р… Чепуха какая-то.
Информация пришла, информация ушла, а я, идиотка, продолжала торчать на дереве и маяться от… Чего?
От собственной дури — вот чего.
Винтовка у меня изначально была на одноточечном ремне, я просто перекинула его через голову и оружие немного отвела за спину. Удобно. Болталась себе сбоку, дулом вниз и особо не мешала. Лямки рюкзака пришлось подтянуть, чтобы ноша прилегала сильнее к спине.
Ну, с Богом.
Я начала медленно и осторожно спускаться, хватаясь за толстый и грубый ствол. Винтовка сползла на ягодицу, но препятствий со спуском не возникло. Не хотелось терять ощущения присутствия М-16. С ней как-то надежнее. Ничего, что она весила почти три кило, ради безопасности это весом не должно казаться.
Очутившись на земле, я присела между корней, вылезших наружу, и прислонилась плечом к коре. Ладони кровоточили и дрожали. Подув на них для самоуспокоения, подумала об Остапе.
Где его носит?
Волнение нарастало, а вслед за ним накатили резкие запахи и тошнота. Так, это предпосылки "ясновидения", насколько я уже успела уяснить. Действительно, лес исчез, и перед глазами появилось двухэтажное здание с кряжистыми толстыми колоннами, поддерживающими козырек над входом. Прищурилась, силясь сфокусировать картинку и приблизить ее еще немного.
Ну же. Еще чуток.
Во-о-от.
Подъехала иномарка. Из нее вышли двое: незнакомец и Остап. Они вместе поднялись на крыльцо. Там всего две ступеньки и широкая площадка. На стене возле двери висела табличка.
Мне захотелось разглядеть ее, и я мысленно потянулась к ней, размышляя над тем, как бы сократить расстояние. И вдруг я почувствовала, что медленно, покачиваясь, стала приближаться к крыльцу. Картинка замерла, будто камера в кино, встала на нужную точку. В моем случае — место обозрения в пяти шагах от крыльца. Я прочитала крупные буквы таблички: "Полиция", а далее мелким почерком, но я не разобрала. Итак, полицейский участок.
Изображение пропало. Голова разболелась, в носу стоял запах выхлопных газов и Оськиных продуктов. Надо же, снова будем лопать бутерброды. Ничего умнее придумать друг детства просто не в состоянии.
Оська. Он арестован?
Что же делать?
Взять себя в руки для начала.
Неужели "джинсовый" напоминал нам о себе таким способом? Или вообще решил написать на нас заявление в полицию? Или раненый мной парень это сделал?
Улик у них против нас нет. Да и Остап тут ни при чем. Его отпустят и… Надеюсь, ему хватит ума отбрыкаться от следователя?
Ох, Остапка.
Я всхлипнула, губы задрожали, и из глаз хлынул поток горьких слез. Мне было жаль себя, его, моих родителей — всех, включая Егорыча и дядю Семена. Позвонить никому не могла, и мне никто не звонил. Ехала на свой страх и риск в город, где непонятно что меня ждет. Стреляла в человека, убегала и скрывалась в лесу, заключила договор с "джинсовым".
Абсурд?
Еще какой.
Я размазывала слезы, льющиеся из глаз по щекам, не особо переживая, что натру кожу, и она опухнет. Мне хотелось реветь… Нет — выть во все горло. Но плакала беззвучно, давила крики внутри себя.
Самое ужасное, что я не понимала, что происходит. Проект, документы, убийство в нашей квартире — чепуха по сравнению с тем, что я не знала, к чему готовиться.
Боже, по нашу душу с Остапом приходил киллер.
Да кому расскажи — не поверят. Я сама верила в случившееся с трудом.
А этот идиотизм, называемый ясновидением? Вообще ни в какие ворота не лезет.
Я подтянула колени, обхватила их руками и уткнулась в них. Так проще, я словно спряталась от всего мира, укрылась в невидимом коконе, откуда меня не выцарапать. Всего, что произошло, я не просила. Меня устраивала моя жизнь, включая Зигурда. Все, абсолютно все было в ней хорошо, спокойно, ровно. И вдруг меня словно втянули в невидимый водоворот, который был рядом, но я не замечала. Все смешалось: свои, чужие. Остались только мы — Остап и я.
Сколько я так просидела — не знаю. Слезами горю не поможешь, как гласит народная поговорка. Зато на душе стало легче, самую малость, но стало.
Судорожно вздыхая, я решила возвратиться в отель. Там мне уже ничто не угрожало. Убийца уехал, я сама это видела, хоть и чужими глазами. К тому же если верить видениям, то наемник попал в аварию. Нужно как-то забрать отцовский внедорожник, оставленный Остапом, и дальше ехать одной.
Черт. Ключи.
Ну вот, я без машины. Как быть?
Пока я медленно брела к гостинице, в голове наладился мыслительный процесс. Если зайду в таком виде в фойе, то сразу у администратора возникнут вопросы. Хорошо, что за номер расплатились вперед. Но, увидев сейчас, персонал отеля возьмет меня в оборот по поводу состояния номера, и возможно, вызовет наряд полиции. Представляю, что там оставил после себя стрелок. Встреча с Оськой будет безрадостной. Без меня у парня хоть есть шанс обелить свое имя и выйти сухим из этой катавасии.
Тяжко вздохнув, я поставила рюкзак в ноги и, развязав тесемки, сложила приклад, чтобы вместить в него М-16. Папа постарался и сделал мне такое одолжение, купил тюнингованную винтовку. На заказ делал, видимо. Поклажа вместительная, и по высоте вполне могла скрыть оружие, но следует иначе уложить вещи.
Покопавшись, я наконец стянула веревку рюкзака и забросила его на плечи. М-да, стало гораздо тяжелее, хотя по весу ничего особенно не изменилось.
Я сменила маршрут, развернувшись от отеля в противоположном направлении, в ту сторону, откуда приехал киллер. На трассу, ведущую в город, вышла достаточно быстро. Встав у обочины, подняла руку и стала голосовать.
Легковушки проносились мимо, даже не притормаживая. Такси, появлявшиеся на горизонте, были уже заняты. Я упорно стояла с поднятой рукой. Идти по ходу движения нельзя по правилам. Глаза щипало от вновь наворачивающихся слез.
Хватит себя жалеть. Раскисла совсем.
Шмыгнув носом, вытерла его рукавом ветровки. Не поверив увиденному, моргнула, зажмурилась, открыла глаза снова. Нет, притормозивший возле меня Иж "каблучок" с открытым бортом никуда не испарился. В кабине сидели двое: мужчина и женщина средних лет.
— Куда вам, девушка? — сквозь приспущенное окно спросила меня женщина.
Ей, наверное, около пятидесяти. Круглое лицо, широкая улыбка, курносый нос, светлые глаза и белесые брови. На голове косынка, завязанная на затылке. От нее веяло простотой и… пирогами. Да, такой сильный запах теста, что даже желудок скрутило от голода.
— До супермаркета не подбросите? — изобразив милую улыбку, спросила я.
— Полезешь в кузов? — провокационно спросил шофер.
Он удивительным образом был похож на женщину. Такой же простой и круглолицый. В хлопчатобумажной рубахе и кепке с заломленным козырьком, которая, наверное, ему досталась по наследству от деда-революционера.
— Да, с радостью, — обрадованно откликнулась я. — Сколько возьмете?
— Нисколько, — поторопил меня водитель. — Только на въезде в город спрячься, ладно? Поспеши уже.
Я проворно перебралась через бортик и уселась на дно багажника. Крепко схватившись за висевшую на металлической петле багажную ленту, я прижалась к кабине машины, облокотившись на рюкзак, чтобы не мотаться по пикапу, как селедка в бочке. "Каблучок" резво газанул и помчался.
Подпрыгивая на колдобинах и пересчитывая каждую выбоину в асфальте, я, стиснув зубы, уговаривала себя, что так мучиться придется недолго. А то, что добрые люди не запросили оплату, тоже было мне на руку. Вид всклокоченной окровавленной девчонки с М-16 в рюкзаке вызвал бы кучу вопросов у хозяев Ижа.
Стараясь отвлечься от неудобств пути, я окунулась в мысли.
Оська.
Возможно, теперь мы расстались навсегда? Я буду убегать и скрываться, а ему нужно присмотреть за отцом, над которым тоже нависла угроза. Не факт, что стрелявший в меня убийца получил заказ только на одну мою голову. Значит, всем остальным тоже угрожала опасность — и Осе, и дяде Семе…
Иж стал притормаживать. Было от чего: образовалась небольшая пробка. Я, как и просил водитель, спряталась, но подглядывала. Скопилась куча машин, включая патрульных, на краю дороги стояла "Скорая". Ночь очень быстро опускалась на землю, но в свете фар и прожекторов мне хорошо был виден накрытый пленкой, будто саваном, человеческий силуэт.
— Проезжай. Проезжай. Давай.
Мужчина в форме махал рукой и смотрел на кабину Ижа. Я спряталась. Значит, видение было настоящим. Пес набросился на собственного хозяина и спровоцировал аварию со смертельным исходом. Вопрос только в том, повезло ли киллеру остаться в живых после столкновения?
Я снова выглянула, когда мы немного отъехали. Легковушку смяла фура. У убийцы не было возможности выжить. Это его труп лежал на дороге.
Оська, как ты там?
Я постаралась сосредоточиться на образе возлюбленного, пытаясь вызвать изображение, которое рассказало бы мне все об Остапе. Запахи и тошнота в этот раз были более резкими, но не явили запрошенную мной картинку. Открыв рот, я стала жадно вдыхать в себя воздух, чтобы сдержать спазмы, рвущиеся из желудка. В ушах зазвенело. Лес и дорога словно ополчились на меня, обрушились всеми тонами и полутонами, грохотом и шорохами.
Навязчивый запах бензина разъедал глотку и нос. Перед глазами поплыли цветные пятна, как радужные кляксы от мазута в луже. Я старалась глубокими вдохами выветрить навязчивую вонь из легких. Но вместо этого плавающие картинки преобразились в трехмерные формулы и схемы атомов нефтепродуктов. Сразу стало не до друга детства.
Как только я прекратила "вызывать" образ Остапа, тошнота отступила. Я вздохнула от облегчения.
Стоп.
Интересное дело. Получается, что когда "абонент" недоступен для обзора, на меня обрушивается дикий токсикоз, будто я беременна? Нет, я сама, конечно, не знаю каково это, но беременные девушки в знакомых имелись и описывали именно такие ощущения. Проверять пока не буду. Только отошла от приступа. Слишком еще свежо предание. Лучше пока подумать о деле.
Итак, что мы имеем? Проектом "Велес" заинтересовались вновь и совсем недавно. Охотников за документами несколько. Сейчас проявились: киллер, "джинсовый" и некий ученый из бывшей лаборатории папы. То, что убийца не от "джинсового", было понятно сразу. Этот не старался вести торги, выведать, где бумаги, а просто пришел шлепнуть нас, словно мух, и заграбастать все на халяву. Или все проще? Да куда уж там. Скорее уж, сложнее. Папа просто так секретность с записями и посылками разводить бы не стал.
А что если этот же наемник пришел в нашу Московскую квартиру и…
Бр-р-р-р. Думать даже страшно. Но придется, правда, не обязательно сейчас.
Неожиданно в рюкзаке раздался звон. Я вздрогнула. Выдернув из кармашка рюкзака телефон, я уставилась на светящийся экран. Пришла эсэмэска с неизвестного номера. Указывался адрес стоянки, где необходимо оставить машину, и номер рейса, которым я должна лететь в Москву.
Иж затормозил. Я вытянула шею и осмотрелась. Супермаркет и небольшая парковка перед ним. Машин полно. Я спрыгнула на землю и тепло поблагодарила водителя и его жену, или кем она там ему являлась.
Итак, я в городе, вернее — на его окраине. Что дальше?
Я бросилась к парковке. Пробежалась по ней взад-вперед: нет джипа. Неужели Остап уже уехал? И что мне теперь делать?
Пройдясь еще вдоль ряда машин, я остановилась напротив потрепанной иномарки. Именно здесь меньше двух часов назад стоял джип, на котором приехал Остапушка. Смешно, но я чувствовала его запах. Совсем крыша поехала.
Бессмысленно бегать, искать. Уехал он.
Я устремилась к прозрачным дверям супермаркета. Народ выходил с тележками, толкая их перед собой. При виде коробки с замороженной пиццей желудок скрутило, а рот наполнился слюной. Хоть бы булочку съесть, и жизнь расцветет привычными красками. Врагов в ближайшее время на горизонте не предвидится, да и война войной, а еда по распорядку, потому твердо решила купить поесть.
Долго в магазине гулять не пришлось. Запах из кондитерского отдела влек меня, точно путеводная звезда. Взяв себе булку с сыром и лимонад, я направилась к кассе. На мое счастье, стоять долго не пришлось: пока шла, за закрытую кассу села девушка, и я рванула к ней. Очередь за моей спиной моментально выросла до жутких размеров.
— У вас все? — обратилась кассирша ко мне, а я, кивнув, расплатилась и вышла.
Стоя на улице и поглощая булку, размышляла над превратностями судьбы. С тем, что я в бегах, как-то смирилась. Про киллера не забыла — у меня был враг, желавший смерти. Помнила и про "джинсового", захотевшего выкупить проект о бактериях из вечной мерзлоты.
Вероятно, было там что-то сенсационное, раз уж так все подорвались и алкали кардинально решить вопрос: убить или купить? В этом каким-то образом замешаны папа и мама, игравшие собственную "кантату". Они спасали проект и меня.
Эсэмэска пришла на телефон не просто так — значит, такой вариант уже обмозговывался. Подробности, каким макаром все продумано до мелочей — не важны. Главное: я пока жива… Я и Остап.
Оська, Оська… М-да-а…
В народе говорят: "Все что ни делается, все к лучшему". Сейчас я понимала, что вполне справедливо такое утверждение. Нам нужно было расстаться с другом детства, ведь со мной стало опасно. Это я еще на дереве поняла, когда витала в собачьих мозгах.
Я влюбилась. Обалдеть. Влюбилась в собственного друга.
Даже в страшном сне присниться такого не могло, а в реальности случилось. Так обидно бросать все то, что между нами возникло — притяжение, страсть, понимание. Но для меня живой Остап лучше мертвого, потому и требуется расстаться.
Но если он без меня решит жениться — прибью.
Ладно, что я, Остапа не знаю? Не соберется он так быстро жениться. Пока раскачается, десять раз попробует со мной поговорить. Так всегда было, и сейчас тоже так будет. Ему нужно твердо и ясно сказать, четко и без обиняков, тогда он уйдет. Просто так, без разговора — нет.
Все равно, если что… Я за себя не ручаюсь.
Доела булку, запила сладкой водой и задумалась о ночлеге. Еще и к конторе как-то добраться следует.
На мое счастье на парковке притормозило такси. С пассажирского сиденья выбиралась грузная женщина в джинсах и вязаной кофте поверх свободной рубашки. Я рванула к легковушке и, сунувшись в открытое окно, спросила:
— Свободен?
— Тебе куда?
— По адресу…
Я припомнила улицу и дом конторы, которые были указаны в договоре, и водитель кивнул мне:
— Садись.