— Уходи, — выдохнула я, едва мы забежали в комнату.
Мне хотелось перевести дух, остаться одной, чтобы собраться с мыслями. Впрочем, и мыслей-то не так много — две: уцелеть и осознать происходящее. Какая из перечисленных проблем первична, трудно сказать.
— И не подумаю, — насупившись, процедил сквозь зубы Остап. — Чего это ты мной раскомандовалась?
Кинула на друга беглый оценивающий взгляд.
Оська не отступит, вон как нахохлился. Приятный парень — Остап Семенович — ровно до той поры, пока что-то не идет вразрез с его мнением. Стоит перейти дорогу… Как говорят: это начинается совсем другая история.
— Снимай ветровку, — произнес парень. — Обсушимся. Дождь как из ведра.
Ох, сложно нам с ним порой, но что поделать, нужно считаться с его мнением, тогда жизнь будет не такой проблематичной. Так что в переговоры вступать все равно придется…
Я сбросила ветровку и определила ее на спинку стула, одиноко стоящего у обшарпанного стола.
— Ты знал, что у меня получится, — горько и обреченно выдавила я из себя. — Там, с собаками… Сказал, и я так сделала — результат известен. Но нельзя сложить картину целиком, не зная, на каком месте лежат пазлы.
— Романтично, — хмыкнул парень. — Пазлы, картина… Вот оно, Европейское образование, что с людьми делает, уже по-простому изъясняться трудно.
— По-простому? — вскинулась я. — Будет тебе по-простому. Ты знал, что у меня получится и попросил так поступить. Я не сразу осознала, что могу нечто подобное вытворять, а ты — знал. Не отпирайся.
— Не собирался даже, — пожал плечами Остап и уселся на узкую кровать. — Знал, и все у нас получилось.
Остап откинулся и уперся локтями в матрац. Его тело казалось расслабленным, но взгляд — острый, злой.
Я облокотилась на стену и тяжело выдохнула. В разговоре возникла пауза. Я никак не могла составить в своей голове вопрос, который следовало задать Остапу. Было заметно, что могу нарваться, если что-то пойдет не так и слова другу покажутся резкими. Остап же не пытался облегчить мое положение и в безмолвии смотрел на меня.
Будь что будет…
— Когда я приехала в гости, ты считал, что у меня с головой проблемы, раз талдычу об ясновидении, видениях и прочей ерунде… Сейчас ты сам указал мне на возможности, о которых я и не подозревала. Произошло это где-то между придорожным отелем в Приморье и нашей встречей в Москве. Я хочу знать, кто тебе подсказал… Нет, не так, иначе: кто знает о моих способностях и возможности ими управлять?
— Батя, — коротко и неохотно ответил Остапушка.
— И?..
— Что "и"?
— Это все? — взбеленилась я. — Все объяснение?
— Я предпочел бы не объяснять тебе всего. Зачем? Потом узнаешь.
— Поэтому и говорю: уходи, — с каким-то отчаянием попыталась я воззвать к разуму друга. — Дальше нам не по пути.
— Еще чего, — сказал Оська, упрямо поджав губы, и они превратились в тонкую полоску.
Я устала, вымоталась, а он…
Захотелось накинуться на него с кулаками, бить по лицу, груди, животу.
Нет, Остапу я не причиню зла, скорее уж вцеплюсь в собственные волосы и буду биться лбом о стену, чтобы забыться, перестать страшиться самой себя.
Если посмотреть правде в глаза, то Остап ни при чем. Это я не знала и не понимала, что происходит со мной, откуда взялась такая странная нелепая сила. Не чувствовала ее граней, не могла просчитать последствия.
Что я такое?
Ответ повис в воздухе, как и объяснения нелепых и опасных обстоятельств, в которых варилась уже который день подряд.
— Я даже не знаю, кто я есть, понимаешь? — голос дрожал.
— Смородинова Алина Борисовна. Этого достаточно?
Я скатывалась в истерику. Произнесенное Остапом имя теперь для меня ничего не значило, или мне так казалось — не существенно. Мир вокруг мерещился враждебным, злобным, надсмехающимся надо мной и моими слабостями. Я ощутила себя непонятной даже самой себе, противоречивой, двойственной. Я почувствовала это, когда Оська произнес мое полное имя. Да, я прежняя Алина, но есть и другая — она страшила меня.
Опасная, как бритва или пуля, мысль заставила вздрогнуть: а что будет, если я не смогу контролировать другую Алину с ее сверхспособностями?
Бросилась к Остапу и стала стягивать его с кровати, он подчинился.
— Тебе со мной опасно во всех отношениях. Беги, — закричала я.
Я попыталась вытолкнуть его в прихожую. Эффект — ноль. Все равно что попытаться столкнуть локомотив.
— Евпатий Коловратий. Ты глухой? — взвилась я еще больше.
— Не ори, — ровным и тихим голосом ответил парень. — Я. Тебя. Не брошу. Усекла? Это последнее мое предупреждение. Больше никаких разговоров на эту тему. Точка.
Меня отрезвил его жесткий, чеканный тон. В глазах друга плескалась ярость. Желваки на щеках ходили ходуном, а руки, опущенные вниз, были сжаты в кулаки. Всем своим видом он показывал непреклонность.
Страх призраком встал между нами. Нужно протянуть сквозь него руку, взмахнуть ею, развеять фантом.
Я потянулась к другу, взяла в ладони его лицо заглянула в глаза. В них ясно читалось: Остап пойдет со мной на край света, а если понадобится — за край жизни. И я верила, — так оно и будет. Верила и желала всем сердцем, чтобы все произошедшее оказалось сном.
— Оська, — прошептала я. — Скажи мне, что я такое, пожалуйста.
Предательская слеза прочертила дорожку по щеке и упала в отворот рубашки.
— Гидрат твою перекиси водорода с марганцем, — пробубнил Остап, хмуро следя за мной. — Ладно. Так будет честно, в конце концов. Мне все равно, что там буровят эти ученые заучки, я тебя люблю. Давно уже…
— Я тоже люблю тебя, — поспешно встряла я в его монолог, шмыгнув носом и отводя взгляд от любимого. — И боюсь за тебя. Рождается столько всяких "вдруг" и "если", что обычное чувство может превратиться в опасность нахождения рядом со мной. Скажи мне… Что происходит? Почему я могу такое делать? Кто я? Или… Уходи. Давай откажемся друг от друга — так проще.
— Дур… дуреха, — прорычал парень. — Я люблю тебя уже сто лет, наверное. И не смей меня перебивать. Моду взяла, европейка.
Он сграбастал меня в охапку и прижал к себе. Я попыталась вырваться. Не получилось. Остап сильнее сжал меня. Слезы душили, хотелось заорать, выпустить боль и страх наружу.
— Неужели ты не понимаешь, что можешь все разрушить, узнав правду, — прорычал парень мне в волосы. — Правда не всегда облегчает душу. Она может гирей повиснуть на ногах.
Друг неожиданно резко оттолкнул меня, но продолжил удерживать за руки. Он смотрел мне в глаза, и в его взгляде была непреодолимая боль.
— Еще когда у тебя никаких Зигурдов в проекте не было, я уже любил тебя, — горячо убеждал он, поглаживая меня по плечам. — Повторяюсь, чтобы уяснила себе это и оценивала сказанное мной, учитывая мои слова. Мало ли кто чего наговорит. Сами они… идиоты… Я тебя никому не отдам, поняла? И чихать я хотел на всех с высокой колокольни. Даже на слова отца.
Оська подхватил меня на руки и присел на диван. Я прильнула к его груди и зажмурилась от ощущения родного тепла и уюта, которое мог сейчас дать мне только один человек на свете — Кудрявцев Остап Семенович.
— Ося, — просяще протянула я, поглаживая его ладошкой по плечу. — А что именно рассказал тебе дядя Семен? Не мучь меня. Будет проще, если я все узнаю, смогу примириться с действительностью. Знал бы ты, что в моей душе сейчас творится… Всемирный потоп отдыхает. Я боюсь за тебя и себя, наших близких. Источником предстоящих проблем вижу свой дар. Пойми, мне нужно знать, что происходит. Хочу быть безопасной.
— Безопасной? — болезненная ухмылка отразилась на лице любимого. — Ну, дела-а-а. Хорошо, слушай.
По мере его повествования у меня от ужаса кровь стыла в жилах. Мельчайшие волоски на руках вставали дыбом. Кое о чем я уже давно догадывалась, кое-что само открылось мне, но чтобы так безапелляционно и обреченно узнать о себе всю правду…
Выше моих сил.
Едрен-батон. Я готова орать на весь мир: спасите.
— Химера, животное, существо, особь, альфа-самка, — перечислила я как-то отстраненно, не ощущая и не соотнося себя ни с каким из определений. — Оська. Я — чудовище, ты понимаешь? Оставь, меня, слышишь?
— Лина, прекрати. Мы это уже обсудили, — жестко прервал меня парень. — Даже если все правда, для меня это ничего не меняет.
— Я альфа-самка — жуть какая-то. Тебе со мной опасно, — упрямо повторяла я.
— Насколько я в курсе повадок волков*, то все они моногамны, — тихо начал говорить Остап. — То есть когда приходит время, у них образуются пары. Один раз и на всю жизнь, пока смерть одного не разлучит их. Все, как у нормальных людей, не находишь? Ты выбрала меня, чему я очень рад, и это сошлось с моим выбором. То есть если я послушаюсь тебя сейчас и свалю, то хрен мне, а не любимая женщина. Так? Ты этого добиваешься? А обо мне ты подумала? Может, и я так же, как и волк — моногамен? Может, и мне нужна только одна-единственная на свете женщина. И так совпало, что это ты, Алинка. Волки, так волки. Значит, я буду твоим альфа-самцом. Нашли чем удивить.
Остап торопливо и нежно прикоснулся своими губами к моим, а затем лизнул их кончиком языка. Я откликнулась на его ласку, и мы погрузились в сладостный головокружительный поцелуй, который, разгораясь, перешел в чувственный пожар.
— Подожди, но как же… — голова шла кругом, я хотела Остапа, сильно, болезненно, всецело.
— Что не так? — отстранился парень. — Что опять не так?
— Мое влечение… Я…
— А мое влечение? Все теперь списать нужно? Эгоистка.
— Но если вдруг…
— Если вдруг что?
— Я могу забеременеть, и ты… Когда ты там, в том тайном подземелье… Ты ведь знал уже, что я такое и почему…
— Фу-у-ух, — закатил глаза Остап. — Вот зачем сейчас нужно лезть с вопросами, Алин? Да, я знал. Мало того, переживал, боролся сам с собой. И знаешь, пришел к такому выводу, что если появится у нас потомство, то оно точно выживет в грядущем. Плохо, что ли?
— Ну ты и жук, — расплываясь в улыбке, прошептала я в губы парня.
— Должен кто-то из нас реально смотреть на вещи. Хотя и нелегко мне пришлось. Представляешь, моя любимая девушка — на какую-то часть волчица. Меня пожалеть нужно, а не вопросами забрасывать. Алин, бесчеловечно это. Я столько пережил. Целуй меня немедленно, чего замерла? Утешай уже. Перенервничал весь.
— Я тебе сейчас… — хохотнула, погрозила кулачком и впилась в губы Остапа, словно это был наш с ним последний поцелуй.
Последний — глупость какая. То, что происходило сейчас между мной и Остапом — закономерность бытия. Награда, данная нам. Возможность, которую нельзя упускать. Нас до одури влекло друг к другу. Моногамность — я согласна быть таковой, если Остап будет рядом. Он — мой мужчина, и пусть весь мир подождет.
Что до прочего…
Об этом я подумаю завтра*.
Мне стало мало только прикосновения губ Остапа. Хотелось, чтобы до моего обнаженного тела дотрагивались его сильные грубоватые пальцы.
Завозившись, я начала снимать футболку, и лобызание прервалось. Оська помог мне снять всю оставшуюся одежду и быстро обнажился сам.
На краткий миг я залюбовалась его сильным телом и восставшей, мощной и готовой к сексуальным подвигам плотью. До дрожи и покалывания в пальцах захотелось притронуться к шелковистой поверхности пениса.
— Иди ко мне, моя девочка, — сипло произнес Остап.
Он внезапно дернул меня к себе, и я оказалась в надежном капкане его рук, которые тут же пустились в путешествие по моему телу. Широкие ладони Оськи накрыли полушария моей груди и, несколько раз кругообразно погладив, слегка сжали их. Сильные пальцы пощипали соски, вызвав у меня сладостный стон, и отправились в дальнейшее странствие по телу, царапая короткими ногтями по животу.
Парень прильнул к отвердевшему шарику груди на вершине холма и вобрал его в рот, сладко посасывая, легко покусывая и тут же уделяя внимание второму. Потом наши губы вновь встретились, на этот раз в отнюдь не трепетном и ласковом поцелуе, предваряя жесткий и требовательный поединок языков.
Я обвила его шею руками и плотно прижалась к груди — своей. В мой живот уткнулся упругий массивный пенис. Вдыхая пьянящий аромат тайги, которым пах мой мужчина, я купалась в горячих гейзерах наслаждения.
Остап сильно сжал пальцами выпуклости моих ягодиц, вызвав новый взрыв удовольствия и, приподняв, насадил меня сверху на свой вздыбленный фаллос.
Обвив ногами парня вокруг бедер, я упивалась осязанием проникновения и погружения его члена в мое чрево. Бушующее пламя пробежало по венам и превратило кровь в кипящую лаву. Кажется, я застонала, плавясь от счастья.
Прислонив меня к прохладной стене, Оська стал настойчиво вколачиваться в мое лоно, придерживая меня под попку. Я захлебывалась от невероятных ощущений, возникавших от трения нашей разгоряченной плоти.
— Да-а-а. Так. Глубже. Еще. Резче. Да-а-а, — причитала я, подбадривая партнера к более интенсивным движениям, подаваясь ему навстречу.
— Малышка, — прошелестел мне на ухо любимый. — Вот так тебе. Моя. Не смей… Даже не думай…
Он обрушивал меня на свой пенис, проникая глубоко, доставляя наслаждение. Остап словно наказывал меня за то, что ему пришлось открыть правду, а я принимала наказание, отвечая на порыв любимого.
— А-а-а-а-а, — стонала я, запрокидывая голову. — О-о-ох. Так хорошо. Еще.
Остап уткнулся мне в ложбинку между шеей и плечом, а я подстегивала его, подгоняла словами:
— Глубже. Хочу глубже.
Вскоре мне стало не до командирского контроля. Огненная лава затопила уголки моего тела и сознания, превращая мое нутро в дымящийся пепел. Эйфория накрыла меня с головой, и я упала без сил на грудь любимого, собирая по атомам отголоски сокрушительного оргазма.
Остап, сделав еще несколько энергичных толчков, замер внутри меня, и я почувствовала содрогание его плоти — извержение вулкана из спермы.
Возлюбленный поцеловал меня в губы и отнес на диван, лег рядом, обнял.
На меня внезапно снизошло вселенское спокойствие. Проваливаясь в сон, поняла, что обрела защищенность и уверенность в том, что нас двое: Остап и я. Так было и есть, и будет.
Когда я очнулась, Оська уже не спал, был возмутительно свеж и бодр. Любимый лежал на диване, спиной ко мне и смотрел телевизор почти без звука.
— Привет, — хрипло окликнула его.
— Привет.
Остап резво развернулся ко мне и сцапал в крепкие объятия. Он внимательно посмотрел мне в глаза и, сделав для себя какие-то выводы, звонко чмокнул в кончик носа.
— Как ты? — спросил парень, бдительно отслеживая мою реакцию.
— Есть хочу, — призналась ему и, прищурившись, испытующе глянула на собеседника. — Голодная как волк.
— Умоешься, или сразу сядешь есть? — кивнув, серьезно спросил он.
— Сразу, — сглотнув голодную слюну, ответила я.
Остап положил ладонь мне на затылок и, приблизившись к моему лицу, опалил губы горячим поцелуем. Шумно вздохнув, он отстранился от меня. Вскочив с дивана, развил бурную деятельность, результатом которой стал скромный, но сытный обед.
Про волчий аппетит я не совсем пошутила. На наш бурный секс-раунд ушло много энергии, поэтому я сразу провалилась в сон, а теперь организм требовал дозаправки калориями.
Спешно натянув нижнее белье и рубашку, я босиком на цыпочках добежала до стола и взгромоздилась с ногами на стул. Остап, сидевший по соседству, пододвинул ко мне пироги, купленные накануне в кафе, и пол-литровую бутылку с холодным чаем. Облизнувшись, я набросилась на еду.
— Я вот что сказать хотел… — начал друг. — Ты себе душу не трави тем, о чем узнала. Ни к чему это. Неоднозначные вопросы, потрясание душевными муками, упоение ими же — бред. Я вообще думаю, ерунда все, что там наговорили, натворили наши умники-отцы. Принять нужно и жить дальше.
— Ты философствуешь с утра пораньше, Остапушка? — глотая кусок, улыбнулась я. — Плохой признак — день под откос.
— Я серьезно. Проще надо ко всему относиться, к тебе люди потянутся.
Было заметно, что друг обиделся на меня, ведь хотел успокоить, а я все испортила своим подтруниванием. И сказал он, пусть не слишком лаконично и стройно, о том, что я сейчас испытывала. Да, я была счастлива, но мысли, так или иначе, возвращались к предыдущему разговору. Кто я этому миру? Кто я людям? Кто я животным? Что дальше?
Бр-р-р-р.
Оська взял лежащий рядом пульт и прибавил звук у телевизора.
— Новости Петербурга, — пояснил он и хмуро уставился в экран, пытаясь вникнуть в суть известий. — Случайно наткнулся, давай послушаем.
— …А теперь криминал, — заявил диктор. — За текущие сутки в Москве произошло несколько серьезных преступлений. Этой ночью неизвестные напали на майора ФСБ Коржикова Виктора Евгеньевича, который в ходе схватки с ними получил множественные пулевые ранения. Мужчина скончался в скорой помощи, не приходя в сознание.
Пока ведущий озвучивал информацию, в правом верхнем углу появилась фотография нашего знакомого московского "проводника" с траурной ленточкой.
— Вот это новости, — прокомментировала я, чуть не подавившись куском пирога.
Схватив бутылку с чаем, припала к горлышку и жадно отпила.
— Зачем полез тогда на тех бандюганов?
— Тоже не понимаю, — ответил мне не менее шокированный напарник. — Ни слова о задержании преступников. О нас — тоже.
— …В своей квартире на улице Промышленной найден труп Смирнова Иннокентия Павловича, ученого, предпринимателя, — тем временем продолжал информировать население журналист.
Появились кадры с видеозаписью из квартиры. "Пьяная" камера дрожала в руках оператора и выдавала резкую смену видов. На полу лежал покрытый простыней человек. Видео прервалось, и вновь возник диктор. А в правом верхнем углу экрана — прямоугольная фотография, будто взятая из паспорта.
— …По предварительной версии следствия он покончил жизнь самоубийством, асфиксия, — пояснил теледиктор.
— Мамочки… — просипела я. — Бре-е-е-д. Точно уже не может быть таких совпадений. Потому что этого типа я, кажется, тоже знаю.
— Откуда? — заинтересованно спросил Остап. — Ты не говорила. Про того мужика с дырой в башке — говорила, а про этого — нет.
— Этот субъект встречался с другим мужчиной в кафе в Риге. Они говорили о проекте "Велес" и о том, что Борзый заинтересован получить пусть и не сами документы, если профессор даст задний ход, то его изобретение. Я сейчас вспомнила его по фотографии. А видела во время одного из своих "сеансов ясновидения", — пояснила я Оське, перебирая в памяти мельчайшие нюансы, которые были мне доступны сейчас. — Выходит, речь шла обо мне.
Потрясение замедлило восприятие происходящего на экране. Теперь я понимала, почему обратила внимание на оговорку Запрудного о некоем Борзом. Правильно, я слышала имя раньше, просто не могла припомнить: где и когда? Впрочем, и про "Велес" я тоже слышала.
Наметилась устойчивая связь, пусть и первая в нашем побеге с преследованием. Надо запомнить мысль, обдумать по дороге в Питер, с Оськой догадкой поделиться.
Позже, все позже.
— …Переходим к криминальным новостям по стране, — объявил ведущий. — Приморский край.
На экране начался репортаж с местным полицейским чиновником.
— …К сожалению, пока выйти на след убийц не удалось, — сокрушенно признался полицейский. Просим откликнуться свидетелей, чтобы восстановить картину происшествия. Обращаться можно по телефону…
На экране возникли фотографии "джинсового" и лопоухого типа с татуировкой в виде розы.
— Эпическая сила, — выдохнула я, покрываясь холодным потом. — Серьезный мужик этот Борзый.
— Люди мрут, маразм крепчает, — посетовал Остап.
По телевизору стали передавать прогноз погоды, и, увы, в Санкт-Петербурге намечались кратковременные дожди с грозами.
— Что думаешь? — обратилась я к парню.
— Валить надо отсюда — это глобально. А что касаемо происходящего… Смотри, как интересно получается: Запрудный — ученый и этот, как его, Смирнов — ученый, оба почили. Осталось понять, кто такой Борзый.
— Думаешь, убийство?
— Пес его знает, — отмахнулся Оська. — Похоже на убийство. Сама посуди: ты рассказывала мне о Запрудном, сейчас о господине Иннокентии. Последний с кем-то разговаривал о "Велесе" и о документах или самом эксперименте — тебе. Ты весь разговор вспомнила? Есть еще чего-нибудь?
Я призадумалась, копаясь в памяти. Спустя некоторое время помотала головой.
— Ладно, не помнишь, так не помнишь, — вздохнул парень. — Но вот что странно, и тот и другой ученый говорили об интересе к проекту Борзого и оба умерли.
— Заметает следы? Борзый?
— Может, конкуренция? — прищурился Оська. — Некоего Борзого с еще кем-то.
— Ты хочешь сказать, что…
— Я хочу сказать, что двое ученых убиты. Откуда тогда взялся киллер? Ты мертвая Борзому без надобности, я так понимаю, иначе всей этой возни не было бы. Тогда кому нужна твоя смерть? Не сходится… Неизвестного нам Смирнова и Запрудного мог грохнуть и не Борзый, а мог и он. Твою… Валить нужно, Алин, и как можно дальше. Куда?
Я откинулась на спинку стула и брякнула:
— Хороший вопрос.
— Получается вообще ерунда, — нарушив воцарившуюся паузу, начал парень. — Если предположить… Повторюсь: предположить, что Борзый — одна сторона, Запрудный и Смирнов — другая, и еще кто-то пока неизвестный нам, пославший киллера — третья. Беготня по городам и весям и настойчивое втюхивание винтовки нам твоим папой складывается в весьма логичную картину. Дядя Боря боится не мифического Борзого, а того, кто прислал наемника.
— Но Виктор Евгеньевич… — вспомнила я. — На чьей он стороне?
— Коржиков… Ха. Знать бы, упокой его душу.
— Выходит, есть четвертая сторона, — предположила я, — и он спас нас тогда.
— Ой ли. Ты нас спасла.
— Бр-р-р-р-р. Запуталась. Давай собираться и звонить перевозчику. Пора нам…
Остап кивнул и отправился в душ, а я стала убирать со стола остатки пирогов и упаковывать их обратно в рюкзак — по дороге поедим.
После того как я приняла душ, Остап все хорошо проверил, вытер, что было можно. Ну, хоть кто-то следовал инструкциям моего отца. Я от всей этой круговерти едва не забыла про осторожность.
Таксист забирал нас с парковки возле гостиницы. Дорога предстояла дальняя, и я устроилась на заднем сидении с удобством. Остап держал в руках винтовку, не пожелав ее убрать в рюкзак. Он не доверял никому, я — тоже, потому была не против незачехленного оружия.