Я двигалась следом за Виктором Евгеньевичем, но смотрела не на него, а себе под ноги. Голова гудела, меня тошнило, и я чувствовала себя развалиной. Солнечный свет казался чрезмерно ярким — резало глаза.

Остап шел рядом со мной, обнимал за талию.

Поддержка…

Остап всегда готов прийти на помощь. Великое качество, едва ли не талант, которым можно безвозмездно пользоваться, черпая из недр души парня и выливая благодать на себя. Так было всегда, но заметила, переосмыслила и приняла только сейчас.

Вздохнула — идти трудно, точно на ногах гири.

Смешно: думаю о достоинствах Остапа, будто других забот нет. Самое время предаваться анализу и подмечать добродетели остальных людей — другого не нашлось. Расхохоталась бы, будь мне не так паршиво.

Я попыталась снисходительно отнестись к собственным размышлениям, которые клубились в голове. Признаться, это были странные мысли, но иным взяться просто неоткуда — вокруг такое творилось. Проще думать об Остапушке, чем о недавних событиях. Он — место опоры, точка приложения силы и ее же крутящий момент.

Буду думать об Остапе — так проще снова собрать себя воедино.

М-да. В голове кавардак. Если бы не эти всплывающие в памяти отрывки недавних событий…

Четко помнила, как навела оружие на уродов, что нам угрожали, а все остальное — в тумане. Меня куда-то тащили, что-то кричали, а я пребывала в трансе, схожем со сном. Вот такой "Сон в летнюю ночь", жаль, Шекспиром не пахнет. Впрочем, ну почему же не Шекспир? Любовь была? Была. А все остальное — стечение обстоятельств.

Шекспир…

Ха. Страсти кипели нешуточные, но вопрос в другом: будет ли дальше все хорошо? Ответ я узнаю. Когда?

Позже. Он растянулся во времени, но все равно отыщется.

Ох уж мне эти обстоятельства…

Остап сильнее прижал меня к себе, а я не сопротивлялась. Вообще идти было трудно, а самостоятельно — беда. Меня заколдовали и расколдовывать не собирались. Еще и обозвали Химерой ни за что ни про что — не животное и не человек.

— Алинка, не дрейфь, прорвемся, — прошептал Остап.

Его голос проникал в мою ушную раковину, будто через вату, и отзывался гудением в голове. Тошнота усилилась. Может, два пальца в рот, глубже, и дело с концом?

— Егорыч… — прошелестел Остап, и я впервые осмотрелась.

Глаза тут же наполнились слезами от смены пейзажа, разности цветовой гаммы деревьев, яркости неба. Я потерла пальцами веки, помассировала, выдавливая едкие капли наружу, и, когда они появились, растерла по щекам. Ветерок обдул влажную кожу, мне стало значительно легче. Показалось, что даже тошнота отступила.

Андрей Егорович стоял возле дороги, кромку которой заполонили машины. Удивительно, не заметила, как добрались до трассы с того места, где находился овраг. Пришла в голову глупая идея: сейчас бы сесть и по той же схеме не заметить, как доберемся до Санкт-Петербурга. Все свое детство мечтала о волшебной палочке. Нет, я не просила бы у нее чего-то необычного, скорее, напротив — простого: оказаться в том месте, куда захочу, сразу, а не добираться долго и нудно.

Да, волшебная палочка в эту минуту не помешала бы…

— Не переживай, девочка, скоро легче станет, — громко произнес сторож. — Полчаса, и тошноту как рукой снимет.

Голова разрывалась от шума проезжающих машин. Пускай они ехали на небольшой скорости, но шорох шин и выхлопы сводили меня с ума. На смену ватной глухоте пришла пронзающая ясность. Снова слышала лес, точно находилась в нем, а не на оживленной дороге федерального значения. Происходящее в округе вмиг перестало быть для меня секретом. Информация стекалась в мозг бурными потоками. Стоило лишь уцепиться за одну из ниточек, и я видела, что происходит за несколько километров от меня.

Я видела мужчину, шагающего по мосту. На нем темная ветровка, джинсы. Светлые волосы коротко острижены. Он ссутулился, засунул руки в карманы. Я наблюдала за ним со стороны на большом расстоянии и заставила себя взглянуть дальше туда, куда он направлялся. На том конце моста я рассмотрела женщину со светлыми волосами, миловидную, одетую в короткий плащ и брюки.

Мама.

Мама и папа. Они в Питере.

Отец остановился напротив мамы, что-то ей сказал, и та кивнула в ответ. Они вместе подошли к черной машине, рядом с которой стоял хмурый здоровяк, и уселись на заднее сидение, нырнув в раскрытую дверь салона.

— Мама, — прошептала я и вместе с извлекаемыми звуками, из горла выскочила мало переварившаяся еда.

Остап держал мои волосы, пока меня рвало. Я схватилась за березу и во время позывов крепко сжимала ее ствол. Не знаю, обратил ли на меня кто-то внимание, или не заметили вовсе — мне все равно. Мой желудок опустошался, а вместе с этим приходила ясность, чувство обретения себя.

— Борис в Питере, — подытожил Егорыч, когда я, прополоскав рот, выплюнула воду в траву и вытерлась рукавом ветровки.

— С чего вы взяли? — прошелестела я.

Горло саднило, казалось, у меня началась ангина. Впрочем, когда это было? Ангина. Лет в пять последний раз болела? Да, наверное, в пять, потом — ни разу. Я хорошо помнила то нездоровье, меня буквально крутило, выворачивало наизнанку, примерно как сейчас.

В тот день врача вызывать не стали, а вместо него пришел мужчина с огромными карими глазами. Большими те глаза казались из-за очков с диоптриями. Он разговаривал со мной, улыбался, расспрашивал о чем-то. Мне было плохо, но от его спокойного голоса отказаться не могла — он успокаивал. А потом я провалилась в сон, запомнив последнюю картинку, которую незнакомец показал мне. Это был знак, необычный такой: завитушка и кружок. Точно такой же был в эсэмэмске, присланной папой несколько дней назад.

М-да…

— Твой рекорд произошел сейчас, — ухмыльнулся Егорыч.

— Рекорд чего? Какие высоты брали? — ехидно выплюнул слова Остап.

— До Санкт-Петербурга чуть больше десяти километров. Даю руку на отсечение, что Борис и Светлана сейчас в Питере. Наверное, это план "Б", если бы текущий не сработал. Химера — достижение "Велеса". Заметь: первое грандиозное, работающее достижение.

— Почему? — выдохнула я.

Вопрос был некорректный, лишенный разума, пустой, но я задала его, не особо рассчитывая на ответ. В слово "почему" я заключила все непонимание происходящего, неприятие его, отвержение, нелепость признания… Много чего, и если хоть на один из моих немых вопросов найдется ответ — буду счастлива.

— Потому, деточка, что я имею право на Химеру, ровно такое же, как и Семен, Светлана и Борис.

Егорыч в мой вопрос вложил собственный смысл. Пускай, я послушаю.

— Да, да, я имею на тебя право. Не смотри так на меня, не проймешь. Я, — он хлопнул себя в грудь. — Я твой создатель. Почему я должен быть наблюдателем? Опыты закончены, эксперимент признан успешным. Я хочу награду. Почему я не могу получить все то, чего лишился, спрятав документы когда-то? Я хочу вернуть признание, изменить ход человеческого существования. Я — один из людей, сделавших открытие, и имею на него все права.

Егорыч говорил спокойно, хоть тон его фраз казался криком. Он провозглашал свои права, объявлял себя победителем, героем, спасшим мир путем предательства. Или я не так все поняла? И вовсе он не кричал, а ставил меня перед фактом?

Наверное, последнее.

— Ты — существо. Часть огромной программы, в которой мы все приняли участие. Ты не человек, и за то, что Семен хочет остаться в деле, говорит тот факт, что он подложил под тебя своего сына.

Остап дернулся, но это заметила только я… Думаю, что только я, ведь чувства у меня сейчас обострены. Буквально нюхала воздух, впитывала его в себя, и он, прохладный, осенний, пропущенный через ноздри, щекотал гортань. Видений больше не было, остались лишь запахи, и один из них говорил о зачатке болезни в теле сторожа.

— Ты хотел выздороветь, Андрей Егорович? — улыбнулась я. — За счет меня? Как?

— Ха. Молоток, как говорят у нас в деревне. У тебя открылась следующая способность. Когда? Впрочем, не говори, сейчас неважно. Она есть.

— У тебя серьезная болезнь, Егорыч, — настаивала я. — Как? Объясни…

— Переливание крови, — улыбнулся мужчина. — Твоя кровь подойдет любому, а регенерация поможет победить недуг. Это дало бы мне время завершить труд всей моей жизни. Я ведь не просто балду гонял все эти годы, работал. Я сделал открытие. Твой отец и Семен знали об этом. Все очень просто, и мне осталось совсем немного, чтобы сделать суррогат, некую инновационную искусственную кровь. Мне не хватило совсем чуть-чуть…

— Зачем тебе моя кровь, если создал собственную?

— В том вся и соль, что ты родилась с такой кровью, а я создал ее. Разницу уразумеешь?

— Опыты, — догадался Остап. — Сравнивать результаты собрался.

Звук его голоса показался громогласным, и я рефлекторно зажала уши руками. Но все равно расслышала, что ответил Егорыч:

— Мне жаль тебя, парень. То ли еще будет. Сам не знаешь, во что ввязался. А Семен — дурак, что позволил.

— Хорош, — обрезал Остап. — Достал меня весь этот бред.

— И меня, — раздался за моей спиной голос Виктора Евгеньевича. — Пакуйте его, ребята.

Я не смотрела, как "упаковывали" сторожа, нырнула в открытую Виктором Евгеньевичем дверь в салон машины, дождалась Остапа и уставилась перед собой. Теперь меня волновал все тот же вопрос: что дальше?

Думать, что нас пустят в расход, лишат жизни, не хотелось. Не чувствовала угрозы со стороны Виктора Евгеньевича. Мне приходили виденья — я щупала пространство — и ни в одном из них не узрела опасности.

Мужчина сел на водительское кресло, и машина тронулась, шурша по асфальту шинами. Остап пристроил между своих ног винтовку и удерживал ее ствол одной рукой, другую положил поверх моей кисти. Наши пальцы переплелись, и мир вокруг обрел привычные очертания.

— Куда мы едем? — спросил вместо меня Остап.

Я должна была задать этот вопрос, но не решилась. Причина такой скромности — стойкое желание еще раз, пусть мельком, нащупать ниточку, ведущую к моим родителям.

— В тайник, — бросил Коржиков.

— А подробности? — не отставал Остап.

— Какие именно?

— Виктор Евгеньевич, кто вы такой? — вмешалась я.

Мне хотелось прекратить пинг-понг между мужчинами из ничего не значащих фраз. Спрашивать сразу о родителях не решилась — это придет само собой.

— Ну и свору ты собрала, — глядя в боковое зеркало автомобиля, сказал мужчина и посмотрел на меня через лобовое зеркало.

— На всякий случай, — ответила я. — Так надежнее будет. Получится — атакую.

— Я курирую проект "Химера" со стороны отдельных служб в нашем государстве. Меня назначили, когда господин Смородинов приступил к разработке своих идей.

— Но проект закрыли, — сказал Остап.

— Заморозили, но не закрыли, — кивнул Виктор Евгеньевич. — Работа над проектом возобновлена.

— Вы нас убьете? — догадался Остап.

— Нет. Спрячу. Такова инструкция.

— Инструкция? — не выдержала я. — Вы сказали "инструкция"? Кем и когда она разработана? Где мои родители и почему Андрей Егорович… связался с Борзым, или как его там?.. Что будет с моими родителями? Куда вы их везете? Это ведь вы их увозите?

— Я уполномочен рассказать лишь некоторую часть из имеющейся информации.

— Слушаем, — нахмурился Остап. — С большим вниманием.

— Проект находился под моим контролем все время его существования. Закрыли его не из-за нехватки средств — по другой причине. Смородиновы были отстранены от проекта в силу разных причин, одна из которых — Нивинский Олег Павлович. Вы еще услышите эту фамилию, потому называю вам ее. По нашим данным он собирался перепродать результаты за границу одной очень влиятельной компании. В стране творились разные события, политическая ситуация была нестабильна, и Нивинский вместе с некоторыми партийными деятелями, допущенными к "Велесу", решили, что вполне могут распорядиться разработками по своему усмотрению. У него есть зять Борзов Николай Федорович, но в то время он был не при делах.

— Но папа уехал из страны, — вмешалась я в повествование.

Ситуация казалась необычной. Я верила каждому слову Коржикова, но некоторые моменты мне были непонятны. Особенно странным казалось то обстоятельство, что папа уехал, и его при этом выпустили из страны, а не оставили на родине, напротив, запретив выезд.

— Да, — коротко сказал Виктор Евгеньевич.

— Я не понимаю…

— Смородинов с женой согласился выехать из страны по нашей просьбе, сохранив гражданство России, приобретя гражданство Латвии.

— Это что, была операция спецслужб? — ухмыльнулась я, не веря в сказанное.

— Да. Мы уговорили вашего отца и мать уехать из страны. Мы всячески способствовали этому. Смородиновы сделали копии всех документов, включая те, что не записаны в лабораторные журналы. Полная информация хранится в особом месте.

— Но "Велес" сгорел, — вмешался Остап.

— Вы разговаривали с Запрудным, — продолжил Коржиков, выруливая на узкую проселочную дорогу. — "Велес" сгорел, копия архива уцелела. Нивинский с семьей бежал из страны до предъявления ему обвинения, ведь на тот момент он плотно был в разработке. Чтобы покончить с "Велесом", его уничтожили и возобновлять работу не стали.

— Почему история получила продолжение? — Остап подался вперед, и ствол винтовки оказался близко к его лицу.

— Ведущие ученые, занимающиеся когда-то "Велесом", получили новые документы — найти их стало невозможным. Мы продолжаем интересоваться их судьбой. Два года назад убили лаборантку, работавшую над проектом. Мы не могли не заинтересоваться этим делом и не взять его под особый контроль. Выяснилось, что среди тех, с кем она контактировала — ее бывший шеф. Он признался, что возобновил работы над прежним проектом. Восстановил записи и связи с другими учеными по просьбе Нивинского. Мы взяли его в разработку.

— Что дальше? Егорыч тоже восстановил записи? И мой отец? — Остапа понесло.

Он требовал ответов на свои вопросы и выглядел очень взыскательным. Виктор Евгеньевич повернул к нему голову, легко кивнул.

— Я все еще не понимаю: при чем тут мы? — задала вопрос я.

— Смирнов и Запрудный общались с тем ученым, восстанавливающим копии прежней работы, и у них созрел невероятный план — подняться за счет прежних заслуг параллельно с Нивинским, возобновить работу, освоить инвестиции иностранной компании. Они вышли на известную фирму, занимающуюся разработками такого типа, и получили большие деньги. Мы узнали об этом из сообщения вашего отца, Алина. Они пытались с ним договориться, много чего пообещали, проговорились. Запрудный тем временем наладил связь с Борзовым и рассказал об их со Смирновым намерениях. Смирнов успел послать к вам людей, узнав о гибели ваших родителей.

— Значит, те ребята… — нахмурился Остап и запнулся. — Ну, в Приморском крае, они были от Смирнова?

— Нам предстоит это доказать, — кивнул Коржиков. — Запрудный имел определенный умысел и договорился с Борзовым, а через него с Нивинским о совместной работе и отстранении Смирнова от дел. Нивинский вышел на связь с вашим отцом и много что успел предложить, угрожал. Такому же натиску подверглись и Сапожников с Кудрявцевым. Сапожников решил воспользоваться ситуацией, получить деньги на новый проект, снова заняться наукой. Именно от него Борзов узнал о вас, Алина. Сапожникову удалось убедить Нивинского, страдающего от неизлечимой болезни, что он сможет воссоздать вашу кровь. Вернее — кровь Химеры, которая станет вакциной от множества болезней. Рассказал об опыте, о вашей эксклюзивности, Алина, как нового вида. Поведал о возможностях создания элитной расы и получении за это огромных денег, бесконечно продлевая жизнь людям. Но Нивинский расценил все иначе. Ему стали нужны вы, а Сапожникова он решил уничтожить. Андрей Егорович сам пошел с нами на контакт, признался, стал сотрудничать со следствием.

— Когда? — нахмурилась я. — Когда он признался? Он удерживал нас в санатории, потом сказал мне стрелять в тех, кто за мной придет.

— После репортажа о гибели Запрудного. Он понял, что Нивинский ни с кем делиться не станет, и, имея уникальный образец, в состоянии сам заняться работой. Нам нужно было взять Борзова. Мы опоздали, приехали в санаторий слишком поздно — вы сбежали. Мы желали опередить Борзова, но… Получилось, как получилось. Вы доверяли вашему Егорычу, а он не желал, чтобы вы вступили в переговоры с людьми Смирнова и Запрудного.

Мы въехали в садовое товарищество и завернули по узкой дороге направо, мимо высоких, глухих заборов. Виктор Евгеньевич объяснил, что на территории одного из участков находится тот самый тайник, в котором нас предполагалось спрятать.

— Борзов убил Запрудного? — спросил молчавший до этого Оська.

— Нет.

— Кто?

Ответа не последовало.

Машина затормозила возле кирпичного, высотой метра в два, забора с массивными воротами. Перед тем как выйти из машины, Коржиков повернулся к нам и сказал:

— Ребята, давайте без глупостей. Я открою ворота, мы въедем, потом вы останетесь здесь на некоторое время. Проблемы уладятся, дадим вам новые паспорта и определим место жительства.

— Я хочу поговорить с папой и мамой.

— Я тоже с отцом поговорить хочу, — резко отреагировал Остап.

— Конечно. Через три месяца вы получите такую возможность. А сейчас — увы, ребятки. Охота на "Велеса" в самом разгаре, нам нужно свернуть ее.

— Но я могу получить ответ еще на один вопрос? — нахмурилась я. — Кто послал киллера?

— Мы не установили, — ответил мужчина. — Проводятся следственные мероприятия. Мы ищем причастных, устанавливаем связи. Потому вам лучше побыть в укрытии.

— Как вы нас нашли там, в Москве? — решилась на вопрос я.

— Маячок. Банально?

Я кивнула.

— Зато эффективно.

— Почему вы передали мне флешку? — решился на вопрос Остап. — Вы ведь знали, что мы должны были получить информацию другим путем, и я мог и не поехать за Алиной.

— А вот с этим не ко мне. Впрочем, с остальным — тоже. Прости, парень. Я сказал все, что вам положено знать.

— Не знаю, поможет ли, но не только Запрудный решил кинуть компаньона, — вспомнила то, что совсем недавно говорила Остапу. — Смирнов встречался с другим мужчиной в кафе в Риге, и они говорили о проекте "Велес", упоминали Борзова.

— Ты… — Виктор Евгеньевич остановился, подался вперед. — О чем речь?

— Смирнов и неизвестный мужчина обсуждали папу, и что он может дать задний ход. Иннокентий Павлович хотел получить пусть не документы, так… Изобретение.

— Как он выглядел?

— Высокий, стройный. На вид лет пятьдесят. Очень седой. Глаза близко посажены. Ничего особенного.

— Спасибо, — кивнул мужчина. — Когда это было?

— Года полтора, может, два назад. В Риге. В кафе на углу дома, где у нас квартира.

Коржиков покинул салон машины, и мы с Остапом наблюдали за тем, как он отпирает замок ворот, возвращается, заводит мотор, въезжает на территорию огороженного квадрата земли. В центре участка стоял деревянный щитовой домик с резной верандой.

Выйдя из автомобиля, мы вошли внутрь строения, спустились в подполье и оказались внутри узкого бетонного мешка, отдаленно напоминающего малогабаритную "двушку". Объяснив, что и где находится, Виктор Евгеньевич, пообещав, что наше заточение может продлиться до трех месяцев, отбыл, заперев нас снаружи.

— Реально? Три месяца без выхода на поверхность? — возмущенно спросила я у потолка.

— Не бузи, Линка, — лениво усмехнулся Оська. — Здесь заготовлено запасов: питьевой воды, продовольствия и средств личной гигиены. Надеюсь, им понадобится меньше времени на "сворачивание" охоты.

— С ума сойти. И чем же мы здесь будем заниматься все это время? — бунтовала я.

— Найдем чем, — с порочной ухмылкой ответил Остап, подходя ко мне и обнимая за талию.

Парень нежно провел кончиками пальцев по моей чувствительной коже на шее и за ушком.

— О-ох, — вырвалось у меня против воли. — Ну кто о чем.

— А я — о любви, — шепнул милый и подул на открытый участок моей груди.

Сердце учащенно забилось, пытаясь выскочить наружу.

— Мы заслужили этот отдых, Линочка. И оторвемся теперь по полной программе. Без постоянных погонь и побегов, угроз нашей безопасности и жизни, без бесконечных непонятных инструкций. Смотри, любимая, как тут романтично, не находишь?

— Ага, — скептически подтвердила я. — Совсем как на космической станции, в глубокой зад… Ой-й. В далеком открытом космосе.

Я кинула унылый взгляд на аккуратно стоящие ящики с документацией.

— А что? Мне эта мысль нравится. Только ты, я и космос… Мечты сбываются, — шепнул он и лизнул меня за ушком.

— Я — в душ. Прости, вдвоем не поместимся однозначно, — насмешливо оповестила возлюбленного и сбежала в санблок.

Сил оставалось только на принятие водных процедур. Какие тут телесные услады? Все потом. Да и куда теперь спешить?

Вода. Как же хотелось отскрести от себя всю грязь, накопившуюся на теле и душе за все это время. Особенно с души желала смыть все следы от минувших событий.

Под бодрящими струями, орошавшими меня с головы до ног, прорезались слезы. Через них выходили обиды, усталость и злость. На что? На весь белый свет… кроме Оськи. Он, как и я, стал заложником амбиций наших родителей.

М-да… Амбиции. Куда без них? Я — одна, большая, зрелая амбиция участников проекта.

Я вышла из душевой, обернувшись в махровое полотенце. Хищный взгляд возлюбленного на мое тело приятно согрел самолюбие, и я потянулась к парню за лаской. Остап провел ладонью по моим волосам, притянул к себе и крепко обнял. Потом, быстро поцеловав меня в губы, рванул в душ.

Покопавшись в рюкзаке, я натянула на себя чистые трусики и футболку.

Оська. Уже позаботился и застелил разложенный диван. Какой же он у меня заботливый и классный. Мой.

Я забралась под одеяло, повозившись немного, пригрелась и уснула.

Очнулась с ощущением, что я — горячее Солнце, центр большой Вселенной, сопящей у меня под боком и тесно сжимающей меня в объятиях. В бункере было не понять, что там над нами: день или ночь. По моим ощущениям — далеко за полдень. Я настроилась на принятие видений и увидела чужими глазами, вероятнее всего, лисы, опускающиеся сумерки, людей в широких старых куртках, широких штанах и резиновых сапогах — дачников.

Почувствовав голод, я зашевелилась и хотела повернуться к Остапу, но крепкие руки любимого прижали меня к его… полностью обнаженному телу. Его мощный член уперся мне в поясницу, и задравшаяся вверх футболка этому не препятствовала. Теперь на меня стала накатывать другая жажда. Я лежала в коконе из Оськиных рук и ног. Было безумно хорошо и правильно, что ли?

Губы возлюбленного бабочками порхали по моим плечам, шее. Его настырная рука забралась ко мне под майку и по-хозяйски поглаживала обнаженную грудь, рисуя узоры и не прикасаясь к затвердевшим горошинам. Другой рукой Остап гладил меня по голове, перебирал мои волосы, слегка касаясь ободка ушной раковины, и почесывал меня за ушком. Я плавала в нежном мареве, отдавшись на волю рук милого и волн наслаждения.

Я чувствовала, как с каждым его движением во мне нарастало внутреннее напряжение, и тело желало развязки, которую искуситель не торопился давать, продляя чувственную пытку и погружая меня в агонию страсти. Организм взбодрился и требовал для себя порции приятностей. От сна не осталось ни клочка.

Я плавилась, словно воск от огня, под пальцами любимого, побывавшими уже на каждом сантиметре моего жаждущего тела. Его губы ощущались на ушке, шее и у основания волос — на затылке. Рука скользила по бедрам и ягодицам, мимоходом задевая поверх трусиков холмик волос между ног и, не задерживаясь, возвращалась к животику, направлялась выше к груди. Соски сжались в тугие горошинки в ожидании прикосновения к ним. Но Оська сегодня не спешил. Пальцы вычерчивали узоры вокруг ареолы соска, не касаясь его и тут же "сбегали" к другому полушарию, вытворяя там такой же рисунок.

Я попыталась возмутиться и развернуться лицом к мучителю. Но попытка провалилась. Парень тут же плотно прижался ко мне и опалил шею горячими поцелуями. Я выгнулась, словно кошка, прижимаясь к нему попкой, и поерзала. А этот… этот распутник вернулся к своим занятиям, будто ничего и не происходило.

Скользнув рукой себе за спину, я провела пальчиками по твердому прессу Остапа. Услышав над ухом чуть заметное шипение, возрадовалась. Наконец-то. В эти игры можно играть и вдвоем. Мимоходом дотронувшись до его вздыбленного фаллоса, я без задержки повела ладошкой по чувствительной коже мужского бедра.

Шумно втянув в себя воздух, парень притронулся к моей груди и слегка сдавил пальцами сосок. Низ моего живота тут же откликнулся тянущей болью, а лоно оросилось влагой.

Я так сильно хотела моего мужчину, а он все тянул и тянул с вторжением внутрь меня и ласками истязал мое тело, испытывая терпение.

— Линочка, солнышко рыжее, — прошептал Остап на ушко, пуская в ход новый арсенал соблазнения.

— Остапушка, я хочу тебя, — простонала я, снова изгибаясь, стараясь прижаться попкой к его члену.

— Сегодня все для тебя, любовь моя, — снова прошептал он.

Широкая ладонь парня кругообразно очертила мой животик и стала плавно спускаться к средоточию жара между моих ног.

— Да. Давай, — поторопила я его.

Его рука, уже подбиравшаяся к тайному местечку, остановилась на подходе и замерла. Я разочарованно захныкала. Пальцы Остапа пробрались под трусики и, легко пробежавшись по лобку, погрузились во влажное лоно.

— А-а-ах, — выдохнула я, плавясь от восторга.

— Мм-м-м, ты уже вся мокренькая, — прошептал истязатель.

Я резко подалась навстречу пальцам, чтобы получить желаемое.

— Будешь своевольничать — накажу, — строго предупредил он меня.

Но вопреки суровым словам тон его был нежным и сводящим с ума.

— Накажи меня, Остапушка, — всхлипнула я.

— Сама напросилась.

Остап развернул меня на спину и, резко задрав футболку вверх, стянул ее через мою голову, замотал вокруг кистей поднятых кверху рук. Жарко опалив мои губы коротким поцелуем, он стянул с меня трусики, выбросив их куда-то, и завис надо мной.

— Теперь продолжим, — хрипло произнес парень, окинув меня мутным от желания взглядом.

Он снова прилег рядом и продолжил томные пытки легкими прикосновениями к моему телу. Рука Оськи спустилась вниз и приласкала клитор. Это легкое прикосновение вызвало внутри меня эффект электрического разряда, и у меня перед глазами рассыпались разноцветные искры.

Остап водил пальцами по входу в лоно, а на меня накатывали одна за другой волны наслаждения. Наконец он губами приник к соску и, лизнув его, аккуратно втянул в рот, а пальцы… Большой — лег на бугорок клитора, а указательный и средний нырнули во влагалище. Остап начал ими ритмично двигать, имитируя толчки пениса.

Неистовый всепоглощающий оргазм накрыл меня. Я закричала от эйфории, а Оська продолжил плавные движения пальцами, пока я не иссякла от изнеможения. Остап прильнул к другому соску и, поцеловав его так же, втянул в рот. Удовольствие новой острой стрелой пронзило меня от груди до бедер. Его пальцы в лоне сменил напряженный увеличившийся член. Он вошел в меня, заполнив мое чрево без остатка.

— А-а-а-а-ах, — простонала я.

Меня посетило чудесное чувство содержательности и идеального дополнения друг друга.

Остап начал медленно двигаться во мне, посасывая по очереди то одну горошинку соска, то другую. Я снова взлетела на пик наслаждения, словно на качелях, упиваясь ощущениями свободы и полета.

Оська ускорил темп, и на меня вновь обрушился оргазм. Парень замер во мне, выплескивая семя нашей с ним любви, и возможно, сея во мне в этот миг новую жизнь.

А я была совершенно не против такого поворота событий.

— Люблю тебя, милый, — счастливо улыбнувшись ему, выдохнула я.

Остап поцеловал меня длинным, сводящим с ума поцелуем. Затем, подхватив под ягодицы, совершил еще несколько сильных толчков, все еще твердым, как сталь, фаллосом. И новый всплеск удовольствия не заставил себя ждать.

Я уже устала удивляться, что за такое короткое время смогла кончить столько раз.

— Сейчас в душ по очереди, потом поедим, — скомандовал Остап, нежно поглаживая мое утомленное тело. — А потом продолжим. Испытаем позу из Камасутры под номером шестьдесят девять — доставление взаимного удовольствия.

— Камасутра? — моему удивлению не было предела.

— Ага. Всегда хотел попробовать.

— Я не знаю такой позы.

— Я покажу, — порочно шепнул он и поцеловал меня в носик.